Когда я снова стану маленьким

Об авторе этой книги

Януш Корчак — имя человека, о котором сложены легенды, про которого знают все дети в Польше, и надо, чтобы знали все люди на свете, и маленькие и большие.

Говорят, это был человек героической, небывалой доброты, настоящий добрый волшебник из детской сказки. Но волшебники не погибают, а он погиб вместе с детьми в газовой камере фашистского лагеря Треблин-ка. Он мог бы спастись сам, но не мог спасти детей — и остался с ними и вместе с ними погиб.

Кто же он был?

Каждый человек с самого раннего детства пользуется трудами многих людей: ест хлеб, выращенный крестьянином и испечённый пекарем, носит одежду, сотканную ткачами, сшитую швеёй, сидит за столом, сделанным столяром, ест из посуды, выделанной гончаром или стеклодувом, ездит в трамвае, который ведёт опытный и осторожный водитель, читает книгу, созданную усилиями разных мастеров — от писателя до печатника, — и так далее, без конца можно перечислять всех, кто служит маленькому человеку. Но, пожалуй, три профессии ему ближе, знакомей других, потому что с ними он сталкивается непосредственно, сам, с первых лет жизни. Во-первых, это врач, от самого рождения он сопутствует человеку, помогает ему расти, развиваться правильно. И как часто он спасает ему жизнь, такую хрупкую в младенчестве! Во-вторых, это учитель, который с семи лет и до совершеннолетия каждого из нас (или, во всяком случае, очень многих людей) почти триста дней в году проводит с нами но пять-шесть часов в школе, терпеливо и мужественно переносит наши шалости, недисциплинированность, несообразительность, несознательность, все особенности наших характеров, стараясь сделать нас грамотными и удовлетворить нашу любознательность. И, в-третьих, это писатель, который даёт нам в руки самое большое чудо детства — книгу, могучее орудие мечты, возможность увидеть весь мир, прошлое и будущее, не говоря уж о настоящем. Правда, самого писателя ребёнок не знает (изредка видит портрет на обратной стороне обложки или титульного листа), даже не всегда обращает внимание на имя, стоящее сверху над заглавием книги, но ведь писатель вкладывает так много души в свою книгу, что живёт в ней наряду со своими героями, хоть и не всем и не сразу заметный. Во всяком случае, писатель и его книги неразделимы — недаром мы говорим: «Я люблю Пушкина», «Я читаю Толстого», «Дайте мне Чехова»... Януш Корчак соединил в себе все эти три профессии, необходимые детям: он был врачом, педагогом, писателем и, как детский врач, педагог и автор детских книг, много лет своей жизни работал для детей. Даже больше того: двадцать пять лет он жил среди детей — -в созданном им для сирот детском доме, на чердаке которого была его комната. Там написаны были некоторые его книги и, между прочим, повесть «Когда я снова стану маленьким», которую вы сейчас прочтёте.

Это был человек замечательный, и жизнь его от начала и до конца сама достойна целой книги. Я постараюсь коротко сказать о нём самое главное.

Януш Корчак — это писательский псевдоним, настоящее имя его — Генрик Гольдшмит, поляк по месту рождения, по языку (книги его написаны на польском языке), еврей по национальности. Родился он в 1878 (или 1879, точно не установлено) году, в Варшаве. Отец его был адвокат, имевший свои печатные труды. Семья была интеллигентная, обеспеченная; красивая квартира, прислуга; мальчика пичкали рыбьим жиром, тщательно оберегали от всяких забот, детство было бедно впечатлениями, и маленький Генрик рос «растяпой и ротозеем», по мнению отца. Впрочем, жили они с отцом дружно, говорили важно: «Мы мужчины», уходили вдвоём из дому на далёкие прогулки, плавали в лодке по Висле.

Но, когда маленькому Генрику было одиннадцать лет, отец его заболел и вскоре умер. Семья быстро обеднела, исчезли и богатая квартира и прислуга, пришлось переселиться в бедный район. Генрик стал репетитором. Всё же он продолжал учиться и сам и, окончив школу, поступил в медицинский институт.

В 1898 году он написал драму в четырёх актах и послал её на конкурс газеты «Курьер Варшавский», где она и была отмечена. Вот тогда-то он и взял себе псевдоним Януш Корчак (герой одной из книг польского писателя Крашевского). Он стал сотрудничать в юмористическом еженедельнике «Шипы», где начал «повесть с продолжением», которую потом писали несколько человек.

