Клятва повесы

Глава 13

А вот умолять он не умел.

Вечером Вейн шел в гостиную, как приговоренный — на казнь. Он снова и снова повторял себе, что потратил бы меньше нервов, если бы сделал предложение как положено.

Весь день он укрощал свою страсть, и это сильно утомило его. Смирившись с неизбежным — с тем, что у Пейшенс есть все права выслушать официальное и корректное предложение, — он подавил в себе раздражение и инстинкт завоевателя, который Пейшенс так успешно раззадорила.

Надолго ли ему удалось это сделать — на этот вопрос не мог ответить никто. Однако Вейн не сомневался, что успеет сделать Пейшенс предложение и получить от нее согласие.

Переступив порог гостиной, он оглядел комнату и незаметно улыбнулся. Пейшенс там еще не было.

После ужина, когда дамы собрались удалиться в гостиную, он поймал момент и, отодвинув для Пейшенс стул, шепнул ей:

— Мы должны встретиться наедине.

Она подняла на него свои огромные карие глаза.

— Когда и где? — спросил он, стараясь говорить без властных интонаций.

Пейшенс пристально посмотрела на него и отвела взгляд. Она выждала некоторое время и, уже собравшись уходить, прошептала:

— В зимнем саду. Я пойду спать рано.

Горя нетерпением, Вейн подошел к диванчику, на котором, как обычно, сидела Минни. Она оживленно посмотрела на него.

— Как я понимаю, вы совсем поправились?

— Фи! — Минни махнула на него рукой. — Это был простой насморк. Из-за какого-то чиха подняли столько шума.

Она выразительно взглянула на Тиммз. Та хмыкнула.

— Во всяком случае, у Пейшенс хватило ума уйти пораньше, чтобы не заболеть, — ведь она сильно промокла. Думаю, и тебе неплохо бы последовать ее примеру.

— Я промок не так сильно. — Ласково погладив Минни по руке, Вейн поклонился обеим дамам. — Если вам нужна моя помощь, чтобы подняться наверх, позовите меня.

Он знал, что они не позовут. Минни соглашалась на то, чтобы ее несли на руках, только когда ей было совсем плохо.

От дам Вейн направился к Джерарду и Эдмонду. Они под-шучивали над Генри.

Генри очень обрадовался его появлению.

— Вот тот, кто нам нужен! Эти двое прожужжали мне все уши со своей мелодрамой. А я бы предпочел сыграть с ними в бильярд. Что скажете об ответной партии?

— Боюсь, сегодня не получится. — Вейн притворно зевнул. — Я полдня провел в седле и безумно хочу спать. — Все его тело встрепенулось при упоминании об утреннем времяпрепровождении, однако внешне это никак не выразилось.

— Не может быть, чтобы вы так устали, — усмехнулся Эдмонд. — Вы же привыкли куролесить до утра в Лондоне.

— Верно, — согласился Вейн. — Но обычно после веселой ночи следует довольно продолжительный отдых. — «Не обязательно сон», — добавил он про себя. Мысли, раззадоренные беседой, никак не способствовали успокоению.

— Одна партия не займет много времени, — взмолился Джерард. — Только час, не больше.

Вейну нетрудно было согласиться и оттянуть момент, когда надо будет сказать нужные слова. Но если он и на этот раз не произнесет речь, которую готовил всю оставшуюся часть дня, судьба жестоко накажет его, и одному Богу известно, каково будет это наказание. Например, встать перед ней на колени.

— Нет, — решительно заявил он, — сегодня вам придется обойтись без меня.

Подали чай, и это спасло Вейна от дальнейших уговоров. Когда все напились чаю и Минни, отказавшись от его помощи, поднялась наверх, он решил подождать в своей комнате, пока мужчины перейдут в бильярдную и увлекутся игрой. Оба помещения располагались рядом, и путь в зимний сад проходил мимо двери бильярдной.

Пятнадцать минут хождения взад-вперед по комнате не улучшили его настроения. Однако он отлично владел собой, когда, прокравшись мимо бильярдной, осторожно, чтобы не испугать Пейшенс, открыл дверь сада. Он сразу увидел ее: она что-то высматривала в окне рядом с пальмами.

Закрыв дверь и приблизившись к ней, он понял, что ее так заинтересовало. Партия в бильярд, которая была в самом разгаре.

Генри стоял спиной к ним и примеривался для своего любимого удара. Он старался изо всех сил, но его плечи дрожали, а кий дергался.

— Черт побери, как только ему удалось обыграть меня? — пренебрежительно воскликнул Вейн.

Вскрикнув, Пейшенс резко повернулась. Прижав руку к груди, она судорожно хватала ртом воздух.

— Спрячься! — прошипела она, толкнув его, и замахала руками. — Ты выше пальм, они могут тебя увидеть!

