Глава третья МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ

В Академии ВВС

С победой приходят награды. В 1945 году Кожедуб был награжден сразу тремя орденами — двумя орденами Красного Знамени (приказы командующего 16-й ВА от 29.3.45 и 29.6.45) и орденом Александра Невского (приказ командующего 16-й ВА от 31.7.45). Напомню, что в 1944 году орденами Кожедуб не награждался вообще, зато были указы о присвоении ему звания Героя Советского Союза, а через полгода — дважды Героя.

Один орден, к которому был представлен, — орден Суворова III степени — Иван Никитович так и не получил. Представление было отклонено, поскольку было не совсем точно составлено — описание подвига (за шесть лично сбитых самолетов противника) не соответствовало статуту ордена, который предполагал «умелую организацию и осуществление победного боя с меньшими, чем у противника, силами». Хотя, по сути, Кожедуб провел десятки, если не целую сотню победных боев «с меньшими, чем у противника, силами». Другой причиной отклонения могло быть то, что в 176-м гвардейском ИАП было сразу четыре летчика, награжденных орденом Суворова III степени, тогда как во всех советских ВВС их было не более пятидесяти.

В июне 1945 года 176-й гвардейский истребительный авиационный Проскуровский краснознаменный ордена Александра Невского полк был награжден последним боевым орденом — орденом Кутузова III степени.

В День авиации 18 августа 1945 года Кожедуб находился в Москве, на подмосковном аэродроме Теплый Стан, куда к тому времени из Германии был переведен его родной полк. Встав рано утром и включив радио, он услышал два указа, которые все газеты страны опубликовали 19 августа. Первый из них гласил:

«За образцовое выполнение боевых заданий Командования и геройские подвиги на фронте борьбы с немецкими захватчиками, дающие право на получение звания Героя Советского Союза, — наградить Героя Советского Союза гвардии майора Кожедуб Ивана Никитовича третьей медалью "Золотая Звезда" и в ознаменование его геройских подвигов соорудить бронзовый бюст с изображением награжденного и соответствующей надписью и установить на постаменте в городе Москве.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин.

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин.

Москва, Кремль, 18 августа 1945 г.».

Вторым указом пяти летчикам присваивались звания дважды Героев Советского Союза:

«За образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками, дающее право на получение звания Героя Советского Союза, наградить Героев Советского Союза второй медалью "Золотая Звезда", соорудить бронзовые бюсты и установить их на постаментах на родине награжденных:

1. Капитана Ефимова Александра Николаевича

2. Майора Рязанова Алексея Константиновича

3. Капитана Сивкова Григория Флегонтовича

4. Капитана Скоморохова Николая Михайловича

5. Майора Степаненко Ивана Никифоровича Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин.

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин. Москва, Кремль, 18 августа 1945 г.».

После оглашения указов по радио Кожедуб сразу же попадает в объятия боевых друзей — Титаренко, Куманичкина, Александрюка, Васько, Белякова, Азарова…

Уже 20 августа 1945 года газета «Правда» вышла с большой статьей Ивана Кожедуба «За Родину, с именем Сталина», где он вспоминал о своем пути в авиацию, рассказывал несколько боевых эпизодов, подводил итоги своей боевой работы.

По непонятным причинам бюст в Москве был сооружен уже в постсоветское время, после смерти Кожедуба. Его автором стал вездесущий скульптор З. Церетели, а установлен он в Музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе. Скульптор напутал в наградах, лишив маршала второго ордена Ленина, но «в целом», по мнению чиновников, с задачей справился — «похож» — и получил сдержанно-одобрительную оценку.

Третья Звезда была первой наградой, которую наш герой получал в Кремле. Кожедуба поразила царящая в нем особая, олицетворяющая связь времен духовная атмосфера, величавая сдержанность Соборной площади, знаменитая Царь-пушка, внутреннее убранство Большого Кремлевского дворца… Как и многих других фронтовиков, приглашенных в Кремль, Кожедуба конечно же волновало, будет ли присутствовать Сталин. Но тот от подобных церемоний настойчиво уклонялся. Удивительно, что И.В. Сталин — человек, глубоко знавший авиацию, ни во время войны, ни после никогда лично не встречался с выдающимися военными летчиками: ни с Покрышкиным, ни с Кожедубом, ни с Молодчим.

Из десятков летчиков, лично знакомых ему до войны, в живых осталось немного: М.М. Громов, В.К. Коккинаки, П.М. Стефановский, С.П. Денисов, В.С. Гризодубова… Пали в боях дважды Герои Советского Союза С.П. Супрун, Г.П. Кравченко, И.С. Полбин, Герои Советского Союза Д.Л. Калараш, С.Н. Поляков, В.П. Трубаченко… Погибли при испытаниях В.П. Чкалов, Ю.Н. Пионтковский, Э. Ю. Преман, С.А. Степанченок, Т.П. Сузи… В летных происшествиях погибли М.С. Бабушкин, А.М. Бряндинский, С.И. Грицевец, А.А. Губенко, Н.П. Жердев, С.А. Леваневский, М.М. Раскова, А.К. Серов, П.Д. Осипенко, В.И. Хользунов… Были расстреляны П.В. Пумпур, И.И. Проскуров, П.И. Рычагов, Э.Г. Шахт, С.А. Черных… Застрелился в первый день войны командующий авиацией Западного особого военного округа Герой Советского Союза, один из асов Испании генерал-майор авиации И.И. Копец.

24 августа 1945 года в Большом Кремлевском дворце из рук заместителя председателя Президиума Верховного Совета СССР и председателя Президиума Верховного Совета Эстонской ССР, известного эстонского поэта Й.Я. Вареса, Кожедуб принял свою третью Золотую Звезду. Он запомнил живой и заинтересованный взгляд этого необычного человека, его крепкое рукопожатие.

Здесь же вторую медаль «Золотая Звезда» получил летчик-штурмовик гвардии майор М.Т. Степанищев, совершивший на Ил-2 222 боевых вылета. Еще двум десяткам офицеров были вручены Золотые Звезды и грамоты о присвоении звания Героя Советского Союза.

Среди новых кавалеров Золотой Звезды был старый боевой друг Кожедуба, однокашник по училищу и соратник по 176-му ГИАП В.И. Александрюк, летчики-истребители Е.П. Мариинский, Г.А. Мерквиладзе…

В тот же день Кожедуб получил специальный талон на посещение Центрального военторга. Такой талон давался всем Героям Советского Союза, получавшим Звезду в Москве.

Александр Лесс составил Ивану компанию, и по льготным ценам они приобрели столько водки, коньяка и американской тушенки, что едва смогли унести — выручила машина, пригнанная Лессом. Кожедубу казалось, что кое-что из этого богатства от сумеет отвезти в свой старый полк, к ребятам, куда он собирался, но и выпивка, и закуска кончились «со скоростью истребительной авиации». Гостинцы для боевых друзей пришлось покупать по коммерческим ценам. Ходить в магазин «при звездах», как советовали некоторые и что сулило значительную скидку, Иван отказался наотрез.

Вскоре после вручения награды гвардии майор И.Н. Кожедуб получил извещение о зачислении в Академию ВВС в Монине. С 22-м приемом (в Академии ВВС и выпуски считались по номеру приема) он стал слушателем академии.

Вместе с Иваном Никитовичем поступили в академию дважды Герои Советского Союза летчики-истребители Н.Д. Гулаев, А. Е. Боровых, С.Д. Луганский, штурмовики Т.Я. Бегельдинов и Л.И. Беда. Всего же среди новых слушателей более пятидесяти человек были Героями Советского Союза. Три выпускника из числа слушателей 22-го приема стали маршалами авиации (Кожедуб, Кирсанов, Силантьев), 44 — генералами.

Заметим, что в следующем, 23-м приеме было 111 Героев и дважды Героев Советского Союза! В этом отношении он стал рекордным и получил шуточное название — «Золотая орда».

В то время Герой Советского Союза, впоследствии генерал-полковник авиации и командующий дальней авиацией СССР в течение пятнадцати лет, Василий Васильевич Решетников разрывался между занятиями на курсах командиров полков в академии и соблазнами мирной жизни: «Учился я без особого рвения — рядом была Москва. Голодноватая, неустроенная, но веселая, неунывающая. Бушевала богема, влекла к себе задиристой вольницей и беззаботностью».

В.В. Решетникова всегда отличало великолепное чувство юмора и завидный слог, его литературный талант был отмечен еще Алексеем Фатьяновым и Михаилом Светловым. Он впервые увидел Кожедуба в ДК Монинской академии в сентябре 1945 года:

«Мы смотрели какой-то приключенческий фильм, и в передних рядах кто-то постоянно вскакивал, хлопал сиденьем, порой выбегал к экрану, громко, с применением, как сегодня принято говорить, "неформальной лексики" удивлялся увиденному и в избытке чувств, столь же громко, комментировал его.

На мой вопрос соседу:

— Что это за чудак? — мне кратко ответили:

— Кожедуб!»

В сентябре 1945 года Иван Кожедуб совершил долгожданную поездку на родину. Несмотря на объективные сложности послевоенного быта, на предельную разруху и бедность, поездка на Украину стала для него памятной. Встречи были очень теплыми, радушными и, насколько это было возможным, хлебосольными.

Тогда Иван Никитович посетил Киев, Чугуев, Харьков, Шостку, родную Ображеевку. В Ображеевке, как и в других местах, к встрече готовились заранее. Выписали для этого продукты, раздали национальную одежду, приодели оставшихся в живых родственников и знакомых.

В Киеве Кожедуб посетил спецшколу ВВС, где обучались ребята из Киевской, Житомирской и ряда других областей Центральной Украины. Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР А.С. Бежевец, проведший впоследствии сложнейшие испытания МиГ-25 и МиГ-27 (за испытания МиГ-27К он был удостоен Государственной премии), в 1945 году был 16-летним курсантом Киевской спецшколы № 13 и участвовал в памятной встрече с прославленным летчиком:

«Хочется вспомнить еще один приятный эпизод, который произошел в 1945 году. Руководство школы организовало встречу всех учеников с трижды Героем Советского Союза майором Кожедубом И.Н. Встреча происходила во дворе спецшколы. Кожедуб находился на некотором возвышении, на крыльце. Конечно, я сейчас не помню, что он тогда говорил, но нам очень понравился его внешний вид. Несмотря на свои большие военные заслуги, выглядел он очень молодо, разговаривал без всякой напыщенности и показного превосходства над нами. Роста он был среднего. Казалось, сними с него китель со звездами, он мало чем отличался бы от нашего брата.

К сожалению, больше таких встреч с прославленными асами Великой Отечественной войны не было. А жаль! Безусловно, они прививали любовь к авиации, воспитывали чувство патриотизма».

Вскоре изменения произошли и «в кабине». 8 ноября 1945 года Иван Кожедуб встретил в монинской электричке красавицу десятиклассницу Веронику. Вот как вспоминала Вероника Николаевна свои первые встречи с будущим мужем, о том, как она вышла замуж:

«Однажды в электричку напротив меня сел молодой майор в летной шинели. Он краснел, ерзал, тихонько покашливал, в общем, хотел заговорить, но стеснялся. Чувствовалось, что он хочет познакомиться. Трусов я никогда не любила и старательно читала какую-то книгу. Так и не заговорив со мной, он вышел на станции Монино, сказав на прощание: "До свидания". В следующий раз я увидела его в той же электричке, продиравшегося через плотно стоявших людей. Как Иван впоследствии рассказал мне, он искал меня в электричке несколько раз, проходя ее из конца в конец. При нашей второй встрече он был более решителен — краснея, назвал свое имя и после нескольких слов пригласил меня на танцы в монинский гарнизон. Надо сказать, что в кавалерах, тем более на этом монинском направлении, проблем тогда не было. Но танцы в монинском гарнизоне были вещью весьма заманчивой для молодой девчонки, и я, совсем немного поломавшись, согласилась.

Мне уже довелось бывать на танцах в Монине с подружками — кто-то из них доставал приглашения, и я помнила, что добирались мы с трудом, по дороге несколько раз показывая документы и приглашения часовым. На сей раз все было гораздо проще — часовые козыряли моему кавалеру и становились во фрунт.

"Ну, — с удивлением думала я, — не иначе самого коменданта подцепила".

Пришли в Дом культуры, в фойе. Он помог мне снять пальто, при этом я ловко и незаметно сняла и убрала в сумочку маленькую розетку, прикрывавшую на моей груди необычную красивую брошь. Я была в новом, с большими нашими с мамой трудами пошитом платье и старательно ловила заинтересованные взгляды. Остановившись у зеркала, чтобы поправить прическу, я осматривала фойе и зал, стараясь отыскать знакомых. В зеркало я увидела Ивана, снимавшего шинель, и тут заметила, как сверкнули три звезды на его кителе. Человек он был тогда уже известный, я не раз видела его портреты в газетах и журналах и, не узнав его сразу, разглядела теперь.

"Так вот с кем выпало познакомиться", — подумала я, теряя интерес ко всем другим людям и чувствуя, как все подчиняется одной цели…

Вскоре Иван сделал мне предложение, и 2 января 1946 года в Монине мы расписались. Отметить событие поехали к Ивану в полк, в Теплый Стан. Шофер тогда, помню, очень спешил домой — догулять праздники — и нас не довез — то ли мы его отпустили, то ли сложно было проехать. Высадил километрах в 3-х от аэродрома — позади, в стороне Москвы, виднелось одинокое здание ВЦСПС — там, где оно стоит и сегодня. С немалым трудом, под шутки Ивана (а каково было мне, в туфельках) мы добрались до аэродромных зданий, где нас горячо и искренне поздравили Павел Федорович Чупиков, Саша Куманичкин, Дима Титаренко, несколько других офицеров. Организовали веселую дружескую вечеринку».

А через год у Ивана Никитовича и Вероники Николаевны родилась дочь, которую назвали Наташей.

Искреннюю любовь к Веронике Николаевне, своему «главному адъютанту и помощнику», своей «четвертой Золотой Звезде», Иван Никитович пронес через всю жизнь. Женщина необыкновенной красоты, очень энергичная, изящная, легкая, она была способна непринужденно поддерживать любую беседу и успешно торговаться на рынке, участвовать в многокилометровых заплывах в море и классно водить автомобиль, запоминать сотни встреченных ею людей, их имена, лица, привязанности, привычки. Она умела прекрасно играть на гитаре и петь, собирала произведения живописи, дружила со многими известными художниками, любила с фантазией готовить, помнила десятки смешных анекдотов и могла резко, но не грубо оборвать потерявшего чувство такта собеседника.

Вероника Николаевна гордилась тем, что когда-то помогла выдающемуся художнику А.И. Лактионову решить его квартирный вопрос. С большой семьей тот скромно жил в маленькой комнате, а писал в чужих мастерских по договоренности, если там было место. Вероника Николаевна вспоминала, как на одном из приемов она подошла вместе с ним к председателю Исполкома Моссовета и посетовала на то, что наблюдается противоречие между размерами картины и размерами квартиры художника. Речь тогда шла о новой великолепной картине Лактионова «Письмо с фронта». Остроумие было оценено, соответствующие обещания были даны, свидетелей было много. Вскоре Лактионов получил новую просторную квартиру с мастерской, за что был благодарен Веронике Николаевне долгие годы.

…Учеба в Академии ВВС поначалу давалась Кожедубу нелегко — отвлекали бесконечные приглашения на вечера, праздники, юбилеи, проезжавшие через Москву — Монино многочисленные друзья. По натуре добрейший человек, он был не в состоянии, как Покрышкин, твердо кому-то отказать, напомнить в ответ на надоевшие приглашения, что он «боевой офицер». А ведь даже у волевого Покрышкина в этом отношении были проблемы.

Изредка приезжали однополчане — молодые, веселые, сильные. Надо ли говорить, что большинство этих встреч заканчивались выпивкой, нередко весьма серьезной. Большим любителем выпить был Н.И. Ольховский — Герой Советского Союза, бывший командир Кожедуба. Встречи с ним сразу принимали определенную направленность и заканчивались далеко за полночь.

Одно время Николай Иванович служил преподавателем в Монине, потом уволился и устроился в области на работу крановщиком башенного крана. Человек скромный и работящий, он сумел освоить эту непростую профессию. Находясь на своем рабочем месте, в крановой кабине, Ольховский шутил, что не расстался с небом. На работе он никому поначалу не рассказывал, что был летчиком-истребителем, командиром прославленного гвардейского полка. Никто и не подозревал, что он кавалер Золотой Звезды и семи боевых орденов. Пока на празднование Дня Победы он не явился в клуб с женой «при параде». Удивлению окружающих не было предела. Его, конечно, тут же посадили в президиум, предоставили слово и наперебой поздравляли. Потом, опять-таки наперебой, угощали.

…Двухэтажный дом, где жил Кожедуб с семьей, и сейчас стоит неподалеку от входа на территории монинского гарнизона. Здесь, на втором этаже, молодожены занимали комнату в двухкомнатном блоке. Никакого душа в номере не было, мыться ходили в санпропускник. В блоке была крохотная кухня с дровяной плитой. Позднее специальным решением коменданта им разрешили пользоваться электроплиткой.

Проходную комнату в том же блоке занимал дважды Герой Советского Союза летчик-истребитель А.Е. Боровых. Ему выпала военная судьба, сходная с судьбой Ивана, но культуры поведения иногда ему не хватало, и однажды он смутил Веронику Николаевну нескромным подарком. Впрочем, Андрей Егорович был прост, не заносчив и уважал своего товарища.

— Когда Ивана не было дома, я даже несколько раз просила его погулять с Наташей, на что он охотно соглашался, — вспоминала Вероника Николаевна.

— Да, — с улыбкой рассказывала Наталья Ивановна, — позднее он любил называть себя моим то вторым, то посаженным, то смежным (поскольку жил в смежной комнате) отцом.

Отец Ивана Никитовича — Никита Илларионович Кожедуб умер 17 мая 1945 года, так и не дождавшись сына после войны, мать — Стефанида Ивановна ушла в мир иной еще раньше, в 1936 году. У Вероники Николаевны в живых оставалась мама — Мария Александровна, с утра до ночи занятая на работе. Была у нее также сводная младшая сестра Лерка, Валерия Семеновна. Отсутствие родительского внимания, совета в столь сложном положении, в какое попал окруженный славой Кожедуб сразу после победы (а ведь ему тогда еще не было двадцати пяти), конечно же сказывалось. В какой-то степени функции его наставника принял было на себя маршал авиации Ф.Я. Фалалеев, в то время начальник ВВА. Он, как мог, ограждал Ивана Никитовича от многочисленных приглашений и чересчур назойливых друзей, дал команду не пускать в академию визитеров к нему. Заметим, что и академию в Монине Иван Кожедуб выбрал в июне 1945 года после откровенной беседы с маршалом — ведь некоторые советовали ему идти в Академию имени Фрунзе, куда поступили несколько известных асов — трижды Герой Советского Союза Покрышкин, дважды Герои Алелюхин и Лавриненков.

Но у Фалалеева, к сожалению, не было главного — здоровья. Он подорвал его на тяжелой и ответственной службе, причем в годы войны в его обязанности как заместителя командующего входили доклады лично Сталину о боевой работе ВВС. В своих мемуарах, изданных небольшим тиражом, Ф.Я. Фалалеев вспоминает, как последний раз видел Сталина у Мавзолея, в 1952 году:

— Что-то вы похудели, товарищ Фалалеев, — заметил Сталин.

— Так ведь это гражданские толстеют в мирное время, военные худеют, — нашелся тот.

Умер Федор Яковлевич в 1955 году.

Конечно, огромные затраты нервной энергии, серьезные и длительные перегрузки в боях на вертикалях, испытания после войны «медными трубами» отразились на здоровье Ивана Никитовича: у него появились проблемы с носоглоткой, с сердцем, с почками…

Но были у него и другие проблемы.

— Часто приезжали за ним на роскошных легковых машинах (я одно время даже коллекционировала их названия), а часа в 3—4 ночи привозили домой роскошно одетые фифочки. Учиться не давали, — с неудовольствием вспоминала Вероника Николаевна.

«Конечно, Ивану мешала учиться слава, постоянные приглашения… От многих из них вполне можно было отказаться, — вспоминал Герой Советского Союза, впоследствии — генерал-лейтенант авиации, а тогда — однокашник по академии А.Ф. Ковачевич.

— Завалят тебя, Иван, — не раз говорил я ему.

Так вот он и учился, иной раз получая "два за знание, три за звание"».

Военно-воздушная краснознаменная академия давала полноценные для вуза своего времени знания. Здесь были собраны лучшие преподавательские силы РККА, а с 1946 года — Советской армии. Среди преподавателей выделялись полковник Г.И. Игнациус, первым в академии защитивший диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук (тема — «Бомбометание с пикирования»), генерал-лейтенант А.А. Самойло, генерал-майор А.С. Колесов, полковники Л.И. Агеев, А.И. Ершов, А.В. Тарбеев, подполковник Б.Г. Ратц…

В наборе дисциплин были стандартные предметы: общественные дисциплины, общая тактика, тактика ВВС, оперативное искусство, военная география, история войн, тыл ВВС, военная администрация, служба связи, аэрофотослужба. По большинству предметов Кожедуб имел оценку «хорошо», а по оперативному искусству, службе связи и аэрофотослужбе — «отлично».

Правда, была одна «тройка», выставленная в 1-м семестре за… тактику ВВС! Надо было быть очень смелым и принципиальным преподавателем, чтобы поставить такую оценку по этому предмету трижды Герою, одному из лучших военных летчиков страны, применявшему и создававшему эту самую тактику в сложнейших боевых условиях.

Иван отличался выразительным языком, начитанностью и литературной образованностью, чем во многом был обязан и Веронике Николаевне. Еще в первый год после женитьбы, ужаснувшись его русским языком, она заставила его перечесть десятки «школьных» книг — Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Толстого, Чехова, Маяковского, Шолохова, Фадеева. Некоторые из них, например комедию Гоголя «Ревизор», они прочли вместе, поделив роли.

— Никогда я столько не смеялась, как при домашнем чтении «Ревизора». Ивану особенно удавался конечно же городничий, — вспоминала позднее Вероника Николаевна.

— Во время учебы в академии Ивана ставили знаменосцем на парадах. Это было незабываемо: прямо цирк, — смеялась жена. — В центре — Иван, а ассистенты — дважды Герои, высокорослый и мощный Дмитрий Глинка и крошечный герой-штурмовик Талгат Бегельдинов.

Здесь, в академии, для Ивана Никитовича как для летчика произошло историческое событие: он освоил принципиально новый для себя тип самолета, только что появившийся реактивный Як-17. Впервые поднять в воздух эту машину ему довелось на летной практике в июле 1948 года. Тем летом он выполнил семь коротких (по 5—12 минут) полетов.

— Удивляло, что не было видно диска вращающегося винта, были мягкость в пилотировании и ощутимо более высокая скорость, особенный, не такой резкий, свистящий звук, — вспоминал Иван Никитович.

Як-17, легкий реактивный истребитель, вооруженный двумя пушками, отличался от Як-15 тем, что третье колесо из хвостового стало у него носовым. Вес машины увеличился, и ее летные качества незначительно упали.

Як-15 был наскоро создан на базе поршневого Як-3 сотрудником А.С. Яковлева авиационным инженером Е. Г. Адлером. Евгений Георгиевич предложил установить трофейный двигатель ЮМО-004 в носовой части фюзеляжа, с небольшим наклоном к продольной оси самолета. Этими турбореактивными двигателями оснащались серийные немецкие самолеты Ме-262 и «Арадо-234». Конечно, переделка привела к значительной реконструкции машины, прежде всего носовой и задней нижней части фюзеляжа, где от реактивной струи прогорала обшивка. Но уже через несколько месяцев — 24 апреля

1946 года — самолет совершил свой первый полет, а еще через полгода, к воздушному параду в честь 29-й годовщины Великой Октябрьской революции (воздушный парад не состоялся из-за погодных условий), были готовы 15 реактивных Як-15.

Незаметно для семьи Кожедуба прошла денежная реформа

1947 года, когда деньги обменивались в соотношении 1:10. При проведении реформы были отменены продовольственные карточки.

Средняя зарплата по стране в то время составляла 800— 1000 рублей. Летчик, без надбавок, получал около 2000 рублей, командир полка — около 3000, командир дивизии — около 4000. Килограмм ржаного хлеба стоил в то время 3 рубля, сахара — 15 рублей, сливочного масла — 64 рубля, литр молока — 3—4 рубля, десяток яиц — 10—16 рублей, пол-литра «Московской» — 60 рублей.

С 1 января 1948 года в СССР были отменены денежные выплаты за ордена и медали. Для Ивана Никитовича, в то время носившего на груди три Золотые Звезды и шесть орденов, это была существенная потеря (450 рублей в месяц). Особенно была расстроена этим Вероника Николаевна. Иван Никитович лишь посмеивался:

— Мы свое еще заработаем.

Командный факультет Военно-воздушной академии Иван Кожедуб окончил в 1949 году, получив отличную оценку за дипломную работу: «Действия ИАП с реактивными двигателями способом "охоты" при обеспечении ввода в прорыв и действий в оперативной глубине механизированной армии».

В аттестации от 29 апреля 1949 года, подписанной начальником курса гвардии подполковником Максименко, и. д. начальника командного факультета генерал-майором авиации Смирновым и заместителем начальника академии генерал-лейтенантом авиации Шкуриным, говорится:

«Учебная успеваемость в Академии хорошая — по 32 экзаменам общий средний балл 4,02.

Государственные экзамены сдал: по основам марксизма-ленинизма — хорошо, по тактике ВВС — отлично, по общей тактике — отлично.

Академию окончил и получил диплом.

ВЫВОД: Может быть назначен командиром истребительного авиационного полка».

Ниже — заключения и отзывы старших начальников (аттестационных комиссий:

«1. Целесообразно назначить заместителем командира истребительной авиационной дивизии.

2. Может быть послан в оккупационные войска».

И в заключительном решении «утверждающего аттестацию» значится: «Утверждаю. Может быть назначен зам. командира ИАД».

После окончания Военно-воздушной академии майор Кожедуб получает назначение на должность заместителя командира 31-й истребительной авиационной дивизии, дислоцированной в Насосной, под Баку.

Примерно в то самое время, когда Кожедуб защищал свою дипломную работу, в Советском Союзе произошло историческое событие: 29 августа 1949 года в 7 часов утра под Семипалатинском было взорвано первое советское атомное устройство РДС-1 мощностью в 22 килотонны. Американская монополия на ядерное оружие, настраивающая наиболее последовательных и решительных «борцов с Советами» исключительно на военный лад, канула в Лету.

Ну а первая «настоящая» отечественная атомная бомба, под названием ЗДС-3, была сброшена с Ту-4 в самый разгар войны в Корее — 18 октября 1951 года. Взрыв был произведен на высоте 380 метров и, как считают некоторые историки и аналитики, не дал войне в Корее перерасти в третью мировую войну.

Назначение

Не успел Иван Никитович отбыть в Насосную — получил приказ В.И. Сталина занять должность помощника командира 324-й истребительной авиационной Свирской краснознаменной дивизии.

В течение суток был решен и квартирный вопрос — семья Кожедуба получила трехкомнатную квартиру в Москве, на Чистых прудах.

В декабре 1949 года Кожедуба назначают заместителем командира дивизии. Командиром дивизии после перевода в Германию П.Ф. Чупикова был назначен известный военный летчик Герой Советского Союза полковник В.А. Луцкий (впоследствии генерал-лейтенант авиации). Во время войны он успешно воевал в составе 32-го гвардейского Виленского орденов Ленина и Кутузова III степени истребительного авиационного полка. Замечу, что это один из двух истребительных авиаполков, награжденных орденами Ленина. В воздушных боях Луцкий одержал 16 личных побед, сбил пять немецких самолетов под Сталинградом, был ведомым командира полка, одного из известнейших летчиков 1942 года, Героя Советского Союза Ивана Клещева. Войну он закончил командиром этого прославленного полка.

За иссиня-черную шевелюру, которая отличала Луцкого в молодости, от своих товарищей по полку он получил прозвище Абрек.

Вероника Николаевна вспоминала, как однажды в Кубинке, в явно нелетную погоду, Ивана Никитовича долго не было дома.

— Мне надоело ждать, и я пошла его искать. Нашла их с Луцким в столовой уже в весьма наклюканном состоянии. Решительно их развела: я вообще, когда злюсь, становлюсь очень решительной и жесткой.

В 1949 году в дивизию поступила новая машина МиГ-15 — «самолет-солдат», едва ли не самый известный истребитель советских ВВС. Первые машины, поставленные на вооружение, имели двигатель РД-45Ф (роллс-ройсовский «Нин-11») с тягой в 2270 кг. На первых машинах не было автоматики управления, тормозные щитки были недостаточных размеров, гидроусилители рулей отсутствовали.

Позднее, в начале июня 1951 года, уже на аэродроме Аньдун летчики дивизии получили МиГ-15 «бис» — машину, имевшую целый ряд положительных отличий. Прежде всего, на ней стояли усовершенствованный двигатель ВК-1 с более высокой тягой в 2750 кг и более мощный в форсированном режиме, пушка НР-23 с 80 снарядами вместо 40 у пушки НС-23 на МиГ-15. Бустера и ножи на элеронах и задней кромке крыла уменьшали «валежку», более эффективными были увеличенные воздушные тормоза. Увеличились (на 3—5 процентов) скорость, потолок и дальность полета. Замена на новые машины еще не была тогда элементом перевооружения, а их получение стало результатом многочисленных просьб, согласований, объяснений командира дивизии.

В мае 1950 года в составе советской молодежной организации Кожедуба направили в только что провозглашенную (в декабре 1949 года) Китайскую Народную Республику.

Создание КНР явилось следствием победы Коммунистической партии Китая, возглавляемой Мао Цзэдуном, над гоминьдановцами Чан Кайши. Первый международный договор КНР — о дружбе и взаимопомощи — был подписан с Советским Союзом 13 февраля 1950 года, но еще раньше начались работы по созданию и приведению в боевую готовность так называемой Шанхайской группы войск (сформированной по типу корпуса ПВО). Командующим группой был назначен решительный и энергичный генерал-лейтенант, впоследствии Герой Советского Союза (1965) Маршал Советского Союза (1968) П.Ф. Батицкий.

В Китае наш герой посетил Пекин, Порт-Артур и Шанхай. В ходе поездки он побывал на Великой Китайской стене, в Императорском дворце, прошел по незабываемым столичным паркам, посетил Пекинский университет, искупался в Желтом море.

Иван Никитович с интересом вглядывался в незнакомую жизнь огромной страны, отмечал в письмах жене нищету и отсталость значительной части населения. В то же время он видел огромное трудолюбие народа, чувствовал революционный настрой молодежи.

Вероника Николаевна рассказывала, что из своей пятнадцатидневной командировки муж прислал ей две дюжины писем, которые, к сожалению, не сохранились.

Под Шанхаем в это время разворачивалась настоящая воздушная война: гоминьдановская авиация, действовавшая с острова Чжоушань (120 км юго-восточнее Шанхая), регулярно совершала разведывательные полеты и наносила бомбовые удары по городам Юго-Восточного Китая. Все чаще оставляли на небосводе дымные следы горящие самолеты, все накаленнее становилась международная обстановка.

В Шанхае Кожедуб стал свидетелем ночного боя, когда гвардии капитан Шинкаренко сбил гоминьдановский бомбардировщик Б-24, пилотируемый командиром полка.

В книге Ю. Тепсуркаева и Л. Крылова приведен рассказ В.Н. Шалфеева, в то время старшего лейтенанта, адъютанта 2-й эскадрильи 29-го гвардейского ИАП, воевавшего под Шанхаем, о встрече летчиков полка с Кожедубом:

«Ночи в Шанхае южные, темнеет рано и быстро. Личный состав полка уже собирался отдыхать, когда вдруг снова сыграли боевую тревогу. Мы бросились к машинам, но заместитель командира полка по политчасти полковник Фиронов всех направил в кинозал. Начали крутить фильм "Первая перчатка". Все в недоумении шептались и недовольно ворчали. Вдруг в зале зажегся свет, и мы увидели в дверях кинозала Ивана Кожедуба в парадной авиационной форме, при кортике, орденах и медалях. Из-за его спины выглядывали женщины и с любопытством разглядывали зал.

Оказалось, что 11 мая Иван Кожедуб был в Шанхае с молодежной делегацией. Они были застигнуты воздушной тревогой и наблюдали за всем происходящим в небе около какого-то зала, где собирались дать концерт китайской молодежи. Естественно, что выступление там сорвалось. И Кожедуб предложил артистам выступить перед "китайскими" летчиками, которые только что на их глазах давали страшный и захватывающий концерт в воздухе, высвеченный, как в кино, зенитными прожекторами. Артисты, как выяснилось позднее, восприняли это предложение без энтузиазма. И тревога их напугала, да и устали они уже — время-то было где-то между одиннадцатью и двенадцатью ночи. Но Кожедуб есть Кожедуб. Он все-таки уговорил артистов. И когда наш зал дружно, без команды взревел "Ура Кожедубу!" на русском языке, то взаимопонимание установилось моментально. До четырех часов утра молодежная делегация давала нам концерт. А мы, в свою очередь, наградили их хорошим ужином-завтраком и подарками. Подарками были в основном часы, которые мы успели купить на юани… Притом подарки были не от командования или парткома, а каждый желающий выходил на сцену, да не по одному, а по нескольку человек сразу, и вместо цветов, которых у нас не было, вручал исполнителям свои часы. Так что каждый исполнитель получил не менее чем по полудюжине часов хороших марок… часы те мы покупали для себя, барахло не брали. А при встрече с земляками в чужом краю русская душа не жалеет ничего…»

После возвращения из поездки Кожедуб вновь с головой окунулся в летную работу, в подготовку к «сдаче на класс».

Вероника Николаевна всегда «с ужасом» вспоминала «жуткое лето 1950 года» в Кубинке, когда Иван Никитович включился в освоение новой машины. Его налет на МиГ-15 в 1950 году составил 36 часов (69 посадок), 7 часов 40 минут (18 посадок) он налетал ночью. Почти 100 часов (104 посадки) составил его налет на других типах самолетов, в том числе на Як-17.

«Почти все лето Иван уходил в 10 утра, а приходил в 6. Я женщина неробкого десятка, но резкий свистящий звук низколетящих реактивных самолетов оказывал действие на всех. Мы, женщины, стали сдержаннее, меньше общались, больше спешили. Даже дети перестали капризничать. Иван в то лето похудел, потерял аппетит, забросил свою гирю. А тут еще погиб Саша Шишкин[49], оставил вдову и двух крошечных девочек. Тогда я впервые попросила Ивана перестать летать», — так вспоминала Вероника Николаевна горячие будни «реактивной эры».

Приказом Военного министра СССР от 20 октября 1950 года № 00217 подполковнику Кожедубу И.Н. было присвоено звание «Военный летчик 1-го класса».

В начале ноября 1950 года Иван Никитович и Вероника Николаевна, оставив дочку с мамой Вероники Николаевны, отправились в короткий отпуск в Кисловодск, в санаторий Министерства обороны «Красные камни». Прекрасный санаторий, роскошные горные виды, великолепный воздух радовали молодых лишь два дня. На второй день вечером в комнату постучали. Вероника Николаевна открыла и, вздрогнув, отшатнулась. В дверях стояли два офицера в «особистских» фуражках с голубыми околышками.

— Товарищ Кожедуб! Собирайтесь. Проедете с нами. «Именно так, — вспоминал Иван Никитович. — Так и не сказали, с…, зачем вызывают. Ситуация, по рассказам, была знакомая, и в машине я судорожно думал — за что? Вспоминал, какие анекдоты рассказывал, кому? Больше сажать было вроде не за что. Ребята пижонили, в разговор не вступали, смотрели в сторону. Наконец приехали. Меня пропустили вперед, я мимо часового вошел в какое-то здание, в комнату, разделенную перегородкой. При моем появлении сидевший за перегородкой майор вскочил. У меня сразу отлегло.

— Товарищ подполковник, с вами будет говорить командующий ВВС Московского военного округа генерал-майор авиации Василий Иосифович Сталин.

Он нажал какие-то кнопки и, сказав в телефон: "Подполковник Кожедуб!", — передал мне трубку.

— Слушай, Ваня, кончай отдыхать, есть дело, срочно вылетай!

Я даже не успел ничего сказать, а трубка уже издавала короткие гудки. К обеду следующего дня, промучившись в Ли-2 пять часов, я уже был в Москве, в штабе МВО. Жена была недовольна».

17 ноября 1950 года Кожедуб был назначен командиром 324-й ИАД. Его заместителем по дивизии был определен подполковник Чупрынин, начальником воздушно-стрелковой службы — старый друг и соратник, ветеран 176-го гвардейского ИАП подполковник Титаренко, штурманом — подполковник Калмыков, начальником штаба — подполковник Малёванный, замполитом — полковник Петухов, инспектором по технике пилотирования — подполковник Вишняков.

К моменту назначения Иван Никитович уже знал, что дивизия вот-вот будет отправлена в Китай, где должна принять участие в подготовке корейских летчиков, а также, с большой вероятностью, в обороне воздушных рубежей Китая и Северной Кореи.

Последняя война советских асов

В Северной Корее к тому времени началась война. Хотя официальной датой ее начала считается 25 июня 1950 года, фактическое противостояние СССР и США началось здесь сразу после окончания Второй мировой войны. Военное столкновение между Северной Кореей, где к власти пришел коммунистический режим Ким Ир Сена, и Южной, где правление осуществлялось под руководством «демократически избранного» американского гражданина корейского происхождения миллионера Ли Сынмана, «вернувшегося» из США, где он жил безвыездно 30 лет, первоначально носило характер гражданской войны. Преимущество левых идей для большинства населения страны, освобожденного от колониального владычества, было очевидно и сразу проявилось в военных успехах северян — Корейской народной армии. В течение двух недель после начала боевых действий ее воины освободили 90 процентов территории Южной Кореи, вышли на рубеж реки Рактон.

США, умело воспользовавшись дипломатическим промахом СССР, провели через ООН резолюцию, осуждающую Северную Корею, и сформировали «коалицию ООН» из своих ближайших союзников. ВВС США, постепенно наращивая силы, немедленно приступили к проведению воздушных операций против Северной Кореи. Американский генерал Макартур отдал приказ о проведении операции «Интердикшн», в котором были и такие фразы: «Остановить все, что движется. Привести в движение все, что замерло. Любого человека мужского пола следует рассматривать как правомерную цель».

Американцы, несказанно обогатившиеся в годы Второй мировой войны, создали мощные, основанные на последних технических достижениях, высоковариативные военно-воздушные силы. Если ВВС, ПВО и ВМФ СССР имели на вооружении к концу войны до 20 типов самолетов (не считая нескольких иностранных типов), то ВВС и ВМФ США — более 70. Вершиной авиационных разработок американцев стал В-29 — тяжелый четырехмоторный стратегический бомбардировщик, апробированный в годы Второй мировой войны на Тихоокеанском театре военных действий. Этот тип самолета непрерывно совершенствовался, что касалось и конструкции, и материалов, из которых он изготавливался, и вооружений, и систем управления, и энерговооруженности, и десятков других нюансов.

16 сентября 1950 года в бой вступили крупные силы американской армии: в районе Инчхона высадился морской десант, одновременно началось наступление с Пусанского плацдарма. Наступательные операции велись при активной и постоянной поддержке авиации, в условиях полного господства в воздухе.

Корейская народная армия была разгромлена, потеряв значительную часть личного состава, большую часть артиллерии, танков и самолетов (это были винтомоторные самолеты, в основном советского производства — У-2, Як-9, Ил-10, Ли-2). Американские войска вышли на корейско-китайскую границу. Положение северокорейского правительства оказалось катастрофическим.

Ким Ир Сен обратился за помощью к Сталину, тот предложил Мао Цзэдуну: «Следовало бы немедленно двинуть к 38-й параллели хотя бы 5—6 дивизий. Китайские дивизии могли бы фигурировать как добровольные».

12 октября Мао Цзэдун выделил для этого сразу девять общевойсковых армий (около 1 миллиона человек!), и китайцы двинулись к северокорейской границе. Однако без прикрытия с воздуха рассчитывать на успех было сложно. Китай, а тем более Корея не располагали реактивной авиацией, которую использовали США. Требовалось вмешательство Советского Союза. В срочном порядке были переформированы 151-я гвардейская и 28-я истребительные авиадивизии, на аэродромах Ляодуньского полуострова вновь формировалась 50-я ИАД. Каждая дивизия была двухполкового состава, причем с неполным составом полков.

25 октября 1950 года китайские части, противопоставляя налетам американской авиации так называемую траншейную борьбу, основанную на исключительном трудолюбии и жертвенности китайских солдат, повели мощное наступление по всему фронту.

