Кодекс Ордена Казановы

ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ

28.

… и упал на пол, запутавшись в одеяле. Из-под одного угла одеяла торчала рукоять меча…

Из тёмного далёка, ощутимо под ногами следом качнулся шёпот: "… меня… В каменном городе я заплутал…"

В комнате тихо и прохладно, по карнизам окна и соседнего балкона беспорядочно лупит дождь, время от времени сбиваемый ветром.

Лёхин машинально натянул на быстро замёрзшую спину одеяло, сползшее с постели. Потом вроде проснулся, встал. Накидывая одеяло на кровать, услышал шуршание. Бумажка нашлась лишь при свете настольной лампы. Лёхин прочитал раз, прочитал два, а потом сел на кровать. Тупо глядя на запись: "Зелёные тени". Нет, содержимое записки подходило к приключениям во сне, как фрагмент к целой картинке. Проблема в том, что неизвестно, с какой стороны этот фрагмент должен вписаться. Эта записка — угроза, предупреждение, напоминание?

Время — шесть часов утра. Сна — ни в одном глазу. Лёхин положил бумажку на стол, хотел было одеться, но вдруг вспомнил и заторопился. Свободных клочков бумаги вокруг не наблюдалось, и он записал на другой стороне таинственной записки: "В каменном городе я заплутал". Присмотрелся и понял, что очень похоже на продолжение песни, которую слышит урывками.

Интересно, домовые всё ещё у компьютера? Может, с ними посидеть?

Лёхин быстро натянул домашние вещи — футболку со старыми слаксами — и босиком отправился оглядеть личные владения.

У компьютера сидели, попивали чаёк Елисей с Никодимом. "Сколько ж в них этого чаю влезает! — поразился Лёхин. — Ночью заглядывал — чаёвничали, сейчас — то же самое! А где, кстати, привидения!"

— Доброе утро!

— Доброе утро, Лексей Григорьич, доброе, — вразнобой ответили домовые.

— А где соседи наши?

— А домой убрались, — благодушно ответствовал Елисей. "Домой" — это, надо полагать, в соседнюю, пустующую без жильцов квартиру.

— Странно, — пробормотал Лёхин и поплёлся на кухню.

Домовой, просочившийся туда же сквозь стену, уже поставил на газ чайничек с водой и сыпал молотый кофе в джезву.

— Елисей, извини, что пообещал блинов напечь…

— Да ладно, Лексей Григорьич, а то тут у нас народу мало было? Помогли уж.

С виноватой улыбкой явился из стены Никодим и, тихонько доложив, что воина Касперского он поставил на обновление, принялся резать хлеб для бутербродов.

С минуту где-то пометавшись в душе — идти не идти умываться, — Лёхин только прочнее уселся на табурете за столом. Неподалёку — руку протяни! — стояла тарелка, укрытая салфеткой. Лёхин приподнял салфетку и, нимало не сомневаясь, потащил в рот хоть и остывшую, но роскошную оладью.

— Куда?! — всполошился Елисей. — Ни сметаны тебе ещё не выложил, ни маслица не растопил!

— Целая куча! — с удовольствием оценил Лёхин гору на тарелке. — И так поем, и на то и на другое хватит.

— Ишь, нагулял аппетиту, — снисходительно сказал Елисей и налил готовый кофе в большую чашку — почти пол-литра. Из неё, любимой, Лёхин пил, когда по утрам никуда не торопился.

— Ладно. Но, пока кофе пью, объясните, что там с призраками нашими. Почему они так легко расстались с компьютером?

Объяснили: Линь Тая затащило в компьютер, в Интернет, за ним бросились все, кроме Касьянушки. Да и сами там сгинули. Только через пару часов появился Дормидонт Силыч и уволок туда же, в пропасть Интернета, и душераздирающе взоравшего Касьянушку. Все призраки вернулись ближе к полуночи и коротко отчитались: в Интернете привидений — тьма-тьмущая, и чем они только не занимаются! Четвёрка успела кое с кем познакомиться и теперь собирается активно осваивать новые просторы.

— То есть отпала нужда нажимать для них кнопки и работать "мышью"? — сообразил главное для себя Лёхин.

— Э-э, если я понял правильно, чтобы призракам гулять в Интернете, для них надо просто включить компьютер, — сморщившись, вспоминал Елисей. — А вот чтобы попасть в нужные места, нужны какие-то адреса и какие-то куры. А можа, и не куры. В общем, и правда, главное — страниц им листать не надо… Ох, и хорошо, Лексей Григорьич! Мы им ту самую страничку открыли, которую ты спервоначалу им нашёл, — они туда нырнули и ну таскать из сундуков тамошних да всё в домашние папки. Джучи-то мы погулять вывели, а соседские Шишики папки-то нам и сделали. И теперь у нас добра всякого!.. И покухарничать, и повоевать, и музыку душевную послушать… И сказали они нам, что ещё закладки нужно сделать, и, мол, мы, домовые, тоже должны эти самые закладки делать… Да ты, Лексей Григорьич, чего кофе не пьёшь? Остыл, поди?

— Всё это очень здорово, — пробормотал Лёхин, сморщившись от ноющей боли в виске. — Только давайте меня загрузим компьютерными проблемами чуть позже. У меня и своих сейчас достаточно.

— Ах да! — спохватился Елисей. — Когда ты, Лексей Григорьич, уходил с утра, видел я странную вещь, да забыл сказать о том, а потом написал на бумажке, чтоб не забыть.

— Бумажка эта? — спросил Лёхин, вынув из кармана домашних штанов клочок и бросив его на стол. — Про зелёные тени?

— Про них, Лексей Григорьич, про них. Видел я, как они за тобой побежали, тени эти зелёные, будто опоздать боялись. Успел я за тобой до лифта добежать, а эта зелень там, в углу, затаилась и будто бы даже раздвоилась.

— Вот как? Елисей, я ваш мир ещё плохо знаю. Но пару раз уже встречал в кафе "Орден Казановы" зелёных крыс-призраков. Что ты о них знаешь?

Они так увлеклись беседой, что не заметили, как Никодим машинально поднял смятый клочок бумаги и расправил его.

— Крысы-призраки, — задумался Елисей. — Надо же… Не слыхал о таком. Может, они обычные привидения? Траванули их ядохимикатами, вот они, сердечные, и бегают в призрачном виде неприкаянно?

— Ага, и такие они неприкаянные, что могут подвального из его подвала выгнать и за мной по всему городу следить, да?

— Правда твоя, Лексей Григорьич. Сказалось, не подумавши…

— Елисей, — осторожно позвал Никодим, протягивая бумажку.

— Да помню я, что там написал, — отмахнулся домовой — и остолбенел от резкого визга Никодима.

Тот стоял абсолютно спокойно — глаза только злые, но верещал так, что Лёхин схватился за уши. Верещащий визг закончился, едва Никодим понял, что обратил на себя внимание. С тем же непроницаемым лицом он развернул бумажку и показал Елисею. Остолбеневший Елисей только и смог опустить глаза, после чего выхватил клочок из рук Никодима и впялился в него.

Всё ещё ладони на ушах — Лёхин встал и заглянул в бумажку. Ничего нового для себя не увидел. Оборотная сторона, на которой сделана поспешная запись: "В каменном городе я заплутал".

Елисей поднял глаза на Никодима, и Лёхин сообразил, что вляпался в какую-то тайну, известную этим двоим. Потом домовые, с абсолютно бесстрастными лицами, перевели непроницаемый взгляд на хозяина. Лёхин подождал-подождал, сплюнул про себя, сделал морду опытного гангстера, на досуге поигрывающего в покер, и решительно отправился из кухни.

Кажется, такого финта ушами домовые, объединённые на почве общей тайны, не ожидали. Топоток за спиной — и, удовлетворённый маленькой местью, Лёхин позволил себе ухмыльнуться.

— А… куда это ты собираешься? — растерянно спросил Елисей.

Лёхин, уже натянувший спортивный костюм, надевал кроссовки.

— Я весьма многозначительно иду на тренировку.

— Э-э… А почему многозначительно?

— Потому что мне понравилось, как вы многозначительно выглядите, когда так многозначительно переглядываетесь между собой. Чувствую себя при этом однозначным дурачком. А мне это не нравится. А поскольку хотя бы тренировки у меня многозначительные, то и шлёпаю я на них соответственно

Основательно задурив головы домовым, Лёхин выскочил на лестничную площадку и, медленно спускаясь по лестницам, отстучал смс-ку Вече: "Я во дворе".

Два круга по периметру детского сада под моросящим дождём. Ничего. Приятно даже. Пока.

Азартная разминка между детсадом и трансформатором.

Присоединился запыхавшийся, но радостный Веча.

Отправил его вокруг детского сада. Плюнул на разминку — догнал Вечу, и вместе сделали круг. На втором круге присоединился племяш Вечи — Сашка, учившийся в одиннадцатом классе, парень не очень высокий, но быстрый и легко двигающийся. Смышлёная Сашкина физиономия, с внимательными глазами и быстрой улыбкой, Лёхину понравилась.

Потом опять разминка. Племяш старался не отставать. К концу разминки Веча молодцевато кряхтел, горделиво поводя плечами, а Сашке Лёхин велел закончить и бежать домой. Слишком уж пацан хватал ртом воздух — не простыл бы в мороси. Сашка даже испугался, что гонят: пообещал всё делать медленно, чтоб бронхит не заработать.

— Одно замечание — и домой, — предупредил Лёхин.

Ему нравилось думать, что дождь из ливня перешёл в морось, потому что дождю стало завидно. Нравилось думать, что дома его нетерпеливо ждут совершенно обалдевшие домовые. В общем, нравилось думать не о деле.

Но от дела тоже никуда не деться. Едва Лёхин закончил привычный комплекс с гардинкой, он подошёл к Вече и Сашке. Веча улыбался так гордо, словно сам научил Лёхина тренировкам с гардинкой. А Сашка настолько был обворожён действиями соседа, что Лёхин взял его тёпленьким.

— Саша, за что вы втроём били Ромку в нашем подъезде? В апреле дело было.

— Что-о?! — грозно развернулся ошарашенный Веча к племяннику. — Втроём?

— Подожди, Вячеслав, — положил на его плечо тяжёлую длань Лёхин. — Ну, Саша, вспомни: я вас тогда отогнал, а один из вас пообещал подкараулить Ромку подальше от дома.

— Вот ни фига себе — пацаньё…

— Это были вы?!

Племяш глянул на расстроенного дядю, потом снова испуганно на Лёхина. Худое скуластое лицо взрослеющего подростка начало вытягиваться — то ли от придуманной обиды, то ли в защитной маске самой невинности.

Пресекая любые отговорки, Лёхин мягко сказал:

— Ромка пропал почти неделю назад. Бесследно. Я собираю все сведения, которые могут помочь найти его. Так за что вы его?

— Пропа-ал?.. — недоверчиво переспросил Сашка. Лёхин молча смотрел на него — и пацан поверил. — У нас во дворе все девчонки за ним по пятам ходили. У Мишки, ну, того, который угрожал, Ромка тоже девку увёл. Ну, как увёл? Глянул только разок на неё, улыбнулся — и всё. Больше она Мишку видеть не могла. Летом, когда Ромки не было, они помирились. И не только с нею он так. Полыбится — и они все его. Думаете, не обидно?

— А потом? Летом-то этот ваш Мишка со своей девушкой помирился. Но ведь Ромка продолжал ходить сюда, к бабушке.

— Точно! — словно удивился, сообразив, Сашка. — Да ему девчонки будто и не нужны стали. Он кому-то из ребят сказал, что хочет подготовиться на какой-то сложный факультет в вузе. Типа, только учиться собирается. Не до девчонок ему вроде как.

— Значит, за отбитую девчонку били?

— Да какая она отбитая, если ему и не нужна была? Он посмотрел, как подразнил, — и всё на этом. Гулять-то он с ней не гулял.

— Трое на одного! — всё никак не мог успокоиться Веча.

— Вячеслав, дело прошлое, а прошлым не попрекают. У пацанов свои причины для драк. Саша у тебя, вон, взрослый. Подлянкой заниматься не будет. Саша, как?

— Не буду, — вздохнул Вечин племяш.

29.

Бодро взбегая по лестницам, Лёхин считал: десять минут на душ, полчаса на завтрак в обществе домовых. Дорога. Два часа с Аней. А если получится — три. Можно погулять с ней по книжным магазинам. Один раз ходили — Лёхину понравилось: никто никому не навязывал своих вкусов и предпочтений, время от времени зачитывали друг дружке интересные или смешные странички и рылись каждый на своих любимых полках, изредка оглядываясь: "Ты здесь? Я тоже!"

А потом… Ну, потом он уж определится с делами… Раздражало здорово, что не может постоянно заниматься розыском. Очень раздражало. Но время активной работы оказалось именно так распределённым, что поиском Ромки и Лады он мог заниматься, только начиная с вечера.

"Многозначительный" выход Лёхина на тренировку принёс свои плоды: домовые заискивающе заглядывали в глаза, носились как угорелые — лишь бы хозяин был доволен. Лёхин-то и после разминки в хорошее расположение духа пришёл, а уж после ванной вообще растаял. Но домовым не показывал. Вошёл с непроницаемой мордой — и за завтрак с таковой уселся. Быстро закончив с салатом и кашей, перешёл к десерту и только тогда заговорил:

— Спасибо. Сегодня во сне я гулял в каком-то подземелье, по развалинам. Перед тем как проснуться, услышал песню — вот эту самую строку.

Сказал вслух — и понял, что значит каменный город. То самое подземелье. Но говорить о своих соображениях не стал. Если домовые прониклись его реакцией на их переглядывание — объяснят с подробностями.

И — точно. Побросав тарелки в раковину — потом! Всё потом! — домовые поставили перед Лёхиным крекеры и чашку с чаем и чинно уселись перед ним на подоконнике. Елисей глубоко вздохнул и начал:

— Шишика ещё не успели поймать (сверху хихикнули) — снов твоих не знаем. Подземелье — говоришь. А не тот ли это подвал, где в августе с пожирателями душ дрался? Может, понервничал, да и?..

— Нет. В сегодняшнем подземелье подвала точно не было. Я спустился туда по широкой лестнице — да, похоже. И шёл долго по коридору — тоже похоже на подвал. Но из коридора я вышел в самые настоящие развалины. А на стройке такого нет.

— А видел ли кого?

— Видел. Парнишку, с которым вчера подрался, но разошлись мы с ним мирно. Во сне он мёртвый. Видел тех самых зелёных крыс-призраков — они чего-то там колдовали над ребятишками из "Ордена Казановы". Ещё во сне у меня был меч. С ним я налетел на одну из крыс — и оказался дома. И услышал вот эту строку.

— А почему решил, что из песни?

— Потому что пели, — спокойно ответил Лёхин, хотя чуть не взорвался.

Никодим подтянул ноги, обнял колени и горестно уставился в ничто.

— Ромка ведь песни складывал, да как хорошо…

— Каменный город вы видели, Лексей Григорьич, — наконец приступил к главному Елисей. — Место неприступное. И уж как ты туда попал? Не всякий ведь из нашего народу туда пройдёт.

— Да ведь сон!

— Всё одно, Лексей Григорьич. Хотя… есть здесь одна закавыка. Через сон прошёл в Камень-город — значит, позвали. А ты ещё и гулял там — значит, кто-то зацепился за тебя и зовёт крепко.

— Камень-город — он сам как сон: и напророчить может, и душу твою же тебе показать, — вступил в объяснения Никодим. — Ты можешь войти в него и через сон, и обычной дорогой. Ходы только надо знать.

— А вы знаете?

— Нет. В Камень-город дорога нам заказана. Мы существа маленькие, и жизненная сила у нас мала. Появись там я — Камень-город меня выпьет.

— Значит, у подвальных тоже спрашивать не стоит.

— Не стоит, Лексей Григорьич, не стоит. Мы хоть и невидимые человеческому глазу, да привыкли с матерьяльным возиться да общаться. Дороги нам туда не найти.

— Хорошо. А Каменный город — это хорошо или плохо?

— Ох, Лексей Григорьич! А человеческий город — плох ли, хорош? В нём ведь всего намешано. Вот и Камень-город таков: напророчил тебе, предупредил, чтобы ты знал, — хорошо. Развалины вместо домов увидел — плохо.

— А кто в нём живёт?

— Точно не скажем, Лексей Григорьич. Недоступно нам такое знание. Слышали только, что многие из сновидящих там бывают. Они вроде как его и построили.

Лёхин думал в ответ услышать о сущностях несколько иного порядка, чем земные домовые или, например, лешие. Поэтому сообщение Елисея огорошило.

— Получается так, что Шишика со мной в том походе не было?

"Помпошка", сидевшая в вазочке с конфетами и зефиром, развернулась к хозяину всем корпусом. В полуоткрытой пасти белел зефир: Шишик, как всегда, откусил половину и жевать некоторое время не мог. Ещё в августе Лёхин выяснил, что Шишики в основном питаются снами хозяев, а его Шишик к тому же обожал абсолютно материальный зефир. И, как всегда, при виде набитой белым месивом пасти Лёхину захотелось пальцем пропихнуть зефир в "помпошку". Едва желание обрело отчётливый образ, "помпошка" чуть оскалилась, недвусмысленно напоминая о жутких зубищах. Да, такому палец в рот не клади. В прямом смысле, естественно… Шишик, тяжело пыхтя, сглотнул зефир — и, икнув, запихал в пасть вторую половинку.

Домовые терпеливо дождались, пока Шишик доест, и объяснили:

— Если он в то время был на тебе, значит, был и в Камень-городе.

— Ладно. Жаль, что времени у меня маловато. И есть конкретные вопросы. Если вы посмотрите то, что видел Шишик, вы сможете отличить пророчество от настоящего?

— Конечно!

— Так, хорошо. Я ведь правильно понимаю: Ромка спит, а его, так скажем, двойник гуляет по Каменному городу? Смогу ли я по следу двойника выйти на самого Ромку?

— Спящим — нет. А вот если ты, всамделишный, найдёшь вход в Камень-город, найдёшь Ромку там и сможешь с ним заговорить…

Совершенно сбитый с толку, Лёхин только смотрел на озабоченных домовых.

— Но я же буду бодрствовать!

