IX. 1830

«Он написал Акулине письмо самым четким почерком и бешеным слогом, объявлял ей о грозящей им погибели и тут же предлагал ей свою руку. Тотчас отнес он письмо на почту, в дупло, и лег спать весьма довольный собою».

Все было спокойно, ясно. Погода отвратительная, то есть прекрасная. Каждый день — перед обедом — и еще вечером (в темноте, ветки хлещут по лицу, луна летит следом) — прогулки верхами в Лучинник или в Казаринскую рощу… Никогда еще не чувствовал себя таким бодрым. Даже нашел в себе силы взяться за Онегина — Онегин, сказать по правде, осточертел, но из самолюбия, из упрямства он все ж докончил его.


Ответа нет. Он вновь посланье:

Второму, третьему письму

Ответа нет.


И весьма кстати: она в письме своем требовала, чтобы приезжал срочно.


Я знаю: век уж мой измерен;

Но чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днем...


Не выпустили. Холера — мерзость. За себя не боялся ни минуты; холера была не страшней турецких пуль. Не страшней — ему, мужчине…


...................... на высокий дом

Глядел я косо. Если в эту пору

Пожар его бы обхватил кругом,

То моему озлобленному взору

Приятно было б пламя.


Ну да ничего… Ничего? Все из рук валилось. Так…


Грустный вой

Песнь русская. Известная примета!


Загрузка...