В те дни, когда Кожедуб был со своим первым визитом в Китае, в бой вступили 28-й и 72-й гвардейские истребительные полки 151-й гвардейской ИАД. Позднее к ним присоединились летчики 139-го гвардейского ИАП 28-й ИАД. 11 мая 1950 года Иван Никитович и стал свидетелем одного из первых результативных боев МиГ-15 с гоминьдановским бомбардировщиком.

Армия США насчитывала на корейском театре почти 1000 самолетов: около 150 реактивных Ф-80, остальные — «мустанги», «твин мустанги», «инвейдеры». К этому числу надо добавить более 400 самолетов («корсары», «скайрейдеры» и несколько реактивных пантер — Ф-9Ф) из состава 7-го морского флота США, базировавшихся главным образом на авианосцах.

Первую победу в корейских боях, по всей видимости, одержал гвардии лейтенант Ф. Чиж из эскадрильи Героя Советского Союза гвардии майора Н.В. Стройкова, сбив на МиГ-15 в 13.10 1 ноября 1950 года Ф-51 «мустанг», упавший северо-восточнее Аньдуна.

В тот же день около 14.30 в бой вступила четверка А. 3. Бордуна из 72-го гвардейского ИАП на МиГ-15 (майор Бордун, лейтенанты Хоминич, Сухов, Есюнин). Из архивных документов: «Лейтенант Хоминич, передав по радио о противнике, с левым разворотом сверху-сзади под ракурсом 2/4 со стороны солнца атаковал головную четверку Ф-80. В результате атаки 1 Ф-80 был сбит. Огонь открывался с дистанции 800 м. Прекращение огня на 200 м, длина очереди 3 секунды. Выход из атаки лейтенант Хоминич произвел резким набором высоты с последующим разворотом влево».

По докладу пункта управления, истребитель противника упал в 25 км юго-восточнее города Аньдун.

Семен Федорович Хоминич, вероятно, стал автором первой воздушной победы реактивной эры, когда реактивный самолет Ф-80 был сбит пушечным огнем с реактивного самолета МиГ-15. Американцы признают в этот день потерю одного Ф-80, но только в другое время суток от зенитного огня. Зная, однако, как штабы полков любой авиационной страны часто не любят указывать настоящую причину — «сбит неприятельским истребителем», эту информацию можно принять к сведению, но никак нельзя считать истинной.

Большинство западных историков называют автором первой победы, состоявшейся 8 ноября 1950 года, пилота Ф-80 лейтенанта Р. Брауна из 16-й авиаэскадрильи 51-й авиагруппы ВВС США. Но победа Брауна абсолютно недостоверна — ни один из советских полков, принимавших участие в боях, потерь в этот день не понес, а китайцы или корейцы на МиГ-15 тогда еще не летали.

Но вернемся к дивизии Кожедуба. 19 ноября 1950 года летчиков 324-й авиадивизии собрали в Кубинке, в зале клуба. Перед ними выступил заместитель командующего ВВС МВО генерал Редькин. С командованием дивизии встретился командующий ВВС МВО В.И. Сталин. Напутствуя летчиков, напоминали о славных боевых традициях, об агрессивности империализма, об интернациональном долге. Командующий подчеркнул, что ни в коем случае нельзя уронить высоко поднятое знамя советской авиации.

Уже в неофициальной части, когда Иван Никитович сосредоточенно и серьезно произнес что-то типа: «Ну, на "мигах" мы им холку намнем», Василий Иосифович плавно, как умел только он, перешел на официальный тон и твердо сказал:

— Вам, товарищ подполковник, придется там воевать по-другому, не так, как вы воевали в минувшую войну. Используйте опыт, военную хитрость, приобретенные знания, новую технику. Самостоятельные боевые вылеты запрещаю.

Для Кожедуба это был удар. Отстранение от полетов по какой бы то ни было причине всегда болезненно для летчика, тем более для летчика, имеющего лучший официальный счет в минувшей войне, боеготового, с солидным налетом на новой боевой машине. Ведь боевая работа настоящим летчиком-истребителем расценивается как главное дело жизни, а все остальное — вторично.

Настоящие способности летчика-истребителя проявляются только в ходе боевых действий. А классный пилотажник далеко не всегда становился хорошим истребителем. Очень точно выразил суть проблемы Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации летчик-истребитель П.В. Базанов: «Вся разница здесь в толщине нервов — у пилотажника они должны быть тоньше нити, а у воздушного бойца — толщиной в руку».

Кроме того, летчик-истребитель должен обладать искусством точной стрельбы в воздухе, по положению своего самолета в пространстве, по положению слившегося с машиной тела чувствовать, когда надо нажать гашетку — открыть огонь. Замечу, что все известные мне летчики-истребители были прекрасными стрелками из личного оружия, а снайперские качества некоторых из них (Кожедуба, Пепеляева, Ковачевича) были просто удивительны.

П.А. Щербина, известный летчик-инструктор, соратник Кожедуба по Чугуевскому училищу, вспоминал, что, приехав в Сейм, в запасной авиаполк, за новым самолетом, Кожедуб удивил его и других летчиков, когда с расстояния примерно в 50 метров, старательно прицелившись, разбил из пистолета бутылку, стоявшую в импровизированном «тире» не первый день и давно ждавшую своей пули.

Прекрасно стреляли из личного и охотничьего оружия выдающиеся летчики-истребители А.И. Покрышкин, К.А. Евстигнеев, Е.Г. Пепеляев, П.И. Муравьев, Г.А. Баевский, А.И. Выборное, А.Ф. Ковачевич, В.Ф. Голубев, И.И. Цапов. При этом летчики никогда стрельбой не занимались и кроме как с правилом «задержать дыхание при выстреле» не были знакомы с ее достаточно сложной техникой.

Стрельба из боевых машин в воздухе куда как более сложна и многогранна, но, за исключением теории стрельбы (книга Г.П. Ничика «Стрельба в воздухе») и нескольких специальных диссертаций, доступ к которым ограничен, она не получила должного освещения.

Другим важнейшим качеством летчика-истребителя является особенный дар, когда в бою летчик точно и безошибочно выполняет целый комплекс необходимых действий: пилотирование в требуемом режиме, максимальная осмотрительность, мгновенный переход в нужной точке и в нужное время в атаку, открытие огня с оптимальной дистанции, выход из атаки в соответствии с обстоятельствами. Если летчик не обладает хотя бы одним из требуемых качеств, он не может стать истребителем высокого класса. Свидетельств тому в ходе Великой Отечественной войны, да и в корейских боях, можно насчитать десятки и сотни.

По свидетельству Ф.Ф. Архипенко, один из известных летчиков-испытателей, впоследствии Герой Советского Союза, в первый год войны через самострел пытался уклониться от боевой работы. «Я летчик, я не могу башкой во все стороны вертеть как сорока!» — расстроенно отвечал он на вопросы товарищей. К счастью, дело тогда замяли, и суровая кара не коснулась выдающегося впоследствии летчика-испытателя.

Приказ В.И. Сталина, запрещающий Кожедубу личное участие в боевой летной работе, был не единичен. Он повторялся впоследствии и командиром 64-го истребительного авиационного корпуса генерал-майором авиации Беловым, и командующим ВВС Дальнего Востока генерал-полковником авиации Красовским, и даже Военным министром Маршалом Советского Союза Василевским. Сасложившимся положением вещей его мирило то, что он был женат, у него была любимая женщина и росла дочь.

Вероника Николаевна вспоминала проводы мужа, которые состоялись 5 декабря 1950 года в их московской квартире на Чистых прудах. Среди приглашенных была чета Покрышкиных и актер Борис Андреев со своей женой Галей. Борис Федорович Андреев тогда еще не был народным артистом СССР, но, снявшись в двадцати фильмах, пользовался огромной популярностью. «В СССР, кроме нас с Алейниковым, столь же популярен был разве что Чарли Чаплин», — шутил артист в те годы.

В тот вечер подвыпивший Андреев обещал Веронике Николаевне всяческое покровительство и то, что скучать ей не дадут. Иван Никитович перед самым отъездом, вдруг смутившись, наедине попросил Веронику Николаевну не встречаться с Андреевым без него.

7 декабря 1950 года Кожедуб с группой офицеров на Ли-2 вылетел из Кубинки в Китай. А неделей ранее специальным эшелоном в Китай отправились и летчики его дивизии. Самолеты были разобраны (отстыкованы крылья и еще некоторые узлы) и упакованы в деревянные контейнеры. Знаки различия — погоны и петлицы офицеры спороли и, как замечал впоследствии Б.В. Бокач, «мы стали похожи, в лучшем случае, на демобилизованных поваров».

В то же время это упрощало общение летчиков, и за время долгого пути они сдружились еще крепче.

На дальневосточной станции Отпор, что у самой границы, в сорокаградусный мороз летчики и техники с помощью подручных средств и смекалки перегрузили узлы и агрегаты МиГ-15, некоторые из которых весили до 800 кг (пустой МиГ-15 весил 3270 кг), с ширококолейных российских платформ на узкоколейные китайские.

25 ноября 1950 года под бомбами американской авиации в Северной Корее, в штаб-квартире главкома Китайской добровольческой армии Пэн Дэхуая, погиб старший сын Мао Цзэ-дуна Аньин, добровольно ушедший в армию. Мао Цзэдун тяжело переживал его гибель.

28 декабря (по другим документам — 25 декабря) личный состав дивизии прибыл в город Дунфын, что в китайской провинции Гирин. Людей поселили в просторные дома «сарайного типа». Через несколько дней прибыл и эшелон с самолетами. Тогда же в Дунфыне появился и Кожедуб. Он сразу же поставил перед личным составом дивизии следующие задачи:

1. Собрать и облетать самолеты, пристрелять оружие, проверить пилотажное и навигационное оборудование;

2. Изучить район полетов;

3. Подготовить к обучению полетам и боевой работе на МиГ-15 60 корейских и китайских летчиков;

4. Изучить летно-тактические данные самолетов противника, их тактику действий;

5. Подготовить летчиков к боевым действиям днем и нести боевое дежурство в готовности № 2 одним звеном МиГ-15.

Закипела учебно-тренировочная работа. С.М. Крамаренко вспоминал, что для корейских летчиков не было иных оценок, кроме «хорошо» и «отлично». Тот, кто получал «удовлетворительно», объявлялся их товарищами чуть ли не предателем. Это, конечно, вносило в учебный процесс дополнительную напряженность.

Он же вспоминает, что однажды после полетов им была предоставлена возможность осмотреть Мукден. В городе запомнилась приветливость местного населения к людям, одетым в форму Китайской народной армии, магазины, содержащиеся русскими эмигрантами, и беспросветная, бросающаяся в глаза нищета. Григорий Гесь, впоследствии Герой Советского Союза, окруженный толпой нищих, раздал все свои деньги и на рикше повез ее хозяина домой. Китайцы были поражены чудачествами «большого капитана».

12 февраля 1951 года приказом командира 64-го ИАК 324-я ИАД перебазировалась на аэродром Анынан для прикрытия территорий Северо-Восточного Китая от налетов вражеской авиации. За три с небольшим месяца с аэродромов Дунфын и Аньшан летчики дивизии налетали по 40—55 часов на самолетах МиГ-15. Большинство летчиков на новом истребителе имело тогда по 300—500 часов налета.

При подготовке к ведению боевых действий проводились полеты по боевой слетанности в плотных и боевых порядках пары, звена, эскадрильи. Полеты были насыщены учебными воздушными боями и стрельбами из фотокинопулемета (ФКП) по маневрирующей воздушной цели с дистанции 150— 200 метров. Особое внимание было уделено преодолению особых случаев в полете (валежка, штопор, сваливание).

Говоря официальным языком отчетов, «все летчики дивизии были подготовлены и летали по 2-му классу. 30 процентов летчиков соответствовало требованиям 1-го класса».

В отношении подготовки китайских и корейских летчиков И.Н. Кожедуб отзывался так:

«— Вначале это было страшно. Они же строя не могли держать!

Быстро нашли причину. Питание китайских летчиков было очень скудным — горсточка риса, кусочки моркови. Но недели за три их хорошенько подкормили, и дело пошло на лад. Хотя, по сравнению с нашими, они были, конечно, намного слабее».

Ниже был и образовательный уровень китайских летчиков — большинство из них имело образование на уровне 4— 5 классов. Сказывался и разный подход командиров при пилотировании в критических ситуациях: наши советники прежде всего стремились сохранить жизнь летчика, китайцы же в первую очередь ставили вопрос о спасении машины. Кроме того, из-за языкового барьера оказалось невозможным наладить привычное взаимодействие в воздухе. Нехватка переводчиков сказывалась и при проведении наземных занятий.

Подготовкой китайских летчиков был недоволен И.В. Сталин. В телеграмме от 13 июня 1951 года генерал-полковнику авиации Красовскому — главному военному советнику в Китае он, в частности, писал:

«По нашим данным, наши летчики обучают китайцев очень медленно и спустя рукава. Вы и генерал Белов, видимо, думаете сделать из китайских летчиков профессоров… Нужно поставить дело так, чтобы китайцы на фронте рассчитывали только на свою авиацию. Исполнение донести. Филиппов»[50].

Кожедуб как мог разнообразил тренировочные вылеты. Нередко вступал в учебные воздушные бои с летчиками своей дивизии. Отнюдь не всегда победа доставалась прославленному асу, но, как настоящий боец, он был далек от обид, скорее радовался за условного противника. Тогда же он ввел за правило детально разбирать полеты и учебные бои, делать выводы, исправлять ошибки, отрабатывать «фирменные» приемы. Став командиром дивизии, он уже не предлагал летчикам свою отработанную в годы войны атаку снизу (понимая ее исключительную рискованность), для проведения учебных воздушных боев приказывал уходить на высоту 5—7 тысяч метров и выше. Позднее, в сентябрьских боях, американцы вынудили Кожедуба вновь применить свой излюбленный прием. Атакуя американские штурмовики на малых высотах, летчики его дивизии сбили тогда 10 самолетов противника.

1 апреля 1951 года полки дивизии еще раз перебазировались с аэродрома Аньшан на 150 км к юго-востоку, на аэродром Аньдун, находившийся в непосредственной близости от китайско-корейской границы.

Кожедуб сформулировал новые боевые задачи:

1) прикрыть от ударов с воздуха гидроэлектростанции на реке Ялуцзян;

2) прикрыть железнодорожный мост через реку Ялуцзян;

3) осуществить прикрытие главных дорог снабжения китайских добровольцев и войск КНДР в междуречье Ялуцзян и Анею.

Командир 196-го ИАП полковник Пепеляев в своей книге пишет: «После приземления самолетов МиГ-15 196-го и 176-го авиаполков не более чем через два часа остатки экипажей 151-й авиадивизии срочно покинули аэродром Аньдун». Летчики 151-й гвардейской ИАД (командир дивизии генерал-майор авиации И.В. Белов, с февраля 1951 года, когда он стал командиром 64-го истребительного авиационного корпуса, дивизией командовал гвардии полковник А.Я. Сапожников) вели боевую работу в Китае и Корее в течение 82 суток, провели 993 боевых вылета, 47 групповых воздушных боев. Им было засчитано 39 сбитых самолетов противника при своих потерях в 5 летчиков и 6 самолетов.

Напомним, что 151-я гвардейская ИАД сменила в Китае 50-ю ИАД (командир дивизии Герой Советского Союза полковник А.В. Пашкевич), летчики которой воевали здесь 68 дней, провели 1196 боевых вылетов, 42 групповых воздушных боя. Им был засчитан 61 самолет противника при своих потерях в 5 летчиков и 6 самолетов. До начала декабря 1950 года вместе с летчиками 50-й ИАД действовали летчики 28-й ИАД (командир дивизии дважды Герой Советского Союза полковник А.В. Алелюхин), но позднее полки дивизии были переведены вглубь Китая, в провинцию Шаньдун. Летчики 28-й ИАД участвовали в боях 30 дней, провели 151 боевой вылет, 7 групповых воздушных боев, им было засчитано 16 сбитых самолетов противника (из них 6 В-29) при своих потерях в 2 летчика и 2 самолета.

Поспешный развод убывающих и прибывающих полков был связан с нехваткой аэродромов у китайско-корейской границы, готовых для приема реактивных самолетов. В то же время поспешность, с которой летный состав прибывающих полков приступал к боевым действиям, была очевидной ошибкой и командования корпусом, и вышестоящих командиров. Это стало причиной относительно высоких потерь именно в первых боях. Удивительно, но, как и в начале Великой Отечественной войны, в Корейской войне преемственности боевой работы почти не существовало — она оставалась на уровне случайного личного общения пилотов между собой. Достижения и ошибки — тактические приемы, военные и летные хитрости — редко обобщались даже на уровне эскадрилий, еще реже — на уровне полков.

В годы Великой Отечественной войны, когда требовалось предельное напряжение сил, максимальная концентрация, в лучших полках и дивизиях эти недостатки были устранены. Молодежи давали возможность облетать машины, опробовать оружие, постепенно втянуться в боевую работу, ее посылали на боевые задания в составе опытных групп, предупреждали о тактических ухищрениях противника, предлагали различные способы выполнения заданий. Задачи эти решались на государственном уровне — «Красная звезда», «Сталинский сокол», газеты воздушных армий, армейские совещания и конференции пропагандировали боевой опыт, рекомендовали способы решения поставленных задач.

Но здесь, на корейской границе, где ход воздушной борьбы коренным образом отличался от боев Великой Отечественной войны, вновь были повторены старые ошибки. Отсутствие преемственности боевого опыта имело место до конца боевых действий в Корее, что конечно же приводило к новым потерям, снижало уровень боеготовности частей. Причина такого положения видится прежде всего в жестком режиме секретности, покрывавшем корейскую командировку. Это наложило отпечаток и на издание специальной литературы, и на проведение семинаров и конференций, и даже на общение летчиков по темам воздушной борьбы. О боях говорить открыто они могли только в общежитиях, столовых, домиках отдыха и на рулежных дорожках аэродромов.

Жили советские летчики в авиагородке аньдунского аэродрома, находившегося в полутора-двух километрах к северу от аэродрома, по дороге в город Аньдун. Летчики размещались в общих комнатах на 10—12 человек, в добротном и красивом двухэтажном доме, в котором еще лет шесть назад жили японские летчики. Неподалеку на возвышении стоял еще один двухэтажный дом. В нем размещалась просторная столовая и конференц-зал. Все дома в авиагородке были построены в японском стиле — легкие, но прочные и надежные. В авиагородке китайцы сохранили заведенный порядок: между домами были проложены аккуратные дорожки, их обрамлял бордюр, за ним, на равных расстояниях, росли ухоженные деревья.

Здесь же было еще полтора десятка небольших одноэтажных двухкомнатных домиков. В одном из них разместили командира дивизии И.Н. Кожедуба и его замполита Н.В. Петухова, в другом — подполковника Чупрынина и начальника ВСС дивизии подполковника Д.С. Титаренко, в третьем — штурмана дивизии подполковника Калмыкова и инспектора по технике пилотирования подполковника С.Ф. Вишнякова. Семь домиков были отданы командиру корпуса генерал-майору авиации И.В. Белову и его штабу. Похожие, но только однокомнатные домики стояли на краю аэродрома. В них размещались летчики в ожидании вылета.

КП Кожедуба располагался в сопке, на западной стороне аэродрома. В одном-двух километрах от аэродрома стояли антенны радиотехнических станций П-3. Станции позволяли обнаруживать самолеты противника, летящие на высоте 3500—5000 метров, на расстоянии 100—150 км, а цели, шедшие на больших высотах (в ясную погоду до 11—12 тысяч метров) на удалении от аэродрома до 240 км. Наличие станций исключало скрытный подход и неожиданную атаку самолетов противника. В то же время иногда с радиотехнических станций поступала неверная информация о типах и количестве атакующих самолетов противника, поскольку разрешающая способность станций была тогда сравнительно невелика.

Тип атакующих машин, высоту полета цели, ориентировочное количество самолетов в группе определяли по характеру импульсов. Операторы РТС одновременно контролировали до девяти целей в различных азимутах. Характеристики целей передавались планшетистам, которые их вели. По данным планшетистов принимали решения командир корпуса и командиры дивизий. После команды на вылет в течение нескольких минут уточнялся курс, высота и тип самолетов противника, и соответствующие команды поступали ведущим групп истребителей.

На предшествующем атаке последнем этапе процесса наведения очень много зависело от командиров групп истребителей. Как правило, это были командиры полков и комэски. От их действий зависела результативность первой атаки и, как следствие, всего воздушного боя. Е.Г. Пепеляев и С.Ф. Вишняков выстраивали свои атаки очень расчетливо и точно, хорошими ведущими показали себя С.П. Субботин, А.И. Митусов, Б.В. Бокач, Н.К. Шеламонов.

Однажды, когда не было погоды и полетов, Пепеляев и Кожедуб, беседуя, прохаживались по краю мокрой взлетной полосы. Кожедуб вдруг указал на задумавшегося летчика, сидевшего у домика и печально чертившего палочкой что-то у своих ног.

— Знаешь, о чем он сейчас думает?

— Наверное, придумывает какие-то новые тактические приемы? — предположил Пепеляев.

— Э-э. — Кожедуб махнул рукой и улыбнулся. — Он думает: как бы меня не сбили.

Несмотря на хорошие бытовые условия — отличное питание, свежие газеты и журналы, небольшую библиотеку, почти ежедневный показ фильмов, у летчиков, ведущих напряженную боевую работу, почти не было возможности отдыхать: полеты сменяла подготовка, подготовку — полеты. Командир 196-го ИАП Герой Советского Союза Е. Г. Пепеляев вспоминал, что за все десять месяцев пребывания в Аньдуне он смотрел фильмы один-два раза.

Летчиков, испытывающих в ходе боев и боевого дежурства значительные психофизические нагрузки, предполагалось регулярно, раз в два-три месяца, направлять на 7—10 дней в специально организованный китайцами санаторий. Большинство летчиков за период боевой работы побывало там два-три раза, а вот командиры полков и лучшие комэски смогли посетить санаторий лишь по разу.

— Там было аккуратно, чисто, спокойно и отдохнуть удавалось, — вспоминает Е. Г. Пепеляев.

Первый боевой вылет 176-й гвардейский ИАП дивизии Кожедуба совершил 2 апреля 1950 года — на перехват разведчика РБ-45, прикрытого десяткой «сейбров». Однако достать противника, шедшего на высоте около 13 000 метров, наши истребители не смогли.

3 апреля произошло несколько боевых столкновений и дивизия понесла первую потерю. В результате атаки пары «тандерджетов» был подбит, а на преследовании — атакован парой «сейбров» и сбит МиГ-15 гвардии старшего лейтенанта П.Д. Никитченко. Летчик погиб.

Позднее в боях были повреждены самолеты гвардии старших лейтенантов Рейтаровского и Вердыша. Машины этих летчиков были разбиты при посадке, Рейтаровский получил легкое ранение, Вердыш остался цел.

Кожедуб, пунцовый от гнева, громко возмущался действиями опытных летчиков Шеберстова, Геся, Васько — ведущих групп, допустивших потери.

— Что-то, Саша, ты совсем ослаб, — пенял он своему соратнику Герою Советского Союза А.Ф. Васько, — или без Виктора уж и не видишь ничего?[51]

— Ругался ли Кожедуб, употреблял ли крепкие словечки? — задал я как-то вопрос Евгению Георгиевичу Пепеляеву

— Да нет, — усмехнулся тот, — он и ругаться-то не умел. Когда внутренне кипел, то краснел — это было заметно.

Позднее, после разбора пленки ФКП, дивизии была зачтена первая победа, отнесенная на счет гвардии капитана Ивана Яблокова, «прицельно атаковавшего "сейбр" на встречных курсах… с 600 метров».

Заметим, что вероятность такой победы крайне невелика, и она может быть достигнута лишь прямым попаданием снаряда в летчика. При этом летчик «сейбра» спереди и сзади был защищен броней и экраном, а в козырек фонаря было вмонтировано 70-мм бронестекло. Хотя при атаке на встречных курсах, когда относительная скорость снарядов фактически удваивалась, такая броня была малоэффективна.

На следующий день был вновь потерян самолет, на сей раз гвардии старшего лейтенанта Калмыкова, совершившего вынужденную посадку на рисовом поле. Истребитель получил незначительные повреждения и через несколько дней был отремонтирован, Калмыков отделался ушибами и вскоре вернулся в строй.

Около 16.00 старший лейтенант Шебанов точной длинной очередью накрыл «сейбра», проскочившего вперед после неудачной атаки. На следующий день обломки неприятельской машины были найдены на земле.

7 апреля американское командование предприняло налет на аньдунский мост, рассчитывая, что противник — летчики 324-й истребительной авиадивизии — сломлен и деморализован. Но не тут-то было. В течение дня в нескольких воздушных боях летчики дивизии записали на свой счет 3 В-29 (Субботин, Сучков, Образцов), потеряв самолет старшего лейтенанта Андрушко (летчик катапультировался). На все сбитые В-29 были получены подтверждающие справки от северокорейских властей.

Тем не менее боевая работа дивизии в тот день была признана неудачной — четырнадцать бомбардировщиков В-29 сумели подойти к мосту и сбросить бомбы. К счастью, они легли неточно. Кожедуб получил замечание от командира 64-го корпуса — генерал-майора авиации И.В. Белова. Было приказано провести работу с личным составом, вскрыть недостатки и исправить их в кратчайшие сроки.

По воспоминаниям одного из летчиков 196-го ИАП старшего лейтенанта Б.С. Абакумова, «Кожедуб приказал командирам двух полков регулярно водить людей в бой, а не "отсиживаться" на командном пункте. Были сделаны оргвыводы по кадровым вопросам — Иван Никитович предупредил некоторых любителей держаться в стороне от боя. И все пошло нормально. Главное — люди поверили в свои силы и технику».

Получивший осложнение от полетов на реактивном истребителе командир 176-го гвардейского ИАП, четырежды орденоносец, ветеран Великой Отечественной войны, уже относительно немолодой (1916 года рождения) боевой летчик гвардии подполковник Кошель был отправлен в Союз, а командиром полка назначен инспектор по технике пилотирования дивизии гвардии подполковник С.Ф. Вишняков.

Во время Великой Отечественной войны Сергей Федорович прошел большую ратную школу. С ноября 1942 года он воевал в составе 32-го гвардейского полка. Скромный и надежный летчик, он летал ведомым с выдающимися асами: Луцким, Избинским, Ореховым. От вылета к вылету росло его мастерство: к концу войны на счету гвардии старшего лейтенанта Вишнякова были восемь сбитых самолетов противника. В Корее, находясь в должности командира полка, он регулярно вылетал на боевые задания. Совершил там около 120 боевых вылетов[52], лично сбил шесть самолетов противника. Сергей Федорович стал третьим из восьми советских «двойных асов» — летчиков, одержавших не менее пяти побед как на поршневых, так и на реактивных самолетах. Первым «двойным асом» стал командир 28-го гвардейского авиаполка майор В.И. Колядин (15 личных официальных побед в Отечественную войну и 5 в Корее), вторым — комэск 176-го гвардейского ИАП 324-й ИАД капитан Г.И. Гесь (5+8), четвертым — заместитель командира 196-го ИАП 324-й ИАД майор А.И. Митусов (6+7), пятым — командир 523-го ИАП 303-й ИАД подполковник А.Н. Карасев (30+7), шестым — заместитель комэска 18-го гвардейского ИАП капитан Н.Л. Корниенко (5+5), седьмым — комэск 523-го ИАП 303-й ИАД майор С.А. Бахаев (13+11), восьмым — командир 821-го ИАП подполковник Г.Ф. Дмитрюк (18+5). Три из восьми двойных асов воевали в дивизии Кожедуба и три — в дивизии Куманичкина.

…8 апреля старшему лейтенанту Шеламонову удалось перехватить и после нескольких атак сбить разведчик РБ-45.

На следующий день Г. Гесю удалось сбить «инвейдер», а Васько — «сейбр».

В тот же день был потерян МиГ-15 гвардии лейтенанта Негодяева, получившего легкие ранения.

Позднее, после атаки «сейбров», поразивших топливные баки самолета, взорвался в воздухе МиГ-15 гвардии старшего лейтенанта Ф.В. Слабкина — летчик погиб.

10 апреля летчики 196-го ИАП Шебанов и Назаркин сбили по истребителю — Ф-80 и Ф-86.

В первую неделю боевых действий дивизия получила боевое крещение, одержала первые победы, понесла половину всех своих потерь в людях и самолетах.

В эти непростые дни произошло и становление Кожедуба как командира дивизии. Он сумел наладить доверительные отношения с командирами полков, переговорил со всеми комэсками, нашел общий язык со многими летчиками. Много нервов стоили усилия по организации надежной работы станций наведения. Но несколько раз они все же попадались на удочку американцев, имитировавших налеты тяжелых бомбардировщиков посредством «шутов» — Ф-80, шедших в плотных, перекрещенных боевых порядках. Немалых сил от командира, несмотря на активную работу служб инженера дивизии и распорядительность китайцев, требовали вопросы материально-технического снабжения: поставок топлива, боеприпасов, запасных частей, доброкачественного питания, теплых вещей.

12 апреля 1951 года разыгрался воздушный бой, в котором американцы понесли тяжелые воздушные потери, а дивизия Кожедуба прославилась, переломив ход воздушной войны.

«В тот день американское командование решило окончательно уничтожить переправы через Ялуцзян, и главной ударной силой должны были стать "сверхкрепости". 48 тяжелых бомбардировщиков под прикрытием около 80 истребителей в 8 часов утра появились в зоне действия советских РТС. Свой курс вражеская армада держала на аньдунский железнодорожный мост. Для летчиков 324-й ИАД наступил час проверки их мастерства и мужества. Допустить разрушение переправ через пограничную реку Ялуцзян — значило, по существу, проиграть войну, и это прекрасно понимали обе противоборствующие стороны. Так что предстоящий воздушный бой мог решить исход Корейской войны»[53].

В формуляре дивизии полковник Кожедуб записал:

«…После обнаружения первой группы противника мною подразделения, находящиеся в готовности № 2 и № 3, были переведены в готовность № 1. В 8.52, когда стало ясно, что противник идет в нашу сторону, решил поднять в воздух 2 группы истребителей — 8 и 6 истребителей части полевая почта 55702 под командованием капитана Шеламонова и Ткацкого, под общим командованием Шеламонова, с целью отражения налета бомбардировщиков противника. Эти группы наших истребителей взлетели в 8.54—8.55.

После взлета и набора высоты наши истребители были с ПУН (пункт управления и наведения) наведены на бомбардировщиков противника, и в 9.10 один из наших истребителей передал, что видит колонну самолетов В-29…

В 9.00—9.02 мною были подняты еще две группы истребителей — 8 и 6 МиГ-15 части полевая почта 49772 под общим командованием капитана Шеберстова (ведущий второй группы капитан Мурашев) для отражения второй группы».

Позднее, в 9.15 и в 9.23, были подняты в бой еще 12 самолетов (4 — 176-го гвардейского ИАП и 8 — 196-го ИАП).

Знаменитый воздушный бой длился не более получаса — с 9.12 до 9.45. При этом летчикам 324-й дивизии командованием 64-го ИАК были засчитаны сбитыми 10 «сверхкрепостей» (Субботин, Сучков, Гесь, Образцов, Милаушкин, Шеберстов, Плиткин, Кочегаров, Назаркин, Шебанов) и 4 истребителя, скорее всего (по типам), 3 Ф-80 и 1 Ф-86 (Крамаренко, Лазутин, Фукин, Яковлев). Предположительно были сбиты еще 3 В-29 и 1 Ф-86 (или Ф-84).

В дивизионном формуляре цифры были выше. Там говорится, что «в результате боя сбито до 11 В-29, 2 Ф-80, подбито до 14 В-29 и 5 истребителей».

Еще более высокими значатся потери противника в докладах полков. Так, в формуляре 196-го ИАП записано: «12.4.1951… В боях участвовало 22 летчика. По докладам летчиков… сбито самолетов противника: восемь В-29, три Ф-80 и один Ф-84; подбито пять В-29. Подбит самолет капитана Яковлева, который произвел вынужденную посадку в районе Сингисю». Сразу на 14 побед претендовали летчики 176-го гвардейского ИАП.

Наиболее вероятны победы, одержанные в этом бою:

гвардии старшим лейтенантом Плиткиным (в 9.15), ведшим огонь с 600—300 метров. После двух его очередей В-29 загорелся и резким снижением ушел на юг, попав под повторную атаку другой пары — гвардии капитана Шипицина;

гвардии капитаном Субботиным, ведшим огонь сверху-справа-сзади с 400—300 метров;

гвардии капитаном Гесем, атаковавшим В-29 с 600—400 метров и наблюдавшим попадания;

капитаном Назаркиным, с 600—400 метров поджегшим оба левых двигателя В-29, сблизившимся на 150—100 метров и перенесшим огонь на пилотскую кабину.

Другие летчики вели огонь с 1400—700 метров, а поразить с такой дистанции четырехмоторный В-29 снарядами 37 и 23-мм пушек маловероятно.

В боях истребителей старший лейтенант Фукин поразил Ф-80 тремя длинными очередями с 300—150 метров; гвардии капитан Крамаренко сбил Ф-80 с 500—200 метров, а его напарник, гвардии старший лейтенант Лазутин, — с дистанции 300 метров; капитан Яковлев атаковал «тандерджет» с дистанции 200 метров под ракурсом 0/4, «самолет Ф-84 сделал правый переворот и ушел вниз с дымом».

Заметим, что в своем послании жене от 24 апреля 1951 года Иван Никитович говорит о десяти сбитых бомбардировщиках и всего лишь двух сбитых истребителях. Еще двух сбитых истребителей «нашли» при анализе фотоконтроля.

В составе дивизии были повреждены два МиГ-15, вскоре введенные в строй.

«На аэродроме и в столовой после боя царило оживление. Иван Никитович был оживлен, весел, все время куда-то выбегал. Еще бы, звонили из корпуса, из Пекина, из Москвы, поздравляли, расспрашивали, — рассказывал позднее С.П. Субботин. — Несколько раз звонили из полицейских участков, сообщали о пленении парашютистов-летчиков, докладывали о падениях огромных самолетов».

Характерен тот факт, что в этот день примерно в 9.35—9.40 Кожедуб лично приказал летчикам 17-го и 18-го гвардейского авиаполков из 303-й истребительной дивизии вернуться на аэродром, когда те подходили к месту боя. Летчики этой дивизии не имели еще боевого опыта, слабо взаимодействовали, не смогли быстро собраться в группы после взлета, занять нужный курс и высоты. Только своевременный и решительный приказ, четкая работа РТС помогли осуществить благополучную посадку поспешно поднятых истребителей на трех разных аэродромах. На наш взгляд, успешная боевая работа 303-й ИАД во многом оказалась возможной благодаря заботе Кожедуба о начинающих летчиках. Его дивизия на начальном этапе воздушной борьбы новичков выполняла роль прикрывающей: с опытными и надежными «кожедубовцами» провели свои первые бои летчики 17-го, 18-го гвардейского и 523-го истребительных авиаполков 303-й авиадивизии.

После «черного четверга» американцы объявили траур по жертвам воздушного боя. Командование произвело перегруппировки бомбардировочной авиации в Южной Корее и Японии. Были осуществлены и значительные кадровые перестановки в руководящем составе американских ВВС.

В истории Корейской войны произошли два почти идентичных крупных воздушных сражения: 12 апреля и 23 октября 1951 года. В обоих боях принимали участие летчики 324-й и 303-й советских истребительных авиадивизий. Но если в бою 12 апреля участие летчиков 324-й ИАД с «корейской» стороны было ограниченным, то 23 октября в бою участвовали летчики всех трех полков 303-й ИАД. Полки 324-й ИАД были во втором эшелоне, обеспечивая прикрытие «мигов» 303-й ИАД на выходе из боя, хотя именно в такой момент был сбит старший лейтенант Хуртин. Это была единственная наша потеря в этом бою. Летчики 324-й ИАД в октябрьском сражении хотя и вступили в бой с противником, но побед не одержали. 23 октября, ставшего для американцев «черным вторником», летчикам 303-й ИАД были засчитаны сбитыми 10 В-29, 4 Ф-84; 1 В-29 был подбит.

Ю. Тепсуркаев и Л. Крылов считают, что 23 октября 1951 года стало поворотным днем в истории дневных налетов В-29, несмотря на то что для бомбардировочного командования результаты боев 1 марта и 12 апреля были, казалось бы, не менее трагичными. Они это объясняют намного более высоким уровнем реальных потерь в этот день по сравнению с официальным[54].

Правда, в приведенной таблице результатов воздушных боев с В-29 они противоречат сами себе, указывая, что 12 апреля, «по оценкам авторов», потери БАК (бомбардировочного авиационного командования) составили не менее 6 В-29, из которых 4 потеряны в районе цели и 2 списаны после посадок. 23 октября были сбиты над целью 3 В-29 и от 5 до 7 В-29 повреждены и разбиты при посадках.

После этого воздушного сражения и до конца боевых действий «сверхкрепости» перешли на ночную боевую работу и лишь трижды значатся в официальных списках самолетов, сбитых 303-й ИАД.

А вот точка зрения американской стороны на историю участия В-29 в корейской войне. По отчету, опубликованному бомбардировочным командованием, в ходе корейского конфликта от действий вражеских истребителей было потеряно лишь 16 В-29. 4 самолета уничтожены огнем зенитных батарей, а 14 боевых потерь связаны с другими причинами. Таким образом, общие боевые потери составили машины.

С другой стороны, по тому же отчету, стрелки В-29 сбили 33 истребителя (16 из них — МиГ-15), вероятно уничтожили 17 других (все МиГ-15) и повредили 11 (все МиГ-15). За 37 месяцев войны в Корее В-29 постоянно находились в действии за исключением 26 дней. Они совершили 21 000 самолето-вылетов, сбросив 167 000 тонн бомб при потерях менее 1 процента на 1000 вылетов. Первые вылеты «сверхкрепостей» были направлены против тактических целей: средоточений войск, танков, дорог, полевых складов снабжения. Они применяли 5443-кг бомбы «тэрзон» с круговым вероятным отклонением в 83 метра. Этими бомбами был разрушен железнодорожный мост в Оисичондонге. Четыре дня спустя соединение В-29, несколькими минутами ранее покинутое эскортом F-80, было атаковано девяткой «мигов» и имело с ними бой, длившийся 23 минуты. 12 апреля 48 «сверхкрепостей» совершили налет на железнодорожный мост, связывающий Корею с Антунгом в Маньчжурии. Шесть-семь дюжин «мигов» атаковали соединение, сбив 3 и повредив 7 В-29, потеряв при этом 9 истребителей точно, 6 — вероятно, а еще 4 получили повреждения (на самом деле лишь 1 МиГ-15 получил в том бою повреждения. — Я. Б.).

По американским источникам, для ударов по целям в Северной Корее была разработана система бомбометания SHORAN (Short Range Navigation — ближнерадиусная навигация) и В-29 были соответствующим образом оборудованы, а их экипажи обучены для применения этой ночной техники. К ноябрю 1951-го, когда ночные операции стали нормой, имелось достаточно самолетов и экипажей, чтобы система стала эффективной. В течение лета 1951 года 13 В-29 были повреждены вражескими самолетами и наводимыми по радару зенитками, которые стали эффективны даже в тех случаях, когда самолеты находились выше 6000 метров. 14 августа 1951 года 64 «сверхкрепости» совершили рейд на Пхеньян, а 25 августа в очень удачном рейде добились 35 попаданий в доки и железнодорожную станцию в Расине. В течение октября 1951-го вражеская воздушная активность возросла: не менее 200 реактивных истребителей могли атаковать В-29 в ходе их дневных рейдов. 5 В-29 были сбиты и 8 получили тяжелые повреждения в бою с 50—70 «мигами» с пушечным вооружением, оборонявшими аэродромы Тэчон и Намси. За этот период В-29 записали на свой счет 11 подтвержденных сбитых и 4 вероятно сбитых «мига». К этому времени все дневные операции с использованием В-29 были прекращены, так как предпочтение вынужденно отдали ночным ударам.

Оставим на совести авторов сведения о «шести-семи дюжинах "мигов"», атаковавших группу В-29 в бою 12 апреля 1951 года. По документальным данным, которые преуменьшать не имело смысла, «дюжин» тогда было только две, да и те неполные. Столь же, мягко говоря, «некорректны» доклады о десятках сбитых «мигов». За все время корейской войны огнем стрелков с В-29 были сбиты 5 МиГ-15.

Бомбардировщик В-29 в свое время, бесспорно, был выдающимся инженерным сооружением. Он был создан в 1940— 1941 годах при научном сопровождении молодыми американскими авиаконструкторами Э. Беллом и Э. Уэллсом и совершил первый полет 21 сентября 1942 года. 5 июня 1944 года В-29 выполнил первые боевые вылеты на Тихоокеанском театре военных действий. До конца Второй мировой войны эти бомбардировщики совершили несколько тысяч боевых вылетов против Японии. С этих машин были сброшены первые атомные бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки, унесшие более ста тысяч человеческих жизней.