— Это Камень-город, — пожал плечами Елисей. — Если тебя позвали туда — и бодрствующим войдёшь. Ежели зов поймаешь.

Лёхин зажмурился и помотал головой. Не, такие закидоны не для него. Конкретика и только конкретика!

— Пока я одеваюсь погулять, посмотрите у Шишика сон? Мне нужно точно знать, что собой представляет мёртвый парнишка и эти самые крысы с ребятами из "Ордена Казановы".

Елисей запустил руку в вазочку и вытащил чёрно-белый зефир: одна половина белоснежная и напудренная, другая — глазастая и косматая. Пока домовой тянул "помпошку" к себе, та успела вгрызться в сладость — и Лёхин отвернулся. Его чуть не стошнило, едва он представил зефир в собственный рост — и его ещё надо съесть!

Пока Лёхин бегал, собирался — появился Касьянушка. Поспешно поздоровавшись, призрак хотел было рассказать о вчерашних ужасах гуляния в бездне Интернета. Но Лёхин в очередной раз заскочил на кухню, и Касьянушка узрел домовых, внимательно вперившихся в глазища Шишика. Ага, новости! Это даже интереснее, чем расписывать собственные чувства и переживания. И призрак опустился рядом с домовыми.

Лёхин снова влетел на кухню, одетый и обутый, свалился на табурет и потребовал:

— Ну?

— Живой он ещё, Лёнька этот, — сказал Елисей. — Вечером его убьют. Нечаянно. А те четверо, вокруг которых крысы бегают, попали, Лексей Григорьич, в нехорошу историю. Колданули их — сильно, но неумело. Околдованный человек, видишь ли, сидит в границах колдовства, как в яичной скорлупе, ежели наводил человек знающий. А ежели колдун слабый, границы будут с прорехами. В такую прореху влезет любая сущность и сделает с колданутым всё, что захочет.

Лёхин сразу вспомнил, что именно эти четверо били Анатолия.

Четверо, вокруг которых в Каменном городе суетились крысы.

Но крысы склонились и над Анатолием, когда он лежал в служебке.

И Диана бежала в громадной стае крыс.

Вот чёрт! И как всё это связано с пропажей Ромки и Лады? А ведь связь есть — Лёхин чувствовал её, как чувствует забывший слово человек, что вертится оно у него на языке! И вот-вот вспомнит…

— Крысы могут быть сущностями?

— Не могут, а есть.

— Что они делали с ребятами?

Домовые переглянулись, но на этот раз Лёхин не злился. Он видел: они очень хотят помочь ему, поэтому стараются быть точными.

— О чём речь? — влетел в кухню бывший агент.

Касьянушка зашипел на него: "Тихо!" и ткнул призрачным пальцем в глаза Шишика. "Помпошка" шамкнула, но палец, к её сожалению, был призрачным и для неё.

— Четверо ребят. Зелёные крысы, — безнадёжно сказал Лёхин. — Что делают крысы?

Глеб Семёнович сощурился на Шишика, Шишик проказливо сощурился на него. Тем не менее, агент чуть приподнял бровь и обернулся к Лёхину.

— Меняются. Крысы забирают у этих людей временное пространство, а взамен дают определённого типа энергию для поддержания в них какой-то силы.

— Откуда вы это знаете? — поразился Лёхин.

— Ну, в КГБ наш отдел состоял из людей, скажем мягко, не совсем ординарных, — скромно заметил Глеб Семёнович. — И на месте не стояли: обучались в меру сил и возможностей, благо материалу и для теории, и для практики у нас всегда было предостаточно.

Лёхин лихорадочно размышлял: крысы совались в разбитый им, Лёхиным, рот Анатолия — и красавчик вышел из служебки здоровым и невредимым. Примерно понятно, что такое "дают определённого типа энергию", но что значит…

— Что значит временное пространство?

— Ну, Лексей Григорьич, — укоризненно сказал Елисей. — Сокращают срок человеческой жизни, конечно.

Чёрт, на каком курсе учится Диана? Она выглядит зрелой женщиной! "Стоп! — приказал себе Лёхин. — На музпед института часто идут после музучилища. То, как Диана выглядит, — ещё не показатель. Но эти полчища крыс, в которых она шагала, как в волне… Почему их так много? Нет, не так. Почему их так много именно вокруг неё?"

Ладно, это не к спеху. В кои-то веки можно выйти утром не торопясь. Да, чуть не забыл.

— Елисей, я в прошлом году старый зонт выбросил. Не помнишь, чехол от него остался или я его тоже выбросил?

— На пОдлавке лежит, в пакете. — "На пОдлавке" — это на антресолях, над входной дверью, вспомнил Лёхин.

— Не рваный?

— Там шов разошёлся, ближе к тесёмкам, — осторожно, не понимая, ответил домовой.

— Как ты думаешь, Елисей, меч-складенец войдёт в этот чехол?

— Войдёт, Лексей Григорьич, — чуть не запел от облегчения домовой. — А швы я все наново прострочу у Никодима — это мы быстро. И — правда твоя, Лексей Григорьич, хватит тебе из дома безоружным выходить.

— И последнее, Елисей. Августовская защита вокруг дома полностью убрана?

— Ну что ты, Лексей Григорьич! — обиделся домовой. — Таку сложну систему убирать! Мы только узлы некоторые ослабили. Заново натянуть их — минутное дело. Охти ж, Лексей Григорьич! И ведь не сообразил сразу. Ох, крысы-то… Ох-хо-хох! Сегодня же клич брошу — скорёхонько всё и сделаем!

В общем, Лёхина из квартиры проводили как полководца, отдавшего последние распоряжения перед битвой.

30.

Чувствуя себя школьником, сбежавшим с уроков, радостным и немного напуганным, Лёхин топтался у подъезда дома у Привокзальной. А вдруг профессор запретит Ане выходить?.. Но нет, Аня вышла, как всегда — быстро, словно сидела, готовая к прогулке и только в ожидании его звонка.

Сегодня она сразу взяла его под руку. И от мягкого естественного жеста Лёхину вдруг стало так тепло, что он машинально глянул на небо: не солнышко ли вышло да пригрело? Одновременно он чуть скосил зонт, и со спицы на нос шлёпнулась здоровая капля. Лёхин сморщился и засмеялся.

— Вспомнилось что-то? — улыбнулась Аня.

— Да нет. Показалось — солнце выглянуло.

По дороге в кондитерскую он рассказал ей о драке компаньонов на задворках "Ордена Казановы", о странном смехе Дианы при взгляде на Анатолия, о том, что в кафе видели и Ромку, и Ладу; о внезапном поединке около полуночи и о сне, в котором он видел своего противника мёртвым. Сказал и о том, что была подсказка: противник, Лёнька, умрёт сегодня к вечеру.

Кондитерская, как обычно поутру, пустовала. Сегодня, впрочем, народ в лице троих присутствовал. Пока Аня заказывала, допили свой кофе и убежали две девушки, которым Лёхин и Аня улыбнулись уже как знакомым. Как же — раз пятый-шестой встречаемся!.. Ещё один тип в кожаном плаще сидел, отгородившись от мира газетой, спиной к их столику.

Пока Аня заказывала, как и договаривались, на свой вкус, Лёхин взял чашки с кофе и понёс к своему столику. Улыбчивая продавщица помогла Ане донести заказанное. С сомнением оглядывая богатый стол, Аня пожала плечами:

— Легче было бы заказать один торт на двоих.

— Что я завтра и сделаю! — с угрозой сказал Лёхин, и она тихонько прыснула в кулачок.

Распробовав по кусочку торта, они улыбнулись друг другу, как заговорщики. Лёхин вынул фотографии и подвинул стул ближе к Ане.

— Вот.

— Ты прав. Незаметная, — рассматривая Ладу, подтвердила Аня впечатление Лёхина. — Такую вряд ли пригласили бы в "Орден Казановы" как…

— … как компаньонку, — закончил Лёхин.

— А это Ромка, значит… А он?..

Лёхин дотронулся до её пальцев, а когда Аня удивлённо взглянула, почти беззвучно сказал: "Тсс…" Она замолчала и скользнула взглядом по зеркальным стенам. Нет, больше никто не входил в кафе.

На столе, среди одноразовых тарелок и чашек, носились, играя в догонялки, два Шишика. Они здорово были похожи на разыгравшихся котят, особенно когда один, вылетая из-за посуды, резко, нос к носу, сталкивался с другим — и оба вставали на дыбы, мелкими шажками пятясь друг от друга.

Аня едва заметно кивнула — что, мол, случилось?

Некоторое время глядя ей в глаза, Лёхин размышлял: нет, вроде, отношения у Ани с братом хорошие. Но, наверное, рассказа о проблемах подруги с "Орденом Казановы" сегодня не дождаться. Ладно, деваться некуда. Чуть повернув голову в сторону соседнего столика, занятого типом с ворохом газет, Лёхин ровно спросил:

— Дмитрий Витальевич, не хотите присоединиться к нам?

Изумлённая Аня откинулась на спинку стула, сжала руки.

Шишики остановились, любознательно вылупившись на кожаную спину с газетами. Шишик Ник отвлёкся первым: он остановился рядом с куском торта, на котором восседало нечто похожее на зефирину. Ник присел напротив тарелки и принялся умилённо созерцать кондитерское произведение искусства. Через секунды две к нему присоединился Шишик Профи: пока пойманный из-за него хозяин придёт в себя от неожиданности, терять время не хочется, а здесь — такая красота. Вкусная, наверное!

Лёхин тоже размышлял, глядя на застывшую спину Соболева. По дороге к Ане он забежал в магазин купить зефиру и теперь думал, удобно ли его вытаскивать… Додумать не успел.

Вздохнула Аня. Соболев встал и присел к ним, изрядно сконфуженный, хоть и с упрямо впяченной нижней губой.

— Дима, тебе кофе?

Не дожидаясь ответа, Аня встала и решительно пошла к прилавку.

— Как вы догадались, что я… здесь? Вы вошли, сели, разговаривали… и вдруг…

— Шишик ваш здесь, — объяснил Лёхин. Сомнения разрешены: он вынул из подвешенного на спинку стула пакета лакомство и водрузил две зефирины на освободившуюся тарелочку.

Вернувшаяся Аня успела поставить чашку перед братом — и ахнула: два зефира, которые здесь, в кондитерской, она не брала, жёстко шмякнулись друг в друга и мгновенно уменьшились по бокам: две "помпошки" пожирали белую массу, сидя на противоположных краях тарелки и остолбенело таращась друг на друга.

Не сводя глаз с зефира на тарелке и испаряющегося в пространстве, Аня села. Лёхин аккуратно взял Шишиков за шкирки — благо теперь понятно стало, где эти шкирки, — подвинул их в середину тарелки, а саму тарелку поставил посреди другой посуды. Постороннему глазу такого чуда лучше не показывать.

— Шишики всегда выдают своих хозяев? — сухо осведомился пришедший в себя профессор. Он понюхал принесённый сестрой кофе, чуть сморщился, но отпил.

— Нет. Только когда считают это необходимым.

— Я… иногда вижу контуры.

Профи высокомерно приподнял лохматые бровки, покосившись на хозяина, и сунул в пасть вторую половину зефира.

Услышавшая про Шишиков, Аня спросила:

— Они любят зефир?

— Они питаются снами хозяина, любят зефир и обожают всякие карты и схемы. Дмитрий Витальевич, надо будет — потом расскажу подробнее. Сейчас меня интересует следующее: что вы знаете о кафе "Орден Казановы"?

Аня вздрогнула так, что Лёхин взглянул — что с ней? И поразился: она не то что побледнела — посерела, глядя на брата. Профессор же оставался спокоен, разве что любопытство в глазах сменилось ледяным безразличием.

— Знаю то, что слышал от людей, посещавших его.

Паранормальный уровень зрения здесь ни при чём. Лёхин кожей ощутил, что Соболев, только что разговаривавший с ним о Шишиках словно через открытое окно, медленно, но плотно это окно закрыл. И Аня замкнулась. Уйди теперь профессор — она уже ничего не скажет об истории подруги. Но Лёхину необходимы любые крохи информации об "Ордене Казановы". И Лёхину нужна Аня.

Профи оглянулся на хозяина, но тот, хоть и бушевал цветовыми вихрями сильных отрицательных эмоций, не уходил. А половинка зефира — на тарелке. И Шишик Ник уже внимательно рассматривает свою долю… Ещё раз опасливо покосившись на хозяина, Профи быстро сунул в пасть угощение.

— В общем, так, — сказал Лёхин. — Повторю ещё раз: если ваш Шишик хотел, чтобы я его увидел, — это неспроста. От моего он знает о теме нашей с Аней беседы. Значит, он хочет, чтобы вы рассказали мне всё, что знаете об "Ордене Казановы". Чтоб вам легче было, начну я. Пропали двое. Почти дети. "Орден Казановы" как-то связан с их исчезновением. Аня, фотографии у тебя. Покажи.

Заинтригованный, а потому чуть расслабившийся, Соболев взял снимки. Фото Лады отложил сразу.

— Эту я точно не знаю.

Ромкину фотографию рассматривал дольше и, судя по нахмуренным бровям, мальчишку узнал и теперь вспоминал, где его видел.

— Это компаньон?

— Нет. Он только выглядит взросло. Перешёл в одиннадцатый класс.

— А почему на нём плащ компаньона?

— Кажется, он ходил к кому-то из знакомых в кафе, — осторожно сказал Лёхин. — Может, из тамошних ребят интереса ради подарил или одолжил для фотосъёмки.

— Да, конечно! Я видел его в конце августа или в начале сентября: он вышел из вашего подъезда и сел в джип. Что он делал в вашем подъезде? Вы знакомы с мальчиком?

— Шапочное знакомство, — ответил Лёхин, размышляя: спросить не спросить, а что сам профессор делал у его подъезда? Начал слежку уже с тех времён? Кажется, Аню тоже интересовал этот вопрос: она оторвалась от зрелища толчками исчезающих зефирных половинок и заглянула брату в глаза.

— Шапочное… — задумчиво повторил Соболев.

— Его бабушка — моя соседка по лестничной площадке.

Аня через стол протянула руку, опустила на ладонь брата.

— Дима, могут быть ещё трагедии.

— Я не могу об этом говорить. Скажи сама.

— Года два назад у нас в семье случилась беда, — начала Аня, не выпуская ладони брата. — У Димы была жена и двое детей. И всё бы хорошо… Но однажды Лида встретила одного из компаньонов "Ордена Казановы". Он буквально околдовал её. За три дня она отнесла ему все свои драгоценности — она из старинной профессорской семьи, и её драгоценности — почти раритет. А на четвёртый день он объявил Лиде, что она ему неинтересна, так как с неё нечего больше взять. Она буквально на глазах таяла от какой-то болезненной страсти к нему. А потом не выдержала. Она взяла… В общем… В общем, самоубийство. — Она заморгала, останавливая слёзы. Соболев упорно смотрел на Шишиков — те на него. Собравшись с силами, Аня договорила: — Мы пытались выяснить, кто из компаньонов… Но, естественно нам не сказали.

Бесстрастное лицо профессора не дрогнуло, зато в ладонь сестры он вцепился так, словно она вытаскивала его из пропасти.

Лёхин же, взглянув на осунувшееся лицо Ани, вдруг вспомнил её вчерашнюю реплику. Он сказал, что приглашён в кафе "Орден Казановы". И что даже успел побывать там. Аня сделала какой-то странный вывод: "… тебя пригласили в "Орден Казановы", а сегодня ты здесь, со мной". Вчера он не понял её слов. Сообразил сегодня. Она поразилась, что с ним всё в порядке. Значит… Значит, нет никакой подруги. Просто однажды её хороший друг, возлюбленный, а может, даже жених, не пришёл на свидание, потому что влип в "Орден Казановы". Отсюда — "…А сегодня ты здесь, со мной". Вот так. Вот почему она так замкнута… И почему-то вспомнилось странное фото, во сне взятое с трупа самоубийцы: скучающая Диана и влюблённо глядящий на неё молодой мужчина. А ещё вспомнился кулон с кодексом компаньонов "Ничего личного"…

Шишики деловито подкатили к краю стола. Профи прыгнул на запястье Соболева, Ник — на запястье Ани. Через минуту побелевшие от напряжения пальцы профессора расслабились, а на лице Ани появился чуть заметный румянец.

31.

Кажется, совершенно машинально Соболев отпил остывшего кофе, явно не заметив его вкуса. Аня сидела, задумавшись, не отпуская его руки.

Лёхин умел сопереживать и сочувствовать. Это умение, возможно, перешло к нему от бабушки вместе с умением кормить всех, кого пришёл в дом. Но он знал за собой ещё одну черту характера: если он жалел, то жалел деятельно. Сидеть сложа руки и лишь предаваться скорби, тысячи раз перемалывая "ах, какой хороший был человек", он не мог.

Поэтому, сочувственно помолчав, он уставился на Соболева. Тот медленно двигал по столу опустевшую чашку, но, ощутив пристальный взгляд, поднял глаза. Лёхин скосился на Аню — и снова на профессора. Поймёт — не поймёт? Соболев чуть поднял брови: не совсем понял. Лёхин повторил уже с незаметным кивком на Аню. Понял.

— Анюта, ты не возражаешь против нашей беседы с Алексеем Григорьевичем?

— Да, конечно, Дима… Алёша?

— Всё нормально, Аня. Подожди, сейчас помогу.

Он помог ей упаковать в коробку торт, до которого она так и не дотронулась. Скользнув пальцами по руке Соболева, она улыбнулась ему и вышла из зала — Лёхин следом. Кажется, из них двоих брата она считала более слабым, потому что на выходе из кафе обернулась и попросила:

— Вы не ругайтесь там, ладно?

— Ну нет! Ща пойду и съем его! — набычился Лёхин.

Секунды она всматривалась в него с медленно расцветающей улыбкой — и спросила:

— А почему?

— Его погладили — меня нет. Обидна-а!

Она метнула взгляд на стеклянную дверь в зал. Брата не видно — за стеной. И тогда она неуверенно провела ладонью по плечу Лёхина и, странно усмехнувшись, сказала:

— Давно хотела потрогать твой джемпер. Такой мягкий.

И выскочила из кафе.

