Что следует молодому человеку или девушке знать для того, чтобы их можно было причислить к «сведущим»? Другими словами, существуют ли в нашем обществе табу на какие-то знания о жизни человека и существовании мира? Есть ли какие-то тайные сведения, которые либо неизвестны большинству родителей и учителей, либо никогда открыто не высказываются?
В Японии когда-то был распространён обычай давать молодым людям, которые собирались пожениться, «постельную книжечку». Это был маленький томик отпечатанных с ксилографических клише цветных картинок, изображающих все подробности полового сношения. Такой обычай существовал не только потому, что, как говорят китайцы, «один рисунок стоит тысячи слов». Давая книжечку своим взрослым детям, родители получали возможность избежать неловкой ситуации, в которой им пришлось бы объяснять своим детям интимные подробности с глазу на глаз. Между тем в наши дни на Западе подобную информацию можно найти на любом книжном лотке. Секс больше не является серьёзным табу. Подростки нередко знают о нём не меньше взрослых.
Но если секс теперь не является табу, на какие сведения, в таком случае, наложен запрет? Ведь в обществе всегда существует что-то запретное, подавленное и не признаваемое всеми. Речь идёт о сведениях, открытое обсуждение которых вызывает у людей сильное беспокойство, и поэтому они, как правило, закрывают на них глаза. Табу окружают табу, словно слои луковицы. О чём же тогда должна быть Книга, которую отцы могли бы исподтишка — не признавая открыто её существования — подсунуть своим сыновьям, а матери своим дочерям?
В некоторых кругах запрет наложен на всё, что связано с религией. Так зачастую принято даже среди тех, кто ходит в церковь и читает Библию. Здесь религия является личным делом каждого. Разговаривать о ней, задавать вопросы или, что ещё хуже, открыто демонстрировать свою набожность в обществе таких людей считается признаком плохого тона и даже неприличным. Но если тебе всё же удастся проникнуть в святая святых одной из бесчисленных современных религий, ты будешь озадачен, вокруг чего вообще разыгрывается всё это представление. Очевидно, что Книга, которую я имею в виду, не может быть Библией, или «Благой Вестью». Ведь с этой антологией древней мудрости, исторических преданий и мифов так долго обращались как со священной коровой, что было бы нелишним подержать её пару столетий под замком для того, чтобы потом люди смогли взглянуть на неё свежим взглядом. В Библии, действительно, иногда речь идёт о тайнах, среди которых есть такие, разглашение которых связано с некоторым риском, однако все они изложены с помощью архаичных символов и упрятаны за традиционными интерпретациями. Потому объяснить людям суть христианства с каждым веком становится всё труднее, если, конечно, не сводить это объяснение к проповеди хорошего поведения и агитации подражать Христу, — однако ни один проповедник не объясняет, как научиться поступать так, как он. Говорят только, что для этого ты должен обладать даром Божьим, который называют «милостью». Между тем о милости мы по существу знаем лишь то, что одни получают её, а другие нет.
Стандартные современные религии — такие, как иудаизм, христианство, ислам, индуизм и буддизм — в своём нынешнем виде напоминают отработанные рудники: здесь очень трудно что-то найти. За некоторыми исключениями, обнаружить которые не так-то легко, их идеи о человеке и мире, их образы, обряды и представления о хорошей жизни не согласуются с современными научными знаниями о Вселенной. Ведь в наши дни окружающий мир изменяется так быстро, что почти всё изученное человеком в школе устаревает ещё до того, как он успевает её окончить.
Книга, которую я задумал написать, не будет религиозной в обычном смысле, и тем не менее в ней найдётся место для обсуждения многих вопросов, которыми занимаются религии. На её страницах мы поговорим о Вселенной и месте в ней человека, о таинственном средоточии жизненного опыта, называемом нами «я», о проблемах жизни и любви, страдания и смерти, а также обо всём, что связано со смыслом жизни в любом понимании этого слова. Ведь с каждым годом всё больше людей убеждаются в том, что существование — это бесконечная и бессмысленная гонка, напоминающая вращение белки в колесе.
Живые организмы, в том числе и людей, можно уподобить трубкам, которые поглощают вещество с одной стороны, а затем выделяют с другой. Благодаря этому они могут существовать, однако не очень долго, потому что через некоторое время изнашиваются. Чтобы продолжать этот фарс, трубки научились производить на свет новые трубки, которые тоже умеют поглощать с одной стороны, а затем выделять с другой. С того конца, который поглощает, они развили у себя нервный узел, называемый мозгом. К нему с помощью нервов подключены глаза и уши, благодаря чему трубкам легче удаётся преодолевать препятствия, отделяющие их от пищи. Ещё одна особенность трубок состоит в том, что, наевшись, они начинают использовать избыток энергии для ползания по поверхности земли по хитроумным траекториям. При этом они издают всевозможные звуки с помощью отверстия для заглатывания пищи и собираются в группы для борьбы с другими трубками. Со временем трубки научились наращивать вокруг себя так много различных приспособлений, что их бывает трудно узнать, причём делать это они умудряются с потрясающей изобретательностью. Кроме того, среди них действует какая-то не до конца ясная договорённость не пожирать трубки своего вида, которая тем не менее не мешает им упорно соревноваться в том, кто станет трубкой высшего разряда. Вся их деятельность кажется забавной суетой, и чем дольше ты думаешь об этом, тем очевиднее тебе становится, что забавы здесь больше, чем суеты. В любом случае, всё это необычайно странно.