Как рассказывает его ученик и биограф, польский писатель Игорь Неверли, в эти годы он вёл «двойную жизнь»: учился в медицинском институте, занимался литературой, а все досуги отдавал обитателям Повисля — одного из беднейших районов Варшавы. Ещё в детстве он подружился с одним мальчиком, сыном бедняка. Теперь с его помощью он ближе познакомился с миром бедноты, горя и несправедливости. Особенно угнетало его положение детей в этом мире. Первая его книга, повесть «Дети улицы», рассказывала о беспризорных, о малолетних ворах и преступниках. Эта книга определила направление всей писательской деятельности Корчака: вопросы воспитания волновали его больше всего на свете. Быть воспитателем стало целью его жизни.

В 1903 году он окончил медицинский институт и стал детским врачом. В 1904 году он был призван в армию и отправлен на Дальний Восток, где в то время шла война с Японией. Там, в армии, встречает он и революционные события 1905 года. Выступая на митинге во время забастовки железнодорожников, Корчак говорит о детях, которым нужна революция, о том, что «революцию нельзя делать, не думая о детях».

В 1906 году выходит в свет его книга «Дитя салона», в которой писатель резко высмеивает буржуазную семью, воспитание так называемых «порядочных людей».

Он работает врачом в детской больнице, славится как диагност, имеет большую практику, берёт большие гонорары с богатых, чтобы иметь возможность бесплатно лечить бедняков. Лечит детей и пишет о детях.

Для усовершенствования своего врачебного искусства он в эти годы несколько раз побывал за границей — в Берлине, Париже, Лондоне. Впоследствии, уже отказавшись от профессии врача, он говорил, что многим обязан медицине. «Я видел рождение и смерть, — говорил он. — Медицине я обязан методом исследования». Интересно, что имя «доктор» осталось за ним навсегда: по радио он выступал с «Беседами старого доктора», и все дети в детском доме звали его доктором.

В эти же годы в душе его всё больше крепнет решение осуществить свои мысли о воспитании детей на деле — самому стать воспитателем. Начал он с работы в библиотеке, ездил воспитателем в летние детские колонии, работал в благотворительном «Обществе помощи сиротам». Став членом правления этого общества, он задумал построить «Дом сирот». Сам работал с архитектором над проектом дома, усердно добывал средства для его постройки. И вот в 1911 году в Варшаве, на Крахмальной улице, 92, открылся «Дом сирот», который просуществовал тридцать лет. Директором и душой этого дома был «старый доктор» Януш Корчак.

«Дом сирот» содержался на благотворительные средства — иначе и не могло быть в старой Польше. Но Корчак, как влиятельный член правления общества, добился, чтобы никто не вмешивался в распорядок и жизнь детей в доме. Игорь Неверли рассказывает, что, когда богатые члены общества хотели посетить дом, Корчак требовал, чтобы они приходили туда пешком, оставив за углом улицы свои роскошные автомобили, чтобы не смущать де-тей-сирот видом своего богатства.

«Дом сирот» было удивительное учреждение, своеобразный островок в тогдашней Варшаве, маленькое «государство в государстве». Трёхэтажное здание. В подвале — прачечная, кухня, ванная, раздевалка и комната для чистки обуви. На первом этаже — канцелярия, комнаты, в которых дети готовили уроки, зал, где они отдыхали во время перемен, одновременно служивший и столовой. На втором этаже — классы, кладовая, комната для больных детей, мастерская, на третьем — спальни. На чердаке — комната «старого доктора», где частенько собирались воспитатели, где любили отдыхать больные дети, где свободно разгуливали воробьи и мыши.

В доме было более ста ребят и всего семь человек обслуживающего персонала. Причём все — и даже повар и прачка — были воспитателями, разделяли идеи Корчака и практически их осуществляли. С Корчаком в доме работало человек двадцать молодёжи — воспитатели, которые учились воспитывать и детей и себя. Известно изречение Корчака: «Не может воспитывать других тот, кто не воспитывает себя». Игорь Неверли, один из этих молодых воспитателей, вспоминает, как легко и весело работалось с Корчаком. Однажды, когда Неверли сильно опоздал к завтраку, Корчак с детьми встретили его появление бурной авацией, и эти аплодисменты были для молодого воспитателя чувствительнее всякого выговора.

