Когда деревья были маленькими

Глава включает воспоминания жителей посёлка и статьи, написанные в разные годы для газет «Моё Верхнекамье» и «Прикамская новь». С работы над ними начиналось моё изучение истории Кайского целлюлозного завода. Статьи были самостоятельными, при объединении их в книгу получились некоторые повторы, и вы будете замечать информацию, уже ранее изложенную на страницах. Это нужно для лучшего понимания исторической ситуации, ведь о том, что был такой завод, когда он был построен и какую продукцию производил, знают в наше время далеко не все читатели.

Посёлок первой очереди

Каким он был

Многие годы в библиотеке профкома Кайского целлюлозного завода работала замечательная женщина Нина Ивановна Зорина. Она начала свой трудовой путь в 1968 г. медсестрой детского комбината, но в 1974 г была избрана секретарём заводского комитета комсомола. С этого момента её жизнь оказалась крепко связана с заводом. Несколько лет она отработала председателем профкома, секретарём партбюро, а в 1986 г. приняла библиотеку профкома. Вся её трудовая деятельность проходила среди людей, в активной общественной работе, поэтому нет ничего удивительного в том, что именно Нина Ивановна предложила записать всё, что помнят наши земляки о прошлом посёлка, и первой поделилась собственными воспоминаниями.

Строительство посёлка началось одновременно с возведением завода. Дома, которые были построены в первую очередь, получили название Посёлка первой очереди. Впоследствии этот район стал именоваться «Заводом», так как находился вблизи

Семья Нины Ивановны Зориной. 1956 г.

предприятия. Родители Нины Ивановны оказались в посёлке в одно время. Мама, Александра Фёдоровна Докучаева, была эвакуирована из г. Энсо. А отец, Иван Ильич Докучаев, окончив Ленинградскую пожарную школу и немного поработав на Кир- синском металлургическом заводе, в 1942 г. был мобилизован в РККА и отправлен на завод №4 начальником отряда военизированной охраны. С 1942 г. они жили в одном доме, но в разных квартирах. В 1946 г. поженились. Молодая семья продолжила жить в доме №2, который находился прямо напротив завода. В те годы в квартире, отделяясь занавесками, могло проживать по четыре семьи. Здесь родились Нина Ивановна и её брат Николай. И дальнейшая жизнь родителей и самой Нины Ивановны была связана с этим районом посёлка. Поэтому она в мельчайших подробностях помнит, каким был Посёлок первой очереди в годы её детства, и условно делит его на четыре части. Для удобства в этом рассказе Посёлок первой очереди мы будем называть просто «посёлок».

Итак, что же представлял собой Посёлок первой очереди в 1950-1960-е годы?

Первая его часть примыкала непосредственно к заводу. Вблизи находилась пожарная часть, с одного торца здания которой была проходная, а с другого — медпункт. Прежде чем пройти на завод, на проходной нужно было повесить свой жестяной жетон, по которым табельщик вёл учёт рабочего времени. Впоследствии перешли на пропуска в бумажном исполнении, а ставшее свободным место на стене решили использовать для школьной информации: туда помещали объявления о родительских собраниях и различных мероприятиях, а также табели успеваемости.

Напротив пожарной части находилась заводская столовая. Стены столовой украшали репродукции известных картин — «Три богатыря», «Утро в сосновом бору», «Алёнушка». Выполнившие копии популярных полотен были из числа строителей завода, заключённые, осуждённые по 58-й статье.

Пожарную часть и столовую соединяли тротуары, по обе стороны от которых находились стенды. С одной стороны стенды тянулись почти до самой столовой. Вблизи от проходной на стен-

Примерный план Посёлка первой очереди

Коллектив заводоуправления на субботнике. 1947 г Из фондов Исторического музея Верхнекамского района

де мелом записывалась самая важная информация: итоги выработки целлюлозы посменно и итоги социалистического соревнования. Далее следовала Доска почёта, которая обновлялась два раза в год — к 1 Мая и к Октябрьским праздникам. Заканчивала ряд стендов афиша.

По другую сторону тротуаров помещали выпускаемые на производстве очень популярные газеты: серьёзную — «Целлюлозник» и сатирическую — «Щёлочь». Руководил редколлегией инженер по технике безопасности Константин Павлов, муж школьного библиотекаря Галины Васильевны Павловой. Чуть ниже стенда с заводскими газетами находился газетный киоск. Таким образом, рабочий, идя на завод, узнавал много новостей, начиная с новинок кинопроката и заканчивая количеством целлюлозы, выработанным предыдущей сменой.

Напротив газетного киоска располагалось заводоуправление, а между всеми зданиями было открытое место, где летом разбивали цветники, а зимой заливали каток. Дети тех лет хорошо помнят и торговый киоск с кондитерскими изделиями, который находился на выходе с этого участка. Здание заводоуправления просуществовало до начала 1960-х, его разобрали, когда из-за небольших изменений в производстве понадобилось это место. Разобранное здание перенесли на берег пруда, и, заново собрав, разместили в нём больницу, известную всем жителям как отделение терапии.

Вторая часть посёлка находилась через дорогу от первой и представляла собой пять двухэтажных домов, построенных вокруг большой площадки. На площадке были горка, качели, песочница, волейбольная и танцевальная площадки, турники и несколько клумб. За всеми клумбами посёлка ухаживали работники ЖКО, преимущественно немки. Контора ЖКО находилась тут же — в одной из квартир дома №4.

В те годы некоторые квартиры были приспособлены под магазины, конторы и другие учреждения. Переехала в дом №1, заняв целый подъезд, и заводская контора. В одной из квартир дома №2 разместились часовая мастерская и парикмахерская, до этого времени занимавшая небольшое помещение в столовой.

Перед зданием пожарной части. У проходной завода. 1950-е гг

Первомайская демонстрация. 1961 г.

А в квартире с торца дома №5 работал участковый милиционер. В домах №1 и №4 были сквозные подъезды, которые после перепланировки стали обычными. В основном в этих двухэтажных домах жили специалисты производства и работники пожарной охраны.

В конце 1960-х годов клумбы перестали засаживать. На месте центральной клумбы установили трибуну, и в праздничные дни 1-го и 9-го Мая, а также в Октябрьские праздники на площадке между домами проводили митинги, на которые, как ручейки, стекались украшенные колонны демонстрантов с Плотины и Леспромхоза.

Третья часть посёлка находилась недалеко от дома №1 и состояла из нескольких строений, в которых располагались магазины. «Промтовары» занимали целое здание, а в здании напротив были сразу два магазина — продуктовый и «Культтовары». Часто магазины переезжали или кардинально меняли ассортимент. Когда-то хлеб продавался с торца дома №2, спустя несколько лет там открылся книжный магазин. В контору ОРСа чуть позже переехал продовольственный магазин.

Клуб. Начало 1970-х гг.

Когда в посёлке массово строились финские дома, один из них был построен вблизи железной дороги. Одну его половину отвели под обувной магазин, а другую — под хозяйственный. Через железную дорогу находился киоск «Союзпечать», периодически перестраиваясь, он просуществовал очень долгое время.

Между киоском и железной дорогой был небольшой рынок. Местные жители продавали здесь овощи со своих огородов, а покупали семена, которые торговцы отмеряли чайными, столовыми ложками или рюмками, черпая семена из полотняных мешков и насыпая в кулёчки. Можно было приобрести на рынке и вещи, которыми торговали в основном приезжие.

Четвёртая часть посёлка — это то, что находилось между железнодорожными линиями. У самой линии был вокзал с вывеской «Станция Заводская», до 1954 г. так называли и сам посёлок. Недалеко находился ещё один киоск, в который ко времени прибытия поезда приносили выпечку. Чуть дальше — хозяйственный магазин. Он стоял на высоких деревянных сваях, поэтому походил на теремок. Когда его разобрали, магазин переехал в описанный ранее финский дом.

Напротив «теремка» был клуб, который хорошо помнят многие нынешние жители. Сначала часть здания занимала почта, когда её перевели в одну из квартир дома №6, её место заняла библиотека. Клуб был на печном отоплении, дрова для него заготавливали весной на комсомольских субботниках.

За клубом находились два параллельных друг другу овощехранилища, точно такие же, как овощехранилище на Плотине у дороги на Сорду, которое ещё многие помнят. Эти два сооружения были любимым местом для игр детей. Зимой с их крыш можно было кататься, как с горок. А после того, как их разобрали, дети в этих «катакомбах» ещё долго играли в войну. Позднее это место разровняли.

Шестой дом стоял отдельно от описанных ранее пяти домов, он находился рядом с клубом и двухквартирным домом руководителей завода — директора и главного инженера. В этот двухэтажный дом селили в основном молодых специалистов. Чуть ниже и ближе к речке стояла баня. А за баней был ещё один небольшой магазин, он считался «от района», поэтому люди называли его лойнским (по районному центру тех лет селу Лойно). На самом берегу речки находились две угольные печи для производства извести, о которых сейчас напоминают большие ямы.

В пятидесятые годы началось бурное строительство частного сектора. Первые дома образовали Лесозаводскую улицу, на которой решили обосноваться и родители Нины Ивановны, построив дом в числе первых. Интересно, что улицы застраивались по профессиональному признаку. Лесозаводская улица до железнодорожного уса застраивалась в основном служащими пожарной охраны, улицу Вокзальную отстраивали работники железной дороги. А на берегу речки Малый Созим появилась улица Малосозимская, жителями которой стали большей частью рабочие завода.

В те годы Посёлок первой очереди, без сомненья, был центром жизни населения. Здесь располагались жилые дома, магазины, объекты бытового, санитарно-гигиенического, медицинского обслуживания, культурные учреждения и многое другое, что необходимо для полноценной жизни людей20.

Жители

Посёлок Первой очереди приютил первых переселенцев, посланных на стройку завода из разных областей Советского Союза. Особенно много людей приехало из Смоленской области — с Кондровских бумажных фабрик: целыми семьями отправлялись рабочие на пуск и отлаживание работы нового предприятия. Окончив техникумы целлюлозно-бумажной промышленности, по распределению направлялись на завод молодые специалисты. Вербовали на производство и жителей кайских деревень. А так как на строительстве завода и в цехах предприятия в первые годы его существования работали заключённые Вятлага, многие из них впоследствии также становились жителями посёлка. Их судьбы были похожи: освободившись из заключения и часто будучи «невыездными», люди оставались здесь на долгие годы, а кто-то — на всю жизнь. Неслучайно Нина Иванов-

на Зорина вспоминает, что в годы её детства рядом проживали люди многих национальностей.

Е.Ф Боровик

В парикмахерской работал белорус Емельян Фёдорович Боровик. В 1938 г. он был приговорён к 10 годам лишения свободы за контрреволюционную агитацию. После освобождения в 1947 г. остался в нашем посёлке, женился. Его очень любили за весёлый и добрый характер. Балагур, шутник… Но самое главное, он был превосходным мастером для всех: делал разные причёски и шестимесячную завивку женщинам, подстригал

Коллектив столовой. 1950-е гг.

и брил мужчин. Неслучайно в посёлке много лет его фамилию использовали как нарицательную, означающую профессию парикмахера.

Мама Н. И. Зориной работала буфетчицей и официанткой в столовой, поэтому Нина Ивановна очень хорошо помнит коллектив столовой того времени. Шеф-поваром был чех по имени Юстих. Он также оказался в нашем посёлке после 10 лет, проведённых в лагпунктах Вятлага. Поваром работала немка Регина Сакс. В посёлке они создали семью, дружили с родителями Нины Ивановны. Она вспоминает, что впервые узнала о Чехословакии от Юстиха, видимо, он очень скучал по родине и часто её вспоминал. В 1958 г. ему всё-таки удалось побывать в Чехословакии, он привёз оттуда подарки, которые Нина Ивановна помнит до сих пор. В конце 1950-х Юстих и Регина переехали в Казахстан, где жили её родственники.

Заведующей столовой была немка Дора Ивановна Альтергот. У них с мужем не было своих детей, поэтому к детям она относилась по-матерински ласково. Когда Нина приходила к маме на работу, Дора Ивановна приводила её в свой кабинет и чем-нибудь занимала, а если ожидание затягивалось, то приносила булочку с компотом. Со своим мужем Евгением они жили очень дружно, и, в отличие от предыдущей семейной пары, всю жизнь прожили в нашем посёлке.

Ночным сторожем в столовой работала полька Эмилия Петровна Эглит. Как и Е. Ф. Боровик, была осуждена в 1938 г. на 10 лет лишения свободы по 58-й статье. Знала несколько языков, очень хорошо шила: это ремесло было её дополнительным заработком. Много лет прожила она в посёлке, а потом уехала к дочери.

Саша по прозвищу Цыган, возивший на лошади хлеб из пекарни, был венгром, он также отбывал наказание по 58-й статье. Его телегу называли хлебовозкой. Он всегда подвозил на ней детей, идущих из школы. Что стало с ним дальше, неизвестно.

