Кодекс чести Вустеров

ГЛАВА 9

Те, кто хорошо знают Бертрама Вустера, разбуди их ночью, скажут вам, что он, как правило, парень несгибаемый, и даже когда дела его плохи, поднимается по самым гнилым ступеням самого себя к сияющим вершинам совершенства. Не часто бывает, что я вешаю нос или перестаю радовать друзей лучезарной улыбкой.

И тем не менее, хочу вам честно признаться, что, направляясь в библиотеку на выполнение стефиного задания, которое и в кошмарном сне не приснится, я чувствовал, что удача повернулась ко мне, мягко говоря, спиной, а счастье изменило с первым встречным. Я брёл по коридору, понурившись, а ноги мои, как пишут в книгах, стали свинцовыми и явно не желали следовать в заданном направлении.

Стефи сравнила предстоящий мне дурацкий розыгрыш с визитом к зубному врачу, но к концу своего путешествия я чувствовал себя вовсе даже не пациентом, а мальчишкой, которому предстояла запланированная встреча с директором школы. Если помните, я рассказывал, как однажды в юном возрасте прокрался ночью в логово Обри Апджона, надеясь полакомиться печеньем, и неожиданно столкнулся с вредным старикашкой нос к носу, причём я был одет в весёленькую пижаму, а он - закован в твидовый костюм и гнусную усмешку. Перед тем как мы расстались, он назначил мне на завтра свидание в том же месте в половине четвёртого, и сейчас мои ощущения почти полностью совпали с теми, которые я испытывал в ту далекую минуту, когда постучал в директорскую дверь и услышал, как голос, весьма отдалённо напоминавший человеческий, пригласил меня войти.

Единственное различие заключалось в том, что если Обри Апджон находился в полном одиночестве, сэр Уаткин Бассет развлекался в компании. Когда я занёс руку, чтобы постучать в дверь, до моего слуха донеслось невнятное бормотание голосов, а когда вошёл в библиотеку, то убедился, что уши меня не обманули. Папаша Бассет сидел за столом, а рядом с ним стоял констебль Юстас Оутс.

Данное зрелище окончательно меня доконало. Не знаю, сажали ли вас когда-нибудь на скамью подсудимых, но если вам доводилось бывать в подобной ситуации, вы поймёте, что воспоминания такого рода не вышибешь из памяти за просто так; я имею в виду, если спустя какое-то время вы вдруг увидите перед собой восседающего мирового судью и торчащего как столб констебля, душа у вас наверняка уйдёт в пятки, и вообще, вы почувствуете себя, хуже не придумаешь.

Пронзительный взгляд из-под бровей, которым одарил меня старикашка Б. никак не улучшил моего настроения.

- Да, мистер Вустер?

- Э-э-э, гмм: не могли бы вы уделить мне несколько минут для разговора?

- Для разговора? - Ежу было ясно, отвращение по поводу того, что всякие там Вустеры поганят его Святая святых, боролось в сэре Уаткине с обязанностью, которую каждый хозяин испытывает по отношению к гостю. В результате этой борьбы, исход которой до последней секунды был неясен, последнее чувство всё-таки одержало победу, хоть и весьма сомнительную. - Да, конечно: я имею в виду: если вам действительно так необходимо: вне всяких сомнений: прошу вас, садитесь.

Я плюхнулся в кресло, и, по правде говоря, мне сразу полегчало. Сами понимаете, когда тебя распекают в суде, приходится стоять. Старикашка Бассет подозрительно на меня посмотрел и, убедившись, что я украдкой не запихиваю себе за пазуху его ковёр, вновь заговорил с констеблем.

- На сегодня всё, Оутс.

- Слушаюсь, сэр.

- Вы поняли, что вам надлежит сделать?

- Да, сэр.

- Что же касается ваших подозрений, я, несомненно, их учту и, смею вас заверить, проведу самое тщательное расследование.

Усердный служака затопал к двери и исчез, а старикан Бассет, поворошив (наверняка, для виду) на столе какие-то бумаги, скосил на меня глаз.

- Это был констебль Оутс, мистер Вустер.

- Я знаю.

- Вы с ним знакомы?

- Видел один раз.

- Когда?

- Сегодня днём.

- А с тех пор он вам не встречался?

- Нет.

- Вы в этом уверены?

