Князь Стародубский

Глава 1. Знакомство

Пещерка оказалась сухой и чистенькой, без обвалов и торчащих корней. По форме напоминала полусферу с относительно ровным полом и странно гладкой стеной в дальнем конце, которая от входа казалась полированным камнем. Николай подсвечивал в разные стороны предусмотрительно захваченным фонариком и не обращал на эту диковинку никакого внимания.

— Коля, а что это за фигня плоская?

— А! — Махнул тот рукой. — Ледник приволок откуда-то, наверное. Пока тащил — обтесал. Я видел в музее такие каменюки.

Я подошел поближе. Вдруг мне показалось, что на ее поверхности что-то виднеется.

— Николай, посвети-ка на камень. — Попросил я своего спутника.

— Чего там?

Луч света заскользил по стенке, и я оторопел. В камне, как за стеклом, стоял парень, подросток лет 14–16 и протягивал к нам правую руку. Казалось, что его ладонь сейчас проткнет тонкую поверхность и вынырнет в пещеру.

— Ты видишь?! — Закричал я. — Видишь его?!

— Кого? — Николай в недоумении пытался рассмотреть, что меня так возбудило.

— Кого я должен увидеть, Федорович? Камень как камень. Померещилось что-то?

Но черт! Я отчетливо видел паренька и даже протерев глаза и покрутив головой, мне не удалось отогнать видение. Я, вообще-то, по жизни человек осторожный, пообтесанный и побитый, но тут поступил так, как в далекой юности, решительно шагнул вперед и приложил свою ладонь к ладони застывшего юноши.

Вспышка!….

Я — Дмитрий Владимирович, во крещении. Для закупов и вольных смердов, живущих на моих землях, более известен, как Ростислав Владимирович. Близкое окружение, семья, знают меня как Олафа, сына Владимира. Ну а моя покойная матушка, ее половецкая служанка и конюх звали Балобан-бег.

Мой отец Владимир Всеволодович, сын Всеволода Большое гнездо, умер 6 января, и я стал… увы! не князем Стародубским, а изгоем. Жена отца, Елена Глебовна, дочь Глеба Святославовича Черниговского, детей батюшке не подарила и ушла в мир иной за год до него, простыв по дороге из Владимира в Стародуб. А вот пленная половецкая княжна (хотя дед был хан так себе, подханок скорее), сумела, когда-то, вскружить голову 17 летнему княжичу и через положенное время на свет появился я. Произошло это замечательное событие 17 декабря 6721 года от сотворения мира. Или в 1212 году от Рождества Христова.

Вся огромная родня отца отнеслась к его официальной бездетности с сочувствием, списывая ее на грехи, которых у любого князя очень и очень много, а к, непризнанному церковью законным, сыну с пониманием и расположением. Тем более, что официальное положение незаконнорожденного не оставляло мне шансов занять хоть какой-то стол. Слишком много было претендентов. И раз уж в лествицу мне было не влезть, то почему бы и не выказать приязнь такому родичу. Хотя наша семья знала одного ушлого бастарда, который сумел забраться на самый верх. Но где я, а где Владимир Святославович?

Дядя Юрий Всеволодович, примчавшийся из Владимира проститься с братом, позвал меня к себе, в гостевые покои, после отпевания и похорон.

— Заходи, племянник, заходи. Поговорить надо. — 39-летний Великий князь Владимирский приглашающе повел ладонью.

— Не буду тянуть. Ты понимаешь Ростислав, что стол отца твоего я должен забрать?

— А я!?

— А ты… Отец тебе землю подарил по Клязьме, вроде? Погост там и деревеньки

— Там земель то тех, простого дружинник не прокормить, не снарядить. Я все же сын князя. На стол не претендую, принимаю свое положение. Но мы же родичи! Мне что, побираться теперь Христа ради?!

— Хм… Что хочешь?

Я все дни болезни отца и ожидания похорон, обдумывал свою дальнейшую судьбу и строил планы, как выжить одному, без защиты, в непростом, кипящем котле Владимирской Земли. Советовался с умирающим князем и его ближним помощником, которому доверяли, и он и я. Ясно было, что от претензий на Стародуб или другой стол, нужно отказываться, но попробовать получить побольше земель, в личное владение и кое-какие привилегии, стоило попытаться.