В бане работала очень строгая тётя Ира Водичко. Украинка, 58-я статья. Впечатление из детства: Нина Ивановна впервые увидела, чтобы женщина курила. Так же, как супруги Альтерго- ты, Водичко прожила в посёлке всю жизнь.

Но больше всех в посёлке было немцев. Немецкая колония в нашем посёлке считалась самой большой в районе. Пик развития поселковой самодеятельности пришёлся на годы управления клубом Вилли Александровичем Михаэлисом. Это был творческий человек, при нём действовали и хор, и духовой оркестр,

Духовой оркестр посёлка. 1950-е гг.

который состоял преимущественно из его соотечественников. После него работал поляк Людвиг Станиславович Явшиц. Он очень хорошо ладил с детьми, поэтому дети часто до ночи пропадали в клубе. Им доверяли чистить духовые инструменты, подшивать газеты, ремонтировать книги, а за это бесплатно пускали в кино, усаживая на сцену с другой стороны. Когда было тепло, репетиции духового оркестра проводились на улице, смотреть и слушать могли все. Уровень клубной самодеятельности при этих руководителях был очень высок, музыкальные коллективы часто выезжали на районные и областные смотры-конкурсы. Вообще, люди искусства, при этом высокого уровня, в то время были не редкость для нашего посёлка, только часто они выполняли совсем иную работу. Вместе с мамой Нины Ивановны официанткой работала оперная певица из Москвы Галина Ильина. Своё профессиональное мастерство она показывала, выступая в самодеятельности.

Хор. 1950-ые гг.

Рабочей в клубе была тётя Маша Боллак. В её обязанности входило мытьё полов и топка печей. Благодаря тёте Маше в клубе царили идеальная чистота, тепло и уют. А сделать это было непросто, ведь полы были некрашеные. Она, как многие немцы, попала сюда в годы войны, а детей смогла привезти только в 1945-м. Жизнь этой семьи оказалась связанной с Посёлком первой очереди на долгие годы.

У клуба похоронен Борис Оттович Гиллер, главный инженер завода. В детстве, идя в клуб мимо захоронения с гранитным памятником, мы не раз задумывались, почему этого человека похоронили в центре посёлка и есть ли у него родные. Нина Ивановна помнит, что в день похорон был очень сильный мороз, несмотря на это играл духовой оркестр, было много людей. Поначалу стоял обычный металлический памятник, который утопал в цветах, так заботливо ухаживала за могилой его жена, пока не уехала. А в конце 1950-х сделали памятник, который стоит сейчас. Это гранитный вал пресспата отжимного цеха основного производства, поставленный на каменный постамент.

Напротив дома родителей Нины Ивановны на Лесозаводской, примерно в то же время, в конце 1940-х, построила свой дом семья Куцбах. Гергарт Куцбах, все звали его Егор, сначала работал на железной дороге, а потом в пожарной охране. Его жена тётя Оля, тоже немка, была техслужащей промтоварного магазина. Она была превосходной хозяйкой, казалось, что она умеет делать всё. Напечёт немецкие пироги — штрейзели и несёт угощать соседей. А осенью, когда в семье Нины Ивановны забивали свинью, она приходила со специальным шприцем и помогала делать различные колбасы и сальтисон — начинённый ливером желудок. И это неслучайно: немцы были рачительными хозяевами, забивая поросёнка, старались всего переработать. Примечательно, что многие из них держали коз и пчёл. А семья Куцбах и своих соседей приучила к пчеловодству, подарив родителям Нины Ивановны две пчелиные семьи. У тёти Оли Нина Ивановна научилась вязать носки с немецкой пяткой и даже стирать по-немецки — кипятить, подсинивать и крахмалить.

Когда родители Нины Ивановны, устав от близости железной дороги, продали дом на Лесозаводской и купили дом на Водопроводной, у них в соседях опять оказались немцы, семья Юнгблюд — тётя Зина и дядя Теодор. Тётя Зина была очень трудолюбивой и пунктуальной, делала всё по времени так, что по ней можно было сверять часы. Как многие их соотечественники, они тоже держали домашнюю скотину и пчёл. В огороде не было ни клочка пустой земли. Особенно тётя Зина любила цветы. Говорила: «Не всё же для живота, нужно и для души. Когда мне плохо, я сяду и могу часами смотреть, и все стрессы уходят».

А купили дом родители Нины Ивановны у Василия Максимовича и Ольги Александровны Левицких. Тётя Оля и мама Нины Ивановны всю войну прожили в одной комнате, делили все невзгоды и радости и до конца жизни оставались лучшими подругами. Дядя Вася — украинец, окончил строительный техникум в г. Херсоне, в 1938 г. был сослан в Вятлаг. Благодаря строительному образованию он не оказался на лесоповале, а был отправлен на строительство завода №4. С 1938-го по 1980 г. его жизнь была связана с нашим посёлком. Дядя Вася умел делать многое. В посёлке его считали самым лучшим печником. А когда в школе в старших классах ввели производственное обучение, Василия Максимовича назначили преподавателем штукатурно-малярных работ. Он учил оштукатуриванию вручную обычными и декоративными растворами, подготовке поверхностей, приготовлению растворов, а также обязательной технике безопасности.

Дядя Вася очень любил музыку, у него были патефон, много пластинок и скрипка, сделанная собственными руками. Это

Школьные курсы производственного обучения. Преподаватель — В. М. Левицкий. 1966 г.

«Австрийский домик» Новосёловых. 2000-е гг.

музыкальное богатство он подарил родителям Нины Ивановны, когда после смерти жены в 1980 г. вернулся на родину в Херсон.

Часто семьи были интернациональные. Например, семья Коровиных с Лесозаводской улицы. Муж Эли Коровиной, уроженец Лойно, участник Великой Отечественной войны, работал продавцом. Тётя Эля в семье была настоящим главнокомандующим. Идеальная чистота в доме, накрахмаленное бельё. Глядя со стороны, можно было подумать, что это чисто немецкая семья.

Многие ошибочно принимают за образец немецкой архитектуры коттеджи на Набережной, но, оказывается, у нас есть дом, который является настоящим образцом австрийской сельской архитектуры. Если пройтись по Лесозаводской улице, удивит необычно построенный двухэтажный, выкрашенный синей краской дом. Его в 1950-е годы построила семья Новосёловых. В 1941 г. отец Андрей Матвеевич и сын Александр Андреевич были мобилизованы и отправлены на фронт. Они шагали по дорогам войны до 1945 года. Александр Андреевич встретил Победу в Австрии. Там он обратил внимание на дома австрийских крестьян, а приехав на завод №4, решил построить точно такой же. Его отец, которого все дети называли дедушка Андрей, был отличным столяром, со всей улицы шли к нему заказывать столы, этажерки и многое другое. Александр Андреевич до самой пенсии проработал в электроотделе завода. И дом у них получился на славу, он и сейчас притягивает взгляды прохожих.

Несмотря на то, что посёлок был многонациональным, жили все очень дружно, интересно и весело. Улицы были полны детей, было много многодетных семей. Так как все интенсивно строились, у каждого дома лежали брёвна, которые становились местом сбора ребятни. Особенно любили собираться у дома Пьянковых, под большими черёмухами. Весной они буйно цвели, а летом давали тень, спасали от яркого солнца и дождя. Играли в штандер, в чехарду, в лапту (в неё играли даже взрослые) и другие игры. Но самой любимой игрой были «Стрелки». Старшие ребята закапывали клад, рисовали стрелки, по которым остальные должны были его искать. В поисках дети обходили почти весь посёлок, домой не расходились, пока не находили клад.

Соседи. Праздник в Посёлке второй очереди. 1950-е гг.

Заводчане на субботнике. 1960-е гг.

Зимой рыли «окопы» в снегу и играли в войну, строили снежные крепости и закидывали друг друга снежками.

В те годы было очень развито тимуровское движение. Нина Ивановна вспоминает: «У нас были подшефные дедушка и бабушка Ляпуновы. Они жили в маленьком домике у клуба. Мальчишки носили воду, девчонки ходили в магазин за продуктами. Зимой складывали в сарай дрова. За эту работу бабушка угощала нас конфетами — подушечками, и мы, ребятня, были очень довольны».

Взрослые на улице всегда отмечали Землю-именинницу. Между домами Новосёловых и Лузяниных ставили столы, несли угощение, пели песни и плясали под гармонь. Разжигали небольшой костёр и прыгали через него, иногда разрешали попрыгать и детям.

Многое пришлось пережить людям, населявшим посёлок в те годы, при этом, как вспоминает Нина Ивановна, отношения между людьми были добрыми, а жить старались, поддерживая друг друга и помогая21.

P. S. Не один раз мне приходилось сопоставлять факты и сравнивать истории. Например, воспоминания бывшего заключённого Вятлага Александра Глушкова заставили меня внимательно перечитать материалы о Посёлке первой очереди. Я увидела тесную связь одного из жителей с героем этой истории А. Глушкова:

«Прошло 18 лет. Весной 1956 года состоялся ХХ съезд КПСС [14—25 февраля 1956 г. — Авт.] с докладом Хрущёва о личности Сталина. Один из вольнонаёмных, работавший на заводе возле Вятлага, разбил на мелкие кусочки застеклённый портрет вождя в кабинете директора.

Этот вольнонаёмный был мой товарищ, симпатичный парень, поляк по имени Людвиг, отбывший свой срок в Вятлаге по 58-й статье. В пятом лагпункте он был дневальным, выступал в самодеятельности, с серьёзным лицом рассказывая смешные истории. В родне у Людвига было много репрессированных, раскиданных по лагерям. Речь Хрущёва подвигла Людвига на дерзкий поступок. Он рассказывал мне, что в тот день чувствовал себя неважно, вспоминал прошлое и родных, одним словом, был нездоров. И вот, будучи в подавленном настроении, открыл дверь, вошёл в кабинет директора и размолотил портрет, превратив его в кучу стекла, щепок и бумаги. В ту минуту он гордился собой и почти обрёл чувство собственного достоинства.

…История с портретом всколыхнула Вятлаг. Впервые на глазах людей был совершён немыслимый поступок. Директор завода и администрация посёлка требовали немедленного ареста, но начальник политотдела запретил преследование Людвига, наложив на это дело вето» 22 .

Этим смелым человеком, с очень большой долей вероятности, был заведующий клубом Людвиг Станиславович Явшиц. А эта удивительная история дополнила рассказ о жителях Посёлка первой очереди, став частью истории завода №4.

Посёлок второй очереди. Эти загадочные дома

Тот, кто впервые приезжает в посёлок Созимский, часто с удивлением рассматривает коттеджи, стоящие на улице Набережной. Нередко жители посёлка наблюдают картину, когда из остановившейся машины выходит человек и начинает фотографировать центральный, не закрытый деревьями, коттедж. Гостей посёлка удивляет их явно выраженная немецкая архитектура. Кроме трёх коттеджей в таком стиле построены в посёлке и двухэтажные дома с высокими покатыми крышами.

Долгое время считалось, что дома в таком архитектурном стиле могли построить только немцы, тем более что немцы в истории посёлка присутствуют. Это и немцы Поволжья, и военнопленные. Вот и на сайте Вятлага можно встретить такую подпись к фотографии: «Дома, построенные пленными немцами». Но после изучения краеведческой литературы и воспоминаний старожилов удалось выяснить, что, когда немцы начали массово поступать в наш край, эти дома уже стояли. Отмечено это и в книге «Созим — родина моя», выпущенной не так давно местной библиотекой. Но люди всё равно говорят: «Дома так хорошо выглядят и так долго служат потому, что их строили немцы».

Основной рабочей и строительной силой в период зарождения Вятлага были заключённые. Они строили в 1938—1939 гг. и целлюлозный завод, и первые дома в посёлке. Скорее всего, они же строили в 1940—1941 гг. и Посёлок второй очереди (так называлась в те далёкие годы улица Набережная).

Оставался вопрос, почему в таком стиле? Возможно, автор проекта — заключённый с немецким происхождением. А может, у всех номерных целлюлозных заводов жилой посёлок строили по одному проекту? И незначительные доказательства в пользу второй версии были. Это строки из воспоминаний нобелевского лауреата Ж. Алфёрова (его отец был директором целлюлозного завода №3 в г. Туринске) о том, что, когда они приехали в заводской посёлок, их семью поселили в коттедж, а также

выписка из исторической справки Созимской школы: «Типовой проект НКП РСФСР №2085 17 архив 19-XII 1939 г. на 280 человек. НКЛП «Ленгоспроектстрой СССР. Объект «Жилпосёлок» ГУЛАГА НКВД».

Версию об одном для всех посёлков жилищном проекте в век Интернета и социальных сетей вполне можно проверить.

В 1938—1939 гг. в местах, лично указанных на карте Л. Берией, появились пять номерных целлюлозных заводов. Один был построен на реке Малый Созим в Кировской области, он получил наименование «особый завод №4». Его братьев-близнецов возвели в Архангельской и Свердловской областях. Поисковая система выдала, что завод №1 — это посёлок Пуксоозеро, завод №2 — посёлок Кодино, завод №5 — посёлок Волошка, и все они расположены в разных районах Архангельской области. О заводе №3 я упоминала выше, он расположен в г. Туринске Свердловской области.