В доме каждый имел права и обязанности. Во главе дома стояли «совет самоуправления» и «товарищеский суд». Каждый сам брал на себя какое-нибудь обязательство — по вкусу, по силам и способностям, — но, уж взяв его, должен был выполнять. Дети работали в мастерских, учились, несли дежурства по дому. Была система «вечерних отчётов», когда каждый должен был сам дать оценку своей работы перед товарищами. Очень велика была роль «общественного мнения»: в доме устраивались «плебисциты» для суждения о каждом новичке — через месяц и через год после его поступления. Происходили они так. В столовой около каждого прибора клались три картонные карточки со знаками «плюс», «минус» и «ноль», выражающими отношение к тому, о ком шла речь. Каждый совершенно самостоятельно выбирал ту карточку, которая выражала его отношение к обсуждаемому человеку, и клал её в урну. Подсчитывались «голоса», и в зависимости от общей оценки новичок получал «звание» или товарища, или жильца, или постороннего, или же, в худшем случае, чужака.

Большое значение в доме имел «товарищеский суд». Сам Корчак сочинил торжественный «кодекс», в котором до сотого параграфа говорилось: «суд прощает», а тысячный гласил, что подсудимый «опасен для окружающих и подлежит исключению». За все годы существования «Дома сирот» было всего два случая исключения.

Во вступлении к «кодексу» Корчак писал: «Суд не есть справедливость и правда, но он — стремление к справедливости и правде». Этим воспитывал он в маленьких «судьях» чувство ответственности за «суждение», желание хорошенько разобраться в делах и поступках своих товарищей, боязнь ошибиться, осудив. Снисхождение, стремление убедить, радость, если можно простить, — вот на чём основывался «кодекс» Корчака. Сам по себе этот «кодекс» — -любопытный литературный документ: смесь игры и серьёзных размышлений.

Даже в тех случаях, когда «суд не прощал» каких-либо поступков ребёнка, он всегда предоставлял «подсудимому» возможность исправиться как можно скорее. Суд мог «лишить гражданских прав на неделю», суд мог «отдать в опеку» — даже тот, кого общественное мнение сочло «чужаком», мог найти себе среди ребят опекуна. Опекун вёл дневник, и каждую неделю этот дневник читался вслух перед ребятами дома, чтобы все могли видеть, как исправляется опекаемый, как действует опекун.

Каждый мог взять на себя добровольное обязательство, например: «Хочу отучиться приставать ко всем и злиться и чтобы не врать», — и добиваться достижения цели. Так вырабатывалась «техника самообладания».

Известно, что ребята, в особенности мальчики, имеют склонность к таким «неблаговидным» поступкам, как драка, обмен, пари. Учитывая эту склонность, в доме все эти виды «неблагонравия» разрешались, но подравшиеся обязаны были после драки сами внести себя в особый список, объясняя случившееся; обмен должен был быть «честным»; например, перочинный нож разрешалось обменять на увеличительное стекло; пари оформлялись у «доктора». С ним можно было побиться об заклад, обещая в какой-то срок не драться или не ругаться, или, по крайней мере, не более тридцати раз произнести слово «холера». В большом ходу в «Доме сирот» были всякие выигрыши и награды — конфеты, картинки, открытки и прочие любимые детьми мелочи.

Много в обиходе и распорядке дома было элементов детской игры, с помощью которой Корчак старался воспитать в своих учениках навыки жизни в коллективе, стремление стать лучше. Выпускникам, уходившим из дома в большую жизнь, Корчак говорил: «Мы даём вам с собой одно — мечту о лучшей жизни».

В педагогических взглядах Корчака есть некоторая перекличка с идеями А. Макаренко. Известно, что, когда вышла в свет «Педагогическая поэма», эта книга с увлечением читалась на чердаке «Дома сирот» «доктором» и молодыми воспитателями.

Деятельность Корчака не ограничивалась работой только в «Доме сирот»: два дня в неделю он отдавал созданному им интернату, который существовал на средства профсоюзов и был связан с рабочими. Он читал лекции по педагогике, выступал по радио, редактировал педагогическую литературу, был экспертом в суде над малолетними преступниками. При всём этом он продолжал заниматься литературой, писал о детях и для детей. В годы первой мировой войны он написал своё исследование «Как любить ребёнка».