— Земли от речки Тезы до речки Тары, по правому берегу, на 20 верст вглубь, а по левому на 10 верст. И обельными их сделать.

— Ого, четверть княжества захотел захапать. — Усмехнулся дядя.

— И двадцатой части не будет

— Так вроде бы левый берег уже Владимирское княжество, а не Стародубское

— А ты, Юрий Всеволодович кто?

— И то. Что еще?

— Людей моих, что в поместье не забирать и новому князю Стародубскому или тиуну твоему то сказать. Их там и так мало, а защищать землю нужно.

— А кто там? — Заинтересовался князь.

— Дружина Кнутович, с сыновьями Семионом и Василием, да три кметя, и Федор Жданович с сыном Яном и кметями. — Ответил я.

— Дружину помню, он много неприятностей моим димитровцам в свое время доставил. Хороший воин и военачальник хороший. Сам то он захочет в глухомани остаться? Не при князе, в лесу…

— Старый он уже, 42 года. Думаю, останется

Юрий Всеволодович с весёлыми изумлением посмотрел на меня.

— Я всего на три года его младше буду. Я что, старый?!

— Ты правитель, а он дружинник. — Нашелся я, слегка даже смутившись. Ну да князь не княгиня, ему возраст не помеха и не печаль. Пока.

— Ладно, силком забирать у тебя никого не буду, кто захочет — пусть остается, но и запрещать переезжать не стану. Что еще?

Тут пришла пора самому трудному вопросу. Дружина Кнутович советовал просить сразу много, тогда дадут хотя бы половину. Попросишь в меру, могут совсем ничего не дать.

— Тысячу гривен, новгородских.

— Эко! — Великий князь аж крякнул. — Куда такую прорву серебра?

Ответ давно был готов и что самое важное, абсолютно честен и обоснован.

— Людей приманивать нужно, на поселение. Там полесье, не ополье. Земля родит плохо. Пока отстроятся, поднимут пашню, пока обживутся, серебро с них, или часть урожая, брать нельзя. Уйдут. А жить то и мне нужно и дружину содержать.

— А кому сейчас легко? Ишь ты, тысячу гривен! Я вот Великий князь и то столько не часто в одном месте вижу… Ты вот что. Будешь получать по сто гривен в год от моего тиуна, которого в Стародуб пришлю, пока не посажу кого-нибудь на стол. Три года. А сейчас, сразу, я тебе двести гривен дам.

— Что на счет обельной на землю?

— Выпишу грамоту. Только ты и от Стародубского князя землю получил и от Владимирского получишь. Служить кому будешь, мне или Стародубскому?

— Обоим

— Никому значит, ха-ха-ха!

— Мы же одна семья! — Возмутился я.

— Ага, ага. Я с отцом твоим воевал и с другими братьями. Никому не мешали семейные узы.

— Я не такой!

Князь Юрий внимательно посмотрел на меня.

— Ну, ну. Увидим. На этом все?

— Все, дядя.

Великий князь грузно выбрался из-за стола, подошел ко мне и обнял. Превратившись на миг из могучего и уверенного в себе владыки в обычного, уставшего и придавленного горем от потери брата, человека. Мы постояли так какое-то время, проникнувшись вместе общей бедой. Дядя и племянник. Брат и сын. Великий князь и бастард. Родичи.

— Иди, Ростислав. Мертвым мертвое, а живым живое. Удачи тебе. Если что — помогу, но много не обещаю. Постарайся сам. — Князь взял меня за плечи, отодвинул от себя и в последний раз посмотрел в глаза.

Что-то там, наверное, увидел, кивнул сам себе и отпустил меня повелительным жестом.