Вейн покорно исполнил ее указание. Они попятились оба, но Вейн резко остановился, как только окно бильярдной скры-лось из вида, и Пейшенс, негодующая и возмущенная, натолкнулась на него.

Это столкновение свело на нет все попытки Пейшенс восстановить дыхание. Мысленно чертыхнувшись, она устремила на Вейна разъяренный взгляд. Все ее старания вернуть душевное равновесие оказались тщетными. А также попытка успокоить бешено бьющееся сердце и желание упасть в его объятия, подставив свое лицо для поцелуя.

Как же он на нее действует! Особенно сейчас, после того, что было утром на сеновале.

Взяв себя в руки, Пейшенс спрятала свои чувства за маской бесстрастности и гордо расправила плечи. И приготовилась к обороне. Она скрестила руки на груди и вскинула голову, точно рассчитав степень своего высокомерия. Никакой надменности, только твердость.

Она была раздражена еще до его прихода, а его неожиданное появление взбудоражило ее еще сильнее. Однако худшее впереди. Придется выслушать его. Выбора нет. Если он хочет сделать ей предложение — что ж, пусть. И тогда она получит право на официальный и категорический отказ.

Он стоял перед ней, красивый, высокий и, казалось, немного грозный. Пейшенс молча разглядывала его, а потом, глубоко вздохнув, спросила:

— Вы хотели о чем-то поговорить со мной?

Внутренний голос кричал Вейну, что ситуация складывается совсем не так, как он думал. Тон Пейшенс только подтвердил это. Он пристально посмотрел ей в глаза, но не понял их выражения, так как в зимнем саду, освещенном лунным светом, лившимся через стеклянную крышу, царил полумрак. Вейн пожалел, что не назначил свидание в другом, более освещенном месте.

— Думаю, вы знаете, о чем я хочу поговорить. — Не дождавшись ее ответа, он продолжил: — Я хочу просить вашей руки. Мы отлично подходим друг другу во всех аспектах. Я в силах предложить вам достойную семейную жизнь, обеспеченное будущее и высокое общественное положение. Как моей жене вам гарантировано значимое место в высшем свете. Если у вас возникнет желание, вы вправе занять его. Что касается меня, я бы предпочел большую часть времени жить за городом, однако выбор остается за вами.

Вейн замолчал, натянутый как струна. Никаких эмоций он не увидел в глазах Пейшенс, выражение ее лица не изменилось. Вейн взял ее за руку и ощутил, что она холодна как лед. Он нежно прикоснулся губами к холодным пальцам.

— Если вы согласитесь принять мое предложение, — понизив голос, произнес он, — клянусь, я сделаю вас счастливой. Моей главной заботой будет ваше благополучие. Поверьте, я отнесусь к этому со всей ответственностью.

Пейшенс еще чуть-чуть приподняла подбородок, но не ответила.

Взгляд Вейна стал жестким.

— Ты выйдешь за меня, Пейшенс? — Он задал свой вопрос вкрадчивым голосом, но в нем слышались стальные нотки. — Ты согласна стать моей женой?

Пейшенс набрала в грудь побольше воздуха и приказала себе спокойно посмотреть ему в глаза.

— Я благодарю вас за ваше предложение. Я не заслужила такой чести. Прошу принять мои искренние сожаления.

Несмотря на вполне убедительные доводы, в ней до последней минуты тлела крохотная отчаянная надежда, но Вейн загасил ее. Он говорил правильные, общепризнанные фразы, но не произнес главных, самых важных слов. Он не сказал, что любит ее, что будет любить до конца дней своих.

Пейшенс посмотрела на свою руку, все еще лежавшую в его руке.

— Я не желаю выходить за вас замуж.

Над ними повисла гробовая тишина, а потом Вейн медленно, очень медленно разжал пальцы и заставил себя сделать шаг назад. Инстинкт завоевателя рычал от негодования и настаивал на том, чтобы он сжал ее в объятиях и заставил признать, что она принадлежит ему, только ему. Однако Вейн отчаянно сопротивлялся, и это стоило ему огромных усилий. От напряжения он даже сжал руки в кулаки.

Выбрав иную тактику, Вейн обошел Пейшенс и встал у нее за спиной.

— Почему? — Он, прищурившись, наблюдал за золотистой прядью, дрожавшей у нее над ухом. — Думаю, при сложившихся обстоятельствах я имею право узнать причину.

Его низкий голос звучал тихо и угрожающесдержанно. Пейшенс поежилась.

— Я приняла решение не выходить замуж.

— Когда ты приняла это решение? — Она не ответила, и он предположил: — После нашего знакомства?

Если бы она умела лгать!

— Да! — еще выше вскинув голову, отрезала она. — Но мое решение не следствие нашего знакомства. Наша встреча лишь расставила точки над i.