В конструкции были учтены предложения летно-технического и командного состава, эксплуатировавшего В-17 — фактический предшественник В-29. Новая машина имела существенно лучшую аэродинамику, значительно более мощные двигатели (4 по 2200 л. с), 10—12 точек вооружения (крупнокалиберные пулеметы и пушки), протектированные баки, герметичные кабины с герметичным лазом, трехколесное шасси с носовым колесом и десятки других существенных отличий, открывавших путь к машинам новых поколений. При габаритах 30,175 х 43,05 м В-29 имел взлетный вес более 61 тонны, дальность — около 6500 км (в модификациях А, В и С), максимальную скорость — до 600 км/ч, потолок — 10 тысяч метров.

Он мог нести до 9—10 тонн бомб. В армии США эти самолеты применялись до 1955-го, а метеоразведчики — до 1961 года.

В условиях резко усиливавшейся конфронтации и угрозы возникновения новой войны этот великолепный самолет по личному распоряжению И.В. Сталина был фактически скопирован в КБ А.Н. Туполева. 18 августа 1947 года он был показан на параде в Тушине и с 1948 по 1952 год поступал в ВВС под наименованием Ту-4. Всего было построено 847 самолетов Ту-4. Американцы выпустили около 4000 В-29.

Но вернемся к боевой работе дивизии.

…20 мая в 15.05—15.08 на перехват Ф-86 в район Тецузана вылетели две группы МиГ-15 196-го ИАП. Догнав четверку «сейбров», Пепеляев атаковал ее, в результате чего ведущая пара вышла из-под атаки вверх. После этого он атаковал «сейбр» второй пары с дистанции 300—200 метров, после чего атакованный самолет с резким снижением и дымом ушел вниз. Впоследствии этот самолет был зачтен Пепеляеву как сбитый. Это была первая победа прославленного аса.

Штурман полка капитан Кирисов с дистанций 350—250 метров и 150—130 метров двумя длинными очередями, пока не кончился боезапас, поразил истребитель противника, также открыв боевой счет. Позднее победные атаки с дистанций 400—200 метров провели Алфеев и Шебанов. У Шебанова это была шестая официальная победа. Таким образом, в этом бою летчикам 196-го ИАП были зачтены сбитыми 4 самолета Ф-86 «сейбр».

29 мая Кожедуб подписал приказ о закреплении за 196-м ИАП 324-й ИАД «летной группы Дзюбенко». Эта группа летчиков-испытателей из 12 человек во главе с генерал-лейтенантом Героем Советского Союза Благовещенским прибыла в Китай в апреле по приказу главкома ВВС Жигарева с заданием: посадить и захватить «сейбр»! Состав группы был достаточно сильным: все летчики имели большой налет на МиГ-15 и почти все — опыт боевой работы в Великую Отечественную войну. Для выполнения задания в дивизию поступили 16 модифицированных МиГ-15 «бис». 13 машин Кожедуб направил в 196-й ИАП, в составе которого работала группа Дзюбенко, 3 — в 176-й гвардейский ИАЛ. Хотя задание было явно нереальным, приказ главкома надо было хотя бы пытаться выполнить, несмотря на негативное отношение к нему летчиков дивизии.

Результаты работы группы, как и предполагалось, оказались неудовлетворительными: весьма скоро — в воздушном бою 31 мая — погиб майор Перевозчиков, а 5 июня при посадке, попав в спутную струю от шедшего впереди самолета, — подполковник Дзюбенко. В июле 1951-го летчики Митусов, Гуляев и Сердюк были официально переведены в 324-ю, а Ба-бонин и Семененко — в 303-ю ИАД.

Все эти летчики в небе Кореи имели официальные победы, а майор А.И. Митусов с семью победами стал одним из лучших асов корейской войны, представлялся командиром полка Пепеляевым и командиром дивизии Кожедубом к званию Героя Советского Союза. Представление удовлетворено не было. Впоследствии полковник А.И. Митусов командовал 196-м ИАП.

В августе 1951 года из западной прессы стало известно, что американцами и англичанами скрытно с мелководья Желтого моря были подняты остатки сбитого ранее МиГ-15. Военному министру СССР А.М. Василевскому 30 августа 1951 года пришлось давать объяснения лично И.В. Сталину. Ему же были предоставлены копии писем, направленных Маршалом Советского Союза А.М. Василевским и начальником Генерального штаба генерал-полковником С.М. Штеменко: первое письмо было направлено Красовскому и Белову в Китай, второе — главкому ВВС, командующим армиями, группами войск и округами.

Эти документы, хранящиеся в Архиве Президента РФ, цитируются по книге И.М. Попова, С.Я. Лаврёнова, В.Н. Богданова «Корея в огне войны» (изд.: Кучково поле, 2005):

«Тов. Сталину.

В соответствии с Вашими указаниями мною направлены Белову, а также командующим войсками военных округов, воздушных армий и ВВС округов прилагаемые указания по самолету МиГ-15.

Василевский».

«Корреспонденту № 3 тов. Белову.

Копия: Пекин, тов. Красовскому.

1. Только из американской и английской прессы, а не от Вас нам стало известно, что примерно около месяца тому назад американцами и англичанами был извлечен из воды самолет МиГ-15, сбитый в боях над западным побережьем Северной Кореи. Самолет лежал на мелком месте в водах Северной Кореи в районе острова Синбито, где и был обнаружен английскими самолетами.

Английские и американские суда совершенно безнаказанно произвели работы по извлечению самолета вблизи от побережья, занятого северокорейскими и китайскими войсками, вблизи от аэродромов базирования авиации Вашего корпуса.

Вам известен тот интерес, который проявляли и проявляют американцы и англичане к нашему самолету МиГ-15, и Вы неоднократно предупреждались о принятии мер к тому, чтобы не допустить захвата его противником.

Только в результате Вашего попустительства и бездеятельности мог быть захвачен американцами под носом Вашей авиации и на глазах северокорейских и китайских войск самолет МиГ-15 и тем самым нанесен большой вред нашей советской авиации и Вооруженным силам.

2. Обязываем Вас:

а) Дать объяснение:

— почему Вами своевременно не было донесено о падении сбитого нашего самолета МиГ-15 в море вблизи побережья Северной Кореи?

— почему Вами не были приняты необходимые и своевременные меры по извлечению из воды самолета МиГ-15 или его уничтожению, в то время как американцами он был не только обнаружен, но и извлечен?

— как могло случиться, что операция по извлечению самолета МиГ-15 была произведена, и совершенно безнаказанно, английскими и американскими судами под носом Вашей авиации и на виду у северокорейских и китайских войск?

б) Доложить, что Вами предпринято, чтобы впредь это ни в коем случае не повторилось.

3. Кроме того, из той же прессы нам известно, что еще ранее, до подъема американцами самолета МиГ-15, ими был захвачен поврежденный двигатель также с самолета МиГ-15.

Донесите, что Вам известно по этому вопросу.

Василевский,

Штеменко».

Второе письмо, направленное высшим чиновникам Военного министерства, касалось двигателя МиГ-15 «бис», захваченного американцами. В нем предлагалось установить возможность пропажи двигателя или утечки секретной информации о нем из подчиненных генералам и маршалам частей, а также принять соответствующие меры.

Надо ли говорить, что первое письмо для генерал-полковника авиации С.А. Красовского и командира 64-го истребительного авиационного корпуса генерал-майора авиации И.В. Белова было тяжелым ударом. В обстановке глубокой секретности, так, что даже командиры полков не были ознакомлены с письмами, Красовский провел в корпусе служебное расследование. Было установлено, что истребитель МиГ-15, поднятый противником с мелководья Западно-Корейского залива неглубокого Желтого моря, пилотировал заместитель комэска 196-го полка по политчасти старший лейтенант И.В. Ларионов, который, по-видимому, погиб в бою.

11 июля 1951 года шестерка МиГ-15 во главе с командиром полка Е. Г. Пепеляевым вылетела в район острова Синбито на перехват группы неприятельских истребителей. Вылет был произведен в условиях сильной облачности (10 баллов от 1 тысячи до 3 тысяч метров) в 9 часов 34 минуты. Впереди шла ударная пара: Пепеляев — Ларионов, сзади-выше — прикрывающая четверка капитана В.А. Назаркина. Пепеляев на высоте 8500 метров, встретив пару «сейбров», немедленно выполнил боевой разворот и с дистанции 600—500 метров дал длинную очередь по ведущему самолету. После этого завязался сложный маневренный бой, ход которого по-разному описывается в различных полковых и дивизионных документах. Бой закончился после того, как самолет Пепеляева, получив три пулевых попадания в правую плоскость, сорвался в штопор и, преследуемый «сейбром», снизился до 800 метров, ушел от атаки противника резким разворотом под вражеский истребитель и вошел в плотную облачность. Оторвавшись от противника, Пепеляев услышал последний запрос ведомого старшего лейтенанта И.В. Ларионова: «Вас потерял. Где находитесь?», — на что ответил: «Нахожусь на малой высоте, иди на посадку». Но Ларионов больше не отвечал.

В тот же день дивизией был потерян еще один летчик — гвардии старший лейтенант Б.А. Образцов из 176-го гвардейского полка, сбитый в результате неожиданной быстрой атаки «сейбров». Раненый Образцов катапультировался из горящей машины, но умер по пути в госпиталь. Участники боя — Крамаренко, Гончаров, Зюзь сообщили, что наблюдали падение самолета Образцова на землю. В этом бою гвардии старший лейтенант Борис Александрович Образцов одержал свою четвертую победу Командир полка С.Ф. Вишняков подписал представление летчика к званию Героя Советского Союза (посмертно). Командир дивизии И.Н. Кожедуб и командир корпуса И.В. Белов поддержали его. Высокое звание было присвоено погибшему летчику 10 октября 1951 года.

После получения резкого письма от Военного министра СССР А.М. Василевского и Начальника Генерального штаба С.М. Штеменко командование советских ВВС на Дальнем Востоке обязано было принять жесткие меры. Из Москвы прилетела большая инспекция ВВС. Командир 64-го истребительного авиакорпуса генерал-майор авиации И.В. Белов был снят со своего поста и отправлен в Союз. На его место был назначен командир 303-й истребительной авиадивизии Г.А. Лобов. Можно предположить, что дисциплинарное взыскание было наложено и на командира дивизии Кожедуба, и на его начальника штаба Малеванного.

11 июля 1951 года стало самым тяжелым днем во всей корейской «одиссее» Ивана Никитовича. Во-первых, в боях погибли сразу два сильных летчика дивизии (из девяти летчиков, погибших за весь период боевых действий). Во-вторых, из-за огласки факта поднятия неприятелем обломков сбитого МиГ-15 на высшем правительственном уровне Кожедуб заслужил устойчивое и заранее предвзятое нерасположение к себе некоторой части авиационного генералитета. Хотя, исходя из объективных предпосылок, вина командира корпуса и командира дивизии в этом неприятном инциденте была весьма условной. Скорее это был промах не подчиненных им «особистов».

Настроение Ивана Никитовича было подавленным. Большой, двухнедельный перерыв в письмах любимой жене в тот период далеко не случаен. Одним из немногих генералов, членов инспекции ВВС, кто нашел в себе смелость на сочувственные слова и поддержку Кожедуба, был выдающийся летчик-истребитель ветеран Испании Герой Советского Союза генерал-майор авиации Г.Н. Захаров.

21 июля 1951 года, в условиях нелетной погоды и ограниченной видимости, командир дивизии И.Н. Кожедуб поднял против группы американских самолетов десятку лучших летчиков 196-го ИАП, имевших навыки пилотирования истребителей в сложных метеоусловиях, во главе с командиром полка Е. Г. Пепеляевым. Кожедуб, используя текущие данные радиотехнической станции, умело навел невидимые ему самолеты на невидимые же за стеной сплошной плотной облачности (от 200 до 8000 метров) самолеты противника. На высотах от 8 до 12 тысяч метров состоялся бой: десятка МиГ-15 против восьмерки всепогодных реактивных истребителей Ф-94, совершавших вылет в район Северо-Восточного Китая. В результате воздушного боя были засчитаны сбитыми 7 самолетов противника: по 2 — Пепеляеву и Пупко, по 1 — Назаркину, Абакумову, Шеламонову. От северокорейской полиции пришли подтверждения на четыре упавших на землю самолета. Еще скромнее оценивает результаты того боя Е.Г. Пепеляев, считая, что тогда было сбито не более трех американских самолетов.

Ф-94 «старфайр» — хотя и двухместный, но самый легкий из всех применявшихся в Корее американских истребителей. Он был создан на базе учебно-тренировочного самолета Т-33, был прост в пилотаже, но, ввиду ограниченности внутренних баков, маневренность и скорость машины ограничивали огромные наружные топливные баки (от 570 до 873 литров каждый), подвешивавшиеся на концах крыльев этой машины.

Советские летчики заявили о сбитии всего 13 Ф-94. Самолет этот — одна из самых редких жертв на счетах советских асов.

29 июля, когда облачность немного рассеялась, американцы решились провести налет на позиции северокорейских войск. В бой с «сейбрами» в 11.06 вылетели летчики 17-го ИАП 303-й дивизии, а через 10 минут Кожедуб послал в район боя 16 МиГ-15 176-го гвардейского полка под командованием командира полка Вишнякова. После получасового боя все советские летчики вернулись на свой аэродром, доложив о четырех воздушных победах: 3 сбитых самолета было записано летчикам 17-го ИАП (2 — Шулеву и 1 — Артемченко), 1 «сейбр», сбитый с 400 метров, — гвардии капитану Крамаренко из 176-го гвардейского авиаполка.

В сентябре погода в значительной степени улучшилась, гораздо более активно стала работать и авиация. Первый крупный осенний бой состоялся 2 сентября, когда летчикам 303-й авиадивизии было записано сразу 9 сбитых «сейбров»! Тяжелые потери понесли в бою и советские летчики: были сбиты и погибли ведомые гвардии старшего лейтенанта Л.К. Щукина и гвардии капитана Д.И. Тарасова — гвардии старшие лейтенанты В.С. Акатов и С.Т. Колпиков.

Крупный бой состоялся 9 сентября, когда в воздушном сражении участвовали все пять полков двух советских дивизий во главе со вновь назначенным командиром 64-го авиакорпуса генерал-майором Г.А. Лобовым и командиром 303-й истребительной дивизии подполковником А.С. Куманичкиным.

Сражение, где с обеих сторон участвовало до 200 самолетов, представляло удивительную и захватывающую картину. Оно распалось на противостояния пар, четверок и восьмерок. Те, кто наблюдал за ним с земли, до рези в глазах вглядывались в мятущиеся тени самолетов, удивлялись тому, как вдруг ослабевает, а порой и вовсе исчезает его закрученная пружина, чтобы потом вновь сжаться и расправиться.

«Иногда управлять боем с земли было исключительно трудно, — вспоминал Кожедуб. — Казалось, что не хватает именно твоей пары, что вот ее место, вот где нужно нанести удар, может быть, даже просто показать, имитировать атаку, и бой потечет в нужном направлении. И забывались уже все данные обещания о том, что не буду летать, и, помимо воли, выстраивалась в голове логика последних земных шагов… Но сдерживающая сила моего замполита Николая Васильевича Петухова была могучей. Он словно чувствовал то, что творилось в моей душе, и порой отвлекал, а порой просто сдерживал, чуть ли не держал за рукав кителя».

По результатам большого воздушного боя 9 сентября 1951 года летчикам «кожедубовской» дивизии было записано 4 сбитых «сейбра». Еще 3 сбитых машины этого типа записали на счет летчиков 303-й авиадивизии, одного «шута» — Ф-80 записал на свой счет командир корпуса генерал-майор авиации Г.А. Лобов.

В бою был сбит МиГ-15 летчика 196-го полка старшего лейтенанта Андрушко. Летчик сумел катапультироваться из подбитого самолета, при приземлении получил травмы и попал в госпиталь.

10 сентября состоялись два воздушных боя. Летчики 303-й дивизии записали на свой счет 5 «сейбров» и 5 «крестов» — «тандерджетов». 2 самолета Ф-80, сбитых в двух боях, записал на свой счет комэск 176-го гвардейского авиаполка гвардии капитан Г.И. Гесь.

11 сентября вновь состоялось несколько боев. В первых двух боях 3 «креста» — Ф-84 записал на свой счет капитан М.С. Пономарев, 1 — старший лейтенант Н. Волков из 17-го ИАП. В следующем бою летчики 303-й авиадивизии сбили трех «шутов», одного из них атакой с короткой, в 150 метров, дистанции сбил командир дивизии Герой Советского Союза подполковник А.С. Куманичкин. Победа комдива была достоверной: обломками сбитого самолета был существенно поврежден самолет его ведомого, лейтенанта Божко. Летчику пришлось катапультироваться, и через два дня он вернулся в полк.

Иван Никитович, узнав о победе фронтового друга, прихватил бутылочку и поздним вечером поздравил его.

12 сентября 1951 года прошло еще несколько больших напряженных боев. Против 150 самолетов противника Лобов поднял 80 «мигов», и сам в составе шестерки отправился в боевой вылет. Между Анею и Пхеньяном «сейбров» отсекали летчики 303-й авиадивизии, а летчики 176-го гвардейского и 196-го полков по замыслу Кожедуба атаковали штурмующих «шутов» на малых высотах. Летчикам 324-й дивизии в этом бою были засчитаны сбитыми 9 Ф-80 (Кравцов, Сучков — 2, Крамаренко, Гоголев, Рыжков, Шеламонов, Бокач, Иванов), еще один «шут» был записан летчику 523-го полка старшему лейтенанту И.А. Зыкову и один — командиру корпуса генералу Г.А. Лобову. Атаки «шутинг старое» советскими истребителями на небольшой высоте означали и высокую достоверность заявленных побед (на 9 сбитых из 11 были получены подтверждения от северокорейской полиции). Несколько дней побитые американцы практически не проводили налетов, вернувшись к активным действиям только 19 сентября.

Бои 12 сентября советские летчики провели без потерь. Повреждения в бою получил только «миг» майора А.С. Митусова, успешно приземлившегося на аньдунском аэродроме. Свидетелями побед, одержанных в этот день советскими летчиками, стали тысячи корейских и китайских солдат (бой проходил с 16.22 до 17.16). Народная молва увеличила число сбитых американцев в несколько раз, и на северной стороне корейского фронта в течение нескольких дней царило радостное воодушевление.

В эти дни вождь китайского народа Председатель правительства КНР Мао Цзэдун прислал приветственную телеграмму генерал-полковнику авиации С.А. Красовскому, в которой дал высокую оценку «блестящим победам, одержанным советской авиацией и зенитной артиллерией, которые в течение восьми дней, с 6-го по 13-е сентября с. г., в боях сбили 49 вражеских самолетов и подбили 8 самолетов противника».

В корпусном Доме культуры был проведен краткий торжественный митинг по поводу телеграммы Председателя правительства КНР. Командованию и лучшим летчикам дивизий китайское правительство предоставило денежные премии.

Победы 12 сентября состоялись во многом благодаря настойчивости и мужеству командира дивизии И.Н. Кожедуба, который, опираясь на поддержку фронтового друга и единомышленника, командира «братской» дивизии 64-го истребительного авиакорпуса А.С. Куманичкина, сумел доказать командованию эффективность боя на малых высотах, убедил его в необходимости применения такой тактики. Кожедуб, всецело взяв на себя ответственность, лично проинструктировал летчиков своих полков и несколько раз проиграл с ними варианты вылета.

19 и 20 сентября американцы совершили несколько налетов на позиции северокорейских войск. Летчики 324-й дивизии были нацелены на отражение прикрывающих истребителей и о победах не заявили. А вот летчикам 303-й дивизии 19 сентября было засчитано 7 побед, а 20 сентября — 4 победы. Интересно, что сразу 3 победы в одном бою (все Ф-84) были записаны выдающемуся летчику-истребителю Герою Советского Союза, лучшему советскому «двойному» асу, командиру 523-го ИАП подполковнику А.С. Карасеву (30 личных побед в Великую Отечественную войну и 7 «реактивных» побед в Корее).

Только 25 сентября американское командование вновь решилось на активные действия. Около полусотни «тандерджетов» под прикрытием сорока «сейбров» пытались атаковать северокорейские войска в районе Анею. В бою, продолжавшемся с 15.20 до 16.15, летчики 324-й дивизии записали на свои счета две победы. В воздушном бою был сбит и попал в плен капитан К. Барнет, пилотировавший «сейбр».

26 сентября 1951 года летчики обеих дивизий корпуса провели по два вылета против больших смешанных групп американо-австралийских самолетов. Полкам 324-й дивизии вновь была предписана роль усиливающих, и Кожедуб точно определил момент ввода своих сил в бой. По итогам боя командиру 1-й эскадрильи 196-го ИАП майору Н.А. Антипову в боевом вылете с 9.17 до 10.10 была засчитана победа над «тандерджетом» Ф-84.

27 сентября «тандерджеты» под прикрытием «сейбров» вновь предприняли налет на северокорейские и китайские войска. И вновь им навстречу своевременно были подняты полки обеих дивизий. «Тандерджеты», когда «сейбры» были связаны боем, поспешно развернулись и ушли в сторону Корейского залива. В результате проведенного боя на счет капитана Б.С. Абакумова были записаны сбитыми два Ф-86 «сейбр».

В начале октября произошла ротация части летного состава 303-й и 324-й авиадивизий. Состав дивизий обновился почти на треть. Иван Никитович очень внимательно отнесся к вновь прибывшим летчикам: переговорил с каждым из них, рассказал о боевых традициях части, об особенностях боевого применения МиГ-15, о приемах противника. Он лично провел несколько занятий («пешим по-летному») со вновь прибывшими летчиками, обязал то же сделать в своем присутствии командиров обоих полков и комэсков. Он же организовал встречи новичков с лучшими летчиками полков, которые рассказали о своих «коронных» приемах, о малоизвестных возможностях МиГ-15, о хитростях американских летчиков. Еще раз напомнил командирам полков и эскадрилий о бережном отношении к «молодым» летчикам.

По итогам сентябрьских боев штабы 324-й и 303-й дивизий составили отчеты о боевой работе. Летчикам советских дивизий было записано сбитыми 92 самолета противника — самое большое число сбитых в течение месяца за все время корейской войны. В боях потеряли двух летчиков — старших лейтенантов В.С. Акатова и С.Т. Колпикова из 18-го гвардейского ИАП 303-й ИАД — и пять МиГ-15.

В начале октября 1951 года американскими разведывательными службами было установлено, что на территории Северной Кореи активно продолжается строительство более десяти аэродромов, причем три из них в состоянии, близком к готовности. Аэродромы были объявлены американским бомбардировочным командованием первоочередными целями. Вновь было решено применить В-29 в дневных вылетах.

Вечером 10 октября 1951 года летчики обеих дивизий были собраны в Доме культуры, и прибывший в Аньдун генерал-полковник авиации С.А. Красовский зачитал указ о присвоении восьми летчикам корпуса званий Героев Советского Союза.

22 октября состоялся налет девяти В-29 и более полусотни истребителей различных типов в район Анджу. На отражение налета были подняты истребители 303-й НАД. По результатам боя, протекавшего на высоте 5000 метров, были зачтены сбитыми 3 В-29 и 3 Ф-84.

Как мы уже говорили, день 23 октября 1951 года стал «черным вторником» для американских воздушных сил. В этот день в налете на северокорейскую территорию под прикрытием 40 «сейбров» участвовали 12 В-29, более 100 штурмовиков Ф-84, Ф-80 и 8 Глостер «Метеор-4». Американские самолеты были атакованы после нанесения бомбово-штурмового удара по аэродрому Нанси и по объектам в районе Анею, Хакусен, Тэйсю. При этом 303-я ИАД в составе трех полков (58 МиГ-15) составляла первый эшелон и наносила удар по основной группе бомбардировщиков и штурмовиков. 324-я «кожедубовская» ИАД (26 МиГ-15) составляла второй эшелон и обеспечивала вывод из боя частей 303-й ИАД. Все самолеты были сбиты летчиками 303-й ИАД, 2 В-29 записаны на счет майора Оськина, по одному — капитану Бахаеву, старшим лейтенантам Дьяченко и Шевареву.

Почти десять месяцев, значительно больше других авиачастей, вели бои два полка 324-й ИАД в небе Кореи и Китая. На счету их летчиков — и воздушное сражение 12 апреля 1951 года, и уничтожение разведывательной группы «старфайров», и разгром 77-й австралийской авиаэскадрильи.

Прелюдией разгрома австралийцев стали бои 2 и 3 ноября 1951 года, когда летчикам 303-й авиадивизии были записаны три сбитых «метеора». К тому времени обостряются отношения Кожедуба и командира 64-го истребительного авиакорпуса генерал-майора авиации Лобова. Как и некоторые другие «старые» авиационные генералы, Лобов относился к Кожедубу ревниво. Не вникая в его боевую работу, он считал его если не выскочкой, то, во всяком случае, баловнем судьбы. Сам не раз поднимавшийся в воздух, участвовавший в боях и записавший на свой счет четыре американских самолета, Лобов не раз замечал Кожедубу, что тот, как нелетающий командир, не очень точно представляет себе обстоятельства современной воздушной войны, ведущейся на реактивных машинах. Эти упреки были равно обидны и несправедливы. Кожедуб, постоянно принимавший доклады летчиков, комэсков и командиров полков, проводивший детальные разборы боевых вылетов, знал как никто другой все приемы воздушных боев, тактику неприятельской авиации, а также возможности своего истребителя МиГ-15. Выдающийся летчик, не претендующий больше на личные победы, он мог объективно оценить обстоятельства боя, по докладам и кадрам ФКП точно определить поражение неприятельской машины тем или иным воздушным бойцом.

Кожедуб на боевые задания не летал. Летчики из дивизии Кожедуба: Е. Пепеляев, С. Крамаренко, Л. Иванов, Б. Бокач, П. Милаушкин — в воздухе его самолета не видели. Но как рассказывал автору исследователь воздушной войны в Корее И.А. Сеидов, старшина Иван Анисимович Пятов, бывший вооруженец звена управления в дивизии Кожедуба, вместе с другими механиками и техниками несколько раз готовил МиГ-15 «бис» Кожедуба к ночному боевому вылету. Тот, по его словам, безуспешно пытался перехватить американского воздушного разведчика. Описанная ситуация вполне реальна: своей властью Кожедуб мог подготовить и в обстановке секретности осуществить собственный боевой вылет. Это было возможным в отсутствие начальника политотдела дивизии полковника Н.В. Петухова, строго «опекавшего» Кожедуба.

8 ноября 1951 года американская авиация вновь предприняла массированный налет (около 130 самолетов Ф-80, Ф-84, Ф-86) на цели в районе Анею. На его отражение дивизия Кожедуба была поднята в 12 часов 10 минут в полном составе — около 60 машин. Ее поддерживали летчики 17-го и 18-го гвардейского авиаполков 303-й дивизии. По результатам боя летчикам корпуса были засчитаны 4 «сейбра» и 4 «тандерджета»: семь машин на счету летчиков дивизии Кожедуба и один Ф-86 — у дивизии Куманичкина.

В тот же день около 12 часов 30 минут был сбит и погиб летчик 196-го авиаполка старший лейтенант А.Ф. Травин, совсем недавно прибывший в полк из 309-й авиадивизии второй линии. Позднее был сбит и тяжело ранен летчик 303-й авиадивизии старший лейтенант Н.С. Гаврильченко. Он был ранен в воздухе крупнокалиберной пулей уже после катапультирования и в строй не вернулся.

Напряженные воздушные бои произошли также 27 и 28 ноября.

27 ноября тяжелый бой пришлось принять восьмерке 176-го гвардейского авиаполка, дважды подвергшейся неожиданным ударам групп «сейбров» 4-й истребительной авиагруппы. В этих атаках были сбиты 2 «мига»: лейтенанта А. Бердыша — в начале боя из-за отказа гидроусилителя элеронов при наборе высоты и старшего лейтенанта А. Египко — при возвращении на свой аэродром. Летчики катапультировались и остались живы. Несмотря на доклады о сбитии вражеских самолетов гвардии капитанов И. Сучкова и П. Никулина, подтвержденные другими летчиками, победы им засчитаны не были. Действия восьмерки при разборе были признаны неправильными.

В другом бою 27 ноября летчикам корпуса были засчитаны сбитыми 8 самолетов противника, из них один «тандерджет» Ф-84 — командиру 196-го авиаполка полковнику Е. Пепеляеву и один самолет — старшему лейтенанту того же полка В.Д. Остапенко.

28 ноября 1951 года —новое воздушное сражение. 324-я авиадивизия почти в полном составе (48 машин), усиленная двумя десятками «мигов» из 303-й авиадивизии, приняла бой с более чем сотней американских самолетов «тандерджет» и «сейбр». Сражение распалось на десятки воздушных боев, протекавших на высотах от 2 до 11 тысяч метров. Летчикам «кожедубовской» дивизии были засчитаны сбитыми восемь самолетов: семь «сейбров» — на счет 196-го авиаполка, из них два записаны на счет командира полка полковника Пепеляева, и один «тандерджет» — на счет 176-го гвардейского полка. Командиру 523-го полка 303-й авиадивизии майору Оськину были записаны два сбитых «сейбра».

К сожалению, и советские летчики в этот день понесли тяжелую потерю — был сбит и погиб ас 523-го авиаполка (5 личных побед) 303-й авиадивизии старший лейтенант Г.Т. Шаталов. Он вылетел ведомым в паре с командиром дивизии Героем Советского Союза полковником А.С. Куманичкиным и в критический момент боя закрыл своей машиной истребитель командира от разящих очередей «сейбра». В том же бою на выходе из пикирования попал под удар и был сбит самолет старшего лейтенанта А. Достоевского из 196-го авиаполка. Летчик успешно катапультировался и вернулся в свой полк.

Для Кожедуба это были очень тяжелые дни. После трехнедельнего перерыва в письме жене он сетует на усталость летчиков.

29 ноября бои продолжились, хотя проходили они с меньшим накалом. В этот день летчикам корпуса были записаны сбитыми шесть «сейбров», из них два — на счету «кожедубовской» дивизии.

К декабрю 1951 года число истребителей Ф-86 «сейбр», применяемых в Корее, было доведено до 230 машин. Подавляющее большинство «сейбров» было новейшей модификации Ф-86Е — более маневренной машины с цельноповоротным стабилизатором.

Ярким эпизодом боевой работы «кожедубовской» дивизии в Корее является бой с «метеорами» 1 декабря 1951 года, когда летчиками 176-го гвардейского полка 324-й авиадивизии было доложено об уничтожении сразу 9 машин этого типа (по 1 сбитому — у А. Васько, С. Вишнякова, А. Головачева, И. Гулыя, Ф. Зубакина, П. Милаушкина, С. Субботина, 2 — у С. Крамаренко).

Прототип английского «метеора» совершил свой первый вылет 5 марта 1943 года, а в июле 1944-го, в режиме строгой секретности, машина начала поступать в войска. К началу корейской войны этот истребитель в значительной степени устарел и сильно уступал МиГ-15 и в скорости, и в маневренности, и в вооружении. Хотя менее чем за год до памятного боя премьер-министр Австралии Р. Мензис горделиво заявлял: «"Метеор" считается наиболее современным представителем существующих сейчас реактивных истребителей. Благодаря его боевой мощи наши воздушные силы неимоверно укрепятся».

Утром, в 9 часов 50 минут, группа из 20 МиГ-15 «бис» командира 176-го гвардейского ИАП полковника С.Ф. Вишнякова с КП дивизии была наведена на 16 «метеоров» Mk 8 из 77-й авиационной эскадрильи королевских австралийских ВВС. В результате боя, продолжавшегося 9 минут, по докладам его участников и в результате дешифрирования пленки ФП, нашими летчиками сбито 10 самолетов противника. Впоследствии на счет полка было записано 9 побед, но, скорее всего, реальные потери австралийцев составили 3 самолета. Два летчика катапультировались, один погиб, еще один австралийский истребитель приземлился с тяжелыми повреждениями.

Австралийцы со своей стороны заявили об уничтожении двух «мигов», но сведений даже об атаках, проведенных в этом бою неприятельскими «метеорами» по «мигам», в документах 176-го гвардейского авиаполка нет. Это — характерный пример «нулевой» достоверности заявки на победы.

Поражение, нанесенное австралийцам в бою 1 декабря, было для них весьма серьезным. Никогда прежде летчики этой эскадрильи не теряли в одном бою сразу трех своих товарищей. Гордость английских ВВС еще шестилетней давности — истребитель «метеор» был признан «не соответствующим условиям современной воздушной войны», 77-ю эскадрилью вывели из боев.

Эти самолеты вернулись к боевой работе лишь в январе 1952 года, совершая осторожные боевые вылеты, главным образом в качестве штурмовиков. До конца боевых действий в Корее 77-я австралийская эскадрилья потеряла в боях более 40 «метеоров». Во всех своих воздушных боях «метеоры» предположительно сбили один МиГ-15, пилотируемый китайским летчиком.

В тот же день три тяжелых боя провели и летчики 196-го авиаполка. По результатам этих боев летчикам полка Пепеляеву, Алфееву, Колпакову, Заплавневу, Муравьеву, Капранову были засчитаны 4 «тандерджета» — Ф-84 и 2 «шута» — Ф-80.

5 декабря Кожедуб предложил атаковать американских штурмовиков на линии фронта на малой высоте. В 10 часов 39 минут командир полка Пепеляев повел 24 «мига» в зону боев. Мастерски наведенные на группу из 16 неприятельских штурмовиков, советские самолеты заранее снизились до 3000 метров и с ходу, на попутных курсах, в 50 км юго-восточнее Пхеньяна, атаковали заходящих в атаку «шутов». По результатам фотоконтроля летчикам дивизии были засчитаны сбитыми 3 Ф-80 (Абакумов, Заплавнев, Колпаков). Предположительно победу одержал также капитан Л. Иванов (несколько летчиков наблюдали его атаку, падение и взрыв на земле неприятельского самолета), но та не была ему засчитана из-за неисправности фотоаппаратуры.

В этот день и 324-я дивизия понесла свою последнюю в этой войне потерю. В воздушном бою на малой высоте, неожиданным ударом сверху, был сбит МиГ-15 старшего лейтенанта А.Д. Рыжкова — хорошего летчика, скромного и симпатичного парня, одержавшего в небе Кореи 4 личные победы. Самолет Рыжкова упал в 60 км юго-восточнее Пхеньяна. Пепеляев, высоко ценивший молодого летчика, не раз вылетал с ним в паре. И вот такая потеря!

11 декабря — новый бой. 22 МиГ-15 196-го полка, ведомые капитаном Бокачем, в 10 часов 34 минуты вылетели на перехват истребительной авиации. В 10.52 в районе Анею на высоте 8500 метров советские самолеты атаковали группу «сейбров» (24 самолета). Те двумя парами нанесли ответный удар, но от дальнейшего боя уклонились, уйдя в сторону залива. По результатам фотоконтроля победы были засчитаны капитанам Алфееву и Бокачу.

В том же бою на высоте 11 тысяч метров был сбит МиГ-15 ведомого капитана Б.С. Абакумова — летчика 196-го ИАП старшего лейтенанта А.П. Овчинникова. Летчик катапультировался и приземлился в 13 км юго-восточнее Хакусен.

13 декабря вновь состоялся бой с «сейбрами». Летчикам дивизии, без своих потерь, было записано 6 побед (Милаушкин, Иванов, Литвинюк, Заплавнев, Боровков, Шеберстов). 6 «сейбров» на то время было рекордной цифрой, но на следующий день ее удалось превзойти: 6 «сейбров» вновь сбила 324-я дивизия и еще две машины записали на свой счет летчики 303-й авиадивизии.

17 декабря группа, ведомая командиром 176-го гвардейского ИАП полковником Вишняковым, вступила в безрезультатный бой с восьмеркой «сейбров». После нескольких эволюции американские самолеты пикированием ушли в сторону залива. Ниже группы 176-го полка попутным курсом шли 12 «мигов» 17-го полка, которые «сейбры» не атаковали. Отметки о прохождении всех трех групп, как всегда, были предоставлены постами РТС командирам дивизий. Иван Никитович посчитал, что летчики 17-го полка уклонились от боя, и, кипя гневом, пошел к Куманичкину. По результатам жесткого разговора фронтовых друзей командир 303-й НАД полковник Куманичкин 19 декабря выпустил приказ за № 0149 «О недостаточной инициативе ведущих групп при ведении воздушных боев», где отметил, что: «17.12.51 ведущий группы капитан Сутягин шел вместе с группой полковника Вишнякова (часть т. Кожедуба). Группа полковника Вишнякова вступила в бой, а группа Сутягина бой не вела и противника не видела». По-видимому, ведущий группы, лучший ас 64-го авиакорпуса Герой Советского Союза капитан Н.В. Сутягин действительно не заметил стремительно уходящих вниз «сейбров»: погода в те дни начала портиться, существенно ограничивая видимость на средних высотах.

27—29 декабря, в канун Нового года, бои с «сейбрами» разгорелись с новой силой. 27 декабря отличился летчик 176-го гвардейского ИАП капитан Милаушкин, записавший на свой счет две неприятельские машины, и подполковник Митусов. 28 декабря в утреннем бое (8.50—9.15) счет пополнили капитан Алфеев (Д=350 м) и старший лейтенант Иовлев (Д=200 м) из 196-го полка. Снаряды, точно посланные с «мига» П.Г. Иовлевым, попали в стык правой плоскости «сейбра» с фюзеляжем, оторвали ее, и, вращаясь вокруг продольной оси, самолет пошел к земле.

29 декабря состоялись последние результативные бои летчиков 324-й авиадивизии в 1951 году. Все сбитые 4 «сейбра» были засчитаны летчикам 196-го полка. В утреннем бое победы на свой счет записали подполковник Митусов и капитан Муравьев, в дневном — старшие лейтенанты Колпаков и Рыбас.

11 января 1952 года, взлетев в 10.35, 14 МиГ-15 из состава 196-го ИАП встретили впереди-ниже три группы Ф-86 численностью до 40 самолетов. В напряженном маневренном бою летчикам 196-го ИАП были засчитаны сбитыми 4 «сейбра» — Пепеляеву, Бокачу, Заплавневу, Муравьеву.

В повторном вылете в тот же день с 14.08 до 14.50 летчики 196-го ИАП вели воздушный бой на высоте 7—12 тысяч метров, по результатом которого капитанам Муравьеву и Заплавневу были зачтены 2 сбитых Ф-86.

12 января в районе Супхун-ГЭС в бой вступили летчики 176-го гвардейского ИАП и 17-го ИАП 303-й ИАД. Летчикам 176-го гвардейского ИАП были засчитаны 4 победы: 2 — Крамаренко, 1 — Морозу и 1 — ведомому Крамаренко Гулыю. Американцы свои потери в этот день отрицают.

Последний боевой вылет летчики дивизии совершили 30 января 1952 года.

Полковник Кожедуб, включившись в боевую работу в качестве командира дивизии, добился блестящего результата — полкам его дивизии были записаны 107 (176-му гвардейскому ИАП) и 109 (196-му ИАП) побед. По числу официальных побед 196-й ИАП из 324-й ИАД стал самым результативным среди частей, сражавшихся в Корее.

Потеряв 27 самолетов и 9 летчиков, «кожедубовская» дивизия имеет самый высокий для Корейской войны коэффициент эффективности боевой работы: отношение числа одержанных побед к потерям — 9,6. Среди 216 записанных на счет дивизии сбитых самолетов — 12 В-29, 1 РБ-45, 1 Б-26, 118 «сейбров», 33 Ф-84 «Тандерджета», 26 Ф-80 «Шутинг стар», 8 Ф-94 «Старфайров», 11 «метеоров», 6Ф-51 «Мустангов».

Всего за время корейской войны советские летчики совершили 64 300 боевых вылетов, провели 1872 воздушных боя (из них 107 — ночью), в которых, по справке Главного оперативного управления Генштаба, хранящейся в Архиве президента РФ[55], сбили 1106 самолетов противника (69 В-29, 2 РБ-50, 2 РБ-45, 1 Ф-86-30, 650 Ф-86, 178 Ф-84, 121 Ф-80, 13 Ф-94, 2 Ф4У-5, 28 «Метеор»-Mk.8, 8 Б-26, 30 Ф-51, 2 — неопознанные типы машин). Четыре зенитно-артиллерийские дивизии сбили в небе Кореи 153 самолета противника (из них 7 В-29).

Китайскими и северокорейскими летчиками, по тем же данным, совершено 22 300 боевых вылетов, в 366 воздушных боях сбит 271 самолет противника (176 «Сейбров» Ф-86, 27 Ф-84, 30 Ф-80, 15 ФИУ-5, остальные — прочих типов). Заметим, что американцы и их союзники совершили в Корее более миллиона боевых вылетов, превзойдя в этом показателе авиацию «красных» более чем на порядок.

