Когда правит страсть

Глава восьмая

Их столкновение с военными благополучно завершилось, но снегопад продолжался. Как только последний солдат исчез в белом крутящемся мареве, Алана отвела Паппи в сторону и спросила его:

– Почему ты назвал этого подонка милордом?

– Лишь для того, чтобы соответствовать своей роли угодливого слуги.

– Он блефовал или же действительно существуют некие Нейманы, которых он мог знать?

– Есть такие землевладельцы, – ответил Паппи. – Та богатая семья, у которой мы арендовали землю, и первая знатная фамилия, которая пришла мне на ум.

– А! – воскликнула она, хотя на самом деле ее больше волновал другой вопрос: – Неужели все здешние солдаты такие грубые и наглые?

– Лубиния слишком мала, чтобы содержать профессиональную армию, но дворцовая гвардия многочисленна, и я не сомневаюсь, что им пришлось провести дополнительный набор рекрутов для противодействия бунтовщикам.

– Так это были гвардейцы из дворца?! – ахнула она. – Но ведь это еще хуже! Можно подумать, они появились прямиком из прошлого века или даже позапрошлого! Неужели наша страна настолько отсталая?

– Когда я уезжал, в столице даже не было своей газеты, – признался Паппи.

Это говорило о многом. Слишком о многом. А что, если отец Аланы окажется таким же дикарем?

Но тут Паппи добавил:

– Подобная грубость нравов свойственна любому военному формированию где бы то ни было, Алана. Но, вероятно, большинство этих гвардейцев призваны из среды простолюдинов. Это мужланы от земли, люди, которые с трудом принимают перемены. Большая часть здешнего населения относится к образованию как к пустой трате времени, подумай об этом. Даже в Англии образование не является обязательным и бедняки там воспринимают обучение точно так же. Но в некоторых аристократических домах Лубинии царят весьма утонченные нравы.

– Но не во всех?

Вместо ответа Паппи коротко качнул головой, что дало Алане пищу для размышлений. Она сравнивала этих солдат с англичанами, которые воспитывались так же, как воспитывалась она, в привилегированном мире лондонской аристократии, где преобладали изысканность и хорошие манеры. Пора было отвыкать от прежнего пренебрежения к своей родине, которое привил Алане Паппи. Ведь он признался, что делал это умышленно, чтобы она никому не говорила, откуда родом.

Снег прекратился так же неожиданно, как начался, и их взорам открылось прекрасное зрелище. Зеленые долины, не тронутые снегом, были усеяны фермами и деревушками. Вдалеке Алана смогла впервые разглядеть столицу, носившую такое же название, как и это маленькое горное королевство.

Паппи объявил об этом, обняв ее за плечи и довольно улыбнувшись:

– Вот и главный город твоих владений, принцесса. Наш дом.

«Его дом», – подумала Алана. Она не воспринимала эту страну как свою и была уверена, что никогда и не воспримет.

Они въехали в город до сумерек, но все же было слишком поздно, чтобы сразу отправиться во дворец. Алана обрадовалась этому обстоятельству, хотя понимала – это лишь короткая отсрочка. Теперь, когда встреча с отцом должна была произойти сразу по истечении ночи, опасения нахлынули на нее с новой силой.

Они сняли комнаты на постоялом дворе на окраине. Не посвящая Генри во все подробности, Паппи объяснил ему, что тому придется держаться подальше, когда они с Аланой отправятся в город. Генри, похоже, понял необходимость соблюдения конспирации и особенно восхитился, что за ним могут следить, когда он станет проносить записки Алане, перебравшейся во дворец. Паппи даже свозил мальчика в город, чтобы подыскать людное местечко, где они могли бы тайно встречаться, не подавая виду, что знакомы. Генри был в восторге от такой таинственности.

Все сундуки Аланы были занесены в гостиницу, где им предстояло находиться, пока она не займет покои во дворце. Поскольку Паппи желал, чтобы утром она выглядела наилучшим образом, он отправил ее в постель пораньше.

Спать? В ее взвинченном состоянии? И все же у нее каким-то образом это получилось.

Правда, утро настало слишком быстро. Ее руки подрагивали, когда она надевала бархатное платье бледно-голубого цвета. Вместо теплого пальто Алана выбрала темно-синюю накидку, отделанную белым пушистым мехом, и такую же шапку. Она решила, что, по крайней мере, накидку можно будет приспустить с плеч, если во дворце окажется слишком жарко. Ей даже удалось заколоть свои длинные черные волосы в некое подобие прически. Конечно, не такой изящной, как получалось у Мэри; но шапка делала недостатки не столь очевидными.