Прошло несколько секунд, прежде чем Вейн нарушил гнетущее молчание:

— Скажи, пожалуйста, как я должен это понимать?

Пейшенс так хотелось повернуться лицом к нему, но он неожиданно положил ладонь ей на затылок, и она застыла как вкопанная.

— Нет. Просто ответь мне.

Она чувствовала тепло его тела даже на расстоянии, догадывалась, какой ураган бушует в его душе. Он мог в любую минуту не справиться с собой. Пейшенс лихорадочно соображала, от напряжения у нее закружилась голова. Как же трудно думать!

Именно этого и добивался Вейн, он хотел, чтобы она сгоряча сказала ему правду.

— Меня никогда не интересовал брак, — сглотнув, заговорила Пейшенс. — Я привыкла к независимости, к свободе, я хочу быть хозяйкой самой себе. Брак не дает ничего, что могло бы компенсировать потерю всего этого.

— Даже то, что было между нами сегодня утром в амбаре?

Она, естественно, ждала этого вопроса, хотя надеялась избежать его. Избежать необходимости отвечать на него. И обсуждать. Потому что опасалась, что серебристо-золотые тона того мгновения поблекнут.

— Даже это, — уверенно заявила она.

Это, хвала небесам, было правдой. Несмотря на все то, что она испытала и о чем до сих пор тосковало ее тело, несмотря на мощь своих чувств, Пейшенс все больше убеждалась в правильности выбранного пути.

Она любит его — так же как мама любила отца. На свете нет другой, более властной и роковой силы. Если она совершит ошибку, согласившись на брак с ним, то ее ждет та же судьба, что и маму. Ее ждут такие же одинокие дни и бесконечные, разрывающие душу, одинокие ночи.

— Я не желаю выходить замуж ни при каких условиях. Он был в ярости. На мгновение Пейшенс испугалась, что он схватит ее, и ей стоило огромного труда остаться стоять на месте.

— Это безумие! — Гнев Вейна опалил ее, как жаркое пламя. — Сегодня утром ты отдалась мне, разве не так? Или я все выдумал? Вообразил, как ты, обнаженная, извиваешься подо мной? Скажи, мне привиделось, что ты изнемогала от наслаждения, когда я вошел в тебя?

Пейшенс плотно сжала губы. У нее не было желания обсуждать сегодняшнее утро, однако она молча слушала. Слушала, как он вспоминает те замечательные мгновения, как описывает то высшее наслаждение, чтобы убедить ее сказать «да».

Если она согласится, то сделает глупость. Зная, что за этим последует, она не будет осознанно обрекать себя на страдания.

А брак с Вейном неизбежно принесет ей страдания.

Пейшенс слушала, внимательно слушала, как он в подробностях рассказывает ей о том, что происходило между ними в амбаре, и только убеждалась в своей правоте. Он был жесток, неумолим. Он слишком хорошо знал женщин, поэтому каждая его стрела попадала в цель.

— Ты помнишь, что почувствовала, когда я вошел в тебя? Он говорил и говорил, и постепенно в нем разгоралось желание. Оно окутывало и Пейшенс, проникало в нее. Она сразу узнала его, услышала его отголоски в тоне Вейна. Она ощутила мощную вибрацию, когда он приблизился к ней и заглянул в лицо. В его глазах пылал огонь. Низкий голос звучал как гравий, перекатывающийся под ногами.

— Ты благородного происхождения и воспитания. Твоя кровь в полной мере удовлетворяет требованиям света. Сегодня утром ты отдалась мне. Ты хотела меня, а я — тебя. Ты открыла мне себя. Ты впустила меня, и я овладел тобой. Я лишил тебя девственности, я забрал твою невинность. Но то было лишь прелюдией к последнему действию. А последнее действие — это свадьба. Наша.

Пейшенс уверенно встретила его взгляд. Он ни разу не заговорил о нежных чувствах, ни разу не сказал ей о любви, даже не предположил, что это чувство может жить в нем. Он не был мягок по натуре, он был жесток. Он был требователен, властен, непреклонен. Страсть и желание были очень сильны в нем. И оба эти чувства он, несомненно, испытывал к ней.

Но этого было мало. Для нее.

Она хотела любви, она нуждалась в ней.

Давным-давно она дала себе слово не выходить замуж без любви. Перед ужином она целый час смотрела на портрет матери и вспоминала. Образы прошлого были еще живы в ее сознании: ее мать, одинокая, рыдающая, лишенная любви и жаждущая ее.

— Я не желаю выходить замуж, — еще раз уверенно повторила Пейшенс.

Вейн пристально изучал ее лицо, а потом коротко кивнул:

— Если ты скажешь мне, что это утро ничего для тебя не значило, я приму твой отказ.

