Книжка про Гришку

Потому что не сахар

Дядя Федя и дядя Павел сидели в большой комнате, пили чай из самовара.

— Григорий, — сказал дядя Федя. — Садись немедленно пить чай индийский. Пашка из Индии привёз — наивысший сорт. Но сиди тихо, не встревай в наши воспоминания.

Гришка налил себе чаю. Принялся было сказку придумывать такую: чай индийский на дяди Федином огороде самостоятельно произрастает в виде пальмы. Листья у пальмы разные: одни чайные, другие из серебряной бумаги, чтобы в неё чай индийский заворачивать.

Но дядя Федя и дядя Павел так громко грустили, смеялись и пели и так часто повторяли со вздохом: «Эх, Васька, Васька…» — что сказка дальше пальмы не продвигалась. Правда, придумался полосатый кот Васька, который сидел на пальме, пел песню «Не плачь, девчонка, пройдут дожди…» и мастерил себе из серебряной бумаги крылья для полёта.

Чтобы не мешать взрослым, Гришка отнёс свой стакан на кухню. Бросил в него кусок сахара-рафинада, ложечкой поболтал. Сахар развалился на большие куски, потом распался на мелкие крошки, потом и вовсе растаял, пустив по воде как бы прозрачный дым. Гришка ещё положил. Другой кусок тоже растаял.

«Интересно, — подумал Гришка. — Сахар тает, потому что не крепкий. А если поболтать в стакане гайку?»

«Какую гайку?» — спросилось в его голове.

«А вот эту».

Гайка лежала возле сахарницы. Небольшая, железная, совсем новая.

Гришка бросил её в стакан.

Крутится гайка, в стеклянные стенки тюкает, но не тает.

«Наверно, я недолго кручу, — думает Гришка. — Гайка крепкая, не сахар. Нужно её крутить подольше».

Гришка сел поудобнее, вздохнул несколько раз поглубже, чтобы сон прогнать, и принялся без устали крутить ложкой в стакане. Сам думает: «Может быть, сочинить сказку про девочку Лизу? Собирает Лиза по утрам росу с одуванчиков, потому у неё такие волосы лёгкие. Уж это, наверное, сказка…»

— Крутишь? — услышал Гришка вопрос с подковыркой.

— Кручу. — Гришка поднял глаза от стакана и увидел: стоит возле печки гражданин с чемоданом, то ли усталый очень, то ли больной. Щёки выбриты наспех — в глубоких морщинах будто пепел скопился. Волос у гражданина на голове мало, но не то чтобы лысый.

— Не признал? — спросил гражданин. И сам ответил печально: — Не признал… Раньше я на них смахивал, на Пашку и на Федьку.

— Точно, — сказал Гришка, раскрыл глаза до ломоты в висках, чтобы сон прогнать окончательно. — Есть отдалённое сходство. А вот дядя Павел и дядя Федя очень похожи.

— Именно, — кивнул гражданин. — Они же товарищи — не разлей вода. Они отчего похожи? От сходства мыслей и интересов, а также от верной дружбы.

— А вы? — спросил Гришка.

— Я дядя Вася. Ихний бывший приятель. — Дядя Вася поставил чемодан на пол, поёжился и погрел руки, подув на них, словно на дворе дождь и холод, а не тёплый летний вечер.

— Что с вами? — спросил Гришка. — Болеете? — Это он вслух спросил, а про себя подумал: «Может быть, сочинить сказку, в которой Пестряков Валерий победит все болезни…»

— Отболел уже, — сказал дядя Вася. — Продрог я. На открытой попутке ехал. Ветер в лицо, сам понимаешь. Теперь грущу и тоскую. Пашка — он не тоскует. Федька — тот вообще оптимист. А я грущу и тоскую. Мерихлюндия у меня хроническая — от прошлой весёлой жизни на разговор тянет.

Гришка из деликатности про мерихлюндию расспрашивать постеснялся.