Присоединившись к социальным группам этих населённых пунктов, я рассмотрела их жилой фонд. Первая же группа «Мы из Волошки» подтвердила моё предположение. На одной из фотографий я увидела дом точь-в-точь как тот, в котором я прожила всё детство (двухэтажный с двумя подъездами), но в очень плачевном нежилом состоянии. Дальнейший поиск по фотоальбомам этой группы показал: в пос. Волошка такие же двухэтажные дома, как и у нас. А в группе «Пуксоозеро» я нашла то, что хотела найти больше всего — коттеджи. Да-да, точно такие же, как у нас. И снова дома улицы Набережной, но только там они стоят на улице Пионерской, а в Кодино — на улице Заводской. Кроме заводов и домов одинаковыми оказались и школы, с видеоэкскурсией я прогулялась по одной из них. Прошлась по длинному коридору, поднялась на второй этаж по узкой лестнице с невысокими ступенями. Кабинеты химии, биологии, математики, а в конце коридора окно, которое я помню и в нашей школе. Из него открывался красивый вид на пруд, но при перепланировке оно стало частью комнаты вожатых.

Вторая версия, в которую я сначала не очень верила, подтвердилась. Близнецами оказались не только заводы, но и посёлки при них.

Удивительно и то, что судьба посёлков тоже похожа. Предприятия уже давно не работают, повезло только заводу №3 в Туринске — он перепрофилирован. А об остальных очень точно выразился один из членов социальной группы: «Судьба их на всех одна, разрушены и разрезаны на металлолом».

Численность населения в связи с остановкой производства сократилась в разы. Во всех трёх посёлках (Пуксоозеро, Кодино, Волошка) заводы, как и у нас в Созимском, были градообразующими предприятиями. Как и во многих неперспективных населённых пунктах нашей необъятной Родины, сейчас те, кто в них остался, трудятся в социальных учреждениях и у «частников». Разруха, начавшаяся с заводов, коснулась и домов. Зданий старой постройки осталось всего несколько штук, и те в бедственном состоянии. Некоторые сгорели, некоторые в стадии растаскивания «на свои нужды», в некоторых живёт по одной семье. Наш посёлок в этом плане выглядит хорошо.

А что же говорят жители о строителях этих домов? В Волош- ке никогда и не считали, что их строили немцы, хотя они в их истории тоже были. А пуксоозерцы рассуждали, как некоторые жители и гости нашего посёлка. Каково же было их удивление, когда они увидели «символ Пуксоозера — коттеджи» на нашей улице Набережной.

И всё же почему проект «Жилпосёлок» исполнен в таком архитектурном стиле? Ответ на этот вопрос я нашла на сайте Archidtsignfrom.ru в статье «Памятники Верхнекамского района»:

«Принципы регулярности были положены в основу планировки и другого, меньшего промышленного посёлка — Созим- ского, градообразующим предприятием которого стал Кай- ский целлюлозный завод. Но здесь в большей степени удалось добиться гармоничного сочетания качественного природного окружения и жилой застройки: кварталы открыты к зеркалу большого пруда, селитебная зона, в результате грамотного зонирования, удачно отделена от заводского комплекса, который не влияет на её восприятие. Особенно наглядно эстетические достоинства архитектурно-планировочной организации Созимского проявились при комплексном строительстве

Дома Посёлка второй очереди. 1960-е гг.

его прибрежной части, которая протянулась вдоль транзитной дороги в сторону пос. Лесного. На этом участке выделяются три одинаковых индивидуальных двухквартирных дома (ул. Набережная, 17, 19, 21), объёмное решение и планировка которых следуют новаторским традициям советских зодчих конца 1920-х гг.».

Приведу в пример описание застройки Нижнего Новгорода в 1920-е годы:

«Строились в основном малоэтажные жилые дома. В большинстве своём это были рубленые восьмиквартирные дома. Интересным примером такого рода застройки является двухэтажный жилой дом для рабочих, построенный в 1925 году по проекту московского архитектора Г. Бархина. Он имеет серповидный план и по внешнему облику напоминает коттедж. Квартиры в доме двухкомнатные с кухней-столовой, имеющей выход на участок. Высокие крыши позволили образовать мансарды со своеобразным запоминающимся силуэтом».

Школа пос. Созимского

Школа пос. Волошка

Дом в пос. Созимский

Дом в пос. Волошка

Дом в пос. Созимский

Дом в пос. Волошка

Коттеджи в пос. Созимский

Школа в пос. Пуксоозеро

Школа в пос. Кодино

Дом в пос. Пуксоозеро

Дом в пос. Кодино

Коттедж в пос. Пуксоозеро

Чем не описание наших коттеджей? А если вы увидите дома архитектора Н. Марковникова, проекты которого использовали в застройке «посёлка художников» Сокол, то заметите явное сходство его «английских» коттеджей с нашими «немецкими».

Подводя итоги этого небольшого исследования, можно с уверенностью утверждать: дома, расположенные в пос. Созимском на улице Набережной, построены не мифическими немцами, не прибалтами, а вольнонаёмными или заключёнными по проекту «Жилпосёлок» в архитектурных традициях конца 1920-х годов. Очень хочется, чтобы дома, являющиеся, по сути, памятниками архитектуры, не повторили судьбу своих братьев из Архангельской области. Для этого надо просто любить свой посёлок, ценить его индивидуальность и гордиться его прошлым23.

P S. Так я закончила статью в 2013 году. Сейчас я понимаю, что никто и ничто не сможет спасти дома от разрушения, ведь наш посёлок, в отличие от Сокола, не находится под охраной государства как памятник градостроительства первых лет советской власти…

Созимский пруд в воспоминаниях

Если попросить жителей Созимского назвать достопримечательности посёлка, без сомнения, в первую очередь каждый укажет на пруд. По легенде, будучи с рабочим визитом в наших краях, один из губернаторов Кировской области, восхитившись красотой Созимского пруда, сравнил его с абхазским озером Рица. Конечно, вполне вероятно, что на озеро Рица может быть похож любой большой пруд, тем не менее жителям Созимского такое сравнение польстило.

В конце 1930-х годов решение возвести плотину на р. Малый Созим было обусловлено тем, что речка не могла обеспечить необходимым количеством воды выросшее на её берегу производство целлюлозы. Появившийся для нужд завода пруд сразу стал неотъемлемой частью жизни обычных людей, местом отдыха, рыбалки и охоты. За долгие годы береговая линия заметно изменилась, деревянная конструкция плотины стала железобетонной, но сохранился характерный цвет воды и запах берега. Не меняется и отношение людей, поэтому вполне объяснимо, почему разные поколения всегда одинаково, с любовью, вспоминают пруд.

Рассказ бывшей жительницы нашего посёлка Екатерины Ефимовой наполнен особой теплотой и ценен тем, что уносит нас во времена становления посёлка:

«Помню себя с двухлетнего возраста. Я жила в 21-м доме, напротив амбулатории, на первом этаже. Однажды, гуляя во дворе, пошла за женщиной с вёдрами. Женщина налила воду из крана и ушла. Я осталась смотреть у водокачки, как набирают воду. Потом от водокачки двинулась напрямую по тропинке через дорогу к пруду. Пруд, ещё только вырытый, заполняется водой, берега высокие, от самого края — жердяной забор вокруг огородов. Вдоль забора я и топаю, и смотрю на воду — как там всё крутится. Через какое-то время оглядываюсь и вижу маму с бабушкой с другой стороны забора и — засыпаю у мамы на руках. Незадолго до этого в 1949 году был праздник открытия плотины, который я тоже помню 24 . В начале дороги на Заречный с обеих сторон построены большие деревянные беседки. Они увиты венками, цветами, берёзовыми ветками. Много народа, музыка, песни, пляски, я плачу и — засыпаю на руках у отца. В моих ранних воспоминаниях почему-то всё заканчивается тем, что я засыпаю. Сейчас, я думаю, пруд обмелел. Раньше говорили, что напротив Мазуниных (крайний коттедж) глубина была 7—8 метров. Берега были крутые, поэтому пожарный мост возле детсада был очень высокий и длинный. Парни с него даже на велосипедах ныряли».

«Моя первая «ловля «» получилась в 6 лет. У пожарного моста было много прорубей, а одна большая — пожарная — 1 х 2 м.

Старшую группу садика (67 лет) отпускали домой одних, по крайней мере, меня. Часто за мной приходил 9-летний брат Витя, жили мы близко. Однажды я отправилась за братом, он шёл кататься на коньках на пруд. Тогда чистили лёд и катались. Прихватила дверцы от сломанного шкафчика. Этой дверцей я стала разбивать намёрзший лёд. Лёд пробивается, и я оказываюсь в полынье, как распятие. Хорошо, что в это время пришли женщины из садика по воду (водопровода-то не было). Тётя Анфиса вытащила меня ' ставляете, что было дома?!»

«Ходят ли сейчас полоскать бельё на пруд? Мне было лет 6. В то время на пруду были плоты из огромных деревьев сантиметров 50 в диаметре. Вот с этих плотов полоскали бельё. С них же ловили рыбу. Однажды мы с мамой пошли полоскать бельё на плоты. Братья, Юра — 13 и Витя — 9 лет, уже были на плотах, ловили удочками рыбу. Юра ходил из края в край, пробовал, где лучше клюёт, с большой удочкой. Витя — с самоделкой метра в полтора, леска — из конского волоса — стоит на одном месте посередине плотов. Я с мамой рядом какие-то тряпочки полощу. Вдруг крики ребят: ««Держи! Держи! Тащи!!! «» Оглядываемся, Витя водит удочкой, а вокруг ребята — побросали свои удочки и к нему. Юра хочет забрать у Вити удочку. Тот не даёт: ««Сам вытащу! «» Как он смог, но вытащил щуку длиной более полуметра. Надел на палку под жабры, повесил на плечо и с гордым видом от плотов мимо Мазуниных у всех на виду. Сзади, как на параде, сопровождают пацаны, следом мы — мама, Юра и я. Тогда рыбу в пруду можно было ловить в любом месте».

«Мне лет пять было. Жили все очень скученно. Так, в нашей двухкомнатной квартире жили: Шнайдар Елена Сергеевна с дочкой и сыном, наша семья — мама, два брата и я, Марты- шина (Онучина) тётя Тоня с дочкой, всего девять душ. В соседней квартире — Аверины: дядя Яков, тётя Надя и шесть детей в большой комнате, в маленькой — Кузовлевы: мать, сын и дочь. И так везде. Жилья тёплого не хватало. Дочка Елены Сергеевны была уже девушкой лет шестнадцати. Естественно, с подругами и друзьями каталась на лодках. Меня, как свой хвостик, часто брала с собой. Мы были очень привязаны друг к другу. Однажды поехали кататься на лодке — я, три девушки и два парня. Они были привычны, что я с Ирой. Переехали на другой берег. Лес был старый, не в смысле дряхлый — деревья огромные. Одному человеку не обхватить. Вышли на небольшую полянку. Мелких деревьев, кустарников было немного, в основном большие деревья. Я шла с ними, и вдруг никого рядом не стало. Представьте испуг пятилетнего ребёнка. Иду дальше, заглядываю за деревья и — никого нет! Звала, звала Иру и заревела. Они, видимо, сами очень испугались — выскочили все разом из-за двух соседних деревьев и ко мне. Давай меня утешать. Представьте себе дерево, за которым могли бы спрятаться 2—3 человека. Вредное производство без очистных сооружений, тогда, наверное, об этом не думали или не знали, нанесло большой вред природе, а лес вырубили. Для восстановления нужно время. Сейчас лес снова подрос — вот почему я, купаясь в пруду этим летом и обнаружив живые ракушки, так радовалась».

Многие называют пруд любимым местом в посёлке, в то же время у каждого есть своё любимое место на пруду. Некоторых притягивает конец пруда, оттуда не виден посёлок, поэтому там не только красиво, но и загадочно. Кому-то нравится смотреть на посёлок с другого берега. Кто-то обожает пляжи. Важность Созимскому пруду придаёт и тот факт, что как у большого водного объекта у него есть свои заливы и отдельные местечки. Первый, Второй, Третий, Гнилой, Школьный — это заливы. Местечками на пруду являются Кордон, два Крутых, Сабантуй, Великополка, Речка.

В воспоминаниях ещё одного нашего земляка Виктора Юшкова, чьё детство пришлось на шестидесятые годы, упоминаются некоторые из этих названий. Я думаю, они будут понятны не только жителям посёлка, но и тем, кто регулярно приезжает к нам на рыбалку:

«Созимский пруд достаточно большой, местами заросший по берегам, со своим неповторимым запахом, всегда привлекал детей. Мы в нём купались и удили рыбу, он был для нас приветливым и желанным в хорошую погоду, а в плохую мы туда и не ходили. Родители наши обычно были в делах и заботах, а мы были предоставлены сами себе и проводили свой досуг в меру своей изобретательности.

