Код Майя--MMXII

13. Лестница – Змей – Кремень – Мастер

Очередная смена мотиваций – от Грозы к Лестнице.

Образ действия Лестницы достаточно легко читается в её символике. Во-первых, это упорядочение «своего круга» на основе равенства, плюс движение вверх, опираясь на эту основу. Во втором «историческом цикле» востребованность Лестницы соответствует 16-й стадии Надлома, символика которой – это «Башня». По сути – это тот же самый символ, ведь майянская «лестница» – это ступенчатая пирамида. А поскольку богоборче­ская идея полного социального равенства утопична, то попытки её реализовать ведут к обрушению Башни. Впрочем, уже сама символика Лестницы, как и Башни, несет в себе противоречия, ведь равенство исполнителей предполагает возвышение архитектора на уровень демиурга и порождает иерархию в процессе строительства.

Однако из этого вовсе не следует, что идея равенства и руководство Лестницы не будут востребованы в определённые фазы развития сообщества. Только нужно понимать, что речь идет, скорее, о расчистке фундамента для будущего строительства и приобрете­нии исторического опыта, который будет востребован в 22 стадии, под знаком Владыки. Возможно, по этой причине самыми известными историческими персонажами под знаком Лестницы являются Маркс и Ленин (во Владыке), не считая короля Генриха XVIII и маршала Жукова. Известные мизантропы Фридрих Ницше и Николай Ежов (Лестница в Лестнице) тоже много говорят о его очистительной разрушительности. Впрочем, когда равенство и карьерный штурм небес – всего лишь мотивация, а не средство, то и люди встречаются душевнее – Сталин, Ворошилов, кардинал Ришельё, Дж.Кеннеди. А ещё В.Высоцкий, И.Смоктуновский и С.Юрский, И.Чурикова, Е.Леонов, С.Проханов, Г.Горин и М.Захаров – весьма театральная мотивация, однако. Лестница в небо, завершающая мой любимый фильм Захарова и Горина, не случайный символ.

Попытаемся понять, почему образ действия Лестницы не совместим с мотивацией Грозы. На образном уровне вспоминаем невидимую Маргариту, свободно парящую над лесами и реками. Этого достаточно, чтобы ощутить несоответствие с образом кирпичика в Стене или строителя Башни. Нет ничего более противоречащего образу свободы, чем стройные шеренги сталинских парадов под ленинскими флагами. В обратную сторону не так: эмоциональный образ действия Грозы вполне совместим с утопической мотивацией всеобщего равенства и штурма небес.

Восьмая смена мотиваций меняет волну Лестницы на волну Змея.

Вот что значит приобрести немного опыта анализа, и уже намного быстрее пошло. Мы уже знаем, что заглавный Змей в нашей истории – Пушкин. А исторический узел 10/11, где востребован психотип Змея – это «Пик Подъёма», для России – междуцарствие и завершающее его восстание декабристов 1825 года. (В скобках отмечу для себя совпа­дение символов, возможно, случайное: В Библии змей, вознесённый на древо, превраща­ется из символа дьявола в символ святости. Не так ли и с казнёнными декабристами?)

Знак Змея открывает первый исторический цикл и завершает природный цикл. Он столь же интуитивен, как Мировое Дерево, так же стремится к гармонии в своём круге, но не может её добиться, поэтому одновременно ищет вовне источники и примеры гармонии, но так же обостренно чувствует чужеродность и враждебность. Поэтому, как и змея, вылезшая спокойно погреться на солнышке, такое сообщество внезапно превращается из поэтического и философского кружка в вооружённых мятежников. Мирный поэт, пишущий лирику в альбомы светских дам, внезапно почувствовал себя оскорблённым, и вот он разражается смертельно жалящей эпиграммой, разбивающей политическую карьеру всесильного магната и теневого лидера республиканцев.

Лестница в Змее – вполне совместимое сочетание. Не случайно Ленин называет декабристов предтечами большевиков, а Пушкин становится иконой при Сталине, но вряд ли сами декабристы согласились бы с мотивацией Лестницы. Для Змея имеет ценность гармония, но не единообразие. Хотя образ действия у двух знаков имеет общие черты – амбициозная разрушительность, самоутверждение и ниспровержение авторитетов (у Змея соперник – царь, у Лестницы – Бог).

Для иллюстрации образа действия Змея можно привлечь классику кино: А.Мягков (Змей в Мировом Дереве) мирно дремлет под новогодней елочкой. И лучше бы его, Змея, не трогали до утра, а то он из-за неудовлетворенного стремления к гармонии нападает на авторитетного, но слишком вежливого Ипполита, и всё рушит.

Змей знак довольно поэтичный – кроме Пушкина ещё Волошин, Мандельштам, Гейне. Михаил Булгаков тоже Змей, но в Грифе, поэтому мотивация сатирика подчиняет мастерство, но что касается внешнего спокойствия и жалящего внезапного нападения – то здесь всё на месте, не хуже Пушкина.