Он не спускал с нее глаз. Пейшенс стойко выдержала его взгляд, хотя сердце у нее разрывалось от горя. Он не оставил ей выбора.

Судорожно втянув в себя воздух, она пожала плечами и отвела взгляд.

— Сегодняшнее утро было очень приятным, оно на многое открыло мне глаза, но… — Еще раз пожав плечами, она сделала шаг назад. — Но этого мало, чтобы убедить меня в замужестве.

— Посмотри на меня, черт возьми! — приказал Вейн сквозь стиснутые зубы.

Пейшенс увидела, что у него сжаты кулаки, и поняла, что он борется с сильнейшим желанием прикоснуться к ней.

— Ты придаешь этому слишком много значения. Ты, да и все мужчины должны знать, что женщины не выходят замуж за всех, с кем делят ложе. — Пейшенс прилагала все усилия к тому, чтобы ее голос звучал легко. Ей даже удалось улыбнуться. — Вынуждена признать, что сегодняшнее утро доставило мне много удовольствия. Я искренне благодарна тебе за полученный опыт. С нетерпением жду следующего раза — и следующего джентльмена, который привлечет мое внимание.

В первую секунду Пейшенс испугалась, что зашла слишком далеко. В глазах Вейна промелькнул странный огонек, его лицо на мгновение приобрело такое непонятное выражение, что у Пейшенс перехватило дыхание. Но потом он немного расслабился. Во всяком случае, то страшное — предгрозовое — напряжение, казалось, исчезло.

Вейн глубоко вздохнул и с изящнейшей грацией хищника приблизился к Пейшенс, а та тем временем пыталась понять, какая из его ипостасей — хищника или завоевателя — сильнее действует на нее.

— Значит, тебе понравилось? — Вейн взял ее за подбородок, его пальцы были холодными и уверенными. Он улыбнулся, но улыбка так и не коснулась его глаз. — А ты не думала о том, что, выйдя за меня замуж, ты будешь получать это удовольствие каждый день до конца жизни? Готов поклясться, что у тебя не будет недостатка в этих утехах, если ты станешь моей женой.

Только отчаяние давало ей силы сохранять внешнее спокойствие, хотя на самом деле ей хотелось рыдать. Однако выбора не было: нужно оттолкнуть его от себя. Не хватит слов, чтобы объяснить этому гордому потомку клана отважных воинов, что ему не под силу дать ей то единственное, без чего она не может стать его женой.

Попытка оставаться веселой истощила ее.

— Полагаю, — сказала она, заставив себя посмотреть ему в глаза и придав лицу решительное выражение, — будет приятно пережить это еще раз, но я все равно не понимаю, почему ради этого надо выходить за тебя замуж. — В его глазах вспыхнул яркий огонь. Собравшись с силами, Пейшенс ослепительно улыбнулась: — Было бы замечательно стать твоей любовницей на несколько недель.

Никакие ее слова, никакие ее действия не ранили Вейна больнее, чем это предложение. Вернее, не отталкивали сильнее. Для него, человека благородного происхождения с консервативными представлениями о чести, предложение стать его любовницей, вместо того чтобы быть его женой, было сокрушительным ударом. По его гордости, по его самолюбию.

Пейшенс так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладонь. Она заставила себя посмотреть на него в ожидании ответа. И призвала на помощь всю свою храбрость, когда увидела в его лице презрение. И приказала себе гордо вскинуть голову, когда его губы пренебрежительно изогнулись.

— Я прошу тебя стать моей женой… ты же хочешь стать шлюхой.

В его словах было отвращение, горечь и еще что-то. Что — она не поняла.

Вейн долго смотрел на нее, а потом с таким видом, будто ничего не произошло, отвесил ей элегантный поклон:

— Молю принять мои извинения за любые неудобства, которые, вероятно, принесло вам мое предложение. — Только, ледяной тон выдавал бурлившие в нем чувства. — Так как говорить больше не о чем, я желаю вам спокойной ночи.

Еще раз грациозно поклонившись, Вейн направился к двери и, даже не оглянувшись, вышел.

Пейшенс долго не двигалась с места и смотрела на дверь, не решаясь о чем-либо думать. Внезапно ей стало холодно, и она поежилась. Обхватив себя руками, она неторопливо обошла зимний сад.

Она с трудом сдерживала слезы. Хотя с чего ей плакать? Она сделала то, что должно. Все только к лучшему, упорно повторяла она себе. Оцепенение, охватившее ее, со временем пройдет.

А то, что ей больше никогда не испытать того серебристо-золотого восторга, радости от того, что даришь свою любовь, не имеет значения.

Вейн уже пересек почти половину соседнего графства, когда пришел в себя. Серые уверенной рысью бежали по залитой лунным светом дороге, легко преодолевая одну милю за другой и постепенно приближаясь к Бедфорду, когда на него, как на святого Павла, снизошло озарение.