Своеобразным просветлением можно назвать чувство, которое говорит нам, что обычное и обыденное странно, невероятно и даже как-то жутко. Г. К. Честертон когда-то заметил, что одно дело удивляться горгоне или грифону — существам, которых в природе не существует, — а другое дело удивляться носорогу или жирафу, которые встречаются в природе, но выглядят так, словно попали в наш мир из сказки. Чувствовать странность всего, что нас окружает, означает каждый раз по-новому видеть самые обычные вещи. Почему из всех возможных миров существует лишь этот один с таинственно искривлённым пространством-временем? Почему в пространстве разбросаны колоссальные и на первый взгляд никому не нужные скопления галактик, в одной из которых живые трубки самостоятельно развлекаются игрой в «кто кого съест»? Откуда это неописуемое разнообразие форм, наблюдаемое нами в мире, в котором можно встретить всё — от утончённой структуры снежинки и молекулы до поразительного великолепия птицы-лиры и фазана?
Людвиг Витгенштейн и другие современные «логические» философы попытались подавить подобные вопросы, утверждая, что они бессмысленны, и поэтому их не следует задавать. Они утверждают, что большинство философских проблем решаются осознанием того, что этих проблем не существует. Это осознание подразумевает ясное понимание того, что вопросы типа «Почему существует Вселенная?» возникают вследствие предрасположенности человека к особого рода интеллектуальному неврозу. Эта болезнь ума проявляется в неправильном использовании слов, которые хотя и звучат осмысленно, однако фактически являются такими же бессмысленными, как вопрос «Где находится Вселенная?». Ведь сама постановка этого вопроса свидетельствует о непонимании, ведь где-то может находиться только вещь, пребывающая внутри Вселенной. Таким образом, задача философии сводится к тому, чтобы вылечить людей от привычки задавать бессмысленные вопросы. Витгенштейн, как мы увидим позже, в чём-то был прав. Однако удивление — это не болезнь. Способность удивляться и выражать свои чувства в поэзии и искусстве относится к числу самых существенных качеств, которые отличают человека от других животных, а разумных и проницательных людей — от идиотов.
Существует ли, в таком случае, во всей этой восхитительной картине мироздания какая-то «недосказанность» — нечто никогда не сообщаемое в виде Ответа традиционными религиями и философскими системами? Существует. Знающие говорили о нём неоднократно, но таким образом, что мы, жители этой конкретной цивилизации, сейчас не понимаем, о чём идёт речь. Мы не представляем себе, какие серьёзные и даже пагубные последствия может повлечь за собой разглашение этих сведений. Дело в том, что оно не только даст толчок к изменениям в политической и моральной сферах, но и повлияет на наше мировоззрение: наш здравый смысл может оказаться вывернутым наизнанку и поставленным с ног на голову. В настоящее время мы ещё не имеем чёткого представления о том, какими могут быть эти изменения в политике и морали. Ведь до сих пор подобная внутренняя революция была уделом лишь небольшого числа индивидов. Насколько я знаю, она никогда не затрагивала большие группы и сообщества людей. Поэтому не удивительно, что она считается опасной. Отсюда необходимость запрета.
Однако сегодня наш мир находится в чрезвычайно опасной ситуации, а для лечения серьёзных болезней, как известно, зачастую требуется принимать решительные и рискованные меры. Примером может служить использование при бешенстве сыворотки Пастера. Ведь опасность нашего положения не исчерпывается тем, что мы можем просто взорвать планету с помощью ядерных бомб, задохнуться от перенаселённости и погубить почву вместе со всем растительным миром в результате использования химических удобрений и пестицидов. Ведь, кроме того, возможно, что наша цивилизация сможет достичь огромных успехов в развитии технологии, однако при этом большинство людей потеряют покой, будут введены в заблуждение и разочарованы — в частности потому, что наш образ жизни будет постоянно изменяться. Ситуация напоминает игру, правила которой постоянно изменяются, так что игрокам никогда не удаётся понять их до конца. Не совершив самоубийства, никто не может выйти из этой игры, равно как никто не может вернуться к старым правилам или предложить свои собственные.