- О, само собой.

- Гм-м-мм.

Он вновь поворошил бумаги, затем вдруг заговорил на другую тему:

- Нам всем недоставало вас в гостиной после обеда, мистер Вустер.

Сами понимаете, неловко получилось. Воспитанному гостю трудно честно признаться, что хозяин дома был для него хуже прокажённого, от которого надо держаться как можно дальше.

- Всех нас разочаровало ваше отсутствие, мистер Вустер.

- Да ну, правда? Виноват. Знаете, у меня разболелась голова, и я прилёг отдохнуть.

- Вот как? И вы никуда не выходили?

- Нет.

- Вы, случайно, не пошли подышать свежим воздухом, чтобы облегчить свои страдания?

- Нет-нет, что вы. Лежал, как прикованный.

- Странно. Моя дочь, Медлин, говорит, что после обеда дважды заходила в вашу комнату, но вас не застала.

- Серьёзно? Разве меня там не было?

- Вот именно, мистер Вустер, вас там не было.

- Ну, значит я был в другом месте.

- Представьте, меня посетила та же мысль.

- Вспомнил! Я пару раз выходил проветриться.

- Так-так.

Старикашка наклонился, повертел в руках вечное перо, затем постучал им по собственным пальцам.

- Сегодня вечером некто украл шлем у констебля Оутса, - сообщил он, в очередной раз меняя тему разговора.

- Не повезло бедняге.

- Да. К несчастью, ему не удалось увидеть нарушителя закона.

- Не удалось?

- Нет. В тот момент, когда совершалось это безобразие, Оутс стоял к преступнику спиной.

- Оно, конечно, увидеть нарушителя закона спиной, труднее не придумаешь.

- Вы, безусловно, правы.

- Само собой.

Наступило молчание, как мне показалось, довольно напряжённое, и это несмотря на то, что папаша Бассет вроде бы во всём со мной соглашался и вообще вел себя тихо-спокойно. Я решил разрядить обстановку, если вы меня понимаете, и заодно блеснуть одной забористой фразой, которая засела в моей черепушке ещё с тех времен, когда я пребывал in statu pupillary.

- Как говорится, «Quis custodiet ipsos custodes», что?

- Простите?

- Латинский юмор, - объяснил я туго соображавшему старикашке. - «Quis кто - custodiet - будет сторожить - ipsos custodes - самих сторожей?» Я имею в виду, - продолжал я, стараясь выразить свою мысль простым языком, доступным пониманию грудного младенца, - деятель, который должен охранять деятелей, чтобы деятели не умыкнули у них что плохо лежит, нарвался на деятеля, который умыкнул что плохо лежит у него самого.

- Ах, вот вы о чём. Да, я вполне допускаю, что для человека с определённым складом ума ситуация может показаться забавной. Но, уверяю вас, мистер Вустер, мне она таковой не кажется. Я необычайно ответственно отношусь к данному делу, и как только преступник будет обнаружен и арестован, приложу все усилия, дабы он понёс заслуженное суровое наказание.

Мне это не понравилось. Я подумал о бедолаге Свинке и, по правде говоря, жутко разволновался.

- Послушайте, не подскажете, что его ждёт?

- Я ценю вашу тягу к знаниям, мистер Вустер, но в настоящий момент не готов ответить вам определенно. Говоря словами покойного лорда Асквита, «Поживём - увидим». Думаю, вам довольно скоро удастся удовлетворить своё любопытство.

Вообще-то я не люблю бередить старые раны, потому что кто старое помянет, ну, и так далее, но сейчас я решил подсказать старикашке решение проблемы.

- Меня вы оштрафовали на пятёрку.

- Вы уже упоминали об этом сегодня днём, - сказал он, холодно сверкнув на меня стеклами пенсне. - Но если я правильно вас понял, отвратительный поступок, в результате которого вы очутились в суде на Бошер-стрит, был совершён в ночь после ежегодной регаты между Кембриджским и Оксфордским университетами, когда закон традиционно смотрит на правонарушения сквозь пальцы. В настоящем случае таких смягчающих обстоятельств не существует. естественно, я не собираюсь приговаривать к простому штрафу преступника, нагло укравшего государственное имущество, доверенное констеблю Оутсу.

- Но, послушайте, не засадите же вы его в кутузку?