Возможно, мисс Пейшенс Деббингтон не лгала, но она и не сказала всей правды!

Ругаясь на чем свет стоит, он перевел лошадей на шаг и задумался, впервые после того, как покинул зимний сад.

Оставив Пейшенс, он опрометью выбежал из дома. Беспокойно ходил взад-вперед вдоль живой изгороди и чертыхался. Однако от этого легче ему не стало. Впервые в жизни ему пришлось столкнуться с подобным: Пейшенс нанесла удар в очень ранимые места, о существовании которых он и не подозревал. И при этом даже не прикоснулась к нему! Не в силах справиться с кипящими в нем эмоциями, Вейн решил, что стратегическое отступление — это единственная возможность сохранить хотя бы часть завоеваний.

Он отправился к Минни. Зная, что у нее чуткий сон, поскребся в дверь и услышал тихое «Войдите!». Темноту разрушало пятно лунного света. Минни собралась зажечь свечу, но он остановил ее, так как не хотел, чтобы она по лицу догадалась о его состоянии. И тем более по глазам. Она выслушала его: он сказал, что вспомнил о срочной встрече в Лондоне, и заверил, что обязательно вернется назад, чтобы разобраться с Фантомом и вором. Через несколько дней. После того как решит, что делать с ее племянницей, которая не желает выходить за него замуж, — эти слова едва не сорвались у него с языка.

Минни, да благословит Господь ее доброе сердце, естественно, отпустила его. И он уехал сразу же, разбудив Мастерса, чтобы тот запер за ним дверь, и, конечно, Дагтана, который в настоящий момент сидел позади него.

И вот сейчас, в темной ночи, при холодном свете луны, под стук копыт, взрывавший давящее на уши безмолвие, — сейчас к нему вернулась способность рассуждать здраво.

Что-то тут не сходится. Вейн твердо верил в то, что дважды два — четыре, В случае же с Пейшенс получалось пятьдесят три.

Как, спрашивал он себя, женщина, дама благородных кровей и строгого воспитания, могла валяться с ним на сеновале, и это после того, как с первой же минуты их знакомства заподозрила его в развращении ее брата?

Что же побудило ее на столь рискованный шаг?

Будь на ее месте другая, ответить можно было бы — глупость. Но Пейшенс не из таких. Ей хватило отваги, непоколебимой решимости пресечь все его попытки защитить ее брата.

А потом хватило смелости извиниться.

Она никогда прежде не была в интимных отношениях с мужчиной, даже никогда не целовалась по-настоящему. Она стойко хранила свою девственность и отдалась только ему.

В двадцать шесть лет.

И она надеется, что он поверит…

Чертыхнувшись, Вейн натянул вожжи. Лошади замедлили бег, и он начал разворачивать кабриолет, приготовившись к неизбежным комментариям Даггана. Но напряженное молчание грума было гораздо красноречивее слов.

Пробормотав еще одно ругательство — насчет собственного темперамента и женщины, которая по непонятной причине подтолкнула его к необдуманным действиям, — Вейн пустил лошадей шагом в сторону Беллами-Холла.

Всматриваясь в ночной пейзаж, Вейн анализировал все, что Пейшенс говорила в зимнем саду и до того рокового свидания. Вспомнив каждое слово, он ощутил желание схватить ее, перекинуть через колено и отшлепать, потом хорошенько потрясти и заняться с ней любовью. Как она посмела выставить себя в таком свете?!

Вейн поклялся себе в том, что доберется до сути. Без сомнения, за всем этим что-то кроется. Пейшенс мыслит здраво, она разумна, даже слишком разумна для женщины. Ей чужды женские интриги, жеманство. Конечно же, есть какая-то причина, и Пейшенс сделала все, чтобы он ее не понял. Почему-то для нее это очень важно.

Он должен убедить ее открыться ему. Обдумав все возможные варианты, Вейн решил, что она, вероятно, придерживается неких странных, если не сказать фантастических, взглядов. С какой стороны ни посмотреть, все равно трудно найти обоснованный повод для отказа от замужества. И с его точки зрения, и с точки зрения того, кто блюдет ее интересы, и с точки зрения его семьи, и с ее точки зрения, и с точки зрения света она идеальная партия и как нельзя лучше подходит на роль его жены.

От него же требуется лишь убедить ее в этом. Выяснить, что препятствует ей выйти за него, и преодолеть этот барьер. Но для этого ему придется сломить ее яростное сопротивление.

Когда впереди показались крыши Нортхемптона, Вейн мрачно усмехнулся. Ему всегда нравилось решать сложные задачи.

Два часа спустя он стоял на лужайке перед домом и, глядя на темное окно комнаты Пейшенс, напоминал себе об этой особенности своего характера.