– Алана?

Она открыла дверь Паппи, который сказал:

– Не забудь браслет. – Он помолчал, разглядывая ее. – Ты прекрасна, впрочем, как всегда. Твой отец будет гордиться тем, что сможет называть тебя дочерью.

– Я предпочла бы, чтобы моим отцом был ты.

Он обнял ее так крепко, что Алана встревожилась. А вдруг он считает, что обнимает ее в последний раз?

– Я бы тоже этого хотел, принцесса, но не сомневайся, в моем сердце ты всегда будешь мне дочерью. А теперь пойдем. – Он отстранил ее от себя. – Достань браслет. Отныне храни его в сумочке, чтобы постоянно был под рукой. И, возможно, тебе стоит надеть жемчужную брошь, которую я подарил в прошлом году, она прекрасно подойдет к твоему наряду.

Алана кивнула и подошла к своим сундукам. Сумочка сильно потяжелела после того, как Паппи сунул туда деньги и маленький пистолет, но браслет казался почти невесомым, настолько он был тонок. Она достала маленькую шкатулку для драгоценностей и тут же ахнула, заметив, что защелка погнута и полностью отстает от дерева.

Алана резко повернулась.

– Я… по-моему, меня обворовали.

Паппи приблизился и встал рядом.

– Обворовали? Когда?

– Должно быть, вчера. Обычно я проверяла шкатулку каждое утро перед тем, как мои сундуки загружались в экипаж. Содержимое слишком ценно, чтобы не делать этого. Вот, взгляни, – попросила она, не в силах открыть коробочку самостоятельно.

Он открыл. Увидев, как он нахмурился, Алана выхватила шкатулку из его рук. Шкатулка была пуста, если не считать двух деревянных фигурок Генри. Тот солдат, что вчера обыскивал сундуки, похитил украшения! Одно утешение: он оказался слишком туп, чтобы разглядеть ценность статуэток, и не взял их.

Паппи подумал о том же самом.

– Тот человек слишком долго пробыл наверху экипажа. Мне следовало позаботиться о том, чтобы ты проверила свои вещи, прежде чем солдаты уехали. Их командир, похоже, умеет добиваться повиновения и не позволяет себя дурачить. Он бы быстро вернул тебе украшения.

– Если только они нас самих не одурачили и не действовали заодно!

Он хмыкнул:

– Рассматриваешь все возможности? Отлично, Алана. Я об этом не подумал. Сомнительно, хотя вполне вероятно. И все же будем надеяться, что нет, поскольку твой отец сможет легко выяснить, кто из его людей был послан проверить слухи о лагере мятежников, и тогда твои драгоценности будут возвращены. А вот обнаружить шайку грабителей будет не так просто. С другой стороны, мы, скорее всего, были бы мертвы, если бы столкнулись с грабителями. Во время метели ничего не стоит скрыть следы преступления, сбросив жертв в пропасть. Но в любом случае никто из них не догадается, что представляет собой пропавший браслет.

Алану сердила уже не только утрата браслета, но и всех драгоценных украшений, которые дарил ей Паппи на протяжении многих лет.

– Из-за их глупости? – спросила она.

– Нет, вор может быть умен, но это ему не поможет, если он, как большинство лубинийцев, не умеет читать, и надпись ничего ему не скажет, даже если он ее заметит. И вряд ли он сразу продаст драгоценности. Сперва захочет убедиться, что ни один палец не укажет на него, когда хозяйка обнаружит пропажу.

– Еще как укажут. Мы ведь точно знаем, кто похититель.

– Да, – согласился Паппи. – Но он уверен, что поверят его слову, а не нашему, поскольку мы изобразили из себя слуг, а слуги в отсутствие хозяев порой поддаются разным искушениям… ну, ты понимаешь.

Алана фыркнула, положила почти пустую шкатулку в сундук, защелкнула замок и сказала:

– Это было доказательство моего происхождения.

– Принцесса, ты сама доказательство. Ты знаешь факты и способна описать браслет до мельчайших деталей. По всей видимости, столь дорогая безделушка была подарена тебе отцом до того, как он удалился скорбеть по своей покойной супруге, так что должен помнить, как выглядел браслет. Кроме того, может сыграть роль твое внешнее сходство с матерью. Помни, мое настоящее имя упоминать нельзя, но ты должна сказать, что тебя похитил Растибон, поскольку это имя здесь знакомо и придаст убедительности твоей истории. Имей в виду, что король и его советники захотят поверить тебе, потому что твое появление положит конец проискам мятежников, которых ищут так долго и так безуспешно.