Половина сбитых в небе Кореи и Китая самолетов противника на счету «братских» — 324-й и 303-й истребительных авиадивизий. На их долю приходится и почти половина сбитых «сверхкрепостей» — 30 из 69. Но специализация и здесь имела место: 6 четырехмоторных бомбардировщиков сбил и 2 подбил один летчик — заместитель командира 351-го ИАП майор, впоследствии — генерал-майор авиации Анатолий Михайлович Карелин, удостоенный звания Героя Советского Союза.

Удивительный результат записан гвардии майору Г.И. Харьковскому из 139-го гвардейского ИАП. 14 ноября 1950 года около 11 часов утра, атаковав во главе восьмерки МиГ-15, в паре с Акимовым, группу В-29 (до 40 бомбардировщиков под прикрытием 20 Ф-80), он сбил сразу 3 В-29 в одном бою! Первым был сбит ведущий группы — справа-снизу с расстояния 800—600 метров. Вторым — ведущий левого звена, сзади-слева с дистанции 300—200 метров. И третьим — замыкающий В-29 с дистанции 800—400 метров справа-сзади-сверху. Заметим, что дистанции открытия огня в первом и третьем случаях очень велики. Они могут привести к сбитию четырехмоторного бомбардировщика только при большой доле везения.

За этот бой гвардии майор Харьковский был награжден орденом Ленина и личным приказом генерал-полковника авиации С.А. Красовского направлен в Союз. Всего на счету этого летчика 4 В-29. В 1954 году майор Г И. Харьковский ушел в запас. Работал начальником летной части Курского аэроклуба. Умер он в 1996 году.

Всего в Корее воевали 10 советских авиадивизий и 5 отдельных авиационных полков. В воздушных боях в небе Кореи и Китая погибли 120 советских летчиков, 126 корейских и китайских. Были потеряны 546 самолетов, в том числе 315 МиГ-15 и 4 Ла-11, которые пилотировались советскими летчиками.

Шесть летчиков из состава 324-й «кожедубовской» истребительной авиационной дивизии были удостоены званий Героев Советского Союза. Это летчики 176-го гвардейского авиаполка: Григорий Иванович Гесь (8 побед), Сергей Макарович Крамаренко (13 побед), Борис Александрович Образцов (4 победы, звание Героя присвоено посмертно); Серафим Павлович Субботин (9 побед); с 19 личными победами несколько позднее героями стали командир 196-го ИАП Евгений Георгиевич Пепеляев и летчик из того же полка Федор Акимович Шебанов (6 побед).

Еще несколько летчиков дивизии превзошли условный показатель аса — 5 официальных побед и были представлены к званию Героя, но не удостоены его. Это Б.С. Абакумов (5 побед), В.И. Алфеев (7), Б.В. Бокач (6), И.М. Заплавнев (7), Л.Н. Иванов (7), А.И. Митусов (7), В.Г. Муравьев (5), Н.К. Шеламонов (5) — все из 196-го ИАП; С.Ф. Вишняков (6), П.С. Милаушкин (11), И.А. Сучков (10), К.Я. Шеберстов (13), Н.М. Гончаров (5) — из 176-го гвардейского ИАП.

Е.Г. Пепеляев представлялся Кожедубом к званию дважды Героя Советского Союза, но безрезультатно. Позднее столь же безрезультатно комдив 303-й ИАД полковник А.С. Куманичкин представлял к званию дважды Героя Н.В. Сутягина.

О командире 196-го ИАП Пепеляеве ходили легенды. В воздушном бою над северокорейской территорией он подбил новейший американский истребитель Ф-86 «Сейбр», совершивший вынужденную посадку в полосе прибоя. Позднее этот самолет, вопреки настойчивым попыткам американцев уничтожить его, благодаря сметке, находчивости и отваге сержантов и офицеров технической службы 324-й дивизии, а также китайских военнослужащих, был доставлен в Аньдун и вывезен в Союз.

Пепеляев вспоминает, как в одном из октябрьских боев ему удалось сбить «сейбр» точной очередью с короткой, в 100 метров, дистанции. Он был рад своей победе, поскольку намеревался показать «лицом» боевую работу нескольким вновь прибывшим летчикам. Каково же было его удивление, когда на просмотре «победной» пленки в кадре оказалась статичная земная картинка с далекой трубой ТЭЦ в нескольких километрах от аэродрома, знакомая каждому летчику. Оказалось, что в «миге» Пепеляева в 1-й готовности дежурил один из его старых проверенных летчиков, самолет которого находился в ремонте. Дежурство не было беспокойным, и пилот, весьма крупный и крепко сбитый офицер, задремал, наклонился вперед и нажал животом на ручку, где была гашетка. Пушки стояли на предохранителе и промолчали, а кинокамера включилась и засняла всю унылую картину аньдунского пейзажа. Летчик между тем проснулся, пришел в себя, а вскоре и сдал дежурство.

В тот же день полковник Пепеляев отправился на этой машине в боевой вылет, провел удачный бой и намеревался на своем примере указать на некоторые особенности атаки. Полковые балагуры, увидев трубу ТЭЦ, не преминули отметить и «устойчивость курса», и «правильное использование неподвижной сетки прицела», и «твердость руки», и «смелый выбор цели». Слухи об этом «приколе» дошли до Кожедуба, и тот также поинтересовался у Евгения Георгиевича о «новом способе атак наземных целей».

Евгений Георгиевич Пепеляев был безукоризненным командиром и блестящим воздушным бойцом. Как командир полка он был надежной опорой командира дивизии, к делу подходил творчески. «Находясь в Китае и готовясь к воздушным боям, я произвел расчеты стрельбы по американским самолетам, с которыми предстояло воевать, — их положение в сетке прицела АСП-ЗН в момент стрельбы при ракурсе близком к 1/4 и дальностях 150 и 600 метров, — вспоминает Пепеляев об одной из своих разработок. — Изображения основных самолетов противника в сетке прицела были нарисованы на листах бумаги и развешаны всюду, где работали и отдыхали летчики полка».

…Надо сказать, что относительно награждений летчиков, воевавших в Корее, командование было весьма сдержанно. «Если командование ВВС представляло к званию Героя Советского Союза летчиков, сбивших 6 и более американских самолетов, то командующий авиацией ПВО страны маршал авиации Савицкий Евгений Яковлевич все представления на летчиков нашей дивизии, сбивших 7, 10 и даже 12 американских самолетов (капитан Шеберстов), убирал, как говорится, под сукно. Вообще летчики нашей дивизии оказались обойденными в наградах», — вспоминает Герой Советского Союза С.М. Крамаренко.

Сам И.Н. Кожедуб за успешное командование дивизией 2 июня 1951 года был награжден единственным «за Корею» и пятым по счету орденом Красного Знамени. После этого летчики его дивизии одерживали новые победы — в 80 процентах всех боев в небе Кореи они выходили победителями. В истинно «кожедубовском духе» — на малых высотах — в сентябре они нанесли серьезный удар по американской штурмовой авиации, заставив противника резко сократить число вылетов на штурмовку северокорейских и китайских войск, заслужив искреннюю благодарность весьма сдержанного в таких случаях великого китайца — Мао Цзэдуна.

Не повезло летчикам 324-й ИАД в материальном плане. Только 17 января 1951 года, как раз в день последнего результативного боя дивизии, была издана директива начальника Генерального штаба СА № 65/089 о выплате денежных вознаграждений летному составу за боевые вылеты и сбитые самолеты. За сбитый истребитель противника причиталось 1500 рублей, за бомбардировщик В-29 — 3000 рублей. В 324-й ИАД премии «за сбитые и вылеты» получили всего 11 летчиков.

Последний результативный вылет 324-й истребительной авиационной дивизии совершил штурман 176-го гвардейского полка гвардии майор Субботин 17 января 1952 года. В большом маневренном воздушном бою на высоте 12 000 метров в период с 9.12 до 9.27, по докладам экипажей и данным фотоконтроля, им был сбит 1 Ф-86 «Сейбр». Это была девятая официальная победа Героя Советского Союза С.П. Субботина и последняя, 216-я победа 324-й истребительной авиадивизии.

30 января 1952 года летчики 324-й авиадивизии совершили последние боевые вылеты в небе Кореи: майор Дудниченко и подполковник Митусов из 196-го ИАП стартовали в 15.17 во главе восьмерки и шестерки истребителей МиГ-15 «бис» на перехват восьмерки вражеских истребителей — «противник воздушного боя не принял и ушел в сторону моря».

За время работы в Китае Кожедуб, как и большинство офицеров его дивизии, очень устал. Устал прежде всего морально, что было связано как с внутренней ответственностью за жизнь людей, ход боевых действий, так и с почти ежедневными докладами военному руководству об их ходе. А звонили Ивану Никитовичу или «вызывали на ковер» не только непосредственные начальники — Белов, Лобов и Красовский, но и главком ВВС П.Ф. Жигарев, Военный министр А.М. Василевский, начальник Генерального штаба С.М. Штеменко, командующий авиацией ПВО генерал-лейтенант авиации Е.Я. Савицкий, командующий ВВС МВО В.И. Сталин, некоторые другие генералы и маршалы. Если с Жигаревым и Василевским у Кожедуба давно сложились доверительные отношения, то требовательного Штеменко, хитрого Савицкого, неуравновешенного Василия Иосифовича он просто побаивался.

Заметим, что в должность командира дивизии Кожедуб вступил, едва окончив академию, не имея никакого опыта руководства соединением. А уже через год с небольшим после окончания им Академии ВВС его 324-я истребительная авиадивизия приняла участие в тяжелых воздушных сражениях с превосходящими силами противника, вооруженными в основном реактивными самолетами. Вот уж действительно — с корабля да на бал.

Как командир дивизии, он был обязан вникать в десятки и сотни вопросов: от снабжения самолетов запчастями, боезапасом, керосином, маслами и кислородом до дисциплинарных проступков, заниматься которыми очень не любил. Но зато с огромным удовольствием, порой ночи напролет, он был готов вести разборы полетов, планировать боевые вылеты и ведение воздушных боев, анализировать и совершенствовать придуманные и подсмотренные тактические приемы.

Много времени, особенно после захвата противником упавшего в воду МиГ-15, занимала работа с контрразведчиками. Зная, что его командный пункт прослушивается американцами, Кожедуб не только сменил и усовершенствовал кодовые команды, но несколько раз выходил в эфир с дезинформацией, подавая команды летчикам, находившимся совсем в другом месте или вовсе не взлетевшим из-за нелетной погоды. Порой это заставляло американцев менять режимы полетов, перенацеливать, а то и возвращать свои самолеты. «Пример бдительности» подавали китайцы: в километре-полутора от аэродрома они регулярно расстреливали захваченных шпионов, диверсантов и лиц, казавшихся им таковыми. Это, конечно, не лучшим образом влияло на психику советских воинов.

При всем этом главной его обязанностью оставалось руководство воздушными боями, тесное взаимодействие с радиотехнической службой (недаром на вспомогательный пункт управления в Северную Корею он «выдвинул» фронтового друга, начальника ВСС дивизии полковника Д.С. Титаренко), связь и взаимопонимание с соседней дивизией и командованием.

Недосыпание было главной причиной физической усталости. Слишком много было различной информации — ее надо было обдумать, принять к сведению и привести в дело. Это требовало времени, а на сон оставалось 4—6 часов.

Н.В. Петухов, замполит Ивана Никитовича в Корее, вспоминал, что если первые два-три месяца после приезда в Аньдун Кожедуб еще упражнялся со своей гирей, то потом он ее забросил.

В декабре настроение и самочувствие командира и офицеров штаба 324-й авиадивизии заметно улучшилось — от Красовского пришел приказ: быть готовыми к передаче техники сменной дивизии, а летному составу — к отбытию в Союз. Накануне убытия Иван Никитович с некоторыми своими офицерами удивили сменщика — командира 16-го авиаполка, однокашника и старого приятеля Кожедуба по академии, Героя Советского Союза полковника Н.Ф. Кузнецова, в будущем начальника Центра подготовки космонавтов, своей предельной раскрепощенностью и явным презрением к американской авиации.

30 января 1952 года 65 МиГ-15 «бис» 324-й истребительной авиадивизии были сданы 16-му истребительному авиаполку 148-й гвардейской ИАД, и через несколько дней летчики «кожедубовской» дивизии отбыли в Союз. Они вели боевую работу в небе Северной Кореи и Китая в течение 305 календарных (234 летных) дней, со 2 апреля 1951 года по 30 января 1952 года. 1 февраля 1952 года И.Н. Кожедуб вместе с Н.В. Петуховым, Д.С. Титаренко, В.С. Чупрыниным, И.С. Малеванным и некоторыми другими офицерами штаба дивизии вылетел из Мукдена (сегодня — Шэньян) в Москву на транспортном самолете Ил-12.

4 февраля 1952 года полковник И. Кожедуб, явившись в штаб ВВС МВО, доложил о возвращении из правительственной командировки.

Неоконченная война: битва за результат

Весна 1952 года, наступившая, когда вслед за «кожедубовской» 324-й дивизией убыла из Кореи и 303-я «куманичкинская», а ранее — «лобовская» НАД, знаменовала окончание самого удачного этапа боевой работы советских ВВС в Корее. Позднее в бои вводились дивизии ПВО, чьи летчики, хорошо обученные полетам в сложных метеоусловиях, не имели достаточных навыков для ведения маневренного воздушного боя. Полное игнорирование преемственности в боевой работе, когда дивизии сменялись сразу и целиком, также приводило к новым потерям.

Официальные итоги боевой работы пяти полков обеих дивизий были предельно снивелированы специальной комиссией, направленной в Маньчжурию 21 апреля 1952 года (вернулась в Москву 19 мая). На счет 196-го ИАП (324-я НАД) было записано 109 побед, 17-го ИАП (303-я ИАД) — 108, 176-го гвардейского ИАП (324-я ИАД) — 107, 523-го ИАП (323-я ИАД) — 105-го и 18-го гвардейского ИАП (303-я ИАД) — 96 побед. Комиссию возглавлял заместитель главкома ВВС Советской армии генерал-лейтенант авиации Ф.А. Агальцов (впоследствии, с 1962 года, маршал авиации), членами комиссии были командующий истребительной авиацией ПВО страны генерал-лейтенант авиации Е.Я. Савицкий и командующий зенитной артиллерией войск ПВО генерал-лейтенант артиллерии А.Ф. Горохов. Комиссия, кроме того, сделала вывод, что «боевые действия 64-го авиакорпуса организованы и ведутся неудовлетворительно». В докладе комиссии, в частности, отмечалось, что американская авиация умело использует свое превосходство в воздухе, блокируя аэродромы базирования советской авиации. Комиссия указала командованию также на необходимость более строгого и объективного контроля учета побед. Возможно, выводы комиссии были правильными, но вот рекомендации оказались явно сомнительными. В боях 1951—1953 годов соотношение побед и потерь, по советским данным, было в пользу советской авиации, но коэффициент этот ежегодно и значительно изменялся в пользу американцев — от 7,9 сбитого самолета противника на один потерянный свой истребитель в 1951 году до 2,2 — в 1952-м, до 1,9 — в 1953 году[56].

Надо заметить, что командование 64-го ИАК и Оперативной группы ВВС вело постоянную работу по «проверке учета сбитых самолетов противника». В самих авиационных соединениях их командование посредством приказов, разъяснений и замечаний вело борьбу за более точное отражение в воинских документах потерь, нанесенных противнику.

Наиболее эффективен в этом плане был прием, использованный командиром 196-го ИАП полковником Е. Г. Пепеляевым. Он договорился со своими летчиками не рассматривать заявки на сбитые самолеты противника (пленки ФКП), когда стрельба по целям велась с расстояния в 500 и более метров. А ведь почти 20 процентов записанных на счет дивизии сбитых самолетов были обстреляны с дальних дистанций. Еще выше этот процент в 303-й НАД.

Кожедуб, человек совершенно не конфликтный, на разборах, как правило, рекомендовал летчикам быть внимательнее. Командир 303-й НАД Куманичкин 3 ноября 1951 года издал приказ «О результатах проверки учета сбитых самолетов противника и дешифрования фотопленок». По этому приказу у 25 летчиков дивизии не были засчитаны 32 заявки на сбитые самолеты.

Штаб 64-го ИАК с 9 по 20 ноября 1950 года провел проверку учета сбитых самолетов и наличия подтверждающих документов. Командиру 324-й НАД было указано на то, что «недостаточно собрано агрегатов сбитых самолетов». В этом приказе командира корпуса командование 303-й и 324-й ИАД обязывалось уточнить учетные данные в лицевых счетах и засчитывать в дальнейшем сбитые самолеты противника только решением командиров дивизий. Командиру 303-й ИАД подполковнику Куманичкину и начальнику штаба 324-й ИАД подполковнику Малеванному объявлялись взыскания. Командиры и начальники штабов соединений предупреждались, что случаи нарушений установленного порядка подтверждений сбитая самолетов противника будут рассматриваться в дальнейшем как очковтирательство.

Говорить о подлинных результатах воздушной войны в Корее сегодня еще трудно, так как на них сказывается желание командования авиации любой страны «увести» потерю самолета из категории «сбит в воздушном бою». Но благодаря настойчивой работе нескольких отечественных и иностранных исследователей, прежде всего И. Сеидова, Л. Крылова, Ю. Тепсуркаева, И. Котлобовского, Д. Зампини (Аргентина), оценка боевой работы советских и американских авиационных частей становится все более объективной. Есть надежда, что уже в ближайшее время появятся публикации с точным указанием потерь воевавших сторон и их союзников.

Впрочем, уже сейчас можно сказать, что это число будет незначительно отличаться от того, которое фигурирует в работах большинства исследователей — в боях над территорией Северной Кореи и Китая в 1950—1953 годах авиацией США, Великобритании, Австралии, Южной Кореи и Южной Африки были потеряны примерно 1200 самолетов.

ВВС Советского Союза и Объединенной воздушной армии — ОВА (Китая и Северной Кореи) потеряли в воздушных боях 536 самолетов (335 — советских) и 246 летчиков (120 — советских, 126 летчиков ОВА)[57].

В результате успешной боевой работы советских летчиков был нанесен колоссальный удар по амбициям американцев. Военным специалистам США пришлось пересмотреть устоявшееся среди них невысокое мнение о качестве советских самолетов. Деревянные шпангоуты, лонжероны и стрингеры с полотняной и фанерной обшивкой, отсталое навигационное оборудование, двигатели, имеющие близких английских, американских и немецких родственников, — все это давало им основание считать, что авиация Советов, так ярко заявившая о себе до и во время войны, отстала в развитии. Это мнение усиливалось на фоне восторженных отзывов о капризной «аэрокобре», которая отнюдь не считалась в Штатах лучшим истребителем.

И здесь вдруг неожиданный и очень неприятный сюрприз для недавних союзников СССР по антигитлеровской коалиции: замечательный советский самолет МиГ-15 — «самолет-солдат». В Корее, где американцы собирались дать урок слишком далеко зашедшему, по их мнению, «дяде Джо» и коммунистически настроенным китайцам, они встретили в воздухе реактивный истребитель, вооруженный пушками, со стреловидным крылом, с большим вертикальным оперением и высокой скоростью. Для американских авиационных специалистов появление МиГ-15 в ноябре 1950 года как реального воздушного противника было подобно взрыву бомбы. Хотя свои первые победы «миги» одержали еще в апреле и мае 1950 года, сбив гоминьдановские «лайтнинг» (сбит 28 апреля 1950 года в результате атак гвардии лейтенанта Володкина и гвардии майора Келейникова из 29-го гвардейского ИАП) и Б-24 (сбит 11 мая 1950 года гвардии капитаном Шинкаренко из того же полка), поначалу на них не обращали серьезного внимания.

Занятно читать американские и английские авиационные журналы конца 1950-го — первой половины 1951 года. Первые статьи о МиГ-15 порой походят на анекдоты, затем их характер резко меняется. В одной публикации МиГ-15 называют творением немецких конструкторов, в другой — «русским муляжом боевой машины», рассчитанной только на внешнее устрашение. Зато в третьей статье о нем рассказывается как о самолете завоевания господства в воздухе, вооруженном четырьмя пушками 45-мм калибра, имеющем сверхзвуковую скорость, потолок до 20 километров. После боев первой половины ноября 1950 года, когда советским летчикам были засчитаны сбитыми более двух десятков американских самолетов, «муляжом» МиГ-15 уже никто не называл. Ну а фантастические свойства его боевой мощи стали просто пугающими. В то время, кстати, он уже не был последним словом советской авиационной техники — в войска поступал МиГ-17, а сверхзвуковой МиГ-19 проходил Государственные испытания.

«Этот самолет был поднят в воздух еще в конце 1947 года, однако на Западе никто не догадывался об этом революционном скачке советской авиационной промышленности вплоть до 1951 года, — пишет о МиГ-15 заслуженный военный летчик СССР главком ВВС РФ генерал-полковник авиации А.Н. Зелин. — Тогда от американских летчиков, воевавших в Корее, начали поступать сообщения о появлении в воздухе истребителей противника, выглядевших как "серебряные стрелы". Этот самолет был признан самым результативным истребителем, принимавшим участие в Корейской войне. За деликатными формулировками западных исследователей по поводу сравнения боевых возможностей советского МиГ-15 и американского Ф-86 "Сейбр" стоит признание полного превосходства нашего отечественного самолета, занявшего почетное место в строю Оружия Победы уже не Великой Отечественной, а Корейской войны»[58].

Американцы страстно желали заполучить МиГ-15 в свои руки. Они разбрасывали листовки с указанием аэродромов, где ждали летчика-перебежчика на МиГ-15, обещали 100 тысяч долларов, стройных длинноногих девочек, большой блестящий автомобиль с молдингами, ужин при свечах и прочие радости жизни (о том, в каких радостях больше нуждаются русские, американские журналисты ожесточенно спорили). Но ни один из советских летчиков на это не клюнул, хотя до ближайшего аэродрома на южнокорейской территории было несколько минут лета.

Первый МиГ-15 угнал кореец Но Кум Сук в октябре 1953 года, его примеру в Европе вскоре последовал поляк. Кроме того, еще в 1950 году польский летчик угнал один из первых советских истребителей Як-23, но машина эта с двигателем РД-500, в целом повторявшим английский «дервент», была далека от лучших образцов и неожиданно сослужила хорошую службу, успокоив западных авиационных специалистов.

…Война в Корее принесла колоссальные человеческие потери: гибель около 4 миллионов корейцев с обеих сторон, 200 тысяч китайских добровольцев, 54 тысяч американских военнослужащих. Общие потери советских частей и соединений составили 315 человек, из них 161 офицер (120 летчиков), 147 сержантов и рядовых[59].

Летчики дивизий Кожедуба и Куманичкина существенно остудили пыл американцев в Северной Корее, положили конец господству противника в воздухе (массированному применению тихоходных штурмовиков и бомбардировщиков, способных наносить точные удары по наземным целям), вынудили отказаться от дневных налетов тяжелых бомбардировщиков В-29, заставили противника в корне пересмотреть свои планы.

Бои в Корее давно ушли в прошлое, а вот «битва за результат» продолжается. Удивительно, но спустя много лет, 1 июля 2008 года, на первой полосе «Красной звезды», главного печатного органа Министерства обороны Российской Федерации, можно было прочесть: «27 июля 1953 года закончилась война в Корее. Во время войны советская истребительная авиация и зенитная артиллерия, оказывавшие помощь Корейской народной армии, уничтожили 318 американских самолетов»[60].

Это не что иное, как перепев американских публикаций более чем полувековой давности, который ставит под сомнение итоги боевой работы советских летчиков, идет вразрез с многочисленными трудами честных исследователей. Нужно быть или слишком неквалифицированным и равнодушным журналистом, чтобы так извращать факты, или делать это сознательно.

Кстати, сами американцы, отдавая себе отчет в несоответствии публикуемых ими цифр реальности, с годами увеличивают цифру своих потерь.

Так, в книге, изданной в Лондоне в 1999 году, английский исследователь Айван Рэндал ссылается уже на 971 самолет, потерю которых признают USAP (Воздушные силы Соединенных Штатов). Заметим, что не только USAF вели воздушную войну в Корее. Были еще и авиация флота (USAN), и авиация корпуса морской пехоты (USAMC), и авиация американских сателлитов.

Уверен, что по числу побед и потерь в воздушных боях корейской войны в ближайшее время сторонами будет достигнут полный «консенсус». Как бы то ни было, сейчас мы можем говорить о том, что потери американских самолетов и летчиков вместе с потерями их союзников более чем вдвое превосходят суммарные потери советских, китайских и корейских самолетов. Это объясняется прежде всего исключительным мужеством и мастерством советских летчиков и их командования, отвагой и самопожертвованием китайцев и корейцев. Вместе с тем американским летчикам приходилось действовать в более сложных условиях: они вступали в бой на значительном удалении от своих аэродромов, порой вынуждены были делать это, еще не сбросив подвесных баков, совершали боевые вылеты под интенсивным зенитным огнем противника.

Последней «воздушной победой» американцев стал безоружный советский Ил-12 с 21 человеком (военные медики и летно-технический состав) на борту, сбитый над территорией Китая уже после подписания перемирия. Самолет этот сбил очередями со своего «Сейбра» Ф-86Г мистер Ральф Парр. Господин этот еще несколько лет назад был жив. Компрометируя высокое звание летчика, называя сбитый пассажирский самолет «чертовым», он участвовал во встречах ветеранов и нисколько не раскаивался в своих действиях.

Во время корейской войны погибли 1144 летчика и члена экипажей ВВС США, 214 попали в плен с последующей репатриацией, 40 пропали без вести. Великобритания, Австралия и Южная Африка потеряли в небе Кореи 177 самолетов.

После корейских событий регулярных боевых действий в воздухе советская истребительная авиация не вела.

Роман в письмах

Кожедуб уехал в Корею в 1950 году, через четыре года после женитьбы, оставив дома любимую жену и маленькую дочь. Разлука для Вероники Николаевны и Ивана Никитовича, людей молодых и любящих друг друга, была серьезным испытанием. Сохранились письма Кожедуба к жене, написанные им более полувека назад. Они тем более ценны для нас, что не подвергались тиражированию, а следовательно, и не шлифовались автором и редакторами при подготовке к изданию. Предельно честные, они свидетельствуют об искренности своего автора, человека, выполняющего сложную и ответственную работу.

Наш герой был предрасположен к эпистолярному жанру, что сказывалось иногда самым непредвиденным образом. Майя Константиновна, супруга Е. Г. Пепеляева, вспоминает, как осенью 1951 года, радостно приняв из рук почтальона письмо, она застыла от ужаса. Адрес на привычном конверте «из командировки» был написан не знакомым почерком мужа, а отпечатан на машинке. «Похоронки» с войны были еще очень свежи в памяти, и Майя Константиновна, рыдая и не решаясь прочитать послание, попросила знакомую распечатать письмо. Текст был кратким, и в нем не было ничего страшного:

«Уважаемая тов. Пепеляева Майя Константиновна!

Поздравляю Вас и Вашу семью с присвоением Вашему мужу звания "полковник".

Желаю Вам крепкого здоровья в Вашей семейной жизни и работе.

Гв. полковник Кожедуб.

14 сентября 1951 года».

О литературном опыте Кожедуба можно говорить лишь весьма условно — книга, написанная им вместе с А.А. Худадовой, в художественном плане далека от совершенства. Тем не менее видно, что предлагаемые вниманию читателя письма написаны человеком начитанным и одаренным. Иван Никитович раскрывается в них с неизвестной нам ранее стороны — как страстно любящий муж и нежный отец, как добрый и заботливый человек. В этих же письмах нередко встречаются и бесценные описания боевой работы его дивизии в Корее, содержатся многие важные нюансы быта летчиков. Они позволяют взглянуть на работу Кожедуба его глазами: без всевозможных причесываний и той путаницы, которыми полны военные документы.

По-видимому, военная цензура благоволила «полковнику И.Н. Крылову» (псевдоним Кожедуба во время командировки в 1950—1951 годы в Китай) — ведь на каждом письме, отправленном по почте, стоит штамп: «Просмотрено военной цензурой». Удалось обнаружить лишь два письма, где перо цензора не коснулось строк Кожедуба. Да и наш герой в своих посланиях, зная, что их будут читать третьи лица, был достаточно аккуратен.

Все письма носят сугубо личный характер, они непосредственны и откровенны, написаны с долей «летного юмора», в котором их автор знал толк.

Порой в посланиях Кожедуба к жене встечаются пронизанные лирикой, прямо-таки стихотворные строфы:

«Солнце ласково зреет, справа длинная грядь снежных гор»;

«Пройду, любимая, через кромешный ад, ведь моя любовь к тебе вечная»;

«Приятный свист "телег" ласкает ухо»;

«Горжусь твоей красотой, твоей чистотой, а главное — твоей душой»;

«Через всю эту картину боя я видел твой образ»;

«И наша жизнь будет чудесной, и наша любовь никогда не приестся и будет вечно цвести»;

«Ах, время, время, ускорь ты нашу встречу!»;

«Быт — для терпящего»;

«Шум, гам, тарарам, и я уже в штатском спокойно всматриваюсь в жизнь этого города»;

«Чувства вечной любви и скука долгой разлуки»;

«Я буду всегда дышать тобой»…

Предложение опубликовать письма Ивана Никитовича из Кореи было сделано самой Вероникой Николаевной, всегда высоко их ценившей и сохранившей большую их часть. В конце девяностых годов она передала несколько писем автору этой книги. Основная же часть писем опубликована благодаря участию Ольги Федоровны Кожедуб, невестки Ивана Никитовича и Вероники Николаевны — именно она предоставила их для подготовки настоящего издания.

Большинство писем послано на адрес первой московской квартиры Кожедубов: Москва, Чистые пруды, дом 14, квартира 64. Несколько писем адресовано в санаторий ВВС, в Хосту, где летом 1951 года отдыхала с дочерью Вероника Николаевна, несколько, без указания адреса и с трогательной припиской на конверте: «В собственные ручки», переданы с нарочными.

На конвертах, отправленных по почте, помимо знакомых почтовых штемпелей с датами отправления и получения письма, стоит треугольный штамп с надписью по сторонам «Солдатское письмо БЕСПЛАТНО». На обратной стороне — штамп с гербом СССР и отметка военной цензуры.

Обратный адрес указывается чаще всего по-фронтовому: п/п 35530, Крылов И. Н.

В предлагаемых вниманию читателя письмах максимально сохранены орфография и характерные нюансы их написания, в том числе все сокращения. В ряде мест даются пояснения. Из некоторых писем изъяты строки личного характера.

Письма свидетельствуют о широких интересах И.Н. Кожедуба. Он часто упоминает о прочтенных книгах и о просмотренных фильмах, пишет, что мечтает ходить с женой в театр и на выставки, рассказывает о понравившихся ему публикациях, делится наблюдениями. В 1949—1951 годах в Москве велось строительство известных сегодня всему миру «сталинских высоток», и Иван Никитович мечтает о квартире в одной из них. В 1950 году было начато массовое производство телевизионных приемников — он настойчиво советует жене приобрести новинку…

В конце всех писем передается привет «мамульке» — матери Вероники Николаевны Марии Александровне Колдашевой и Лерке, иногда Лерочке — Валерии Семеновне Юсуповой, младшей сводной сестре Вероники Николаевны.

Но главной темой опубликованных ниже писем остается любовь.

«Мои любимые, родные женуленька и доченька!!!

Я скучаю по вам и каждую минуту думаю, как вы там без папулечки, как ваше здоровье, не обижает ли кто вас?

Милая Вероничка, любимая моя, родная, вот уже четвертый день прошел с тех пор, как я с тобой расстался на аэродроме Кубинка, и мне кажется, что твоя милая душа со мной. Твоих, родная, поцелуев мне хватит до нашей встречи. Я буду всегда дышать тобой….

Это письмецо я пишу в полете. Наш самолет подходит к Байкалу, солнце ласково зреет, справа длинная грядь снежных гор. Мне кажется, что я не так давно летел по этому маршруту домой, спешил к тебе, моя красивая женуленька. Я думаю, что придет к нам еще этот день, и мы будем счастливы. Но пока впереди предстоит великое испытание наших душевных качеств. Я думаю, что выдержу это испытание на отлично.

Вот, родная, под нами могущественный Байкал, исполняю долг авиатора — бросаю монеты для счастья нашего.

До свидания.

Целую Вас крепко-крепко…

Ваня Кожедуб.

11.12.50 г.».

«Мои любимые и родные, женуля Верочка и доченька Наташенька!

Мои вы лапочки!

Поздравляю вас и мамульку с Лерочкой с наступающим Новым счастливым годом. Желаю вам хорошего здоровья и счастья в жизни. Сегодня прибыл на конечную точку нашей родной земли. Через несколько часов пересекаем границу, а там желайте своему папочке успехов в работе.

Мои милые, живите мирно, поддерживайте друг друга, а главное — не ссорьтесь.

Верочка, моя ты хорошенькая, ласковая женуля, учись, крепчай, крепко-крепко люби своего Ванюсика, а он будет верен тебе во всем…

Не скучай. Папочка о вас всегда будет думать.

Желаю хорошо встретить Новый год.

Целую крепко-крепко. Любящий Ваня.

17.12.50 г.».

Родные мои, любимые женуленька и доченька!

Вот и конечная наша станция — Отпор. Кругом степь, сопки… Мороз до — 42°. Но я согрет вашим теплым чувством, мои милые.

Женуля, мне кажется, что так много прошло холодных дней, вспоминаю все наши совместные дни и ночи, твой светлый образ, родная. Посмотрю на ваши личики — они такие милые и любимые, и мне кажется, что я недалеко от Вас.

Вот уже приближается Новый год, пятилетие нашей супружеской жизни, такой хорошей. Прости меня, Верочка, что иногда я, по своей глупости, обижал тебя.

Жаль, что мы не вместе встречаем наше первое пятилетие. Но ты не грусти. Будут у нас еще счастливые минуты.

Хочу поздравить вас всех с наступающим Новым годом, счастьем. А тебя, женуля, — с нашей крепкой неразрывной любовью.

Ну, целую вас крепко-крепко. Любящий Ваня.

Извини, женуля, за мои каракули — писал на ходу поезда.

Пока в своей форме.

От Читы ехал поездом.

Все в порядке.

17.12.50 г. И. Кожедуб.

Фотографировался на пропуск. Спешу».

«Мои родные и любимые женуленька и доченька, обнимаю вас и крепко целую!

Как вы, мои дорогие, встречали Новый год? Я представляю себе так, что, наверное, и елочка была. Очень жаль, что мы не вместе встречали Новый год, но в последние часы старого года и в 12 часов ночи по московскому времени все мои чувства и мысли были с вами, мои птенчики, мои хорошенькие.

Любимая Верочка, хочу поделиться с тобой несколькими строками о том, как я встречал Новый, 1951 год.

Оставался последний день старого года. Семь часов утра по местному времени. Я вскочил и делаю зарядку, а ты, любимка, наверное, только что уснула. Два часа ночи по-московскому, и вот о тебе думает твой Ванюсик, он дышит твоим дыханием (хотя ты, лапка, не любишь, чтобы на тебя смотрели, когда ты спишь, но я бы смотрел и смотрел, моя дорогая).

У нас был морозный солнечный день, ветер с пылью обжигает лицо, даю последние указания о проведении вечера (ответственности очень и очень много). Идет тщательная проверка приготовления пищи. Время близится к 12 часам ночи. Остается несколько минут, а мысли с тобой, моя любимая, думаю, что вы там в Москве тоже готовитесь. С Ник. Васильевичем идем в клуб (сарайного типа), все на местах.

12 часов ночи. На 5 часов раньше мы встречаем Новый год. Гимн Советского Союза возвещает о могуществе нашей любимой Родины. Поздравляю с Новым годом. Тост за нашу любимую Соц. Родину, за ее героический народ, за Великого Сталина.

Громкое троекратное русское ура проносится по залу.

Вечер прошел очень организованно и хорошо. Приближался конец 1950 года по-московскому времени. Мы решили с Николаем Васильевичем встретить Новый год дома (маленькая комнатушка), поднять бокалы и выпить тост за наших дорогих жен и детей. Итак, я вместе с вами, мои любимые женуленька и доченька, встречал Новый, 1951 год. Думаю, что придет тот день, когда я увижу вас, крепко-крепко обниму и поцелую.

Женуленька, организационный период помешал мне тебе написать раньше, постараюсь исправиться и писать чаще.

Верочка, милая, привет знакомым. Целуй мамульку и Лерочку.

До свиданья, целую вас крепко, крепко.

1.1.1951 года. Любящий Ваня».

«Мой любимый кристалл, моя верная женочка!!!

Птенчики мои родные!

Какое счастье, какая радость сегодня у меня — я получил от тебя, моя любимка, ЧЕТЫРЕ письма. Я так ждал от тебя, женуля, письмо, так ждал, что даже пришлось писать с беспокойством — не случилось ли что с тобой дома.

Наконец для меня настал день, который, подобно лучу солнца, осветил почти двухмесячный мрак. Когда мне пришли твои письма, женуля, я вначале не верил, что все они от тебя, сразу бросил обедать и начал смотреть, руки дрожали.

Убедившись, что все они от тебя, любимка, да и число везде одно и то же, я вскочил, начал бегать по комнате, прижимая к груди твои письма.

Немного страшной была фамилия получателя[61], но ниже: г. Москва, Чистые пруды… Какой родной и любимый мною почерк! 3 письма были в голубых конвертах, одно в беленьком. Какое открывать первым? Решил в белом конверте — это за 30.12.50 г., не успокоился, открыл, которое потолще — 15.01.51 г., читаю быстро несколько строк, открываю самое "худо", за 21.01. 51 г., открыл 4-е за 2.01.51 г., и я решил начать читать последнее.

У меня захватывало дыханье, подкатывало к горлу, на глазах от радости навертывались слезы. Первый раз я прочитал быстро, второй — начал читать медленно, смотрел и целовал вас, мои родные и дорогие. Затем начал читать прошлогоднее, еще писанное в первой половине XX века, но оно было для меня вчерашним. Да, моя верная женочка, 5-тилетие мы встретили бы неплохо, но любовь у меня (хотя 51-й встречали не вместе) к тебе вечная, моя милая и прекрасная, да, пусть она освящает нам счастливый путь всю жизнь.

Моя красавица, как волки боятся огня, так тебя боятся некоторые дешевки, они боятся твоего чистого присутствия. Настоящие друзья проверяются в беде, горе, нужде. Ты приняла правильное решение — встретить Новый год не грустной, я очень одобряю, мой птенчик, будет и у нас с тобой праздник. Чем дальше, тем умнее становишься, зубастее, а вообще, женуля, хамства везде полно. Хорошо, что ты тоже начала их прекрасно раскусывать, гони всех этих фальшивок к черту.

Моя любимая, уж на твою самостоятельность, на твою порядочность, честность, любовь ко мне я всегда надеялся, надеюсь и буду надеяться. Ничто и никто не должен нас разлучить. Я очень рад, что вы здоровенькие, но за тебя, роднуля, беспокоюсь немножко…

Ты чувствовала, что я болен. Да, я немножко прихворнул — грипп, горло, все прошло.

То, что ты хорошо подружилась с семьей Покр. (Покрышкиных. — Н. Б.), — это очень хорошо. Ему уже насолили много, а ведь у него семья, любит он ее, но многие боятся, чтобы не затмил он славу их (хотя он и не собирался никогда), стараются вылить на него ушат грязи (своей же собственной). Я ему напишу письмо и положу в конверт, не знаю № дома. Передай, мой птенчик.

Пару слов о себе: здоровье хорошее, но сильно скучаю без вас, мои любимки. Находимся на старом месте.

То, о чем я писал тебе в предыдущем письме — этот вариант отпал! Теперь обратно ждем с моря погоды. Нахожусь севернее того места, где мне подарили маленького слоненка. Жду работы. Народ хороший, но с некоторыми приходится вести большую работу. Много работает Николай Василь. (полковник Николай Васильевич Петухов. — Н. Б.). Всякие спиртные напитки я запретил. Не курю. От работы пока удовольствия не получаю того, которого бы хотелось (ты, роднулька, сама понимаешь), но впереди дней много.

Быт — для терпящего. Умываться — поливка с чайничка, а моемся в бане. Это цементный колодец, вода в нем подогревается (причем вода дает 250 гр. осадка на 1 литр, коричневого цвета, непригодная для питья), и вот черпаешь тазиком и на себя. Каково?

Для солдата — терпение. Как говорил А.С. Суворов:

— Мы русские, мы все одолеем.

Так и мы, птенчик мой, советские люди, мы все построим и все преодолеем.