Был час ночи. Дом был погружен во мрак. Дагган решил переночевать в конюшне. Но Вейна такой вариант не устраивал. Чтоб ему провалиться, но он будет спать в доме! Он тщательно проверил все запоры и понял, что единственный способ проникнуть внутрь — постучать в дверь молотком. Но тогда он разбудит не только Мастерса, но и всех обитателей Беллами-Холла.

Он хмуро разглядывал окно на третьем этаже, увитое старым плющом. В конце концов, она сама виновата в том, что он оказался здесь.

К тому моменту, когда он преодолел половину расстояния до окна, запас его ругательств истощился. К счастью, основной, очень толстый стебель плюща проходил рядом с окном. Вейн добрался до каменного карниза и только тогда сообразил, что не знает, чутко ли она спит. Как надо стучать в окно — громко или тихо? И как сделать так, чтобы не разбудить Минни и Тиммз, чьи комнаты расположены в том же крыле?

К счастью, ему не понадобилось искать ответы на эти вопросы. Добравшись до подоконника, он увидел серую тень за стеклом. Тень встала и потянулась к щеколде. Послышалось тихое царапанье, и окно приоткрылось; Мист толкнула створку головой и выглянула.

— Мяу!

Вознеся благодарственную молитву кошачьему богу, Вейн распахнул окно пошире, зацепился рукой за подоконник и пере-кинул ногу. Остальное было делом легким.

Наклонившись, он погладил Мист и почесал ей между ушами. Кошка довольно заурчала, затем, подняв хвост трубой, направилась к камину. Вейн выпрямился и услышал шуршание со стороны огромной кровати с балдахином. Он начал стряхивать с одежды листья и пыль, и вдруг из тени появилась Пейшенс. Ее волосы рассыпались по плечам золотистым покрывалом. Из-под шали виднелась ночная сорочка.

Ее глаза расширились от изумления.

— Что ты тут делаешь?

Вейн залюбовался очертаниями ее бедер, стройность которых подчеркивала льющаяся ткань сорочки, затем медленно поднял глаза.

— Я пришел, чтобы принять твое предложение.

Если он сомневался в том, что правильно понимает характер Пейшенс, то все сомнения исчезли, когда он увидел, как изменилось ее лицо.

— Э-э… — Она ошеломленно заморгала. — Какое предложение?

Вейн счел, что разумнее будет промолчать. Он снял пальто и бросил его на приоконную скамью. За пальто последовал сюртук. Пейшенс наблюдала за ним с возрастающим волнением. Притворившись, будто ничего не замечает, Вейн подошел к камину и помешал угли.

Пейшенс последовала за ним, заламывая руки — чего она не делала никогда в жизни — и лихорадочно соображая, как себя вести. Она поняла, что Вейн решил разжечь огонь, и нахмурилась:

— Не нужно мне тут пламя до небес.

— Скоро ты ему очень обрадуешься.

Обрадуется? Она уперлась взглядом в широкую спину Вейна, стараясь не замечать, как перекатываются под рубашкой его мышцы, стараясь не размышлять над тем, что он имел в виду. Вдруг она вспомнила о его пальто и вернулась к окну, легко ступая босыми ногами по широким половицам. Проведя рукой по пелерине, обнаружила, что ткань влажная, и выглянула: с реки полз густой туман.

— Где ты был? — Неужели следил за Фантомом?

— Съездил в Бедфорд и обратно.

— В Бедфорд? — Только сейчас она обратила внимание на то, что окно не закрыто. — Как ты попал сюда? — Проснувшись, она увидела его уже здесь, в комнате.

Вейн оглянулся через плечо.

— Через окно, — ответил он и повернулся к огню, а Пейшенс — к окну.

— Через окно?.. — Она выглянула. — О Боже, ты мог разбиться!

— Но не разбился.

— А как ты пробрался в комнату? Я уверена, что заперла окно.

— Мист открыла его.

Пейшенс уставилась на кошку, свернувшуюся клубочком на своем любимом месте: на столике у камина. Животное наблюдало за Вейном с явным одобрением.

Вейну удалось не только разжечь огонь, но и устроить страшную путаницу.

— Что происходит? — Пейшенс подскочила к камину в тот момент, когда Вейн встал с корточек. Он повернулся к ней и поймал в свои объятия.

Пейшенс будто опалило огнем. Вскрикнув, она подняла голову.

— Что?..

Вейн поцелуем заставил ее замолчать и прижал к себе. Ее губы тут же открылись ему, и Пейшенс мысленно отругала себя. Его язык, губы, руки начали творить свое волшебство. Пейшенс в панике призывала на помощь все чувства: шок, удивление, гнев, даже безумие — что угодно, лишь бы найти силы помешать… этому.

