Когда дьявол пляшет

20

Ущелье Рабун, Джорджия, Соединенные Штаты Америки, Сол III

Пятница 25 сентября 2009 г., 20:47 восточного поясного времени

— Кэлли, не сочти за оскорбление, — с широкой улыбкой произнес Мюллер, отодвигаясь от стола, — но когда-нибудь ты станешь для кого-то отличной женой.

— Не то чтобы я обожала готовить, — пожала плечами Кэлли. — Ну, не так, чтобы очень. Но если ты хочешь здесь чего-нибудь поесть, приходится готовить самому.

Ужин имел оглушительный успех. Папа О’Нил отрезал от свиньи килограммов пять мягкого сочного мяса и надеялся этим обойтись, намереваясь порезать остальное на куски и заморозить на потом. Вышло так, что ему еще дважды пришлось ходить к свинье за мясом. В дополнение к кукурузным початкам и кукурузным лепешкам, Кэлли испекла еще и пшеничный хлеб, приготовила запеканку из молодой фасоли со сливками и отварила молодой картошки. Все было съедено подчистую. На десерт был подан ореховый пирог.

Детей, наевшихся по самые жабры, в конце концов отослали спать. Только «взрослые» — Кэлли явно включили в эту группу — остались за столом, подъедая остатки под негромкую музыку проигрывателя компакт-дисков.

— Мне понятно, что ты хочешь сказать, — засмеялась Шари. — В подгороде есть кафетерии, но еда поистине паршивая; бывают дни, когда я готова убить ради возможности просто позвонить в «Домино» [47].

— Я вроде как припоминаю их, — пожала Кэлли плечами — Но последний раз я обедала в кафе быстрого питания в тот месяц, когда пал Фредериксберг.

Она покачала головой и снова пожала плечами.

— Мы поехали отдохнуть в Киз, и «Макдоналдс» в Майами был еще открыт. Мы иногда делаем пиццу, но готовим ее из того, что есть под рукой.

— Никто из детей совсем не помнит сети быстрого питания, — произнесла Уэнди, отрезая кусочек свинины от принесенного Папой О’Нилом окорока. — Ну, Билли и Шэннон помнят немного. Но не по-настоящему. В основном помнят места для игр и игрушки, что дарят с едой. И все.

— Просто все исчезло слишком быстро, — негромко сказала Шари.

— Это так, — отозвался Мосович. — У войн есть обыкновение порождать такое. Спроси немцев определенного возраста, как настоящая война все изменяет, или почитай дневники южан времен Гражданской войны. Хороший пример «Унесенные ветром». Однажды ты просыпаешься, а вся твоя жизнь изменилась. Кто-то приспосабливается и даже процветает. А кто-то замыкается и умирает, на самом деле или душой.

— В подгородах много таких, — сказала Уэнди. — Многие люди просто опускают руки. Они целыми днями сидят и либо просто ничего не делают, либо разговаривают о том, когда наступят хорошие времена.

— Как раньше уже не будет, — сказал Мосович. — Точно тебе говорю. Слишком большой урон. Черт, даже построенные в благие времена «города-крепости» в основном накрылись. Город — это не просто куча зданий, набитых солдатами. Ричмонд, Ньюпорт, Нью-Йорк, Сан-Франциско они всего лишь пустая оболочка с этой точки зрения. Сделать из них снова города… Не знаю, произойдет ли это.

— Внутренние города тоже не блещут, — заметил Мюллер. — Несколько месяцев назад мы ездили в Луисвилль, в Штаб-квартиру Командования Восточным Театром. Большинство тамошнего народа старается попасть в подгорода. По крайней мере подгорода устроены в расчете на пешеходов; при нехватке бензина куда-нибудь добраться в городе реально трудно. Простой поход в магазин означает долгую прогулку.

— Особенно при такой плохой погоде, — сказала Шари.

— Какой погоде? — спросил Папа О’Нил.

— Ну, мы смотрим новости там, в подгороде; всю зиму сообщали про рекордно низкие температуры. Уже начинают поговаривать про новый ледниковый период после всех этих атомных бомбардировок.

— Ха, — хохотнул О’Нил. — Уж мне-то не говорите. Если бы надвигался новый ледниковый период, фермеры узнали бы первыми. Так вот, канадские урожаи упали, и наверное, отчасти из-за китайских бомб, но даже там сейчас дела стабилизировались.