Культуру приобретаем, читая художественную литературу, иногда показывают старые кинокартины (это очень хорошо) и слушаем трансляции из Москвы, Иркутска, Хабаровска, Владивостока…

Да, недаром Борис Гаврилович[62] всем так наслаждался, восхищался, ведь он имеет большой жизненный опыт. Учтем, женуля, это большая для меня наука, ох, и большая же. Мы тоже с тобой сумеем понять, что посмотреть хорошее, что сшить, а что и съесть повкуснее.Всякие дурные пульки — только трата времен! Эх, и ругаю же я себя за все такое прошлое!

Любимка, а помнишь ночь в Сочи, когда сверкали молнии, а мы с тобой ласкались на пляже?..

За меня не беспокойся, одет я хорошо и сыт, здоровье хорошее.

Себя так ругать не надо. Что ж, бывают такие мелкие ошибки, они исправимы.

С тех пор как нам дали немного денег, больше не выдавали, чего-то задерживают. Кое-какую мелочь приобрету, но постараюсь то, о чем ты мне напишешь, — в первую очередь.

Нашей доченьке, нашей маленькой пташечке (я очень растрогался, прочитав, как она танцевала, и очень рад за наше хорошее дитя) к прошедшему 4-летию что-нибудь приобрету (постараюсь, конечно, куклу с закрывающимися глазами). Женуля, береги нашу камсюльку. Дома наведи порядок, неужели не справиться тебе с ними. Передай от имени меня, чтобы во всем тебя слушали и почитали.

С работницей поосторожней, смотри сама по обстановке.

Верочка, моя ты родная женочка, я тебя очень буду просить: приобрети остальные тома В.И. Ленина и тов. Сталина, получай БСЭ (как жаль, что умер президент Академии наук Вавилов). Посмотри, если можно, то подпишись на издание классиков. Выпиши домой "Правду", "Литературную газету", "Огонек"… Смотри, надеюсь на твой тонкий вкус, любимчик мой.

Женуля, милая, еще раз прошу тебя, береги себя. Мой ангел, моя жизнь, моя радость, моя любовь, мой кристалл, моя верная и преданная женочка.

Целую мамульку и Лерку. Обнимаю и целую, Вас, мои вы птенчики.

Привет Покр.

01 февраля 1951 г. Пламенно любящий тебя, твой вечный друг жизни Ваня.

P. S. У нас почта начала хандрить, вернее ж.д.».

«Мои родные и любимые, женуленька и доча Наташенька!

Большое событие произошло в нашей семье 4-го числа — ты, Верочка, родила хорошенькую доченьку, хотя она тогда была маленькой, красненькой, но очень близкой к душе, а ты, Верочка, стала матерью.

Сегодня исполнилось нашей лапочке, нашей попрыгунье 4 года и один месяц, а кажется это было не так давно.

Я, с отцовским чувством любви к вам, мои дорогие, хочу поздравить в этот светлый день тебя, женуля, с мамой, а доченьку — с днем рождения, пожелать вам хорошего здоровья и счастья в жизни, встретить своего папулю в этом году.

Доченька Наташа, папочка обнимает тебя и прижимает твою головку к груди, целует в румяные щечки.

Помнишь, доченька, мы часто танцевали и ты была очень довольной? А когда твой папочка приходил домой, то он тебе приносил "секрет" и ты спрашивала: "Папулька, какой ты мне принес секрет?" И ты была очень довольна, когда я вручал тебе подарочек.

Доченька, птенчик дорогой, а как чувствуют твои игрушки и какие тебе подарки принесли Женька, Лялька, Сашка? Ты очень береги их, я приеду, тогда мне покажешь. Попрыгуньчик наш, как танцевала возле большой елки и какое рассказывала стихотворение? Мне наша хорошенькая мама говорила, что она водила тебя в Колонный зал.

Доченька, ты очень крепко должна любить свою мамочку и во всем слушаться ее, слушать свою бабушку. Должна хорошо кушать и всегда носить чистенькое платье, быть аккуратной и вежливой девочкой.

Папочка ей привезет подарочек — куклу с волосами и закрывающимися глазами.

Любимая женуля, следи за ее здоровьем, приучай ее к порядочку, а о строгости я молчу: ты умеешь на своем настоять, береги нашу козочку, много не давай заучивать на память. Женуля, родная моя, это письмецо посвятил я нашей любимке.

Передай ей, что папочка приедет летом и мы поедем к морю отдыхать, она там будет загорать и собирать камешки, кушать виноград и персики, бегать в трусиках и ловить бабочек. Мамочка ей сошьет хорошее платье, а папочка привезет красивый материал.

Любимка, я после получения твоих четырех писем 1.2. написал тебе письмо. Сегодня, в день рождения, я решил написать не очень пространно потому, что завтра с нетерпением жду прибытия почты (последнее время стала реже поступать) и после получения от тебя письма напишу о некоторых изменениях на фоне сопок и пыли. Это письмо пошлю одновременно со следующим, а пока оно закрытое лежит у меня.

До свидания, мои хорошие птенчики и роднульки. Обнимаю и целую Вас горячо. Ваш верный папочка Ваня.

4.02.51 г.».

Далее следует письмо на двух листах: на первой странице дата 11.02, на последней — 17.02:

«11.02.51г.

Мои любимые и родные женулька и доченька!!!

…Ко мне зашел Иван Степанович Малеванный, он сообщил, что назавтра нам не разрешили на новое место (куда, я тебе, женуля, писал), пока оставили. Я знаю всю эту игру (расскажу при встрече, роднуля) и так расстроился, что состояние моего здоровья ухудшилось и я, чтобы успокоить себя, начал вспоминать о семье, о тебе, моя радость, и решил нарисовать нашу любимку, нашего маленького птенчика (ведь я так обещал). Да, мое прекрасное настроение было испорчено, и лишь семья меня успокоила. Лег спать очень поздно, решил одновременно с тобой, моя любимая женочка. И ты меня успокоила, но не надолго. Проснулся я рано с большим беспокойством — ведь все хорошее должно пойти насмарку. Нет, думаю, я никогда не сдавался.

Когда я становлюсь настойчивым, у меня появляется очень большая сила. Нам разрешено сменить дыру, только я был поставлен в очень трудные условия, и, надеясь на своих орлов, положившись на ту большую работу, проделанную за короткий период, мы успешно снялись. Все прошло хорошо, проделав работу по устройству на новом месте (очень много помогает Николай Васильевич, он тебе передает искренний привет), я вздохнул полной грудью. Итак, получился небольшой перерыв и задержка с ответом на твое письмо, женуля, и письмо нашей хорошенькой доченьки. После всех встрясок спешу написать письмо вам, мои родные и любимые.

Получил письмо вчера в 14 ч. 30 мин. во время обеда. Помню, что принесли первое, вдруг Курилов передал мне письмо от тебя, милая. Не став кушать, я приступил к чтению первого листка. Моя любимка, я очень прошу тебя, чтобы ты не беспокоилась за меня, ведь я же мужчина и притом коммунист, а большевики никогда трудностей не боятся. Переживши трудности, жизнь оцениваешь по-иному. В преодолении трудностей очень помогает хорошая семья, теплые, ласковые и родные строчки писем, хотя они, частично, и тоскливые. Но тосковать тоже не надо. Хотя и тяжело в разлуке, но надо крепиться, не надо вешать руки и застывать на месте. Я думаю и надеюсь, мой птенчик, что ты много получишь удовольствия, если сумеешь приобрести телевизор или хороший радиоприемник. Как приятно, иногда, послушать хорошие песни (особенно трогает меня песня о нашей прекрасной столице).

А гаданному верить — оно может нагадить. Извини меня, женуля, за грубое слово, но я бы не советовал тебе этим заниматься. Так что ты, моя кроткая девочка, крепись, крепись и крепись. Я никогда не поверю тому, чтобы внешнее нас могло разлучить.

— Видишь, как присосался. Остынет первое, Ив. Никит.! — подшучивают ребята. Пришлось быстро покушать и начать читать дальше…

Вот и настало время, ты стала женой полковника[63]. Конечно, оно гораздо приятнее, если бы я был дома, но это от нас не уйдет. Я очень, с большим сердечным чувством, благодарю тебя, моя женуля, за твое поздравление. Все же мне приятно услышать первое поздравление от тебя, любимая…

Женуля, мне очень дороги первые строчки нашей доченьки. Как это трогательно. Наша ты радость и умница, как же ты трудилась, старалась. Ах ты, наше солнышко. Только, Верочка, я тебя очень прошу, следи за ней, и не надо так рано перегружать нашу худышечку.

— Мамочка, посмотри, я уже поправилась!

С большой любовью я нарисовал ее и высылаю вам очень дорогой для меня портрет "авиаторши".

Пару слов о себе.

Здоровье хорошее, на новом месте условия отличаются как день от ночи (разумеется, в лучшую сторону). Расположились вместе с Ник. Василь. Теперь мы имеем две комнаты, ковры, мягкую мебель и другие бытовые удобства. Мы безумно рады, что вырвались из ада, где многие переболели, а как рады люди. Здесь можно вздохнуть полной грудью, а не через "намордник" (марлевая маска). Ох, и хватили же горюшка. Холод и пыль, недостача воды и болезни, все это заставило меня так сильно беспокоиться, особенно за людей. Прошли наши тяжелые дни, за которые я сильно похудел и даже, наверное, постарел (я думаю, ты меня не разлюбишь, женуля? Да?).

Организм начал обратно крепчать и уже полностью в исправном состоянии.

Верочка, напиши мне, что необходимо приобрести. Ведь все дорожает, а сильно не разгонишься. Моя ты хорошенькая. Обнимаю и целую тебя крепко-крепко. Женуленька, как мне хочется увидеть тебя и переговорить с тобой о многом. Позаботиться о твоем здоровье и чтобы ты была у меня хорошо одета. Пойти бы с тобой в театр и побродить по Москве.

Верочка, как с депутатскими? Получаешь ли? Как другие вопросы? Родная, пиши почаще, а то получился большой перерыв с переездом нашей почты, но от тебя что-то долго нет письмеца.

Мамулька пусть не расстраивается, все нормально. Целуй ее за меня. Привет всем знакомым (искренним). А вас, мои любимки, обнимаю и крепко-крепко целую.

Будь здоровенькой и не грусти, моя хорошая женочка, ласкаю тебя нежно-нежно.

Твой верный и любящий Ваня.

17.02.51 г.».

«22.02 — 23.02.51 г.

Здравствуйте, мои родные и любимые птенчики, женуля и доченька Наташа!!!

Обнимаю и целую вас крепко-крепко. Любимая и прекрасная Верочка, получил твое письмецо накануне нашего Великого праздника, т. е. 22 февраля, и очень благодарен за твою любовь и преданность ко мне.

У нас предпраздничная горячка. Я только собрался ехать к мэру города, чтобы пригласить на торжественный вечер, как мне вручили твое теплое письмецо. Читал на ходу (не вытерпел, да разве, любимка, вытерпишь?) твои любимые строки.

Очень счастлив, что нас свела судьба, я горжусь тобой, милая Верочка, горжусь твоей красотой, твоей чистотой, а главное — твоей душой. Я верю в нашу вечную любовь друг к другу.

Всецело присоединяюсь к твоим словам, женуля, что наша любовь от разлуки ничего не потеряет, но окрепнет навечно.

Хорошо узнав твое трудное детство, мне хочется тебе, родная, помочь всем-всем. А помнишь, женуля, как я даже стукнулся головой! Но я многого еще не понимал и поэтому обижал тебя. Эх, варвар ты, варвар, по сравнению с вечностью нуль. Во многом ты меня обтесала и сохранила. Я вечно благодарен тебе, мой дорогой друг жизни.

Верочка, я очень рад за нашу ласточку, что она здоровенькая и растет умницей. Да, из меня воспитатель был плохой. Мне становится больно за дочурку, что я ее бил ремешком. Красноречия не хватало, а варварский способ легче был. Как это грубо и непростительно для отца. Ведь она у нас крошечка нервненькая. Ее надо беречь и воспитывать всеми способами словесного воздействия (исключая грубости). Оно и приятно будет родителям, когда дитя пойдет в школу и будет всегда здоровеньким. Женуленька, я очень завидую тебе, что она крутится возле тебя, это очень хорошо. Пусть наш ангел развлекает и бережет мамочку. Целуй ее крепко-крепко, скажи ей, что это наш папочка велел. Я очень жду от доченьки рисунок. Мамуля, купи ей цветные карандаши.

Мне очень хотелось бы встретиться в марте, но слишком далеко твой любимый. Ты, женуля, гордись своим мужем, что он не премудрый пескарь, а патриот своей любимой Родины. Он не стал прятаться, когда на горизонте появились тучи, а смело взмыл к ним, чтобы своим присутствием, своим трудом внести небольшой кирпичик в Великое здание мира. Он не заболел раковой болезнью трусости, но уехал больным от любви. Семью не охраняют, держась за юбку, ее надо защищать тем оружием, которым вознаградил тебя народ. Пусть тебя вдохновляют мои слова, слова патриота, на великое терпение. Я клянусь терпеть, терпеть и терпеть и вечно любить свою семью.

Здоровье хорошее, не беспокойся, любимка. У нас тоже похолодание. Устраиваемся. Праздник встретили хорошо, все благополучно. Да, с почтой у нас немного не в порядке — переезды. До тебя мои письма доходят через месяц, а твои я получаю через 12—18 дней. Целую и ласкаю тебя очень сильно. Душа моя с вами, мои родные и любимые. Целую мамульку и Лерку.

Твой верный муж и друг жизни Ваня.

P. S. Адрес для конспирации[64]».

«26.2.51 г. Добрый день, мои хорошенькие и горячо любимые женуля и доченька Наташа!

Решил написать письмецо и поделиться впечатлениями о поездке в командировку. Получив твое, роднулька, письмецо перед праздником и написав на него ответное (но отправить не успел), зная, что на некоторое время у меня будет разрыв с тобой (только письменно), хочу поговорить с тобой, моя прекрасная женочка.

Меня, с Ник. Вас. вызвали на совещание в город, где первый раз я приземлился в конце апреля 50-го года.

Теперь я еду волонтером, меня никто не знает, на вокзалах не гремит музыка, не слышно речей. Думаю, хорошо посмотреть ближних наших соседей. Предстояло делать пересадку в городе, куда мы полетели (в 50-м году) севернее первого.

О ужас! Какая грязь, какая дикость, как еще им далеко до культуры. Сопровождающий провел нас в следующий вагон (там было потеплее), но спертый воздух, неприятный дух, напоминавший запах чеснока с луком (они очень много употребляют этих приправ к своему пустому рациону), пыль. Пришлось раскрыть журнал и читать, дабы не стошнило. Ну, думаю, мессеров не миновать[65], аж спина зачесалась.

Спят они как тушканчики: смотришь — как будто лежит одежда, и вдруг из-под нее вылазит один человек, другой, через минуту их оказывается много.

Сделав пересадку, мы с Ник. Вас. попали в мягкий вагон, в купе на двоих. Но неимоверная духота (здесь они перестарались) не позволяла отдохнуть. Проснувшись в 4 часа ночи, я раскрыл дверь купе и достал партийный билет (одни корки), где хранилась твоя фотография, роднулька, и долго-долго смотрел на тебя, любуясь тобой с большим наслаждением. Эх, думаю, уснуленька, если бы ты видела всю нынешнюю жизнь своего Ванечки, ты бы, наверное, вздохнула. Начал читать "Педагогическую поэму", но свет был очень плохой.

Так, перебиваясь то воспоминаниями о тебе, любимка, то чтением, то кратким сном, я утром был уже в П… (Пекине. — Я. Б.)

На вокзале нас встретил тыловик, и мы поехали в город. Интересно и любопытно посмотреть жизнь. Ну, думаю, теперь-то я рассмотрю ее хорошенько, чтобы и для книжицы дополнить.

Нам дали номер в Центральной гостинице. Я с Ник. Вас. и врачом (я его взял, чтобы обследоваться) поместился в номере с ванной. Думаем — хао (хорошо). И вот, сидя вечерком, я решил тебе написать письмецо о поездке. Здоровье — хорошее. За меня, женуля, не беспокойся. Завтра пошатаемся по городу (хотя у нас мало валюты, а деньга здесь другая), надо присмотреться к товарам.

Бывай здорова, женуленька, моя любимка, мой ангел. Обнимаю и целую вас, мои птенчики, крепко-крепко. Тебя любящий муж Ваня.

Целую мамульку и Лерку».

«8.03.51 г.

Добрый день, мои любимые роднульки, женуля и доченька!!!

Решил поговорить с вами в этот день — день 8 Марта. Хотя письмо дойдет позже, но я от всей души еще раз поздравляю вас с женским днем и желаю вам хорошего здоровья и счастья.

Пишу это письмо в непривычной для себя обстановке, которую я испытывал в прошлом. Нахожусь недалеко от… как в песне поется, но ты, моя верная любимка, за меня не беспокойся, твой муженька здоров, [летать] мне не разрешают, приходится мириться и терпеть.Верочка, птенчик ты мой, как мне хочется в этот праздничный день быть рядышком с вами…

Но, к сожалению, мы в разлуке и представляешь, Верочка, мою обстановку… Тревога, суета, спешка. После я беседую с ребятами и забываюсь.

Многие картины проплывают перед моими глазами, а когда драка, я всей душой с ребятами. Дух наш сильный, настроение хорошее. Многие сегодня вспоминают своих жен, и как приятно прочитать теплые слова в нашей обстановке.

На новое место я прибыл неожиданно. Получив приказ, взял избранные произведения Лермонтова, фотографии своих любимок (ах вы мои родненькие, пусть, думаю, закаляются, да вместе веселее), полотенце, мыло, все вложил в академический портфель и на самолете вылетел ближе к району, где варится каша. Это письмецо, Верочка, я пишу наспех, вот уже пришел человек, он срочно едет в (зачеркнуто цензором. — Я. Б.)…

Мои родные и дорогие, мои хорошенькие, не беспокойтесь, ждите своего папульку.

Обнимаю и крепко-крепко целую вас, любимки.

Еще раз поздравляю вас и мамульку с Лерой с женским днем.

До свиданья.

Твой верный муж и храбрый ваш Ваня».

«10.03.51 г.

Здравствуйте, мои родные любимки, женуля и доченька!!!

Ваш папочка так хочет видеть вас и ласкать своих птенчиков.

Он находится рядом (с этого берега видны развалины) с опаленной и многострадальной землей. Приехал временно, посмотреть, как дела, здесь был Пашкевич.

Сюда неожиданно убыл 7-го марта, 8-го написал вам письмецо (писал наспех, неожиданно выезжал человек в место, южнее которого мы расположились). В женский день думаю, чем же мне отметить этот праздник без вас, мои бесценные лапочки…

Вечером немножко выпил (ведь я почти не пью и давно бросил курить) за ваше здоровье, мои крошечки. Так прошел у меня праздник 8-го Марта, на земле, недалеко от… (ты догадываешься, лапка), где кипит боевая работа. Перечитал твои письмеца, которые я взял с собой, зная, что пробуду здесь несколько дней, и крепко уснул с твоими поцелуями на устах, моя преданная женочка.

9 марта шел дождь и все поплыло (и снежок-то был). Вот в этот день я ездил в город, чтобы посмотреть переправы. Да, здесь сильно пахнет порохом.

Ведь иногда бывало более 50-ти «крепостей» налетало на город на противоположном берегу. Вздохнул, сердце заболело, досталось людям. Здесь почти нет жителей. 10-го боевой день, драка над землей, лежащей на моем берегу. Пашкевич отделался удачно. И так протекает наша жизнь.

За меня, любимка, не беспокойся, все в порядке. Тоскую по семье.

Любимая Верочка, ты не обижайся, что пишу редко, ведь обстоятельства работы мешают мне, а тебя очень прошу хранить любовь и писать мне почаще.

Привет и поцелуй мамульке и Лерочке. А вас, мои любимки, обнимаю и крепко-накрепко целую. Твой верный и горячо любящий муж Ваня».

«17-18.3.51 г.

Добрый день, мои роднульки, мои любимые женуленька и дочурка!!!

Приезд второй раз почты не обрадовал меня. Не везет она мне любимых слов, которые мне так дороги.

Сегодня днем мне подарили чернильный прибор, очень оригинальный и хорошо сделанный. Он так дорог мне: ведь делал его старшина-сверхсрочник. Какие только таланты не скрываются в человеке. Когда к людям относишься хорошо, то и их душа заговорит в ответ прекрасно.

По радио только что передавали обзор газет, и вот я слышу о 2-й сессии Верховного Совета, о принятии закона о мире. Мне вспоминаются дни, когда я шел во дворец, ходил по Георгиевскому залу, видел тов. Сталина. Все вспоминается, все проходит перед глазами… И как мы, роднулька, ходили на экскурсию, и как у тебя устали ножки. Как мало мы посетили музеев, театров, выставок и многого другого! Ну, дай мне добраться. Как говорит народная пословица: куй железо, пока горячо. Думаю, мой птенчик, оно еще не остыло и мы вместе кое-что склепаем. Оторвали меня, но моя душа дома, она с тобой, моя любимка, она тебе принадлежала, принадлежит и будет принадлежать. Дай только еще месяца два здесь побыть, а там начну шуметь, ведь на неропчущего ложат много. А сколько прячется «трудяг» по теплым местечкам и на видных для начальства местах, сколько попутчиков, сколько завистников славы! Ох, и много же. Ну ладно жаловаться, родненькая. Ты меня жалеешь крепко. Вытерпим.

Я читаю Пушкина, Чехова, Лермонтова. Какое счастье быть русским!

Как успокаивает нервы хороший стих:

Белеет парус одинокий

В тумане моря голубом!..

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?..

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!

Но я, женочка, моя ты прекрасная голубочка, как-то привык к острым ощущениям, и поэтому за меня не беспокойся. Скоро будет буря, так как Верочка ты не пишешь, то весна сменилась опять на зиму. Подул северный ветер, и сильно похолодало. Чупрынин уже побывал там, многое рассказал. Он определял такое же место, как то, где я тебя встречал на юге в пижаме, с оставленными цветами в машине. Вот-вот грянет гром.

Здоровье отличное, сохраняю вес и не расплываюсь. До скорой встречи.

Обнимаю и крепко-крепко целую вас, мои родненькие и хорошенькие любимки. Тебя, Верочка, со всей страстью и азартом. Целуй маму и Лерку. Крепко любящий муж Ваня».

Письмо без даты, написано 23 марта1951 года:

«Добрый день, мои родные и любимые птенчики — женочка и доченька!!!

Как я жду от вас весточки, вы должны, наверное, представить это томительное ожидание. Вот уже приходит четвертая почта, а мне нет от Вас письмеца. Последнее (по счету 17-е) письмо я получил 11.3 по возвращении из командировки, а сегодня уже 25.3. Ровно две недели, как я в сильной тоске. Я думаю, что ты, женуля, уехала в Ригу, и дома все благополучно, но надо было хоть мамульке пару слов черкнуть. Ты, моя желанная, наверное, в суете забыла пару слов мне черкнуть, хотя бы из Риги.

Моя любимка, напиши мне о своей поездке, мне будет приятно прочитать о городе, над которым меня крестили зенитки. Не очень-то приветливо тогда нас там встречали.

Роднулька, это письмо ты получишь, когда у Вас там будет тепло. Как бы тепло мы ни встретили весну, но я думаю, что и лето для нас будет весной жизни. Будем жить и наслаждаться нашей хорошей семьей, будем дышать друг другом.

Вот, перебил меня один начальник, надо было срочно подписать материалы. Пришлось оторваться на 10 минут. Пусть люди растут.

Итак, моя милая девочка, моя кристаллическая женочка… все время мечтаю о тебе. Ну, хватит, гайка, законтривайся.

Одним словом говоря, терпи. Я знаю, моя верная женочка, что ты всегда, всегда вытерпишь. Скорей, скорей домой, стремись, лети, лети. Больше времени прошло, осталось немножко до нашей сладкой встречи. Когда ты получишь письмо, то я уже со своими орлами буду действовать, защищать мир на дальних подступах к сердцу нашей Родины — Москве.

О родной и любимой столице мечтаю, все везде обойдем, моя голубка. Все, все, и ножки у тебя не будут болеть. И наша жизнь будет чудесной, и наша любовь никогда не приестся, она будет вечно цвести.

Твой любящий муж Ваня».

«26-27.03.51 г.

Добрый день, мои ненаглядные роднульки — жиночка и доченька!!!

Обнимаю вас своими лапами и крепко, крепко целую после такой долгой и томительной разлуки.

Каким радостным для меня явился сегодняшний день (хотя он и понедельник), ведь я получил от тебя, любимая моя, долгожданное письмо, которое ты написала из Риги… Ведь я очень жду встречи с вами, мои крошечки. Бывают и у меня, милая, бессонные ночи, которые заполнены мыслями о тебе. Мне, конечно, легче переносить весну, ведь я мужчина, да притом еще всецело погружен в работу…

За меня не беспокойся, не тревожься — я всецело принадлежу только тебе, родная.

Когда я прочел письмецо твое, то подумал, что мы еще дальше стали друг от друга, да и я через несколько дней удаляюсь до тех мест, которые я видел своими глазами через реку, но это, роднуля, еще ближе сближает нас.

Любимка, я очень рад и одобряю твою поездку, но твои неудобства в размещении беспокоят меня. Да, милая, чужие люди не любят долгих гостей, да ведь еще эти самые, а они очень завистливые и расчетливые (вернее, скупость их гнетет). Ведь недаром существует народная поговорка. Верочка, ты сама утвердилась во мнении о людях тех краев. А ведь еще очень много паршивых людей на свете, ох как много. Родимые пятна долго не сходят. Но придет время счастья для людей земного шара, придет оно через тяжелую бойню и многие угнетенные страны вздохнут тогда полной грудью.

Не будет такой длительной разлуки для молодых людей.

Мое ты чистое созданьице, моя ты умница, твоя поездка кое-чему тебя научила, а моя — меня очень многому, очень.

Какое нежное чувство к Москве у тебя, Верочка. Я всецело присоединяюсь к тебе. Да, Москва наша, красавица, гроза для врагов мира. И сегодня с большой силой звучат строки Лермонтова о Москве, о Кремле, о Родине:

Москва, Москва!.. люблю тебя, как сын,

Как русский, — сильно, пламенно и нежно!

Люблю священный блеск твоих седин

И этот Кремль зубчатый безмятежный.

Напрасно думал чуждый властелин

С тобой, столетним русским великаном,

Померяться главою и — обманом

Тебя низвегнуть. Тщетно поражал

Тебя пришелец: ты вздрогнул — он упал!

Как приятно читать такие бессмертные строки. Как хочется любить тебя, женуля, сильно, пламенно и нежно.

Я очень тронут твоим вниманием и заботами обо мне, благодарю, женуленька. На твою заботу я всегда готов ответить во сто крат.

Ну пока, до скорой встречи, мои роднульки, мои любимки. Обнимаю и целую, целую…

Твой верный муж, горячо и страстно любящий тебя Ваня. Целую мамульку».

«Мои вы ласточки, голубочки, лапусюльки, любимки мои — женуля и доченька Наташа!!!

Какое для меня счастье, что я получил 2-го апреля одно рижское, а 5.4 два письмеца — одно рижское, а другое московское. Такие теплые и ласковые письма, я их так ждал, так ждал, ведь они согревают меня в новой боевой обстановке.

30 марта я прибыл к самой границе соседней республики (в Аньдун, находящийся на границе Китая и Кореи. — Н. Б.), идет бой, большая группа противника подошла к границе, стрельба, свист моторов… Ну, картину ты представляешь сама. Немножко пахнет порохом, а впрочем, все в порядке, видали виды. Не волнуйся, моя любимая женуля, не беспокойся, я предназначен для семьи, и мы встретимся летом. Только я буду немножко пахнуть порохом, да, видимо, и постарею, а в остальном — меня знаешь.

Родненькие, милая женуля, письмецо твое первое я получил и так желал прочесть после боевого дня (ведь в минувшую почту мне не было, и я сильно беспокоился), но то тревога, и свет погаснет, то взрывы бомб вдалеке (а это за ночь по нескольку раз — уже привыкли), наконец отбой, и я глотаю строчки. Но ответ не успел дать — с рассвета уже на ногах, хожу с бородой (с рассвета не успел побриться). Я думаю, что ты меня извинишь за это, да, любимка? Приеду — сочтемся.

И начались горячие денечки, на следующий день сильные бои. Я на земле испытываю большое напряжение, но уже хладнокровнее командую.

И вот сегодня утром я получил два твоих дорогих для меня письма, в их словах ты ждешь меня, как голубка голубя. Солнце только начало всходить, я с горки посмотрел на восток и представил, что будет горячий день, успею ли я прочесть с наслаждением твои строчки (было как будто спокойно, и я сел на воздухе возле приемника, лицом на восток — ведь там противник) и жадно проглотил письма.

Верочка, любимка моя, ты представляешь, как твой Ванюхастик рано подхватился (ему тоже снишься ты, милая, но никак не могу поговорить с тобой, точь-точь как и ты), продрал глаза, промчался на газике по пыльной дороге, и с рассветом уже уточняю обстановку, а там беспокойный день. Поздно еду назад, уже ночь, светомаскировка, тревога, слышу — идут… Так длятся мои дни, дни близкой встречи, дни полные напряжения.

Все идет хорошо, но один уже пошел к Шишкину[66]. Ребята отважны — дух сильный, рвутся. Всю душу им вкладываю. Нас горстка храбрецов против такого коварного врага. Выдержим.

В остальном все в порядке, хочу Вас обнять и крепко-крепко целовать… Целую мамульку, Лерочку, привет хорошим знакомым.

Твой верный муж и храбрый офицер Ваня.

5.04.51 г.».

«Добрый день, мои роднульки и любимки, мои ненаглядные птенчики — женуля и доченька!!!

Сегодня у меня радостно на душе, ведь я получил два письма от тебя, моя милая женочка, так они согревают меня, так окрыляют, так ласкают душу, что сил у меня прибавляется и день протекает быстро.

Только читать мне их приходится не сразу: не успеешь прочитать теплые строки, как уже летят. Дни протекают в напряженной работе, очень напряженной, но твои строки в эти минуты мне очень нужны. Иногда даже кушать забываешь, не говоря о сне. Ох, и много Бог времени должен мне от недосланных ночей. Я думаю, моя лапочка, прихвачу по пути на Родину, хотя, наверное, трудно будет уснуть.

Как я жду встречи с Вами, мои птенчики, моя ты прекрасная женочка. Пусть весна на тебя не влияет в отрицательную для семейного счастья сторону. Я ее не замечаю.

Только думаю как можно больше сделать дела, а уже успехи неплохие, даже Павел Федор, (главком ВВС П.Ф. Жигарев. — Н.Б.) прислал поздравительную за успехи нашей единице. Но трудностей впереди очень много. Преодолеем.

Вчера у меня был Куманичкин. Он работает, спрашивал, как я был у Луцкого. Они тоже скоро начнут, ведь мне тяжеловато. Но люди бодры и храбры.

Мне очень хотелось бы потискать нашу комсюлю, я ей подтяну дисциплину по приезде домой. Пусть слушается.

Родная моя, милая голубочка, видишь, мне даже нет времени толком написать тебе письмецо. Но ты на меня не обижайся. Не будешь, лапочка?

Да, сестрица Мотя прислала письмо, просит денег. Женуля, я тебя прошу, вышли ей рублей 300, по приезде я заработаю и верну их в нашу казну. Не обижай.

Ник. Вас. (Н. В. Петухов. — Н. Б.) чувствует себя неплохо, уже бывал за рекой, злой против заокеанских. Мы видим работу хлопцев. На глазах взяты пленные.

Ну, будя, спешу на разбор. А вас, мои родненькие, обнимаю и целую крепко-крепко, тебя, женуля, всю.

Ваш папочка и верный твой муженька Ваня.

Целую мамульку, а Лерку отругай — такую поганку.

17.04.51 г.».

Следующее письмо написано, очевидно, 19 апреля 1951 года и передано с нарочным:

«Добрый день и добрый час, мои любимые роднульки — милая жиночка и лапочка доча Наташенька!!!

Сегодня у меня более или менее спокойно, погода испортилась, но сидим в напряжении, подбиваем бабки. И вот прилетел из Москвы самолет из единицы, где был Ник. Вас. Зашел летчик в авиафуражке. И какая же красивая наша форма! Я взглянул и подумал, как бы хорошо ее надеть (наше барахлишко в Аньшане). И вот он скоро полетит в Москву, а я решил передать письмецо, поговорить с вами, мои милые пташечки.

Итак, поздравляю вас с великим международным праздником — 1-е Мая. Да, у вас там весна в разгаре, как рассказал командир экипажа, а у нас стоит прохладная погода и зелени не видно.

Опишу свои странствования по порядку так, как тебе, родная, рассказывал Таранов. Много горя и бедствий я испытал по прибытии в КНР. Еле вырвались из ссыльного места — Дунь-фын (восточный ветер, фын — по-китайски ветер) и расположились в Аньшане — 70 км южнее Мукдена (ань — седло, шань — гора), разместились более-менее, где я окреп (ведь я болел в Дуньфыне, видимо, организм преодолевал местные условия). Подготовились к действиям, я получил команду в конце марта перебазироваться в Аньдун (дорога на Родину). Это городок на правом берегу р. Ялуцзян, севернее 23—30 км Корейского залива, аэродром недалеко. По утрам я поднимаюсь на КП и всегда смотрю на восток и думаю о Вас, мои любимки, о Родине. Видишь, милая, смотря на восток, я думаю — быстрее бы кончалась эта бойня. А боевой день всегда начинается с раннего утра.

Итак, в конце марта единица приземлилась, и не успели оглянуться, закрепиться на земле, как уже на следующий день бой. Мы приняли удар одни. 3 апреля был сильный воздушный бой, все мои хлопцы вылетели и дрались храбро (хотя мало опыту), я им передал много своего. В этом бою, где было около 60 истребителей пр-ка, мы потеряли одного и сбили один самолет противника. Это было для нас большим уроком, и мы обозлились. Дальше — каждый день шли бои. 7 апреля сбили 2 "крепости", они прилетели бомбить ж. д. мост. Противник почувствовал, что здесь что-то не то. Что раньше он ходил мало наказуемый, и начал прилетать большими группами. 12 апреля был налет на ж. д. мост (он питает Корею), 48 В-29 и до 60 истребителей, был дан сильный бой, и лишь последняя группа прорвалась к мосту, но сил у меня больше не было, все дрались. Сбили 10 "крепостей" и 2 истребителя, а мои хлопцы все сели благополучно. Вот она собрана, единица, неслетанная, много недисциплинированных, а как ее подготовили? Я это не ради хвастовства, лапочка, а хочу сказать, что для боя ехали, а начальники относились плохо, пихнули все, что мешало, видимо, и я им мешал, затемнял их славу, не любил грязных делишек. Я прям и честен, не голенищник, и все, моя любимка, будет хорошо, и скоро мы должны встретиться, ведь больше ждали, осталось немного.

За бой 12.4. главком прислал поздравление всему личному составу с успешным началом действий. Это, конечно, отрадно. Но впереди тяжелые дни, нам предстоит задача сесть в Корее и помочь, а то противник до 1000 самолето-вылетов делает.

Итак, на сегодня, 19.4, мы потеряли два, а сбили 26 самолетов — из них половину "крепостей", имеются пленные американские захватчики. До нас так никто не действовал, но первые Пашкевичи сорвали плеву — пироги и пышки, а нам синяки да шишки. Видишь, лапочка, мне прямо не везет, но это все хорошо. Тогда и день был короткий, а теперь их разоблачили, поэтому и к нам пока осторожно относятся большие начальники. Все оправдаем, докажем, что сталинские соколы сильнее всех в мире.

Плохо, что я не летаю, да мне на земле достается больше. Современное управление требует быстрого принятия правильного решения, а то поистратишь силы, а тут тебя и накроют. Хотя мы сидим на территории КНР в 8 км от реки (а жилье на берегу реки), противник уже дважды атаковывал наши самолеты над аэродромом, чего раньше не было. Насолили им.

Я живу с Ник. Вас. в маленькой комнатке, но спать приходится по 4—5 часов. Но я здоров, выдержу, дело сделаем, как требует от нас Родина.

Хотел передать тебе посылочку, но все в Аньшане заперто. Пока. Целую Вас, любимки, крепко-крепко…

Твой верный муж, крепко любящий тебя Ваня. Целую мамульку».

И приписка сбоку: «Женуля, прошу тебя, вышли руб. 300 Моте, я окуплю все».

«Мои родные и любимые пташечки — женуленька и доченька!!!

Как я вас сильно обнимаю и крепко-крепко целую. Большое счастье для меня получить от тебя письмецо, голубка моя, я очень благодарен за нежные твои слова, такие теплые и ласковые.

Но у меня мало времени как следует посмаковать твои желанные строчки. Не успею начать с блаженством открывать, как передают, что летят, и уже все должен забыть и сосредоточиться, но, милая, морально я опираюсь на свой любимый фундамент, и мне легче. А обстановка складывается все напряженнее, а делу-то конца-края не видно. Но у меня чутье такое, что в начале июля мы непременно должны встретиться. Как я соскучился по вам, мои ангелы…

Папочка очень рад, что доча растет такой умницей, а то, что она немножко длиннее, я думаю, это не помешает в жизни, лишь бы росла счастливой.

Моя ты зоренька, мое ты солнышко, роднулька моя, мне так хочется говорить тебе хорошее, чтобы ты цвела у меня. От всей души желаю тебе всяких удач. Неплохо, что ты ходишь в театр, но никогда не забывай меня, никогда, пусть я в это время тут, но я не огрубею, я стану стократ нежнее. Мне некогда даже посмотреть кинокартину, а в последнее время доставляют очень свежие (это после того, как побывал большой начальник). Как-то удалось посмотреть фильмы «Штрафная площадка» и «Весна на льду».

Женочка только моя, я прошу тебя быть очень и очень осторожной со знакомствами (я знаю, что ты с чужими дядьками, хоть они и красивы, и красноречивы, не имеешь дела), ведь много случаев, когда грабитель в генеральской форме и т.д. Прошу быть бдительной, ведь большой город полон коварства и нахальства. Ну ладно, а то ты обиделась на меня — деда. Это, лапочка, я берегу тебя для себя и только. Ух, какой я ревнючка.

На дачку, а то и на море не возражаю, лучше поехать на Черное, а там и встретимся.

Признаться, я было обиделся, но после остыл. Виноват, исправлюсь, товарищ генерал.

Работа идет неплохо, но уж навалено не под силу, а чести мало, зато уж больно много прихлебателей. Как говорится, один с сошкой, а семеро с ложкой.

Что ни сделаешь, все выдают за свое. Ох, и насмотрелся же я на начальничков.

Но для меня это большая школа, закрепление всего того, что было в Монине, да и оторвался от Васи.

Родненькая, пиши мне все, все, хотя и с перерывами, но я аккуратно читаю и пишу тебе. Вот это письмецо пишу при свече, да еще спешу, скоро уходит почта.

Ну, бывайте здоровы, а мамульке желаю, чтобы она выздоровела раньше, чем я приеду

Целую вас, мои милые любимки, крепко-крепко…

Твой верный боевой друг жизни Ваня.

P. S. Письмо я писал за два числа — это так, начал около 12 ночи, а закончил во втором часу».

(Письмо не датировано, возможно, оно написано 20 апреля 1951 года.)

«Добрый день, мои любимые шмельчики — милая женочка и холесенькая, прехорошенькая дочурка!!!

Спешу сообщить вам коротенько о себе. По-прежнему сильнейше скучаю по вам, мои вы родненькие пташечки. Проклятая обстановка еще сковывает, видимо, месяца через два что-то должно родиться, поэтому прошу тебя, моя верная Верочка, поехать на Черное море и отдохнуть. За твою честность я спокоен, да и не буду об этом напоминать, а я с честью выполню свой долг воина.

На меня за задержку не обижайся и будь спокойна. Ваш папочка скоро приедет или прилетит загорелым и усталым. У нас солнце греет, но воздух очень холодный. Это к лучшему — меньше всякой гадости будет разводиться.

Уже осточертело, но очень многому я научился, очень. Это большая и трудная репетиция. Противник (американцы) летает большими группами, и приходится хлопцам драться с упорством, но лупим. Ты, наверное, слыхала о налетах на Аньдун… 12 числа прилетело 48 В-29 и штук 60 истребителей, я поднял 40. Был сильный бой, противник потерял 10 "крепостей" и 2 истребителя, захвачены пленные. Мои все орлы возвратились благополучно. Но сил было, конечно, маловато, и последняя группа прорвалась и сбросила бомбы. В результате разбили мост и некоторые попали в город. Много жертв, население же на следующий день покинуло город. 7 апреля тоже был налет, сбили 2 В-29. Противник заврался по радио, сообщая, что сбил наших 33, что всего было наших 80 самолетов. Короче говоря, дает духу!

Своих я потерял 2, а сбили 28.