- По-моему, я ясно дал понять, что не готов с вами откровенничать, мистер Вустер, но раз мы зашли так далеко, я отвечу на ваш вопрос, и отвечу утвердительно.

И вновь наступило молчание, в течение которого папаша Бассет продолжал колошматить себя вечным пером по пальцам, а я, если мне не изменяет память, теребить галстук. Честно признаться, я был озабочен, хуже не придумаешь. Любой, кто принимал интересы Свинки близко к сердцу, переживал бы на моём месте вовсю, прекрасно понимая, что как только бедного увальня засадят в Бастилию, ему придётся поставить крест на своей карьере. Сами понимаете, не может викарий разглагольствовать о небесах, если сам он какое-то время видел небо только в клеточку.

Старикашка положил вечное перо на место.

- Итак, мистер Вустер, мне кажется, вы хотели о чём-то со мной поговорить?

Хотите верьте, хотите нет, я даже вздрогнул. Само собой, я не забыл, зачем сюда явился, но мрачные высказывания сэра Уаткина как бы загнали мысли о цели моего визита в глубину моих мозгов, и внезапность, с которой они выскочили наружу, немного меня ошарашила.

- Э-э-э, гм-м, да. Собственно, я решил заглянуть к вам, чтобы немного поболтать.

- Так-так.

Я сразу понял, что без предварительных pourparlers здесь не обойдёшься. Я имею в виду, если отношения между одной особой и другой особой вроде как натянутые, вторая особа не может, так сказать, заявить с места в карьер, что собирается жениться не племяннице первой особы. А если может, значит она (вторая особа) не обладает чувством того, что положено и что не положено, присущим всем Вустерам. Нет, старикашку необходимо было подготовить, и я внезапно понял, как это сделать. Почувствовав прилив сил, если вы меня понимаете, я ринулся в бой.

- Вы когда-нибудь размышляли о любви, сэр Уаткин?

- Простите?

- О любви. Она вас когда-нибудь интересовала?

- Надеюсь, вы пришли не для того, чтобы разговаривать о любви?

- Ошибаетесь. Именно для этого я и пришёл. Не сомневайтесь в этом ни на минуту. Может, вы не заметили, но любовь - забавная штуковина, я хочу сказать, она повсюду, куда ни плюнь. Никуда от неё не денешься. Я имею в виду, от любви. Чем ни занимайся, она так и норовит пихнуть тебя под локоть, причём повсюду. Поразительно. Возьмём, к примеру, тритонов.

- Вы хорошо себя чувствуете, мистер Вустер?

- О, спасибо. Превосходно. Так вот, возьмём к примеру тритонов. Вы не поверите, Гусик Финк-Ноттль сообщил мне, в брачный сезон они только любовью и занимаются. Представьте, выстраиваются в шеренгу и махают хвостами перед местными тритонихами. Морские звёзды тоже времени даром не теряют. И ещё черви.

- Мистер Вустер:

- И, по словам Гусика, даже лентообразная водоросль не прочь поразвлечься. Вас это удивляет, что? Честно признаться, я и сам удивился, дальше некуда. Чего надо лентообразной водоросли и на что она надеется, я вам сказать не могу, но когда на небе полная луна, она занимается ухаживаниями вместе с червями и всеми прочими, не желая ударить лицом в грязь. Должно быть, ей просто хочется похвастаться перед другими ленточными водорослями, которым, само собой, при полной луне тоже удержу нет. Как бы там ни было, я веду свой разговор к тому, что сейчас у нас полная луна, и если она даже ленточную водоросль заставляет валять дурака, не станете же вы винить простого парня, как я, за то, что у него тоже взыграла кровь?

- Боюсь:

- Ведь правда не станете? - повторил я, продолжая на него давить, и для пущей убедительности пару раз спросил «а?» и «что?»

Всё-таки старикашка был туп как пень. Мои блестящие, более чем прозрачные намеки он попросту пропустил мимо ушей. Сэр Уаткин выглядел непробиваемым в начале разговора, и продолжал выглядеть непробиваемым в его конце.

- Боюсь, мистер Вустер, вы сочтёте меня недогадливым, но я не имею ни малейшего представления, о чём вы говорите.