— Не могу так уж сильно винить китайцев, — произнес Мюллер. — Разве только за представление, будто они смогут побить послинов на равнинах. Как только они потеряли большинство своей армии, уделать Янцзы гадостью было единственным способом удержать послинов подальше от беженцев.

— Черт, — проворчал Папа О’Нил. — В конце они уделали и беженцев. Так бы послины задержались поесть. А так даже это не сбавило их темпа, у них заняло всего месяц добраться до Тибета. Черт, со всеми понаделанными нами зарядами антиматерии и ядерными боеголовками, остается только надеяться, чтобы нам не пришлось докатиться до подобного; не то все восточные Штаты покроются стеклянной коркой. И пользы наверняка будет не больше.

Что же касается погоды, то мы переживаем длинный цикл неблагоприятных погодных условий, но он возник под воздействием масс теплой воды в Атлантике, и был предсказан еще до вторжения. В остальном погода нормальная. В этом году даже превосходная. Дожди как раз вовремя. Можно бы немного и побольше, но тогда бы мне хотелось их поменьше.

— Мы постоянно слышим эти ужасные прогнозы погоды с поверхности, — сказала Уэнди. — Рекордно низкие температуры, снег в апреле, и тому подобное.

— Ну, я живу здесь уже… э-э, довольно долго, — сказал он, искоса посмотрев на Шари. — И этот год ничем не хуже остальных. Да, шел снег в апреле. Бывает. Это случилось спустя семьдесят два дня после ядерных ударов.

— Этот человек сказал именно то, что я услышала? — спросила Элгарс.

— Кто? — откликнулся Папа О’Нил, оглядываясь.

— Да вон, в проигрывателе компактов, — сказала она и показала на гостиную. — Мне показалось, он только что пропел что-то насчет «размазать жаркое по груди».

— А, — улыбнулся Папа О’Нил. — Да. Это. Уоррен Зевон.

— Уоррен кто? — спросила Уэнди. Элгарс быстро усваивала навыки общения, и она не могла не задаваться вопросом, не сменила ли капитан только что тему, и очень расчетливо. Если так, ну и пусть.

— Зевон, — произнес Мосович. — Менестрель солдат удачи. Отличный парень. Встречался с ним как-то. Мимоходом.

— Где? — спросила Шари. — Имя мне знакомо, но песню не припоминаю и…

Она прослушала несколько куплетов и побелела.

— Он только что сказал именно то, что я услышала?

— Ага, — скривился Папа О’Нил. — Это «Возбудимый Пацан». Одна из… грубых его песен.

— Ну не знаю, — озорно усмехнулась Кэлли. — Почему бы тебе не спеть ей пару куплетов из «Роланда и Безголового Пушкаря Томсона»?

— Думаю, в этом нет необходимости, — улыбнулась Шари. — И, веришь или нет, я могу переварить толику черного юмора.

— Ах так? — лукаво произнесла Кэлли. — Зачем послин переходит дорогу?

— Заглотну-ка я наживку, — сказал Мюллер. — Зачем послин переходит дорогу?

— За кормом.

— О’кей, — сказал Мосович. — Довольно скверно. Попробуйте это: как два послина решают спор?

Он подождал, но никто не вызвался.

— Кто стал трешем, тот и проиграл, разумеется.

— Вау! — сказал Папа О’Нил. — В чем разница между послином и юристом?

— Не знаю, — сказала Шари. — Один ест тебя за плату?

— Нет, но тоже неплохо, — сказал Папа О’Нил. — Нет, один из них злобный и бесчеловечный монстр-людоед, а другой просто инопланетянин.

— Слыхали новый боевой клич послинов, идущих в бой с морской пехотой? — спросила Уэнди.

— Ха! — ухмыльнулся Мосович. — Могу представить себе парочку. О, никак морячки.

— Короче и эффектнее: ДЕСЕРТ!

Кэлли оглядела всех на секунду, затем расплылась от уха до уха.

— Откуда известно, что послины бисексуалы? Они едят и мужчин, и женщин!

— Поверить не могу, что ты это сказала! — проворчал Папа О’Нил, пока остальные покатывались от хохота.

— Господи, да ты вынуждал меня слушать «Блэк Саббат» и Оззи Осборна, Деда! — сказала Кэлли. — И тебя волнует эта невинная шутка?

— А что плохого в «Блэк Саббат»? — запротестовал он. — Хорошая группа. Отличные стихи.