Но это еще репетиция, главное впереди. Так что времени остается мало, и оно слишком напряженное. Пройду, любимая, через кромешный ад, ведь моя любовь к тебе вечная. Моя ты голубочка, я знаю о твоей тяжести. Все, все я готов сделать, чтобы облегчить твою томящуюся душу…

Аж чихаю, значит, правда, роднулька. Только жди меня, очень жди. Целуй за меня доченьку крепко, крепко.

Верочка, родненькая, я хочу тебе сказать, вернее, посоветоваться по такому вопросу: деньги некуда было деть — вложить, ведь они сегодня представляют какую-то ценность, а завтра нет, поэтому я купил два отреза пака, не просвечивающихся, но с выдавленными цветами (гранат и синий) по 5 м. Что с ним делать?

Нейлона нет. Буду в Пекине на совещании, куплю обязательно. Буду смотреть по карману.

Сфотографироваться не успел, поэтому не смогу выслать.

Передавай привет хорошим знакомым.

До скорой встречи, целую крепко и мощно. Твой верный друг жизни, любящий муж Ваня.

P. S. Роднулька, передай письмецо девочкам из 88 школы, Красная Пресня.

24.4.51 г.».

«Добрый день, моя чистая и любимая женочка с дочуркой Наташенькой!!!

Не волнуйся, моя пташечка, моя ты голубочка, твой Ванюхастик шурует. Небереженого, любимая женочка, бережет. Ничего, лапочка, за этот тяжелый для нас с тобой период мы окрепнем с тобой.

От дочи жду рисунков. А как она обращается с карандашами? Милая моя, о тряпках, если есть время, то почему бы и не подумать. Хотя приходится время тратить на всякую ерунду. Тут, конечно, теперь жарковато, но обещаю, что твой заказ выполню. Очень приятно иногда и мужу посмотреть на заботу о женочке своими глазами.

…Я с большой жадностью глотаю послания, прямо живу твоими словами. Пиши больше, женочка, проголодавшийся хочет кушать.

Вот уже ночная тревога. Сейчас свет погаснет. Но я упорно допишу.

И так ночью несколько раз, но за день так устанешь, что иногда над самыми крышами пройдет и не услышишь.

Мы им очень насолили, ребята многие отличились. Представил их для поощрения. Пря… вот свет погас, Коля зажег свечи. Пишу дальше…

Прямо радуюсь за ребят, дерутся храбро, а ведь многие женатики, и ребятишки есть. Стараюсь беречь их. Почти каждый день бои. В остальном дела идут неплохо. Праздник будем встречать в боевой обстановке, а там небольшой отдых и решающий…

Видимо, дело пахнет сентябрем, но ты, любимка, не отчаивайся, береги любовь для семьи, очень береги. А может быть, и раньше.

Я здоров, но сильно устаю и к вечеру падаю без задних ног.

До скорой встречи. Обнимаю вас крепко-крепко и целую. Тебя, родная, не десяток раз, а до бесконечности (знак бесконечности) всю, всю, всю…

Твой верный муж и друг жизни Ваня.

Целую мамульку, Лерке желаю успешно закончить учебный год.

26.04.51 г.».

«Добрый день, мои любимые роднульки — прекрасная женочка и досюша Наташенька, с праздничком, мои птенчики.

Сегодня у меня тепло на душе — я получил два письма от моей милой девочки. Очень благодарю тебя, женуля, и несчетно раз целую.

Относительно нашего конца: настали непонятные дни и сложная обстановка — трудно гадать когда? Я сам даже запутался в месяцах. Видимо, из нас хотят сделать очень выдержанное вино. Но лучше слабое дополнить встречей, и оно мгновенно станет крепким. Да, любимка?

…Любовь моя к тебе, женуля, вечная, будь мне всегда верна. Я знаю, что ты навечно будешь принадлежать мне, а моя душа тебе. И никогда не верь всяким сплетням — мы должны вечно уважать друг друга и дополнять во всем…

Насчет вторичной поездки в Ригу я думаю, что лучше съездим вместе, а то еще чего скажут, что это за спекуляция такая. А вообще, поменьше слушай досужие языки. Смотри, родная, делай так, чтобы все было на укрепление и пользу семьи.

Да, оно в жизни получается так: увидел новое — охота иметь, а ведь все трудно приобрести, да еще сразу. Ничего, Верочка, все у нас для культурной и счастливой жизни постепенно будет.

Насчет фото. Извиняюсь, что маленькие передал, но в настоящее время совершенно не представляется возможным. Скоро, видимо, пойдем на отдых, а там еще один сложнейший этап…

Сегодня приходили. Отогнали. Да, после того, как дали им духу в четверг 12.4, большие не приходят, но очень много маленьких. Приходится быть начеку. Но хлопцы молодцы, уже 31. Мне не разрешают — отец семейства. Приходится мириться, но дерусь вместе с ними всеми своими чувствами, в каждом бою…

На Мотю обижаться не надо, ведь уж такой несчастной она родилась.

Да, уже скоро заем, приходится, по долгу службы, на 200 процентов. Ведь надо укреплять. Не ужасайся. Натянем.

До свидания, целую вас, мои роднульки. Твой верный муж Ваня.

Целую мамульку.

29.04.51 г.».

Письмо не датировано, написано, по-видимому, в первых числах мая 1951 года:

«Добрый день и минута, мои роднульки — милая женочка и холесенькая, с косичком, доча Наташенька!!!

Привет столице Москве!

Как ваш папулька соскучился без вас — очень-очень. Не обижайся, милая девочка, что ты не получила в день написания письмеца от меня весточки, я, видимо, был очень занят. За живое, роднуля, послание очень благодарю и рад, что ты мне много пишешь, но этого не хватает. Видишь, женуленька, каким я стал ненасытным? Как мне хочется больше знать о вас, мои вы птенчики. Я всю-всю тебя представляю в свободную минутку, особенно когда «без задних ног» падаю в постель, ты, же нуля, снимаешь с меня усталость и готовишь к трудному завтрашнему дню. Вот только доченька уже стала большой, с косичками, послушная девочка. Мамуля, передай дочурке, что скоро приедем и тогда без устали будем смотреть кино, танцевать и купаться в Черном море. Моя голубка, представляешь, как мы семейкой будем погружаться, видимо, вода уйдет далеко в берега, сколько будет писку и радости, какое это будет блаженство! Ах море, море, как я им любовался.

Вот и теперь в бинокль смотрю, но это не те времена, родная.

Очень часто наблюдаю за восходом солнца: какое прекрасное небо до восхода, да и светило — они бывают разного цвета. Но я смотрю не ради удовольствия, а думаю, что сегодня принесет солнечный день.

Рад, что ты занимаешься музыкой, и очень прошу — обо мне не беспокойся. Чувствую себя хорошо (хорошо — физически, душевно — больно), лицо начало загорать, но погода (воздух) стоит холодная, а солнце жарит — никак воздушная масса не прогреется. Так будет, по-видимому, еще несколько денечков. Да это отчасти хорошо, ведь меньше будет всяких паразитов. А там придется делать уколы. Издырявят вашего папульку доктора. Шучу. Но надо будет. Несмотря на холодные ночи, все же кое-где травка повылазила, даже в невзрачном пруду (подобие болотца) слышен хор лягушек, а вот в стороне цветут абрикосы. Да, пришла весна, я представляю, как теперь тепло в Москве. Ничего, родная, потянем. Нам предполагали дать отдохнуть (после праведных трудов), но обстановка не позволила. Я передал: лучше уж месяц, ну два, а там законная встреча. Поживем — увидим.

Как будто почта налаживается и я буду аккуратно тебя информировать. Я писал тебе, родная, что месяц-полтора ты можешь отдохнуть на море.

На этом заканчиваю свое краткое посланьице, по обстановке следующее, надеюсь, напишу поинформированнее.

Обнимаю и горячо целую Вас, мои роднульки, мои Вы лю-бимки, тебя, женочка, еще отдельно…

До скорой встречи. Твой горячо любящий муж Ваня.

Целую мамульку. Как ее лечение? Поддается ли?

Лерочке желаю отлично сдать экзамен.

P. S. 1-е Мая встречали 30.4. Было собрание и скромный ужин, ведь здесь в бирюльки не играют. Наготове. Сегодня приходили до 40 маленьких».

«4-5.05.51 г.

Добрый день, мои роднульки — милая жиночка с доченькой Наташенькой!!!

Сегодня раненько утром получил от тебя, любимка, письмецо, которое меня очень взволновало. Целый день я не мог собраться написать ответ, какое-то расстройство охватило меня.

Приходил противник; ребята — прикрой-атакую, но через всю эту картину я видел твой образ, моя жиночка…

Я предан тебе на всю жизнь и очень прошу тебя, не думай обо мне как о плохом друге жизни. И временная разлука не зависит от меня, я рад бы быстрее прилететь к тебе, облегчить твою душу, но, любимка, я, как только получу какую-то передышку, сразу прилечу к тебе, а это может скоро случиться и неожиданно.

Перспектива на дальнейшее не ясна, но может разродиться быстро. Больше ждали, выдюжим. Как моя и только моя жиночка, любимая, я прав, а???

Я очень тронут поведением нашей любимой ласточки. Мне представляется вся картина нашей будущей счастливой семейной жизни!

…Коротко о себе. Жив, здоров, иногда простуживаюсь, ведь у нас, к большому удивлению, холодная погода: днем солнце уже греет сильно, но ветры холодные, скоро будет тепло, вернее, слишком душно. Пробовал помидоры, огурцы (свежие), вспоминал нашу поездку в Марфино…

Пусть от меня уходят мрачные мысли, только радостно должна протекать наша жизнь.

На этом целую Вас, мои родные, крепко-крепко, а тебя, мой ангел, всю-всю-всю. Твой верный страж любви, горячо любящий тебя Ваня.

Целую мамульку».

Следующее письмо предположительно написано 8 мая 1951 года:

«Добрый день, мои родные любимки — милая женуленька и миловидная доча Наташенька!!

Так мне хочется захватить вас в свои объятия, так потискать вас, чтобы косточки болели и трещали. Я думаю, любимка, если бы эта минутка быстрее наступила, ты бы не обижалась?

Я рад, роднуля, что ты меня так крепко любишь, это очень согревает мою душу в непростой обстановке.

По-прежнему рано встаем, поздно ложимся, а ночью приходится спать крепким сном. С рассветом я получил твои письмеца, одно успел прочесть еще до восхода солнца, второе нет — уже прилетели, да так рано, и так день начался и закрутился. А вечером остается очень мало времени до отхода почты. Поэтому вот спешу и толком не могу собраться с мыслями.

Мне хотелось бы поговорить с вами, мои птенчики, послушать, женуля, твои первоначальные шаги по музыкальной дороге, послушать дочурку: как она поет и пляшет.

Вот, получил деньги, а расходовать не могу, совершенно нет времени. Но я думаю, все же должно найтись, тогда с толком и растраты распределю, но пока еще эпопея не окончена, хотя наше местечко по времени ближе к Родине.

Как я соскучился по Родине! Вот на 1 Мая представлял, как бы мы были на параде, как бы у тебя ножки устали, как бы все двигалось торжественно и величаво, как радость за успехи народа захватывала бы дыханье. Я был счастлив, но хочу, женоч-ка, сказать, что я также счастлив постоять на дальних подступах.

По времени все должно скоро определиться, и тогда буду лететь к Вам, мои вы родные пташечки.

Прибыла единица, где Саша Куманичкин замом, сильно изменился и на вещи смотрит трезво. Он передает тебе привет. И, роднулька, не подумай чего-нибудь плохого о нем, он очень хороший товарищ, они будут у нас соседями, гуртом будет веселее. Продолжение книги может последовать. Что значит человек почувствовал ответственность. Видимо, он скоро будет единицей управлять[67].

Два фронтовых товарища в новых условиях — интересная тема, но закрытая в н/время, ведь у меня только корочки, твое там личико, ношу в левом кармане.

До скорой встречи, мои милые роднульки, обнимаю Вас по-медвежьи, но с большим и нежным чувством.

Оставайтесь здоровыми.

Твой верный друг жизни муж Ваня.

Вот и отбой прогудел.

Целую мамульку, желаю ей быстрейшего выздоровления.

Лерке успешно окончить учебный год.

P. S. Будь осторожна с работницами».

Написано, вероятно, 11 мая 1951 года:

«Добрый день, мои любимые роднульки — женуленька и доча Наташа!!!

Вот ваш папочка приехал с работы, усталый, с загорелым лицом, но бодр и здоров. Милая женочка, сегодня, получив от тебя два дорогих письмеца, которые подбодрили меня, я как будто поговорил с тобой, ты поласкала меня. Но я не успел прочитать второе письмо (а это было до восхода солнца), как уже летят… и день начался. Прямо мешают мне собраться с мыслями и поговорить с вами, мои ласточки. Я, женуля, очень прошу заранее извинения за нескладные мои фразы, но все мои буквы, родная, каждое слово — это мои чувства к тебе, моя голубка, чувства вечной любви и скука долгой разлуки.

Очень печально, что уже второй раз подряд мы врозь встречаем 1-е Мая — Великий праздник труда и весны. У меня в голове пронеслась вся наша подготовка к этому торжественному дню, Красная площадь, парад нашей дорогой отчизны. Помню, аж под горло подкатывало от чувства радости за такое грандиозное шествие, за улыбающихся людей, за их успехи…

Да, роднуля, многое пронеслось в голове, но каждую минуту мне приходится не забывать о противнике — ведь он коварен. В день Победы приходило более ста шестидесяти, пришлось столкнуться, их трое отправились к Шишкину (были сбиты. — Н.Б.), у нас все в порядке. Ребята молодцы, но уже немного устали, да и я измотался. Всем достается, так что высплюсь в дороге на родину. Постараюсь подвести баланс в этом году за все упущенные дни. Каково, роднуля? Ну хорошо, не буду заранее хвалиться, но надежды не теряю.

Я, по мере возможности, стараюсь передохнуть, накапливаю мощу, начал, хотя и немного, бывать на воздухе без рубашки, особенно, когда отгонят, чтобы снять нервное напряжение, да и думаю загореть как туиджа.

Один переводчик, зовут его Ваня (кит. товарищ) подошел ко мне с двумя экземплярами моей книги для подписи (продают в Мукдене: коричневый переплет, хорошее издание, на нашем языке). Я ему говорю: после. Но когда это после, когда?

Относительно земляной выдры. Верочка, не думай, что у меня испортился вкус и я беру пример с Ивана Семеновича (Малеванного. — Я Б.). Это мои вложенные деньги, которые могли пропасть. Обещаю тебе, милая, достать хорошую шубку. Я прекрасно понимаю твое хотение, твой вкус, но вот замотался на боевом посту, да и дела идут неплохо. Думаю, в первый день плохой погоды подсчитать свои балансы, разобраться в барахольском царстве. Не беспокойся, милая, об этом и, очень прошу, не расстраивайся.

Очень рад за нашу ласточку, рад ее успехам, жду от нее письмецо. Рад, что она развлекает нашу дорогую мамочку. Женочка, поцелуй крепко ее за меня, скажи, что папочка велел.

До скорой встречи, мои милые роднульки, целую Вас горячо и крепко…

Твой верный муж Ваня. Целую мамульку».

Судя по конверту, письмо написано 14 мая 1951 года:

«Добрый час мои любимки — женочка и доча Наташенька!!!

Очень благодарен за твое письмецо, роднуля, лишь ты своими словами на бумаге согреваешь мою душу. Это письмецо мне вручил Коля в 3 часа ночи (по московскому в 22 часа прошлого числа). Николай Васильевич собирался уезжать в Дальний, чтобы что-нибудь купить, вернее, растратить бумажки. Ведь где мы в настоящее время — ничего нет, а эти бумажки держать долго нельзя (не представляют ценности).

Мне, милая, нельзя оторваться с рассвета и до наступления темноты, а ночи стали коротки. Нелегко достается командиру. Ничего не поделаешь, такая его судьба. Как кот смотрит за мышью, так твой Ванюхастик за обстановкой. Противник коварен, да еще располагает большим количеством техники, но людей у него нет — все наемники, насильники и грабители, работают за деньги, а таких на свете много. Вот что нас задерживает, вернее, задержало еще на несколько месяцев, надеюсь, что уже большая часть тяжелой разлуки прошла.

Тебя, мой ангел, кристалл мой любимый, очень прошу: не отчаивайся, будь трезвой женочкой, наберись силы-воли и жди, жди меня. Очень советую поехать на Черное море, только с дочуркой. И она, лапочка, закалится, да и тебе будет веселее. Ведь я представляю, сколько будет писку, радости у нашей ласточки. Ах, как мне хочется увидеть вас, мои вы дорогие роднульки. Мне так хочется скорее возвратиться, но оказывается — дураков работа любит. Этими словами я не хотел выразиться о себе как о дураке. Конечно, я получу большую закалку на будущее, ведь с ними неизбежно столкнемся, а я уже буду иметь такой богатый опыт. Но уже для первоначального знакомства как будто достаточно. Но, родная, пойми меня — нельзя же мне ретироваться, нельзя. Если возвращаться, то всем. Ведь я приложил много труда, и чтобы кто-то пожинал плоды, этого допустить нельзя, так в жизни делают лишь шкурники и малодушные.

Ты, любимка, прости меня за это, но долг службы, долг настоящего человека так не позволит. Много на пути ставят палок в колеса, но меня любят ребята, а это никогда нельзя терять. Я многому их научил — как драться со стервятниками, и дело доведу до конца.

Женочка, ты меня обвиняешь в том, что я не стремлюсь к вам, мои птенчики. В этом, родная, меня не обвиняй. Все мои чувства с вами, всей душой я принадлежу тебе, женочка, и прошу тебя, пиши мне письма так часто, как пишешь.

Николай Васильевич имеет неплохой вкус, и я ему дал деньги (кстати, нам дают маловато), чтобы он купил хороший шерстяной и шелковый отрезы, доче посмотрел шубку, лет на 6. В отношении остального разберусь. Нейлон достать трудно…

Нет предела человеческой мысли, нет предела любви нашей, роднуля.

Целую вас крепко-крепко. Твой верный мужественный муж Ваня. Целую мамульку.

Привет от Саши Куманичкина. Мне его даже жаль стало. Как его обидели. Стервецы есть на свете. Такого вояку поискать. Он еще пригодится».

«20.05.51 г.

Добрый час, мои родные любимки — жиночка и доченька!!!

Обнимаю и целую вас крепко-крепко и очень скучаю без вас.

Милая Верочка, очень благодарен за письмецо, и я повеселел после того, как прочитал твои строки: "…что доченька стала выздоравливать…". Как я беспокоился за нашу ласточку и с нетерпением ждал от тебя, родная, весточку. Ну теперь я рад, что доченька стала поправляться, и буду очень просить тебя, женуля, чтобы ты берегла нашу радость.

Печально и грустно за плохую вашу погоду. Да оно так и водится, что как только весна начинается хорошая, то в самый раз испортить всем настроение. А у нас еще прохладно, а с рассвета даже холодно. И очень выручает меня твой золотой подарок, женуля, а какой — догадайся — курточка из щербаковского магазина, ведь приходится ездить на открытом газике, поэтому мой гайморит дает о себе знать, а лечиться некогда.

Вот это письмо пишу дрожащими руками после сильной драки. Подходило более сорока. Дали им духу! Дирижером был твой Ванюхастик, который не мог остыть до писания. Ответственность перед ребятами очень большая, ну а я их не подвожу, поэтому имею уважение (хотя и не летаю, но на земле мне больше достается). Конечно, мой труд слабо ценят, но там будет видно. Эту картинку не сравнить с футболом. В нашей игре надо сочетаться с разумом и совестью.

Пока я освоил свою роль, много пришлось поистрепать нервов, и в н/в подмены мне еще нет.

Родная моя, моя прекрасная жиночка, терпи, терпи, терпи, твой муж может нагрянуть неожиданно. С Николаем Васильевичем начинаем шуметь, закидываем удочки домой, но нам еще говорят рано и, видимо, будут издеваться над нами, а в нашем лице и над семьями.

Жиночка, ты пишешь, что жду от тебя хороших писем. Родная, а я какие тебе писал — плохие, а? Я думаю, что всегда пишу от души, от чистого сердца. Как говорят — каким красноречием богат, тем и рад при изложении письма. Мой просвещающий разум мал, но душу Человека в такой обстановке еще больше поймешь.

Нашу стихию многие пытались понять при изложении на бумаге, но не получалось, и мне придется продолжить трудиться на благо своей хорошей семьи.

Любимка, пиши, как с переизданиями книжки, есть ли оттуда пополнения в нашу казну, из которой расходовать не жалей. Создавай им (деньгам) динамику. Поезжай к морю, родная, это очень будет полезно для тебя и доченьки, укрепи здоровье нашей ласточки, нашей хорошей попрыгуши, нашей любимки послушной.

Жиночка, передай доченьке, что папочка ее очень любит и привезет ей секрет, а сам с большим нетерпением жду секрет доченьки, да и мамуля наша (это ты, жиночка), наверное, приготовит необычный секрет. Я думаю, мой секрет для тебя, мой ангел, будет неожиданное быстрое возвращение.

До скорой встречи. Обнимаю и целую тебя, моя верная жиночка, с жадностью.

Целую мамульку и Лерку. Твой верный муж Ваня».

«26.05.51 г.

Мои любимые и родные — женуленька и доченька, обнимаю и крепко целую вас!!!

Милая Верочка, хотя и тоскливое письмецо получил от тебя, но и там есть очень ласковые и теплые для меня слова. Как они согревают меня, когда в данный момент (сделали комбинированный укол в левую часть спины), меня берет озноб, повысилась t=38 с лишним.

Собрался сил и решил успокоить твою (она же моя) душу, поласкать тебя, мой ангел, моя любимая голубка. Твой Ванюхастик очень просит тебя, родная, — береги свои нервы и кровь, возьми себе за правило: то, чего нет у тебя в доме или кто раздражает — не обращай внимания, и это надо сделать с большой выдержкой. Что поделаешь, если я так ошибся в теще, ну а ты поступила очень великодушно — взяла мать к себе в дом. Видимо, сознание слабо отработано. Приеду, приму радикальные меры, так дальше нельзя изводить мою вечную любовь, мою голубку. Разве она не видела, что я беспредельно люблю тебя, дышу и живу, моя родная, только для тебя, для нашей ласточки. Очень сожалею, что твоя мать не переменила тон и свои угнетающие действия.

Роднулька моя, приеду, все ты забудешь, все обиды, приложу все к нашей верной любви…

Я думаю, хотя и большой километраж между нами, но скоро придет время и он исчезнет. Исчезнут все муки, все наши страдания и невзгоды.

Мне так тяжело без тебя, моя любимая женочка, так вот лежать на животе с больной спиной. Но моя любовь к тебе преодолела эту боль, и я с большим трудом написал тебе, родная, письмецо. Так что извини за его простенькое содержание, но я вложил в него все мое чувство к тебе, прекрасная женочка.

А как наша ласкуня, поправилась, а мамуля? Пусть она не реагирует на бабкины ворчанья. Береги ее, женочка. Уходя, бери с собой.

Пару слов о себе. Здоровье должно быть через день-два. Ведь тяжело переносить разные холеры, а я решил сохранить себя для тебя, моя любимая, для семьи. Еще предстоит колотье против всяких чум, энцефалитов и прочей гадости.

Работа идет неплохо…

Привет от Николая Васильевича. До скорой встречи, моя любимая женочка и доча, еще раз горячо целую вас пташечки, а тебя, женуля, дополнительно.

Твой верный муж Ваня…»

Письмо без даты, написано, по-видимому, 2 июня 1951 года. Передано с нарочным — Героем Советского Союза полковником В.П. Бабковым.

«Здравствуйте, мои любимые роднульки — верный друг жизни женочка и наша хорошенькая доча Наташенька!!!

Пользуясь удобным случаем — пребыванием, вернее, отъездом товарища Василия Петровича Бабкова, решил передать посылочку. Как я хотел сам приехать, но напряженная обстановка все мои планы сломала. Мне хотелось лично вручить тебе, моя милая, шубку, так хотелось. Ничего не поделаешь, не удалось. Я ждал момента, ждал, когда поедет надежный человек, и вот — свершилось.

— Вася, — говорю я, — очень тебя прошу, передай моей женочке посылочку.

Он, как хороший товарищ, согласился. Я бегом в магазин, купил чемодан (его у нас называют В-29, или "чемодан вторжения"). Вася удивился размерам, но уже трудно ему было отказаться, не взять передачу. Итак, я начал укладываться.

Уложил свои "трофеи", которые находились у меня в Аньдуне — все, что я смог здесь приобрести. Правда, шубка из Дальнего. Но, женуля, норки в Китае нету.

Остальное барахлишко в Аныиане, где есть люди, охраняющие приобретенное.

Я еще шутил, говорил и показывал:

— Чемодан командира спасать в первую очередь, Николая Васильевича во вторую и т. д.

Моя ты голубочка, женочка, мне так хочется сделать тебе приятное, так хочется, что это уже превратилось в потребность для моего организма, а главное — самому явиться и как можно скорее.

Несколько слов о себе. Здоров, но душевно болен: без тебя, без доченьки. Все чертовски надоело. Вот уже ровно два месяца, как воюем с американцами. Поработали неплохо. Получил, наконец, благодарность от Красовского. Высшие круги что-то не балуют и считают это только началом. Ах. Как плохо, когда тупаки есть в авиации. Народ приустал, истосковался по семьям. И как только не стыдно отиралам при МВО выступать и говорить, что это вы заюлили. Ты права, роднуля, сытый о бедном не вспомнит.

Шуметь мне нельзя, тем более, что задача наша усложняется. Видимо, будем там, где придется побегать всем.

Но не запугать патриотов замедленными бомбами и напалмом (горючая жидкость, ею поливают войска, людей и фанзы), химическими снарядами, чумой и энцефалитами. Везде, сквозь медные трубы пройдет советский человек и везде покажет образцы героизма, мужества, смелости и преданности своей Отчизне, своей семье. Это сможет сделать лишь настоящий советский человек.

Когда нам домой — этого никто не может сказать, но, судя по всем данным, пахнет осенью. А как бы мне надо было хорошенько отдохнуть, вылечить свой гайморит. Не горюй, родная, потянем. Приеду, и все восстановим.

Прошу, женуля, принять мой скромный подарок, дабы это явилось символом нашей быстрейшей бурной встречи. Обнимаю и горячо целую тебя с дочуркой.

Твой верный муж и друг жизни Ваня.

P. S. Верочка, прошу принять вежливо Васю Бабкова, он, видимо, придет с женой, и отблагодарить».

«Добрый день, мои родные ласточки — милая женочка и хорошенькая доча Наташенька!

Любимая женуля, очень благодарю за письмецо, и хотя ты в нем описываешь свои неудачи, оно дорого мне, очень даже. Только приносят мне письмецо и, еще не вскрыв его, у меня уже в груди волнение. Все переживаю за вас, мои пташечки…

Относительно твоей поездки в санаторий ВВС Кудепста Николай Васильевич говорил, что в 49-м там было неважно, да и от моря далековато. Конечно, лучше в другое, более уютное местечко. А коли уж это свершилось, то, милая, стараться как можно лучше отдохнуть с нашей попрыгуньей. С нашей больнушечкой. Ведь надо же ей быстрее выздороветь и поправиться к папиному приезду. От всей души желаю вам, мои любимые, хорошо отдохнуть, набраться сил и здоровья. Тебе, моя лебедица, набраться так сил, чтобы твой Ванюхастик не сломал твои косточки (шучу).

На этом месте меня оборвало известие — многих ребят оценен труд. Ты, наверное, Верочка, догадываешься, о чем идет речь. Начались митинги, поздравления. Я рад за орлов, ведь они потрудились неплохо.

Итак, моя любимая, прости меня, что я задержался с ответом на твое письмецо, полученное мною 10.6. Продолжаю дальше. Как видишь, роднулька, здесь дела идут серьезные. Более двух месяцев я переживал. Так "налетаешься" на земле, что к вечеру весь дрожишь. Очень сказывается нагрузка без отдыха. Приеду, там хорошенько отдохнем.

И мой труд оценен. Теперь уже будет пятый[68]. Выше меня начальники только собирались учесть, а тут вдруг свершилось без них. Остается в этом случае одно — от всей души поздравить. Что значит скажут свыше. А ведь горбом тащил за них, а помнишь, роднуля, как я дрался еще тогда, когда мы только прибыли?

Женуленька, как у тебя с музыкой и с английским языком? Язык противника надо очень знать, чтобы разгадывать его коварные делишки.

И что только они, гады, не делают против мирных людей, даже против детей. Почитай "Правду" за 4.6.51 г. Американские детоубийцы. Большие счеты с гангстерами из-за океана. Мешают мирно жить людям. Рубка еще будет.

Опишу, как я встретил свою 31-ю годовщину существования на белом свете или, короче говоря, с тех пор как меня родила мать. Очень и очень жаль, что приходится, вернее, пришлось, встретить свой день рождения без семьи, да еще далеко-далеко.

Но другая сторона отрадна. Это то, что свой день рождения я встретил в боевой обстановке, в кругу своих верных товарищей.

К этому дню очень готовился Николай Васильевич. Он меня еще раньше дразнил тем, что приготовил для меня какой-то секрет.

Итак, 8 июня, 20 часов, а по-московскому лишь три часа дня. Вспомнил семью. Думаю, женуля готовится к обеду, доченька спит в кроватке, а может, и на моей постельке. Пришли ребята. Полна крохотная комнатюля. Прекрасно накрыт стол. И Николай Васильевич преподносит свой секрет — из слоновой кости небольшой человечек держит подставку, а на ней искусно вырезанный шарик, в нем еще и еще. И как только это делалось! Я очень благодарил за внимание. А Чупрынин подарил рыбака, тоже из слоновой кости, который большую рыбку поймал. Дальше подарили мелкокалиберку, халат — ведь командир должен культурно отдохнуть, термос и прочее. Был хороший торт.

Сели. Николай Васильевич тост закатил. Я думал, ах, как бы мило было вместе с тобой, родная моя красавица.

Были одни мужики, а так хорошо все прошло и весело. Неплохо было, но одного не хватало — тебя, мой ангел, моя роднуля, твоей улыбки с хорошенькими зубками. Как жаль.

Мое здоровье хорошее, только вот начались дожди, и гайморит дает о себе знать, думаю недельку подлечиться. Полечу в… (Пекин. — Н. Б.), где был первый раз в прошлом году, там наши врачи.

Будя, а то почта висит над душой. Целую Вас, мои пташечки… Твой верный друг Ваня.

12.06.51».

«Здравствуйте, мои любимые и ненаглядные роднульки — женуля с доченькой!!!

Очень скучаю без вас, без весточки от тебя, моя милая, также еще переживаю за ваш полет на Ил-12 (зная этот самолет). Даже несколько ночей не могу уснуть, видимо, и нервишки подкосились, ведь все время в напряжении. Решил с вами поговорить, мои дорогие птенчики, зная, что еще почты две придется ждать и даже очень ждать — а это еще томительная неделя.

Ах, время для нас напряженное, обстановка не дает нам вместе быть в эту минуту, но я знаю и уверен за тебя, родная, что ты дождешься своего Ванюхастика.

Я бы с удовольствием променял бы все это море, что возле меня, на маленький кусочек Черного, где мог бы я поместиться с вами, роднульки, на камешках и позагорать.

Припоминается мыс Пицунда, где мы с увлечением своей дочурки выбирали камушки; Рица — форель и мороженое, и многие красивые места на побережье Черного моря…

У нас настали денечки, тем более что сегодня десять лет со дня вероломного нападения фашистской Германии, а эти двуногие звери все еще копируют своих битых коллег. Вот со свистом прошли хлопцы, они отгоняли стервятников. Да, уже скоро три месяца напряженных денечков; еще максимум два-три месячишка, а там жаркие бои с тобой, моя милая красавица…

В письмах из старого гнезда (из Кубинки. — Н. Б.) сильно поговаривают, что Луцкий должен нас сменить. Николай Васильевич говорит: "Я уж поиздеваюсь над Руденко". Да надо бы, хотя я не злой и для семейных такой поездки не желал бы, но для некоторых надо бы было. Усиленно поговаривают, что в сентябре, по закону Ома, мы должны быть…

Наслаждаюсь вами, роднульки, тем, что все время думаю о вас, смотрю на ваши хорошие и родные личики да читаю дорогие строчки твоих писем, моя незабвенная женочка.

Как хотелось бы побывать с тобой, женуля, в театрах.

Ах, какие интересные журналы "Огонек" № 22 и 23, особенно статьи о Большом театре. Действительно, это жемчужина в нашем искусстве. Не один раз и мы с тобой, Верочка, бывали там, будем еще и будем счастливы.

Приеду, наметим с тобой большую программу посещения культурных заведений.

Рекомендую тебе, Верочка, посмотреть эти номера журнала "Огонек", да ты уже наверняка давно их проглотила. Не обижайся, любимка, на это выражение, но я тебя хорошо знаю: ты у меня охотуня до хорошего.

Концертов доводится слушать мало, времени не хватает даже на сон. Ведь у нас рассвет в 3 час. 34 мин., а наступление темноты в 19 час. 52 мин. Как видишь, долго приходится быть в напряженном состоянии.

Дела идут неплохо. Ребята показывают, вернее, проявляют героизм, а я еще своими советами в огонь подливаю масла. Прямо замечательный народ, особенно, когда с ними работаешь, растишь их.

Здоровье удовлетворительное. Видимо, дней пять дадут отдохнуть — съездить в П… и показаться специалистам. Ведь для меня влага не на пользу идет, но чувствую себя бодро, немножко нервно устал, а душевно… но душа моя с вами, мои роднульки.

Желаю вам хорошо отдыхать, обнимаю и крепко целую, а тебя, моя верная женочка, любимая, страстно и нежно ласкаю всю-всю.

Твой верный друг жизни, крепко и страстно любящий тебя Ваня.

Привет от Николая Васильевича и Коли[69].

22.06.51 г.».

Письмо в Хосту, в санаторий ВВС:

«Мои родные любимки — женуленька и доченька, добрый день!!!

Прямо чертовски скучно без вас, да еще ко всему этому добавляется длительное, твое, Верочка, молчание. Вот уже вторая почта, а писем от тебя, милая, все нет. Как это наводит тоску и скука превращается в скучище. Твое молчание, родная, заставляет меня очень волноваться. Вот уже несколько бессонных ночей имею на счету. Все передумаешь. Особенно меня волнует твой перелет, моя ты ненаглядная голубочка. И весточки все нет и нет. Думаю выдержать еще две почты, а там буду искать.

Моя кристальная пташечка, неужели ты в суете забыла о своем отдаленном Ванюхастике или, видимо, так долго идет почта от Кудепсты. Ах, какая же досада. Да и бабка не смогла написать пару слов, ведь она, видимо, получила от тебя телеграмму, да и мою посылочку она получила. Ее вручил ей Вася Бабков. Об этом уже Коля мне сообщил.

Скоро дочурка все мне будет сообщать. Это я, женуля, немножко обиделся, а на кого, и сам не знаю. На тебя я не хочу обижаться, видимо, обиделся сам на себя, что время плохо рассчитал. Наверное, в следующую почту получу от тебя долгожданное дорогое письмецо.

А как ты, милая, с дочуркой отдыхаешь, что новенького, как загорели, не получила ли ожога в первые дни? Оно в жизни всегда бывает так, что человек спешит использовать солнышко, да чтобы сразу загореть.

У нас как будто дело пахнет сентябрем, и очень сильно.

Скорее, скорее беги, время, и пусть сократится время нашей томительной разлуки.

У меня дела идут хорошо, но ребятки устали, ведь скоро уже три месяца. Погода стала душной, очень много влаги, а для меня это плохо, но здоровье хорошее, только душевно поражен из-за твоего молчания. Но скоро, хотя и письменно, я поговорю с тобой, любимка.

Целую горячо-горячо. До скорой встречи. Твой верный друг жизни, любящий муж Ваня.

28.06.51 г.».

Письмо в Хосту, в санаторий ВВС:

«Мои роднулечки, женочка и доченька, вас папочка крепко обнимает и целует.

И когда же придет минутка нашей долгожданной встречи? Ох, как тяжела разлука, и кто только ее придумал. Очень скучаю без вас, уже однообразие работы начало надоедать. Правда, много нового получил для дальнейшего воспитания ребят, но уже можно с чистой совестью сказать: пока будя, сыт (особенно сыт разлукой).

Вчера с досады слетал, был над многострадальной землей, но это втихую, ведь мне не разрешают, а многого не увидишь и не поймешь, пока сам не слетаешь. Ах ты, родная воздушная стихия. После полета даже перестало болеть левое плечо (видимо, влияет сырой климат, он для меня "лучший друг").

Но мне, родная, нельзя болеть. Ведь стоит только заикнуться, как все пойдет насмарку. Дотянем.

Как будто на горизонте вырисовываются контуры родной земли, но где приземлимся? Этот вопрос еще темноватый. Завтра начнутся переговоры о прекращении огня, но вряд ли он прекратится. Уж больно яростная идет рубка. А тут еще жара и духота.

Нам уже намекают, видимо, в сентябре наверняка. Тогда сразу на юг к вам, мои вы прекрасные пташечки, с быстротой молнии. И напрасны твои намеки, женуля, что я задержусь в Москве, соберу без тебя друзей, даже женщин.

Как ты меня обидела этим. Неужели ты не увидела во мне главного? Если кто тебя агитирует на курорте, то не верь всяким лжецам, никогда не верь и будь уверена в вечной и горячей нашей любви.

Верочка, напиши, до которого числа ты будешь отдыхать. Пиши, как отдыхаешь, как здоровье ваше, береги здоровье. Хорошенько проверь дочурку, нет ли остаточного явления после бронхита.

Ну, на этом заканчиваю, а то пишу в темноте и ждет почтарь. Передавай привет знакомым и мою благодарность директору санатория за заботу о моей семье.

Еще и еще раз обнимаю и целую вас, мои божественные пташечки.

Твой верный друг жизни, горячо любящий тебя муж Ваня.

7.07.51 г.».

Письмо в Хосту, в санаторий ВВС:

«Мои родные лапочки — женочка и доча Наташенька, добрый час!!!

Когда же я увижу вас, а чувствуете — скоро. Какой должна быть встреча после столь длительной разлуки, это только нам, моя любимая кисочка, должно быть известно. Как уже я чувствую тебя, твои ласки, нашу маленькую ласточку.

Как вы прижметесь к своему Ванюхастику, можете повиснуть на моей шее — я легко вас выдержу. Да оно так и будет. Сколько будет радости, сколько душевных чувств, сколько рассказов о длительной разлуке и о том, что ваш папочка видел собственными глазами. Где бы ни произошла наша долгожданная встреча — в столице или на юге (но скорее всего, в Москве, в нашей квартирке), и везде мы станцуем трио.

А дочурку, наверное, трудно будет узнать, ведь она уже выросла, стала большой. Самые интересные ее годы, а она еще не может поделиться своими успехами с папулькой. Ах ты, наша голубоглазая попрыгунья! Папочка тискает тебя нежно, а ты ему уйму стихов, рассказов, впечатлений о море. Представляю ее загорелой.

Мамочка, передай доченьке, чтобы она во всем слушалась свою хорошенькую мамулю и что папочка купил ей меховую шубку — беличью. Ах, какая она хорошенькая. К ней муфточка и шапочка. Теперь наша досюта не будет мерзнуть, ей будет очень тепло. Еще одно обещание надо выполнить — хорошую куклу купить, а это я сделаю обязательно. Думаю, доченька уже умеет обращаться с игрушками.

Любимая, напиши, где нам будет лучше отдохнуть. Нищеты я в детстве вкусил порядочно. Надо быть умнее. Пора. Ведь только подумать — твоему муженьке 32-й.

А ты, женуля, мечтаешь увидеть юношу. Если ты меня любила раньше, каким я был, то в настоящее время я все тот же — загорелый, рыжий, только поумнее стал в служебных делах, да и семью стал любить больше. Чувствую себя неплохо. Энергия все время аккумулируется, так что, родная, кушай и набирайся сил для наших медовых месяцев.

До скорой встречи. Обнимаю и крепко целую тебя, любимая, отдельно по-домашнему.

Будьте здоровы и счастливы. Твой верный муж, страстно любящий тебя, родная, Ваня.

10.07.51 г.».

Письмо, вероятно, написанное в июне—июле 1951 года:

«Добрый день, мои любимки — прекрасная женочка и холосенькая доча Наташа!

Целую вас, мои дорогие, и с нетерпением жду тот день, когда я буду сидеть в домашней обстановке, такой уютной, и буду долго-долго беседовать с вами…

Да, получилась долгая разлука, суровые для меня дни и много бессонных ночей. Я все время думаю о вас, мои вы птенчики, как ваше здоровье, а за него я очень беспокоюсь. Милая моя, я тебя очень прошу, не пренебрегай советами медицинских работников. А за досютой присматривай. Вот, ты подумаешь, дед, все со своими советами. Верная моя, как я благодарен тебе за твои письма, а я их получил сразу два — не все же Ник. Вас. по два получать.