Из всех написанных Янушем Корчаком книг для детей самая знаменитая — «Король Матиуш Первый».

Повесть о маленьком короле Матиуше, конечно, сказка, забавная и грустная в одно и то же время. Но что совершенно реально в этой сказке — это ребёнок, его внутренний мир, его взгляд на людей и на жизнь, его мысли и чувства. Ведь ребёнок видит мир по-своему, многого не понимает, а многое понимает своеобразно. Матиуш чист, искренен, откровенен, ему чуждо лицемерие, он боится лжи, жаждет справедливости. И в переживаниях и мыслях Матиуша безусловно много автобиографического. В то же время в этой сказке даны типические детские характеры, и дети перестраивают жизнь согласно своим представлениям о правде и справедливости.

Ещё больше автобиографического материала в тех повестях, которые напечатаны в этой книге.

Первая повесть называется «Когда я снова стану маленьким» — название, как и само содержание у Корчака, неожиданное, забавное и фантастическое. Корчак здесь прямо говорит от первого лица, и это даёт писателю возможность сохранять всюду характерную для него интонацию шутки, смешанной с глубоким раздумьем, с мечтательностью чисто детской. Рассказав во вступлении к повести о том, как в детстве он мечтал поскорее вырасти (о чём мечтают большинство детей), приведя множество забавных мотивов своего стремления стать взрослым, автор говорит грустно, что всё это сбылось — и не принесло ему ожидаемого счастья. «У меня уже есть часы, усы, письменный стол с выдвижными ящиками — всё как у взрослых. И я в самом деле учитель. И мне нехорошо...» Оказывается, быть взрослым вовсе не так уж приятно. «Знал бы, ни за что бы не хотел стать взрослым. Ребёнку во сто раз лучше. Взрослые — несчастные. Неправда, будто они делают, что хотят. Нам ещё меньше разрешено, чем детям. У нас больше обязанностей, больше огорчений. Реже весёлые мысли. Мы уже не плачем — это правда, но, пожалуй, лишь потому, что плакать не стоит. Мы только тяжело вздыхаем. И я вздохнул, — доверительно говорит Корчак, и в этот момент в его голосе звучит подлинная грусть и сожаление о прошедшем детстве. — Ничего не поделаешь. Никто ничего не изменит. Никогда уж больше я не буду маленьким...»

Но недаром Януш Корчак — добрый волшебник, сочиняющий сказки. Он не может ни сам оказаться в безвыходном положении, ни маленького читателя оставить безутешным. Он знает, как можно снова стать маленьким, после того как уже порядочно лет побыл взрослым. У взрослого человека есть одна способность, какой нет у ребёнка: он может вспоминать. Пусть маленькие читатели, которые ещё не знают воспоминаний, подумают, что всё дело в сказочном старичке гноме с фонариком. Автор знает (а всякий взрослый легко догадывается), что старичок — это время, а его фонарик — это память человеческая. А память может мгновенно вернуть человеку и детство, и любой час жизни, и любого человека, который был ему близок и дорог когда-либо. Правда, в таком возвращении в прошлое есть всегда непрочность и печаль, оттого что человек, вспоминая, сознаёт всю призрачность воспоминания; но есть что-то и очень важное и новое в том, что человек вторично переживает какой-то кусок уже прожитой своей жизни: ведь к ощущениям и событиям детства теперь примешивается то, как думает обо всём пережитом и случившемся тогда сам человек, уже ставший взрослым, как он относится к себе самому — маленькому. Сочувствует ему, осуждает его, смеётся над ним? А может быть, и то, и другое, и третье?..