Как-то мне, двенадцати- или тринадцатилетнему, понадобилось перегнать лодку, обычную вёсельную плоскодонку, от Кордона до старого стадиона, где мы всегда её ставили. А на Кордоне она оказалась потому, что накануне, возвращаясь с рыбалки на Великополке, поленился махать вёслами против ветра и волн. С Кордона до стадиона расстояние метров четыреста. (Это я сейчас в Интернете прикинул по карте.)

Итак, вёсел с собой из дома я не взял, тащить не захотелось. Даже и ключ от лодочного замка не взял, но замок был такой, от честных людей, я его умел руками открывать. Нашёл подходящий кусок доски и отправился в путь. На дне лодки перекатывалась большая жестяная банка для вычерпывания воды, лодка слегка подтекала. Так как я любил себя воображать каким-нибудь персонажем из приключенческих книг, то мне доставляло удовольствие грести доской вместо вёсел. Лёгкое волнение, тепло и солнечно — это омрачало, не по-геройски как-то. Слева по борту — Школьный залив, в те годы он был сильно заросший, камыш, плавучие кочки- островки, коряжник, так всё банально, а хотелось суровых скал, о которые разбиваются волны.

Вскоре выяснилось, что доской не очень удобно грести, устают руки, и лодка, рыская носом, идёт медленно. Но и торопиться некуда, романтика не терпит суеты. Проплыл около рыбачившего с лодки какого-то деда. Он, сматывая удочки, сказал мне: «Ты бы, паря, грёб к берегу, Глянь-ка над Зареч- ным-то чё». Над Заречным, ну, тучка какая-то, но всё небо-то ясное. Ничего не ответив ему, продолжил путь. Тем временем

На пруду. Вид на Посёлок второй очереди. 1950-е гг. На переднем плане — врач Созимской больницы П. А. Вишневский

ветер полностью стих, смолкли птицы, перестали летать стрекозы, над гладью воды наступила полная тишина, только вдалеке скрипели уключины дедовой лодки.

Я встревожился. Небольшая тучка над Заречным быстро разрослась в полнеба, закрыв солнце. Я не помню, была ли гроза как таковая, с громом и молнией, но видел как вдалеке, около новой плотины побелела, как бы закипев, вода. Эта белая полоса через несколько секунд настигла меня, возвестив вначале о себе редкими крупными каплями. Лодку подхватило и понесло ветром, подбрасывая на волнах. Ничего не было видно, никаких берегов, одна белёсая мгла. Да и глаза-то не открыть, вода заливала лицо. Сказать, что я испугался, ничего не сказать. Я был в ужасе. Не знаю, кричал ли я, плакал ли, скорее всего, ведь это и для взрослого было бы неимоверным шоком. Я хорошо плавал, но не помню, надеялся ли я на это. Знал по книгам, что судно надо ставить носом против волн, ведь кроме ливня волны добавляли воду в лодку, захлёстывая через борта. Но и доски уже нет, и лодку крутит, и вообще никакой ориентации в пространстве.

Что-то тёмное, неразличимое пронеслось навстречу, и тут лодка мягко во что-то упёрлась, её сразу же развернуло, ещё упор, и замерла, наполовину залитая водой. Жестянка была на месте, я лихорадочно отчерпывал воду. С такой же внезапностью всё стало стихать, но дождь шёл. Стали видны берега, и я увидел своё местонахождение в коряжнике Школьного залива. На берег не выйдешь, плавучие кочки, трава. Хоть и мелко, но дно очень зыбкое и в иле завязнешь по колена.

Всё это казалось пустяком после перенесённого, я уже и не помню, как выбрался, куда лодку причалил. Дома ничего не рассказывал» 25 .

Спортивная жизнь посёлка. прошлое и настоящее

В 2013 году в рамках программы по поддержке местных инициатив (ППМИ) наш посёлок решил реализовать проект «Стадион ««Дружба»’». Одним из этапов работы над этими проектами является обоснование их актуальности, то есть значимости и важности для населения на данный момент. Актуальность нашего проекта была представлена в виде текста, с чертами краеведческого рассказа, отражающего зарождение, развитие и угасание спортивной жизни посёлка.

Посёлок Созимский появился в конце 1930-х годов благодаря строительству целлюлозного завода. В первое десятилетие усилия населения были направлены на возведение жилых домов и объектов инфраструктуры. А тут ещё и война началась. Люди, не жалея сил, трудились на производстве целлюлозы и в лесу на лесозаготовках, отправляя необходимое фронту. Об отдыхе и развлечениях пришлось на время забыть.

Только в 1950 г. было решено расчистить поле для стадиона. Выбрали большой и довольно ровный участок между прудом

На воскреснике по расчистке стадиона. 22 мая 1951 г.

На расчистке стадиона. Весна 1951 г

и центральной улицей, на майском воскреснике очистили его от пней. За короткое время превратили участок выкорчеванного поля в спортивный объект, с появлением которого в посёлке началась спортивная жизнь. Весь стадион обнесли забором, поставили высокие и широкие ворота, которые старожилы помнят до сих пор.

Центральную часть стадиона заняло футбольное поле. Трибуны представляли собой деревянные длинные скамейки в два ряда вдоль дальней стороны поля, второй ряд выше первого. Зрителей, конечно, набиралось больше, они занимали все стороны вокруг поля.

Открытие летнего сезона. Май 1956 г.

Болельщиками за заводскую команду были и взрослые, и дети. Обычно игры проходили по воскресеньям. (Это был выходной день для большинства заводчан.) Они сопровождались массовыми гуляньями с оркестром, танцами, буфетом и различными играми с призами. Главным призом считалась бутылка «Советского шампанского»!

На стадионе были волейбольная и баскетбольная площадки, а также беговая дорожка, ямы для прыжков в длину. Стадион посещали и в обычные дни: играли в футбол, тренировались в беге и прыжках. Постепенно стадион стал для жителей Созимского и досуговым объектом. Отмечая праздники, люди собирались на лужайках стадиона, длинными рядами стелили скатерти и выставляли всё, что принесли. Заводили песни, играли на гармони и танцевали.

Но в конце 1960-х на месте стадиона начинают строить современные каменные дома. Стадион переносят ближе к центру

На старом стадионе. 1960-е гг.

посёлка, на место подсобного поля. Ещё недавно там росла капуста, и вот уже стоят футбольные ворота, построены танцплощадка, горка. И снова кипит спортивная жизнь, которую, как всегда, организует спортивное общество «Труд» целлюлозного завода. На футбольном поле занимаются дети, тренируются взрослые. Команда посёлка играет на первенстве района по футболу, сражается за кубок Кировбумпрома. Зимой на стадионе заливают каток, оборудованы две тёплые раздевалки, организован прокат коньков и лыж. Перед Новым годом здесь ставят ёлку и украшают её гирляндами. В начале весны проходит весёлый массовый праздник «Проводы зимы» с торговыми рядами, катанием на лошадях и снежной горой. Новый стадион стал не менее любим, чем старый.

Сегодня многие жители среднего возраста с ностальгией вспоминают именно этот стадион. Непоправимый урон жизни посёлка нанесли девяностые годы. Кайский целлюлозный завод был закрыт, спортивное общество «Труд» расформировано, стадион пришёл в упадок. Сейчас от былого величия остались лишь две перекладины от ворот, больше ничего! Команде, защищающей честь посёлка, и всем желающим поиграть в футбол поставили небольшие самодельные дощатые ворота, для массовых праздников соорудили небольшую сцену, для болельщиков и зрителей сколотили скамейки. Всё это было сделано силами жителей посёлка. Как и в былые времена, стадион не пустует, проводится новый праздник «День посёлка», с мая по октябрь дети играют в футбол. Но из-за отсутствия ограждения гуляющий по стадиону домашний скот доставляет футболистам много неудобств. Состояние футбольного поля влияет и на мастерство игроков. Давно нет ни побед, ни призовых мест. Ведь для того, чтобы совершенствовать своё мастерство, необходимо заниматься на специально оборудованном поле. Нет на стадионе и площадок для игры в баскетбол и волейбол, негде заняться бегом. Дети не могут покружиться на карусели, полазать по перекладинам, потому что в посёлке нет ни детского городка, ни спортивного комплекса.

Таким образом, жители посёлка Созимский лишены возможности систематически заниматься спортом, чтобы улучшать своё здоровье, личные и командные результаты, а дети вынуждены проводить свои игры где придётся, часто в отнюдь не безопасных местах. При проведении массовых праздников работники Дома культуры опасаются за свою дорогостоящую аппа-

На новом стадионе. Волейбольная площадка. 1970-е гг.

На новом стадионе. Футбольное поле. 1970-е гг

ратуру, ведь у самодельной сцены нет ни крыши, ни стен. Сегодня многие жители Созимского понимают, что стадион как спортивный и досуговый центр нуждается в незамедлительном восстановлении. У детей наконец-то появится место для игр, станет больше призёров и победителей в разных спортивных соревнованиях, появятся победы у футбольной сборной посёлка, увеличится количество людей, ведущих здоровый образ жизни26.

P S. К сожаленью, проект пос. Созимского не попал в число победителей, не хватило нескольких баллов. Честно говоря, этого и следовало ожидать: в самом названии программы уже заложен фактор успеха подобных проектов — инициатива. Но инициатива должна исходить от всего населения, а не от группы людей, всей душой болеющих за спортивное развитие посёлка, за возможность, как ни странно это звучит, хоть чуть- чуть приблизиться к прошлому.

Котельная целлюлозного завода

При проектировании стройки №4 НКВД было установлено, что для обеспечения основного производства целлюлозы марки «ЦА» электроэнергией должна быть построена котельная и на её базе тепловая электростанция — ТЭС. В 1938—1939 годах котельная была построена, смонтировано пять котлов системы Шухов-Берлин на топливе — дрова. Мощность пяти котлов составляла 30 т пара в час. Для выработки электроэнергии были установлены и паровые машины, которые приводили в действие 4 генератора по 250 кВт, таким образом, энергетика составляла 30 т/час и 100 кВт/час. Такой мощности с трудом хватало на обеспечение технологического цикла и работу вспомогательных цехов. Происходили частые перебои то с теплоэнергией, то с электроэнергией. Всё это энергетическое хозяйство называлось в то время ПСХ — паросиловое хозяйство.

Так работал завод в довоенное и военное время. После войны, в 1950-х годах, на завод привезли немецкую паровую турбину AEG мощностью 1100 кВт/час. Установили и пустили в эксплуатацию. А паровые машины остановили и законсервировали. С электроэнергией стало стабильнее, но возникла нехватка теп- лоэнергии, так как производство стало наращивать выработку. Так работали до 1960 года.

Затем было принято решение установить ещё один паровой котёл, теперь уже на угольном топливе, ДКВр мощностью 10 кВт/час/13 атм. После пуске шестого парового котла завод стал работать устойчиво. Всё было настроено на повышение выработки целлюлозы. В то время начальником ТЭС работала Майя Тихоновна (фамилию не помню). Начальником котельной был И. И. Леонтьев. Машинисты паровых котлов — Мачехин, Ельцов, Лузянин, Поторочин, Салтыков и другие. Сменными мастерами были В. Архипов, П. Петров, В. Карепанов, Э. Рамазанова. На топливоподаче работали О. Цельцова, А. Засухина, С. Помосова. Слесари по ремонту оборудования в разное время — И. Докучаев,

А. Чирков, Г. Плосконос, Ф. Сабаляускас. Работа была тяжёлая, многие уходили, другие приходили.

В 1964 году в наш край пришла современная энергетика — электроэнергия напряжением 35 кВт. Быстрыми темпами была построена подстанция. На производстве не стало дефицита электроэнергии. За ненадобностью остановили турбину, и вся теп- лоэнергия пошла на производство. Производительность резко повысилась. Заработки выросли. Стали думать о реконструкции производства и котельной. Дровяные котлы остановили, частично перевели в режим водогрейных. В это время начальником котельной работал Б. П. Сидоров — отличный специалист, самоучка-практик.

В 1978 г. на заводе по причине экологической безопасности закрыли варочный цех. Но предприятие оставалось действующим. Стали переходить на другую продукцию. К этому времени из-за износа были остановлены дровяные котлы и котёл №6. В 1990-х выделили два котла типа КС. Котлы были смонтированы и пущены в эксплуатацию. Но в «лихие» 90-е всё разрушилось. Всё, во что вложены наши труды, уничтожено и сдано в металлолом. Так распорядилась судьба…

(Рассказ М. И. Валдырева записан в мае 2014 г.)