Однако проблемы человека и технологической цивилизации почти всегда рассматриваются неверно. Говорят, что человечество развивается односторонне — только экономически, без аналогичного роста в моральной сфере. Или, как говорят другие, при всех технических достижениях нет прогресса в образовании и рациональном мышлении. В действительности же проблема здесь более глобальна. Причина всех наших затруднений кроется в том, как мы чувствуем себя по отношению к остальному миру, что думаем о себе, своей жизни и её источнике. Мы страдаем потому, что подвержены иллюзии — ложному и искажённому представлению о себе как об отдельных живых организмах. Большинство из нас ощущает, что «я» — это отдельный центр чувств и поступков, обитающий внутри физического тела и ограниченный его рамками. Этот центр «сталкивается» с «внешним» миром других людей и объектов, взаимодействуя с помощью органов чувств со всей остальной Вселенной, которая представляется ему чуждой и враждебной. Обороты нашей повседневной речи отражают эту иллюзию: «я пришёл в этот мир», «ты должен противостоять реальности», «покорение природы».
Однако то, что человек ощущает себя временным одиноким пришельцем в этот мир, находится в явном противоречии со всем, что говорит о человеке (и других организмах) современная наука. Мы не приходим в этот мир, мы появляемся из него, как листья на дереве. Вселенная «человечится» точно так же, как океан волнуется. Каждый индивид представляет собой целое измерение мира природы, уникальное действие всей Вселенной. Однако большинство из нас если и осознаёт эту истину непосредственно, то случается это крайне редко. Даже те, кто знают, что это верно теоретически, не чувствуют и не переживают этого в жизни, продолжая осознавать себя отдельными «эго» в мешке из кожи.
Первым следствием иллюзии отделённости является то, что мы чаще всего относимся к «внешнему» миру враждебно. Мы не перестаём «покорять» природу, пространство, горы, пустыни, бактерий и насекомых вместо того, чтобы научиться жить в гармонии и сотрудничестве с ними. В Америке великими символами этого поколения являются бульдозер и ракета. Первый представляет собой приспособление, с помощью которого холмы превращаются в асфальтированные площадки и маленькие жилые ящички, построенные из всякого мусора, тогда как ракета — это большой фаллический снаряд, который с рёвом продирается сквозь небо. Тем не менее среди нас есть талантливые архитекторы, которые знают, как строить на холмах дома и не вносить при этом диссонанс в пейзаж, а также астрономы, которые поняли, что земля уже сама по себе летает в космическом пространстве и что для исследования других миров нам прежде всего нужны чувствительные электронные приборы, которые, подобно глазам, сделают достоянием нашего мозга самые удалённые объекты.[1] В основе нашего враждебного отношения в миру, проявляющегося в стремлении покорять природу, лежит непонимание глобальной взаимосвязи всех вещей и явлений неведение того, что мир вне нашей кожи на самом деле является продолжением наших тел. Если мы не изменим своего отношения к внешнему миру, окружающая среда, которая породила и питает нас, вскоре может исчезнуть с лица земли навсегда.
Ещё одним следствием того, что мы чувствуем себя независимыми субъектами во враждебной и большей частью неразумной Вселенной, является отсутствие у нас всеобщей системы ценностей — мировоззрения, которое было бы естественным для людей. Всё сводится к противоборству. Наши отношения построены на борьбе мнений — «моё» всегда лучше, чем «твоё», — и поэтому верх всегда одерживает мнение более агрессивного и настойчивого (а значит, менее чувствительного) человека. Хаос противоречивых мнений, в котором всё решает сила пропаганды, не может быть надёжным средством контроля мощных технологических средств, как бы мы ни пытались убедить себя в обратном.
Поэтому может показаться, что человечество нуждается в гении для того, чтобы изобрести новую религию, жизненную философию или мировоззрение, которое в конце двадцатого века будет убедительным для всех и поэтому станет общепринятым. Таким образом каждый индивид сможет приблизиться к целостному видению мира, и его жизнь обретёт смысл. Подобные надежды не имеют под собой оснований — и история неоднократно подтверждала это. Религии борются за сферы влияния и конфликтуют друг с другом. С их помощью одни люди стремятся возвыситься над другими. Каждая религиозная система противопоставляет «спасённых» обречённым на «вечное проклятие», подлинно верующих — еретикам, а своих сторонников — своим противникам. Даже религиозные либералы играют в игру «Мы более терпимы, чем вы».