Однако поцелуй мгновенно пробудил в ней томление. Она отлично понимала, что происходит, знала, что будет потом. И была бессильна предотвратить это. Потому что все ее тело — и сердце — радовалось грядущему наслаждению.

Когда призванное на помощь высокомерие не помогло ей, она прекратила сопротивляться и ответила на поцелуй. Неистово. Неужели только сегодня утром она наслаждалась вкусом его губ? Если так, то она уже пристрастилась к нему. Безвозвратно.

Она запустила пальцы в его густую шевелюру. Ее набухшие соски терлись о его твердую грудь. Неожиданно Пейшенс закинула голову, чтобы вдохнуть, и Вейн с жаром стал целовать ее в шею. Пейшенс затрепетала и закрыла глаза.

— Зачем ты пришел?

Ее голос серебристой нитью влился в лунный свет. Его же голос был глубоким, как тени по углам.

— Ты предложила стать моей любовницей, помнишь?

Она так и предполагала. Он не собирается отпускать ее от себя. Он еще не насытился ею. Она плотно закрыла глаза, понимая, что нужно бороться. Но все ее существо не хотело этого и трепетало от счастья.

— А зачем ты поехал в Бедфорд? — Чтобы раздобыть какие-то сведения или чтобы…

— Потому что потерял голову. А потом нашел ее и вернулся.

Хорошо, что он не видит улыбки на ее губах, нежных, мягких! Его слова подтвердили ее правоту. Она верно оценила его характер. Он действительно был уязвлен и сердит, разгневан до такой степени, что решил бросить ее. Она бы разочаровалась в нем, если б он иначе воспринял то, что она сказала в зимнем саду. А привели его к ней горячее желание и страсть — она чувствовала, как они бурлят в его крови. Ну что ж, она только рада этому!

Вейн нашел ее губы. Поцелуй становился все настойчивее. Желание становилось страстным, и вскоре их объяло жаркое пламя.

Неожиданно Пейшенс почувствовала движение воздуха и посмотрела вниз. Вейн быстро расстегивал пуговицы на ее сорочке. Когда его руки миновали грудь и спустились ниже, она судорожно втянула в себя воздух.

И закрыла глаза.

— Я не хочу быть твоей шлюхой, — дрожащим голосом сказала она.

Вейн сожалел о том, что произнес это слово, но… Он посмотрел ей в лицо, потом на свои пальцы, ловко расстегивающие пуговицы. Наконец ворот сорочки распахнулся, и его взору предстало ее нежное, соблазнительное тело.

— Я попросил тебя быть моей женой, но ты предложила стать моей любовницей. Я все еще хочу, чтобы ты вышла за меня. — Пейшенс тут же открыла глаза. — Но раз я не могу назвать тебя своей женой, я согласен принимать тебя как любовницу. Всегда, если понадобится.

Он прижал Пейшенс к себе. И ощутил трепет во всем ее теле и понял, что она хочет его.

Их губы слились. Руки Вейна спустились ниже, но ему мешала сорочка, которую он так и не расстегнул донизу, и он, убрав руки с ее тела, разомкнул губы.

Пейшенс ошеломленно заморгала. Вейн взял ее за руку и подвел к креслу, сел в него и потянул ее к себе. Она встала у него между ног и, будто в тумане, наблюдала за тем, как он поспешно расстегивает последние пуговицы.

Обе полы распахнулись. Вейн медленно, с благоговейным трепетом скинул одеяние и окинул девушку взглядом. Ее кожа цвета слоновой кости, казалось, мерцала в лунном свете. Холмики ее груди гордо венчали торчащие соски. Тонкая талия подчеркивала плавность линии бедер. Под очаровательным животиком курчавились золотистые волосы. Ноги были длинными и стройными.

Вейн положил горячие ладони ей на талию и привлек ее к себе. Пейшенс, будто очнувшись от забытья, вскрикнула и оперлась на его плечи. Он поднял на нее глаза, в которых ясно читался призыв. Она наклонилась и приникла к его губам в долгом, жарком поцелуе.

Она принадлежит ему — Пейшенс мгновенно поняла это. Она не могла отказать в радости единения ни ему, ни себе. Она не могла запретить своему телу говорить то, что нельзя сказать словами.

Губы Вейна скользнули по ее шее к тому месту, где пульсировала жилка. Пейшенс закинула голову, но губы его двинулись дальше, к груди, к соскам. Она судорожно выдохнула и что-то забормотала. Однако голос ее стих, едва Вейн осторожно прикусил один сосок, а потом втянул его в рот. Пейшенс казалось, что она плавится на медленном огне. Она вцепилась в его плечи и выгнулась, подставляя ему грудь. А он играл с набухшими розовыми бутонами: то гладил их, то покусывал. Все тело Пейшенс содрогалось от наслаждения.