Подсобное хозяйство

Сразу за Заречным открываются поля, на которых когда-то давно было подсобное хозяйство, обнесённое забором из жердей, с главным входом в виде больших ворот. По правую сторону дороги на посёлок Лесной красовалась гордость посёлка — теплица. Когда входил в неё, оказывался в другом мире, где всегда тепло и светло. По одну сторону цветут цветы, по другую растут помидоры, краснея на корню. Отопление было печное. За красавицей-теплицей располагались парники, где выращивали огурцы, за ними нужен был особенный уход: рамы надо вовремя открыть, закрыть, если холодно, накрыть матами из соломы. Работали две полеводческие бригады, возглавлял их Василий Маренков. Агрономом работала моя мама, Валдырева Фаина Григорьевна. Люди были трудолюбивые: Маренкова Тося, Кузьмины Иван и Анна, Засухина Екатерина, Истомин Василий и многие другие.

За парниками высаживали капусту. По другую сторону дороги стоял склад удобрений, ближе к посёлку — избушка для рабочих и сторожей. На этой же стороне были парники с огурцами, а рядом на свободных участках высаживали турнепс, морковь и немного лука. Урожай был всегда отменный. Мне вот уже идёт седьмой десяток лет, но такого урожая, сколько я ни старалась, на своём участке не получается.

Летом на каникулах, мы, детвора, конечно, по желанию, работали, помогали взрослым. Воду для поливки возили с пруда на лошади — телега, а на ней бочка большая. Мы поливали, пропалывали, окучивали капусту. Утром, как и взрослые, шли в конторку, которая стояла на берегу у старой плотины, рядом находился конпарк, где тоже было немало лошадей. Приходили и вместе со взрослыми садились на скамейку и ждали очередное задание. А какие счастливые мы были, когда нам выдавали зарплату, когда 1 руб. 80 коп., когда 2 руб., с гордостью несли их домой.

В другой стороне посёлка ближе к Сорде были расположены животноводческие фермы, коровник, свинарник. Заведовал ими сначала Владимир Максимович Истомин, позднее — Юрий Семёнович Кокорев. Работали там и ссыльные немки. На сенокосе и на уборке урожая помогали заводские рабочие. Вокруг были поля, на одном сеяли горох, вику, подсолнух, всё это потом скашивали и закладывали в силосные ямы. Всё это шло на корм скоту. Вся поселковая детвора любила полакомиться горохом. Частенько делали туда набеги, до сих пор помню сторожа на коне. На другом поле садили картофель и каждую осень нас, школьников, посылали на уборку. Всё кануло в Лету, осталось только на словах, когда собираются в лес, говорят «Пойдём за Подсобное».

(Рассказ А. В. Садыревой записан в мае 2014 г.)

Больница завода

Встреча с прошлым: о первом докторе завода С. А. Зонове

Пасмурное осеннее утро. Город Киров. За окном автобуса медленно проплывают построенные на рубеже Х1Х и ХХ веков красивые здания улицы Ленина. Их несовременный вид настраивает на встречу с прошлым.

Летом, возвратившись из очередной поездки в районный архив и пересматривая записи, я сделала вывод, что самой ценной информацией можно считать найденные инициалы первого доктора завода, у которого до этого была известна лишь фамилия — Зонов. Узнать имя, отчество, а тем более судьбу человека только по фамилии нереально. Поэтому, решив для себя, что человек, скорее всего, оказался в этой должности, как и его преемник П. А. Вишневский, после лагеря, я оставила эту историю. Но, оказывается, не навсегда.

На новый запрос «С. А. Зонов» Интернет выдал несколько страниц с одним и тем же человеком. Семён Алексеевич Зонов, в прошлом — партийный деятель, сейчас — писатель, краевед. Удивительно, но перечитывая информацию несколько раз и нигде не находя упоминания о заводе №4, я всё более убеждалась, что это тот самый Зонов — первый врач заводской больницы. Малейшие сомнения были развеяны, когда я познакомилась с книгами Семёна Алексеевича. Несколько страниц в его произведениях были посвящены жизни в нашем районе.

Последняя найденная информация об этом человеке датировалась 2015 годом. Сейчас С. А. Зонову должно быть 93 года. Опоздала?

Плавное движение автобуса, капли, бегущие по стеклу, общая умиротворённость пассажиров, всё это приводило к философским размышлениям: «2017 год. А я еду в гости к человеку, которого нашла по справке, подписанной в 1942 году».

О том, что С. А. Зонов жив, мне сказали сотрудники архива социально-политической истории Кировской области, они же предоставили и номер телефона. Семён Алексеевич тоже оказался рад встрече с прошлым.

Дверь открыл интеллигентный пожилой человек, которому на вид дашь не больше восьмидесяти лет. В маленькой, уютной квартире он уже несколько лет живёт один. Наш разговор начинается с его книг. Одну за другой он выкладывает их на журнальный столик и о каждой обстоятельно рассказывает. Книга «По волнам житейского моря» погружает Семёна Алексеевича в воспоминания о нашем крае:

«30 июня 1941 года я окончил Кировский медицинский техникум — фельдшерское лечебное отделение. Почти все

выпускники отправились на фронт. Меня не взяли по состоянию здоровья — незадолго до этого был удалён глаз. Отправили в Кайский район, сначала в село Кичаново, затем перевели на лесоучасток Скачок.

От Кая до Скачка я шёл один по лесной дороге, не зная ничего. Скачок оказался посёлком, в котором жили сосланные поляки. Русскими были только комендант, бухгалтер и его жена. Переводчицей стала медсестра Свирская. Работая там, я

слова из их языка.

С. А. Зонов. 1950-е гг.

Через 8 месяцев меня вызвали в райздрав и предложили работу заведующего больницей завода №4. Я сначала отказывался от этой должности, заявляя: ««Какой же я заведующий больницей, мне всего 19 лет «». Но заведующий рай- здравом меня пристыдил: ««На фронте девятнадцатилетние парни командуют батальонами, а ты больницы испугался «’».

Здесь для меня начиналось самое интересное — рассказ очевидца первых лет жизни нашего посёлка.

«Посёлок завода №4 располагался вблизи железнодорожной ветки. Деревянное здание больницы находилось в стороне от посёлка, почти в лесу. В нём располагались амбулатория, стационар, родильное отделение, изолятор с двумя палатами и кухня. Но не было ни водопровода, ни канализации, ни водяного отопления. Обслуживающий персонал состоял из двух фельдшеров, акушерки, двух медсестёр, двух санитарок, повара и прачки. Не было ни завхоза, ни счетовода. Все хозяйственные дела приходилось решать самому. За деньгами и медикаментами ходил за 20 км в райцентр — село Лойно. Дрова для отопления заготовляли и распиливали сотрудники больницы.

Я жил в одной из палат изолятора. С утра обходил больных в стационаре, затем вёл приём в амбулатории, а вечером выходил на вызовы к больным».

Семён Алексеевич начинает рассказывать истории, описанные в его книгах, и которые я уже знаю, но от этого мне не менее интересно:

«В моей медицинской практике были и радостные моменты и огорчения. Как-то за мной прибежала акушерка и сообщила, что умирает роженица. Войдя в родильную комнату, я увидел бледную, с синюшными губами, теряющую сознание женщину. Ребёнок родился, но не отошла плацента, у женщины открылось сильное кровотечение. Медлить было нельзя ни минуты. И я рискнул — первый раз в жизни сделал ручное отделение плаценты по всем правилам, как учили. Женщина была спасена.

Но помнится до сих пор и печальный случай. Мне позвонили с Посёлка первой очереди и сообщили, что мальчик лет 13 схватился за оборванный провод и потерял сознание. Я захватил с собой шприц и сердечные средства, побежал на место происшествия. Там увидел, что мальчика закапывают в землю, чем усугубляют его положение. Освободив его от земли, я сделал укол и стал пытаться толчками возобновить работу его сердца, затем долго делал искусственное дыхание. Иногда мне казалось, что лицо мальчика, освещённое солнцем, розовеет. Но всё было безрезультатно: вернуть жизнь мальчику так и не удалось».

Семён Алексеевич рассказывает этот случай с чувством глубокого сопереживания, с таким же чувством он говорит о депортированных немках:

«Особенно трудно стало, когда в посёлок привезли немцев с Поволжья, в основном женщин. Их посылали на тяжёлые работы — на разгрузку и доставку древесины в рубочную машину. А кормили очень плохо: 600 г хлеба, немного крупы и жиров, в столовой — похлёбка из ржаной муки да тушёная зелёная капуста на второе. Редко давали запеканку из яичного порошка. Через некоторое время многие стали дистрофиками.

Ко мне на приём приходило до 30 человек в день, нуждающимся я выписывал бюллетени. И сейчас вспоминаю жуткие картины: люди походили на живые трупы, у некоторых образовывалась водянка живота, распухали ноги, из трещин на коже сочилась вода.

Директор завода Станкевич не принимал никаких мер и только упрекал меня за большое количество освобождений. Спасло людей назначение нового директора — Антонова, который оказался порядочным человеком. По моей просьбе развернули дополнительный стационар на 20 мест. Вместо коек изготовили деревянные топчаны, из технической ткани и ваты пошили одеяла и подушки. Завод передал больнице талоны на усиленное дополнительное питание. Мы начали отбирать тяжелобольных дистрофией, держали их в больнице один, а то и два месяца, усиленно кормили. Многие немки были спасены, но не все.

Трудно, конечно, сейчас поверить, что при скудных, но всё же готовящихся обедах для больных, я всё время был полуголодные. Правда, было несколько случаев, когда для больницы дополнительно отпускали мешок мякины для приготовления киселей и зелёных капустных листьев, оставшихся после уборки урожая с подсобного хозяйства. Вот тогда я варил себе кисель и похлёбку с капустой».

Грустные мысли не хотят отпускать бывшего доктора, и он продолжает:

«Ещё помню, какая тяжёлая обстановка сложилась при массовом заболевании детей корью. Ею заболели десятки ребятишек и часто с осложнениями — воспаление лёгких и бронхит. А ведь в то время пенициллиновых препаратов не было. Всё лечение в основном сводилось к постановке банок, горчичников, компрессов да приготовлению отваров и настоек».

Чтобы хоть как-то отвлечь от невесёлых мыслей, спрашиваю о курьёзных случаях, которые имеются в практике любого врача. И Семён Алексеевич заметно оживляется:

«Ко мне приезжали и из района. Управляющий районным отделением Госбанка попросил удалить больной зуб. А так как обезболивающих средств не нашлось, пришлось налить ему полстакана спирта, после чего зуб был легко удалён.

Помню, заболел заведующий подсобным хозяйством, китаец по национальности. Он умел выращивать хорошие урожаи огурцов и помидоров. Придя к нему на квартиру, я сказал: ««Здравствуй, Иван Иванович «». Так его звали по-русски. Он же лукаво ответил: ««Меня зовут Иван Иванович только летом, когда есть овощи, а зимой я просто Китаец «».

До сих пор помнит Семён Алексеевич, какую большую письменную благодарность оставил коллективу больницы пожилой человек с редкой фамилией Абезгуз, поступивший в тяжелейшем состоянии с двусторонней пневмонией при наличии порока сердца: «Мы сутками от него не отходили и смогли спасти. Больной поправился».

К этому времени я уже была знакома с личным делом начальника ОКСа Александра Михайловича Абезгуза. Историю его жизни не назовёшь рядовой. Он родился в 1882 году в Одессе. В 1902 г. за активное участие в студенческом движении был исключён из университета родного города без права поступления в высшие учебные заведения России. Был вынужден для продолжения обучения уехать за границу. В 1909 г. окончил политехнический институт города Мюнхена и вернулся дипломированным инженером-электриком. Знал три языка — французский, английский и немецкий. На родине получил ещё одно образование и стал директором заводов по производству огнеупорного кирпича. Изучал опыт этого производства в Германии и Швеции. Его автобиография написана настолько подробно, что была бы настоящей находкой для потомков.

Не могла я не спросить и о людях, чьи истории собирала буквально по крупицам. И если о двух директорах я уже услышала отзывы, то теперь мне хотелось узнать о главном инженере — Б. О. Гиллере, тем более что в книге Семёна Алексеевича эта фамилия упоминается. По выражению лица, на котором появляется еле заметная улыбка, понимаю, что услышу сейчас только хорошее:

«Хорошо его помню. Добродушный, весёлый и остроумный был человек. Я любил заходить к нему, когда приходил в контору. Его кабинет располагался напротив директорского. Всегда пошутит, подбодрит. А ещё очень культурный. У него я впервые попробовал варенье из розетки. Он налил чай мне, себе и каждому поставил розетку с вареньем».

Семёна Алексеевича несут волны памяти, и он называет фамилии руководителей разного уровня и простых рабочих, которые оставили приятный след в его душе.

Вопрос о преемнике, Павле Александровиче Вишневском, открывает для беседы новую тему — лагерные врачи:

«В работе на четвёртом заводе мне помогало то обстоятельство, что недалеко от посёлка завода находился санотдел Вятлага. Я установил хорошие отношения с его работниками, при тяжёлых случаях звонил в санотдел, и к нам на консультацию высылали врача из заключённых. Помню прекрасных специалистов — хирурга Утцель Михаила Эдуардовича, терапевта Вишневского Павла Александровича. Заключённые врачи просили меня вызывать их чаще, так как у меня чувствовали себя свободно».