Более того, как совокупность догматических взглядов, символических образов и моральных норм религия вскоре после своего возникновения превращается в организацию, которая ставит своей целью управлять массами. Поэтому её представители начинают обосновывать истинность своих убеждений и добиваться «чистоты» традиции. Но, как известно, уверенность в чём-то всегда основывается на надежде и, следовательно, является прикрытием для сомнений и неуверенности в себе. Теперь понятно, почему глашатаи всех религий стремятся завербовать себе побольше последователей. Чем больше тех, кто соглашается с нами, тем увереннее мы себя чувствуем. В конце концов всё сводится к тому, чтобы человек считал себя христианином или буддистом, какие бы взгляды он при этом ни исповедовал. Поэтому к традиционному религиозному учению зачастую насильственно прибавляют новые идеи, которые несовместимы с ним. Это делается исключительно для того, чтобы любой человек мог с чистой совестью сказать: «Я прежде всего являюсь последователем Христа, Будды, Магомета или кого-то ещё». Безусловная приверженность какой-либо религии это не просто интеллектуальное самоубийство, это положительное проявление неверия, потому что ум фанатика полностью закрыт для новых возможностей видения мира, тогда как подлинная вера прежде всего подразумевает доверие, открытость неизвестному.
Ревностный последователь Свидетелей Иеговы однажды пытался убедить меня в том, что если бы Бог действительно любил человечество, Он бы обязательно дал ему книгу, которая могла бы стать для него надёжным и незыблемым руководством. Я ответил ему, что ни один здравомыслящий Бог не стал бы наносить такой сокрушительный удар по человеческому разуму. Ведь в этом случае жизнь человека стала бы однообразной — ему не нужно было бы ни о чём думать, достаточно было бы лишь заглядывать в одну книгу, Библию, которая даёт ответы на все вопросы. Между тем использование слов, а следовательно и книги, предполагает, что они указывают на что-то отличное от себя — на мир жизненного опыта, который включает в себя не только слова или идеи. Книги это не реальная жизнь точно так же, как деньги — это не настоящее, потребляемое богатство. Слепое преклонение перед писаниями подобно употреблению в пищу бумажных денег.
Поэтому я хочу, чтобы книга, которая украдкой проскользнёт из моих рук в руки моих детей, сама была скользкой. Читая её, они должны поскользнуться и попасть в новое измерение — царство чувств и ощущений, а не одних только идей. Она должна стать временно принимаемым лекарством, а не постоянной диетой; исходным пунктом, из которого начинается путешествие, а не абсолютным авторитетом на все времена. Они прочтут её, и этого уже будет достаточно, потому что если она будет написана хорошо и понятно, им не нужно будет возвращаться к ней снова и снова в поисках скрытого смысла и для прояснения туманных идей.
Нам не нужна новая религия или новая Библия. Нам нужно новое переживание — новое осознание того, что значит «быть собой». Великая тайна жизни (которая, конечно же, и является тем глобальным и секретным знанием) состоит в том, что наше обычное ощущение «я» — это иллюзия или, по крайней мере, временная роль. Мы играем её потому, что в детстве нам её навязали при нашем молчаливом согласии. Нам некого обвинять в этом, потому что, как и в случае гипноза, мы подверглись этому влиянию по сути добровольно. Итак, наиболее тщательно охраняемое из всех существующих на сегодняшний день табу — это табу на знание о том, кто ты такой или что такое в действительности, под маской своей отдельной, независимой и самостоятельной личности. Я не имею здесь в виду дикое фрейдовское «Id» («Оно»), или Бессознательное, которое якобы скрывается за фасадом нашего эго. Как мы увидим, Фрейд находился под влиянием интеллектуальной моды, которая существовала в девятнадцатом веке и известна нынче под названием «редукционизм». В наши дни так обозначают странную традицию унижать достоинство человеческой культуры и разума, сводя сё к случайным и второстепенным проявлениям слепых иррациональных сил. Но тогда многим пришлось хорошенько потрудиться, чтобы доказать, что виноград может расти на колючем кустарнике.
Как всегда бывает в подобных случаях, мы подавили и не заметили то, что очевиднее всего. Трудность здесь в том, что речь идёт о чём-то настолько очевидном и широкодоступном, что для него почти невозможно подыскать подходящие слова. Немцы называют это Hintergedanke — представление, которое лежит так незаметно на заднем плане нашего ума, что мы даже себе не признаёмся в его существовании. Ощущение себя в качестве одинокого и изолированного центра сознания настолько убедительно и общепринято, так глубоко вошло в наш язык и мышление, в наши законы и общественные традиции, что мы ни при каких условиях не чувствуем себя кем-то отличным от этого поверхностного «я» на фоне всей остальной Вселенной. Я кажусь самому себе короткой вспышкой света, которая загорается лишь один раз в течение миллиардов лет. Этот свет появляется вместе с редким, сложным и слишком уж беззащитным организмом, возникшим на гребне биологической эволюции, где волна жизни разбрызгивается на мириады отдельных, сверкающих всеми цветами радуги капелек, которые существуют лишь на миг, чтобы потом исчезнуть навсегда. Находясь под гипнозом подобных идей, я считаю невозможными и даже абсурдными всякие попытки осознать, что я живу не в одной лишь капельке, а во всём этом море энергии, которое простирается от галактик до ядерных полей в атомах моего тела. На этом глубинном уровне бытия я невообразимо стар, количество моих проявлений бесконечно, а их приход и уход — это просто пульсации и вибрации одного вечного потока энергии.
