Клоун умер на манеже

10

Ошкорн засек время, которое потребовалось ему, чтобы дойти от улицы Дювивье, где находился вход в Цирк-Модерн, до дома № 30 по бульвару Ла Тур-Мобур, где жила мадам Лора. На это ушло пятнадцать минут, следовательно, на машине нужно всего пять минут.

А между тем с той минуты, когда Жан де Латест позвонил мадам Лора и сказал ей о смерти Штута, и до той, когда мадам появилась в цирке, прошло более получаса. К тому же она приехала на машине…

Было без пятнадцати два, когда мадам Лора вышла из дома и пешком направилась в цирк. Именно на это и рассчитывал Ошкорн. Да, естественно, вчера вечером мадам Лора воспользовалась машиной, и так же вполне естественно то, что днем она пошла в цирк пешком, ведь он находится совсем рядом.

Ошкорн справился у консьержки, и та назвала ему этаж, где находилась квартира мадам Лора, или, точнее, «этаж месье Жана». Когда Ошкорн входил в лифт, она окликнула его и сухо попросила воспользоваться лестницей для прислуги.

Дверь открыла полная женщина, она впустила его в кухню.

Тотчас же появился и сам Жан, шофер. Это был жизнерадостный молодой мужчина с добрым красноватым лицом неотесанного крестьянина. Узнав, кто к ним пожаловал, он смутился, но быстро взял себя в руки.

– Право же, не вижу, чем бы мог быть вам полезен, но если что-то в моих силах…

Ошкорн попытался навести разговор на связь мадам Лора и Штута, но Жан благоразумно помалкивал.

– Не знаю. Возможно, между ними что-то и было, об этом поговаривали в цирке… Но она никогда не принимала его здесь. Если они и виделись, то где-то в другом месте.

«Если они и виделись…» Ошкорн оценил деликатность определения. Короче, Жан был сама скромность. Ошкорн не часто встречался с таким качеством во время своих расследований, когда, поднявшись по лестнице для прислуги, входил в квартиру, чтобы настойчиво задать несколько вопросов.

– Я ничего не знаю, – повторил Жан. – Впрочем, даже если бы я что-то и знал, какое значение для следствия может иметь их связь? Уж не думаете ли вы, что Штута убила мадам Лора?

– Нет, конечно. Мы почти убеждены, что преступление совершил мужчина.

Когда свидетель вел себя слишком щепетильно по отношению к подозреваемому, Ошкорн обычно делал вид, будто обвиняет самого этого свидетеля. Иногда такой ход давал потрясающие результаты. Человеку свойственно попытаться отвести на другого тучу, которая сгущается над ним самим. Он посмотрел шоферу прямо в глаза:

– Не исключено, что и вы!

Совершенно сбитый с толку Жан уставился на него:

– Я? Я убил Штута? Господи, да чего ради?

– О, вот этого я не знаю! Мотивы преступления нам пока неизвестны. Кража, возможно. Исчезла некоторая сумма денег, перстень. Мы обязаны допросить всех, кто был в цирке вчера вечером.

– Всех? Ну тогда ладно! А я-то подумал, что только меня, персонально.

– Почему же вы так решили? Жан опустил голову, пожал плечами.

– Потому что я неудачник. Когда-то давно в доме, где я служил, была совершена кража. Подозрение пало на меня, и мне стоило большого труда снять с себя его. Вора в конце концов нашли… Но – поверьте мне! – все-таки сохранилась какая-то стесненность между мною и хозяевами. Я чувствовал, что они мне больше не доверяют, и при первой же возможности ушел от них. Еще у одних хозяев, где я служил, тоже случилась неприятность. Пропала какая-то драгоценность, брошка, что ли. Хозяйка потом нашла ее, просто она сунула ее в другой ящичек. Но я почувствовал, как надо мною несколько дней висело подозрение…

Шофер стал более разговорчивым. Он понимал, что сам должен защитить себя, и был начеку. Ошкорн мог вести допрос так, как считал нужным, одновременно задавая вопросы и о мадам Лора, и о нем самом, ее шофере.