Отъезжать решили сразу, как только получим грамоты и серебро. Все, что планировали уже закупили в городе на те гривны, которые были раньше. А требовалось не мало. Пока шли отпевание в церкви св. Иоанна Милостивого, похороны и поминки, мои немногочисленные помощники и слуги сновали среди привлеченных пышными обрядами и дармовым угощением горожанами и пришлыми, прислушивались к разговорам и мотали на ус. Кое-кого отводили в сторонку и делали заманчивые предложения, соблазняя освобождением от налогов и поборов на три года, а то и на пять лет.

Усилия принесли успех, хотя и не оглушительный. С нами отравлялись в дорогу 2 семьи, в 5 и 7 душ, чтобы по весне основать новую деревню в моих землях. Пока поживут на погосте, заготовят лес, а следующую зиму встретят уже в своих домах. Еще несколько глав семейств обещали подумать. Все они, и уже согласившиеся, и пока сомневающиеся, были из Черниговского княжества. Люди бежали от усобиц, а особенно от моих соплеменников по матушке, которых приводили на Русь враждующие князья. Видимо надоело бедолагам засыпать у родного очага и сомневаться, проснуться ли они завтра свободными смердами или невольниками половецкого кочевника.

Пообтершись немного среди стародубцев, переселенцы прикидывали свои перспективы, и они вырисовывались совсем не радужными. Владимирское Ополье были давно освоено и поделено, а вот земля остального Залесья урожаями не радовала. Особенно пахарей, привыкших к южным черноземам. Зато более-менее спокойно, жить можно. Так что я надеялся увидеть тех, кто пока оставался в Стародубе, у себя, в новых деревнях. Продукты до урожая, инструмент, кое-какую живность, семена и даже материал на одежду (не все смогли прихватить что-то с собой) я им твердо обещал и уже даже закупил. От поборов освободил. Что им еще, тугодумам черниговским нужно?!

Выезжали из Стародуба утром 13 января большим обозом в 12 саней. Растянулись по льду Клязьмы почти на треть версты. Надежды на будущее, уверенность в своих силах и грандиозность планов будоражили мою голову, вместе с морозом и несильным северным ветерком.

Дружина Кнутович, управившись со всеми делами старшего обозного начальника, подсел ко мне в сани. Коней, хороших, боевых, дорогих до жути, берегли и не загружали. Красоваться не перед кем и незачем.

— Олаф, лес нужно валить, как приедем. Всех холопов и смердов пошлем, а то весна придет, дерево негодным станет. — В который раз пошел по кругу обговаривать наши задумки

— Я все же сомневаюсь. Зачем нам новая усадьба? Расходы, а серебро не бесконечное.

— Та усадьба строена для отдыха. Нужна для жизни, — не соглашался Дружина.

— Ну так давай на старом месте отстроимся. И работы меньше.

— Место плохое, оборонять трудно. Нужно на Белой горе ставить.

— Да кому мы тут нужны, в нашей глуши? Если только разбойники заявятся, ну так мы их и с нашими силами враз скрутим.

— Всегда найдутся те, кто захочет тебя ограбить, — пробурчал старый, — и они могут найти способ, как это сделать.

— Все серебро, что удалось выпросить у Великого князя, уйдет на новую усадьбу. И еще остатки своего отдадим. А ведь приедут переселенцы, им помогать нужно, пока хозяйство не поднимут. Может подождем?

— Подождем, а потом придут доброхоты и возьмут голыми руками.

Вот же чёрт упрямый! Вроде бы последним норманном в его роду был прадед, но шведское упрямство продолжало передаваться из поколения в поколение.

— Как думаешь, хватит запасов, что закупили? Вроде бы взяли все, что хотели, но потом как бы у Третьяка Малыгина не пришлось втридорога брать. — Перевел я разговор на другую тему.

— Гадёныш этот новгородец. Что ты, княжич, с ним дела имеешь? Молодость, конечно, к молодости тянется, но не надежный он. Наведет своих ушкуйников, новгородских, на нас. Нужна крепкая усадьба.

Вот же ж!

— У него товар самый дешёвый и качество хорошее.

— Не нравится он мне, Олаф. Мои предки были пиратами, а многих повидал из них и сам. Третьяк из таких.