На этом «пытка» не закончилась: губы Вейна переместились к ее животу. А его руки, горячие и сильные, сжимали ее бедра. Когда его язык, жаркий, влажный, проник в пупок, у нее перехватило дыхание. В движениях его языка появился знакомый ритм, и она прошептала его имя. Вместо ответа он покрыл поцелуями ее живот и поросший волосами холмик.

— Вейн!

В ее протесте не было убедительности. Ее шепот еще не стих, а она уже подставляла себя Вейну, приподнявшись на цыпочки и раздвинув колени. Она настойчиво требовала продолжения жаркой ласки.

И дождалась ее. Это был поцелуи, очень интимный. И Пейшенс не смогла дольше сдерживаться. Вейн не остановился на этом. Он продолжал целовать ее, не жестоко, но неумолимо, не сильно, но настойчиво. Затем его язык скользнул вглубь.

На мгновение Пейшенс показалось, что она сейчас умрет. Умрет от наслаждения, от непередаваемого восторга. Ощущения были слишком острыми, она находилась на грани безумия.

Вейн неторопливо водил языком по трепещущей плоти, которая отзывалась на каждое прикосновение, набухая и устремляясь навстречу ласке. Он почувствовал, как увлажнилось ее лоно. Буйное пламя страсти устремилось по всему ее телу.

Пейшенс не умерла и не упала на пол. Она еще сильнее сжала плечи Вейна и, утратив надежду обмануть себя, смирилась с действительностью: она будет всем, чем он пожелает.

Поддерживая ее руками, Вейн изучал ее языком, дразнил и мучил до тех пор, пока она не начала всхлипывать.

Всхлипывать от томления, стонать от желания.

Он был голоден — и она позволяла ему насытиться собой. Его мучила жажда — и она настоятельно требовала, чтобы он напился. Она давала ему все, чего он хотел, и понимала его без слов. Ею руководил инстинкт. И он брал то, что она предлагала, уверенно утверждая свое право собственника. Он перенес ее в волшебный мир ярких ощущений и слияния душ.

Пейшенс дрожала и трепетала, ее сознание погрузилось в золотистую дымку. Она с готовностью уступала огню страсти и покорно шла к кульминации.

Сделав последнее движение, в последний раз насладившись ее вкусом, Вейн отстранился, поднял глаза к ее разрумянившемуся лицу и быстро расстегнул две пуговицы на бриджах.

Пейшенс уже была близка к вершине, она плавала в удовольствии. Он же хотел доставить ей еще больше удовольствия.

Ему понадобилась всего минута, а затем он усадил Пейшенс на себя. Кресло было широким и низким, оно как нельзя лучше подходило для того, что он хотел сделать.

Пейшенс беспрекословно выполняла его безмолвные указания. Она не знала, что последует дальше, но была полна желания узнать. Вейн чувствовал, что ее тело готово, что оно требует заполнения пустоты, образовавшейся внутри. Придерживая Пейшенс за бедра, он начал медленно опускать ее вниз и входить в нее. Ее глаза закрылись, учащенное дыхание сменилось долгими и глубокими вдохами. Она выгнулась, подстраиваясь под него. Вейн ощутил, как ее влажное лоно обхватывает его твердую плоть. Затем она опустилась еще ниже, вбирая его в себя.

На мгновение Вейну показалось, что он теряет рассудок.

И естественно, перестает владеть собой. Однако это впечатление было неверным. Он с огромным усилием приструнил своих демонов и приготовился дать Пейшенс… все, что в его силах.

Он приподнял ее, потом опустил. Она быстро почувствовала ритм, поняла, что может двигаться сама. Он перестал сжимать ее бедра, и Пейшенс решила, что она задает темп движения. На деле же их соитием умело управлял он, точно рассчитывая каждое движение.

Это была волшебная скачка вне времени. Призвав на помощь весь свой опыт, Вейн создал для нее чувственный восхитительный мир. Собственное желание он пока держал в узде, утоляя жажду демонов своими ощущениями. Он медленно погружался в жар страсти, и Пейшенс с радостью принимала его в себя.

Вейн дарил ей чувственную радость и непередаваемый восторг. Пейшенс следовала его осторожным наставлениям, она вскрикивала и извивалась. А он заполнял ее, повергал в трепет, возносил к высотам наслаждения. Он дарил ей все и даже больше: самого себя.

И только когда Пейшенс ступила на последние ступеньки лестницы, ведущей в небеса, Вейн отпустил вожжи и двинулся вслед за ней. Он сделал все возможное, чтобы привязать ее к себе страстью. В конце пути, когда они задыхались и цеплялись друг за друга, когда на них снизошла неземная красота, Вейн расслабился, смакуя — в глубине души, в самых далеких уголках своего сердца, каждой клеточкой своего существа — то счастье, которое он надеялся сохранить на всю жизнь.