— Ну, не знаю, — произнесла Кэлли. — Название!

— Христианское!

— Большое спасибо, католическое.

— О’кей, о’кей, давайте разрядим обстановку, пока не засвистели пули, — сказал Мюллер. — Сколько послинов могут трахнуться в лампочке?

— Не знаю, — сварливо произнес Папа О’Нил. — Сколько?

— Достаточно одного, — сказал Мюллер. — Но лампочка должна быть ну о-о-чень большая.

— Что-то я не въехала, — сказала Элгарс.

— Они гермафродиты, — сказала Уэнди. — Реально они не могут оплодотворить себя сами, без посторонней помощи. Но любые два могут размножаться с любыми двумя другими, так что, поскольку выражение «иди трахни сам себя» является оскорблением, люди хохмят насчет того, как они сами себя трахают.

Элгарс кивнула.

— До меня все еще не дошло.

— Подумай на досуге, — сказала Кэлли. — А пока вот: зачем химмит перешел через дорогу?

— Не знаю, — сказала Элгарс.

— А он и не переходил; он на стене позади тебя, — ухмыльнулась Кэлли.

Элгарс невозмутимо посмотрела на нее.

— Это шутка?

— Ладно, не бери в голову, — вздохнула Уэнди. — Ну тогда вот про химмита, который три дня просидел в своей машине, в запрещенном для стоянки месте, слившись с обивкой сиденья водителя.

Она сделала паузу.

— Когда пришлось платить штраф, он стал жабой и удавился.

— А! — воскликнул Папа О’Нил. — Здорово !

— Я опять не усекла, — сказала Элгарс. — Что такое химмит?

— Одна из галактических рас, — ответила Кэлли, потрясла головой и швырнула в Уэнди печеньем. — Они похожи на больших лягушек. Они умеют так хорошо сливаться с фоном, что их практически не видно.

— Благодарю, — раскланялась Уэнди. — Благодарю… Или про химмита в баре с пианино? Один из завсегдатаев подходит к пианисту и говорит: «Вы знаете, гигантская невидимая лягушка пьет пиво на стене позади вас?» А пианист отвечает: «Напойте пару тактов, и я подхвачу мотив». Или насчет индоя-экстраверта? Кто смотрит на твои ботинки, разговаривая с тобой.

— Отличные вещицы! — воскликнула Кэлли.

— Лучше твоей бисексуальной остроты? — осведомился Мюллер. — О’кей. В окопе сидят два солдата Один говорит: «Я слышал, в городок пришли двое сирот. Эти чертовы инопланетяне грохнули их дом неделю назад, убили их отца — он был выдающимся марафонцем, надо же — и съели их мать. Его не съели — только ее. Хреновы чокнутые инопланетяне, почему они так поступили?» Второй говорит: «Идиот. Их папа был кожа да кости».

— Кошмарно, — сказала Шари. — Почти так же, как это. Какой талисман подходит ББС? Лобстер: такой же вкусный и так же трудно очистить.

— Эй! — сказала Кэлли. — Это напоминает моего папу! Как вы назовете краба, сидящего на мешке сахара? Диабетик. Дрыгается и дрыгается на своих лапах… Знаете, как называют краба, изучающего морскую биологию? Спикером Ракообразных.

— Как два голодных послина приветствуют друг друга? — спросил Папа О’Нил, чтобы не отставать. — Солью и перцем, разумеется.

— Почему послины оставили древко почета в «Макдоналдсе»? — спросила Кэлли. — Они увидели плакат: «Мы приготовили шесть миллиардов порций».

— Ты едва ли помнишь «Макдоналдс», — подозрительно сказал Папа О’Нил. — Кто тебе это сказал?

— Да так… один парень, — ответила Кэлли, в ее глазах заплясали чертики.

— Дрянь дело, — пробормотал Мюллер. — Эй! Как полному автобусу юристов удалось проехать через порядки послинов? Любезность коллег.

— Какой такой парень? — задал вопрос Папа О’Нил.

— Что сказали послины, когда захватили Аушвиц? — спросила Кэлли, игнорируя вопрос. — Предпочитаем суши.

— Что за парень, Кэлли? — снова спросил Папа О’Нил.

— Какой-то солдат, — ответила она. — В «Пиггли-Уиггли». Она рассказал анекдот, я тоже, потом ушла. Ничего особенного…

— Что такое послины в поле и топливно-воздушный взрыв? — в отчаянии спросил Мюллер. — Слишком большой огонь. Шкварки подгорели.