Теперь, когда настала пора без всяких там экивоков рубануть прямо сплеча, я неожиданно понял, что от дрожи в коленках, которая напала на меня по пути в библиотеку, не осталось и следа. Не буду врать, я ещё не мог лениво опустить веки и стряхнуть пылинку с безупречных кружевных манжет, но мне стало спокойно, как никогда.

А успокоила меня, если хотите знать, мысль о том, что не пройдёт и секунды, как я вставлю старому дурню фитиль в одно место, и это научит его впредь не считать, что жизнь состоит из одних удовольствий. Когда мировой судья за мальчишескую, можно сказать, шалость сдирает с тебя пятёрку вместо того, чтобы просто погрозить пальцем и ласково пожурить, ну, вроде: «Смотри у меня! Никогда так не делай!», нет удовольствия больше, чем заставить этого самого судью подпрыгивать, будто черти жарят его на сковородке.

- Я имею в виду себя и Стефи.

- Стефи?

- Стефани.

- Стефани? Мою племянницу?

- Вот именно. Вашу племянницу. Сэр Уаткин, - сказал я, вспомнив одну шикарную фразу, - я имею честь просить руки вашей племянницы.

- Вы: что?

- Имею честь просить руки вашей племянницы.

- Ничего не понимаю.

- Что тут непонятного? По-моему, всё проще простого. Я хочу жениться на юной Стефани. Она хочет выйти замуж на меня. Ну, теперь уяснили? Я ведь не зря вам рассказывал о ленточной водоросли.

За такое зрелище кто угодно заплатил бы любые деньги. Услышав «руки вашей племянницы», старикашка стартовал с кресла, как вспугнутый фазан, а когда я закончил свою мысль, рухнул обратно и принялся обмахиваться вечным пером как веером. Он осунулся и постарел прямо на глазах.

- Она хочет выйти за вас замуж?

- Ждёт не дождётся.

- Но я понятия не имел, что вы знакомы с моей племянницей.

- Ну, что вы. Мы со Стефи, если так можно выразиться, тыщу лет друг друга знаем. Ещё бы я не знал Стефи! Я имею в виду, если б я не был с ней знаком, разве я захотел бы на ней жениться?

До старикана наконец-то дошло, что мои доводы неотразимы. Он умолк и то ли застонал, то ли всхлипнул. Я вспомнил ещё одну шикарную фразу.

- Вы не потеряете племянницу, сэр Уаткин. Вы приобретёте племянника.

- Проклятье! Мне не нужен племянник!

Само собой, ему было виднее.

Он встал и, бормоча себе под нос что-то вроде: «Боже мой, Боже мой!», подошёл к камину, дрожащим пальцем ткнул в кнопку звонка, затем вернулся к столу, плюхнулся в кресло, закрыл лицо руками и просидел в позе умирающего лебедя вплоть до прибытия дворецкого.

- Баттерфилд, - выдавил он из себя хриплым, срывающимся голосом, разыщите мисс Стефани и передайте, что я хочу её видеть.

Начался антракт, совсем как в театре, но, хотите верьте, хотите нет, длился он недолго. Не прошло и минуты, как на сцене появилась Стефи. Лично я ни секунды не сомневаюсь, она специально слонялась неподалёку, ожидая, когда её вызовут на ковёр. Девица впорхнула в библиотеку, сияя как медный таз.

- Ты меня звал, дядя Уаткин? Ой, Берти, привет.

- Привет.

- Не знала, что ты здесь. Как мило, что ты зашёл поболтать с дядюшкой.

Папаша Бассет, у которого при виде Стефи началась кома, неожиданно ожил и издал предсмертный крик того самого лебедя.

- Мило! - пискнул он, облизывая пепельно-серые губы. - В данном случае я употребил бы другое слово. Мистер Вустер только что поставил меня в известность, что он хочет на тебе жениться.

Честно признаться, девица сыграла свою роль в лучшем виде. Сначала она уставилась на него. Потом на меня. Затем всплеснула руками и, не берусь утверждать, но по-моему умудрилась покраснеть.

- Ох, Берти! Это большая честь для меня.

- Честь?! - обалдело (другого слова тут не подберёшь) спросил сэр Уаткин. - Ты сказала «честь»?

- Ну, сам знаешь, это самый большой комплимент, который мужчина может сделать женщине. По крайней мере все шишки так утверждают. Я польщена, тронута, и всё такое. Но, Берти, дорогой: боюсь, ничего не выйдет. Как ни жаль, мне придётся тебе отказать. Прости.