Лёхин медленно обернулся к зеркальной стене. На плечах сидели Шишики — увеличившись вдвое, словно надулись изо всех сил — аж глазёнки утонули в опухших щеках. Он сначала не понял, точнее — удивился бездумно. И только чуть позже, обнаружив, что его короткие белые волосы стоят дыбом, сообразил, какой мощный взрыв адреналина вызвало в нём прикосновение Ани. Ну и… Шишики и откушамши… Сладенького… Блинчики-оладушки.

Несколько раз глубоко вздохнув — успокоиться, Лёхин снова глянул в зеркало: кажется, "помпошки" тоже возвращались в норму — после вздыбленного состояния. И Лёхин совсем успокоился: не одного меня шарахнуло, — и вернулся в зал, к профессору.

Тот сидел, нахохлившись над пустой чашкой. Лёхин не поленился, сходил взять ещё кофе на двоих. Пока Соболев недоуменно смотрел на пододвинутую к нему чашку, Лёхин с удовольствием съел все сладости, заказанные Аней, и созрел для разговора. Вроде и профессор сообразил, что молчать смысла больше нет.

— Вы хотите поговорить со мной об Ане?

— Нет. Я хочу поговорить с вами о человеке, которого сегодня убьют.

Кофе выплеснулся совсем немного. Лёхи взял из стаканчика салфетку и промокнул стол. Эк, какой он, профессор, впечатлительный.

— Вы всегда так прямолинейно преподносите информацию? — сухо спросил Соболев.

— В последнее время жизнь со мной настолько прямолинейна, что приходится обходиться без заморочек дворцового этикета. Да и времени маловато для расшаркивания. Итак, вчера вечером я возвращался из кафе "Орден Казановы"…

Он коротко пересказал историю нападения и неожиданного спортивного поединка. Предположил, что ребят, которые должны были его побить, вызвал Анатолий, а те, на всякий случай, подключили Щуплого, который и превратил избиение в игру на двоих.

— По их расчётам, он один мог бы меня… ну, избить бы до невменяемого состояния, а он не тронул. Почти. Сейчас они могут пригласить кого-то, чтобы отомстить за нежелание идти у них на поводу. Возможно, они думают его — так называемое — наказать. И, возможно, нечаянно они убьют.

— А вы? Вы тут каким боком?

— Добрый вы, профессор… Боком… Из-за меня Щуплый попал в историю. Ему, кроме меня, никто не поможет. Не забывайте, Дмитрий Витальевич, речь идёт о жизни и смерти человека.

— И чего вы хотите от меня?

— Лично от вас — полчаса времени. Судя по тому, как вы сегодня основательно решили за нами следить, свободное время у вас есть. Помните август? Шишики умеют ходить по ментальному следу человека в пространстве, благодаря чему я и нашёл вас. Но тогда был свежий след зомбированного человека. Сегодня мне нужно узнать, где живёт Щуплый. Его вчерашний след вряд ли доступен моему Шишику (Ник возмущённо фыркнул), поэтому мне нужен ваш Профи.

— Кто?

— Так я назвал вашего Шишика, чтобы отличать от моего Ника, — объяснил Лёхин. — Мой-то, конечно, может вывести меня на Щуплого, но дело затянется. С момента поисков Романа и Лады я в постоянном цейтноте. Вынужден искать пути покороче и побыстрее.

— Насколько я вас понял, — медленно заговорил Соболев, — я иду с вами по следу Щуплого, а вечером вы один идёте, чтобы защитить его от убийц.

— Ну, не забывайте, что убийц может и не быть. К нему могут прийти, чтобы, громко говоря, отомстить за неудавшийся урок мне. Цель — избить его. Но кто поручится, что в азарте драки его не убьют? Сами понимаете — смерть может случиться и в результате несчастного случая. Так что вот…

— Идём сейчас?

— Если не возражаете.

Лёхин сидел напротив зеркальной стены. Шишик Ник с его плеча, размахивая короткими лапками, то и дело ехал глазами вниз, словно собираясь шариком скатиться с хозяйского плеча, но тут же проворно возвращался в исходное положение. Напротив, дождавшись его возвращения, то же самое делал Профи. "Версаль разводят, раскланиваются — нас изображают", — догадался Лёхин.

Прежде чем уйти, Лёхин выбросил в ведёрко для самостоятельных посетителей чашки и бумагу, оставив на столе картонную тарелочку с двумя кусочками торта. Привидение тихой бомжишки зависло над столом, с благодарностью кивнув Лёхину.

Кажется, Соболев тоже что-то ощутил. Он резко встал у двери и, обернувшись, обшарил глазами маленький уютный зал. Сделав вид, что не замечает его движения, Лёхин демонстративно пододвинул тарелку с тортом ближе к окну. Со стороны кассы всё равно не видно его действий — спиной стоит к продавцам.

Как ни в чём не бывало, Лёхин заторопился к выходу. С плеча вежливо хихикнула "помпошка" — мелькнуло в зеркалах привидение, робко помахало вслед.

— Призрак здешний? — уточнил профессор.

— Здешний.

— Вы специально подвинули тарелку ("Чтобы её служащие сразу не убрали", — предположил Лёхин конец фразы, едва профессор замялся, но…), чтобы я увидеть успел?

— Специально.

— Зачем?

— А на вас, Дмитрий Витальевич, все призраки города жалуются: мол, только установишь с профессором контакт — он опять его теряет. Но ведь вы, как я понял, видите — если точно знаете. Почему бы и не посмотреть на даму заведения?

— Не увиливайте, — как обычно, негромко сказал Соболев. — Я же понял, что вы таким образом… тренируете моё видение.

— Почему бы и нет? Вы возражаете?

— Нет.

"Если бы не Аня, если бы не Щуплый, — мечтательно подумал Лёхин, — я бы и не подумал тебе помогать… Да я бы не подумал вообще с тобой разговаривать! Увидел бы, или Шишик бы подсказал — я б не шелохнулся, а только бы Аню увёл отсюда — и всё".

В дружном молчании они доехали до нужной остановки, где Соболев ненадолго замешкался, бросил косой взгляд вниз по улице — в сторону кафе. Но за Лёхиным пошёл без слов.

На площадке перед подъездом — на вчерашнем спортивном ринге — Шишик Ник скатился на руку хозяина. Вцепившись в ручку зонта, он среди многих, оставленных в воздухе следов нашёл нужный. Когда Лёхин сообразил, что искомое найдено, он подошёл к Соболеву и пересадил Ника и Профи. "Помпошки" будто перенюхались — и рассредоточились по плечам Соболева.

— Нам повезло, — сказал Лёхин. — Он живёт где-то неподалёку. Идите не спеша, чтобы я мог следить за Шишиками.

— Они оба на мне?

— Угу, на плечах.

Плечи профессора разом машинально поднялись, будто он сразу учуял придавившую их тяжесть. Лёхин про себя усмехнулся, но ничего не сказал.

Пришлось пройти остановки две, углубляясь в микрорайон старых домов, пока не вышли к новой, с иголочки высотке, горделиво вознёсшейся среди пятиэтажных хрущёвок.

— Здесь, — остановил Соболева Лёхин.

Почти квадратная в основании, многоэтажка головой пропадала в дожде и тучах. Спрятавшись под подъездным навесом старого дома, следопыты некоторое время рассматривали объект.

— Жаль, дом новый, — пробормотал Лёхин. — Нашли бы призрака, поговорили бы.

С плеча профессора хихикнул Ник. Лёхин резко обернулся.

Ссутулившись под проливным дождём, определённо к ним шлёпала по лужам неопределённая фигура под зонтом-инвалидом — половина спиц воинственно пронзала воздух. Отчётливо виднелись короткий плащ, невообразимо мятые штаны, низ которых небрежно торчал из разбитых, кажется, даже женских сапог. Весь облик данного экземпляра будто носил табличку "Алкаш с большим стажем". Фигура шагнула под навес — двое посторонились — и долго и безуспешно пыталась закрыть зонт. Но то ли руки неловкими оказались с перепою, то ли зонт на редкость пакостным оказался, но ничего у бедняги не получалось.

Потерзавшись между брезгливостью и жалостью, Лёхин помог нечаянному соседу справиться со строптивым зонтом. А потом алкаш выпрямился — и Лёхин, не веря глазам, увидел твёрдый взгляд на морщинистом лице, а главное — колпачок шикарной ручки, всунутой в верхний карман мятого плаща.

— Савва! Вы?! Рад вас видеть!

Лицо алкаша осталось безучастным, но ясные глаза потеплели.

— Алексей Григорьич! Вот уж не думал свидеться более! — как всегда, медленно выговорил алкаш. — Какими судьбами здесь, в наших краях?

— По делу! Как же иначе? — засмеялся Лёхин, а Соболев отступил на самый край сухой площадки под навесом. Вероятно, его смущал характерный запах от бомжеватого незнакомца.

Неподвижное лицо Саввы не дрогнуло, но цепкие глаза мгновенно поймали в фокус спутника Лёхина.

— Приятно увидеть знакомое лицо, — по-прежнему тягуче сказал Савва. — Так вы, Алексей Григорьич, нашли-таки профессора?

Лицо Соболева вытянулось. Лёхин наслаждался ситуацией. Замкнутость профессора и его умение жёстко держать на расстоянии тяготили, так что возможность хоть немного вывести его из себя откровенно порадовала.

— На сеансе бывали, Савва? — он уже не помнил, на "ты" или на "вы" был с Саввой, но нравилось выкать при Соболеве типичному алкашу. Но и дольше Лёхин тянуть не мог. — Дмитрий Витальевич, позвольте представить вам моего августовского знакомца — Савву.

— Руки пожимать не буду — и вам неприятно, и я вовремя не проследил, чтобы тело их вымыло, — вздохнул алкаш и, проницательно взглянув на оторопевшего профессора, уточнил: — Дмитрий Витальевич, Алексей Григорьич забыл добавить одну подробность, когда представлял нас. Я призрак в теле человека.

32.

Алкаш, в которого неделю назад вселился Савва, возможно, ту же неделю назад умер бы без призрака. Удар, как говорят. Савва сказал — мозги тёмными стали. "Инсульт?" — прошептал профессор… Призрак сначала не понял, что за пятно образуется в голове занятого тела (дело было в забегаловке), решил, что тело опьянело до степени "вдребадан", и "повёл" его домой. Однокомнатная квартира старика ему понравилась. Единственно, отдраить бы её от застарелой грязи — и жить в своё удовольствие. Такого тела — со своей квартирой — у Саввы ещё не было. Он дал ему ночь отдохнуть и немного избавиться от алкоголя, а затем использовал в уборке. Затем отправил в магазин. Уже с самого начала призрак обнаружил, что двигаться в новом теле трудновато. Поразмыслив, связал тёмное пятно в мозгах и двигательный процесс. Но даже затруднительное движение не заставило Савву вновь перейти на свободный полёт

— Жалко стало, — объяснил призрак. — Вышел я из него на второй день, а он упал и бубнит чего-то. А вчера выходил — уже смотрит осознанно. Я его гулять заставляю много, даже по такому дождю. А однажды встретил хорошего знакомого — тот врач. Он и сказал: воздух и движение, пища скудная и лёгкая. Ну и стараемся.

Он так легко сказал: "Встретил хорошего знакомого", что Лёхин и Соболев лишь минуту спустя сообразили, что Савва говорит о привидении.

— Ну, а вы с каким делом в наши края?

— Ищем человека одного. Он в том доме живёт.

— И нашли?

— Подступиться как — не знаем. Шишики могут подсказать квартиру, но ведь не позвонишь в неё бухты-барахты: "Привет! Мы хотим узнать, кто ты такой и каково твоё расписание на сегодня!"

— А это срочно? — деликатно спросил Савва.

— Возможно, этого человека сегодня убьют.

— Тогда пошли.

— В смысле — пошли?

— Всё очень просто, Алексей Григорьич. Шишик покажет квартиру — я оставлю это тело на ваше попечение и узнаю о вашем человеке всё, что смогу.

— Действительно, "всё очень просто", — пробормотал Лёхин.

— А почему Шишик? Один? — ревниво спросил Соболев. — Вы же не собираетесь идти без меня?

Некоторое время Лёхин смотрел на профессора — и сообразил: Соболеву хочется пообщаться с призраком. Да Бога ради!

— Савва, вы не будете возражать, если пойдёте с профессором, а я пока сбегаю по делу ещё в пару мест?

— Конечно, нет, — нараспев сказал призрак, — если Дмитрий Витальевич не побрезгует из-за неприятного запаха. Верхнюю одежду я ещё не всю перестирал.

— Нет-нет, что вы! — поспешно сказал Соболев.

Лёхина "помпошка" скакнула на Савву, покачалась на его чуть трясущейся руке и вернулась к хозяину.

— Узнал, — сказал Савва.

— Ага, — сказал Лёхин, улыбаясь. — Вы, Дмитрий Витальевич, позвонить только не забудьте.

— Да-да, конечно.

Быстро шагая к остановке, Лёхин некоторое время размышлял над сторонним вопросом: за секунды до появления Саввы он помечтал о призраке — это совпадение или предсказание? Может, общаясь с домашними привидениями, он начинает интуитивно чувствовать их появление или присутствие?

Перешёл через дорогу на остановке — и почувствовал себя везучим и счастливчиком: из-за автобуса вильнула на обгон нужная "маршрутка". До дому без пересадки! Красота!.. Нырнув в салон, Лёхин снова порадовался: полупустой, и Шишику есть где разгуляться — всё пространство вокруг водителя увешано прыгунчиками и болтунчиками. "Помпошка" на такое богатство от счастья пасть раскрыла, после чего оторвалась не на шутку: и с фигурками на пружинках попрыгала, и с мелочью на верёвочках покаталась. Под конец поездки Шишик нашёл самую интересную игрушку — плюшевый розовый мячик с некоторыми деталями, превращающими его в поросёнка. "Поросёнок" висел на резинке, и Шишик старательно катался на нём дольше всех. Так, что за две остановки до нужной водитель, с непроницаемо суровым лицом гнавший машину, резко сбавил скорость и повёл медленно и даже нежно (игрушка моталась, свисая с переднего зеркальца перед его носом).

Минуты две Лёхин стоял на остановке и жалостливо смотрел на "помпошку", лежащую в ладони. Может, Лёхин и не прав, но всё-таки, кажется, Шишик укатался на "поросёнке" вусмерть. Выпученные желтые глазища блуждали по всей поверхности Шишика. Видимо, они искали друг дружку, так как, уйдя с разных сторон вниз, под "помпошку", вернулись уже вдвоём. Правда, некоторое время то один глаз, то другой медленно начинал уплывать в сторону, но вскоре всё устаканилось. Рассеянный, несфокусированный взгляд отвердел на одной точке — на внимательных, сочувственных глазах хозяина. Скрипуче кряхтя, "помпошка" перевернулась так, что обнаружились верхние лапки.

— Живой? — спросил Лёхин и поднёс ладонь к карману куртки. Карман пришлось оттопырить, и Шишик с облегчением упал вовнутрь.

Весь короткий путь от остановки до дома Лёхин размышлял, почему Каменный город можно увидеть во сне, но можно в него войти реально — при условии какого-то зова. И ещё. Домовые чётко и ясно сказали о Щуплом, что он ещё жив. Но почему о Ромке высказались неопределённо? Лишь предположили, что его двойник гуляет по Каменному городу. Что-то тут не так. Да и вообще… Пора засесть в комнате, выгнав всех: привести мысли в порядок и выделить главные вопросы, на которые необходимо получить конкретные ответы.

Завернув за торец дома, Лёхин увидел далеко впереди невысокую фигурку. Ага, бабка Петровна откуда-то возвращается. Соседка шла неторопливо, и у двери в подъезд Лёхин догнал её.

— Добрый день, Галина Петровна!

— Добрый, Лёшенька, — чуть улыбнулась она.

В подъезде Лёхин взял соседкины сумки и пошёл к лифту. Она семенила за ним, что-то ворча о дождливой погоде. А Лёхин вдруг вспомнил, что нужно бы отдать Ромкины фотографии и только открыл рот сказать, как вдруг спросил совсем не то:

— Галина Петровна, Роман ведь в одиннадцатый класс идёт. Ему семнадцатый год?

— Что ты, Лёшенька, — восемнадцатый. В конце сентября справлять будем.

— Как — восемнадцатый?!

— А он в первом классе два раза сидел. Только в школу пошёл — ребёнка как сглазили: недели не доучился — руку сломал, да ещё правую, месяц дома сидел; потом ещё месяц дома сидел — бронхит. Прежняя-то врачиха всё ставила ОРЗ, а как сама на больничный ушла, замену поставили — та, замена, и говорит: батюшки, у ребёнка хрипы какие! Так и до астмы недалеко!.. Ох и кашлял Ромка!.. Вот тогда меня из деревни и позвали в первый раз сидеть с ним. А что? Октябрь-ноябрь — в поле делать нечего, а скотины я уж давно не держала, садом-огородом жила да у соседей трёхлитровую банку молока на неделю брала. Много ль мне одной надо? А в ноябре, как Ромка здоров стал, снова в деревню. Да вслед телеграмму: "Приезжай, бабуля!" Приезжаю — ах, батюшки! — ногу сломал! Да что ж такое! Ну, жила у них до марта, за ребятёнком ухаживала да смотрела за ним. А его уж, конечно, в школу до следующего сентября не пустили. Так и повелось: как осень — так я к внукам, за правнуком смотреть, а весной к себе. А как сама плоха стала, лет пять тому уж назад, внуки-то новую квартиру справили да меня в эту свою зазвали. Так-то вот, Лёшенька.

Уже на своей лестничной площадке хотел Лёхин в упор спросить бабку Петровну, обладает ли правнук какими-то сверхъестественными талантами, но постеснялся. А вдруг соседка об этой стороне жизни правнука ничего не знает? Подумает ещё…

Дома тихо и спокойно. Только Лёхин хотел удалиться в спальню, чтоб там на досуге всё до вечера обдумать, как в дверь позвонили.

— Кого ещё там нелёгкая принесла? — пробормотал Лёхин — и открыл. И застонал. Почти вслух.

Нелёгкая принесла Анжелу.