Получил я эти письмеца рано утром и, не успев прочитать, уехал на работу. Поднявшись на небольшую горку, где приходится много энергии терять, ведь отсюда видно всю работу на большие расстояния, я посмотрел на восток и думаю: "Ну, сегодня день ясный, значит, будут 'гости', да еще много".

Так, почти с рассвета, в напряжении. А сегодня так хотел твои письмеца прочесть сразу, но тревога, до обеда не мог.

Хлопцы-молодцы много трудятся. В санаторий к Шишкину отправился второй, но приходящих более десятка. Так что сидеть сложа руки не приходится, много беседую, учу, и результат неплохой, но и трудностей много-много. Ведь бросили, и применяй здесь лозунги.

Небольшая горстка храбрецов против погани, но мы знаем, что и вы все с нами, и как приятно в такие трудные минуты поговорить с тобой, моя любимая, а говорить, как видишь сама, мне приходится быстро.

Так что, родная, я бы тебя на крылышках унес к себе, но здесь плохо. Жди, милая, скороскоро. Никого не проси о том, что зависит от меня. Я во всем буду стараться, чтобы побыстрее встретиться с вами, мои бесценные роднульки.

Обо мне не беспокойся, все хо. Не дают вылетать на задание, но на земле очень мне достается.

Доче скажи, чтобы она росла послушной девочкой и во всем слушала мамочку и бабулю.

До скорой встречи. Обнимаю и целую крепко-крепко…

Будьте здоровы. Целую мамульку и Лерку.

Привет знакомым.

Ваня».

«28.07.51 год.

Добрый день, мои милые и хорошенькие любимки — женочка и голубоглазая доченька Наташенька!!!

Обнимаю вас крепко-крепко и прижимаюсь к вам нежно-нежно (к тебе, роднуля, по-особенному). Как же я скучаю без вас, прямо трудно выразить на бумаге. Тоскую, как тюремщик по волюшке. Думаю о вас, стараюсь увидеть все ваши движения. Мне очень хочется хотя бы во сне увидеть вас такими, как в начале декабря прошлого года. Но все тщетно. Увижу тебя, моя ты ненаглядная, и ты мне кажешься какой-то чужой, очень холодно ко мне относишься и исчезаешь. Так я и не успеваю прижаться к твоему лицу, поговорить с тобой о долгой разлуке. Прямо после таких слов еще тяжелее становится на сердце. А тут еще приходит почта, всем — по 2—3 письма, а мне нет. Как же я психую, не попадайся никто под горячую руку. Николай Васильевич получает каждую почту, и когда мне нет, он потихонечку прячет письма и читает после. Почему, женуля, так тебе некогда? Видно, много хлопот, а там все знакомые в сборе (я пишу в Москву, думаю, вы уже возвратитесь домой). Ты еще молоденькая — погулять хочется. Ну, хорошо, я на тебя не обижаюсь, но очень прошу: "Пиши, роднуля, почаще". Да, я скоро дождусь, когда мне доченька будет писать, тогда мне не будет так грустно. Каково я тебя купил, роднуля, а? А я, в свою очередь, постараюсь не ездить в такие длительные командировки. И все вместе взятое не будет наводить такую ужасную тоску, которая в несколько раз становится тяжелее при плохой погоде.

У нас четыре дня кряду была отвратительная погода: свинцовые тучи заволокли сопки, шел непрерывный дождь разного калибра. В эти дни подгоняли наш путь. И вот сегодня прояснилось, ветер разогнал тучи, и солнце вступило в свои полные права. Духотища, ужас! Прямо дышать нечем. А я вот сижу за столиком, передо мной умеренно рокочет вентилятор, стараясь придать мне бодрости, и пишу тебе, голубочка, письмецо.

Знакомый и приятный свист наших "телег" ласкает ухо. Жизнь кипит. Приходили и они, смотались, видимо, завтра будет жаркий денек.

Ребята сильно подкашиваются, очень большая напряженность сказывается в плохую сторону. Так что концом августа или началом сентября сильно попахивает. Ах, скорее бы летели дни… Как же я жду эту долгожданную минутку. Крепись, роднуля, и очень жди меня. Скоро еду в П… Я чувствую физически здоровым себя, а душевно я поправлюсь во время нашей встречи.

Обнимаю и крепко целую вас, мои птенчики, — доченьку в головку и щечку, а тебя, моя красавица, по-нашенскому.

Передавай привет хорошим знакомым. Целую мамульку. Кстати, как она себя чувствует после Мацесты? Бывайте здоровы и счастливы.

Твой верный и неизменный друг жизни, любящий Ваня».

Приписка сбоку: «Вес 86 кг. 450 гр. — прежний».

«4.8.51 г.

П… (Пекин. — Я. Б.)

Добрый день, мои родные и любимые пташечки — женочка и доченька Наташенька!!!

Долго ждал от вас письмецо и, не дождавшись, решил поговорить с вами — может быть, на душе легче станет, а то так грустно, что прямо злишься сам на себя. 30 июля, в день прибытия почты, я отправился по своим делам в П… и в пути разминулся с почтой. Я знал, что мне должно быть письмецо от тебя, милая женочка, а потому злость на себя, несчастливца, еще больше увеличилась.

Духотища в вагоне, тем более, когда проезжаешь тоннель, усиливала мое раздражение, и ночь прошла в "бочках" (не думай, родная, о последнем слове — это нашенская фигура). Утром я уже был в М… (Мукдене. — Н. Б.), и днем обратно в мученический путь.

…Все было раскрыто настежь, и меня мой лечащий врач не раз предупреждал, чтобы я поберегся со своим гайморитом, а то я расскажу вашей супруге. С этими врачами поедешь, так они за дорогу могут залечить тебя.

Первого августа изможденные и изнуренные мы прибыли в назначенное место.

Шум, гам, тарарам, и я уже в штатском спокойно всматриваюсь в жизнь этого города. И чего только здесь не увидишь. Особенно же жалкий вид имеют рикши. Ну, об этом всем я буду подробно излагать при нашей встрече, моя родненькая, ненаглядная жиночка.

Может, тебе и неинтересно будет слушать эти правдивые сказки, но я думаю, что смогу заинтересовать тебя.

Как мне хочется быстрее встретить вас, мои вы голубочки, и говорить, все говорить, обо всем говорить с вами.

Поместили нас с врачом в главный госпиталь, да окна оказались на центральную улицу, и спать мне не удалось. Многое я передумал за ночи в пути следования и за прошедшую, и все время вы у меня в голове.

Побывал в больнице, посмотрели меня и, к моему удивлению, снимок гайморовых полостей показал их чистоту. Даже врач удивилась. Ах, как хорошо. Теперь я дышу через нос. Немножко сердце устало, а оно, видимо, страдает, да, оно болеет за вас, мои лапулечки.

Нет письмеца, и я многое передумал о своих любимках. Остальное все N, лишь немножко жирноват, но это н. з. для тебя, моя милая женочка.

Побродил по магазинчикам, много есть хорошего материала, но моя кишка тонковата, только расстроился. Но кое-что купил для тебя, любимка, и для дочи. Это секрет.

Обнимаю и мощнейше целую вас, мои истосковавшиеся любимки…

Будьте здоровы и счастливы. До скорой встречи. Твой верный друг жизни Ваня».

«12.08.51 г.

Добрый день, мои любимки — женочка и дочурка!!!

Обнимаю и горячо целую вас. Сегодня получил от тебя, женочка, аж два письма. Первое ты писала еще с места отдыха, а второе из Москвы. Как обычно, перед тем, как решить, какое прочитать первым, я смотрю число на штампе. И отдыхающее письмецо начало теплить меня. Я чувствовал запах варенья и твою хозяйственность. Ощутил всю тяжесть съедобного груза, который придется тащить вам. Милая Женочка, очень прошу тебя, не перегружайся. Всего съедобного не перетащить с юга.

Очень сочувствую и льну к твоей бессоннице и грусти. Помочь тебе могу лишь болью своей души и быстрейшим возвращением.

Да, ты, видимо, жалеешь, что вышла замуж за авиатора, поэтому представляешь свою грустную жизнь, вспоминаешь и сожалеешь о том, что не училась. Да, во всем виноват я, и если тебе трудно со мной, то смотри сама. С моей стороны, все, что будет зависеть от меня, я постараюсь и стараюсь сделать, чтобы больше находиться нам вместе. На своей собственной шкуре я испытал, что такое разлука, очень тяжело и болезненно переношу упреки.

Если бы мы все сидели дома, то кто же защитил бы мирный труд, отдых, учебу ребят?

Относительно учебы. Я всегда приветствовал тебя по этому вопросу. Терпения у меня хватит, поступай, куда душа желает. Конечно, ничего без труда не удается. Надо тщательно подготовиться, время еще не позднее.

Очень рано и опрометчиво говорить о том, что не поеду с тобой в октябре. Не знаю, в чем дело? Сама же говоришь: с тобой, Ванюсик, хоть на край света, и тут же опровергаешь свои слова. Не пойму!

Очень радостно в письмеце, что наша ласточка цветочный запах распространила и в моей комнате и стремится удержать его дальше. И мне очень приятно. Как мне хочется поласкать, погладить по головке нашу балеринку.

Дальше я начал читать второе письмо и, представь себе, родная, очень рад был, что вы благополучно прилетели в Москву, домой. Я вместе с вами ожидал на площадке, ощущал запах родного дома, прислушивался к знакомым звукам…

Но дальнейшие строки прямо вылили на меня ушат горячей воды. Мне было стыдно за себя, что я купил плохую шубку и туфли, и еще больше за тебя, женуля. Я бы лучше сам вез эти вещи, и чтобы у меня украли чемодан, или сам с ним пропал бы. Да, очень тяжело и печально. Придется остаться еще на полгода, может быть, вытяну на канадскую. Да мне дохнуть было некогда, а эти деньги как вода. Лучше бы их совсем не давали. И я не за барахлом приехал.

Прости меня, родная, за возмущение, не мог выдержать в этой дождливой обстановке, когда и так дышать нечем. У нас проливные дожди скоро кончатся, а мы скоро встретимся и помиримся. Я думаю, что ты в эти минуты забудешь о барахле. Очень прошу, не обижайся, моя голубочка, что посеешь, то и пожнешь.

Желаю вам хорошего здоровья, обнимаю и целую.

Твой верный муж и друг жизни Ваня.

Целую мамульку и Лерку. Привет Петру Гавриловичу. Спасибо за охрану.

P. S. Высылаю 4 фото. Посмотри на своего Ванюхастика и не сердись».

«Добрый день, мои родные любимки — жиночка и доченька!!!

Очень радостный, особенный день сегодня у меня: я получил от тебя, дорогая жиночка, посылочку. Это дороже всего. Ведь внимание к человеку — это великое дело. Спасибо тебе, роднулька, за такое дорогое удовольствие, которое так обогрело меня. Целую тебя всю, всю, всю. Когда прибыл к нам Георгий Нефед. (а он прибыл 13.08), то пошел к нему[70]. Правда, возле него уже крутились местные начальнички, но это не помешало поздороваться нам по-дружески, и Жора говорит, что тебе, Ваня, есть передача. Я даже не поверил. Не может быть, Георгий Нефедович! И вдруг… "осторожно, не кантовать, верх". Я сразу догадался, что это варенье. Ах, какое приятное вареньице. А папироски с настоящим московским духом! Придется их покурить и опять бросить. Ведь я полгода не курил. Угостил ребят. Покушал орешек. И так все это запахло тобой, моя голубочка, да, видно, и доченька помогала тебе укладывать своими тоненькими ручонками.

Все расспросил у Георгия Нефед. о тебе. "Ну, — говорит, — прямо красавица-цыганка. А дочурка очень подвижная, много рассказала сказок".

Как хорошо, что вы отдохнули.

Женуля, я тебе тоже написал резковатое письмецо, а в конце его приписал: "Ну не сердись". Я думаю, при нашей бурной встрече мы забудем об этом. Да, родненькая жиночка, я стараюсь, но иногда у меня в этом вопросе получается слабовато.

Что же ты хотела: ведь я недавно "лаптем щи хлебал". Да и неинтересно было бы, если у нас сразу было все. Все наживем сами. Это будет лучше. И не хуже других будем жить, а любить, родненькая, я тебя буду вечно.

Зачем тебе казарменное положение, ты еще не искушена в этих вопросах. Лучше будь хорошей женой и хозяйкой. В этом — счастье семейной жизни. Я знаю и уверен, что ты будешь солнышком для меня всю жизнь. Только вот эта проклятая разлука, ну что же, ничего не поделаешь, может быть, будут и еще более суровые испытания, но мы должны быть непоколебимы. Ничто не должно разрушить нашу семейную жизнь.

То, что сказал Георг. Неф. о длительности нашего пребывания здесь, это еще может поломаться. Ведь там не знали действительного положения наших ребят. А я побывал в П…, все доложил. Соглашаются, и я думаю, в сентябре должны быть по закону Ома… дома. Что сумею приобрести, то приобрету, но прошу заранее не ругаться, договорились, лапочка?

Очень тронут почерком дочурки, нашей балеринки.

У меня все в порядке. Здоров. Худею.

Ну, родненькая, обнимаю и целую вас мощнейше.

До скорой встречи, твой верный муж и друг жизни, крепко любящий тебя Ваня.

Привет всем знакомым. Целую мамульку и Лерочку.

Привет вам от Георг. Нефед.

15.08.51 г.».

«Здравствуйте, мои любимые — женуленька и доченька!!!

Как скучно и грустно вашему папухастику, так ждущему нашей золотой встречи. И какая же несправедливая судьба! Почему она так долго-предолго держит нас в разлуке?

Как я люблю свою семью, лишь только она выручит в трудную минуту моего душевного волнения. Придешь домой, а тебя встретит родная женочка, звонкий голосок и быстрый шепот дочурки, и все волнения, все неприятности забудутся. Ведь в авиации много случаев душевного волнения. И вот мне нестерпимо хочется к своей любимой семье, ведь скучища заедает.

А у нас еще большое несчастье — сильное наводнение размыло дороги, много бедствий среди населения. Дождливая погода в течение месяца сделала свое дело, а удержать поток воды очень трудно. Даже и к нам подбиралась стихия, нас пугали тайфуном, но он не дошел, видимо, подумал: зачем обиженных обижать? Все отсырело, дышать тяжело, а тут еще вокруг разные заразные болезни, таким образом, картина самая неприглядная. Воскресну, родная, надеюсь на твои целебные объятия и поцелуи.

От вас весточки нет, последним было письмецо, переданное Жорой. Вареньице покушал, даже чувствую себя бодрее — твой целебный эликсир помог; папироски покурил и пытаюсь бросить; орешки еще уцелели. Еще раз спасибо тебе, любимая, за внимание и заботу. Думаю, в долгу не останусь. Ну а как вы там, без меня? Я и сам могу ответить на этот вопрос, но мне дорого каждое твое слово, родная, пиши каждодневно!

Вчера смотрел документальный фильм — 1 мая 1951 года. Очень сильная картина, особенно ярко показан человек железной воли — Иосиф Виссарионович Сталин. Какие сильные и яркие его жесты точно засняли операторы, как он приветливо встречал ликующий народ. Обязательно, роднулька, сходи и, даже с дочуркой, посмотри.

Дочитываю книгу "Северное сияние" — очень сильный исторический роман. Дальше прочту Медведева "Сильные духом", это продолжение его же книги "Это было под Ровно". Так что ваш папухастик развивается. Здоровье N.

До скорой встречи, мои ненаглядные птенчики, обнимаю и крепко целую вас, а тебя, родная, с неимоверной страстью всю.

Целую мамульку и Лерку.

Остаюсь вечно преданным и горячо любящим мужем. Ваня.

24.08.51 г.».

Письмо без даты, написано ориентировочно 1 сентября 1951 года:

«Здравствуйте, мои нежнейшие любимые птенчики — женочка и доченька!!!

Обнимаю и целую вас крепко, прекрепко и еще больше скучаю без вас. Смотрю на ваши милые личики, и все чувства и мысли с вами, как мне хочется прижаться к вам.

Ждал от вас письмецо и, не дождавшись, решил поделиться с вами своим житьем-бытьем и развеять ужасно тяжелую тоску.

За прошедшее время нарушился график работы почты по причине сильного наводнения, и я не имею возможности говорить с вами, но я всем телом и сердцем возле вас, оберегаю ваш покой.

Прижмусь к фото, поцелую и очень жду ту счастливую минуту, когда я смогу действительно прижать вас к себе. И сколько радости будет тогда, сколько семейного счастья! Ах, как мне хочется быстрее это сделать, но магические силы всесильного держат. Почти потерял уверенность в ближайшей нашей встрече, но духа не теряю и думаю, что осталось меньше.

Тяжело работать при таком внимании и заботе, очень тяжело.

Если в ближайший месяц не сядем на колеса, буду требовать отпуск. Сколько же можно продлевать искусственную разлуку в то время, как многие наслаждаются всеми благами жизни. Да, очень много несправедливости, очень, моя любимка.

Милая Верочка, если бы ты знала и видела окружающую нас атмосферу — она дополняет тоску. Да еще не видно ничего перспективного, кроме как впасть в немилость. Много бывает кляузников из центра, да еще такие нехорошие люди, которые вместо того, чтобы доложить действительное положение вещей, докладывают другое противоположное, лишь бы накапать. Видимо, у них это в крови, но я некоторым припомню в жизни. Хотели смазать всю нашу славную работу. Ну что ж, была комиссия, проверили — все в порядке, и сказали, что этого кляузника выведут на чистую воду. Но нам сказали, что не настраивайтесь домой. А когда же? На этот вопрос они и сами не могут ответить, лишь повторяют: "По обстановке". Так обстановка такова, что пора, пора.

Видимо, родная, все произойдет неожиданно. Я чувствую по своим делишкам, что долго мурыжить не будут.

Здоровье мое такое, что и сам не пойму. Это само собой разумеется, что пока не увижу вас, до тех пор я душевно буду болен. Вес такой, с каким я уезжал, — 86 кг 700 гр. Стараюсь больше ходить. Кушаю как будто мало, но не худею, наверное, лапочка, ты сгонишь. Посадишь меня на картошечку и хорошую селедочку (такую, какую мы покупали в рыбном) и будешь сгонять, а я, кстати сказать, так бы с охоткой их покушал, особенно за столиком на кухне.

Ах, ах, одни лишь воспоминания.

Пиши, милая. Ну, бувайте здоровы, еще раз очень крепко целую вас, а тебя, любимка, еще по-ночному.

Твой верный муженька Ваня.

Поздравляю Лерочку с началом занятий, желаю успехов в учебе. Целую мамульку».

Письмо, переданное вместе с посылкой генерал-майором авиации Г.Н. Захаровым. На конверте кроме адреса надпись «Кожедуб Веронике Николаевне в собственные ручки»:

«Добрый день, мои любимые ласточки — женулька и дочурка!!!

Пользуясь удобным случаем, приездом Георг. Нефед., передаю серию фото. Всего 41 фотография, да еще отдельно у Георг. Нефед. есть несколько. Вот, посмотри на своего Ванюхастика и посочувствуй его горю.

Никак не могу вырваться, наверное, скоро выгонят. Да, это было бы лучше, чем такие перерывы в семейном счастье. Я все больше убеждаюсь, что это только цветочки в моей работе. Теперь мне ясно стало, что такое ответственность, а ее большинство боятся и юлят. Надо быть сильным дипломатом — и начальство не обидеть, и для себя хорошо сделать.

Совершенно не ясно о нашем дальнейшем пребывании. Мы попали в опалу. Думают дать отдых, а там еще тур. Я совершенно запутался. А время идет. Сегодня исполнилось пять месяцев наших боевых действий, а ранее у нас только по два бывали, да и то зимой, когда ночь длинная и не жарко сидеть в кабине. Потерял понятие о справедливости и заботе о людях.

Вокруг бушует энцефалит. Есть случаи смертельные, но нас миновало. В Чаньчуне и Харбине есть очаги чумы. Нас искололи.

Вот такая обстановка окружает нас. Так что картина неприглядная. Можно написать книгу, вернее, воспоминания о далеком расстоянии до Москвы.

Ах, скучища, скучища. Но тебя, моя милая и вечно любимая женочка, очень прошу терпеть и страстно любить меня. Будет и у нас в доме весна, весна любви и семейного счастья. Береги нашу милую дочурку.

А теперь, мои роднульки, передаю вам подарочек. Только прошу не судить. Чем богат, тем и рад.

Я сегодня прилетел в Аньшань и передаю подарок через Георг. Нефед.

В остальное он тебя посвятит.

Как я хочу побыстрее встретить тебя, любимка, и дочурку, обнять и по-настоящему расцеловать.

Целую вас бессчетно раз, а тебя, родная, и по-ночному еще.

02.09.51 г. Твой верный муж, крепко любящий Ваня.

Целую мамульку, а Лерку ругаю».

«Добрый день, мои ненаглядные любимки — женочка и доченька!!!

Сегодня у меня радостный-прерадостный день: я получил три письма от тебя, моя дорогая женуля, а то было уже сидел голоден. У меня выработался хороший аппетит, и если нет письма от тебя, то я хожу голоден. Эти письмеца почему-то задержались, видимо, виновата вода, и я представляю твое положение, милая, когда нет от меня весточки, но видишь, милая, сколько всяких препятствий на пути. Так что не беспокойся за своего мужа, он по-прежнему рвется к тебе, родная, а его все держат. Но не хочется новых неприятностей начальникам, да и ребята неплохие, а некоторые просто орлы, вот и не пущают.

А тут еще начальство сменилось, теперь Сашка принял такое же хозяйство, как у меня (Александр Куманичкин стал командиром 303-й НАД. — Н.Б.), а его… стал… Это хитрейший, без зазора совести, идет и прет по головам. Так тебе улыбается, а в душе одно желание — стереть. Вот уж кто стремится на престол. А ведь я же его в хозяйство вводил, ему не так, как нам, досталось, но к Шишкину он отправил в два раза больше нашего. Да еще до этого было две. Я этого человека понял сразу и поэтому буду очень осторожным.

Старый уезжает. Он в процессе работы изменился и был не вредным, даже говорит, чтобы я передал с ним небольшой подарочек жене. Зайду, говорит, все расскажу, а буду у большого хозяина, доложу действительную картину. (Речь идет о командире 64-го ИАК генерал-майоре авиации И.В. Белове. — Н.Б.). Так что сижу и думаю, что тебе передать.

Верочка, прошу вежливо принять его (зовут Иван Васильевич), а о чем говорить с людьми, ты найдешь, но будь умницей, только лишь мужу ты можешь выложить все. Меня здесь научили держать ушки востро.

Я тебе все расскажу по порядочку. Кажется, на горизонте что-то проясняется — или отдых, или совсем, через некоторое время сообщу. А куда после наших странствований и путешествий, это остается тайной, покрытой мраком. Но там будем посмотреть, главное, рвануть из этой дыры, а то вашего па-пульку искололи всяческими уколами против всяческой гадости, остается дать один укол (я даже бы согласился на целый шприц), это укол быстрейшей встречи. Я думаю, роднулька, и ты бы такой вынесла, да?

Прошу тебя, любимка, моя голубочка, терпи, терпи, приеду, все упорядочим. И не трать нервы на всяких Лерок, поищи хорошую домработницу, ведь твое здоровье для меня — все.

Береги нашу ласточку, как мне хочется ее обнять, потискать… Как она разбирается в музыке, боюсь, что наградил ее своим музыкальным талантом, но приучай ее к упорному труду.

Относительно шубки. Любимка, если я смогу собрать на кит. выдрочку, то приобрету, но для этого еще нужно быть до двух месяцев, так что к Новому году получится, а это для нас с тобой невыгодно.

Еще раз хочу сказать тебе, любимая женочка, что не жалей на себя денег. Тянуться за людьми с большими деньгами нам не под силу, но приличную вещицу надо иметь моей красивой лапочке.

Как мне хочется быстрее встретить вас, мои родные любимки, сесть за столик, накрытый белоснежной скатеркой, посидеть, побеседовать…

Ах, моя ты прекрасная женочка, как хочется, чтобы мечты сбылись быстрее!

Да, знаешь, Кирилл Евстигнеев поступил в Монинскую, я прочитал в газете. Рад за него. Александр Ив. Покр. на письмо не ответил, видимо, ему что-то нашептали.

Пиши, родная, новости московские.

До скорой встречи, целую вас крепко-крепко, а тебя, любимка, дополнительно…

Твой верный муженька Ваня.

Целую мамульку.

17.09.51 г.».

«Добрый день, мои любимки — женочка и доченька!!!

Получил от тебя, родная, письмецо, и мне так хочется быстрее встретить и успокоить тебя, что прямо трудно сказать. Зная твою верную любовь ко мне и чувствительность твоего сердечка, я стараюсь свято хранить память о всей нашей жизни и очень тревожусь за твои глубокие переживания. В жизни всякое бывает: и радость, и горечь, и много ложной информации, чтобы разбить семейное счастье, и кажущееся долгое молчание мужа или жены, но, моя любимая женулька, запомни одно — твой Ванюхастик будет вечно верен тебе и страстно любить тебя, он всегда будет стремиться к своей любимой семье, стараться как можно больше быть вместе с вами, мои вы ненаглядные ласточки.

И не тревожься, моя голубочка, твой воин здоров, и вина столь длительного перерыва в почте — это наводнение в наших краях, когда была выведена из строя железная дорога.

Пусть тебе никогда не будет казаться, что твой муженька тебя забывает, и прошу выбросить совершенно из головы эту страшную мысль. Не успею сомкнуть глаза, и я уже с вами, все продумаю, особенно как быстрее встретиться. Много прикладывал ума и труда, но никак не добьюсь результата.

На днях должно что-то проясниться. Не вытерпел и написал бумагу Павлу Федор. (маршалу авиации П.Ф. Жигареву. — Н. Б.), а то все соболезнуют, а воз и ныне там. Надеюсь, что скоро вырвемся, и я буду очень рад и счастлив, когда попаду в твое страстное окружение, а как я жду этой минуты…

В К… (Кубинке. — Н. Б.) бабы перепугались этого перерыва, но многие думали, что их мужья уже едут. Да, на них очень действуют неприятности, которых полно там. Попадать туда обратно? Лучше где-нибудь подальше. У всех одна мысль — когда же? А затем, когда будет все ясно, то куда же? Но я думаю, лишь отсюда рвануть и побыстрее, а то тучки на горизонте сгущаются…

В этот день я думаю, что вот должен прибыть Георг. Нефед. и вручить мой скромный подарок. Особенно меня интересует впечатление нашей дочурки: подошло ли ей платьице и как понравились книги "Ненаглядная красота" и "Серая шейка". Ах ты, наша попрыгунья. И она уже ждет от папочки писем. А какое будет переживанье, когда мы будем отправлять ее в школу, а там и время быстро пролетит и — Московский университет. И какой же будет красавица.

Приеду, все обойдем, везде побываем. Да, после воплощения генерального плана реконструкции Москвы, она станет неузнаваемой, а мы, может, будем жить на тридцатом этаже, но только при условии хорошей работы лифта. А как у нас там, видимо, по-прежнему, днями лифт не работает. Все, все решать будем вместе и добьемся хорошего. Умная женочка будет очень осторожна с незнакомыми людьми, ведь разных свор очень много, к нам стараются засылать в несколько раз больше всякой гадости, чем в любую другую страну. Так что этого никогда нельзя забывать и стараться всегда помнить.

А как с Большой энциклопедией? Прошу, мой птенчик, не пропусти ни одного томика. Книги В.И. Ленина и И.В. Сталина купи и художественную литературу не пропускай.

Целую мамульку и желаю ей выздоровления до моего приезда.

Твой горячо любящий муж Ваня.

20.09.51 г.».

«Добрый день, мои родные любимки — женуленька и доченька!!!

Очень ждал от вас письмецо, так и не дождался. Какая же досада! Опять почта выбилась из нормальной колеи. Только и радости, когда получишь письмецо, а теперь это урезали. Теперь почта будет доставляться реже. Так я вот сел и решил поговорить с вами, мои вы родные ласточки.

После того, как я получил от тебя, милая женулька, письмецо, где ты сообщила, что получила мою посылочку, вот уже прошло почти недельное время. Как это долго, как тоскливо без вас, как мне хочется прижаться к вашим теплым личикам и заглянуть в ваши счастливые глазки. Ах, время, время, ускорь ты нашу встречу!

Я вот думаю, а как ты, моя родная голубочка, не мерзнешь, ведь у вас уже похолодание. Береги себя, милая, не простуживайся, одевайся теплее.

Видимо, зимой меня вы провожали, зимой и встречать будете, и будет это напоминанием того, как до замужества ты со мной встречалась на морозе.

Николай Васильевич говорит, что вот уже почти десять месяцев мы живем с тобой, Иван Никитович, как студенты. Скоро мы окончим курсы усовершенствования.

Как он вспоминает Москву! Ничего не хотел бы, лишь бы жить в Москве. Да, ребятки из его старого хозяйства прилетают и говорят, что всего вдоволь, везде чистота и порядок.

Так, вспоминая о Москве, о своей любимой семье, прямо хочется закрыть глаза и с невероятной быстротой приблизиться к вам, мои вы птенчики…

Никак не могу вырваться в П…, но непременно должен достать твой заказ, да и дочуркин никак не могу исполнить. А может быть, она уже настолько большая, что ей кукла не понадобится? Но нет, раз обещал, то выполняй, папулечка!

Международная обстановка с каждым днем накаляется, и я думаю, что доиграются с огнем. Наши соседи очень крепнут, так что здесь прочность обеспечена, и пусть надрываются, гады, их песенка спета, но еще не исключены всякие вылазки тварей, так вот и мы пока не трогаемся. Но сколько еще будем, о том знает лишь один аллах. По моим неточным расчетам — ноябрь. Да, видимо, годишку протянем. Но не унывай, моя кристальная женочка, осталось меньше, а мы с тобой наверстаем и в дальнейшем будем умнее.

Душевного здоровья у меня нет, только физическое, да и то изморенное. Все оживет при встрече, при нашей золотой встрече, которой я жду, как рыбка воды. Одни лишь вздохи, но бодрости нельзя терять, а то совсем не поднимешься по 124-сту-пенчатой лестнице на свое рабочее место, где не один килограмм нервов я потерял за свое полугодовое существование.

Энцефалитный комар начал пропадать, а то было он наворочал бед, мое хозяйство миновал. Вообще, неприятная картина, когда на каждой минуте тебя ждет опасность, но уже настолько к этому привыкаешь, что становится незаметно все это, и лишь после, в воспоминаниях, мурашки пробегут по телу.

Быстрее надо вырываться из этого окружения, помогайте мне, роднульки. Ну, хорошо, я вот чувствую, что скоро мы встретимся, и это будет самой счастливой минутой в моей жизни. А пока крепко обнимаю и целую вас несчетное количество раз, будте здоровенькими и счастливыми.

Ваш папухастик Ванюхастик, горячо любящий свою семью Ваня.

Целую мамульку, желаю ей поправиться к моему приезду.

Привет хорошим знакомым.

4.10.51г.».

«Дорогие мои, родные любимки — женочка и доченька!!!

Обнимаю вас и крепко целую. Получил от тебя, милая моя, письмецо, очень теплое и прочувствованное. А как я жду того дня, чтобы написать: "Жди, родная, выезжаем". Но придется терпеть, а сколько — об этом трудно сказать. Но, в конце концов, может совесть заговорит у некоторых чинуш. (Далее несколько строк зачеркнуто военным цензором. — Н. Б.)

Но мы все же терпеливо ждем: наш вопрос стоит на повестке дня у сверхбольшого хозяина. Вчера сообщили, что моим пяти хлопцам присвоено один раз[71]. А это еще не вечер.

Так что, как видишь, не гуляем, а колем дрова, уже больше сотни.

Мне приходится околачиваться на земельке, отчего прямо болею, но надо быть выдержанным, ведь я тебя же поучал, родная, что не надо быть завистливым и все придет своим чередом. Но надо быть зубастым, вернее головастым, а то многое тебе положенное уплывает. А в этом деле не везет мне, или это лишь кажется на первый взгляд. Я считаю, что мне в жизни не повезло один раз — это томительная разлука. Правда, моя ты голубочка сизокрылая? Женочка, не можешь ли ты прилететь ко мне и забрать своего голубя? А то я чуть взыскание не получил, не удалось мне сломать клетку. Буду поосторожнее.

Откуда только вести берут, а может, и действительно скоро встреча? Приятно было бы встретить нам вместе Новый год, как бы хорошо нам было… Не буду расстраиваться, придет день, и все будет хорошо.

Что касается ответа коллективу теплохода, то напиши, что он стоит на вахте мира за пределами любимой Родины, радуется их успехам и желает им еще больших успехов в труде на благо Родины и отличного здоровья. Пусть пишут, по приезде напишу о себе подробнее. И на другие подобного рода письма прошу тебя, лапочка, отвечай. Отрываться нельзя, ты это прекрасно понимаешь.

Очень рад твоим успехам и очень тревожусь каждой твоей печалью. Не беспокойся за меня, все идет своим чередом. Головные боли прекратились, сильно их облегчили твои письмеца.

Пиши больше о себе и о дочурке-ласточке. Что новенького в столице?

Еще раз обнимаю вас, мои вы пташечки, и горячо, горячо целую, а тебя, моя желанная, по-нашенскому.

Твой горячо любящий муженька Ваня.

Целую мамульку, привет хорошим знакомым.

12.10.51г.[72]».

«Добрый день, мои любимочки — женочка и доченька!

Получил сегодня от вас письмецо, в котором ты, моя голубочка, очень обеспокоена моим молчанием. Спешу развеять все твои сомнения и беспокойства. Я и сам не могу объяснить, почему бывают такие перерывы. Что касается моей аккуратности с ответами на твои, роднуля, теплые письмеца, то я пишу постоянно. У меня вкралось сомнение — не перехватывает ли кто-нибудь другой, ведь ты сама знаешь о коварстве отдельных завистливых людишек. Я прошу, птенчик, отрегулируй так, чтобы письма тебе вручали в собственные ручки. А главное, о чем я прошу тебя, милая любимка, это чтобы ты не волновалась обо мне и уверенно ждала меня, а твой Ванюхастик всегда думает о вас, мои никогда незабвенные ласточки. Пусть все твои сомнения и тревоги выпадут из головы, да вселится на их место твердая уверенность в нашем семейном счастье! И никогда, лапочка, не слушай посторонних: ведь добра пожелать, пожалуй, мало найдется, а яд пустить — много. Я прекрасно понимаю, женуленька, что твое сердечко хранит большую любовь ко мне, а потому ты так сильно волнуешься. И если только почта не пришла в ожидаемый тобою день, то всякие тревожные мысли уже появляются в голове. Прошу тебя, моя кристальная женочка, навсегда выбросить плохие мысли обо мне. Живу и работаю я ради своей любимой Родины, ради своей семьи.

Ведь ты, Верочка, знаешь, что крепкая дружная семья есть основа общества, нашего социалистического государства, и большое счастье есть принадлежать к крепкой основе. Везде и во всем надо крепить семью, никогда не забывать об этом. Я это понял еще до нашего брака, родная. А как приятно открыть дверь, когда тебя с улыбкой встречает любимый человек, ощутить домашний уют, созданный этим человеком, услышать звонкий голосок дочурки: «Папа пришел!» И всякий здравомыслящий человек очень высоко ценит это. Да, женуленька моя любимая. Так что задержка почты не должна служить причиной разрушения твоего здоровья и счастья. Придет день и час, когда кончатся наши томительные муки разлуки, и я вновь буду тебя ласкать, любимочка, а нашему наслаждению и счастью никогда не будет предела.

Очень больно за нашу малышечку, маленькую балеринку, и что это на нее такое несчастье. Беру на себя все ее болезни, лишь бы она была здоровенькой и успешно осваивала свои первые делишки. Как будет приятно посмотреть на такую малышечку, когда она будет стараться показать своему папочке свои достижения, вернее, свои первые успехи. Надеюсь, что она уже выздоровела, и мои пожелания, чтобы она больше никогда не болела. Мамочка, передай доче, что папухастик должен скоро приехать, и мы сразу пойдем в кукольный театр.

Да, женуленька, уже театральный сезон начался, и, конечно, тебе скучно без меня. Обещаю, что нагоним. Я понимаю, какое развитие получает человек, наблюдая сгусток духовной культуры.

Что касается срока нашего пребывания, то это пока "темный лес", а куда потом — лес еще темнее. Да, какая несправедливость, что ребят сунули в дебри. Здесь некоторые начальники пугали, вернее, намекали нам, что, видите ли, здесь-то лучше, а вы все о доме. Им же невыгодно отпускать опытных. Но скоро должны прекратиться муки разлуки, пора же восторжествовать справедливости!

Ну бывайте здоровы и счастливы. Обнимаю и очень целую вас, а с тобой, любимка, ложусь спать.

Твой верный, горячо любящий муженька Ваня.

Целую мамульку.

19.10.51 г.».

«Добрый день, мои любимые роднульки — женочка и дочурка!!!

Сегодня у меня очень радостно на душе — получил такое теплое письмецо от тебя, милая женуленька.

А хорошо будет и им побывать, да подрожать перед энцефалитами. Здесь крылышка нет, надо соображать самому.

Как бы хорошо вернуться к Новому году, да по пути в Сибири прихватить с собой деда мороза, а то у нас здесь их нет. Вот удивление было бы для нашей Наташеньки.

За эту разлучищу я многое передумал и теперь буду стараться так жить с тобой, моя кристальная женочка, чтобы как можно больше находиться вместе и наслаждаться жизнью, восхищаться всем тем лучшим, что создал человек.

А как было бы приятно получить квартиру на Котельнической, правда, там трехкомнатные, но это не беда. Нет, видимо, придется все-таки четырехкомнатную, без кабинетика мне плоховато, а то я ведь собираюсь учиться. От Москвы отрываться нельзя. Об этом и ты, лапочка, мне скажешь.

А как украсят восемь высотных зданий нашу столицу!

Приеду, везде все обходим, облазим, я думаю, время найдем, да, моя голубочка? Я очень доволен, что ты занялась делом. Но перегружаться не надо, лапочка. Оно и время разлуки пройдет быстрее. Правда, уж долго она тянется, забодай ее комар.

А как выглядит наша лапочка? Женочка, ты ее не перегружай, ведь она еще очень маленькая. Музыка от нее не уйдет. А как мне хочется с ней прогуляться по Чистым прудам…

Относительно друзей, то я знаю, любимка, что у меня есть единственный друг, это ты родная, а остальные — постольку-поскольку. Чужая душа — потемки…

Дела мои текут по-прежнему. Правда, сегодня один не пришел[73]. Поэтому и письмо не клеится. Буду заканчивать. Не обижайся, родная, что мало написал, в следующем напишу побольше.

Обнимаю и крепко-крепко целую вас и желаю хорошего здоровья и счастья.

Твой верный, горячо любящий муженька Ваня.

Целую мамульку, очень рад, что она поправляется, желаю быстрейшего выздоровления.

26.10.51г.».

«Добрый день, мои любимые роднульки — женочка и дочурка Наташенька!!!

Не дождавшись от вас праздничного письмеца, решил поговорить с вами о том, как я проводил праздник. Первым делом сообщаю, что в этот день все мои чувства были там, так далеко отсюда — в Москве, вместе с вами.

Вспомнил, как спешили мы на Красную площадь, как немного подбросили нас на машине. Дальше парад. И кажется, это было вчера. Четыре года я ходил строевым. Ну, а в 50-м праздник прошел комом потому, что суета, подготовка в далекий путь, отрыв от любимой семьи, предстояла кошмарная разлука.

С тех пор много прошло времени, много утекло воды, много истрачено нервов.

Итак, мы праздники встречали с особой настороженностью и бдительностью. Подготовительный период закончился.

6.11. в 18.30 (по московскому в 13 ч. 30 м.) мы собрались в клубе, чтобы отметить достижения нашего Великого советского народа и наши успехи в деле выполнения задания. Ник. Вас. делал доклад. Все прошло очень хорошо. Успехи наши неплохи, но это плохо видят такие, как Павел Фед. (главком ВВС П.Ф. Жихарев. — Н. Б.) Хлопцы все отмечены, ну, а я присох. Народная пословица говорит: от богача не жди калача.

Да мне ничего и не надо, лишь бы побыстрее долгожданная встреча с вами — мои вы ненаглядные родные любимки.

На ужине понемногу выпили и поздравили вас, женушек, наших дорогих подружек жизни, с праздничком. Конечно, если бы это мы встречали дома, то ты сама знаешь, роднуля, как бы я тебя поздравлял…

А дальше тревоги, надо быть начеку.

7.11 с большим напряжением ждали "гостей", но они, зная все это, воздержались.

А в 8.11 им устроили встречу, правда, одного своего пришлось отправить в санаторий Шишкина.