— Что значит ничего особенного? — угрожающе спросил Папа О’Нил. — Я не хочу, чтобы они сменили нынешнюю песню на «В городок явилась Кэлли».

— О’кей, — вздохнула Шари. — Посмотрите на меня, Майкл О’Нил.

— Да? — пробурчал он.

— Как послины называют Карла Льюиса [48]?

— Не знаю, — замотал головой Папа О’Нил. — Вы не дадите мне продолжить, нет?

— Нет. Быстрое питание.

Он фыркнул.

— О’кей.

— Что говорит послин, натолкнувшись на эфиопа?

— Не знаю, — улыбнулся он ей. — Что?

— «ОПЯТЬ Нувель Куизин»? У меня таких миллион. Как послины называют доктора?

— Как?

— Ленч. Как послины называют рабочего-строителя?

— Не знаю.

— Ленч. Как послины называют политика? Конкуренция. Как послины называют юриста? Неприятность. Знаете, почему при испытаниях химического оружия послинов заменили юристами? Юристы быстрее размножаются. На некоторые вещи даже послины не пойдут. И исследователи жалели послинов. И последнее. Почему у послинов заняло меньше месяца захватить Китай? Ну, понимаете, стоит только попробовать китайской еды, и часом позже…

— Боже, да вы еще та штучка, — рассмеялся О’Нил.

— У вас есть что-нибудь из Ван Моррисона в этой куче? — спросила она.

— Думаю, у нас есть его «Лучшее из…», а что?

— Потому что я хочу танцевать, — ответила она, взяла его за руку и встала. — Пошли.

— У меня обе ноги левые, — запротестовал он.

— Вы обнимете меня, и мы потопчемся вокруг, — сказала она с лукавым огоньком в глазах. — Не труднее, чем встать.

— Вам, наверное, стоит это перефразировать, — пробормотал Мюллер.

— А вас не спрашивают.

Когда музыка изменилась, Элгарс налила себе немного правильного самогона. Она поболтала им в стакане и посмотрела на Мосовича.

— Думаю, сейчас самое время.

— Самое время для чего? — спросила Кэлли.

— Я сказала Мосовичу про видение, когда мы были на прогулке, — ответила Элгарс. — В нем было что-то такое, что ему совсем не понравилось.

— Да, — сказал Мосович. — Вы правы.

Он тоже плеснул себе немного самогона и откинулся на спинку стула.

— Оно мне не понравилось тем, что произошло с реальным человеком, а она на самом деле мертва. Я видел, как она погибла.

— Где? — спросила Кэлли.

— На Барвоне, — вставил Мюллер. — Мы оба были членами разведгруппы, которую послали туда еще до отправки экспедиционных сил. На нас проверили, как на морских свинках, насколько послины действительно опасны.

— Ты не помнишь то время, — сказал Мосович. — Но… очень многие отказывались поверить. «Инопланетное вторжение? Да ладно, давай еще по стаканчику». Это прошло довольно быстро, когда на Барвоне съели высокопоставленную делегацию и пленку показали по всему миру. Как бы то ни было, мы вели на Барвоне разведку, определяли боевой порядок и проводили анализ местности и условий ведения боя…

— Плохая и плохие, — сказал Мюллер.

— Полагаю, мы слишком хорошо делали свою работу, — продолжал сержант-майор. — Мы получили задание поймать послина и доставить его. Я посчитал, что легче схватить детеныша, чем взрослую особь, поэтому мы напали на лагерь, в котором также содержалось какое-то количество крабов в качестве ходячего провианта. Когда мы атаковали, оказалось, послины воюют несколько лучше, чем мы полагали ранее. Все то, что мы сейчас знаем; системы обнаружения снайперов и как они всей толпой кидаются на шум сражения. Во всяком случае, мы потеряли кучу настоящих легенд в кругах, связанных со специальными операциями, в том числе нашего снайпера, штаб-сержанта Сандру Эллсуорси. Ваше видение в точности совпадает с тем, как она погибла.

— Да, — сказал Мюллер. — Я подумал про то же. Словно слушаешь рассказывающую об этом Сандру, вплоть до южного акцента.

— А знаете, — сказала Уэнди, — он больше практически не проявляется. В смысле, акцент.

— Как бы то ни было, вот почему нас так ошарашило, — сказал Мосович.