Она ворвалась в квартиру, клокочущая, как вулкан. Правда, мимо зеркала всё равно просто так не прошла — глянула победно на отражение, сияющее великолепием. Лёгкие туфельки как-то сами собой спорхнули с её идеальных ножек, а блистательные мгновения спустя она сама порхнула сначала в зал, затем заглянула в спальню. Вернулась в зал совершенно успокоенная, снисходительная, села в кресло.

— Бедный Лёша! — трагическим голосом, но на полном серьёзе провозгласила она. — Ты всё ещё одинок? Всё ещё не можешь забыть меня?

— Анжела! — в тон ей возопил Лёхин, севший на диван. — Ты не представляешь, как мне иногда хочется одиночества! А его всё нет и нет!

Елисей, выглянувший из-за шторки над дверью в зал, тут же спрятался. Обернулись привидения, только что бурно обсуждавшие кур, уже упомянутых сегодня домовым, и тихонько утянулись в стену. Один Шишик влез на плечо хозяина и принялся внаглую сверлить нежданную гостью мрачными глазищами.

— Оставим эту дикую ложь на твоей совести, — снисходительно предложила Анжела.

— Оставим. Анжела, ты чего приехала?

— Мне нужны деньги. Срочно.

— А этот, с кем ты живёшь?..

— Этот мужлан и грубиян давно мной отринут! — гордо сказала Бывшая Жена. — Жить с человеком, который не умеет ценить тонкости моей душевной организации, я не собираюсь.

— То есть сейчас ты опять живёшь на нашей старой квартире?

— Почему это старой? Папочка сделал мне евроремонт и превратил квартиру в настоящие апартаменты!.. Лёша, не уводи от темы. Мне нужны деньги.

— Сколько?

— Пятнадцать тысяч.

— Зачем?!

— Ты спрашиваешь у красивой женщины, зачем ей деньги? — возмутилась Анжела.

— У конкретной красивой женщины — да, спрашиваю.

Бывшая Жена помялась — и вздохнула.

— Как говорит папа, на всякие фигли-мигли. На женские безделушки.

— Денег у меня пока нет. Купил компьютер.

Анжела взглянула на стол с компьютером. Изящный, безупречно нарисованный ротик открылся. Лёхин опередил.

— Назад отдавать не собираюсь.

Сосредоточенно-оценивающий взгляд прошёлся по стенам, потолку.

— Квартиру тоже продавать не собираюсь! — отрезал Лёхин — и вдруг увидел, и жалость к Бывшей Жене заставила его тоном спокойнее спросить: — Анжела, а где твой любимый гарнитур? Ты же всегда носила хоть одну вещь из него… И даже другие украшения подбирала к его стилю…

Анжела затравленно взглянула на него, схватившись за шею. В безделушках Лёхин не разбирался, но помнил, что область декольте Бывшей Жены всегда украшала золотая цепочка, книзу превращавшаяся в частую сетку с вкраплениями мелкого сапфира. На работу шла Анжела или на светскую вечеринку, любимая безделушка всегда была на месте… Лёхин присел перед Анжелой на корточки, поднял безвольные кисти — на пальцах ни одного кольца! На правах бывшего мужа отогнул манжеты жакета. Ни одного браслета. Приподнял крупные локоны — уши пустые.

Ограблена. Подчистую. Хоть и своими руками отдала.

Анжела будто впала в ступор: сидела и смотрела в точку, не замечая слёз, бегущих по побледневшим щекам. Маленькая девочка, у которой злой дядя отнял куклу.

Он не стал спрашивать о работе и об отце. Принёс чёрного сладкого чаю и тарелку с ватрушками "от Елисея". И то и другое она проглотила покорно и, кажется, немного отошла. И только тогда, когда она умылась и вернулась к поведению деловой женщины, Лёхин сказал:

— Анжела, потерпи дня три, ладно? Мне тут за одну работу на стороне обещали двадцать тысяч дать.

— Правда? — вскинулась она.

— Правда.

— Три дня я потерплю! — почти кокетливо улыбнулась Бывшая Жена.

"Если через три дня я не найду Ромку и не узнаю, в чём дело с "Орденом Казановы", я эту кафешку либо взорву, либо начиню какой-нибудь отпугивающей дрянью. Домовые помогут такую штуку придумать, чтоб народ это заведение стороной обходил", — мрачно подумал Лёхин.

33.

Фотографии Ромки и Лады стояли на столе. Лёхин сидел на кровати, обняв ноги, смотрел на их лица. Итак, главный вопрос: что произошло в "Ордене Казановы", когда там оказались юноша и девушка?

Предположим, они встретились. И влюбились. И что — сбежали? Смысл современным влюблённым куда-то бежать? Особенно этим двоим. У одного — пустующая, без уехавших родителей, шикарная квартира. У другой — квартира попроще, но тоже почти своя. Если рассуждать прагматично, они должны были поселиться в квартире Лады, как это делает современная молодёжь. Гражданский брак. Но нет… Они просто исчезли.

Лада с фотоснимка смотрела так, словно вот-вот потупится. Ромка — взирал на мир, словно был императором всей Земли. Но та же Лада, не слушая уговоров подруги, спустилась следом за Анатолием в кафе. Зачем Анатолию заманивать в "Орден Казановы" скромно одетую девочку, если он сам ожидал появления Анжелы? Ведь к этому времени Бывшая Жена ходит в кафе каждый вечер. Тренировался на новенькой?

Вот ещё одно, плохо продуманное. Подружка Лады, ранее работавшая в кафе компаньонкой, а теперь гардеробщицей. Он так и не успел доискаться, кто она, чтобы поговорить.

Ветер сыпанул в окно мелкими брызгами с верхнего балкона. Только что рассыпал морось, а уже на тебе…

Лёхин вспомнил, что где-то, на шкафу, кажется, пылится старая гитара. "Так, встать, взять, протереть, настроить!" — скомандовал он себе и, выполнив цепочку движений, снова залез сесть на кровать, прислонился к стене. Как там было? Он вспомнил обрывок мелодии, подобрал аккорды и тихонько спел:

— Дождь, разыщи меня! Ветер, найди меня! В Каменном городе я заплутал…

Прислушался к затихающему струнному звуку и повторил.

— Улицы, улицы… Дождь, нудный дождь… Листья осенние… Ты меня ждёшь! — вдруг ворвался в странное пространство совсем по-мальчишески срывающийся голос, настолько осиплый, что сразу понятно: его обладатель давно не пел, да и не говорил. Режим молчания — как у вокалистов, когда им надо поберечь голос.

Лёхин, затаившись, посидел немного — и закрыл глаза. Стало отчётливее ощущение, что он внезапно перенёсся в громадное пустое помещение. Нет, не помещение — это слово не выражает пустынности, в которой малейшее движение отдаётся поспешно-суетливым эхом.

Не открывая глаз, Лёхин медленно перебрал струны первого аккорда.

— Вот город теней. В нём реки дорог. Бегом по асфальту — эхо шагов. Вот сумрачный дом — высокий порог. А входишь — и пусто… Игры богов… Дождь, разыщи меня! Ветер, найди меня! В Каменном городе я заплутал!.. Улицы, улицы. Дождь, нудный дождь… Листья осенние… Ты меня ждёшь в сером тумане, средь брошенных зал… Дождь, разыщи меня! Ветер, найди!..

— … меня! — выдохнули за спиной Лёхина.

Лёхин подпрыгнул на кровати и, дёрнув головой, едва не разбил нос о стену.

Никого. Стена и стена.

А потом ошарашенно уставился в окно. Пел-то с закрытыми глазами, благо аккорды простенькие. А открыл глаза в настоящую чёрную ночь.

На улице бушевала осенняя буря. Бушевала по-настоящему: наивные жильцы, оставившие форточки чуть приоткрытыми или вообще открытыми, получали сейчас по полной — резкое хлопанье, звон бьющегося стекла Лёхин слышал безостановочно, пока закрывал форточку на своём окне. Ветер неистовствовал так, словно обрёл кулаки, которыми и лупил по содрогающимся от напора стёклам. К грохоту бесчинствующего ветра добавилось резкое рычание озверевшего неба. Всполохи молний побежали- замелькали по летящим, клубящимся тучам.

Лёхин зажмурился. На небо смотреть невозможно: земля уходит из-под ног при виде расползающегося и летящего пространства.

Не может быть. Минуты две назад он закрывал глаза — за окном моросил серенький дождик, ну, ветер немного поднялся. Темновато, конечно, было. Но света достаточно для послеобеденного времени. И вдруг — темень, хоть глаза выколи. В минуты…

Дверь в спальню распахнулась. Не замечая стоящего у штор Лёхина, Елисей добежал до стула, подпрыгнул, забрался с него на стол — и бегом на подоконник. Вцепившись в нижнюю щеколду рамы, задрал бороду к форточке.

— Ахти ж тебе… Буря-то кака… Али закрыто? Уфф…

Отдышавшись, домовой огляделся.

— Лексей Григорьич, ты, что ли, закрыл? Успел, значит?

— Успел. А ты чего разнервничался?

— Дык… Как не разнервничаться! На кухне-то фортка — хлобысть! Аж по сердцу шлёпнула… Хорошо — стекло не разбилось. А потом вспомнил — батюшки! — в спальне-то форточка тоже раскрыта! Ну и побежал.

— Ну и гроза! И когда только успела собраться? — вздохнул Лёхин. — Ведь по радио штормового предупреждения не было. Ну, погода!

— Да кака-така погода?! — изумился Елисей. — Гроза-то наведённая, Лексей Григорьич! Видано ли такое, чтоб вот так сразу — и…

Последнего слова Лёхин не расслышал. Хляби небесные разверзлись — да что там разверзлись! Ливень упал сплошной стеной и с грохотом бесконечного количества свай, вбиваемых в землю одновременно. Ветер утихать и не думал, с лёгкостью швыряя в разные стороны тяжёлые потоки воды. Причём швыряя так остервенело, что Елисей попятился подальше от окна.

— Кхм… Лексей Григорьич! — заорали от двери.

Увидев Касьянушку — орущего! — Лёхин даже оторопел немного. Призрак нищего чаще был ласковым и достаточно деликатным, а тут — вопли!..

— Зову-зову! — громко пожаловался Касьянушка. — А всё не слыхать!

— Что случилось, Касьянушка?

— Да ты в ванную комнатку забеги, Лексей Григорьич! Да только свету сразу не включай.

На самой ванне Лёхин когда-то установил широкую, но короткую доску, а сверху водрузил старенькую, но в рабочем состоянии маленькую стиральную машину, на которой обычно стояло два-три таза для стирки мелочей. И не только для стирки. Бывало, Лёхин сверху накидывал грязное бельё — ну некогда в машину сунуть! И в этом-то белье любил подремать Джучи.

В кромешной тьме Лёхин открыл дверь ванной. Примерно представляя, что хочет показать Касьянушка, он сразу глянул на тазы — то есть туда, где предполагал, они стояли. Две миниатюрные жёлтые луны, лениво плавающие в пространстве, замерли на месте. Через несколько секунд слева от жёлтых лун зажглись две зелёные.

Уловив довольный смешок Касьянушки, Лёхин включил свет.

Насторожённый Джучи лежал на свитере, к его уху привалился Шишик.

— Сиротинушки! — сентиментально проорал Касьянушка. — Как есть сиротинушки!

Лёхин улыбнулся, погладил Джучи и хотел было погладить "помпошку", но та вдруг оскалилась: нет больше пушистого шарика — один полумесяц жутких зубищ.

— Ник, ты чего?! — поразился Лёхин.

Шишик молчком уткнулся в рукав рубашки, исподлобья следя за рукой.

— Э-э, ясно, — вздохнул Елисей с раковины, куда забрался поглядеть, что за чудо светит из таза с тряпьём.

— Да? И что вдруг стало ясным? — насупился Лёхин.

— Лексей Григорьич, ты пошто грозу на город навёл? Твоя ведь она, не запирайся.

Тихо и спокойно прикрыв дверь в ванную (блин, как хотелось ею врезать по косяку!), Лёхин пошёл на кухню. Отобедал недавно, но чаю захотелось!.. Аж на языке почувствовал. С чашкой сел в зале — здесь всё-таки балкон остеклённый: перекрикиваться, если разговор будет, необязательно.

Из-за шкафа у двери выглянул смущённый домовой. Лёхин покосился, отхлебнул чаю.

— Елисей, у тебя стихов много? Небось, пачками пишешь?

— Приговорки, бывает, в разговоре сочиняются, — осторожно ответил домовой. — А вот стишат не пробовал. Ты к чему это, Лексей Григорьич, о стихах-то?

— Ну как же… Ты ведь знаешь, что я в жизни колдовством не занимался, а вопрос задал так, словно не впервые хулиганю. То есть о факте хочешь поговорить, да ходишь вокруг да около. Вот на языке у меня и вертится: "Поэт — издалека заводит речь". Ну, что? Опять окольными путями пойдёшь или чётко и прямо объяснишь?

Успокоенный и даже повеселевший, Елисей сел рядышком на диван.

— Нашёл, на чё обижаться, Лексей Григорьич. Словесно кружево плести — это дело наше, стариковское. Да и молодёжь порой подкузьмить хочется — или как там вы говорите-то? — чтоб жизнь малиной не казалась. Вот. А ты говоришь — стихи.

— Хватит болтать, кружевница! — улыбнулся Лёхин. — Давай по делу.

— Как на духу признаюсь, Лексей Григорьич: не всегда вижу, а иной раз и с подсказки. У нас ведь, домовых, пространство своё. Это Шишики болтаются то здесь, то там — не углядишь. И вот Шишик твой и подсказал, что не так с тобой.

— Мало ли что подсказал! Ты же не видишь!

— Ох, ну как объяснить-то? Вот смотришь ты, Лексей Григорьич, на облако. Ну, облако как облако, а тебе говорят — корабль плывёт. Глянул — и впрямь корабль. Так и мы, домовые. Плывёт какая-то муть, а Шишик подсказывает: а вот, мол, такой рисунок в мути есть. И — видим. И — сразу понятно.

— Понял. — Лёхин сразу вспомнил, как сам недавно показывал Соболеву привидение — "даму" кондитерской. — Давай, Елисей, о главном.

— О колдовстве-то?

— О нём. Да не тяни ты, Елисей!

— Да не тяну я, Лексей Григорьич! Мне ж ещё с мыслями собраться нужно, чтоб всё объяснить. Так-то сразу и не скажешь.

— Ага, как похихикать — так все без подготовки горазды, — пробормотал Лёхин, следя за Шишиком, который тишком-молчком вкатился в комнату.

"Помпошка" быстро и деловито влезла на стол с компьютером — и на пианино, где её поджидало целое стадо Шишиков. Она влилась в их дружный коллектив и, наверное, рассказала о хозяине, который ещё и колдует. Во всяком случае, крышка пианино теперь здорово напоминала ёлочную гирлянду — сплошь из вытаращенных на Лёхина жёлтых глазищ.

Лёхин тоже попытался вытаращиться в ответ — и гирлянда заколыхалась, захихикала.

— Когда человек колдует, он использует силу стихий, вещей, слов, — сказал Елисей. — Что, Лексей Григорьич, говорил такого, чего раньше не говорил? Вокруг тебя сила словесная светится.

— Песня потихоньку вырисовывается, — задумчиво сказал Лёхин. — И сдаётся мне, что песня эта — Ромкина. Вслух я сам с собой не разговариваю, призраков рядом не было поболтать, а песню — пел.

— А желание какое было?

— Не понял.

— Ну, любое колдовство не просто так, а на желание.

— Если б я колдовал… Мне просто интересно стало, смогу ли подобрать аккорды да мелодию уловить. Просто попробовал. Правда, пару строк мне, можно сказать, со стороны подкинули. И, мне кажется, я слышал голос Романа.

— Слышал? — осторожно спросил Елисей. — А не с тобой ли вместе он пел?

Лёхин вспомнил последнее слово на выдохе: "… меня!" Он-то хотел оборвать песню на полуслове… Возможно, сосредоточенный на словах и на аккомпанементе, он и не расслышал второго голоса, особенно если тот звучал в унисон.

— Врать не буду, — наконец сказал он. — Возможно, Роман и пел вместе со мной. А почему ты предполагаешь, что я пел вместе с ним?

Елисей кивнул на "помпошку". Та спокойно сидела на столе, рядом с опустевшей чашкой из-под чая.

— Вишь, сердиться перестал? Сила та, что вы энергией зовёте, спадает с тебя, да как быстро! Может, грозу-то Роман вызвал? Ладушки, Лексей Григорьич. Чем так сидеть-гадать зряшно, напиши-ка ты мне песенку Романову. Буду сидеть, думать, о чём она. А сам не угадаю — к выходу-гулянию твоему остальные домовые соберутся, так у них поспрошаю. Сдаётся мне, не просто так песенка поётся, раз от неё гроза грозная на дворе.

Пока Лёхин писал, позвонил профессор Соболев. Фамилии Щуплого он не узнал, но во дворе парня зовут Лёнчиком — Леонид, значит. Возвращается он с работы обычно часом к семи вечера.

34.

Заглянув в зал, Лёхин увидел потрясающую картину: шестеро домовых оккупировали место перед компьютером, перед ними четыре раскрытые книги, которые они время от времени перелистывают, а донельзя довольные привидения увлечённо читают. Прикрыв дверь, чтобы не мешать, Лёхин уже на кухне спросил:

— Что-то я наших призраков совсем перестал понимать. Мне казалось, они из Интернета вообще вылезать не будут, а они — вон, пожалуйста, опять в книжки уткнулись да ещё соседских домовых впрягли помогать им.

— А чего ж не помочь на дело хорошее? — спокойно ответствовал Елисей. — Они ж перед экраном сидят, много ли чего делают? Ну, перевернут страничку-другую — от них не убудет. А что Интернет призраков не интересует — тоже дело неудивительно: стока узнать сразу, стока народу встретить — это ж уму непостижимо! Не привыкли к такеим скоростям-то. Переели — и теперь им больно хорошо в читальных краях оказаться да с героями знакомыми повстречаться. Не зря ж они любимые книжки взялись перечитывать!

Он нагнулся к петле перекусить, оглядел чехол, который должен замаскировать меч-складенец под зонт.

— Ну, вот и готово. Дай Бог, Лексей Григорьич, драться не придётся.

