Громкий звонок будильника вырвал Лину из забытья.
«Боже, как не хочется просыпаться! Еще немножко, ну хоть пять минуточек поваляюсь».
Она открыла глаза, вспомнила, где находится, и поняла, что вставать все-таки придется. Быстро вскочила, сунула ноги в прохладные тапочки, накинула халат и вышла на балкон. Ее охватил бодрящий осенний холод. Спать сразу расхотелось, таким прекрасным выдалось это утро. Пейзаж за окном был настолько хорош, что Лине захотелось вырезать его и вставить в раму. Художница по имени Осень славно потрудилась, использовав в картине все оттенки красного, оранжевого и желтого. Впрочем, зеленый цвет тоже еще присутствовал, напоминая своими оттенками об ушедшем лете…
– Хэллоу, мадам соискатель! – знакомый голос прозвучал совсем рядом. Лина заглянула за перегородку балкона и расхохоталась:
– Привет, Медвед!
Башмачков в коричневом махровом халате и впрямь походил на взъерошенного медведя, разбуженного зимой охотниками. Впрочем, «медведь» уже приготовил себе кофе в казенной кофе машине и с комфортом любовался окрестностями. Опершись о перила, он прихлебывая бодрящий эликсир из белой чашечки. Лина с завистью втянула носом аромат настоящего напитка из кофейных зерен.
– Везет тебе, Башмачков, – сказала она, – уже кофе пьешь, причем задолго до официального завтрака.
– У тебя в номере такая же кофеварка есть, и даже пакетик с зернами, – пробурчал Башмачков. – Впрочем, если хочешь, могу и на твою долю кофейку приготовить.
– Пожалуйста, свари, коли не в лом, – попросила Лина, – а то глаза слипаются.
Через пять минут они притащили на свои балконы по стулу из номеров, накинули куртки и уселись рядом, разделенные лишь низкой ажурной перегородкой.
– Ну прям как на юге! Кофеек вприкуску с пейзажем, – сказал Башмачков и со смаком отхлебнул из чашки.
– Только вместо моря – прекрасный осенний лес, – подхватила Лина, – по мне, так наше Подмосковье ничуть не хуже черноморского побережья.
– Ага, не хуже… Если только в этом лесу не валяются мертвые писатели.
– Ты о Борисе Биркине? – уточнила Лина. Холодок, прежде дремавший где-то под сердцем, внезапно ухнул в район желудка.
– О ком же еще? – удивился Башмачков. – Согласись, странная смерть! Еще вчера днем этот человек был живым и выглядел вполне здоровым. Признаюсь, мы даже посидели с Борисом в баре после ужина.
– Можешь вспомнить, о чем говорили? – спросила Лина.
– Вряд ли. Все-таки мы активно выпивали. Впрочем… Он, вроде, сказал, что кое-о-чем догадывается. Типа зачем Ильинская затеяла эту игру в секретность. Вскоре нас кто-то отвлек, и мы к этой теме больше не возвращались.
– Ну и что? Все мы кого-то в чем-то подозреваем и о чем-то догадываемся. Меня больше волнует тема семинара, заданная Ильинской – «Начать жизнь с нуля». Ты уже начал писать?
– Не-а, пока еще только раскачиваюсь, – Башмачков для наглядности раскачался на стуле вперед-назад и продолжал. – Да и куда спешить? Лично я никого побеждать не собираюсь. Правда, гонорар получить хотелось бы. Все эти тиражи и грамоты за подписью Ильинской меня мало волнуют.
Лина дернулась, и немного кофе выплеснулось из чашки на траву под балконом. Она с удивлением уставилась на Башмачкова и спросила:
– А зачем ты вообще сюда приехал?
– Меня прельстили два обстоятельства. – Башмачков эффектным жестом, как знаменитый танцовщик Цискаридзе, откинул волосы со лба и, слегка рисуясь, продолжал. – Во-первых, цена за проживание в этом миленьком домике показалась подходящей, а, во-вторых, понравилась близость Дуделкино. Знаешь, я ведь там не раз бывал. Даже познакомился кое-с-кем из ныне покойных классиков. В общем, захотелось вспомнить золотые деньки. Ностальгия, знаете ли, мадам писательница! С возрастом она навещает нас все чаще. Захотелось поболтаться по окрестностям Дуделкино, подышать осенним воздухом, настоянным на мыслях и строках почивших в бозе дуделкинских классиков. Навестить их могилы на местном кладбище, в конце концов! В общем, понадеялся, что смогу отдохнуть в ближнем Подмосковье за разумные денежки и заодно поработать. Фиг то! Замуровали! Не на того напали, вот что я тебе скажу! Я склонен к побегу! Короче говоря, всю эту литературную «ботву», которую требует от нас Ильинская, буду кропать ночью для отвода глаз. Ну, ладно, это все мелочи. Знаешь, Лин, когда я тебя в списках семинаристов увидел, так обрадовался! Решил, что мы вместе будем шастать по Дуделкино, слегка выпивать и трепаться в баре. Разве мог я подумать, что нас запрут на две недели в литературной колонии строгого режима?
– А почему ты не уехал, когда заместитель Ильинской озвучил эти условия?
Лина поставила чашку с остатками кофе на кафельный пол и внимательно взглянула в глаза Башмачкову. Прежде в его синих глазах, как в зеркале, отражались все явные и тайные мысли. Но сейчас приятель был непроницаем, как Будда. Он ответил не сразу. Отхлебнул кофейку, покачался на стуле, а потом сказал:
– Не уехал по одной простой причине. Дурак потому что. Больше того – любознательный дурак! Прикинь, стало интересно, что же мы, неизвестные сочинители, из себя представляем, если с нас подписку о неразглашении берут? Кому все эта глупая игра в секретность понадобилась?
– И тогда ты попросил у девушки администратора номер рядом со мной? – Лина посмотрела на давнего приятеля с подозрением.
– Понимаешь, это вышло случайно, – проворчал Башмачков, пряча глаза. Лина не стала его добивать колкостями и, чтобы замять неловкость, поторопила быстрее собираться на завтрак. Через час был назначен утренний семинар.