Купец этот три года приплывал к нам после сбора урожая и вел торг. Были и другие, но мельче и жаднее. Малыгин тоже не ангел, но торговал весело, не ходил хмурым, не цедил сквозь губу, как некоторые, так что с ним старались вести дела и смерды и княжьи люди. Отец как раз стал привлекать меня к делам, посчитав, что я уже достаточно вырос, когда новгородец приплыл к нам в первый раз. Молодой, дерзкий, насмешливый и независимый, он сразу пришелся мне по нраву.

В усадьбе была молодежь, разная по положению и состоянию, но они были … другие, что ли? В той или иной степени, эти ребята, лично свободные, все равно находились в зависимости сначала от отца, а теперь и от меня. Смысл их существования был в служении князю. Это давало им положение, богатство и власть. А купец служил сам себе, зависел только от своей удачи и таланта и, в глубине души, плевать хотел на каждого князя по отдельности и на всех вместе взятых.

— Кузницу бы нам, на погосте или при усадьбе- продолжил Дружина, — возить железо, поломанное, в Стародуб не дело. Жаль нет руды в наших местах. Свое железо очень нужно. Да и лес сводить под пашни станем, угля нажечь можно. Я узнал, старший сын переселенца из-под Выри, подручным у кузнеца работал, в деле понимает. Сварить треснувшую косу, или выковать подкову умеет. Да и печь сложить для криц может. А сыновья старосты из деревни Иванков луг нанимаются в Дебри, к углежогам. И с погоста Новый Листвен некоторые смерды там же подрабатывают. Всяко углежогные ямы сделают.

— А кто еще, из ремесленников? — Заинтересовался я.

— Из тех, кто с нами — никого. А в городе гончар из Хоробора подходил да бочар из Всеволожа. В Стародубе им не рады, своих хватает. Но что им у нас? Торга нет, а нашим не нужно, все сами делают или у купцов заезжих берут.

— Так может поселим при усадьбе?

— А смысл? У них вся семья при основном ремесле, пахари из них никакие. А нам много горшков да бочек не нужно. Да и купцам не продашь, такого добра везде полно. Нет, пусть в другом месте устраиваются, кормить их задаром …

Кнутович поерзал на сене, устраиваясь поудобнее.

— Поздно выехали. Суеты много. До погоста Банец можем не успеть до темна. В лесу ночевать не охота. Чую, ударит к ночи мороз. Надо бы одежку потеплее новым выдать, из той, что закупили. А то и померзнуть могут. Они не привычные к нашим зимам.

— Слыхал, волки загрызли пол деревни под Стародубом?

— Меньше баб слушай, Олаф. Мальца беспутного сожрали, а не полдеревни. Заскочили, схватили зазевавшегося, пару собак задрали и в лес.

— Нам бы собак взять с собой, нужная животина.

— Собаку хорошую еще поискать, да самому вырастить. В усадьбе бестолочь одна, жрут да брешут. Не жили мы там толком. А в деревнях никто заводить их не станет. Охотников мало, кормить, опять же, требуется. Но собаки нужны, да. Я поспрашиваю у булгарских купцов. Сами то они мусульмане, не любят собачек. Зато черемисы и мордва хороших псов держат. От них щенков и привезут. Посплю я, Олаф. Вроде все хорошо, не потеряем никого, все сам проверил, не должны поломаться. Пол ночи не спал.

— Спи, старый. Я смотрю.

Дружина хмыкнул, закутался поплотнее в тулуп и повернулся на другой бок.

Вспышка!…

Я, Колесников Иван Федорович, 1970 года рождения. Бывший военный следователь, пенсионер. Родился в Ленинграде, учился в Москве, а жил по всей России, куда пошлет судьба и начальство. В 2024 году начальство послало в освобожденный от бандерлогов Киев.