Лёхин промолчал. Честно говоря, у него-то как раз желание набить кому-то морду есть — и очень серьёзное. Раздражение росло в нём постепенно: сначала он переживал за Ромку, которого пару раз видел и о котором столько уже слышал; а недавно исподволь закралась мысль о Ладе. Мало ли что с нею произошло. Девушка только что из деревни — и сразу в самостоятельную городскую жизнь, полную соблазнов!.. Чаще всего Лёхин видел в воображении Анатолия, когда чесались кулаки. Но Анатолий казался жертвой, стоило вспомнить его лежащим на столе, его стон, когда крысы лечили ему разбитый рот и забирали взамен часы или сутки жизни. Кто же придумал всё это завязанное в гордиев узел дело? Неужто надо начинать расследование заново, в первую очередь обратив внимание на хозяина "Ордена Казановы"? Или всё-таки сначала попытаться разыскать Ромку?

Меч в чехле выглядел именно так, как хотел хозяин, — зачехлённым зонтом. Вроде бы всё хорошо, но смотрел Лёхин на оружие рассеянно и морщился. Что-то забыл. Что-то такое, что сегодня должно произойти мелким, но важным эпизодом… В прихожей досадливо крякнули настенные часы, будто деталь в корпусе упала… Часы… Ага… Что-то связанное со временем. Точно. Он ещё с утра думал, что дома должен быть обязательно в пять. Но зачем?.. И времени-то уже — пять минут шестого. Выходить скоро: Лёхин хотел пораньше быть у дома Щуплого Лёнчика, присмотреться к обстановке для будущих действий. Буря осенняя хоть и поутихла, но дождь всё ещё льёт. Темно будет к семи.

Пять часов. Пять часов… Да ёлки, что должно было произойти?! Встреча? Звонок? "Заведите электронную почту — на всякий случай", — посоветовал знакомый голос.

Павел Иванович! Они договорились с частным детективом встретиться в пять. Лёхину понадобились сведения о хозяине "Ордена Казановы" — об Альберте.

Восемь минут шестого. Вообще-то уже пора выходить.

Та-ак… Если и этот пропал… Пальцы Лёхина непроизвольно сжали рукоять оригинального "зонтика"… "Не надо никаких заклинаний, — взбешённо решил Лёхин. — В крошку всё заведение разнесу, блинчики-оладушки!"

Позвонил по номеру с визитки. Тишина. Ни гудков, ни голоса, бесстрастно выговаривающего слова: "Телефон абонента находится вне зоны доступа…"

И — не выдержал: схватил оба чехла — с чёрной ручкой и резной металлической рукоятью — и бросился в прихожую.

— Батюшки! — охнул Елисей, выглянув из кухни на грохот плохо пристроенного на трельяже и потому свалившегося "зонта". — Рано ж вроде ещё, Лексей Григорьич?

— А если поздно?! — рявкнул Лёхин, уловив краем глаза в зеркале: на плече прыгает Шишик, грозно потрясая кулачишками. — Детектив должен был в пять или прийти, или позвонить! Телефон работает? — Он схватил мобильник и потряс им. — Работает! И где? Павел Иванович где?! Блинчики-оладушки, зачем я его в это втравил?! Нужны, блин, мне эти сведения о Кощее бессмертном! Помер бы я без них! Ррр…

Он надел высокие ботинки, ненужно сильно стянул липучки по бокам и, не застегнув куртки, ринулся из квартиры, не слыша вопля домового: "А песня-то!"

Детектив жил в часе езды от Лёхина, зато от него до кафе "Орден Казановы" можно доехать напрямую. Дом, обозначенный в адресной визитке, Лёхин нашёл сразу: перешёл дорогу на перекрёстке, вернулся немного наверх, порадовавшись, что остановка — ехать назад — рядом с домом. Дом длинный, буквой "П". Внутри — огромный, пустынно-асфальтовый двор с редкими, словно скукоженными от промозглого дождя машинами. Зелень только рядом с детсадом, напротив. При одном только взгляде на эту мокрую пустыню Лёхину стало холодно до дрожи.

Он набрал номер квартиры и едва хотел нажать вызов, как из подъезда под весёлое пиликанье домофона вывалилась целая семья: муж с женой, чем-то похожие друг на друга, может, одинаково сдержанными улыбками, и чадо — насупленная девица лет четырёх, тащившая под мышки серого кота с философски-обречённым выражением морды. Нижние лапы котяры ехали по полу, но девица явно была полна решимости тащить обманчиво покорное животное дальше. Родители молчали. Видимо, знали, чем может дело кончиться, если вступятся за кота.

Лёхин придержал дверь, чтоб не шлёпнула маленькую искательницу приключений на свою… Детектив жил на пятом этаже. Позвонив, Лёхин загадал: если Павел Иванович сам откроет дверь, значит, и задуманное на вечер дело Щуплого Лёнчика разрешится легко и просто. Пока ехал, пару раз пытался дозвониться, но мобильник детектива молчал.

На звонок в дверь из квартиры спросили:

— Кто?

— Мне бы Павла Ивановича увидеть.

Дверь открылась. При виде молодой светловолосой женщины в весёленьком голубом халате, едва прикрывающем колени, Лёхин сразу вспомнил, как её зовут.

— А вы кто?

— Я с Павлом Ивановичем работаю в одном деле. Да вот не дозвонюсь никак.

— Откуда мне знать, что вы не… обманываете? — насторожённо спросила молодая женщина.

— Пароль знаю, — сообщил Лёхин и улыбнулся: — Света-Светлячок.

Женщина покраснела, что стало заметно даже при электрическом свете.

— А… Павла Ивановича нет. Утром ушёл — и до сих пор нет. И не звонит. А я звонить боюсь. Вдруг не вовремя… Вы из агентства?

— Нет. Я частное лицо. Что-то типа советника по некоторым аспектам дел, которые он ведёт. Ладно. Извините, если побеспокоил. До свидания.

— До свидания, — чуть разочарованно попрощалась она.

Уже за спиной Лёхина прощёлкал дверной замок. Но уйти он не успел. Только ногу на ступеньку лестницы — позади топоток и яростный шёпот:

— Шишик! Шишик, который на плече!

Завидя незнакомого домового в клетчатом костюмчике и в клетчатом картузике, Лёхин невольно улыбнулся: этот — точно из квартиры детектива. Ишь, пижон какой! Но при виде босых ног, шлёпающих по бетону лестничной площадки, содрогнулся — холодрыга же, замёрзнет! Заболеет!

— Шишик, который на плече! Много ли твой хозяин о моём знает?

Дождавшись, когда встревоженный домовой окажется в пределах досягаемости, Лёхин подхватил его под мышки, как давешняя девчушка давешнего кота, и усадил на стык лестничных перил.

— Что же вы! Лета у вас, дедушка, большие, а что босеньким ходить нельзя, забываете… Разрешите представиться — Алексей Григорьич, коллега вашего хозяина по его последнему делу. Итак, что вы, дедушка, узнать хотели?

Окаменевший поначалу, домовой пришёл в себя быстро — видимо, из-за той же тревоги за хозяина.

— Следаком меня кличут. Видишь, значитца? Вывод такой, значитца: по причине дела вашего последнего хозяин может пострадать, значитца. Как утром он, значитца, побёг по делам, я проводить его пошёл. Он за порог — а там его уж ждут. Зелёные, агромадные — я серых-то таких не видывал. Одна в дом хотела войти — порог её не пустил. Так и побежали за хозяином. А он, сердешный, шёл — не оборачивался. Вот, значитца, как. Мы уж тут и карты разложили: охохонюшки, что творится!.. Донизу-то хозяин сам шёл, а потом уж его крысы зелёные вели, коих он не видел, значитца. И что теперь будет — неизвестно, ибо карты наши тьму показывают…

Следак поспешно выговорился и уставился на Лёхина.

— Тьму, говоришь? — задумчиво переспросил Лёхин.

Домовой закивал так, что с перил едва не полетел вниз.

— А карты могут показывать Каменный город как тьму?

— Батюшки!

Домового Лёхин поймал на лету, потом сбегал вниз, принёс упавший с обильно-косматых волос картузик.

— Это ж како-тако дело вы, значитца, вели, коли Каменный город у вас нарисовался?! — В пушистой белой, округло и аккуратно стриженной бороде рот домового надолго выпятился в задумчивости. Потом он поднял указательный палец. — Эти, зелёные… Оттудыть, значитца? — а потом схватился за волосы, не замечая, что снова вот-вот уронит картузик. — Охти ж мне, а? Лексей Григорьич, вернёшь ли хозяина из Камень-города?

— А где он? — не преминул воспользоваться случаем Лёхин. — Где находится Каменный город? Как туда попасть? И почему ты, дедушка домовой, решил, что крысы из этого города?

— Прячется Камень-город. Прям так, как захотел, к нему не попадёшь. Ежели только позовут. А крысы-то пошто оттудова? Дык, значитца, из тьмы пришли за хозяином. А Камень-город — он завсегда в картах тьмою является.

— Спасибо за информацию, Следак, — серьёзно сказал Лёхин. — Ты мне о полезных вещах рассказал. Побегу дальше. И дело делать, и хозяина твоего искать.

— Постой-ка. Значитца, ты тоже по этой части? По сыскной? — Следак уцепился одной рукой за перила, другой, прогнувшись набок, вытащил из кармана клетчатых штанов спичечный коробок. Словно малыш, набравший туда всякого жука, он приложил коробку к уху и расцвёл улыбкой. — Ишь, как шуршат! Держи, Лексей Григорьич! От чистого сердца дарю. С утра их пять было, да трое тоже пригодятся.

— А что это? — Лёхин тоже приложил коробочку к уху. И правда — шуршат. — Или — кто это?

— В нашем сыскном деле самая нужная вещь, значитца. Светлячки это заговорённые. Хошь за кем проследить, а некогда, цепляй светлячка на одёжу — и всё-всё будешь знать. Я хозяйке цеплял, — признался Следак, — когда она в магазин ходила. Ох, и антиресное заведение, значитца. Хоть мир малень поглядел.

— Следок, насчёт "цеплять" я понял. А как насчёт "смотреть"?

— А любого другого из коробчонки вынешь — он тебе, значитца, кино и покажет.

— Спасибо, — сказал Лёхин и вдруг спохватился. — А когда вы гадали, было такое, что ты должен коробочку мне отдать?

— Было — коробок отдать, — поправил Следак. — А кому — не сказано. Сказано только, сам узнаю.

"Значитца, уже сегодня пригодится", — насупился Лёхин. Пока держал спичечный коробок в руках, по рукаву съехал Шишик, заглянул в щель на шуршание и проскрипел что-то важное.

Следок спохватился.

— Да! Значитца, дело тут такое, что светлячки мои работу сыщицкую облегчают только до утра. А утречком, значитца, можешь отпускать на волю — ничего уж не покажут.

35.

Задумавшись, Лёхин по привычке доехал до остановки с кафе и, лишь выйдя, опомнился. В кафе же не надо. Надо было выйти двумя остановками раньше. Оттуда ближе к дому Щуплого. А теперь — переходить дорогу, перепрыгивая дождевые потоки по асфальту… Да ещё не видя половины из них в кромешной тьме раннего из-за тёмных туч вечера. Брр…

Машинально же взгляд упал на уходящую вниз улицу. Где-то там, на тёмном, со всех сторон поблёскивающем водой повороте, кафе. Люди ходят мимо него. Кто-то, наверное, спускается поесть и хоть немного посидеть в сухом тепле. Если человек пришёл в одиночку, кто-то из компаньонов предлагает потанцевать или своё общество. Почему бы и нет? Немного игривости, флирта, шутливый поцелуй в щёку — и коронный вопрос, которого посетитель потом и не вспомнит: "А где ты работаешь?" И далее посетителя либо глубже нанизывают на крючок искусственного чувства, либо легко и просто расстаются сразу после беседы или танца. Отработанная, железно действующая система. Одно непонятно: крысы тут при чём? Может, тот, кто наделял ребят колдовской способностью влюблять в себя, допустил ошибку — и крысы появились как побочный эффект? А если крыса — это вообще расплата за способности? Если компаньоны знают о них? Ну, не о самих крысах, а побочном эффекте своей уникальной способности?..

В ухо что-то прокряхтели.

— Не понял, — прошептал Лёхин.

Но, ещё так и не поняв, что хотел сказать Шишик, принялся шарить глазами по улице.

Чем хороша остановка — стоять можно часами. Особенно на вечерней. Люди меняются, и каждый думает: вот этот какой-то редкой маршрутки ждёт или редкого автобуса. Или ничего не думают, порой не замечая среди теней даже знакомых.

Фигура, медленно сворачивавшая от поворота внизу к остановке, плелась так, что её обгоняли все, кому не лень. Пока она шла, Лёхин успел разглядеть длинный плащ с широким капюшоном. Она шла и плевать хотела, что держит зонт, лишь прикрывая спину. Дождь с резким ветром летели ей навстречу — спасал только капюшон. Когда девушка встала близко к Лёхину и глянула в его сторону, не идёт ли какой-нибудь транспорт, он узнал её — та самая непробиваемо сонная гардеробщица.

Лёхин шагнул к ней и сказал спокойно, чтобы не напугать:

— Привет! Ну и погодка, да?

— Привет, — тонким, каким-то ломким голосом ответила девушка и после секундной паузы добавила: — А Дианы сегодня нет.

Узнала, даже взглянув мельком.

— Я знаю. Нечаянно здесь вышел, — объяснил Лёхин. — Мне надо было раньше, да забылся что-то. Хорошо, что я вас встретил.

— Почему?

— Хотел извиниться, что тогда на стойку посадил. Извините, пожалуйста. Вот.

— А меня сегодня уволили, — невпопад сказала девушка и всхлипнула.

Вот почему голос тонкий. Всю дорогу от кафе, наверное, ревела. А может, раньше начала.

— А почему?

— Я раньше компаньонкой была. А недавно гардеробщицей поставили. А сегодня хозяин подошёл и сказал: "Пиши по собственному". А разве я виновата?.. Ой, там не "305-я" идёт?

Именно "305-я" маршрутка летела как на крыльях к остановке. Крылья крыльями, но времени Лёхину хватило вынуть спичечный коробок и посадить на плечо девушке тускло блестящую, зеленовато-голубоватую букашку. А ещё хватило времени перейти на другое зрение и увидеть: две призрачные крысы суматошно бегают вокруг девушки и ведут себя так, словно вокруг неё заборчик, который ни перепрыгнуть, ни лазейку какую найти.

Пока ещё открыта дверь, девушка обернулась и помахала. Лёхин махнул в ответ. "Надо бы снова с нею нечаянно встретиться, — думал Лёхин, глядя, как две толстые, прозрачно-шёлковые тушки не спеша семенят на коротких лапках вниз, к кафе. — За что её уволил хозяин? За то, что крысы прорваться не могут. Интересно. Получается, девушке-гардеробщице кто-то защиту сделал? Или она сама по себе такая, защищённая? Неужели именно она та самая подруга Лады?"

Он спохватился, что тянет время, раздумывая над новой загадкой, и побежал через дорогу.

… Если б не Шишик, Лёхин ни за что бы не догадался заглянуть за гаражи. Но "помпошка" так негодующе возопила (беззвучно, конечно), когда Лёхин пристроился у соседнего с Лёнчиковым подъездом ждать; так начала пинаться, вынуждая хозяина встать, что Лёхин хоть и не сразу, но всё же сообразил: Шишик требует идти именно к Щуплому.

Тропинка между гаражами подсказала, что народ дома частенько пользовался ею, чтобы сократить дорогу от остановки. Но не сейчас: середина тропинки превратилась в настолько жидкое месиво, что даже самый отчаянный пешеход сто раз подумает, ставить ли ногу в самую настоящую грязевую топь… Шаг между гаражами — и сразу стали слышны стук, топот, тяжёлое прерывистое дыхание. Драка в самом разгаре.

Осторожно выглянув, Лёхин обнаружил уже привычную расстановку сил — трое против одного. Пятачок между школьным забором и гаражами достаточно ровный, но размякший от дождей. Щуплый дрался как бог. Но, когда он оскальзывался на едущей под ногой землёй, ему не давали времени почувствовать под ногами упор и били падающего, поднимающегося.

И могли убить в любой момент. К огромному своему изумлению, Лёхин увидел в руках нападавших короткие тонкие дубинки. Чёрт… Если они даже не собираются убивать Щуплого, это и правда может случиться в любой момент.

Лёхин, холодея от бешенства, бросил раскрытый зонт на какой-то драный по осени куст впереди, у забора, и встал не прячась — вышагнул из межгаражного пространства. В тылу троицы оказался. Те решительно теснили Щуплого в тупичок, образованный гаражом, поставленным к забору впритык.

Взвесив меч, чтобы привыкнуть к его весу и движению, Лёхин не стал его раскладывать. Дубинка из меча хоть и получилась короче, чем у противников, но могла оказаться оружием более серьёзным. Пока Лёхин не видел в ней надобности — оружие отправилось в чехол.

"Бой без правил? Правила будут, но — мои!" — пообещал Лёхин и коротко свистнул.

Один из троих, рослый, широкоплечий, подпрыгнул, оборачиваясь, и, ещё не видя, кто за спиной, мгновенно обрушил дубинку — на звук. "А если бы это был ребёнок? Пацан какой-нибудь?!" — мелькнула ошарашивающая мысль.

Но замах у Рослого слишком широк. И видно, куда нацелено оружие. Лёхин резко шагнул вперёд — и под дубинку. По инерции сильного удара та пролетела безо всякой надежды на возможность свернуть. Грохнул-загудел от удара гараж. Лёхин же проскочил под левой рукой противника, поймал его за кисть и заломил за спину. Одновременно коротко и резко дёрнул ту же кисть вбок. Рослый взревел от боли.

Холодно, стороной прошла мысль: Рослый привык брать физической мощью… Лёхин чуть приотпустил противника, взявшись за его руку чуть выше вывихнутой кисти, — и пинком по заднице послал его на мокрый ковёр из листьев и травы у забора. Бросок вышел точным — именно таким, как хотел Лёхин: чтоб Рослый хорошенько проехался пузом по слякотной тропке и мордой ткнулся в те самые листики и травку… Ещё слыша тягостное мычание Рослого (тяжеловато вставать, когда только одна рука действует, а если ещё и подзабыть, что с кистью плохо и машинально опереться на неё…), Лёхин развернулся к остальным.