Повесть «Когда я снова стану маленьким», в сущности, и есть воспоминания о детстве, полные размышлений взрослого. Можно сказать, что это комментарий вдумчивого учителя к своему школьному возрасту: вспоминая себя самого школьником, учитель вносит много поправок в педагогическую систему, в школьное преподавание и семейный быт, в весь уклад жизни ребёнка. Книга трогает до слёз глубоким пониманием переживаний маленького человека в форме школьника, она поистине «взрывает» старые, прогнившие педагогические устои буржуазной семьи и школы. Она полна педагогических мечтаний о том, что и школа, в которой столько лет проводит ребёнок, может и должна быть другой, и отношения со взрослыми у детей могут и должны быть другими. Она полна требования, чтобы всё стало иначе. «Ничего не поделаешь, говорил я, когда был большим, — пишет Корчак. — А теперь я не хочу, не хочу, чтобы так было!» В этом-то «не хочу, чтобы так было!» и заключается сила повести Корчака. Это важно, потому что все маленькие вырастают и становятся взрослыми, и вот тогда-то должно каждому очень пригодиться всё то, о чём заставляет думать Корчак. Для этого, конечно, он и писал свою повесть.

Как хорошо описывает он «день первого снега», когда ребята в школе словно сходят с ума от первых снежков, от чудесного ощущения морозца, от сияющей белизны и свежести снега, от здорового, чистого, вкусного воздуха зимы.

«Будь я королём, — говорит Корчак, снова ставший маленьким, — я приказал бы в первый день зимы вместо тысячи школьных звонков дать с крепости двенадцать пушечных залпов, возвещающих, что занятий не будет», что вместо уроков будет «белый праздник первого снега...» Это не так уж несбыточно... Ведь сбывается же, например, у нас другое пожелание Корчака: «Вот было бы хорошо, если бы настоящие путешественники, изобретатели и военные рассказывали в школах о том, что они делают и что видели!» Ведь так и бывает часто в советской школе, куда приходят к ребятам и Герой Советского Союза — знаменитый лётчик, и учёный, и исследователь-путешественник, и писатель, и каждый рассказывает о том, что делает...

Но Корчак в своей повести не только заботится о том, какими должны быть взрослые, бывшие когда-то детьми, — он прямо обращается к детям, к школьникам. Он учит детей думать о взрослых, о своих близких, об отце и матери, о товарищах, в том числе и об учителе, о котором обычно школьники так мало беспокоятся. «Им и в голову не приходило, — говорит Корчак, — что учитель тоже ходит в школу и проводит здесь в классе много часов», что он устаёт и волнуется и должен быть мужествен и полон терпения.

Быть человечным, учит книга Корчака, с малых лет быть достойным своего звания человека. Поэтому она нужна всем — и взрослым и детям. Смеясь, улыбаясь, грустя, возмущаясь, мечтая, раздумывая над жизнью вместе с автором, читаем мы эти страницы, полные неожиданных открытий, забавных приключений, сердитых упрёков, иронических наблюдений, серьёзных мыслей — трогательных и всегда правдивых признаний. Эту книгу каждый должен унести с гобой в будущее, чтобы не повторять ошибок прошлого.

Вторая повесть, которую вы прочтёте в этой книге, «Лето в Михалувке», рассказывает о летней детской колонии, в которой сам Корчак был когда-то воспитателем. Это колония для детей еврейской бедноты, попасть туда не так легко, ибо многие хотят, чтобы их дети пожили лето на природе, попили вдоволь молока, наигрались досыта, позабыли про те заботы и лишения, какими полна жизнь бедняков в городе, особенно зимой. В этой колонии воспитатель и автор книги Корчак пробует те педагогические приёмы и методы, какие потом кладутся в основу воспитания в «Доме сирот». Помните, как судили двух мальчиков — Плывака и Шидловского, которые ушли в лес далеко за пределы колонии, не слыхали звонка и опоздали на завтрак? По этому «делу» выступал сам воспитатель. «Господа судьи! — сказал он. — Обвиняемые, без сомнения, провинились. На завтрак, обед, полдник, ужин нельзя опаздывать, не могут ведь сто ребят ждать одного или двоих. Не можем мы каждого искать в лесу и тащить к столу. Для этого есть звонок, и к звонку надо прислушиваться. Значит, следует их наказать, но...» Оказывается, мальчики пошли в лес за цветами, в городе у них не было цветов, в городе не разрешается рвать цветы, а в лесу можно. «Они так обрадовались, что забыли о еде... Так, может быть, для первого раза простим?» И суд оправдывает виноватых. Не правда ли, это похоже на «Товарищеский суд» в «Доме сирот», о котором я рассказала выше? А сколько в колонии смешных происшествий, какие уморительные детские разговоры записаны Корчаком, очевидно, прямо «с натуры»! И, право, очень жаль, что о «Доме сирот» не успел «старый доктор» написать книги. Но, может быть, её напишет кто-нибудь из его учеников, выросших в том доме, — ведь нельзя, чтобы такое большое дело забылось, уничтоженное страшным зверством фашистов...