Хаос, нищета и одуревшее от страха и крови население. Местные кадры были бы предпочтительнее, так как знали город и имели нужные связи. Но их или перемолотила кровавая мясорубка войны, или они были редкой сволочью. Попадались такие, из бывших, что даже у нас, засланных варягов, повидавших в жизни многое, остатки волос дыбом вставали. Людей не хватало катастрофически, тех, кого присылали, частенько увозили домой в цинках. Злобные нацики мстили «москалям» при любом удобном случае. Приходилось исполнять обязанности не только следователя, но и опера, и патологоанатома, и уборщика. Жили, как в осажденной крепости. Но задачи, поставленные перед нами, выполняли. Теряя коллег и здоровье. Мдя…

На Андрея Паливоду я охотился давно. Наследил он и на Донбассе, и в Херсонской области. Кровавенько так наследил. Теперь сколотил банду в Киеве. Немногочисленные информаторы доносили, что Андрюша всеми силами и доступными способами старается награбить капиталец и сваливать в Канаду, где заждалась «хероя» местная, хохлацкая община. Перспективы на родине у этого существа были не радужные. Обкладывали его медленно, но уверенно и конец бывшего «правосека» уже был виден невооруженным глазом.

Однажды, июльским вечером, на мобильник поступил вызов от другого Андрея. Этот тоже был ветераном войны с Россией, лишившимся ноги под Бахмутом. Что там у него произошло с бандеровцами — Бог весть, но теперь он ненавидел нациков всеми фибрами своей, опаленной в боях, души. А те, не зная о таких метаморфозах бывшего «побратима», доверяли инвалиду и привлекали к своим делишкам. Так что информация текла к нам хоть и не бурным, но очень, очень заметным потокам.

Встретились мы на Хмельницкого. После бегства киевлян, в городе пустовало много квартир, было из чего выбрать для конфиденциальных встреч. Когда я открыл дверь своим ключом и зашел в прихожую, то тут же уперся животом в ствол Макарова.

— Привет. — Мрачный парень, выглядевший на 20 лет старше своего возраста, спрятал пистолет в карман растянутых, спортивных штанов и похромал на кухню.

Я, не разуваясь, прошел следом, доставая из портфеля бутылку «Немирова».

— Будешь?

Андрей побухивал не по-детски.

— Нет. — Отмахнулся тот. — Я знаю, как поймать эту скотину!

С сомнением посмотрев на второй табурет с подозрительной ножкой, все же присел за грязноватый стол.

— Какую из них?

— Я знаю где в последнее время крутиться Паливода. Причем всегда один.

— И где же?

Собеседник посмотрел на меня исподлобья.

— Пойдем вдвоем. Меня с собой возьмешь.

— Тебе это зачем? — Удивился я.

— За надом. У меня свои счеты с этим… После Бахмута.

— Ясно. Хочешь завалить?

— Один не смогу. Нога. Вдвоем справимся.

— Мне что, подержать его нужно, пока ты его резать будешь?

— Смешно… Нужно сегодня брать его. Поляк проболтался, что завтра они сваливают.

— Поляк это кто?

— Помощник Паливоды. Тоже та еще тварь. У меня машина во дворе. Нужно прямо сейчас ехать, потом не успеем.

— Ты же одноногий, откуда у тебя машина?

— Слушай, ты едешь или как? Уйдет гад. Будет жировать в грёбанной Канаде, а парни так и останутся не отомщенными.

— Тяжёлый случай

— Иди на хер. Ты со мной едешь?

Я подумал и решился. На засаду не похоже. Андрея свои же на ленты порежут, в случае чего. Уж больно много он им нагадил. С нашей помощью.

— Куда ехать то? — Осведомился я.

— Увидишь. Я дорогу покажу. За город.

Машин в городе было мало, так что не прошло и часа, как мы выбрались на стареньком «Фольксвагене» из города по Гостомельскому шоссе. Где-то через 5 км. Андрей сказал:

— Сейчас не гони. Отворотка скоро, в лес. Грунтовка, не заметная.

Медленно прокатившись еще с километр, мы обнаружили нужную дорогу. Не ахти, но проехать можно. Свернули.

— Далеко еще?

— Нет, пару километров. Через несколько минут выйдем. Чтобы не услышал подъезжающую машину.

— Дойдешь?

— Зубами, бля.ь

— Ну-ну…

К нужному месту мы подошли, когда вот-вот должны были начаться сумерки.

