Прошло уже три дня, но до сих пор никто не пришёл. Доедая чёрствый хлеб, я запиваю его бутылкой воды, что оставил кто-то пока я спал.
«Твою мать. Я прибью этих ублюдков, как только выйду отсюда»
Я уже потерял надежду на то, что меня в скором времени выйду отсюда.
— Долбанные уроды. Это уже не смешно!
Запив последний чёрствый кусок хлеба, что кроме чувства слабейшего насыщения, расцарапал горло изнутри, я поднялся.
Пройдя пару кругов по темнице, я остановился.
«И что делать дальше? Так я умру от скуки. Конечно, в последнее время я спал очень мало, так что хорошо выспался за эти три дня, но не могу же спать вечно»
Подойдя к решёткам, я изучающе посмотрел.
«А они довольно тонкие. Если хорошенько постараться, может я и смогу»
Схватив две решётки перед собой, я со всей силы попытался скривить их в противоположные стороны, но увы. Это было безрезультатно.
— Чёрт. Это бесполезно.
После третьей попытки я сдался. Слегка запыхавшись, я сел, облокотившись об стену. Как не странно к её шершавой текстуре я уже успел привыкнуть.
— Чего смотришь?
Ворон с тех самых пор, как я призвал его, до сих пор не ушёл. Он каждый день засыпает у меня на плече, а когда я просыпаюсь, он либо летает по темнице, либо просто, как и сейчас сидит на крае решёточного окна и смотрит на меня, будто говоря.
— «Я то, могу в любой момент улететь отсюда, в отличие от ничтожества вроде тебя»
— Сам такой…
Положив запястья на согнутые колени, я посмотрел перед собой. Картина никак не изменилась с первого раза, всё такая же стена, пыльный пол, тёплый свет лампы на полу и тень, падающая от решёток. Всё та же паутина в левом верхнем углу, но без паука. За всё это время я ни разу его не увидел.
Всё, так же как и обычно, но сейчас во мне гуляет странное беспокойства.
«Сколько я ещё должен тут сидеть? Неужели они хотят так меня оставить? Но зачем это им? Это не логично. Я ведь был им полезным. Да я проблемный, веду себя как ребёнок и временами вспыльчивый, но я это с лихвой покрываю пользой, которой приношу…
Неужели Хильда разочаровалась во мне? У нас итак была ссора на днях из-за того, что я как обычно сказал правду. Ну не получилось у неё это блюдо, я решил рассказать, чтобы она и впредь продолжала улучшать готовку, а не летать в облаках.
Ложь ведь яд, который многие по ошибке принимают за панацею от буквально всего, но парадокс заключается в том, что чем больше ты врёшь, тем сильнее запутываешься в собственных противоречиях. Поэтому обманывая кого-то, ты в первую очередь обманываешь себя.
Может быть из-за того, что я избил Ритца, она подумала, что я вновь ревную, и разочаровалась во мне?»
— А звучит логично… Но даже так, дядя Марк ведь…
«У дяди Марка ещё больше причин запереть меня. Он тоже разочаровался во мне… Ну да… А что он ещё должен чувствовать к человеку, к которому он со всей любовью относился, словно к родному сыну, а он в тоже время просто напросто ненавидел его и приносил лишь одни проблемы.
Ещё бы он не разочаровался. Я столько всего ему наговорил, я даже пытался его дважды убить. Глупо было думать, что он всё так забудет… но всё же надеялся»
Стало совсем плохо. На душе, словно кошки скребут, голова заболела, напала какая-то апатия. Совсем ничего не хочется делать, лишь сидеть и ненавидеть себя.
«Какой же я всё, таки ничтожество»
— «Да, ты и в правду всё такой же жалкий. Ничуть не изменился с первой встречи»
Неожиданно в голове раздался голос. Открыв недавно закрытые глаза, я увидел чью-то обувь, похожую на женские школьные туфли. Подняв взгляд повыше, я увидел тонкие полупрозрачные колготки, ещё выше края юбки, а ещё выше белую рубашку, на этом я и замер. Я знаю эту форму, и очень хорошо.
— Это что глюки?
— «Грубость, достойная настолько жалкого человека»
Я не стал поднимать взгляд выше, я остановился лишь на области шеи. Потому что я помню эту форму, что так часто была снята мной, помню изгибы бёдер, ведь очень часто мои руки гуляли по ним, помню почти до безобразия идеальные ногти, которые в порыве страсти впивались мне в кожу, помню шрам сбоку возле шеи, что скрывается за воротником, но если приглядеться, можно увидеть, ведь она часто комплексовала из-за него.
Я всё это помню, поэтому и не хочу поднимать голову, потому что знаю, что стоящий передо мной человек лишь галлюцинация. Очень неприятная галлюцинация. Галлюцинация, от которой руки начинают покрываться холодным потом.
— Ты уже давно сдохла. Так что сделай одолжение исчезни.
На удивление я остался хладнокровным, толи из-за постоянного применения наркотиков в прошлом, ведь под кайфом, увидишь и не такое то ли, из-за того, что галлюцинация… эта она. Я точно сказать не могу, что испытываю к ней. Люблю или же ненавижу, хотя спросили бы раньше, я бы быстро нашёл ответ… Нашёл бы быстро, но вряд ли бы сказал.
«Меня, конечно, иногда посещали глюки, когда я был обдолбан, но сейчас я вроде чист»
— «И так ты встречаешь свою первую любовь после того, как убил?»
Слегка согнувшись, она буквально распахнула руки в стороны, словно изображая крылья, на которых собирается улететь.
— Что? Не неси чушь. Ты сама вколола себе просто до безобразия огромную дозу. Я то, тут причём?
«Вообще-то жертва тут я, а не ты»
— «А кто, по-твоему, довёл меня до этого!!!»
Сильный крик, на мгновение заставивший зажмуриться. Когда же я вновь открыл глаза, то лицо девушки уже оказалось передо мной. Она всё так же улыбается, как и улыбалась обычно, её глаза всё такие же карие, как и всегда, длинные золотистые волосы всё так же, слегка прикрывают левый глаз, взгляд всё такой же полный фальшью, но прекрасной, пробирающей до самых костей.
— Зачем ты пришла?
— «Как зачем? Чтобы причинить тебе ещё больше боли и страданий»
Её губы даже на мгновение не изменили изгиб. Они всё так же улыбаются.