После поэтического «девятого вала» следует десятая волна под знаком Кремня.

Кремень, как и Змей, озабочен гармонией внутри «своего круга», но Змей обращает своё внимание вовне, а Кремень озабочен состоянием внутри сообщества. Заострённый Кремень в каменной цивилизации майя означал, прежде всего, острие, скальпель. Знак вполне медицинский, например – хирург-офтальмолог Святослав Федоров.

Интуитивный Змей в поисках приятеля или неприятеля ориентируется на образы, общность языка и вкусов. Кремень, как знак из последнего цикла, ориентируется на зна­ния. Его функция – разделение сообщества на годное и негодное к чему-то важному, в соответствии с некоторыми высшими принципами. Ф.Достоевский, А.Толстой, а задолго до них патриарх Никон – не просто классики, а носители жизненного опыта для перенас­тройки общества. Такую же настройку, но в глобальном масштабе задавали Наполеон Бонапарт или Фидель Кастро.

Образ действия Кремня противоположен Змею, не совместим с мотивацией хотя бы из-за различия в фокусе внимания. Змей абсолютно некритичен к своему кругу, готов под­страиваться и вырабатывать общий язык даже с явными негодяями, в то время как Кре­мень максимально критичен к своему кругу, навязывая ему свои принципы.

В то же время мотивация Кремня может подходить к образу действия Змея, если речь идёт о большом сообществе, где Кремень задает на длительный период принципы и мотивацию с высокого уровня, а Змей воспринимает эти принципы и затем защищает их как свои, в том числе и от бывшего кумира. Пример Наполеона-Кремня и Пушкина-Змея с его кругом декабристов – тот самый случай.

Десятая смена волны мотивации – от Кремня к Мастеру.

Сами понимаете, без обращения к Булгакову никак не обойтись, с учётом востребо­ванности Мастера на 15 стадии Надлома, применительно к нашей истории – в 1922-30-х годах. При этом нужно заметить, что период востребованности каждого знака шире, чем период его доминирования. Скажем, до начала культурной революции 1930-х «мастера» (и в писательском, и в оккультных смыслах) задавали тон, но не в смысле результата, а в смысле вовлеченности всех в процесс разборок между «мастерами». После завершения разборок и переподчинения «мастеров» проявятся результаты их работы, но в центре политики уже разбираются между собой лидеры под знаком Лестницы.

Теперь уже можно догадаться, что Мастер – это носитель «тайного знания» или «секрета профессии» так же, как Кремень – носитель явных принципов. В этом и сход­ство, и различие. При описании предыдущих пар мы для краткости опустили характери­стики, связанные с ориентацией знаков, теперь стоит напомнить. Мастер ориентирован на «Юг», то есть на чувство как ведущую функцию, Кремень – на «Восток» (ощущение). Мастер востребован в период глубокого Надлома, ориентирован на внутренние ценности (интровертен). Кремень востребован в период выхода из Надлома, поэтому скорее амбавертен, ориентирован на внутренние ценности, как и на их внешние реализации.

Для знаков Востока, важен духовный смысл, то есть принципы как воплощение опыта поколений. Для знаков Юга важна душевная, эмоциональная оценка. При этом и Мастер, и Кремень одинаковы в том, что руководствуются жёстко заданными ценностями - соответственно, сугубо внутренними оценками и раскрываемыми вовне принципами. Ну и, разумеется, знаки Юга и Востока различаются в своих интересах, предметных слоях реальности. Чувствующих «южан» интересуют связи между людьми и материальными объектами, а ощущающих представителей Востока – связи между людьми. И Мастера, и Кремня интересует «свой круг», но Кремня интересуют люди в отношениях с другими, а Мастера – авторы, критики или адресаты произведений. Материальные предметы без связи с личностями Мастера не интересуют, как и люди без связи с артефактами. Вот и в 15 главе булгаковского Романа, как мы помним, ведущего интересуют не люди сами по себе, а владельцы «кладов» – артефактов, имеющих ценность.

Итак, образ действия Мастера – эмоциональная оценка артефактов несовместим с мотивацией Кремня, работающего с межличностными отношениями на основе духовных ценностей (принципов). В тоже время образ действия Кремня может быть подчинен моти­вации Мастера, если отношения людей и духовные ценности отражаются в художествен­ных произведениях или в исполнении артиста (например, А.Демидова). Достоевского в этой связи мы тоже упоминали, хотя мотивация Оленя (Юг) больше связана с экспансией на литературном рынке.

Подведем промежуточный итог после обзора десяти, то есть ровно половины смен волн мотиваций. Мы подтвердили выдвинутую гипотезу о механизме смены мотивации через каждые 13 дней вследствие несовместимости следующего образа действия. И более того, нашли дополнительные инструменты для анализа психотипов и их совместимостей.