— Тут он. Вон его минивэн.

— А сам он где?

— В овраге. Туда не подъехать. Только ножками.

Информатор достал Макаров и поковылял к «Форду». Постояли, поозирались. Вдруг со стороны оврага послышалось тяжёлое пыхтение.

— Прячься, — шепотом приказал я Андрею, — вылезет — возьмем.

Через несколько минут кусты раздвинулись и к машине выбрался здоровенный детина, с двумя огромными баулами в руках.

— Стой где стоишь! — Вышел из-за минивэна Андрей, направив в сторону вновь прибывшего пистолет. — Опустишь сумки — сразу стреляю!

— Андрюха, это ты? — Оторопел тот. — Ты чего, братан?!

Ты смотри, на «москальской мове» обращается. Не правильный какой-то нацик.

— Помнишь, гад, Бахмут. Как ты заградотрядом командовал? Как все наше отделение положили!

— Ты чего, Андрюха?! — Все еще не въезжал Паливода.

— Федорович, ты его на прицеле держишь? — Спросил, не оборачиваясь, мой спутник.

— Ага. Делай.

Слишком хорошо я знал, что натворил бандеровец за 10 лет. Каждая страничка его дела сочилась кровью. Детей, женщин, стариков. Души десятков российских пленных, люто замученных этой тварью, взывали из небытия к отмщению. И похер на закон. Есть моменты, когда закон на стороне зла.

Припадая на целую ногу, Андрей подошел к Паливоде и резко ударил его в пузо. Ножом.

— Аааааааа! — Вопил горилловидный нацик, свернувшись калачиком и катаясь по земле с боку на бок.

Постояли, покурили.

— Добьем? — Поинтересовался я

— Подожди

«Война… Не осталось ни жалости, ни смысла в жизни».

— Услышат

— Пусть. Сейчас время злое. Никто не подойдет. Все боятся

Казалось он упивается каждым воплем, каждой секундой мук своей жертвы.

Когда вторя сигарета подходила к фильтру, инвалид резко наклонился и провел лезвием ножа по горлу бандеровца. Мерзко забулькало. Подергавшись еще немного, нацик затих.

— Посмотрим, что в баулах?

Андрей равнодушно пожал плечами:

— Пофиг… Деньги, наверное. Что еще может интересовать таких уродов?

Я нагнулся и расстегнул молнию. Точно, деньги. Американские.

— Интересно, сколько тут? И откуда?

Мой спутник безразлично глянул на сумку.

«Все еще не отошел. Да и оттает ли?»

— Награбил. Может сам. А может у другого, такого же, украл.

— Сотенные. Миллионов по 5 в каждой. — Определил я.

Солидно. Поэтому то и один был. Боялся. За такое многие убьют, не задумываясь.

— Возьмешь себе, немного? Остальное сдам.

Андрей не ответил, находясь в своем мире.

— Ладно, пошли посмотрим, откуда он выполз. Может еще чего найдем. — Предложил я, ставя сумки в кузов «Форда».

И мы нашли. Сука! Лучше бы, вообще туда не спускались. В склоне оврага была выкопана огромная ниша. Сразу было заметно, что копали в спешке. Вход замаскировали, конечно, но так себе. Нашли быстро. Вся она была заставлена ящиками. Очень много ящиков. А в них!…

Деньги. Русские, евро, доллары и конечно гривны. Сколько- хз. Золото. В слитках, в монетах разных стран, в украшениях. Золото скифов… Всего, на первый взгляд около тонны. Серебро. Тоже слитки и монеты. Тонн 30, может больше. Ну и по мелочи — платина, палладий, еще что-то. Какие-то ценные бумаги, я в них не шибко разбираюсь. Вроде бы облигации. Ну и вишенка на торте — архивы. Киевское СБУ, МВД, Администрации наркомана Зе.

Делаааа!

Видимо, удирая от стремительно наступавших ВС РФ, бандерлоги вывозили ценности в последний момент, разными путями. Авиация России плотно висела над дорогами, ведущими на Запад. И могла мигом стереть любую колонну тяжелых грузовиков противника. Решили не рисковать, драпать налегке. Что было — припрятали, скорее всего рассчитывали быстро вернуться в авангарде армий НАТО, так что сильно не старались. Не срослось.