Я никогда не думал, что в мире есть средство, способное привести в чувство умирающего быстрее, чем фугасный коктейль Дживза, но Стефины слова оказали на сэра Уаткина куда более сильное действие. Он сидел в своём кресле скрючившись, с потухшим взором, явно покорившись злой судьбе. Услышав последние известия, он вздрогнул, глаза у него заблестели, а губы задёргались. Лицо его, если так можно выразиться, озарилось надеждой.

- Отказать? Разве ты не хочешь выйти за него замуж?

- Нет.

- Но он сказал, ты ждёшь не дождёшься, когда вы поженитесь.

- Должно быть, спутал меня с парой своих подружек. Нет, Берти, дорогой, это невозможно. Я люблю другого.

Старикашка вздрогнул.

- Какого другого?

- Самого удивительного человека в мире.

- Надеюсь, у него есть имя?

- Его зовут Гарольд Пинкер.

- Гарольд Пинкер?: Пинкер: Я знаю только одного Пинкера:

- Викария. Это он.

- Ты любишь викария?

- Ах! - воскликнула Стефи, закатывая глаза и становясь похожей на тётю Делию, когда та рассуждала о достоинствах шантажа. - Несколько недель назад мы тайно обручились.

По старикашке было незаметно, чтобы услышанная им новость привела его в телячий восторг. Он сурово свёл брови, совсем как клиент ресторана, который, заказав с дюжину устриц и проглотив первую, неожиданно почувствовал, что она с тухлинкой. Похоже, Стефи неплохо разбиралась в человеческой природе, если вы меня понимаете, ведь она предупреждала, что старикана необходимо как следует ублажить, прежде чем заводить с ним разговоры о своих чувствах к каким-то там викариям. Похоже, сэр Уаткин полностью разделял общепринятое мнение родителей и дядюшек, что на викариях свет клином не сошёлся.

- Ты ведь распоряжаешься церковным приходом, дядя Уаткин, вот мы с Гарольдом и подумали, как только ты отдашь его Гарольду, мы сразу поженимся. Гарольду необходимо совершенствоваться, ну, и лишние деньжата нам тоже не помешают. Понимаешь, ему никак не удаётся развернуться, но как только он получит приход, кого хочешь за пояс заткнет, вот увидишь. Когда у Гарольда развяжутся руки, ему просто удержу не будет. Ты даже представить себе не можешь, как далеко он пойдёт.

Стефи болтала взахлёб, вознося достоинства Свинки до небес с девичьим энтузиазмом, но у сэра Уаткина девичьего энтузиазма вы бы не увидели, даже если б положили старикашку под микроскоп. Ну, в общем вы меня понимаете.

- Это просто смешно!

- Почему?

- Я слышать не хочу:

- А в чём дело?

- Во-первых, ты слишком молода:

- Глупости. Три девицы, с которыми я училась в школе, выскочили замуж в прошлом году. По сравнению с детишками, которые напяливают на себя фату в наше время, я древняя старуха.

Старикашка Бассет что было сил трахнул кулаком по столу, угодив прямо в перевёрнутое пресс-папье. Видимо, физическая травма заставила его распалиться пуще прежнего.

- Абсурд! Речи быть не может. Я отказываюсь разговаривать на эту тему.

- Чем тебе не угодил Гарольд?

- Речь идёт не о том, угодил он мне, как ты изволила выразиться, или нет. Насколько мне известно, мистер Пинкер усердно исполняет свои обязанности и пользуется уважением среди прихожан.

- Он кроток как ягнёночек.

- Вне всяких сомнений.

- Он выступал в сборной Англии по регби.

- Весьма возможно.

- Он потрясающе играет в теннис.

- Не спорю. Но это не причина, чтобы жениться на моей племяннице. У него имеется какой-нибудь доход помимо стипендии викария?

- Пятьсот фунтов в год.

- Ха!

- Ну, знаешь, не так уж это и плохо. Пятьсот фунтов тоже на дороге не валяются, вот что я тебе скажу. К тому же деньги не имеют никакого значения.

- Деньги имеют очень даже большое значение.

- Ты в этом так уверен?

- Естественно. Во всех случаях жизни необходимо думать о будущем.

