«Он написал Акулине письмо самым четким почерком и бешеным слогом, объявлял ей о грозящей им погибели и тут же предлагал ей свою руку. Тотчас отнес он письмо на почту, в дупло, и лег спать весьма довольный собою».
Все было спокойно, ясно. Погода отвратительная, то есть прекрасная. Каждый день — перед обедом — и еще вечером (в темноте, ветки хлещут по лицу, луна летит следом) — прогулки верхами в Лучинник или в Казаринскую рощу… Никогда еще не чувствовал себя таким бодрым. Даже нашел в себе силы взяться за Онегина — Онегин, сказать по правде, осточертел, но из самолюбия, из упрямства он все ж докончил его.
Ответа нет. Он вновь посланье:
Второму, третьему письму
Ответа нет.
И весьма кстати: она в письме своем требовала, чтобы приезжал срочно.
Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем...
Не выпустили. Холера — мерзость. За себя не боялся ни минуты; холера была не страшней турецких пуль. Не страшней — ему, мужчине…
...................... на высокий дом
Глядел я косо. Если в эту пору
Пожар его бы обхватил кругом,
То моему озлобленному взору
Приятно было б пламя.
Ну да ничего… Ничего? Все из рук валилось. Так…
Грустный вой
Песнь русская. Известная примета!