И вот что нам со всем этим делать?!!!

— Что делать будем? — Прочитал мои мысли Андрюха

Я тяжело посмотрел на парня.

— Молчать. До конца своих дней. И постараемся забыть, что что-то видели

— Что так?

— Все просто, Андрюша. Все очень просто. Узнают — убьют. Сразу же

— А твои?

— А мои, что, не люди? Тоже убьют. Только быстрее

Помолчали, осматривая Океан дерьма, в котором очутились без плота и спасательного жилета.

— Значит так, Андрюха. Берешь денежку из сумок Паливоды. Не много, тысяч 50 или 100. И мотаешь за границу. У вас же безвиз, бля. ь, выберешься. Куда-нибудь в Швейцарию или Италию. А еще лучше в Аргентину, там сейчас такой бардак, что не до тебя будет. А ты с американскими деньгами сможешь неплохо устроится. Делай себе нормальную ногу и сиди тише воды, ниже травы.

— А ты, Федорович?

— Сейчас все делаем как было и еще лучше. Потом уезжаем. Ты в Европу, я в Россию. Скоро сменить должны. Пенсия уже есть, уволюсь и забьюсь в норку. Из золота-серебра ничего не берем. Приметно, кто знает об схроне может выследить. Не факт, но вероятность есть, если всплывет. Бумаги не трогаем. Денег возьмем по минимуму, чтобы не бедствовать, но и не шиковать. Глядишь — пронесет.

— Уже

— Шутник, блин. Давай, за работу.

Сожженный «Фольксваген» с одноногим трупом внутри, нашли на окраине Киева через четыре дня. Не успел, Андрюха. То ли по старым делам прокололся где-то, то ли последствия последнего настигли неожиданно.

Я проработал в Киеве еще полгода. Каюсь, несколько раз, соблюдая все предосторожности, наведывался в схрон. Меня интересовали архивы. С их помощью удалось развернуть обширную сеть информаторов и сильно прижать к ногтю бандеровское подполье. Почисти город знатно. Меня даже наградили орденом и предлагали поработать преподавателем в Академии. Но я уперся. Устал, мол, хочу карасей на зорьке из пруда таскать. Так я и оказался в Глушицах.

Вспышка! ….

Усадьба начиналась с ледника. Пока стоял на реке лед напилили из него блоков, переложили соломой и стали долбить мерзлый грунт на месте будущего двора. Можно было бы пользоваться ледником старой усадьбы, благо была она не далеко, но решили именно так.

Тиун на договоре в погосте Новый Листвен Хрольф, сын Гоуды, прислал два десятка смердов на заготовку дерева под будущую усадьбу. Зимой в деревнях работы хватает, но все же значительно меньше, чем в другое время года. А заработать малую толику серебра никогда лишним не будет. На стороне, в это время года, лишние руки никому особенно не нужны, летом поля и сенокосы не дадут отойти, а ту такая оказия заработать на осеннюю выплату налогов. Еще и на товар приезжих купцов останется. Из деревень тоже подтянулся народ.

Дровосеки быстро очистили намеченный под постройки участок и пошли валить лес дальше. И тут настал черед холопов. Всего их у меня ровно десять. Пять мужчин и пять женщин.

Конюх Беляй, половецкий пленник, к делу не привлекался, ему и так хватало работы на конюшне. А вот Губа, Немир, Чудин и Булгак, под руководством огнищанина Путилы, с утра и до вечера вгрызались в землю. Сначала жгли костры, пытаясь немного ослабить похожую на камень землю, потом долбили в два кайла (дорогущая штука, много в ней железа) подтаявшее, а Губа и Чудин деревянными лопатами выгребали из ямы отколотое.