Через спортивное поле, льнущее к забору, от крыльца школы сюда достаточно хорошо светили фонари и прожектор.

Двое с дубинками заставили Щуплого буквально втиснуться в угол, образованный двумя гаражами. Не самое лучшее место. Хуже всего, что внизу гаражных стен есть небольшая насыпь, которая только-только начала зарастать травой, а почва здесь явно глинистая. Щуплый, видимо, не первый раз оскользнулся — уже на глазах Лёхина. Он пытался в этот момент ударить, но пришлось сосредоточиться, чтобы не упасть. А дубинки замелькали так, что не блокируй он отдельные удары, его бы давно превратили в хорошо отбитый кусок мяса.

Здесь сразу с двоими не совладать — пространство тесновато. А Щуплый явно устал. Как он вообще продолжает драться — избитый?..

Время от времени ещё думая о ненужном, Лёхин сцепился со вторым — с тем, в блестящей от дождя куртке. Тот не давал пройти к третьему, который теперь и в одиночку мог избивать почти обессиленного Лёнчика.

Некоторое время схватки Лёхин всерьёз думал вытащить меч. Второй — противник потяжелее Рослого. Боевой — и, возможно, карательной практики у него явно хватало. Дрался он экономно, с ненавязчивой целью вымотать противника. Приглядывая за Третьим и Щуплым, Лёхин сделал вид, что суетлив и несколько косолап. Второй уже через минуту купился на игру: вместо того чтобы осторожничать дальше, он, вполголоса ругаясь матом, стал искать возможность одним ударом дубинки вырубить неизвестного, легкомысленно вмешавшегося не в своё дело.

Хеканье, шипение воздуха сквозь зубы, короткий стон, глухие удары по мягкому, чавканье грязи под ногами, матюки…

Чёрт, Щуплый упал! Разворачивался для удара, одновременно пытаясь блокировать летящую на него дубинку, — и в очередной раз поскользнулся на насыпи, а Третий помог — ударил сбоку под колено. Правда, почти сразу Третий отскочил — даже с позиции лёжа Щуплый достал его ногой.

Что-то тёмное и быстрое мелькнуло низом забора.

Лёхин отвлёкся на секунду и получил дубинкой. Скользящий удар по плечу взвинтил его до такой злости, что он забыл об игре и расчётливости. Выбить дубинку! Размазать гада!

Дубинка глухо ткнула в угол гаражной стены и отлетела куда-то в кусты. Кожаный попятился от разъярённого Лёхина. Клокотавшая ярость не помешала оформиться всплывшей на поверхность сознания мысли: "Сломать руку!" Показалось, время затормозило — так медленно он поднимал ногу и бил в правую, которая только что держала дубинку.

Кожаный охнул. Шок от удара сначала не дал прочувствовать боль. Но Кожаный мешал в тесном пространстве. И, нисколько не сомневаясь, Лёхин ударил его в зубы. Уже отворачиваясь, Лёхин услышал, как противник взвыл.

Третий занёс дубинку над Щуплым, держа её обеими руками.

Они и правда вознамерились убить его. Чёрт, за что?! За то, что не захотел проучить незнакомого ему человека, потому что оказалось интересней попробовать себя в спортивном бое с равным по силам противником?..

Перед глазами Лёхина мелькнула картинка: Щуплый сидит на земле, привалившись к камню, понурившись, — висок и пол-лица залиты кровью…

Он прыгнул на потенциального убийцу, целясь перехватить руку с дубинкой, и не сразу заметил, что взметнувшаяся дубинка застыла в воздухе. Слишком легко вырвал — понял Лёхин. В следующую секунду Третий чуть не отдавил ему ногу, попятившись и словно не замечая своих вывернутых за спину рук.

Глянув через его плечо, Лёхин затаил дыхание, только сейчас услышав, что шумно дышит, едва не заглушая для себя другие звуки. Например, рычание.

Два крепких чёрных пса стояли по обе стороны сжавшегося от неожиданности Щуплого. Стояли в недвусмысленно агрессивной позе и, морщась от злобы, рычали на Третьего, замахнувшегося на них — а как они могли воспринять его замах? И медленно, пугающе медленно ставя вперёд лапу за лапой, рыча шли на Третьего, всем своим напряжённым движением показывая, что вот-вот кинутся на человека.

Третий задёргался в руках Лёхина, видимо не соображая, что его кто-то держит. Главное — убежать! Повизгивая и тоненько рыча, совсем потеряв голову, он бился, словно припадочный, готовый на всё, лишь бы быть подальше отсюда.

С трудом удерживая его, Лёхин сам неожиданно остервенел: собачек боишься?! А убийцей быть не боишься?!

Коленом под рёбра — Третий ахнул-задохнулся; согнувшись, засипел что-то, почти повис на руках Лёхина, всё ещё придерживающего его. А тот глянул в сторону: "собачки" вернулись к Щуплому, сели по бокам — отсюда видно, как напряжены, в любой момент готовы броситься — на любое проявление враждебности к "охраняемому объекту". Ха, "собачки"-то знакомые. Бездомные "доберманы" — только почему их двое? В августе они всегда появлялись втроём — да ещё во главе собачьей своры…

Второй, Кожаный, сильно наваливаясь на стены гаражей, уходил по тропинке. Первый только-только сел и теперь пытался перевалиться на колени без участия рук.

Лёхин мягко, не чувствуя тяжести, приподнял за плечи Третьего, вгляделся в очумелые глаза. "Все трое не бойцы, а каратели, — возникла уверенная мысль. — Ну что ж. Ничего личного!" Он чуть встряхнул Третьего, чтобы тот встал, а не опирался на поддержку. Удар получился не очень удачным: Лёхин бил в челюсть, но по коже, мокрой под дождём, кулак скользнул по скуле, раздирая в кровь чуть не до глаза.

Еле стоящий на ногах, Третий вломился в Первого, который, помогая себе одной рукой, поднимался на полусогнутых. Резкий взвизг (кажется, Первый упал на вывихнутую кисть) перешёл в продолжительный вой.

36.

Один из "доберманов" встал, неспешно подошёл к двоим, ворочающимися со стонами, всхлипами, мат-перематом, понюхал и так же не спеша вернулся к Щуплому. Тот уже псин не боялся — видимо, догадался, зачем они устроились с двух сторон. Почти не обращая на них внимания, он тоже пытался встать.

Представив, каково ему — небось, в синяках весь и кровоподтёках, Лёхин упёрся боком ботинка в носок его обувки и протянул руку.

— Вставай.

— Э-э… — недовольно сказал Щуплый, щурясь рассмотреть свою грязную ладонь.

— Наплюй — луж везде полно, сполоснуть нетрудно. Да у меня и самого… Лишь бы не скользили.

— Хозяин — барин, — пожал плечами Щуплый, крепко взялся за протянутую ладонь Лёхина и легко, словно его и пальцем никто не тронул, поднялся.

К тропке между гаражами он пошёл первым. Проходя мимо ползающих неудачливых карателей, он на секунды остановился. Лёхин был уверен: Щуплый не выдержит — и каратели получат по пинку.

Но Щуплый постоял, поглазел на тех, кто его едва не убил, сплюнул в их сторону и свернул в межгаражье. Лёхин же прибрал дубинки и, выйдя за гаражи, к свету жилых домов, аккуратно порубил их вынутым из чехла мечом. Щуплый, в метрах двух от рубки шаркая грязными ладонями о траву, внимательно проследил процесс появления меча, его работы и последующего исчезновения в чехле.

— Хороший ножик, — одобрительно сказал он, выпрямившись и встряхивая ладони. Один из "доберманов", вышедших с гаражной тропки, недовольно отвернулся от летящих капель, и Щуплый полюбопытствовал: — Собачки — чьи? Не твои ведь?

— Нет. Бездомные.

— Странно. А чего это они тебе помогать вздумали?

Щуплый Лёнчик умудрился задать вопрос в точку: не его охранять псы явились, а именно помогать Лёхину. А Лёхин перебрал варианты ответа и понял, что ни один не годится. Не говорить же нормальному человеку, мол, домовой навёл на меня заклинание "Требуется помощь"? А самые привычные к этому призыву — те, кто уже не раз встречался с Лёхиным.

— Спроси у них, — предложил Лёхин. — Может, тебе и скажут. Они ж не столько мне помогали, сколько тебя защищали.

Щуплый осторожно провёл ладонью по ребристому боку ближайшего пса. Тот переступил лапами и задрал морду к человеку.

— Сидеть, — негромко скомандовал Щуплый.

Доберманы сели, уже вдвоём уставившись на него.

— Хвосты купированы, команды знают, — словно подытоживая, объявил Щуплый.

— Разбираешься? — теперь полюбопытствовал и Лёхин.

— Не я. Жена, Люда. Год с лишним назад у нас доберманиха была — жена до сих пор оплакивает. Ну, пошли, что ль, поговорим?

Он повернулся и через плечо свистнул бродягам — ни дать ни взять хозяин-собачник с вечерней прогулки. Лёхин догонял его вместе с ошеломлёнными собаками, которые шли неуверенно, часто отставая, и тогда Лёнчик оборачивался и недовольно говорил: "Ну?" А когда Лёхин зашагал рядом с Щуплым, его начало разбирать хихиканье при одной мысли: если в следующий раз Елисей снова наведёт на него какое-нибудь заклятие о помощи со стороны, к нему, к Лёхину, примчатся не просто доберманы, а с хозяином на "поводке"!

Прежде чем зайти в дом, Щуплый повёл Лёхина к торцу, где в цоколе приютился продовольственный магазинчик и, сунув деньги, попросил:

— Возьми какой-нибудь собачьей жратвы — там у них в пакетах. Я б зашёл, да сам видишь…

Лехин деньги взял и спустился, стараясь не усмехаться слишком явно: да-а, выглядел Лёнчик так, словно новообретённые собачки на радостях его по всем лужам поваляли.

Уже у дверей в квартиру Щуплый помедлил и попросил:

— Будет Людка спрашивать — не говори, что были трое и с дубинками. Не фиг бабам про такое знать.

"Бабам"? Лёхин успел удивиться грубоватому слову из достаточно ровной, грамотной речи Щуплого, который, по прикидкам, не старше лет двадцати пяти или двадцати семи.

Открыв дверь, Лёнчик спокойно сказал псам, терпеливо сидящим на площадке:

— Домой.

Если уж Лёхина по спине морозом продрало от этого короткого слова, то что уж творилось в душах когда-то брошенных, ставших ненужными псов? Насторожённо, медленно шагая в пахнувшую теплом и уютом квартиру, они жадно внюхивались — и Лёхину казалось, что внюхиваются они не в запахи, а в информацию о людях, которые готовы приютить их.

Входная дверь за ними захлопнулась неожиданно громко.

— Кто это там пришёл так поздно? — певуче спросили справа, из кухни, наверное.

— Папа! Папа пришёл! — пискляво завопили детские голосишки, и доберманы попятились.

Они появились в прихожей одновременно: вышла миниатюрная, похожая на девочку-подростка женщина, вытирающая руки полотенцем, — вылетели два шустрых пацанёнка лет пяти. Все трое остолбенели взглядами на доберманах. И вышла такая напряжённая тишина, что один из псов ткнулся задом в ноги мужчин и жалобно взвыл.

— Бездомные, — проинформировал Лёнчик. — Вот, привёл.

Женщина коротко вздохнула. Один из пацанят, с сияющими глазами, с протянутыми руками, пошёл к дрожащему от напряжению псу посмелее, оставшемуся впереди. Лёхин аж сам напрягся: вот, не дай Бог…

Женщина ухватила сынишку за футболку, оттащила.

— Сначала обоих в ванную. А вы сходите, поищите в кладовке коврик и миски. Здравствуйте. Я Люда.

— Алексей. (Щуплый глянул с улыбкой: вот мы и познакомились!)

— О-о, Лёнчик!.. Так, пока дети заняты, первым в ванную ты. Алексей, от чаю не откажетесь, наверное?

— Спасибо, не откажусь.

Пока Щуплый смывал с себя вечернее происшествие, Люда готовила чай Лёхину, а дети кормили собак. Улучив момент, пока Люда отвернулась, Лёхин поклонился налысо стриженному, ещё молодому щупленькому домовому, который носил рубаху на манер спортивного кимоно. Шишик всё на него радостно пялился, вот Лёхин и заметил. Домовой, которого язык не поворачивался назвать дедушкой, всплеснул ручонками, но опомнился и поклонился уже степенно. До сих пор стоял он на кухонном столе, приглядывая, как хозяйка чай заваривает, — и вдруг помчался вниз, на пол. Пригнувшись, скользнул между пацанятами и остановился между двумя мисками. Доберманы немедленно потянули к нему морды. А домовой, придирчиво оглядев их, одобрительно кивнул и погладил по носам. Детишки, занятые накладыванием корма в собачьи миски, ничего странного в поведении псов не заметили. Собаки снова захрумкали, а домовой вперевалочку пошёл восвояси, но на кухонный стол забираться не стал — сгинул во тьме под встроенным шкафом.

С Людой оказалось легко общаться. Несмотря на опасения мужа, она так и не заговорила с гостем о состоянии Лёнчиковой одежды и лица, строго придерживаясь одной темы — погоды. А может, выручили собаки. Она так часто заглядывалась на них и на детей, что забывалась и могла трижды спросить одно и то же. Так что Лёхин мог не спеша разглядеть её и даже улыбнуться своим мыслям: эти двое здорово походили друг на друга — одинаково небольшого роста, худощавые, спокойные и немногословные.

Появился хозяин, и жена с детьми, забрав собак и миски, мгновенно улетучились из кухни после короткого: "Поговорить бы нам надо".

Усмехнувшись, Леонид сказал:

— Спиртного дома почти не держим. А сейчас пожалел.

— Да ладно, чаем перебьёмся, — улыбнулся Лёхин.

Они выпили по чашке, налили по второй. Жареным пирожкам Лёхин сказал своё полное и окончательное "Одобрям-с!".

— Сон я видел, — нарушил молчание Леонид. — И тебя в том сне.

— Да? И что я там, в твоём сне, делал? — легко спросил Лёхин.

— Дрался — что. Ты, вообще, каким боком к этому "Ордену Казановы"?

— Ты и про "Орден Казановы" знаешь? — удивился Лёхин. — Я думал, тебя со стороны зазвали — меня проучить.

— За что тебя, кстати?

— Есть там Анатолий один. Мордель я ему маленько подретушировал.

— А, Толька… Смысла нет ему морду раскрашивать — зарастает быстро.

— Леонид, а сколько Анатолию лет? — осторожно спросил Лёхин.

— Весной юбилей отмечали. Двадцать.

"А выглядит на все двадцать пять…"

— Давай без всяких танцев-шманцев? — решительно предложил хозяин. — Меня больше "Ордена Казановы" интересует только одно: как ты за гаражи попал. Не поверю, что за мной топал. Я с этими лохами минут десять говорил, прежде чем они…

— Я тоже сон видел, — после недолгой паузы ответил Лёхин. — Хочешь — верь, хочешь — нет, но в моём сне тебя убили. Вот и пошёл место искать, где… Ну, сам понимаешь…

Хозяин взял салфетку, вытер пальцы и задумчиво высказался:

— Чую, танцы-шманцы продолжаются. Давай в поддавки. Сначала я, если боишься чего не то сказать, а потом ты. Я в "Ордене Казановы" четыре года начальником охраны работал. Альберту нравилось иметь отдел охраны из семерых, а мне чего возражать? Деньги неплохие шли. Мне там делать почти нечего было: сигнализацию проверил, подчинённых построил — и сиди себе в кабинете так называемом. Ну, от нечего делать сначала читал запоем, а потом решил самосовершенствованием заняться. Кабинет у меня — почти пустая комнатушка, в смокинге больно не потренируешься, а вот медитация — самое оно. Ну, и развил я себе интуицию. Ничего не скажу — драться стал лучше, легче как-то. Но в последний год всякая чертовщина начала мерещиться. Не знаю, чем там все эти компаньоны и компаньонки занимаются, только кафешные стены, пол, потолок будто чернотой стали наливаться. Тесно стало там и душно. Я уж к врачу сходил провериться — боялся, с лёгкими что-то не то. Терапевт говорит: всем бы такие лёгкие. А последние несколько месяцев, перед тем как уйти, видел крыс — необычных…

— И были они зелёные и прозрачные, — закончил Лёхин, и замолкший было на полуслове Леонид остро всмотрелся в неожиданного гостя. Лёхин между тем расстегнул нагрудный карман рубахи и вынул фотографии. — Роман пропал неделю назад. Я ищу его и девушку, которая пропала в одно время с ним, причём тоже из кафе. Чем Роман занимался в "Ордене Казановы"?

Хозяин взял фотографии и улыбнулся — как давнишнему, хорошему знакомому.

— Хорошо здесь его сфоткали. Пропал, говоришь, Роман… Девушки не знаю — сразу говорю… Ну что ж… Хозяин Роману платил из своего кармана, чтобы раз в неделю он пел компаньонам. В кафе мог приходить, когда вздумается. Я его поначалу слушал — ни одного "концерта" не пропускал, больно здорово пел. Вроде о любви, а вроде и нет. Людке я после его песен начал цветы таскать — сам себе удивлялся и до сих пор удивляюсь… А потом что-то не то пошло. Кажется, он те же песни поёт, а вот чего-то не хватает в них. Может, эстрадникам, попсе начал подражать? Не знаю. А однажды слышал, как он в комнате компаньонов с хозяином ругается. Типа, хозяин ему слова правит в песне, и ему, Ромке то есть, это не нравится. И ещё сказал: или — или. Или поёт своё — или уходит из кафе. Альберт сразу на попятный: да пой ты как хочешь, жалко, что ли. Ну, Ромка и остался. А потом я ушёл. Но последние песни Ромкины слушал как первые его — слова красивые были. Только о его песнях и жалел, уходя-то… Ну, я в поддавки сыграл. А ты? Или боишься ещё?

— И я сыграю, — легко сказал Лёхин. — Я многое вижу — это ты уже понял. А доберманы пришли, потому что помощь понадобилась, а на мне отметина — "помогите, кто может!". И за гаражами разыскал — по следу ментальному. Поверишь?