— И что вы думаете? — тихо спросила Элгарс. — Вы считаете, крабы вложили в мою голову разум вашего друга? Кто я — Энн Элгарс или эта самая Эллсуорси? Похожие фамилии, оба снайперы? Думаете, это так?

— В общем-то нет, — сказал Мосович. — Эллсуорси была… более странной, чем вы. Жутко чудной. Вы кажетесь гораздо…

— Стабильнее, — сказал Мюллер. — Не поймите меня неправильно, на задании Эллсуорси была великолепна. И она была отличным снайпером-инструктором. Но была совершенным бесенком, когда снимала форму; вы на порядок стабильнее ее во всех смыслах, даже если ваша голова привинчена не слишком крепко.

— Ну спасибо, мастер-сержант, — язвительно произнесла она.

— Простите, мэм, не в обиду, — поспешно сказал он.

— Итак, как это повлияет на ваш рапорт полковнику Катпрайсу? — спросила она Мосовича.

— Думаю, я просто пошлю ему отчет со всей этой сумасшедшей историей, — ответил сержант-майор. — Вы хорошо двигаетесь на пересеченной местности, и мы знаем, что вы умеете стрелять. Если бы вы были рядовым или штаб-сержантом, то и вопроса не возникало бы. Но что касается капитана, тут он пусть решает сам. Что до меня, я думаю, вы сможете освоить эту работу.

— Спасибо, — сказала Элгарс. — Мне нужно было это услышать. И я должна признаться, что не знаю, что еще может прятаться в глубине моего сознания. Или кто я на самом деле.

— О, я думаю, вы с этим справитесь, — сказал Мосович. — Хотя это вкладывает совершенно новый смысл в понятие «познать самого себя». В долгосрочной перспективе, я думаю, с вами будет все в порядке. Ну, если так можно сказать про любого из нас в нынешние времена.

Он посмотрел в гостиную, где Папа О’Нил с Шари танцевали под «Полет на Ковре-самолете».

— У некоторых, разумеется, получается лучше, чем у других.

О’Нил подошел рука об руку с Шари и неопределенно помахал им.

— Доброй ночи, народ. Мы несколько устали и отправляемся на боковую.

С этим они оба направились к лестнице, держась за руки.

— Нет, вы только посмотрите, — с горечью произнесла Кэлли. — И еще говорит мне не ходить в город!

— Они оба достаточно взрослые, чтобы принять решение по этому поводу, — указала Уэнди. — Достаточно, чтобы быть твоим дедушкой в одном случае и матерью — в другом.

— И он достаточно стар, чтобы быть ее отцом, — указала Кэлли.

— Согласно Корану, идеальный возраст для жены равен половине возраста мужчины плюс семь лет, — речитативом продекламировал Мюллер. — Что делает тебя все еще слишком юной для меня. Фактически… — Он посмотрел в потолок и посчитал на пальцах. — Думаю, это значит, идеальный возраст парня для тебя будет… как у тебя самой.

— С другой стороны… — сказал он, поворачиваясь к Уэнди.

— Минуточку, — произнесла она и полезла в задний карман джинсов.

— Ага! — воскликнул Мосович. — Пресловутое фото бойфренда.

Мюллер взял его и с ухмылкой посмотрел. Затем на лице появилось озадаченное выражение, которое через мгновение сменилось шоком.

— Господи Иисусе.

Он передал фотографию Мосовичу.

На ней стояла Уэнди, бестолково-радостно улыбаясь в камеру. Бок о бок с ней стоял мужчина в «Мар-Каме», почти с таким же выражением. При взгляде на снимок до сознания труднее всего доходил факт, что Уэнди, вовсе не миниатюрная юная леди, выглядела словно детская кукла рядом с… горой.

— Это твой бойфренд? — спросил Мосович.

— Да, — сказала Уэнди. — Он сержант в Десяти Тысячах. Шесть футов восемь дюймов [49], сто сорок килограммов. Большинство из них мышцы. Мы познакомились во время Сражения за Фредериксберг. Впрочем, нет. Мы много лет ходили в одну школу. Иначе говоря, я никогда его по-настоящему не замечала до Сражения.

— Ну так что, мне нужно дожидаться, пока меня не спасут посреди боя? — спросила Кэлли. — Кроме того, более вероятно, что спасать буду я.

— Нет, но тебе следует подождать еще несколько лет, прежде чем принимать решения, которые определят твою дальнейшую судьбу, — рассмеялась Уэнди.