Рядом холопки Татьяна и Неждана готовили в двух больших котлах горячее варево из свежей дичи, которую сыновья Дружины, Семион и Василий, таскали из леса каждый день в больших количествах. Весь февраль стояли крепкие морозцы и у работников уходило много сил на обогрев самих себя. Запасы зерна, из старой усадьбы, и так не великие, уходили с пугающей быстротой. Жрали труженики за четверых. Правда и работали хорошо. Скоро нужное количество леса будет приготовлено, да и яма под ледник выглядела уже огромной.

Дружина Кнутович и Федор Жданович, два моих боярина, вместе со своими кметями, охраняли все это дело от волков и возможных лихих людей. Один я слонялся, как неприкаянный. Пытался вникнуть в суть всех дел, не отвлекая работников и не мешаясь у них под рукой. Десятилетний сын Федора Ждановича, Ян Малый, таскался со мной повсюду как хвостик. Скучно ему, все заняты, сказки никто не рассказывает, небылицы не врут, даже с оружием тренироваться приходится одному, не до него сейчас.

— Князь!.. Ростислав Владимирович! … Ну подожди же! — Вопил выскочивший из дыма костров мальчишка.

Все холопы и смерды, доставшиеся мне по наследству, после смерти батюшки, перешли с именования меня «княжич», к солидному и вескому «князь». Вопрос только в том, имел ли я на это право? По происхождению — бесспорно. Даже незаконнорождённость не препятствовала. А вот по положению — большой вопрос.

— Чего тебе? — Буркнул, недовольно, Яну.

— В яме камень нашли! Огромный! И гладкий, как стол! Ей Богу! Чудной камень, пошли покажу.

Скучно было и мне.

— Ну пошли, посмотрим.

Спустились по земляным ступенькам в будущий ледник. И вправду, диковинный камень. Я подошел и погладил его поверхность. Гладкий.

Вспышка! …

Две жизни промелькнули у меня в голове, моя и малолетнего князя. За вдох. Я одернул руку. Под серой поверхностью застыл я-старый, вытянув вперед ладонь.

— Ян, видишь что-нибудь? — Спросил у малолетки.

— Так камень же. Странный.

— Ясно…. Так, слушайте! Все из ямы, идите горячего похлебайте

— Так хлебали уже, недавно. — Заметил Немир.

— Я кому сказал- все пошли вон! Позову потом, — вот же неслухи, а еще холопы

— А я? — Малой ничего не понимал.

— И ты тоже. Ступай к отцу, он вроде обедать сел.

Обиженный мальчишка развернулся и сердито сопя полез наверх. Я повернулся к камню.

«Итак, что мы имеем? Сознание переноситься, это понятно. Я помню, как свою жизнь, так и жизнь пацана. Кстати, а где он сам?»

Покопавшись в себе, юного князя не обнаружил. То ли подавляю его, то ли оба одновременно в одном месте быть не можем. Если так, то куда он уходит, когда я в его теле?

«Ладно. С этим понятно. Человек пройти из одного мира в другой не может. И судя по всему, когда я здесь — там время стоит. Нужно попробовать переместить что-то не живое.»

Оглядевшись, подобрал кусочек мерзлой глины и бросил в каменюку. Глина отскочила.

«Понятно. А если так?»

Я подошел к поверхности, в стороне от застывшего меня и приложил тот же кусок. Затем осторожно нажал. Глина исчезла из этого мира, и тут же зависла на той стороне.

«Так, так, так… А если попробовать по-другому?».

Подняв длинный обрубок соснового корня, я попробовал его протолкнуть на другую сторону. Вначале ничего не происходило, а когда я был уже готов убрать корень, то неожиданно исчез и появился за поверхностью.

«Интересно. А если я себя смогу протолкнуть обратно, то время пойдет или так и зависну навеки?».

Решил не экспериментировать. Ну его нафиг, такое существование. Как муха в янтаре.

«Ладно, осмотримся. Вдруг это параллельная Вселенная, а не мой мир. Хотя, судя по памяти пацана, все происходит так же, как и у нас. Но я не историк, могу ошибаться. Прогуляюсь, а когда вернусь обратно посмотрю в интернете, что и как».

Выбравшись на верх, я вдохнул морозный воздух полной грудью. Блин! Я и забыл уже, как же хорошо быть молодым!