Один из отцов[27] говаривал:
— Юные отшельники в начале своей деятельности совершают хорошие поступки только ради пустой славы. Но с течением времени добродетель незаметно берет верх и побуждает их трудиться ради славы божественной.
Другой сказал:
— Когда бог — слава его милости! — увидел, что отцы церкви очень уж возгордились, он направил их к маленьким людям, которые были вполне добродетельны благодаря своему труду. Он послал к ним этих гордецов, дабы немного сбить с них спесь. Антония он послал к сапожнику, Макара — к двум простым женщинам, Пафнутия — к музыканту, а двух других отшельников — к пастуху.
Честному человеку, который вел светский образ жизни, бог сказал:
— Беги от людей, и тогда ты будешь жить по-настоящему.
Он намекал, что ему следует уйти в пустыню.
Вскоре этот человек услышал тайный голос, говоривший:
— Беги, держи на запоре свои уста — и ты будешь жить спокойно.
Это значит, что только отшельнический образ жизни дает человеку истинное спокойствие.
Молодой монах сказал старому:
— Со мной борются мои мысли, уговаривая меня: «Довольно поститься и молиться! Выйди из своей кельи, ухаживай за больными — в этом проявится твоя праведность».
Старик ему ответил:
— Можешь есть и пить, можешь не молиться, но из кельи не выходи.
Этот старик знал, что постоянное пребывание в келье убивает всякие мысли.[28]
Другой сказал:
— Тот, кто живет мирской жизнью, не замечает своих грехов из-за сутолоки повседневных дел. Если же он заживет тихой жизнью отшельника в пустыне, его душа будет созерцать бога и он очистится от грехов.
К отцу Арсению в Египет пришла из Рима христианка, очень знатная, с величественной осанкой. Она просила Арсения помянуть ее в своих молитвах, дабы избавиться от недуга. Он ей ответил:
— Я буду молиться богу, чтобы он вычеркнул из моего сердца всякую память о тебе.
Так он отвечал, чтобы отвадить от себя женщин, которые хотели его видеть.
Но эта женщина все же избавилась от своего недуга.
Отец Антоний говаривал:
— Подобно тому как погибает рыба, вынутая из воды, погибает отшельник, покинувший свою келью.
Отец Феодор и отец Лука пятьдесят лет подряд подтрунивали сами над собою, говоря, что им следовало бы переменить местожительство. Ежегодно они повторяли: «Этой зимой обязательно поменяем».
И так они все говорили и до конца жизни не покидали своей кельи.
Один отшельник говаривал, что монах любит тишину своей кельи не потому, что он презирает людей, пренебрегает ими и удалился, дабы не встречаться с ними. Он делает это из-за сладких плодов, которые приносит уединение, а именно: он не должен утруждать свои руки работой, свои глаза — лицезрением людей и свои уши — их пустыми разговорами.
Отец Агафон три года держал во рту камень, пока не достиг совершенства в искусстве молчания.
Некий старец налил отцу Сисоису чашу вина, и тот его выпил. Он налил вторично, и тот снова выпил. Когда же он налил ему в третий раз, отец Сисоис отказался пить, говоря:
— Убери чашу, отче, с глаз моих. Ты разве не знаешь, что в вине — сатана?
Этим он хотел сказать, что пьянство — мать всех пороков.
Обычно отец Арсений в ночь на воскресенье, как только заходило солнце, обращал свой взор на восток, протягивал руки к нему и молился всю ночь напролет, пока утром солнце не начинало светить ему в лицо.
Один отшельник сказал:
— Тот, кто не принимает с одинаковым радушием всех братьев,[29] не достиг еще совершенства.
Однажды философы направились в пустыню, чтобы искушать отшельников. И они сказали одному из старцев:
— Чем ваши заслуги превышают наши? Ведь мы постимся, молимся и бодрствуем больше вашего, живем в воздержании, соблюдаем чистоту и приобщаемся к светочу учения.
Он им ответил:
— Мы не только бережем свой ум от того, чтобы он упражнялся в пустых и беспредметных рассуждениях, но все свои помыслы устремляем на дела, угодные богу.
188. ЗАГОВОРИЛ…
Отец Макарий Великий дошел до такой степени смирения, что все братья разговаривали с ним как со святым, а он не удостаивал их ответом. Тогда один из братьев сказал ему в запальчивости:
— Если бы ты превратился в погонщика верблюдов, ворующего натр,[30] — и тогда святые братья не осмелились бы тебя тронуть!
Услышав это, отец Макарий улыбнулся и заговорил.
Отец Кирнен говаривал:
— Монах, проживающий в одном монастыре с юношей, не должен покидать своей кельи ни на минуту, если он силен духом. И юноша не должен к нему являться без особой необходимости. Дело в том, что юноши своими женственными лицами вызывают страсть, а их дерзость причиняет огорчения.
Отец Пахом, когда его одолела страсть к женщине, бросился нагой перед пещерой гиены и, взяв в руки ползучего гада, прижал его к своим бедрам, дабы тот укусил его и лишил жизни.
Чтобы не видеть женщин, он ни разу не был ни в городе, ни в деревне, пребывая постоянно в монастыре.
Однажды отец Авраам сказал отцу Сисоису:
— Отец! Ты уже стар, пойдем и хотя бы немного поживем среди людей.
И ответил ему старец:
— Пойдем лишь туда, где нет женщин.
Так он ответил ему не потому, что боялся за себя, а для того чтобы предупредить возможность нравственного падения своих учеников.