- Да? Ну ладно. Раз ты предпочитаешь, чтобы я вышла замуж за денежный мешок, пусть будет по-твоему. Берти, я согласна. Не забудь сшить себе свадебный костюм.

Её слова произвели, как вы понимаете, самую настоящую сенсацию. Вопль старикана: «Что?!» столкнулся в воздухе с моим криком души: «Эй, послушай!» и, хотите верьте, хотите нет, я заорал громче, чем он. Честно признаться, я пришёл в ужас. Особы женского пола способны отколоть любой номер, я в этом не раз убеждался на собственной шкуре. Стефи ничего не стоило затащить меня к алтарю просто для того, чтобы сделать жест, а с жестами я знаком вдоль и поперёк. Прошлым летом в Бринкли-корте от жестов проходу не было.

- У Берти денег куры не клюют, и раз ты уверен, надо думать о будущем, я, пожалуй, пощиплю вустерские миллионы. Берти, дорогой, надеюсь, ты понимаешь, я никогда не смогу полюбить тебя так, как Гарольда, но раз дяде Уаткину Гарольд не нравится:

Старикан Бассет снова изо всех сил грохнул кулаком по пресс-папье, но на этот раз, судя по всему, боли не почувствовал.

- Девочка моя, как ты можешь? Я никогда не утверждал, что он мне не нравится. Совсем наоборот, я ценю и уважаю его. Ты меня неправильно поняла. Мистер Пинкер превосходный молодой человек, и если ты считаешь, что будешь с ним счастлива, я никогда в жизни не стану тебе поперек дороги. Твоё счастье для меня дороже всего. Ради бога, выходи за него замуж, я не возражаю. Другой:

Он умолк, посмотрел на меня долгим взглядом и задрожал с головы до ног. Затем, словно испугавшись, что от моего вида его кондрашка хватит, он отвернулся, но тут же вновь покосился в мою сторону, после чего закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, дыша как паровоз. Делать мне в библиотеке больше было нечего, поэтому я потихонечку удалился, стараясь не обращать внимания на Стефи, кинувшейся к дядюшке с объятиями, на которые тот отвечал крайне вяло и неохотно.

Должно быть, если б вас сподобило иметь такого дядюшку, как сэр Уаткин Бассет, вы тоже постарались бы обнимать его не слишком долго, поэтому я ни капельки не удивился, когда примерно через минуту после моего ухода Стефи выскочила из библиотеки и немедленно пустилась в пляс, вновь исполнив свой весенний танец.

- Что за человек! Нет, что за человек! Гений! Ну просто, гений! - заявила девица, радостно махая руками и выказывая прочие признаки bien-etre. - Дживз, - пояснила она, словно испугавшись, что я решу, будто она говорит о своём придурке-дядюшке. - Разве он не сказал, что дело выгорит? Сказал. Соврал он или нет? Нет. Берти, как думаешь, поцеловать Дживза прилично?

- Ты совсем свихнулась.

- Тогда хочешь, я тебя поцелую?

- Спасибо, не надо. Всё, что от тебя требуется, юная леди, это записная книжка Гусика.

- Но я должна хоть кого-нибудь поцеловать, а я скорее лопну, чем поцелую констебля Юстаса Оутса.

Выпалив последнюю фразу, Стефи внезапно умолкла, и на её физиономии появилось озабоченное выражение.

- Юстас Оутс, - задумчиво повторила она. - Понимаешь, Берти, я совсем о нём позабыла, а ведь мы с ним перекинулись парой слов, когда я торчала на лестничной площадке перед библиотекой, сам знаешь зачем. Наш констебль заболел подозрительностью.

- Где записная книжка?

- Отстань ты со своей книжкой. В данный момент мы обсуждаем Юстаса Оутса и его подозрительность. Оутс убеждён, это я свистнула у него шлем. Более того, он напал на мой след.

- Что?

- Да. Я - первая в списке подозреваемых. Оутс говорит, что читал кучу детективных романов, и в каждом из них сыщик перво-наперво узнаёт причину и время преступления, а потом добывает улики. Так вот, Оутс заявил, причина у меня имелась, потому что я разозлилась на него из-за Бартоломью, и где я находилась во время кражи, тоже никому неизвестно, поэтому возможностей у меня хоть отбавляй. Что же касается улик: как думаешь, чем он похвастался? Одной из моих перчаток! Сказал, что подобрал её на месте преступления, когда то ли изучал следы, то ли собирал сигаретный пепел. Помнишь, Гарольд принёс мне только одну перчатку? Вторую он, должно быть, посеял, когда умыкал шлем.