Семён Алексеевич признаётся, что и у него в те годы были моменты, когда он сам был на волосок от лагеря. Однажды чуть не поплатился за шуточное гадание, которому научился от поляков в Скачке. Имевшее везде уши НКВД отреагировало вызовом на ковёр и строгим внушением. Вовремя уволенный нечистый на руку завхоз также позволил избежать серьёзных проблем. По-настоящему в трудной ситуации врач оказался, когда должен был выбрать, отказать серьёзному человеку или нарушить закон, сделав аборт его любовнице. И сейчас он с гордостью говорит, что смог отказать, хотя врачи из санотдела Вятлага подсказывали, как можно всё «обставить».

Работая заведующим больницей, Семён Алексеевич был занят настолько, что, даже будучи заядлым рыбаком, ни разу не сходил на образовавшийся после строительства плотины пруд. Три года, проведённых в упорной борьбе за жизнь и здоровье служащих завода №4, помогли Семёну Алексеевичу осознать, что медицина — это его призвание. Он решил получить высшее медицинское образование. Но тут в дело вмешалась судьба. В Ленинградскую военно-морскую медицинскую академию, эвакуированную в то время в Киров, его не приняли по состоянию здоровья, а имея приглашение в Харьковский мединститут, он не смог выехать туда из-за отсутствия средств.

У Семёна Алексеевича большой партийный стаж, солидный послужной список. А начало его карьеры всё там же — на заводе №4. В ноябре 1943 г. молодого фельдшера приняли в члены ВКП (б). В это время произошли перемены и в его личной жизни:

«На танцах я познакомился с девушкой из Кирова, вскоре мы стали жить вместе, родился сын. В его паспорте, в графе ««Место рождения «», указано — завод №4. Друзья, узнав об этом факте, подшучивали над ним, говорили: ««Ты серийного производства»».

Видимо, заметив организаторские способности заводского фельдшера, руководство района в 1945 г. назначает его заведующим Кайским райздравом:

«В районе было 5 больниц, 15 фельдшерско-акушерских пунктов, санэпидстанция. Я занимался подбором кадров, решением хозяйственных вопросов, проведением профилактических мероприятий, анализом заболеваемости, рождаемости и другими отчётами. Во врачебные функции уже не вмешивался».

С этого момента в жизни Семёна Алексеевича Зонова начинается этап, который плавно отдаляет его от медицины и приводит в ряды партийных руководителей, где он за первые 10 лет, начав с должности пропагандиста Кайского райисполкома, вырастает до первого секретаря Верховинского райкома27. Вся дальнейшая жизнь этого человека связана с партией.

Привычка к активной общественной жизни настолько сильна в этом человеке, что даже находясь на заслуженном отдыхе, он нашёл себе полезную деятельность — окунулся в краеведческую работу. Вот и сейчас занят написанием очередной книги о прошлом.

Подводя итог нашей встрече, я задаю вопрос о том, какой след оставил в душе Семёна Алексеевича наш посёлок? Предвидя ответ, не ошибаюсь. Семён Алексеевич, начинает шутливо: «Огромный след, я ««небось «» да ««калды «» перестал говорить». Мы с ним смеёмся, вспоминая его деревенское происхождение. И уже совсем другим голосом он продолжает:

«Завод №4 — это начало моей самостоятельной жизни. Здесь я приобрёл и большую медицинскую практику, и практику административной деятельности, вступил в партию, общался с умнейшими людьми, познал, что такое рабочий класс и что такое патриотизм».

Последнее слово вновь переносит его в прошлое:

«Ведь во время войны, несмотря на тяжёлый труд на заводе и недоедание, молодые люди принимали участие в субботниках — выгружали и загружали вагоны, пилили и кололи дрова для школы, вечерами ходили в клуб, где слушали беседы о положении дел на фронте и даже ставили спектакли. И ни у кого не было ни малейшего сомнения, что мы победим!»

За чаем мы продолжаем беседу, но теперь рассказываю я о судьбе завода №4, о своём посёлке, о больнице у леса.

Обратный путь. И снова ничего не мешает моим мыслям. Совсем по-другому смотрю на послужной лист этого человека: теперь за датами я вижу события и поступки. Разговор получился откровенным. Многое из того, что рассказал Семён Алексеевич, я не смогу написать. Слишком уж личное. На ум приходит известная русская пословица: «Жизнь прожить — не поле перейти»28.

Идеальный доктор

Очень тёплые воспоминания оставил у жителей посёлка один из первых врачей нашей больницы Павел Александрович Вишневский. «Очень хороший врач», «замечательный», «идеальный доктор» — вот такие характеристики до сих пор звучат из уст людей, которые его помнят или знают по рассказам старожилов. Каким же нужно быть человеком, чтобы заслужить подобные слова?

Павел Александрович Вишневский родился в семье священника небольшого прихода Костромской губернии в 1895 году. В 1922 г. женился. Галина Евгеньевна, старшая из 11 детей в семье купца Шустова, была на 9 лет моложе мужа. Первое время они жили у неё на родине в г. Ветлуга. Там же родился их сын Сергей. Через пять лет на свет появилась дочь Елена. В 1928 г. Павел Александрович Вишневский окончил Пермский университет. Дипломированный врач-окулист продолжил работать в Нижегородском крае. «‘«Бывший кремлёвский врач»»… Ну какая ерунда, он всю жизнь по деревням и сёлам», — так отреагировал его внук Николай на ошибочную информацию в Интернете о своём деде.

В печально знаменитом 1937 г. доктор Вишневский со своей семьёй жил в селе Заветлужье. Однажды друг-прокурор вызвал его к себе и прямо сказал: «Больше брать некого, твоя очередь». И как бы дико ни звучали сейчас эти слова, тогда это стало основанием для обвинения в планировании подрыва моста и последующего заключения в лагерь на 10 лет по статье 58 (пункт 10).

Отбывать наказание врача Вишневского отправили в Вятлаг на лагпункт №4, который считался санитарным городком. Работая врачом, он лечил всех, от заключённых до начальников. Через пять лет его перевели на вольное поселение, а с 1946 г. он стал заведовать больницей нашего посёлка. По воспоминаниям его жены Галины Евгеньевны, в лагере он спас многих заключённых: помещал ослабленных в больницу и подкармливал. Тем

Больница. 1950-е гг.

Коллектив больницы. 1953 г.

самым она подтверждает строки из книги В. Бердинских «Вят- лаг-60»: «Часто, очень часто врачи стремились дать отдохнуть работягам-доходягам перед отправкой их на повал, если видели, что выписываемый обратно „„дойдёт до ручки““. Ему прописывали повторное лечение в стационаре или санчастях при лагерных пунктах».

Семья Вишневских прожила в нашем посёлке более десяти лет. Павел Александрович восстанавливал здоровье служащих завода, Галина Евгеньевна учила детей в младших классах. Их дочь вышла здесь замуж и родила сыновей. Врач-окулист Вишневский лечил разные болезни, оперировал и выполнял функции скорой помощи. Многие не только считают, что это был хороший специалист, но и утверждают, что он не раз спасал от смерти: «Мама благодаря ему осталась жива. До конца дней вспоминала его с благодарностью», «Про врача Вишневского помню и знаю со слов матери. Он меня с того света поднял, очень был хороший врач!»

До сих пор рассказывают и забавные истории, связанные с ним и его пациентами. Однажды к нему на приём с жалобой на плохое зрение пришёл мужчина: «Что-то через эти очки я плохо вижу, наверное, надо другие выписать». Павел Александрович, взглянув на затёртые стёкла очков, произнёс: «Дайте, я их посмотрю». Вышел с ними в другой кабинет, где очки хорошенько протёр, затем вынес их и протянул пациенту: «Примерьте эти». «О, вот такие очки мне подходят, в них я всё вижу», — обрадовался мужчина.

Два друга: П. А. Вишневский и Э. И. Кальмбах

Иногда к Павлу Александровичу из Лесного приезжал друг Эдуард Иванович Кальмбах, с которым когда-то они вместе работали в лагерной больнице. Благодаря тому, что этого врача, перечисляя заслуженных «сидельцев» Вятлага, упоминают в своих работах разные авторы, известно следующее: Эдуард Иванович Кальмбах, уроженец Ростова-на-Дону, 1919 г. р., врач-хирург, кандидат медицинских на-ук, находился на спецпоселении при лагере.

Старожилы посёлка его тоже помнят: «А ещё был врач, он, по-моему, приезжал с Лесного, фамилия Калимбах (может, есть ошибка в написании). Он тоже поднимал людей из сложных ситуаций». Эдуард Иванович, вероятно, помогал Павлу Александровичу в особо сложных случаях. Видимо, в один из таких приездов они и сфотографировались около больницы.

В воспоминаниях людей Павел Александрович остался очень требовательным и серьёзным руководителем. Работа больницы была чётко отлажена. Медицинская помощь оказывалась в любой момент. Медсёстры и санитарки знали, что Павел Александрович может прийти проверить больницу даже ночью, поэтому частенько посматривали на окна его квартиры, ожидая, когда же

Коллектив больницы. 1950-е гг.

потухнет свет. В больнице была стерильная чистота, а больной помещался в стационар только после мытья в ванне.

Врач Вишневский запомнился людям и своими добрыми общественными делами. Например, это он посадил тополя около только что построенной амбулатории. Екатерина Ефимова, уроженка Созимского, которой в то время было 10 лет, вспоминает:

«Я жила напротив амбулатории в квартире на первом этаже. Однажды к амбулатории приехал Павел Александрович Вишневский — главный наш врач. Он приехал на ««козлике ”- так называли мы легковушку. Выгрузил из неё вязанку длинных веток. Вокруг амбулатории было голое место, поросшее травой. Он сам заострил топором колышек и стал делать им углубления, в которые вставлял эти веточки. В это время около него собрались все ребятишки, игравшие возле дома, человек семь. Пал Алексаныч, так все его называли, объяснил, что это тополя и что они быстро приживаются и растут. Мы стали ему помогать. В последующие дни вокруг поставили небольшой забор. Вот так появились эти тополя, около амбулатории и очень красивой водонапорной башни. Сейчас уже нет ни амбулатории, ни башни. Лишь тополя становятся всё выше и выше».

Большую часть времени Павел Александрович уделял своей любимой работе, но были у него и увлечения. «Главный наш врач» был заядлым рыбаком, в его семейном архиве сохранилась фотография, где Павел Александрович со своим другом Кальмбахом рыбачат на нашем пруду. А ещё врач Вишневский очень много фотографировал. На снимках, сделанных им, коллективы больницы и школы, здания, друзья и, конечно, семья. Благодаря этому сейчас мы можем наглядно представить, каким был посёлок и его жители 60 лет назад.

Павел Александрович и Галина Евгеньевна Вишневские

В 1955 г Президиум Костромского облсуда отменил постановление бывшей тройки УНКВД Горьковской области от 20 ноября 1937 года. Доктор Вишневский был реабилитирован. Хотя и с большим опозданием, справедливость восторжествовала.

Но кроме вымышленного обвинения и реального срока, семья Вишневских пережила ещё одну трагедию. Добровольцем ушёл на фронт и не вернулся единственный сын Сергей. Только 66 лет спустя выяснилось, что он умер в концлагере 31 января 1942 года и похоронен в братской могиле города Оулу в Финляндии. К сожаленью, о его судьбе так и не узнали ни Павел Александрович с женой, ни их дочь Елена. Быть может, и дружба двух врачей не случайна, ведь Эдуард Кальмбах был ровесником Сергея Вишневского.

В 1958 г. супружеская пара Вишневских переехала к семье дочери в Эстонию. На новом месте они прожили всего полгода: Павел Александрович получил из Кирова письмо с просьбой вернуться и снова стать заведующим больницей. Они согласились, переехали, но надолго обосноваться в Кировской области не пришлось. В 1960 г. врача Вишневского не стало. Земной путь этого замечательного человека закончился там, где раньше он спасал жизни других. Павел Александрович умер в Кирове на операционном столе. Его жена вернулась к дочери в Эстонию и проработала в школе до 1966 г., получив звание «Заслуженный учитель Эстонской ССР».

В нашем посёлке о Павле Александровиче Вишневском помнили всегда, добрые слова о нём переходили из поколения в поколение. Но так как они содержали совсем мало информации и сводились в основном к тому, что это «очень хороший врач», их было трудно оформить в рассказ. Такая возможность появилась, когда Николай Клюско, внук Павла Александровича, отправил письмо с рассказом о супружеской паре Вишневских и большое количество фотографий.29

Из истории Созимской школы №1

Говорят, нет школы — нет и посёлка. Можно сказать по-другому: появляется посёлок — появляется и школа. Так начинается и история школы в посёлке Созимский.

В 1938—1939 годах для нужд оборонной промышленности на берегу реки Малый Созим силами заключённых возводят целлюлозный завод. Построенному в короткий срок предприятию требовались рабочие руки. На завод командировали рабочих с бумажных фабрик, вербовали людей из окрестных деревень. Многие ехали надолго, а кто-то, в поисках лучшей жизни, навсегда, поэтому перебирались на новое место целыми семьями.