— Поверю, — серьёзно ответил Леонид.

37.

Навеса над Леонидовым подъездом нет. Только выступ небольшой. Лёхин как вышел — сразу начал искать под ним местечко без луж и ручьёв. Нашёл, вынул из кармана спичечный коробок и высыпал на ладонь пару светлячков.

— Ну и кто мне кино покажет?

Зеленовато-голубоватые жучки, лежавшие вповалку, зашевелились и снова замерли носом к носу. Слева что-то мелькнуло. Лёхин оглянулся: ба, один из кирпичей и в самом деле показывал кино. Долгий романтический эпизод: скамейки, кусты и деревья; по асфальтовой дорожке в свете фонаря прогуливается пожилая чета — наверное, перед сном вышли. И — всё? А где девушка-гардеробщица?

От досады Лёхин чуть не стукнул себя по лбу. Подарок Следака имел одну особенность: прицепил "жучка"-светлячка — следи за нужным объектом с начала до конца. Иначе конечный пункт увидишь глазами преследуемого и долго будешь гадать, где это место находится.

Что до предположений, так вот они: девушка не пошла домой, а сидит где-нибудь в сквере. Точно не парк. Не совсем уж она, наверное, сумасшедшая идти в парк к ночи, около половины одиннадцатого.

— Шишик! — в отчаянии воззвал Лёхин. — Как мне её найти?

Шишик сидел на запястье, где ползали букашки, и, казалось, сосредоточенно следил за их движением. На вопрос Лёхина он вскинул жёлтые глазища — и вдруг глазища плавно поехали налево. Хозяин терпеливо подождал, но глаза Шишика вернулись на место и повторили уход налево.

— Ничего не понимаю! — признался Лёхин.

"Помпошка" бормотнула что-то скрипучее и явно нелицеприятное по поводу сообразительности хозяина и снова старательно повела глазами налево.

— Туда, что ль, идти? — безнадёжно спросил Лёхин. — А если она далеко живёт? Так пешком и топать?

Слева раздался глуховатый стук закрывшейся дверцы, и от одной из тёмно-блестящих машин к Лёхину зашагала высокая фигура в плаще и под зонтом. Лёхин убрал светлячков в коробок, мельком углядев, что Шишик подпрыгивает на запястье и даже вроде как лапками всплёскивает. Чего это он?

— Добрый вечер, Алексей Григорьич. Как ваш подопечный? Всё обошлось?

Шишик Профи не рассчитал скорости и врезался в Ника, отчего оба, довольные, повисли на манжете Лёхиной куртки. Судя по всему, это положение не мешало им активно обмениваться информацией, на что Лёхин мысленно поджал плечами и ответил Соболеву:

— Всё нормально. Исход драки сведён к минимальным потерям и ущербу. — "Ваше императорское величество!" — так и вертелось на языке, но Лёхин язык прикусил и пообещал себе больше не выражаться столь высокопарно даже про себя, как это часто происходило в присутствии профессора.

— Могу отвезти вас домой, — предложил Соболев. — Время позднее. Ничего нет хуже, чем стоять под дождём на остановках.

"Я это получше вашего знаю!" — огрызнулся Лёхин и только раскрыл рот, чтобы выразить мысль более корректно, как увидел: оба Шишика полуночными светофорами мигают на него жёлтым.

— Хорошо. Но не домой, а до остановки. Мне потом… В общем, не домой.

— Скажите адрес. Отвезу. — В голосе профессора слабо зазвенела нотка раздражения.

— Давайте сядем в машину, и я объясню ситуацию! — сам раздражённо сказал Лёхин, уже мечтая, чтобы Соболев исчез, испарился, растаял.

Они сели. В тепле и сухости Лёхина немедленно разморило, но историю с девушкой из "Ордена Казановы" и со светлячками он сумел рассказать коротко и внятно.

— Скверы по городу — в каждом микрорайоне, и не по одному, бывает, — с сомнением произнёс Соболев. — Кроме того, это может быть и уголок детской площадки. А то и аллея перед домом. Как вы собираетесь её искать?

— По ментальному следу от кафе. И потом даже это необязательно. Она села в "305"-ую маршрутку.

— И что? Будете выходить на всех остановках — искать её след?

— А что мне остаётся? Чисто психологически — сами посудите! — она сейчас именно в таком состоянии, когда ей требуется выплакаться едва знакомому человеку. Она обижена, домой ей идти не хочется. Для меня она ценный свидетель. А если не свидетель, мне нужно узнать, каким образом компаньонка может стать гардеробщицей. Кто знает, может, это тоже ценная информация?

После недолгого молчания Соболев предложил:

— Я всё-таки вас повезу по маршруту "305"-ой. Доедем до конечной и оттуда начнём искать вашего ценного свидетеля.

Лёхин бы так и сделал, если б не заметил, как два Шишика изо всех сил прыгают на ручке бардачка.

— Что у вас здесь?

— Бумаги всякие.

— Карты какие-нибудь есть? Автомобильных дорог, например?

— На самом верху — возьмите. "Дороги города" — нашли?

Вместо того чтобы прыгнуть на карту, Шишики сиганули в карман Лёхиной куртки. Лёхин некоторое время недоумённо наблюдал торчащие над краем кармана жёлтые, вытаращенные на него шарики, потом выудил спичечный коробок и вытряс светлячков на карту, разложенную на коленях. Бумага не глянцевая, и жучки не скользили, даже когда обе "помпошки" бросились в схему и подняли волны. Светлячки в этих волнах поплавали, а потом дружно скучились в одном месте. Лёхин посветил фонариком и с облегчением вздохнул.

— Так, остановка "МНТК", микрохирургия. Она прошла чуть вперёд и свернула за здание клиники.

Светлячки снова показали картинку, на этот раз безлюдную. Её вполне можно было подписать блоковскими строками: "Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и жёлтый свет". Разве что без аптеки. Лёхин вздохнул и снова сунул жучков на место. Почему-то строка "Бессмысленный и жёлтый свет" напомнила, что в прошлом многие поэты и писатели использовали этот цвет как символику, а значил он болезненное состояние, неуравновешенность. И, почти задрёмывая, Лёхин улыбнулся: а как же солнце? Самое средоточие жёлтого?

Из карты вылупились лохматые макушки, вытаращились на Лёхина, рассуждающего на такие странные темы. Но Лёхин плавающих удивлённых глазищ уже не замечал. Как когда-то давно — ещё учась в музучилище — он от нехватки времени на сон научился спать коротко, около десяти минут. И сейчас словно впал в сонные две минуты, а очнулся — и готово, отдохнул.

Придержав сползающую с колен карту, он спросил:

— Дмитрий Витальевич, если не секрет, как пообщались с Саввой?

— Очень хорошо, — суховато улыбнулся Соболев. Но, видимо, в его окружении Лёхин оказался единственным, с кем можно без утайки и всласть поговорить, поэтому он всё-таки продолжил: — У старика до пенсии денег не осталось. Мы походили по магазинам и закупили нужное. Савве трудновато пока одному тащить. Договорились на завтра сходить в поликлинику по месту жительства старика. Движение и свежий воздух — это, конечно, хорошо. Но неплохо бы знать, что произошло с человеком. Один Савва в поликлинику идти боится: как бы не положили старика.

— Лекарства при инсульте дороги, — заметил Лёхин.

— Я плачу за занятия, за тренировки, — возразил профессор. — Савва по дороге к дому встретил двух знакомых призраков, а в квартире несколько раз выходил из тела старика. С сегодняшнего вечера я постоянно, а не урывками вижу своего Шишика. — Он бросил короткий взгляд на карту автодорог и улыбнулся. — И вижу полностью, а не мелькающими контурами, как раньше. Более того, могу отличить Профи от Ника. Да, именно так, — подтвердил он, когда две пары глазищ с поверхности карты обратились в его сторону. И снова улыбнулся. — Согласитесь, ради умения видеть никаких денег не жалко.

Лёхин тоже улыбнулся: в чём-чём, а в этом Соболев на сто процентов прав. Правда, кое-чего профессор о Шишиках не знает (да ладно — кое-чего!), надо бы предупредить его.

— Поскольку вы собираетесь общаться с Профи, вам придётся в дальнейшем пережить один неприятный момент: если Шишик пытается предупредить о чём-то или что-то объяснить, а вы не понимаете, он может резко стать плоским и облепить всё лицо. Очень влажно и липко. Зато вы сразу чётко увидите, что он вам объясняет.

После недолгого молчания профессор пробормотал:

— Ничего, переживём.

Приглядевшись к улицам, Лёхин обнаружил неподалёку перекрёсток. Судя по карте, до клиники ещё остановки три. Соболев смотрел вперёд, задумавшись, а Лёхин вспомнил недавнее чаепитие.

— … Леонид, а кто мог наслать на тебя этих троих? Не бывший хозяин?

— На фига я ему сдался? Делать ему больше нечего? Я ж его бизнесу не угрожаю… Не-е, это, насколько я понимаю, Толька кочевряжится. Ты его оскорбил — личико попортил, и я его оскорбил — тебя бить не стал. Прихехешников у него много для одноразовой работы. Толька — он мстительный.

— Думаешь — ещё подошлёт?

— Вряд ли. Попугал — и хватит. Он ведь всерьёз думает, что трое против одного — это страшилка не для слабонервных. А эти гаврики вряд ли скажут, что не смогли против двоих выдюжить.

Провожали гостя большой дружной семьёй: ближе к Лёхину Леонид и Люда, чуть издали — двойняшки, которые крепко вцепились в ошейники двух доберманов.

Глядя на мелькающие в мокро-чёрном пространстве огни, Лёхин снова вспомнил о третьем добермане. Взял бы Леонид всех троих? Вопрос риторический. И ненужный. Лёхин вздохнул. Если собачина жива, пусть и ей повезёт. А если нет… Интересно, бывают ли собачьи призраки? Надо бы спросить у Глеба Семёновича. Он ответит серьёзно, ибо вопрос для него не просто любознательно-познавательный, а научный… Только он задумался о "домочадцах", как немедленно зазвонил мобильник.

— Лексей Григорьич ли? — как обычно, с жадным интересом вопросил Елисей. Лёхин подозревал, что, названивая хозяину, домовой всегда боится попасть к чужому человеку.

— Он самый, — очень серьёзно ответил Лёхин. — Слушаю тебя, Елисей.

Шишик Ник выполз из карты и, разинув от счастья пасть, уселся на голову Профи. Кажется, тот и не возражал.

— Сообщить хочу, — важно сказал Елисей. — А сообщение у нас такое: о крысах-призраках всех оповестил, всех предупредил. На сети защитной вокруг дома все узелки заклинаний восстановили и обновили. Ежели кто супостатов зелёных заметит, всем миром навалимся, но за дом наш заступимся.

— Хорошая новость, Елисей.

— Долго ль ещё будешь расследовать, Лексей Григорьич?

— Думаю, не очень. Надо ещё одного свидетеля опросить — и домой.

— Голодный, небось, — проворчал домовой.

— Да не совсем. Чаем угостили с жареными пирожками.

— Фу на тебя, Лексей Григорьич! Чаем с пирожками на ночь баловаться! Придумал тоже… Ну да ладушки… Беседу-то заканчиваю. Дома все живы-здоровы, чего и вам желают от чистого сердца.

— Спасибо, Елисей, — искренне ответил Лёхин. — И от меня всем привет большой.

Соболев покосился, но промолчал. Машина повернула вправо и заехала на небольшую стоянку супермаркета. Лёхин взглянул налево. Через дорогу и правда тянулась небольшая аллея — судя по фонарям, чуть глубже переходящая в сквер.

38.

Выйдя из машины и дожидаясь Соболева, Лёхин чуть отступил к бордюру. Он-то ничего и не заметил бы, если б не Шишик. "Помпошка", снова засевшая в кармане куртки, отодвинула кверху клапан, словно крышу, и с огромным интересом воззрилась на машинные колёса. Плюс ко всему прочему ещё одна машина свернула и мазнула светом фар по витрине, а та — свет отразила. Лёхин успел разглядеть: от задних колёс к передним прошло нечто размером с кошку и лохматое с ног до головы лохматостью старой грязной швабры; в отличие от швабры, нечто щеголяло, кажется, в кожаном фартуке и держало в правой руке громадный гаечный ключ. Лохматое нечто добрело до передних колёс и, изо всех сил пнув его, прислушалось, а затем сгинуло под машиной.

— Алексей Григорьич?

Оказывается, Лёхин уже с минуту стоял, пялясь под машину. Он переглянулся с Шишиком и заторопился к Соболеву.

— Я подожду вас здесь, — сказал профессор, всматриваясь в деревья через дорогу.

— Необязательно. На обратном пути я могу…

— Извините, что перебиваю, Алексей Григорьевич, — холодно сказал Соболев, — но мне хотя бы таким образом хочется принять участие в деле, касающемся "Ордена Казановы".

— Даже если беседа затянется далеко за час-полтора?

— Я буду ждать в машине.

Соболев открыл дверцу и сел.

"Странно, что он не сказал — "мы". "Мы, наше императорское величество, будем ждать в машине" — по тону подходит".

Перепрыгивая потоки на дороге, Лёхин решил: если "его императорское величество" устраивает такое сидение, он, Лёхин, возражать не будет. Отвезут домой с комфортом — что может быть лучше?.. Прыгнув на пешеходную дорожку, он остановился. Сначала как-то рассеянно подумалось о швабре в кожаном фартуке: машинный это дух или стояночный? Представилось: профессор сидит, шуршит газетой, а вокруг машины бегает такая лохматенция и, пиная колёса, слушает тугой и глухой звон. А если духу звук не понравится? Приволочёт откуда-то ручной насос?.. Потом подумалось о девушке, сидящей в одиночестве. Как подойти к ней? Как начать разговор? Не решит ли она, что он следит за ней? Соболеву-то он очень уверенно сказал про её состояние, в котором она, мол, готова рассказать всё. А если это не так? Как может повести себя девушка, которая уже несколько часов мокнет и мёрзнет под дождём?.. Последнее перевесило все сомнения. Даже если он испугает её — уже хорошо. Хоть домой попадёт, в тепло и сухость. И Лёхин решительно зашагал по боковой дорожке.

Сквер, скрытый от дороги аллеей кустов и деревьев, оказался очень маленьким. И очень открытым в середине. Так что тёмную фигурку на одной из четырёх скамеек Лёхин увидел сразу.

— Снова привет! Ты почему до сих пор не дома? — присев на корточки, Лёхин заглянул под чёрный, огромный по-мужски зонт.

Печально сведённые брови чуть дрогнули, когда девушка взглянула на него.

— А, это ты, — тоненьким голосом сказала она.

— Вставай, до дому провожу, — предложил Лёхин и встал сам.

— Не хочу…

— А хочешь, я с тобой посижу? Приставать не буду. Честное благородное.

— А зачем?

— Ночь. Ты одна. Страшно, небось?

— Да нет. Я ничего такого не боюсь. — Она поглядела на скамейку и грустно добавила: — Здесь мокро. И пакета у меня больше нет.

Над последней фразой Лёхин размышлял, наверное, с минуту, прежде чем дошло: она-то сидит на пакете и, кажется, не против, чтобы и он сел рядом.

— Я человек хозяйственный! — заявил он и вынул из кармана фирменный пакет какого-то магазина. — Под чьим зонтом сидеть будем? Под двумя неудобно.

— Под моим, — пискнула она. — Его хватит.

Обнимать девушку Лёхин не стал — зонта и правда хватало. Только сел, чуть развернувшись к ней.

— Так почему ты домой не идёшь? Ругаться-то дома не будут, что так поздно? — Он вспомнил, что разговаривает с бывшей компаньонкой, и второй вопрос задал неправильно. Но… слово не воробей.

Правда, девушка спокойно отнеслась к высказанному.

— Я на квартире живу. У нас там все девушки. Студентки. Мы привыкли, что кто-то обязательно приходит поздно. А не хочу… Понимаешь, пустота какая-то. Там, дома, это странно. А здесь, на воздухе, как-то легче переносится.

— Из-за того что тебя уволили — пустота?

— Наоборот. Я раньше, как Диана могла, а теперь — нет. Меня зовут Ивонна… Ну вот, забыла. Теперь меня уже просто Валей зовут.

— А меня Алексей. А из-за чего тебя уволили?

— Ну я же говорю — пустота. Сначала ни то ни сё было. Уже год, наверное. Так ровно. Мне только одно не нравилось: живу не в своей квартире. Я деньги копила на "двушку". Ещё год в "Ордене Казановы" — я бы её купила. А потом стало наплевать.

Она оборвала сумбурную речь и горестно загляделась на что-то блестящее под фонарём, что при более внимательном рассмотрении оказалось смятой банкой из-под пива. Лёхин незаметно вздохнул и попытался снова:

— А почему наплевать?

— Я на другую квартиру решила переехать. Одна знакомая предложила. Её в городе родители квартиру сняли, и ходила она в тот же пед, что и я.

— Ходила?

— Мы с ней с детства подружки, — почти шёпотом сказала Валя. И разревелась: — Ну зачем она меня провожать пошла-а! Зачем её этот гад на лестнице увидел!!

— Так ты о Ладе говоришь?!

— Да-а!

Девушку всё-таки пришлось обнять. Видимо, скопившееся напряжение прорвалось, когда полузнакомый человек начал участливо расспрашивать обо всём, о чём глухо молчалось. А имя пропавшей из его уст словно раскрыло крепко запертый ларец. Человеку, который знает Ладу, можно рассказать всё!

Лёхин обнимал, слушал, видел.

Вот Валя-Ивонна заходит в библиотеку главного корпуса педа и морщится при виде толпы первокурсников, набирающих основные учебники. Она отворачивается, чтобы уйти в читалку и взять нужное хотя б на день. И вдруг насмешливый голос окликает её. Она оборачивается — Ладка! Не виделись года два, которые и есть разница в их возрасте. Валя чувствует себя чуть ли не королевой при первом взгляде на одежду Ладки: короткая джинсовая юбка, футболка и какие-то стоптанные ботинки или кроссовки. Однако подружка, известная насмешница со времён дружбы, с годами приобрела ещё и острый глаз, и зловредную языкастость. Пять минут за дверями библиотеки — и Валя, ошеломлённая и где-то даже напуганная, чувствует себя неуклюжей деревенской девчонкой. Правда, это чувство быстро проходит. Вскоре они говорят на равных, будто последние два года и не расставались.