— Усекла, — мотнула головой Кэлли. — Зарегистрировано и подшито. О’кей?

— О’кей, — сказала Уэнди.

Элгарс встала, подошла к Мюллеру и склонила голову набок. Мгновение спустя она нагнулась, перебросила одну его руку через плечо, затем уперлась своим плечом ему в живот и взвалила его на спину. Она несколько раз согнула ноги в коленях на пробу, затем кивнула.

— Думаю, что смогу, — произнесла она. Напряжения в голосе совсем не чувствовалось.

— А что, собственно, вы делаете? — спросил Мюллер, висевший более или менее вертикально. Он не мог пройти мимо факта, что его голова находилась примерно на одном уровне с ее ягодицами.

— Насколько мне известно, я еще не была ни с кем в постели, — ответила она, размеренно шагая к лестнице. — Вы подойдете.

Мосович открыл было рот и поднял палец в знак протеста, но затем опустил. Поскольку они с Мюллером были из Флота, а Элгарс из Наземных Сил, то, формально говоря, это не подпадало под правила, регулирующие взаимоотношения среди личного состава. И если они переживут подъем по лестнице, остальное будет в порядке. Он проглотил свой самогон, оглядел стол и содрогнулся.

— Думаю, это означает, что убирать со стола придется нам, — сказал он. — Поскольку я намерен избежать гнева и бойфренда, и местного фермера.

Кэлли вздохнула и принялась собирать тарелки.

— Когда-нибудь, — произнесла она, поглядывая в сторону лестницы.

— Когда-нибудь поступят и хорошие новости, — произнес монсеньор О’Рейли, глядя на только что прибывшего посетителя.

Индой Аэлоол состроил гримасу, эквивалентную несогласию у индоев.

— А откуда взяться хорошим новостям? Для них никаких оснований, как ни напрягай воображение.

Четырех футов ростом, зеленое, покрытое «мехом» и с лицом летучей мыши двуногое существо сидело в кресле и болтало взад-вперед ногами, словно ребенок, хотя его возраст насчитывал, вероятно, не менее двух сотен лет. В отличие от буквально всех без исключения индоев, с которыми довелось сталкиваться О’Рейли, у вождя Клана Трив, всех его четырнадцати миллионов, присутствие людей, казалось, никогда не вызывало беспокойства или волнения. Либо он всем нутром понял, что люди, хотя и являлись всеядными существами, не собираются его спонтанно убивать из-за какой-нибудь ошибки, либо он был почти противоестественно отважным. О’Рейли так и не пришел к выводу, какое предположение истинно.

— О, даже малость хороших новостей сгодилась бы, — сказал О’Рейли, помахивая посланием. — Наш старый друг на пути к Земле. Он, собственно, уже должен прибыть.

— Дол Рон, — спокойно произнес индой. — Я слышал об этом. Интересно, какую новую гнусность он замышляет на этот раз?

— Ну, при первом визите мы потеряли Хьюма, и была закрыта единственная официальная группа, приблизившаяся к секретам дарелов, — сказал монсеньор. — Во время второго был хакнут Десятый корпус, и хакерскую атаку повесили на Киберов, единственную группу, работавшую над взломом ГалТеховских кодов. А, да, еще покушение на жизнь Кэлли О’Нил, что погубило бы ее отца. Во время третьего — смерть генерала Тэйлора и уничтожение двух отделений «Сосьетэ». Теперь этот приезд. Интересно, кто умрет на этот раз?

— Не из военных, — сказал Аэлоол. — Киберы не прекратили бы убивать, пока не покончили бы со всеми. И они очень хорошие киллеры.

— Возможно, нам следует послать и несколько своих групп, — ожесточенно сказал О’Рейли. — Не то чтобы мы не узнали дьявола, когда видим его собственными глазами.

— Дол Рон — известная величина в уравнении, — с еще одной гримасой произнес Аэлоол. — Если его устранить, нам придется создавать информационную сеть под совершенно другого дарела. Не самое легкое дело. И затем, конечно, мы всегда сможем прибегнуть к этому, если снова столкнемся с ситуацией «Киберов». А это может оказаться и неплохо, достижение еще одной «Договоренности» в недалеком будущем. Единственная проблема, что они зачастую слишком обязывающие.