Трудность осознания всего этого заключается в невозможности глубоко понять происходящее с помощью концептуального мышления. Попытки рационально истолковать истину напоминают желание заглянуть в свои собственные глаза без всяких вспомогательных приспособлений или стремление описать цвет зеркала с помощью цветов всего того, что отражается в нём. Основание, или «фундамент» нашего существования и восприятия не может быть понят в терминах известных вещей точно так же, как видимая картина — это нечто большее, чем совокупность всех объектов, попавших в поле зрения. Поэтому мы вынуждены говорить о нём с помощью мифов — то есть с помощью особых метафор, аналогий и образов. Таким образом мы получаем отдалённое представление о том, на что реальность похожа, не указывая при этом, чем конкретно она является. С этой стороны миф — это выдумка, обман, предрассудок. Однако с другой стороны «миф» — это полезный и плодотворный образ, с помощью которого мы можем объяснить смысл жизни подобно тому, как мы иллюстрируем поведение электрических сил, сравнивая их со свойствами воды и воздуха. Однако, если мы пользуемся «мифом» в этом втором смысле, мы не должны принимать его буквально, точно так же, как мы не путаем электричество с воздухом или водой. Таким образом, пользуясь мифами, важно научиться за образом чувствовать реальность. В противном случае наше понимание будет подобно влезанию на столб, на котором укреплён указательный знак, вместо того, чтобы продолжать путешествие в указанном направлении.
Поэтому, когда дети задают мне фундаментальные метафизические вопросы, которые иногда естественно возникают у них, я пытаюсь давать им ответы в виде мифа. Отвечая на вопросы типа «Откуда взялся мир?», «Почему Бог его создал?», «Куда уходят люди, когда умирают?», я снова и снова убеждаюсь, что мой простой рассказ вполне удовлетворяет их. Он звучит приблизительно так:
Нельзя указать время возникновения мира, потому что он повторяется снова и снова подобно тому, как двигаясь по кругу, мы будем снова и снова возвращаться в одно и тоже место. Ведь окружность нигде не начинается и нигде не заканчивается. Посмотри на мои часы, по которым я узнаю время; стрелки часов движутся по кругу, и точно так же мир повторяется снова и снова. Смотри, часовая стрелка поднимается по циферблату вверх от шести до двенадцати, а затем опускается вниз от двенадцати до шести. Подобно этому есть день и есть ночь, можно бодрствовать, а можно спать, люди живут и умирают, приходит лето, а затем зима. Ты не можешь жить так, чтобы у тебя всё время было только что-то одно и не было другого. Ведь ты не мог бы знать, что такое чёрный цвет, если бы ты никогда не видел его рядом с белым.
Подобно этому бывает так, что мир есть, но бывает и так, что его нет. Ведь если бы мир шёл всё время только вперёд и вперёд, он бы ужасно наскучил себе. Поэтому он появляется, а затем исчезает. Ты то видишь его, то не видишь. После исчезновения он всегда возвращается снова, потому что он никогда не успевает окончательно надоесть самому себе. Это напоминает твоё дыхание: ты делаешь вдох, а затем выдох, снова вдох и снова выдох, но если ты попытаешься один раз вдохнуть и больше никогда не выдыхать, тебе вскоре станет плохо. Ещё это похоже на игру в прятки, потому что интересно всегда находить новое место для того, чтобы спрятаться. Вспомни о том, что тебе не нравится играть с друзьями, которые прячутся всегда в одном и том же месте. Бог тоже любит играть в прятки, но Ему не с кем играть, кроме Самого Себя, потому что кроме Бога в мире никого больше нет. Однако для того, чтобы выйти из этого затруднения, Он притворяется, что не является Собой. Таким образом Ему удаётся спрятаться от Себя. Бог притворяется, что Он — это ты и я, и все люди в мире, все животные, все растения, все камни и все звёзды. Когда Он играет Сам с Собой таким образом, у Него бывают необыкновенные и удивительные приключения, среди которых есть страшные и даже ужасные. Однако все они просто напоминают плохие сны, потому что когда Бог просыпается, всё, что Ему снилось, исчезает.