В 1939 г. под школу было оборудовано здание только что построенного магазина. Открытие, как и положено, состоялось 1 сентября. Это была начальная школа, состоящая из двух классных комнат: в одной учились 1-й и 3-й классы, а в другой — 2-й и 4-й классы. Первые учителя — Клавдия Лаврентьевна Сивкова (Бушман) и Серафима Васильевна Перминова. Чуть позже приехали Анна Александровна Рычкова, Зоя Филипповна Новосёлова, Мария Степановна Харитонова. В школе обучалось 80 человек.

В 1940 г. начали возводить Посёлок второй очереди — сейчас это район, именуемый народом «Плотина». Одновременно с жилыми домами строили социальные объекты — больницу, ясли и двухэтажную школу. Здание школы было исполнено по типовому проекту (НКП РСФСР №2085 17 архив 19-XII 1939 г. на 280 человек. НКЛП «Ленгоспроектстрой СССР. Объект «Жилпосёлок» ГУЛАГА НКВД). Но война помешала начать в нём обучение. Школу перевели из здания магазина в здание яслей. Здание школы занял ОЛП №3, в дальнейшем туда поселили мобилизованных немцев.

Здание яслей было не более удобным для обучения детей, чем здание магазина. Учеников с приездом эвакуированных становилось всё больше. Четыре класса занимали все комнаты и вестибюль, негде было проводить перемены. Кроме тесноты, в работе школы было много других трудностей. Из-за нехватки бумаги тетради и журналы учителей были самодельными. Их делали из толстой серой бумаги, которая использовалась для упаковки целлюлозы, затем разлиновывали. Самодельными были и чернила, которые ребята делали из сажи и свёклы. Чернила из сажи быстро свёртывались, поэтому их приходилось наводить почти каждый день. Учебников не хватало, по одному учебнику занималось 5—6 детей.

В 1946 г. школе возвратили её здание, правда, только второй этаж, на первом этаже разместили ясли и детский сад. Начальную школу преобразовали в Малосозимскую семилетнюю. Директором была назначена Анфиса Алексеевна Бочина.

Июнь и август 1946 г. были напряжёнными месяцами работы учителей по оформлению школы. Первого сентября учени-

Коллектив учителей школы. 1947 г.

ки пришли в новую, светлую и просторную, школу. В этом году самыми старшими были шестиклассники. Первый выпуск семиклассников, десять человек, состоялся только в 1948 году.

В 1946 г. приехала и учитель начальных классов Галина Евгеньевна Вишневская, жена врача П. А. Вишневского. Она работала в Созимской школе до конца 1950-х годов. «Потрясающая учительница и человек. Рукодельница. Что только ни делали мы на уроках труда. Огромное количество пособий сделаны её руками за все годы», — так написал о ней её внук Николай. Можно отметить, что обо всех учителях начальных классов тех лет — Е. С. Кузовлевой, Г. Е. Вишневской, К. А. Ситниковой — остались очень хорошие воспоминания. Все отмечают, что это были добрые, чуткие люди, любящие свою работу и детей.

В 1949/1950 учебном году в школу прибывают новые учителя: Тамара Ивановна Новосёлова, семейная пара — Николай Андреевич и Евдокия Семёновна Кузовлевы, Анна Григорьевна

Коллектив учителей Созимской средней школы. Начало 1950-х гг

Наймушина. К этому времени школа занимает практически всё здание, кабинеты хорошо оборудованы. В 1950 г. был большой выпуск. В основном выпускники пошли работать, лишь некоторые продолжили учиться дальше.

В 1950/1951 учебном году школа заняла всё здание. Появляется два седьмых класса. В 7-а классным руководителем была Т. И. Новосёлова, в 7-б — А. Г. Наймушина. Впервые были приобретены физические приборы, которые умещались в один шкаф. В одном шкафу помещались и все библиотечные книги. В школе всегда было чисто, несмотря на то, что полы не были покрашены. Во всех классах висели белые выстроченные шторы. Было уютно, много цветов. Самый большой класс отдали под спортивный зал. Весной 1951 г. около школы разбили цветник и посадили деревья. В школе не было старшей вожатой, не было пионерской комнаты. Старшие ребята были активными помощниками учителей. Так, пионеры 5—7 классов шефствовали над октябрятами 1—2 классов. Шили октябрятские звёздочки, разучивали стихи, песни, танцы.

В 1952 г. школа была преобразована в Созимскую среднюю школу, открылся 8-й класс. Приехала новый учитель — Лидия Михайловна Филатова, филолог. Появились библиотека и буфет. Старшей пионервожатой была назначена бывшая ученица школы Рита Якимова. Оформляется пионерская комната: куплены знамя, горн, барабан, отрядные флажки. Стали проводиться отрядные, дружинные сборы.

В 1953 г. начальную школу переводят в здание, где сейчас находится магазин №2. Пополнение происходит и среди педагогов, и среди учеников. Приехали учитель химии Анна Ивановна Утёмова и пионервожатая Нина Яковлевна Христолюбова, прибыли ребята из деревни Засухино. Детей разместили в интернате, ныне это дом напротив пекарни, половину этого здания занимали учителя.

В год 80-летия Созимской школы в газете «Прикамская новь» были опубликованы воспоминания Нины Яковлевны Широниной (Христолюбовой) о годах, проведённых в нашем посёлке:

«2 октября 1953 года Нина Яковлевна по направлению обкома ВЛКСМ и Кировского облоно отправилась работать пионервожатой в с. Лойно. Где это село, как найти школу, она и представить не могла. Ехала мимо сёл и деревень, пристально вглядываясь в окна вагона поезда. Думала: «Вот на какой

Здание начальной школы. 1950-е гг

станции увижу школьников, идущих в школу, тут и выйду». Так и произошло. Ребята помогли донести до школы немногочисленные пожитки. И только в беседе с директором выяснилось, что девушка оказалась не в Лойнской, а в Созимской школе, где ей и предложили остаться, ведь место старшей пионерской вожатой было свободно и обученный специалист был очень нужен. Девушка согласилась. Ей тут же выделили жильё на краю посёлка, но это место ей показалось страшным, ведь рядом болота, лес, а мимо дома проходят какие-то люди в чёрной рабочей одежде. Она тогда подумала, что это заключённые, хотя на самом деле это были обычные рабочие с завода. Что только не покажется с перепугу двадцатилетней девушке. Испугавшейся Нине Христолюбовой, которая тут же с чемоданами прибежала обратно к директору в школу, дали другую комнату в коммунальной квартире с печным отоплением, где она познакомилась с молодой учительницей Полиной Гончаровой, с которой их на всю жизнь связала дружба.

Работа девушке пришлась по душе. В 1955 г. директором школы стал прибывший в посёлок с семьёй Дмитрий Ефре-

Ученики Созимской школы. Учитель Г. Е. Вишневская. 1956 г.

Коллектив учителей Созимской школы. Середина 1950-х гг.

мович Новиков. «Это был душа-человек, — вспоминает Нина Яковлевна. — Благодаря его уму и доброжелательности и коллектив педагогов был сплочённым». В 1956 году, летом, Нина Яковлевна уволилась из Созимской школы: она вышла замуж, и молодая семья Широниных переехала на постоянное место жительства в Кирс. Но целых семь лет она не могла привыкнуть к новому месту. Несмотря на то, что с мужем они построили дом, в семье появились дети, душа тянулась обратно в Созимскую школу» 30 .

Посёлок рос, и в школе уже не хватало мест. Здесь же учились дети из леспромхоза и железнодорожного Нырмыча. Поэтому в 1956 г. было решено открыть на базе школы вечернее отделение. В эти годы она работала в три смены (закрывалась около 24:00).

В 1960-е и 1970-е годы учеников дневного и вечернего отделений в школе насчитывалось уже около 1300, а самый большой выпуск состоялся в 1976 г. — 59 учеников! Эти годы, наверное, были самыми бурными: рост населения, рост производства, в школах по несколько параллельных классов. Самые активные — комсомольцы, они были впереди всех в учёбе, работе и отдыхе. Учащиеся с удовольствием принимали участие в художественной самодеятельности — вечера, КВНы, различные концерты к знаменательным датам. Активно работали различные объединения по интересам: кружок литературного чтения, кукольный кружок, кружки вязания крючком, вышивки.

На протяжении всех лет существования школы в ней работали специалисты, которые приезжали в посёлок по распределению. Многие учителя остались и проработали в школе долгие годы, получили почётное звание «Ветеран труда». Среди них учитель русского языка и литературы Лидия Михайловна Филатова, её педагогический стаж 51 год, учитель химии Анна Ивановна Утё- мова, учитель математики Анна Григорьевна Наймушина, учитель географии Лидия Ивановна Цельцова, учитель биологии Тамара Захаровна Пашкина, учитель русского языка и литературы Нина Сергеевна Фомина, учитель начальных классов Елена Ивановна Ершова. Долгие годы в школьной библиотеке работала Галина Васильевна Павлова.

Первые директора школы

Бочина Анфиса Алексеевна

Директор Малосозимской семилетней школы и Созимской средней школы с 1946-го по 1955 год. Можно сказать, первый директор школы в пос. Созимский. Муж Анфисы Алексеевны служил начальником лагпункта №4. Жили они по месту его службы, в соседнем посёлке, поэтому каждый день ей приходилось добираться до работы на лошади. С ней в школе работала и её дочь — Людмила Григорьевна, учитель русского языка и литературы, которая проживала в посёлке. Под руководством А. А. Бочиной происходило превращение двухэтажного здания в школу: обустраивались кабинеты, приобреталось необходимое оборудование, началось озеленение пришкольной территории. Её работа

Семья Анфисы Алексеевны Бочиной. 1950-е гг

в должности директора закончилась в связи с переводом её мужа в Киров.

Новиков Дмитрий Ефремович

Директор школы с 1955-го по 1963 год. Дмитрий Ефремович — уроженец деревни Майбурово Кайского района. Он вспоминал: «Я окончил в 1953 году Краснодарский институт. В военные годы был под Киевом. Демобилизован в 1945 году. В боях не участвовал из-за плохого зрения». Был награждён медалями «За боевые заслуги» и «За победу над Германией». При Дмитрии Ефремовиче в школе был построен спортзал, вот как он писал об этом: «На спортзал заработали сами. И в течение года нам стали отпускать лес». В годы его руководства количество учащихся увеличилось до 800 и более человек. Было по три пятых класса, учились в две смены. «Сами заготовляли дрова, высаживали деревья, озеленяли посёлок», — рассказывал Дмитрий Ефремович. После работы в школе занимал должность председателя поселкового совета. Он прожил долгую жизнь. Его дети Сергей Дмитриевич и Лидия Дмитриевна пошли по стопам отца. Сергей Дмитриевич — учитель истории и директор школы в пос. Светлополянск, Лидия Дмитриевна преподавала иностранный язык в одном из институтов города Пятигорска.

Филиппов Георгий Фёдорович

Директор школы с 1965-го по 1969 год. Уроженец деревни Башково, что неподалёку от села Пушья. Педагогическую деятельность начал в селе Кай. С отличием окончил заочное отделение Кировского педагогического института. В Созимской средней школе с 1957 года, преподавал русский язык и литературу. Георгий Фёдорович — участник Великой Отечественной войны. Награждён медалями и орденом Красной Звезды. Вот строки из выписки к награде:

«Лейтенант Филиппов в наступательных боях с 19 июня 1944 года показал мужество, отвагу и подлинный героизм. Товарищ Филиппов, двигаясь с разведгруппой, вплотную подходил к противнику, корректируя огонь наших батарей. Под сильным артиллерийским и пулемётным огнём противника лейтенант Филиппов руководил и обеспечивал связью батарею и наблюдателей. Благодаря его находчивости и точной корректировке были отбиты контратаки противника, а также за трёхдневный срок орудия лейтенанта Филиппова подавили и уничтожили 8 огневых точек противника, рассеяно и уничтожено до 35—40 финнов. За мужество и бесстрашие в бою лейтенант Филиппов достоин награждения орденом Красной Звезды».

Воспоминания о войне и другие мысли Георгий Фёдорович излагал на бумаге — писал статьи в газеты «Прикамская новь», «Кировская правда» и «Известия», а также в журнал «Новый мир». Очень любил книги, много читал и имел большую библиотеку. В годы его директорства школа участвовала в районных смотрах художественной самодеятельности и всегда занимала призовые места. Это была его стезя, он хорошо читал стихи, особенно ему удавался Маяковский. На досуге увлекался рыбалкой, наверное, поэтому любимым местом отдыха был пруд. В 1969 г. переехал вместе с семьёй в Сыктывкар, где работал сначала директором школы, но потом стал много болеть и перешёл в ГПТУ преподавателем.

Демидик Эльза Романовна

Директор школы с 1969-го по 1978 год. Несмотря на то, что Эльзы Романовны давно уже нет в посёлке, её до сих пор помнят. И не просто помнят, а часто приводят в пример как образец настоящего педагога.