Третья повесть в книге — самая маленькая и самая грустная: это повесть о бедной семье, которая знала когда-то лучшие времена, но всё беднела и опускалась на дио нищеты, и дети в ней голодали, не могли учиться в школе, рады были найти работу в нефтелавке, в сарае, па бумажном складе, видели, как пил с горя отец, как мучилась мать, как болели и умирали маленькие братья и сёстры. Обыкновенная история, скажут взрослые и старые люди, которые знали жизнь до революции в нашей стране и знают, как живут бедные люди в наши дни за границей — в старом капиталистическом мире. Но сердце щемит от этой истории, и нашим детям, не испытавшим такого унижения и горя, полезно узнать об этой горькой жизни, чтобы не быть эгоистами, равнодушными к чужой боли. В этой истории есть что-то и от жизни самого автора, который в детстве узнал, что значит впасть в бедность, рано почувствовать себя кормильцем семьи, искать работу. Но в этой повести, как и во всех книгах Корчака. как и во всяком детстве, есть то, что греет маленького человека, что является ему опорой в жизни: дружба, великая человеческая дружба с таким же, как он, дружба, которая помогает жить.

Мне остаётся только рассказать о том, как погиб этот замечательный человек, отдавший все свои силы, все знания, весь свой талант и в полном и буквальном смысле всю свою жизнь детям, самым обездоленным из детей — сиротам. Рассказывать об этом трудно, потому что смерть Януша Корчака — трагическое несоответствие добра и зла, мирной трудовой жизни и жестокого насилия, самоотверженной и прекрасной личности и разрушительной слепой силы захватчиков чужих земель и чужой жизни... Но знать это надо и детям, чтобы они, когда вырастут, не допустили никогда больше повторения такого позорного для человечества дела.

Это произошло в начале августа 1942 года. Варшава была уже давно занята фашистами. «Дома сирот» на Крахмальной улице, 92 больше не существовало. По приказу Немецких властей детей перевели в гетто. Всё туже стягивалось кольцо неизбежной беды. И лучше всех понимал это «старый доктор». Но он не терял бодрости, ухаживал за больными ребятами, рассказывал сказки. Он даже сохранил свой всегдашний юмор. Поливая в последний раз цветы на подоконнике в доме, где теперь жили дети, он смотрит вниз на стражника с ружьём, который уже приставлен к дому. «Моя лысина в окне — какая хорошая цель», — записывает он в своём дневнике. Ему хочется думать, что стражник не знает, для чего он здесь поставлен, что он не виноват, — так велика вера Корчака в человека. «Что бы он сделал, если бы я кивнул ему головой? Или дружески помахал ему рукой?..» Но страшное дело свершилось — на следующий день дом был окружён фашистами. Детей приказано было приготовить к отъезду. Они не понимали, что их ждёт, «доктор» сказал им, что они поедут в деревню. «Доктор» дал им спокойно доесть свой последний завтрак, одеться, помогал малышам, вывел их из дома, построил в пары. «Доктор Гольдшмит, как государственный служащий, может остаться», — - сказали ему в последний момент. «Как я могу отпустить моих сирот с вами? — ответил он. — Я пойду с ними!» И пошёл с детьми по улицам Варшавы на вокзал, где их ожидал поезд, отправлявшийся в фашистский лагерь уничтожения — Треблинку.

И ещё раз, когда дети были уже в вагоне, ему дали возможность спасти свою жизнь. Комендант поезда, узнав, что с детьми едет Януш Корчак, вспомнил, что в детстве он читал книги этого автора и они ему нравились.

— Выходите из вагона, вы можете остаться, — сказал он.

— А дети?

— Дети поедут...

— Ошибаетесь... Не все негодяи!.. — сказал Корчак.

И поехал с детьми в Треблинку — на смерть.

Настоящий человек и умирает достойно. Так погиб Януш Корчак. А мы, читатели его книг, знающие его жизнь, будем гордиться, что среди людей жил этот добрый волшебник от педагогики, великий заступник за сирот, за всех обездоленных, за маленьких людей — за детей.

Вера Смирнова