Отец Аммон говаривал:
— Случается, что человек целый век живет в своей келье, но не понимает, сколь жизненно необходимо для монаха постоянное пребывание в ней.
Отец Агафон говаривал:
— Вспыльчивый человек не будет пользоваться благосклонностью окружающих, даже если он воскресит мертвого.
Отец Моисей из Патр,[31] когда его одолели страсти, отправился к отцу Исидору. Тот же поднялся с ним на крышу и показал ему на западе полчища неистовствующих дьяволов, а на востоке — ангелов, которые всё более ослабевали. Это зрелище придало новые силы отцу Моисею, и он вернулся в свою келью.
Семь лет боролась, пребывая на крыше, монахиня Сарра с искушавшим ее дьяволом страсти, пока не одолела его.
Потом она говорила:
— Когда мне очень хотелось спуститься с крыши вниз по лестнице, перед моим мысленным взором вставал образ смерти, которая должна была настигнуть меня до того, как я спущусь по лестнице на землю.
Об этой же Сарре рассказывают следующее:
Два года жила она на чердаке монастыря, стоявшего у самой реки, и ни разу не взглянула на реку.
Два монаха, вернувшиеся к мирской жизни и взявшие себе жен, впоследствии раскаялись и возвратились в монастырь. Когда кончился срок их покаяния и они вышли из своих келий, где пребывали в одиночестве, все увидели, что лицо одного угрюмо, мрачно, изменилось до неузнаваемости, а лицо другого сияет и светится радостью. Но святые отцы решили, что мера их покаяния одинакова. Они рассуждали так: «Один размышлял о геенне огненной и своих грехах, а другой — о безбрежном божьем милосердии».
Один из братьев спросил отца Сисоиса:
— Что ты скажешь, святой отец, по поводу моего падения?
Старец ему ответил:
— Вставай!
Сказал ему брат:
— Много раз я падал и вставал.[32] Доколе же я буду падать и вставать?
— Пока тебя не настигнет смерть — то ли во время падения, то ли во время раскаяния, — ответил ему старец.
Один из братьев вернулся к мирской жизни и женился. Когда об этом услышал его наставник, он помолился богу и попросил его:
— О господи! Не допусти, чтобы раб твой осквернил себя грязью мирской жизни!
И когда брат этот взошел на ложе новобрачной, он отдал богу душу и не согрешил.
Один отшельник достиг такой святости, что спокойно жил среди зверей, и они его не трогали, кормил их детенышей, и звери не причиняли ему зла. Когда его увидел один из отцов монастыря, он сказал:
— Если ты хочешь достичь еще большего совершенства — иди в монастырь и попробуй ужиться со святыми братьями…
Этим он намекал, что жить с монахами труднее, чем с дикими зверьми.
Отец Фома говаривал:
— Низменные страсти — медная стена между богом и человеком.
Отец Фома и его братья, когда к ним пришла родная мать, дабы их повидать, не разрешили ей войти в свои кельи и даже не разговаривали с ней. Они действовали так, ибо соблюдали божий завет, гласящий: «Тот, кто любит отца своего или мать свою больше меня — не достоин меня».[33]
Отец Аммон-девственник пришел однажды к отцу Антонию и сказал ему:
— Я знаю, что мой аскетизм превышает твой. По чему же твое имя славится на свете больше моего?
Отец Антоний ответил ему:
— Потому что я люблю бога сильнее, чем ты.
Отец Арсений ежегодно по одному разу пробовал все фрукты, для того чтобы иметь повод произносить соответствующее благословение.
Отец Эвагри, в противоположность ему, вообще не ел фруктов и никакой зелени.
Отец Фома говаривал:
— Подобно тому как змеи и скорпионы, помещенные на долгое время в сосуд, в конце концов погибают, так и дурные мысли, тревожащие сердце отшельника, погибают и исчезают, если он не дает им осуществиться.
Отец Иаков говаривал:
— Если человек поучает своего ближнего без всякой просьбы с его стороны, это равносильно тому, что он обличает его в невежестве.
Отца Сисоиса спросил один из братьев:
— Почему ты не достиг такой степени святости, как Антоний?
Ответил ему старец:
— Будь у меня хоть одна мысль из тех, какие осеняют отца Антония, я был бы подобен огненному столпу.[34]
У одного старца спросил один из братьев:
— Когда я нахожусь в пустынном месте и наступает время молитвы, должен ли я вернуться в монастырь?
Ответил ему старец:
— Нет, брат мой. Разве тот, кто находится в богатстве, должен вернуться к бедности?
Он намекал на то, что в пустынном месте все помыслы человека далеки от мирских дел и устремлены к богу.
Рассказывают о святом Аммоне-девственнике:
Когда родители заставили его жениться, то в ночь свадьбы, прибыв со своей невестой на пиршество, Аммон вынул из-за пазухи книгу апостола Павла и увещевал девушку. Он обучал ее словами апостола о девственности. Он говорил:
— Лучше мужчине не приближаться к женщине. Я хочу, чтобы все люди жили в чистоте, как я.
И еще он сказал:
— Женщина, которая не выходит замуж, пребывает в думах о боге, дабы стать святой телом и духом.
Подобными словами он уговаривал невесту, и они сделали свое тело храмом святого духа.
Один из старцев говаривал:
— Если ты видишь молодого человека, который своими помыслами устремлен к небесам, хватай его за ногу и тяни на землю.
Один из отшельников до такой степени иссушил свое тело постом и ночными бдениями, что сквозь его ребра просвечивало солнце.