Она родилась 27 января 1919 года в селе Хеленовка на Украине. Её отец был председателем колхоза. Как старшую дочь и самую способную он отправил её учиться в город Энгельс в учительский институт. Но в 1938 г. отец был арестован и расстрелян как немецкий шпион. Эльза Романовна не отреклась от отца, поэтому её исключили из института и послали работать в немецкую школу.

После издания указа Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» от 28 августа 1941 г. Эльза Романовна была депортирована. Совсем молоденькой она попала на Алтай, а оттуда — в Кайский район на

Семья Эльзы Романовны Демидик. 1968 г.

лесоповал. В должности бригадира руководила военнопленными. В 1946 г. после рождения дочери ей было разрешено поселиться в посёлке, где она и начала свою педагогическую деятельность учителем биологии, химии и немецкого языка. Уже будучи матерью четверых детей, она поступила в Кировский педагогический институт на заочное отделение, которое успешно окончила.

Эльза Романовна была строгим, требовательным, справедливым педагогом и директором, умела замечать любую ложь. Особое внимание уделяла трудным детям и была счастлива, когда получала письма от них, узнавала, что они встали на ноги. Много работала с родителями: она считала, что семья играет огромную роль в становлении человека. Серьёзное внимание уделяла коллективу, была убеждена, что только здоровый педагогический коллектив может правильно воспитать детей. Была хорошим хозяйственником, быстро реагировала на неполадки, умела находить помощников. Во время её директорства был сделан капитальный ремонт школьного здания. В благоустройство школы большой вклад внёс и муж Эльзы Романовны — Дмитрий Дмитриевич Демидик. С его помощью в школу было проведено отопление. Заготавливать дрова и топить печи наконец перестали. Гордостью Эльзы Романовны был пришкольный участок, который она превратила в школьный сад. Здесь росли разные деревья и кустарники, красиво цвели яблони, было много черноплодной рябины. Сад был и перед её домом, наверное, это дань памяти далёкой родине.

Школа была для неё и семьёй, и любовью. Всю жизнь Эльза Романовна следовала принципам и прививала их ученикам: уважать себя, тогда и другие будут к тебе с уважением относиться, не унижаться и не унижать других, не унывать. «Мама была учителем по призванию, по зову души», — так написала её дочь Валентина. У Эльзы Романовны четверо детей, все получили высшее образование и многого добились. В 1996 г. она переехала к дочери в Германию, где умерла в 2008 году в возрасте 89 лет31.

Клетки с канарейками

В июне 1940 г. Главное управление целлюлозной промышленности утвердило главным бухгалтером завода №4 Ануфрия Ивановича Зверева. В его автобиографии удивил факт свободного владения французским и немецким языками, и, зная то время, насторажила запись о проживании с 1911-го по 1916 год за границей. Совсем другой факт заинтересовал начальника спецотдела завода №4. Он написал докладную уполномоченному оперативно-чекистского отдела при Вятлаге: «А. И. Зверев за что-то отбывал тюремное заключение в г. Чита. Свой арест Зверев в анкете не отразил». Запрос был отправлен менее чем через неделю после приезда Зверева на завод. Какая-либо информация о дальнейшей судьбе этого человека в личном деле отсутствует.

Поиск на специальных сайтах дал результат и подтвердил мои догадки. Дальнейшая судьба человека с таким «багажом» не отличается от большинства судеб того времени. 31 марта 1942 года по ст. 5832 п. 10 УК РСФСР Кировский облсуд вынес А. И. Звереву приговор — высшая мера наказания, которая впоследствии была заменена на 10 лет лишения свободы. Значит, немного поработать Ануфрию Ивановичу всё-таки дали. Объединив данные из Архива Гражданской войны и Книги памяти Восточного Забайкалья, удалось узнать новые сведения, в том числе и причину первого заключения:

«Зверев Ануфрий Иванович. Родился в 1885 году в городе Екатеринослав Екатеринославской губернии. Служил в Белой армии. Офицер. В Вооружённых силах юга России до эвакуации Крыма. Взят в плен. 8 декабря 1920 направлен в Рязанский концлагерь. С 20 декабря 1920 в лагере, в феврале 1922 освобождён. Работал в конторе теплосиловых установок, бухгалтер-экономист. Арестован 10 апреля 1938 г. в Чите. Дело по ст. 58—1а УК РСФСР прекращено 22 июля 1939 года, освобождён. Жена Мария Андреевна».

Мысли о том, что же послужило основой для нового обвинения, заставили меня обратиться в архив УМВД. Следственное дело дополнило данные о дореволюционной жизни Ануфрия Ивановича:

«В 1912 году по совету своего старшего брата, горного инженера Зверева Акима Ивановича, я поехал учиться в коммерческий институт в Бельгию, где пробыл до 1914 года. Затем совместно с двумя товарищами обратился в бельгийскую армию, но иностранцев в бельгийскую армию брать нельзя. Направились пешком во Францию. Придя во Францию, вступили добровольцами в их армию».

Во французской армии Ануфрий Иванович прошёл путь от рядового до лейтенанта, заслужив за участие в боевых действиях два креста «Круа де Гер». В 1916 г. он по требованию царского правительства был направлен в Россию, где не прошёл медкомиссию и вышел в отставку. В гражданскую войну, судя по документам, примкнул к белым.

Теперь о причинах для нового обвинения. Четыре свидетеля привели факты, которые впоследствии стали основой для обвинения в том, что «А. И. Зверев, работая на особом заводе №4 Наркобумпрома СССР в должности главного бухгалтера и будучи враждебно настроен к ВКП (б) и Советскому правительству, систематически среди рабочих и служащих проводил контрреволюционную пораженческую и клеветническую агитацию в отношении Советского Союза в войне с Фашистской Германией».

Все свидетели были из близкого окружения Ануфрия Ивановича. Один на тот момент являлся заключённым, другие ранее были судимы. В Вятлаг они попали с разными статьями, в том числе и с 58-й.

Большинство обвинений строилось на высказываниях на тему войны. Сначала клеветническую и пораженческую агитацию находили в словах о неизбежности войны: «А всё-таки должна быть скоро война между Германией и Советским Союзом, и в этой войне Советский Союз потерпит поражение». А затем в словах об удручающем положении на фронте: «То, что пишут в газетах и передают по радио, есть брехня. Сейчас нет нигде правды. На самом деле военные действия проходят у нас плохо. Красная армия терпит поражение от немецких войск», «Дальнейшие неудачи приведут к революции в СССР», «Партизанская война приучит народ к самостоятельности и легко перейдёт в гражданскую войну». Слова о газетах и радио были, якобы сказаны им в сентябре 1941 года.

Припомнили и высказывания Зверева о прошлом: «Ябыл офицером Французской армии и дважды был награждён орденом за боевые отличия. Были времена, эти ордена ценили и признавали, они были в почёте. Потом их признавать не стали, но опять скоро придёт время, когда они будут в почёте».

Наказали его и за сарказм. В таком духе Ануфрий Иванович высказался на тему о возможном освобождении заключённых из лагерей: «Освобождение заключённых из лагерей — мероприятие хорошее, а то Советская власть развела столько лагерей, что куда ни плюнь обязательно попадёшь в лагерь». А также припомнили случай с портретами: «Когда в бухгалтерии кто- то из сотрудников предложил повесить портреты руководителей ВКП (б) и Советского правительства, то Зверев с иронией заявил, что с ними ещё нужно повесить клетки с канарейками, тогда будет совсем хорошо».

Несмотря на все свидетельства, виновным себя Ануфрий Иванович не признал: «Контрреволюционной и пораженческой агитацией я никогда не занимался». Некоторые показания он отрицал полностью, у некоторых отрицал выводы. Но всё-таки «был изобличён показаниями свидетелей и очными ставками».

И сейчас становится не по себе, когда в приговоре суда видишь слово «расстрел». Заменить расстрел на 10 лет лагерей и тем самым сохранить на какое-то время свою жизнь Ануфрию Ивановичу помогла написанная им жалоба:

«В вину мне по приговору ставится то, что, работая на особом заводе №4, среди рабочих и служащих систематически проводил к [онтр] -р [еволюционную] агитацию пораженческого характера. В действительности же я никогда никакой пораженческой агитации не проводил и виновность свою в этой части отрицаю. Свидетели передавали в своих показаниях неправильные разговоры, так, товарищ К. — разговор, имевший место в апреле-мае, и получился явный абсурд. Я говорил, что война с Германией неизбежна, о результате я не говорил ничего, кто победит было добавлено К. Со свидетелем Н. я говорил, что газеты для сохранения тайны не пишут о реальном положении на фронте, и совершенно не говорил, что в газетах пишут неправду. Эта фраза была записана в протокол через 3 месяца. В настоящий момент мне 57 лет, сам я являюсь трудящимся, до дня моего ареста свыше 30 лет я работал в разных организациях, выполнял ответственную работу и никаким замечаниям и взысканиям не подвергался. Сын мой находится в действующей армии на западном фронте в бронетанковой части с начала объявления войны».

Удалось ли пережить десять лет лагерей глубоко больному человеку (на момент ареста он был инвалидом 1-й группы), к тому же осуждённому по политической статье, неизвестно. Как неизвестна и дальнейшая судьба его жены и сына.

Во время обыска у Зверевых был найден блокнот с записями «церковного содержания». Следователя очень интересовало, кому принадлежит блокнот и кто делал записи. Блокнот принадлежал жене Ануфрия Ивановича. А записями, скорее всего, были молитвы, наверное, помогали им, десятилетиями находящимся под дамокловым мечом. И хочется верить, помогли выжить Ануфрию Ивановичу в заключении, его сыну — на фронте, а Марии Андреевне помогли дождаться обоих.

Дата реабилитации А. И. Зверева — 12 января 1993 года33.

P. S. С помощью личных дел и специальных сайтов удалось установить ещё четыре случая осуждения работавших на заводе №4 по политическим мотивам. Служащих разных специальностей объединил один год ареста — 1949-й. К сожаленью, из-за того, что срок хранения личной тайны 75 лет, мы пока не можем узнать, что именно стало причиной для ареста таких на первый взгляд разных людей.

Гельфер Ефим Михайлович

Родился в 1906 году в городе Тула. Национальность: еврей. Проживание: Кайский район, посёлок завода №4. Занятие: начальник особого производства на заводе №4. Обвинение: по ст. 58, пп. 10, 11 УК РСФСР за принадлежность к троцкистской организации и антисоветскую агитацию. Осуждение: 20.01.1949, Особое Совещание при МГБ СССР. Приговор: 10 лет лишения свободы. Дата реабилитации:12.07.195634.

Ефим Михайлович — инженер-химик, работал на заводе в разных должностях почти с самого основания; в военные годы был начальником отдела технического контроля, его имя часто попадается в приказах о поощрениях и награждениях. Без сомнения, он внёс своим трудом вклад в общую Победу. В чём заключалась его антисоветская агитация и к какой троцкистской организации он мог принадлежать, мы сейчас понимаем.

Лотц Фёдор Абрамович

Родился в 1904 году в Астрахани. Проживание: Кайский район, посёлок завода №4. Занятие: электрослесарь. Обвинение: ст. 58, пп. 6, 8, 9, 11. Приговор Особого Совещания: ссылка на поселение в Красноярский край35.

С помощью сайта «Бессмертный барак» нахожу дополнительную информацию: Лотц Ф. А., 1904 г. р., уроженец Астрахани, житель д. Рогожино Балахнинского района, машинист-слесарь картонной фабрики. В 1938 г. приговорён «тройкой» к 10 годам ИТЛ.

На заводе он оказался после освобождения из лагеря осенью 1947 года. Семейное положение на тот момент — одинокий. Устроился на завод №4 монтажником. В 1948 г. его работа на строительстве нового кислотного цеха получила высокую оценку. В личное дело Фёдора Абрамовича была занесена благодарность, а 1 февраля 1949 г. он был исключён из штата завода в связи с новым арестом.

Лопушинский Михаил Иванович

Родился в 1917 году. Уроженец деревни Китроссы Винницкой области УССР.

Первый арест — 2 января 1938 года. Место работы: электромонтёр Красновишерского ЦБК. Обвинение: шпионаж и диверсионная деятельность. Компрометирующие сведения: сын кулака, трудпоселенец. Приговор: 10 лет лишения свободы. Дата освобождения: 01.08.194736.

Второй арест — 27 ноября 1949 года. Место работы: электромонтёр завода №4. Обвинение: шпионаж и диверсионная деятельность. Приговор: 10 лет лишения свободы; ссылка на поселение в Красноярский край37.

Кирси Лемпи Густавовна

Родилась в 1907 году. Уроженка г. Выборг (Карелия). Национальность: финка. Проживание: Кайский район, рабочий посёлок завода №4. Занятие: рабочая склада оборудования завода №4. Обвинение: ст. 58, пп. 10, 11 УК РСФСР. Осуждение: 13.04.1949, Особое Совещание при МГБ СССР. Приговор: ссылка на поселение. Освобождение: 13.07.195438.