Вот и получается, что когда Бог прячется и притворяется тобой или мной, Он делает это очень ловко. Поэтому для того чтобы найти Себя, Ему может потребоваться довольно продолжительное время. Но этот долгий поиск очень интересен — именно на него Бог рассчитывал, когда начинал игру. Он не хочет найти Себя слишком быстро, ведь так играть было бы не интересно. Вот почему тебе и мне так трудно обнаружить, что на самом деле мы — это Бог в маске, играющий наши роли. Но после того, как игра закончится, все мы проснёмся, перестанем притворяться и вспомним, что мы — одно Я — Бог, являющийся всем тем, что есть в мире, и живущий веки вечные.
Тебе, конечно, следует помнить, что Бог не похож на человека. У человека есть тело, и поэтому всегда существует что-то снаружи тела. Если бы снаружи ничего не было, мы бы не смогли заметить различие между тем, что снаружи, и тем, что внутри. Но у Бога нет тела, потому что он охватывает Собой всё и ничто не лежит вне Его. (Если ребёнок уже достаточно смышлёный, то в этом месте рассказа я показываю ему ленту Мёбиуса — полоску бумаги, склеенную в колечко так, что у него есть только одна сторона и один край). Для Бога внутреннее и внешнее — это одно и то же. И хотя я говорил о Боге «Он», а не «Она», в действительности Бог — это не мужчина и не женщина. Я не говорю о Боге «Оно», потому что в английском языке так называют лишь неживые вещи.
Бог — это Я целого мира, но ты не можешь видеть Его по той же самой причине, по которой без зеркала ты не можешь заглянуть в собственные глаза. Ты не можешь видеть свои глаза точно так же, как ты не в состоянии укусить свои зубы или посмотреть, что творится внутри твоей головы. Твоё «я» спрятано так искусно потому, что в тебе прячется Сам Бог.
Ты можешь спросить, почему Бог иногда прячется в облике ужасных людей и почему Он иногда притворяется теми, кто страдает от страшных болезней и несчастий. Чтобы понять это, вспомни прежде всего о том, что Он фактически не подвергает опасности никого, кроме Себя. Вспомни также и о том, что почти во всех сказках, которые тебе нравятся, кроме хороших героев есть ещё и плохие. И вся увлекательность повествования в том и состоит, чтобы узнать, как добрые герои победят злых. То же самое получается, когда мы играем в карты. В начале игры мы хорошенько перетасовываем их, что соответствует поступкам плохих людей. Но смысл игры в карты в том, чтобы привести в порядок всю эту путаницу. Тот, кто сделает, это лучше других, становится победителем. Затем мы перетасовываем карты ещё раз и начинаем игру сначала. Точно так же обстоят дела с миром, в котором мы живём.
Эта история по сути своей — миф, она не претендует на то, чтобы быть научным описанием происходящего в действительности. Она уподобляет мир игре или драме, называет Игрока затасканным словом «Бог» и пригодна лишь для получения общего представления о том, на что похоже реальное положение вещей. Я использую этот миф точно так же, как астрономы для объяснения расширения Вселенной надувают чёрный воздушный шарик с белыми точками, обозначающими галактики. Но для большинства детей и многих взрослых этот миф оказывается простым, понятным и увлекательным. По сравнению с ним другие символические описания мира выглядят грубыми, запутанными и невразумительными. Однако многие люди считают, что безоговорочное принятие в качестве истины тех туманных утверждений и неочевидных аналогий, которые предлагают им религии, является испытанием глубины их веры. «Я верю, сказал христианин Тертуллиан, — потому что это абсурдно».
Но самостоятельно мыслящие люди не принимают на веру идеи лишь на том основании, что они абсурдны. Они не чувствуют себя обязанными верить в чудеса и непонятные утверждения. В этом они отличаются от Авраама, который почувствовал долг перед Богом, состоящий в необходимости принести в жертву своего сына Исаака. Т. Джордж Харрис говорит об этом так:
В прошлом процветали социальные иерархии, в которых повелитель всегда наказывал своих подчинённых за малейшую ошибку. Поэтому люди привыкли чувствовать присутствие суровых авторитетов на каждом этапе «пути вверх». Однако в наши дни всеобщей свободы мы не чувствуем больше этого бремени. Со времени появления книг доктора Спока в семьях почти не осталось отцов, которые бы напоминали Бога Иегову. Поэтому в наше время подсознание большинства людей не стремится завоевать снисхождение гневного Бога на небесах.
Однако он продолжает:
Наше поколение познало холод ада и одиночество заточения в этой жизни без Бога, Который мог бы проклясть или даровать спасение. До тех пор пока человек не обнаружит, что он находится в ловушке, и собственными силами не достигнет… «Первоосновы Бытия», у него полностью отсутствует понимание смысла своего существования. Ограниченный, пустой человек знает лишь то, что вскоре его не станет. Поскольку эта жизнь бессмысленна, а будущей жизни он не видит, он не является полноценным живым существом и обречён на одиночество и смерть.[2]
Поль Тиллих обезвредил слово «Бог», назвав его «Первоосновой Бытия» (Ultimate Ground of Being). Это понятие имеет тот же смысл, что и «высшее Я этого мира» — термин, который я использовал в своей сказочке для детей. Однако особенность моей истории в том, что она незаметно создаёт у ребёнка впечатление, что Первооснова Бытия — это он сам. Речь, конечно же, идёт не о той личности, которую Первооснова принимает или которой она притворяется, а о том глубинном Я, которое невозможно наблюдать в себе, потому что оно-то как раз и является наблюдателем. Итак, вот тайна тайн и запрет всех запретов: ты есть ЭТО!