Оказывается, вчера Жан был удивлен, что вечером ему пришлось везти хозяйку домой так рано. По пятницам она неизменно присутствовала на просмотре новой программы и редко уезжала из цирка до конца преставления. Он слышал, как зазвонил телефон, и даже поспешил в кабинет мадам Лора, но она его опередила и сама сняла трубку. Она даже еще не успела переодеться.

«Выходит, – отметил про себя Ошкорн, – чтобы вернуться в цирк, ей не пришлось переодеваться, да и шофер был уже готов. Если б она захотела, она могла бы выехать немедленно. Но она этого не сделала. Решила выиграть время для того, чтобы приехать со спокойным лицом, выиграть время для того, чтобы подумать, выиграть время для того, чтобы подготовиться к защите».

– Вы знаете, почему ваша хозяйка вернулась так рано?

– Нет, но, думаю, ей просто нездоровилось, потому что, едва мы приехали, она попросила меня принести ей стакан воды и ложечку. Я принес. Она достала из сумочки таблетку и растворила ее в воде. Я подумал, что у нее мигрень и из-за этого мы уехали так поспешно. Честно говоря, я был немного раздосадован, так как моя жена, не предупредив мадам, ушла в кино. Она рассчитывала быть дома до возвращения мадам. Я попытался объяснить это мадам и извинился, но она, казалось, не слушала меня. Только сказала, чтобы я не уходил из квартиры, поскольку, возможно, еще понадоблюсь ей.

– И правда вы ей понадобились.

– Да, чтобы отвезти ее обратно в цирк, где только что убили месье Штута. Но ведь этого она не могла предвидеть.

Ошкорн с любопытством взглянул на него.

– Это еще как сказать! Сами посудите, для чего еще вы могли понадобиться в тот вечер? Ведь было уже около половины двенадцатого.

– Я и сам думал об этом.

– Вы были в комнате, когда мадам Лора разговаривала по телефону?

– Нет, я вышел.

– Именно тогда ей сообщили о смерти Штута.

– Я потом догадался, когда узнал, что случилось. Мадам вышла из кабинета и велела мне быть готовым снова поехать в цирк.

– Но вы выехали не сразу? Жан помялся, потом ответил:

– Да, мадам выехала не сразу.

– Но ведь она была одета. Вы мне сказали, что, когда зазвонил телефон, она еще не успела переодеться.

– Я не знаю, почему мадам задержалась. Неожиданно Ошкорн перевел разговор на тему более конкретную. Он попросил шофера подробно рассказать ему, что тот делал с начала антракта и до отъезда из цирка.

Шофер смущенно и даже вроде бы в смятении почесал за ухом.

– Вы входили в помещение цирка?

– Да, но ненадолго. Я посмотрел первую половину представления, стоял в проходе, за униформистами. Там мадам не могла меня увидеть, а мне был виден весь манеж. Заметьте, мадам никогда не запрещала мне заходить в зал, но в принципе мое место – в машине. Когда началась пантомима Паля и Штута, я ушел. Их номер я видел уже много раз и предпочел выкурить на улице сигарету.

– Вы проходили около уборной Штута?

Он долго думал, прежде чем ответить, потом сказал, что нет, дальше коридора, открытого для публики, он не заходил.

– Кто может подтвердить, что во время убийства Штута вас в цирке уже не было?

– Жак Серве, один из сыновей месье Луаяля, он может подтвердить. Я пожелал ему доброй ночи, и он проводил меня до двери. И контролер может засвидетельствовать, что видел, как я выходил.

– Кто может подтвердить, что, перед тем как выйти из цирка, вы не зашли в ту часть кулис, где находится уборная Штута?

– Вот это – никто. Но – расспросите служащих цирка! – никто не сможет утверждать, что видел меня там.

Ошкорн отметил про себя, что он снова уклонился от прямого ответа, не подтвердил, что не был в той части кулис.