— Ну, я собираюсь отозвать все свои команды, — сказал О’Рейли. Он знал, что Аэлоол возражал против соглашения с Киберами. Индой был вождем клана лишь благодаря тому, что являлся самым старшим из четырнадцати с лишним миллионов членов клана, он уже утратил склонность переживать по поводу непредвиденных потерь то тут, то там. — Так же как и предупредить некоторые «сторонние» группы.

— О’Нилы? — спросил Аэлоол.

— И их среди прочих, — ответил монсеньор. — У нас больше нет там команды; мы потеряли команду Коньерс в попытке предотвратить санкцию в Онтарио. Так что думаю, им придется обойтись своими силами. Но я предупрежу их, что у них могут появиться визитеры с недобрыми намерениями.

— Сохранение О’Нилов, и особенно Майкла О’Нила, в функционирующем состоянии будет иметь положительные долгосрочные последствия, — кивнул Аэлоол. — За развитием этой линии событий следят на самом верху «Бэйн Сидхе». Я могу связаться с ними, не привлекая излишнего внимания; хотите, чтобы это сделал я?

— Да, конечно, — сказал О’Рейли. — А затем приготовьтесь к буре.

Шари провела пальцем по длинному шраму на животе Папы О’Нила и запустила пятерню в густую седую поросль у него на груди.

— Это было здорово; ты очень хорош.

— Спасибо, — произнес О’Нил, повернулся на бок, не прерывая касания, и достал бутылку муската, оставленную им рядом с кроватью. — Ты тоже; вымотала старика напрочь.

— Не могла упустить такой шанс, — усмехнулась Шари. — Я и сама довольно старая и уставшая.

— И вовсе ты не старая, — сказал О’Нил, прижав ее теснее к себе. — Ты не тинэйджер, но я и не хочу тинэйджера у себя в постели; человек без шрамов не стоит моего времени.

— Нет у меня никаких шрамов, — сказала она, сделав вид, что не поняла. — Видишь?

Она провела рукой по собственному телу.

— Ну, есть шрам после аппендицита, но и все.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — отозвался О’Нил, глядя ей в глаза. — Когда я думаю про все эти порезы и ожоги у себя на теле, мне кажется, что у меня меньше шрамов, чем у тебя. Не намного, но меньше.

— Обманщик.

— Улыбайся, когда это говоришь, — сказал Майк-старший, но он сам произнес это с улыбкой. — А серьезно, когда-то давно я уже сделал ошибку, думая, что юной симпатичной мордашки вполне достаточно. Оказалось, что нет; человек, не прошедший огонь и воду, не знает, что на свете почем. Они думают, что кругом должен быть свет и благодать. Это не так; мир в лучшем случае полосатый. Клянусь, моя бывшая жена все еще верит, что с послинами можно говорить и убедить их в ошибочности их пути. «Привести их к Богине». Меня просто тошнит. Особенно когда я думаю про все время и усилия, потерянные в начале войны благодаря засранцам из лагеря «мир любой ценой». И если честно, есть люди впятеро хуже послинов. У лошадей в башке не слишком густо, и нет возможности вырваться из круга; люди же могут выбирать. Все дело в том, что слишком многие выбирают зло.

— Я не думаю, что все можно решить насилием, — сказала она. — И считать людей злом тоже под большим вопросом, даже моего бывшего мужа, кто почти подходил под это описание. Но это, несомненно, единственный язык, понятный послинам. Я… не всегда в это верила. Но я после Фредериксберга уже другая.

— Я знаю, — сказал он, обнимая ее. — Ты лучше.

Она прижалась к нему и куснула за плечо.

— Ты говоришь так, что я почувствовала себя лучше.

— Не, я говорю это, чтобы заняться сексом, — со смехом сказал О’Нил. — А если ты чувствуешь себя лучше, так это называется довеском.

— Что? Опять? Ты где-то раздобыл «Виагру»?

— С тобой, детка, мне не нужна «Виагра»! — пропел О’Нил и подрыгал бедрами.

— Что? — воскликнула Шари. — Да это пошло! Можно даже сказать, оскорбительно!

— Прости, — раскаялся фермер, смеясь. — Должно быть, я на секунду вообразил себя Брюсом Кэмпбеллом.

— Что ж, пока ты не разразишься чем-нибудь типа «детка, ну какая же ты страшная», оставлю тебя в живых, — произнесла она и поцеловала его.

Позже она провела пальцами вдоль его спины и прошептала на ухо:

— «Плох Эш или хорош, твой пистолет всегда взведен».