Однако признавать это в нашей культурной среде означает дать повод для подозрений в сумасшествии, сказать самое страшное из богохульств и продемонстрировать своё глубочайшее невежество. Мы верим, что подобные заключения представляют собой предел мегаломании — раздувания своего эго до полной абсурдности. Мы развиваем эго с одной стороны, но ограничиваем его с другой. Из поколения в поколение мы выбиваем дурь из наших детей, приучая их «знать своё место» — вести себя, мыслить и чувствовать так, чтобы их скромность соответствовала их положению маленьких эго среди многих других маленьких эго. Моя мать часто повторяла: «Не думай, что на тебе свет клином сошёлся!» Каждый, кто в своём здравом уме верит, что он — Бог, должен быть распят на кресте или сожжён на костре. Однако теперь мы, как правило, поступаем с такими людьми более гуманно, потому что убеждены, что в своём здравом уме никто не может верить в такую бессмыслицу. Только несчастный идиот может считать себя всемогущим властителем мира и ожидать, что все будут падать ниц перед ним и поклоняться ему.
Но мы убеждены в этом потому, что считаем Бога Царём Вселенной, Абсолютным Технократом, который лично и сознательно контролирует каждую деталь своего космоса, — но в моей истории речь шла не о таком Боге. На самом деле это вовсе не моя история, потому что каждый, кто знаком с восточными религиями, знает, что она происходит из древней Индии и является мифом о сотворении мира в философии веданты. Веданта — это учение Упанишад, сборника диалогов, историй и стихов, среди которых есть и те, что восходят по крайней мере к VIII в. до н. э. Проницательные индусы не считают Бога своеобразной, независимой ни от кого сверхличностью, которая управляет миром как монарх. Их Бог скорее находится под всем, а не над всем, играя мир изнутри. Если считать, что религия — это опиум народа, то в таком случае можно сказать, что индусы принимают его внутрь. Более того, ни один индус не думает, что только он является замаскированным Богом, а все остальные и всё остальное нет. С точки зрения философии веданты кроме Бога ничего вообще не существует. Реальность объектов, отличных от Бога, только кажется, потому что они Ему снятся, и под их прикрытием Он может спрятаться для того, чтобы поиграть с Собой в прятки. Поэтому Вселенная отдельных вещей кажется реальной не вечно, а лишь в течение некоторого времени. Она появляется, когда Я прячется, и исчезает, когда Я вновь находит себя.
Но веданта — это намного больше, чем идея об этом или вера в то, что всё это реально имеет место. Ведь её смысл в том, чтобы привести человека к переживанию, к непосредственному постижению того, как всё есть. Именно поэтому она может так решительно изменить наше видение мира. Она его выворачивает внешним внутрь, а изнанкой наружу. Сходным образом звучит высказывание, приписываемое Христу:
Когда ты сделаешь двоих одним,
когда внешнее для тебя станет внутренним,
а внутреннее — внешним,
когда то, что сверху, окажется внизу…
тогда ты войдёшь[2a]…
Я — свет, который сияет над всеми,
Я — всё, и всё исходит из Меня и
Возвращается в Меня. Расколи кусок дерева,
и Я буду там; подними камень, и в нём
Ты найдёшь Меня.[3]
Учение веданты в том виде, в котором мы его знаем сегодня, пришло к нам через столетия. В течение веков оно взаимодействовало с различными ритуалами, традициями и символами индийской культуры, которая переживает взлёты и упадки уже более чем 2 800 лет. Всё это время она страдала от мусульманского фанатизма и подвергалась разлагающему влиянию британского пуританства. В изложении многих современных учителей, работающих на Западе, она не оправдывает возлагаемых на неё надежд. Ведь увлекаются ею, как правило, только утончённо духовные и до прозрачности интеллектуальные люди, для которых воплощение в этом физическом теле кажется таким отвратительным, что, если бы могли, они предпочли бы вообще не рождаться.[4] Однако сущность веданты может быть выражена на понятном для современных людей языке, и если это сделать без хитроумных уловок, санскритской терминологии и высокопарных намёков на какую-то заоблачную духовность, веданта становится понятной даже тем, кто никогда не интересовался «восточными религиями». И оказывается, что подобное учение является как раз тем толчком, который может вышибить из ловушки отдельного эго всех, кто чувствуют себя в неё пойманными.