Узнав, что Вале скоро на работу, Лада предложила проводить её — заодно и вместе погулять. Валя согласилась — со странным ощущением, что годы без Лады она блуждала по городу в страшном одиночестве. Ей, в общем-то, всегда было наплевать на город. Но с Ладкой он оказался хорош. В кафетерии торгового центра они поужинали, причём Валя — с огромным аппетитом, удивившем её саму; а по дороге к "Ордену Казановы" слопали по мороженому. Именно в это время Лада предложила перебраться к ней на квартиру, а сама Валя легкомысленно задумалась, так ли ей нужна личная "двушка" и стоит ли дальше работать в кафе. Да и сама работа представлялась странной. Она рассказала Ладе, что такое компаньонка, а та в ответ сказанула что-то такое по-деревенски лукавое и едкое, отчего подружки прохихикали вплоть до "Ордена Казановы".

У лестницы в кафе Валя записала адрес дома и номер мобильника Лады. Подружки уговорились встретиться назавтра и посмотреть квартиру Лады. И тут, только они распрощались, появился Анатолий. Узнав, что Лада — подружка Вали, он с ходу решил её очаровать. "Просто так!" — с негодованием всхлипнула Валя. Но с очарованием Лады ничего не вышло. Она очень удивилась странным манерам Валиного коллеги, как он ей представился. Но удивление не помешало Ладе отшить назойливого кавалера: она прошлась по всем внутренним и внешним качествам Анатолия острым, как бритва, язычком да так выразительно, что впервые на памяти Вали Анатолий растерялся и просто-напросто сбежал в кафе.

Подружки переглянулись.

— Ты чего развоевалась?

— Сама не знаю. Смешной. Дурачок какой-то.

— Может, ты его знаешь? Насолил, может, чем?

Подумав, Лада покачала головой.

— Нет. С тобой то же самое. Как тебя увидела, так с языка и рвалось что-то такое высказать — посмеяться. А с ним даже хуже. Прилизанный. Как картинка. Как будто не настоящий… Слушай, Валь, а может, его точно нет?

Они прыснули в кулачок. Теперь смешил даже намёк на шутку.

— Валя, а он правду сказал, что можно спуститься и посмотреть?

— Можно. Только стоит ли?

— Ну-у, на минутку!..

И добилась своего.

А внизу справляли день рождения одного из компаньонов. Хозяин такие мероприятия проводил обязательно и с размахом. Кафе в праздничные дни открывали чуть позже, а именинник имел право привести приятелей и подружек со стороны, как и компаньоны — провести одного человека. Так что и народу на халяву в корпоративные праздники бывало много.

Едва подружки вошли, они окунулись в настоящий праздник: дискотека, нарядные люди, поздравления имениннику, затеваемые ведущим игры — всё сияло, сверкало, хохотало, пело.

— Я потанцую? — взволнованно спросила Лада, когда Валю позвали к столикам, где обычно сидели просто посетители.

— Конечно. Если что — я у столиков!

Пару раз Валя оглянулась, но в блестящей толпе Лада, выглядевшая в своей одежде девочкой-подростком, не потерялась: она смеялась, играя, как и остальные, воздушными шарами; подхватывала падающие на всех золотистые гирлянды, танцевала — в общем, веселилась от души.

Валю позвали обговорить один из номеров концерта в честь именинника. Когда всё согласовали, она обернулась в поисках Лады. Нашла легко.

Лада медленно шла сквозь толпу — словно по одной из тропок в лугах за деревней, свободным, спокойным шагом. Шла очень ровно, не боясь, что на неё наткнутся, — и правильно делала: кто бы ни попадался на пути, все поспешно отпрыгивали, отскакивали.

Пока ещё только удивлённая, Валя взглянула, куда же идёт её подружка. И вот тут-то её сердце больно вздрогнуло: так же медленно и широко шагая, навстречу Ладе шёл Ромка. Он, видимо, уже собрался уходить: на нём, несмотря на тогда ещё тёплую и сухую погоду, был полюбившийся ему плащ с капюшоном, болтавшимся на спине, а через плечо — гитара в чехле.

Двое неотвратимо шли навстречу друг другу, а танцующие почему-то не замечали этого странного, почти колдовского движения, разве что шарахались в последний момент, уступая дорогу.

Они остановились в метре друг от друга и неподвижно стояли бесконечно долго. А люд вокруг них толпился и веселился, оставляя свободным маленькое, огороженное невидимыми стенами пространство. Словно не замечая их.

А потом в кафе случилось странное: сначала будто порыв предгрозового ветра обвеял зал, взвихрив украшения, конфетти, блёстки; и вдруг всё стихло и стемнело — на несколько минут отключилось электричество. Никто не испугался: возможно, все решили, что это шутка из заготовленных ведущим. А ещё — на столиках у стен горели свечи. После секундной тишины в полумраке все задвигались, засмеялись.

Тут и свет включили. И Валя с ужасом обнаружила, что Ладки нигде нет. Она бегала по залу, спрашивала всех в толпе и о подружке, и даже о Ромке — в ответ только пожимали плечами. Она пыталась дозвониться до Ладки — тишина.

А на следующий день она почувствовала пустоту и сонливость.

39.

Теперь зонт держал Лёхин. Валя откинула капюшон, смотрела куда-то в дождь и часто вздыхала, как после долгого плача.

— Я всё время спала… Сплю. Посетителям со мной неинтересно. А потом я поняла, что мне тоже неинтересно их заманивать — обвораживать, как говорит Альберт. Наверное, это после Ладки. Очень часто так бывало и раньше: думаешь о чём-то, что это важно, а поболтаешь с нею, смотришь потом — и ничего важного, оказывается, нет. Вроде и говорить-то ни о чём таком не говорим…

— А может, они сбежали, когда свет погас?

— Нет. Вы же видели зал. Они почти на другом конце от дверей были. И охрана никуда не отлучалась. Я у них тоже спрашивала. И сбежать они не могли. Ладка бы не позволила. Она… ну, такая, практичная очень…

— Но ведь пошла к Ромке, — безнадёжно возразил Лёхин.

Валя хлюпнула носом, приложила к лицу платочек. Лёхин немедленно почувствовал себя очень практичным и строго сказал:

— Так, сейчас я провожу тебя до квартиры. Ты успокаиваешься и продолжаешь учиться. В кафе больше не ходи.

— Меня туда и не пустят, — отозвалась Валя. — Да я и сама теперь не хочу. Мне бы только Ладку разыскать.

— Ладку ищу я. — В доказательство Лёхин вытащил фото Лады и Романа. — Частный детектив я.

— Правда?

— Правда-правда. Вставай. — Они уже вышли из сквера к дому, который надо было обогнуть, чтобы через школьные спортивные площадки увидеть дом, где снимала Валя квартиру, как Лёхин догадался спросить: — Валя, а ты не помнишь: когда свет включили, в зале оставались Альберт и Анатолий?

— Альберта не помню, а вот Анатолия искали, — сказала девушка. — Я так сейчас всё хорошо вспомнила, что даже услышала, как его зовут. Они с ведущим что-то не согласовали. Я уже от охраны выскочила, его ещё искали. Но в конце вечера он уже появился и всё время с Альбертом держался.

"Ну и что тебе даёт эта информация? — вопросил себя Лёхин. — Что Анатолий причастен к этому делу? Торжественно-то как звучит. А причастен-то каким боком? Убил обоих? Позавидовал Ромке, похитил Ладу, и Ромка теперь ищет, где она?"

На всякий случай он проводил Валю вплоть до лифта, где и снял с неё светлячка и помчался назад, надеясь, что заждавшийся профессор не плюнул и не уехал.

Машина оказалась на месте, и Лёхин здорово обрадовался. На улице не холодно, но только в закрытом, тёплом и сухом помещении понимаешь, насколько промозгло за окном.

Шишики тоже обрадовались: пали в дружеские объятия, словно век не виделись, да так, сцеплённые, и свалились куда-то под сиденья. Лёхин, правда, подозревал, что они обрадовались не столько встрече, сколько возможности обменяться информацией. Поэтому втихомолку от Соболева, нагнувшись набок якобы штанину поправить, он шёпотом высказался куда-то вниз:

— Болтун — находка для шпиона.

В ответ ему что-то скрипуче посоветовали. Что — Лёхин, естественно, не понял, но совет дали таким язвительным тоном, что Лёхин смог пробормотать только универсальное:

— Сами такие…

И выпрямился. Соболев спокойно вёл машину, и Лёхин только открыл рот, чтобы рассказать ему о результатах встречи с Валей-Ивонной, как уловил странный блеск справа. На ручке, поднимающей стекло, сидели два шишмарика и возмущённо таращились на него. Пряча улыбку, Лёхин отвернулся. Интересно, на что он ответил: "Сами такие…"?

Коротко доложив профессору о встрече, Лёхин погрузился в размышления, как и куда из зала могли пропасть двое. Если только Ромка не сообразил вывести Ладу, как Лёхин вытаскивал частного детектива, — через окно. Но зачем вообще надо было исчезать? Валя описывает Ладу практичной девушкой. Неужели внезапная влюблённость затмила ей всё? Ведь она могла предупредить подругу: "Прости, пока ты на работе, мы с Ромкой погуляем немного, а потом мы с тобой перезвонимся". Или всё-таки Ромка своей способностью влюблять заморочил девчонке голову и смог уговорить на всё, что угодно? Но и для него логичней было бы привести Ладу в пустую квартиру родителей, которые уехали, как говорит бабка Петровна, надолго. Нет, здесь явно что-то не то.

Видимо, профессор тоже размышлял об исчезновении юной пары, потому как вскоре нарушил молчание, рассеянно спросив в воздух:

— Интересно, почему те двое тащили частного детектива именно в тот коридор? Он же, по вашим словам, тупиковый.

Лёхин пожал плечами, не заботясь, увидит ли Соболев, и закрыл глаза. В неясном сумраке задвигались тени, фигуры, знакомые и неизвестные, а потом потянуло вниз, и в какой-то миг Лёхин понял, что засыпает. Но и во сне он цеплялся за размышления о деле и риторический вопрос Соболева. И вдруг ясно увидел: по тому самому коридору хозяин "Ордена Казановы" и Анатолий торжественно несут тело частного детектива, а за ними торжественно шествует эскорт зелёных крыс-призраков — на задних лапах. А злодеи донесли жертву до конца тупика. В полу оказалось отверстие, длиной в человеческий рост, куда и бросили несчастного Павла Ивановича. И ушли. А крысы-призраки сели по краям дыры и нижними конечностями принялись болтать в чёрном пространстве, с наслаждением прислушиваясь к монотонно повторяющемуся звуку: плюх — упало в зловещие подземные воды тело… Плюх… Плюх…Только когда сбоку ни с того ни с сего свалились "помпошки" и вежливо хрюкнули на чёрную дыру и крыс-призраков что-то вроде: "Ой, что это?", Лёхин понял, что задремал и видит вариации на тему хоррор-готических приключений.

Он открыл глаза. Машина заворачивала во двор. Ветер вкосую шлёпнул охапку дождя на ветровое стекло. В быстро меняющемся капельном рисунке Лёхин, даже сонный, уловил нечто знакомое. Мокрые лохмы? Чья-то мокрая озабоченная физиономия? Кто, в конце концов, мог привидеться, если он только что напряжённо раздумывал о коридорах "Ордена Казановы"? Конечно же, Бирюк! Надо снова разыскать подвального и задать ему, как аборигену и старожилу, простенький вопрос. Для всякого другого — человека, естественно, — этот вопрос прозвучит, может быть, и по-дурацки, но, надеялся Лёхин, не для обитателя паранормалья: "Не построено ли здание с кафе на паранормальной местности?" Однажды Лёхин уже сталкивался с выходом в чуждое Земле пространство, а вдруг — здесь то же самое?

Машина качнулась и встала напротив подъезда. Лёхин торопливо пробормотал:

— Спасибо, что подвезли. До свиданья.

— До свиданья, — негромко ответили из машины.

Он не стал ждать, пока она отъедет. Бегом в подъезд, в лифт — Шишик укоризненно проскрипел, кажется, высказался по поводу оплавленных кнопок на панели. Почти равнодушно Лёхин откликнулся:

— Хочешь сказать, только что заметил?

От лифтовой двери до квартиры он добрёл, не помня, как это произошло: глаза налились такой тяжестью, что открыть их не смог. Задним числом он ещё удивился, что "помпошка" за ухо не дёргала, чтоб разбудить. Оказалось, Шишик успел сбегать за помощью: сначала на лестничную площадку выскочил Касьянушка и ахнул-запричитал при виде почти спящего хозяина, который сначала ковырялся в кармане куртки, а потом застыл, снова впав в дремоту, и напрочь забыл, что же он потерял в кармане. Потом сквозь ещё закрытую дверь просочился Елисей, увидел хозяина в странном состоянии — сам открыл дверь. Лёхин перешагнул порог и как-то уже необязательно вспомнил, что искал ключи.

Если б не Елисей и двое соседских домовых, Лёхин так в мокрых ботинках и доплёлся бы до спальни. Ахая на хозяйскую сонливость, домовые сняли обувку чуть не на ходу. А когда он в совершенном изнеможении свалился на кровать, Елисей даже не стал убиваться из-за свежевыглаженного покрывала, застеленного только утром. Из старенького шифоньера домовые выволокли одеяло и укрыли им одетого хозяина — раздеть до исподнего Шишик не разрешил: так разорался и распсиховался, едва Елисей с Лёхина начал свитер тащить, что человека оставили в покое. У Шишиков свои резоны — что делать, а чего не надо.

Итак, укрыв Лёхина, домовые устроили конференцию.

На повестке дня — простите, ночи! — единственный вопрос: "Что с хозяином?"

Сначала предположили колдовство. Обследовали — и никаких плетёнок не нашли. Потом решили: всё очень просто — намаялся человек, набегавшись. Сняли показания с Шишика — долго переглядывались, пожимая плечами: и потяжелее дни бывали у хозяина, но чтобы так спал после дневных хлопот?..

Результатом конференции стало решение устроить дежурство у кровати самого ценного человека в доме. Не постоянное, а набегами: домовые продолжали открывать для себя Интернет и пополнять свои закрома (личные — именные! — папки) бесценным урожаем — скопированными файлами.

Первым, по праву второго лица в квартире после хозяина, дежурил при Лёхине Елисей. Обследовав позу спящего, он обнаружил, что Лёхину в живот упирается забытый меч-складенец в чехле от зонта. Беспокоясь о комфорте хозяина, Елисей попытался отстегнуть чехол от ремня и нарвался на бешеную истерику "помпошки", на вопли которого сбежались и домовые-соседи, и призраки, а потолок в спальне замерцал изумлённым желтоглазым ковром.

Вот тут уж Елисей перепугался на все сто. Припадочный Шишик, срывающийся с рычания на визг, его просто ужаснул. А после минутного замешательства домовой пораскинул мозгами и принялся носиться в сопровождении целой свиты: одни помогли перетащить к кровати запасную пару ботинок (снятые с хозяина ещё сушились на газовой плите) и ремень с мелким оружием; другие — сверху — советовали дельное или напоминали, где что находится. Так, именно Дормидонт Силыч предложил на всякий случай ещё и плащ хозяину принести. А вдруг ему снова придётся идти в промозглую ночь? Елисей признал справедливыми рассуждения призрака и потратил время на поиски и переноску старого, но ещё крепкого плаща. Кроме того из карманов куртки Елисей выложил на стол все предметы, что обычно Лёхин берёт с собой, в том числе и связку ключей, мелочь на проезд, спичечный коробок без спичек, но с чем-то, видимо, важным. Фотографии Ромки и Лады, поколебавшись, Елисей поставил стоймя, чтобы, завидя снимки, Лёхин сразу бы нашёл и нужные вещи.

Всё это хлопотливое время "помпошка" сидела на ухе хозяина и внимательно следила за суетой, готовая вот-вот заголосить, сделай паранормальный народ что не так. Получив её молчаливое "Одобрям-с!", народ на цыпочках удалился, включая Касьянушку, которого, вежливо взяв под руки, подпинывали коленками Дормидонт Силыч и Линь Тай: призрак нищего настойчиво порывался спеть Лёхину колыбельную, недавно им сочинённую. Покорившись судьбе, Касьянушка нашёл-таки себе объект для испытания — Джучи, который дрых на диване в зале. Зависнув над невинным домашним животным, призрак с чувством спел куплет с припевом и только собрался приступить к исполнению следующего куплета, как Джучи поднял голову и внимательно заглянул Касьянушке в глаза. Призрак поперхнулся фразой и, стараясь не поворачиваться к коту задом, медленно и кланяясь отлетел к компьютеру.

Дверь в спальню закрывать не стали. Строго каждые пять минут Елисей бегал проверять, всё ли в порядке. Человек спал.

Шишик вскоре перебрался на стол и чуть-чуть выдвинул-открыл спичечный коробок. Зеленовато-голубоватое сияние изнутри словно гипнотизировало его.

Лёхин впервые пробовал себя на детективном поприще, иначе бы по-другому отнёсся к словам домового Следака о светлячках в коробке: "Их пять было с утра, да трое тоже пригодятся!"

Нахохлившись и полуприкрыв жёлтые глазища, Шишик следил, как медленно передвигаются в темноте три сияния. Стадо "помпошек" пробовало сманить его на потолок, но убедилось, что Шишику на потолок плевать с высокой башни. Хихикающая волна плеснула по стенам и хлынула в зал — дразнить кота-пастуха.

Шишик не двигался. Светлячки ползали. Заглянул Елисей — пять минут прошло. Прислушался к дыханию хозяина и с лёгким сердцем вернулся к компьютеру.

До следующей проверки оставалась минуты, когда сквозь гудение блока питания послышалось домовым — стукнуло вроде что-то. Но старательно закрашивали в сей миг "Народные способы лечения простудных заболеваний", чтоб скопировать, и жалко было прерывать — вон сколь уж закрасили! И минутка в запасе есть.

В общем, добежали до спальни — и остолбенели уже на пороге: ни Лёхина, ни Шишика, ни плаща с ботинками, а на столе из всей мелочи — пустой спичечный коробок.