Хотите верьте, хотите нет, когда я услышал об очередной дурости косолапого увальня, мне стало так тоскливо и муторно, словно меня пыльным мешком по голове ударили. Свинка будто нарочно каждый раз выискивал новый способ, как поглубже сесть в лужу.

- Он такой.

- В каком смысле «он такой»?

- Ведь он посеял твою перчатку?

- Это вовсе даже не значит, что «он такой». Оставь свои глупые ухмылочки и дурацкий тон при себе. Тоже мне, критик выискался! И вообще, Берти, я тебя не понимаю. С какой стати ты всё время придираешься к моему Гарольду? Не ты ли утверждал с пеной у рта, что любишь его чуть ли не как родного брата?

- Всё верно. Но это не мешает мне считать его самым косолапым увальнем и разиней из всех, кто когда-либо проповедовал Святое слово.

- Он и вполовину не такой разиня, как ты.

- Он в тридцать три раза больший разиня, чем я. Казалось бы, невозможно, но он даже больший разиня чем Гусик, ты уж меня прости.

Судя по всему, Стефи еле сдержалась, чтобы не высказать всё, что она обо мне думает.

- Ладно, хватит. Мы говорили, Юстас Оутс напал на мой след, и мне необходимо выглядеть невинной овечкой, а заодно найти для его шлема более подходящее место, чем комод в моей комнате. Я глазом не успею моргнуть, как ОГПУ там всё перероет. Как думаешь, куда можно запрятать шлем?

По правде говоря, я от неё отмахнулся.

- Этот вопрос ты и без меня прекрасно решишь. А теперь выкладывай, где записная книжка Гусика.

- Ох, Берти, ну и надоел ты мне! Какой же ты всё-таки зануда. Неужели ты не можешь говорить ни о чём другом?

- Нет. Не могу. Где книжка?

- Когда я скажу, ты будешь смеяться до слёз.

Я бросил на неё взгляд, надеюсь, не надо объяснять, какой.

- Вряд ли я когда-нибудь снова смогу смеяться, а если и засмеюсь, то по крайней мере не в этом доме ужасов. Где книжка?

- Ну, раз тебе так приспичило, я засунула её в кувшинчик для сливок.

Должно быть, каждый из вас читал в одном из романов, как мир перед каким-нибудь героем неожиданно темнел и плыл перед глазами. Так вот, после слов Стефи я вдруг увидел, что она превратилась в негритянку и заклубилась по коридору, как туман.

- Ты: что?:

- Спрятала книжку в кувшинчик для сливок.

- Зачем?!

- Ну, не знаю. Спрятала, и всё тут.

- Но как же я её достану?

Юная вредина ухмыльнулась во весь рот.

- Этот вопрос ты и без меня прекрасно решишь. Пока-пока.

И она умчалась на всех парах, а я, честно признаться, прислонился к лестничным перилам, туго соображая что к чему и чувствуя слабость в коленках. Туман всё ещё клубился перед моими глазами, и прошло не меньше минуты, прежде чем до меня дошло, что ко мне обращается клубящийся дворецкий.

- Прошу прощенья, сэр. Мисс Медлин просила передать, она будет весьма рада, если вы сможете уделить ей несколько минут.

Я посмотрел на услужливого малого с тоской и страхом - так преступник смотрит на тюремщика, который зашёл к нему в камеру с сообщением, что веревку уже намылили. Само собой, я прекрасно знал, где тут собака зарыта. Глас дворецкого возвещал мою погибель. Медлин, желавшая, чтобы я уделил ей несколько минут, могла радоваться только по одному поводу.

- Вот как?

- Да, сэр.

- А где сейчас мисс Бассет?

- В гостиной, сэр.

- Уже иду. - Я встряхнулся. Боевой задор Вустеров как всегда одержал верх над моей минутной слабостью. Мой подбородок вздёрнулся сам собой, а плечи распрямились абсолютно самостоятельно. - Вперёд, дворецкий! - сказал я и пошёл за ним следом.