Однако освобождение от иллюзий эго не следует путать с обычными идеями о «неэгоистичности», которые предлагают отождествление себя с другими людьми и их нуждами. Ведь в этом случае человек по-прежнему непоколебимо убеждён в том, что сам он — это лишь одно эго, заключённое в его собственном теле. Такая «неэгоистичность» на поверку оказывается сильно утончённым эгоизмом, который можно соотнести с психологической игрой тех, кто говорит: «А мы более терпимы, чем вы!» Веданта не является по своей сути системой моральных норм. Она не заставляет людей подражать святым, если они не пережили того, что является уделом святых. Более того, она утверждает, что достичь подобных переживаний человек может лишь с помощью глубинного осознания основ собственного бытия.
По этой причине книга, которую я бы хотел передать своим детям, не будет содержать проповедей о том, что они должны и чего не должны делать. Подлинная любовь является следствием понимания, а не чувства долга или вины. Как бы ты чувствовал себя, если бы был больной женщиной, дочь которой не может выйти замуж, потому что чувствует себя обязанной ухаживать за матерью, но в то же время втайне ненавидит её за это? Поэтому я хотел бы писать не о том, как всё должно быть, а о том, как оно действительно есть, и о том, почему мы не видим этого реального положения вещей. Ты не можешь заставить эго быть неэгоистичным, хотя оно умеет очень ловко притворяться, убеждая других в том, что его очень легко изменить. Следовательно, наша задача сводится к тому, чтобы методом проб и ошибок осознать иллюзорность эго, а не пытаться его преобразить. В результате может случиться так, что поведение человека, освобождённого от эго, не будет вписываться в общепринятые нормы морали. Но не будем забывать то, что фарисеи говорили об Иисусе: «Посмотрите на него! Это бездельник и пьяница, друг мытарей и грешников!»
Более того, когда видишь насквозь иллюзорность эго, невозможно считать себя лучшим или более продвинутым, чем другие люди, которые по-прежнему заблуждаются. Птенцы не лучше, чем яйца, из которых они вылупились. Можно даже сказать, что птенец — это способ, с помощью которого одно яйцо становится другим яйцом. Яйцо — это эго, а птенец — освобождённое Я. У индусов есть миф о Я в образе божественного лебедя, снёсшего яйцо, из которого потом вылупился мир. Таким образом, я не настаиваю даже на том, что ты «должен» вырваться из своей скорлупы. Когда-нибудь, каким-то образом ты (подлинный ты, высшее Я) обязательно сделаешь это. Однако не исключена и такая возможность, что на нашей планете игра Я состоит в том, чтобы оставаться непробуждённым в большинстве своих масок, а затем закончить драму на Земле громадным ядерным взрывом. Ещё один индийский миф говорит, что по мере того, как идёт время, жизнь в мире становится всё хуже и хуже. Процесс ухудшения продолжается до тех пор, пока в конце концов разрушающий аспект Я — бог Шива — не станцует свой ужасный танец, в результате чего всё поглощает огонь. Затем, утверждает миф, последует 4 320 000 лет полного спокойствия, на протяжении которых Я будет просто оставаться собой, не играя в прятки. А затем игра начнётся снова: вначале Вселенная в непревзойдённом великолепии просуществует 1 728 000 лет, после чего она вновь начнёт постепенно вырождаться. Каждый раунд игры устроен так, что силы тьмы заявляют о себе только в последнюю треть периода существования мира, одерживая в конце внезапную, но довольно иллюзорную победу.
Сегодня мы исчисляем продолжительность существования одной только нашей планеты намного большими промежутками времени, чем упомянутые в этом мифе. Но следует признать, что среди всех древних цивилизаций индусы самые реалистичные в своих представлениях о космических промежутках времени. И всё же не забывай о том, что эта история о периодически возникающем мире является мифом, а не научным наблюдением, скорее притчей, нежели предсказанием. Этот миф просто иллюстрирует идею о том, что Вселенная похожа на игру в прятки.
Итак, я не утверждаю, что ты обязательно должен очнуться от иллюзии эго и начать помогать спасать мир от грядущей катастрофы. Теперь ты можешь спросить, зачем в таком случае вообще нужна эта Книга? Почему бы не сесть себе спокойно и не предоставить всему возможность идти своим чередом? А дело просто в том, что моё написание этой Книги и является частью этой «возможности всего идти своим чередом». Как человек, я по своей природе получаю удовольствие от философствования и обмена мыслями с другими людьми. Я делаю это точно так же, как одни птицы являются орлами, а другие голубями, одни цветы являются лилиями, а другие — розами. Я понимаю также и то, что чем меньше я буду проповедовать, тем скорее меня услышат.