Так протекает наша жизнь, очень похожая на монашескую.

Но придет долгожданная минута, и мы будем наслаждаться нашим семейным счастьем. Как я ее жду, моя ты нежная, любимая женуленька.

Из Москвы ничего поздравительного нам лично не было, видимо, в праздничной суете забыли.

Я чувствую себя разбитым, но креплюсь и тебя, мой ангел, прошу — терпи, крепись, скоро атмосфера разлуки разрядится, и мы будем очень счастливы.

Передавай привет знакомым (правда, никто меня даже с праздником не поздравил). Обнимаю и целую вас, любимки, очень крепко, тебя, моя кристальная женочка, всю, всю. Твой верный муженька Ваня.

8.11.51г.».

«Добрый день, мои любимые лапочки — жиночка и дочурка Наташенька!!!

Вчера получил от вас дорогое и теплое письмецо, за которое сердечно благодарю. Если бы был напиток быстрейшей встречи, то я осушил бы целый бочонок, такая уж жажда к вам, мои хорошенькие птенчики.

Мне так хочется быстрее обнять и приласкать ваши тепленькие головки, ах, как хочется, но разлука продолжается. Я предчувствую, что скоро ей придет конец.

Милая женочка, прошу тебя, за меня хлопотать не надо, это нехорошо, даже можно показать слабость мужа, ведь я же не заключенный. Вытерпим, только больше мужества и меньше обращать внимания на соблазны. Я охотно тебе, родная, верю, что разлука для женщины, находящейся в Москве, очень тяжелое бремя, но если человека любят и ждут, то это не страшно. Об одном прошу тебя, даже очень, поменьше посещай подружек, лучше к одной порядочной семье прибиться. Я за тебя не беспокоюсь, ведь очень знаю твою порядочность и любовь ко мне.

Одобряю твою дружбу с Тарановыми, по твоим письмам. Да и встречался с ним, видно, что они неплохие люди. Передавай от меня привет. Поблагодари от меня его супругу за оказанное тебе большое и теплое внимание.

Мои дела идут неплохо, но получить этого-самого теперь трудно, прошли нашенские времена, и вряд ли, что все будет оценено. Минула моя соколиная волюшка, сижу на земельке, и вот приходится копошиться, как навозному жуку.

Быстрее бы кончалась эта пора.

Погода у нас безобразная, два дня лил холодный дождь, теркой занимались, делишки разбирали. А вот сегодня опять шум-гам, пришлось по три раза, тяжеловато. Поэтому письмецо написал куцым, прошу не обижаться, женулька.

Еще раз крепко обнимаю вас и горячо целую, а тебя, моя кристальная Вероничка, дополнительно, как только твоя душа желает.

Твой верный друг жизни, горячо любящий муж Ваня.

Целую мамульку и Лерку.

16.11.51г.».

«Добрый день, дорогие мои любимки — женочка и доченька Наташенька!!!

Получил от вас, мои вы птенчики, письмецо, такое животрепещущее, такое милое и любимое, что даже вся моя стопудовая усталость куда-то девалась.

Прекрасная женуля, как теплят твои слова любви мое прехолодное тело. Мне кажется, что ты поговорила со мной наяву. Вот закрою глаза и всю, всю ощущаю тебя, а открою обратно — вокруг все так пусто и довольно серенько. А как надоела мне дорога такая пыльная; сопки, покрытые небольшими кустарниками, унылые рощицы и вообще все вокруг, что даже трудно описать.

Ведь только подумать — 8,5 месяца околачиваемся, но сытый голодного не вспомнит. Ребятки совсем плохо себя чувствуют, а сколько били в набат? Молчат! И холодно, и грустно, и чертовски скучно. Прямо не хочу на тебя, моя кристальная женуля, тоску наводить. Думаю, что скоро всем этим мукам конец.

…И я не верю книжным словам и песням о том, что вечно любить невозможно. Возможно! Я очень надеюсь, что твои мысли солидарны с моими, правда, моя голубочка? Ведь любовь проверяется в разлуке, и тот, кто слаб, тот становится недостойным этого священного слова, мне кажется, что такой человек не способен любить. А тот, кто выдержал все невзгоды, тот еще больше будет любить и ценить свою женуленьку, свою священную семью. Вот я мысленно представляю, как я буду ласкать тебя, моя кристальная женочка, как я буду обнимать вас, мои вы родные лапочки. Скорее, скорее приди, день нашей долгожданной встречи! Мне кажется, что все же должна заговорить совесть тех, кто послал. Ведь уже пора и по делу, и по времени. Ждем со дня на день! Мне будет очень приятно встретить свою любимку цветущей, и прошу, женуля, очень и очень рано ты начала считать свои годы — не считай, наша жизнь только начинается. Постараюсь сделать все так, чтобы наша жизнь была не скучной. Обо всем будем вместе советоваться. Хо? Я думаю, что ты, любимка, ответишь: тин хо. Как я рад, что вы так меня ждете, поверь, моя голубочка, я не меньше жду. Да оно так и должно быть.

А дочу прошу, чтобы она во всем слушалась свою прехорошенькую мамочку, тогда она секретом будет обеспечена. А если будет шалить и не слушаться, то ей папочка ничего не подарит.

Мои дела идут неплохо, но очень скучаю без вас. В санаторий к Шишкину отправили 8. Трудишка оценивается бледненько — расстояние великовато. Ну об этом наедине потолкуем. А какую надо справку в управделами? Да, все хорошо, когда ноги носят и голова на плечах. А ведь сами прекрасно понимают, где муж. Бюрократы, больше ничего не скажешь. Это лишний раз напоминает, что надо быть слитными — один в поле не воин и один в обществе — нуль. Ну достаточно, оно и так очень понятно. Да, моя лапулька, любимая. Скорее бы встреча, а пока с большим чувством обнимаю и целую вас, любимые голубочки. Твой верный муженька, Ваня.

Целую мамульку, желаю ей быстрейшего выздоровления.

14.12.51 г. Первый час ночи».

«С Новым годом, мои родные сверхлюбимые птенчики — женуленька и доченька, с новым счастьем в нашей семейной жизни.

Милая Вероничка, а как мне хотелось произнести эти слова уже дома — в семейном кругу, но, наверное, разлука решила захватить и этот год. Какая досада, какая несправедливость!

…А как я надеялся этот год встречать дома, но лишь очень предполагал, а ведь мною располагают, так, что меня ты, родная, не собираешься ругать, ты прекрасно все понимаешь, моя ты умница. Но что же поделаешь — головы вешать не будем. Уже имеем данные, что в январе конец нашим мукам и страданиям.

Вот уж нам сообщили сроки, должен быть в конце января дома или немножко захватим февраль, но я думаю, это невелика беда — наш вопрос решен свыше, и это главное.

Ребятишки прямо вздохнули. Теперь возникает вопрос — куда ж? Да и этот вопрос решен. Помнишь, родная, дорогу ко мне на родину, так в зоне московского, это строго южнее старого гнезда километров на 150. Но это не страшно. Я думаю, первые месяца 2—3 пробудем, а там меня могут купить, только куда? Ну, об этом потом будем говорить, а пока остается главный вопрос — это день нашей встречи.

Любимочка моя нежная, читая твои золотые письмеца, я насквозь вижу твою настрадавшуюся душу, но я очень прошу тебя — потерпи, осталось немножко. Не надо превращаться в злючку или пилу, не надо высыхать до желтизны. Очень прошу тебя, милая, наберись силы воли и жди. А когда тебе очень трудно станет, то выйди на улицу и походи. Надеюсь, что дотерпишь. Хорошо, моя ты красавица? Так и договорились.

Я сам последнее время потерял сон. Вот прочту, что ты не спишь, и мне не спится, но уже живу мыслями о нашей встрече, а она не за горами.

Эти липовые друзья лишь для того, чтобы с помощью нашей репутации стащить у государства лакомый кусок, ну их к лешему, всегда могут подвести. Жить честно и трудиться, иметь чистую совесть — это лучше всего. Только тогда и дышишь полной грудью. Правда, любимая?

…Очень тронут твоими заботами, родная. Я знаю, что ты все в дом, как хорошая мать и друг моей жизни, а ведь семейный уют — это материальная база любви. Как приятно, когда придешь домой, а дома есть на чем посидеть, с чего покушать. Правда, птенчик любимый? Вот приеду и выхлопочу квартиру, прямо пойду к тов. Яснову[74], думаю, не откажет. Ну, моя любимая душечка, не скучай, а быстрее меня встречай. Обнимаю и страстно целую вас несчетное количество раз.

Твой верный друг жизни, муж Ваня.

Целую мамульку и Лерку.

20.12.51г.».

«Добрый день, любимая женуленька и доченька!!!

Ждал от вас, родные, письмецо, но, не дождавшись, решил поговорить с вами и быстрее подтвердить ранее сказанное мною — да, в начале февраля я должен быть дома.

Милая женочка, как я хочу быстрее встретить вас, да так крепко обнять и долго не отпускать из "плена". Быстрее бы перевалить к Новому году, а там время пройдет быстрее: у меня в заботах к отъезду, а у тебя, родная, — в заботах о встрече приезжающего Ванюхастика…

Да, меня очень надо будет обтесывать, а тебе, лапочка, это нравится.

Ничего, Любимка, зато ты будешь горда за воспитание своего муженьки, а я буду тысячу раз тебе благодарен.

Правда, у нас кинишко бывает частенько, перекрутили все старые картины, а иногда и новые проскальзывают.

Вот позавчера смотрел кинокартину "Тигр Экбар". Она недавно шла на экранах московских кинотеатров. Вот уж ревность тигра к своей укротительнице. Да у меня не меньше, учти, любимая женуленька.

Изредка читаю художественную литературу. Вот дочитываю "Иван Иванович" писательницы Коптяевой. Свое мнение скажу по приезде. Слыхал, что в Москве уже вышла 2-я книга "Иван Иванович". Да, женуленька, будет свободное время — буду читать художественную литературу. Тебе не придется, родная, увидеть меня за преферансом…

В день получения моего письмеца я полечу в П…, думаю там по-хозяйски потратить миллионы, а то уж за второй половиной месяца — домой.

Думаю даже захватить сушеных трепанг, ведь надо ж вам откушать их. Да душистого чайку надо прихватить. Короче говоря, составлю список и буду действовать. Дела по работе текут своим чередом. Как перевалим за пятнадцатое, так и удочки смотаем, а там споем песни: "Бродяга Байкал переехал…", "Дай жизни, Калуга" и т. д. и т. п. Я надеюсь, что родная сторонушка встретит приветливо.

Приземлимся, осмотримся, отдохнем как положено, обратно работа, а там и на учебу рванем, и будем, лапочка, учиться вместе, да еще вызовем друг друга на соревнование. На эту тему поговорим дома. Хо? Главное — не отрываться, как учит история партии.

Теперь я понял, как подкосили Александра Ивановича (Покрышкина. — Н. Б.). Кстати, он ходит с прежними погонами, не слыхала ты, женуля? Ну ладно, это его дело. Рыжий играет большую скрипку, но с ним ладить — это подальше от него. Думаю, приготовим ему подарочек, а там глядишь и не обидит, ведь ему терять таких орлов нет смысла.

Мое здоровье N, лишь одной болезнью болен, и излечить меня сможешь только ты, моя прекрасная. До скорой встречи, мои вы любимые птенчики, а пока письменно обнимаю и целую вас несчетное количество раз, твой верный муженька Ваня. Целую мамульку.

24.12.51г.».

«Добрый день, мои ненаглядные любимки — женочка и доченька!!!

Обнимаю вас и крепко целую, а ведь уже так сильно хочется это осуществить в действительности. Осталось очень мало времени до очень долгожданного дня, когда мы заласкаем друг друга. Как голубь свою верную голубку, буду нежить тебя, любимая моя женуленька…

Но скоро должен прийти конец нашим страданиям, и мы вознаградим друг друга всем тем, что мы сберегли, да, моя Верочка?

У нас с каждым днем горизонт становится светлее, и уже на 20-е заказываем колеса. Остается меньше месяца.

Уже начались беспокойства: как лучше израсходовать свои миллионы, как лучше доехать, чтобы свежее предстать перед своими верными подругами жизни. Нам стоит только перешагнуть порог Нового года, как там уже быстро пролетит время, но вот путь от границы до своего порога покажется длинным. Ты, женуленька, как-то мне рекомендовала быстрее лететь на крыльях, но я тебя очень прошу, потерпи лишних пяток дней, ведь оторваться от масс — значит погибнуть. Легче будет ехать вместе, и дорога покажется короче, да и встречать собираются.

На днях Николай Васильевич получил письмо от Федорова, где тот пишет, что собирались встречать нас в ноябре, но вопрос решал большой хозяин. Пишет, что вами интересуются все, особенно Василий. Гордятся нашими успехами и воспитывают своих на наших маленьких делишках. Так что, как видишь, женуленька, потрудились на славу, ведь очень ответственное задание. Таких золотых мужей жены во сто крат должны любить больше. Есть исключения, когда мужья получают известия, что их жены погуливают. Приходится убеждать, ведь бывают и ложные доносы, но осадок очень неприятный.

Твой заказ постараюсь выполнить. До скорой встречи. Еще раз обнимаю и горячо целую вас, мои вы роднульки, а тебя, моя любимая голубочка, всю, всю, всю.

Твой горячо любящий муж Ваня.

Передавай привет хорошим знакомым. Целую мамульку и Лерку.

28.12.51г.».

«Добрый день, мои родные любимки — женуленька и доченька!!!

Весьма сожалею, что мне не пришлось обнять и горячо поцеловать вас в 1951 году. Но я жил мыслями вместе с вами; каждый день стремился к вам, мои вы ненаглядные птенчики.

Обстановка не позволила встретиться за год, тысячи километров разделяли нас…

Такой тяжелый год разлуки забыть очень трудно, много здоровья отнял он, но все должно восстановиться при нашей встрече, да любимка?

…Да, очень тяжело встречать два года без вас, мои вы любимки, без твоего присутствия, жиночка. Один Новый год я встречал в сложной окружающей обстановке, когда каждая минута грозила очень большими неприятностями, а второй год я встречаю в еще более острой обстановке. Надеюсь, что выдержу, ведь коммунисты не боятся никаких трудностей. Подниму бокал за вас, родные, за ваше здоровье и нашу быстрейшую встречу. Это будет в 5 ч. утра 1.1.52 г.

А там и на работу, ведь ухо надо держать востро. Думаю, и вы выпили за мое здоровье. Да. В 24 часа я буду чувствовать и ваш звон бокалов, и звон кремлевских курантов. Быстрее, родные, принимайте меня в свои объятия, достаточно томиться.

Очень хочу увидеть столицу и свою любимую красавицу женуленьку.

Мои дела идут неплохо. Передовая футбольная команда прибыла, так что есть полная уверенность в отправке нашей команды числа 20—24.1.52 г. Приедем играть на старое место, а как там дальше и куда, ничего не известно. Главное — благополучно доехать. Придется председателю спортивного общества готовить подарок, а то может обидеться. Все продумаем с Николай Вас, ведь он его хорошо знает. О нашей удачной игре хорошо знает председатель, так что как будто идет все хорошо. Но у такого председателя на глазах работать очень трудно, придется применять хохлацкую смекалку (а она у меня очень "смекалистая", ха, ха…). Ну, хорошо, я уже стреляный воробей, да плюс твой светлый ум, женуля, и все будет в порядке.

Слыхал, что Александру Ивановичу дали г…[75]. Не знаю, насколько это верно, но в наше время получить очень и очень трудно, наверное, совесть заговорила.

В настоящее время более серьезными делами заняты, а поэтому ждать не приходится, да и рановато еще. Ну, не буду задевать твое больное место, придет время, будешь и г… (генеральшей. — Н.Б.)

Труд никогда не пропадет даром, главное честно трудиться на благо Родины, на счастье своей семьи.

Хотя и письменно, но еще раз поздравляю вас, мои любимки, с наступающим Новым годом и горячо целую вас, а тебя, кристалл мой родной, несчетное количество раз. Желаю всем хорошего здоровья и быстрейшей нашей встречи.

31.12.51г.

Твой верный, страстно тебя любящий муж Ваня. Целую мамульку и Лерку.

Прошу писем больше не писать. До скорой встречи, любимки».

«Добрый день, мои родные любимки — женочка и доченька Наташенька!!!

В первых строках своих поздравляю нашу ласточку — доченьку Наташеньку с днем рождения, хочу пожелать ей хорошего здоровья да побыстрее встретить своего папулечку.

Да, родная жиночка, вот прямо незаметно прошло 5 лет с тех пор, как ты родила нам дочурку. Очень трудно было тебе в те минуты, но ты знала, что вокруг ходит и очень волнуется твой Ваня.

Любимая моя, тебя хочу поздравить с пятилетием материнства.

Мать — это звучит очень гордо, и, чтобы стать матерью, надо пройти великое испытание, а затем очень чутко и внимательно воспитывать ребеночка. Я вполне сочувствовал тебе, родная, что ты еще не успела сама погулять, а тут такая ответственность.

Ах, как бы мне хотелось в этот знаменательный день — 4-го января, устами и лаской поздравить вас, мои вы бесценные любимки!

Но тяжелая разлука забрала этот день. Конечно, мы не один раз будем отмечать эту славную семейную дату, но 5-ле-тие прошло. Как жаль. При встрече все наверстаем, да, мои хорошие любимочки-птенчики? Скоро встреча.

У меня такие суетные дни пошли. Приступаем тренировать вновь прибывшую футбольную команду. Пройдет две недели, и равномерный звук колес унесет твоего Ванюхастика из "лучшего" места и начнется сближение наших тел. А с каким трепетом я буду ждать нашей долгожданной встречи!

На днях вылетаю в П…, думаю, сумею выполнить ваши заказы, мои вы роднульки. Побуду денька три, хорошенько присмотрюсь да взвешу, но, вероятно, будет трудно прикидываться, ведь тяга к вам все больше начинает увеличиваться, и останутся считаные дни, когда неимоверная магнитная сила начнет притягивать меня к вам, любимки.

Пару слов о встрече Нового года.

С вечера — поверки за футболистами и тренерами. Без четверти пять утра (по-московскому 24 часа) протянули по единой за старый год — год тяжелой разлуки и благородного труда, а в 24 часа подняли бокалы за нашу любимую Родину, т. Сталина, за наши родные и любимые семьи.

Я мысленно представил тебя, моя голубочка, и нашу лапулю и выпил за ваше здоровье, счастье и нашу быстрейшую встречу. Но надо было ехать уже на работу, и наша евнушеская компания распалась. А уже первого игра в футбол. Очень тяжело и нерадостно встречать Новый год врозь. Пожелаю тебе, любимая моя женуленька, чтобы больше никогда не встречать Новый год нам раздельно.

Пока на бумаге, но и душой обнимаю и горячо целую вас, птенчики, а тебя, женочка, пламенно и страстно.

Твой верный муженька, жадно ждущий тебя Ваня.

4.1.52 г.

Целую мамульку и желаю ей не болеть в Новом году.

P. S. Женочка, ты, наверное, прекратила писать. Вот уже пришло две почты, а мне нет письмеца, очень грустно. Ну, больше не пиши!»

Возвращение. На XIX съезде. Новое назначение

Вероника Николаевна вспоминала, как, дожидаясь домой Кожедуба в феврале 1952 года, была весьма заинтригована, когда посыльный, покряхтывая от натуги, втащил в их квартиру его видавший виды дорожный чемодан:

«Я сразу почему-то живо представила себе россыпь китайской посуды, фарфор, благородные ткани, изящные, может быть, даже драгоценные безделушки и в нетерпении внутренне ликовала».

Каково же было ее разочарование, когда, раскрыв эту большую дорожную сумку, она обнаружила в центре чемодана, наряду с другим нехитрым дорожным скарбом и парой скромных отрезов, поджатую специально сделанными деревянными подпорками старую двухпудовую гирю Ивана Никитовича. Сувенирами, привезенными им из долгой командировки в Китай, были искусно сделанные шахматы с доской (30 на 30 см) и прорезной шар из слоновой кости.

«Снабженческо-доставальческую» жилку Ивана Никитовича Вероника Николаевна оценивала весьма невысоко, поэтому, увидев содержимое чемодана, она лишь коротко махнула рукой и вздохнула.

Иван, вернувшийся из длительной командировки, показался Веронике Николаевне больным и постаревшим:

«С пожелтевшим, усталым и нездоровым лицом, с беспокоящим его желудком, с витилиго на руках… На Ванечку было просто больно смотреть: так тяжело далась ему Корея».

Это уже позднее медики обратили внимание на проблему акклиматизации, на связанные с ней вопросы питания, сна и режима. Тогда же никто даже не задумывался о ее существовании. А ведь Иван Никитович пробыл в дальней командировке более года, напряженно работал и жил там в отнюдь не комфортных условиях. Однако сам лишь посмеивался над своими болячками, усугубляя их регулярным «обмытием» встреч, назначений и поздравлений. Невнимание к собственному здоровью дало о себе знать в том же году, в самое неблагоприятное для него время.

Интерес к корейской воздушной войне подогревался секретностью этих событий. И как следствие, интерес к боевой работе в Корее нашей авиации среди советских летчиков и авиационных командиров был колоссален. Вот как вспоминает свои беседы с Покрышкиным на эту тему командир одного из полков «кожедубовской» дивизии, выдающийся летчик-истребитель Герой Советского Союза Евгений Георгиевич Пепеляев:

«Александр Иванович поселил меня в своем номере гостиницы, и каждый вечер после ужина мы засиживались с ним за полночь. У нас с ним шли разговоры о воздушных боях в Корее и боях Великой Отечественной войны. Его интересовало буквально все, что там происходило. Начиная от взлета и кончая посадкой, как осуществлялось наведение и поиск, какие строили боевые порядки при поиске и в бою, как маневрировали в группах, как стреляли, какими очередями, с какой дистанции и т. д.»[76]

После «правительственной командировки» 324-я ИДД была расквартирована в поселках Инютино (196-й ИАП) и Орешково (176-й гв. ПАП) Калужской области. «Более унылого места, словно созданного специально для подавления настроения авиаторов, и не встречал», — вспоминал позднее заместитель комэска 176-го гвардейского ИАП Герой Советского Союза гвардии майор С.М. Крамаренко[77]

В апреле 1952 года, через два месяца после возвращения из Китая, 324-я истребительная авиационная Свирская краснознаменная дивизия ВВС МВО стала дивизией 78-го ИАК ПВО 64-й воздушной истребительной армии (ВИА) ПВО, в том же году переименованной в 52-ю ВИА ПВО.

Командиру были предоставлены две комнаты в просторной коммуналке на улице Достоевского, напротив здания Сбербанка, в самом центре Калуги. На этой квартире бывал он крайне редко, предпочитая ночевать в авиагородке. Вероника Николаевна с малолетней дочкой, сводной сестрой и матерью осталась в Москве.

В октябре 1952 года полковник Кожедуб был избран делегатом на XIX съезд партии. Съезд проходил в сложных условиях: после большого перерыва, при вновь обострившейся международной обстановке, при сильно постаревшем, сдававшем вожде — это был последний сталинский съезд. И все же это был съезд победителей, сумевших за семь прошедших после Великой Победы лет залечить военные раны, на новый уровень поднять обороноспособность страны. Министр угольной промышленности А.Ф. Засядько, в частности, докладывал, что угля по стране добывается в два раза больше, чем до войны. Министр В.А. Малышев рапортовал об успехах машиностроения. А.И. Микоян сообщал в своем докладе, что цены на продукты снизились по сравнению с концом 1947 года, когда была проведена денежная реформа, примерно вдвое, тогда как в ведущих странах Запада за этот же период они почти удвоились.

Но главным событием был, конечно, Отчетный доклад ЦК съезду, сделанный Г.М. Маленковым. Вот лишь несколько положений из него: «производство промышленной продукции в СССР превышает довоенный уровень», «основные производственные фонды промышленности возросли к 1952 году по сравнению с 1940 годом на 77 процентов», «важнейшим достижением советской науки за этот период является открытие методов производства атомной энергии».

Актуально и с точки зрения сегодняшнего дня прозвучали с трибуны съезда слова, характеризующие положение в капиталистических странах: «Нет больше так называемой свободы личности, — права личности признаются теперь только за теми, у которых есть капитал, а все прочие граждане считаются сырым человеческим материалом, пригодным лишь для эксплуатации. Растоптан принцип равноправия людей и наций, он заменен принципом полноправия эксплуататорского меньшинства и бесправия эксплуатируемого большинства граждан».

Через несколько лет XIX съезд постарались забыть, заменив постановку великих задач на хрущевское пустозвонство и волюнтаризм позднейших съездовских установок. В личных документах Кожедуба второй половины 50-х и более поздних годов (в анкетах, аттестациях, представлениях, характеристиках) даже не указывается, что он был делегатом XIX съезда партии.

Конечно, достижения на фронте социалистического строительства давались нелегко — путем колоссального напряжения народных сил и огромной затраты энергии и здоровья. Недаром среди «сталинских наркомов» более половины умерло, не дожив до пенсионного возраста.

Впечатлительный Кожедуб был потрясен накалом съезда, содержательностью и непоказной страстностью многих речей, хотя был уже не новичком на подобных мероприятиях. Напомним, он был депутатом Верховного Совета в течение многих послевоенных лет, с 1946 по 1961 год. Здесь, на съезде, он слушал доклады А. Василевского и В. Кузнецова, В. Малышева и А. Косыгина, А. Микояна и А. Корнейчука, Н. Байбакова и Г. Маленкова. Большое впечатление на Кожедуба произвело эмоциональное выступление Первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана М.Д. Багирова. Как известно, сын Багирова в годы войны был летчиком-истребителем, лейтенантом и погиб в воздушном бою на Курской дуге. Авиационный мир тесен, и Кожедуб конечно же об этом знал.

Краткий конспект докладов и большинства выступлений, кулуарных бесед, подмеченные нюансы поведения Сталина, мысли по развитию и боевому применению авиации Кожедуб оставил в одной из своих записных книжек. А всего их сохранилось более сотни. В них он заносил массу необходимой информации — от дневных метеорологических сводок и хозяйственных пометок до главных впечатлений дня, от списков необходимых книг до серьезных обобщений. Вот выдержки, а фактически впечатления и размышления, прослеженные по его записной книжке того времени:

«5.10.52 г. Открытие XIX съезда ВКП(б).

Затаив дыхание люди мира ждут открытия съезда. Смотрю на часы. Уже 17.00. Тороплюсь. Открытие съезда в 19.00… Еще нет 6 ч. вечера, а у Кремлевских ворот собралось много делегатов. Много пришло и любителей. Аплодируют Жукову… Входим в Большой Кремлевский дворец. При входе картина Репина "Куликовская битва. 1380" (речь идет, по-видимому, о картине А. Бубнова «Утро Куликовской битвы», написанной в 1947 году. — Н. Б.). Зарегистрировался. Прошли по Георгиевскому залу. На мраморных стенах золотыми буквами высечены названия полков, б-нов и т. д….Встретил Покрышкина… Очень быстро делегаты заняли свои места. Звонки… Рядом открытое окно. Видны огни вечерней Москвы, река Москва, движение машин. Кто же откроет съезд? Появляется т. Сталин и другие руководители. Съезд открывает т. Молотов. Долго несмолкающие аплодисменты. Ура. Аплодировал т. Сталин. Т. Сталин седой, в стальном костюме, что-то сказал т. Маленкову… Почтили память погибших в ВОВ… Звучит гимн… 21.37. т. Сталин что-то сказал т. Молотову (наверное, долго нет перерыва)… 21.55 — перерыв. 22.15 — продолжение доклада. Председательствует т. Хрущев…»

И тут же мысли, которые Кожедуба не покидали ни в какой обстановке: «Прикрытие аэродромов посадки более скоростными самолетами. Как снять блокировку? Прикрытие ЗА. До какой скорости может управлять человек? Преодоление звукового барьера. Полет на v большей звука. Торможение в воздухе. Резкость. Влияние ускорений. Влияние перегрузок на организм… Как можно больше вынести кабину вперед. Немедленно убрать прицел для лучшего обзора. Переделать ручку…

…Состав партии на 1.10.52 г. 6. 882 тыс. членов партии, в т. ч. 869 тыс. кандидатов…

… Как подготовлены КП для управления… Как умеют управлять динамикой. Сделать карту аэродромов и часы. Надо видеть всю жизнь и деятельность частей. За динамикой в воздухе судить о результатах. Необходимы полеты руководящего состава… Постоянное самообразование. Сократить рабочий день.

…Против легкомысленного забегания вперед.

6.10.52 г. Морозное утро… Покрышкин, Конев, Еременко, Мельников (секретарь ЦК Украины. — Н. Б.), Говоров, затем поздоровался Ракоши. Ген. Подгорный и Сенаторов. Отчет ревизионной комиссии.

Т. Сталина нет. Председатель т. Хрущев…

Утреннее заседание 7.10.52 г.

Сфотографировались всей авиацией с Главкомом…

Заседание открыл т. Булганин.

…Эстония

…т. Берия. Делегаты очень внимательно слушают, приложив наушники. 11.25. В зале много "седых волос"».

Далее следует конспект доклада, который неожиданно перебивается записями будоражущих его мыслей:

«Выход из боя на пределе горючего — последовательно, при очень хорошей организации прикрытия.

Научить драться меньшими силами с большими силами. Это характерно для ПВО. В ВВС наращивание сил. Очищение в-ха.

Противник подходит на предельных скоростях — патрулирующим своевременно сбросить баки и увеличить скорость.

…216 тыс. студентов обучается на Украине.

…Цементирующей силой является русский народ».

После этих слов в записной книжке аккуратно выделено: «Достаточно! Заспиртовался и прокоптился на полсотни лет. Пора строго распределить время и непрерывно совершенствоваться».

Ниже следует описание Кремлевского дворца, тезисы для собственного доклада, с которым он, видимо, готовился выступать на съезде: «…Стахановская вахта… Приветствие т. Сталина… Разложить американцев», — и короткая зарисовка:

«Встретился и разговорился с генералом Москаленко. Сзади удар:

— Разве в церкви руки за зад ложат? — это Сидор Артемьевич Ковпак[78]

…Председательствует Каганович.

… Киселев, Ростовская обл.

…Москаленко сообщил, что выдвинем на корпус. Неделин уйдет на учебу.

Встретился с актером Черкасовым — он говорит, что работы очень много. Написал книжонку про Индию, большую книгу об актерской работе с иллюстрациями…

Т. Сталин, очень подвижный и беспокойный, взял список выступающих.

…Маршал т. Василевский…»

Далее конспект доклада маршала на четырех страницах.

«…8 октября 1952 г. Небольшой моросящий дождик. Утреннее заседание.

Информация о директивах XIX съезда партии по пятилетнему плану. Сабуров. Говорит очень невнятно. В зале шум…

Перерыв на обед. В гостинице "Москва" атаковали пионеры, чуть не растащили на пуговицы.

Вечернее заседание. Поздоровался с Буденным С. М.

… Булганин…

Кузнецов.

Приветствие Ракоши с переводчиком. Низенький, бритый, в черном костюме.

Секреты победы:

1) Преданность;

2) Хорошо знать свою Родину. Справедливый, освободительный характер войны или братской помощи;

3) Жгучая ненависть к врагу. Точно знать противника — сильные и слабые стороны, количество и качество оружия;

4) Отлично владеть оружием народа, умелое его использование;

5) Знать тактические приемы. Хорошо владеть ими в процессе динамики;

6) Тщательная оценка боя, выводы и уроки;

7) Отличный быт и отдых;

8) Физическая выносливость;

9) Постоянная тренировка; поправки на восприятие при динамических нагрузках;

10) Хорошая теоретическая подготовка;

11) Тренаж на земле.

Приветствие Г. Полит — ген. секретаря компартии Англии, с переводчиком. В очках.

О награждении. Звонил Фролову[79]

Вишняков W Пепеляев

Шеберстов Митусов

Милаушкин Иванов

Сучков Заплавнев

Гончаров Алфеев

Бокач

Абакумов

Рыжков — посмертно 9.10.52 г. Утреннее заседание. Поздоровался с Василевским и ген.-полк. Кузнецовым[80]

10.10.52 г. Утреннее заседание.

Доклад Н.С. Хрущева. О сроках созыва пленумов. Оживление в зале. Короткие сроки перерывов между пленумами, и все время делегатов уйдет на заседания…»

Вновь страница записной книжки фиксирует тревожащие Кожедуба мысли:

«Кузнецову. Хочу получить ответ, какие ошибки были за командировку, чтобы рассеять ложные слухи о работе НАД.

Почему так долго задержался наградной материал?

О неправильном комплектовании дивизии.

За безаварийность, вылеты и сбитые?

Клевета, что уголь, если не обожжет, то замарает.

Одно клеветническое заявление проверяло до 40 человек! Клеветников надо наказывать, а кого опорочили — награждать.

…Перерыв. Сфотографировались втроем: Жуков, Покрышкин и я.

Приветствие. Морис Торез. Он сидя приветствует. Наверное больной. С переводчиком.

— Французский народ никогда не будет воевать против СССР. Уже более 6-ти лет французская буржуазия ведет несправедливую войну против вьетнамского народа.

При здравице в честь XIX съезда т. Сталина все встают. Встал и Торез.

Фурцева — московская парторганизация. Идейно-политическое воспитание народа… За период с XVIII съезда интеллигенция выросла в три раза…

Костромская партийная организация. Пред. колх. "12-й октябрь" Малинина Прасковья Андреевна. Костромской район, с. Саметь. 267 дворов, около 800 жителей.

Поскребышев в генеральской форме.

Внутреннее сознание людей отстает от их бытия.

Соц. собственность. Лица, покушающиеся на соц. собственность, являются врагами народа. Крупнейшие хищения соц. собственности…

Приветствие ген. секретаря КП Испании Долорес Ибаррури. Аплодисменты. В черном платье. Поздоровалась с Морисом Торезом. Очень сильный голос. Седая, выше среднего роста. Говорит с темпераментом. Плачущий голос. Здравица за Сталина. Аплодисменты. Даже не потребовался переводчик.

Приветствие ген. сек. народно-социалистической партии Кубы.

Вечернее заседание.

Встретил дважды Героя Сов. Союза Федорова…

Разобрать случаи отказов в воздухе с-тов МиГ-15.

Идет на петлю — заклинение управления.

РП должен быть готов записать передачу от летчика, терпящего бедствие…

На съезде познакомился с маршалами и полководцами, с секретарями обкомов, со своими земляками.

С Председателем Президиума УССР Гречухой собираемся доложить т. Сталину о сдаче государству…

Актер Черкасов.

Предколхоза, Герой Соц. Труда Малинина, 4 ордена Ленина.

Паша Ангелина.

Приветствие представителя компартии Индонезии. Черноватый… Очень хорошо выступил.

Приветствие компартии Венесуэлы. Звонко сказал "янки" (смех).

Приветствие компартии Алжира…

11.10.52. Моросит дождик. Утреннее заседание.

Прения…

…Телеграмма от КП США. Зачитывается текст приветствия нац. комитета КП США…

Слово для приветствия Вильгельму Пику. Социалистическая единая партия Германии.

Швеция. Выше среднего роста седой. Поклонился…

Максимальное внимание летному составу. Посмотреть, кто раньше из техников был летчиком. Иметь список всего летного состава…

…Об атомной бомбе.

Скоро будем летать с глобусом.

Мои соображения:

1) Самолет-перехватчик в любых условиях является переходным этапом для самонаводящихся снарядов;

2) Ручку переделать, кнопки. Прицел, приборы. С учетом максимального отклонения. Стрелок — учить… Антиперегрузочный костюм;

3) Радио;

4) Локатор;

5) Мощный привод. Дело идет к укрупнению;

6) Новую карту для летчика-реактивщика. Брать крупные н/п, шоссе, реки, озера, лесные массивы;

7) Какой должна быть транспортная авиация? Оперативность во всем.

8) Таран на МиГ-15. Играем как дети. В современных условиях, на v=800 трудно перехватить…

Очень много выступлений. В зале уже шум. Пора прекращать прения. Даже появилась вялость аплодисментов.

Не могу спокойно сидеть, когда вижу, как много надо сделать, чтобы прикрыть многое. Внести изменения в организационное строение полка…

13.10.52. Простудился. Сильно болит голова.

Уже 11.00. Небольшое запаздывание. Наверное, будет т. Сталин. Нет. Утреннее заседание. Предложение Кагановича».

На этом записи Кожедуба на съезде обрываются.

14 октября 1952 года, в перерыве между заседаниями съезда, Иван Никитович неожиданно потерял сознание. Прямо из Большого Кремлевского дворца он был привезен в кремлевский госпиталь. Нелегко далась ему работа в Корее. Не прошли бесследно для здоровья и бурные встречи на Родине с братьями-летчиками, да и не только с летчиками.

Находясь в госпитале, он еще более подробно вел свои записные книжки. В них проскакивают то оптимизм, то уныние, то неизменный кожедубовский юмор:

«19.10.52. Вот уже 5-й день моих мук и страданий в одинокой палате № 1…

…1) Еще глубже изучить атмосферу, все ее явления — летчик-истребитель должен летать в любых условиях, атмосферные явления должны ему помогать.

Помнить слова Сталина: летать выше всех, дальше всех, быстрее всех.

2) Тщательно изучить человека. Заняться медициной.

3) Как формировать характер летчика-истребителя — о воздушной войне, о великих неожиданностях, прикл. аспекты. Собирать, обобщать и писать.

Привить летчику любовь к книге и физкультуре.

20.10.52. Лежу 6-й день. Дело пошло на поправку… Если похожу, начинает болеть голова. Дядя Вася парикмахер — Василий Никитич — парикмахер с 1935. Вспоминал, какой приятный в обхождении был маршал Толбухин.

Первым делом, да и всегда, напоминать боевую задачу соединению (части).

Учить драться в открытом бою, где побеждает умение владеть самолетом и метко стрелять. Прием "из-за угла" применяет большинство охотников. Охотник должен хорошо знать диапазон скоростей. Но у меня была привычка лезть в кучу.

Вспоминаю Аньдун… Как там было растоптано наше пионерское начало в командовании с земли. Все это Лобов и Благовещенский. Наверное, сильно накапали Савицкому, который сумеет перешагнуть трупы и не поморщится, а внешне — деляга».

В конце октября Кожедуба выписали из госпиталя, а 25 ноября 1952 года в его семье появился долгожданный наследник.

В честь отца Ивана Никитовича сына назвали Никитой. Кожедуб не скрывал радости от появления сына, но, «обмывая» это событие после болезни, старался быть аккуратным. Свою Вероничку каждый день одаривал какими-нибудь подарками.

Боевая подготовка дивизии шла достаточно успешно, о чем не раз писали проверяющие. Но освоение новой техники и переучивание молодого летного состава приводило к авариям.

«…Только за последние 6 месяцев 1952 года в дивизии произошло 31 летное и 12 чрезвычайных происшествий. В частях дивизии продолжают иметь место случаи самовольных отлучек и пьянства военнослужащих.

Лично полковник Кожедуб как летчик подготовлен всесторонне. Летную работу любит. Лично дисциплинирован и исполнителен…» — писал, в частности, в характеристике Кожедуба генерал-полковник Нагорный.

В марте 1953 года, вскоре после смерти И.В. Сталина, Иван Никитович получил предварительное назначение на авиационный корпус, дислоцированный под Ярославлем. Он вылетел на место, чтобы оценить обстановку, посмотреть на летный и командный состав.

23 марта 1953 года над аэродромом Орешково, где дислоцировался 176-й гвардейский ИАП, при совершении ночных полетов около 22.15 произошла катастрофа. В идущий на посадку МиГ-15, пилотируемый гвардии полковником Д.С. Титаренко, врезался УТИМиГ-15, в спаренной кабине которого сидели инспектор дивизии гвардии подполковник К.Я. Шеберстов и его верный ведомый, а теперь напарник, комэск гвардии майор И.А. Лазутин. При столкновении все летчики погибли.

Слухи о катастрофе прокатились по всем ВВС. Погибли сразу три известных летчика-истребителя, многократных орденоносца, три ветерана Великой Отечественной и корейской войн… Среди погибших был Дима Титаренко — «Старик», добрейший, немного рассеянный на земле человек, старейший летчик 176-го полка, помощник командира дивизии по ВСС. Он был верным боевым другом Кожедуба с 1944 года. В паре они совершили десятки боевых вылетов во время Великой Отечественной, вместе работали в Корее… Для Ивана Никитовича гибель трех летчиков была тяжелым личным потрясением. Всех троих он хорошо знал лично, знал и их осиротевшие теперь семьи.

Катастрофа произошла, когда полетами руководил заместитель командира дивизии полковник В.С. Чупрынин. Комиссия установила ошибки в его действиях, и он был уволен из армии.

Происшествие было слишком тяжелым, и было решено наказать и командира дивизии, несмотря на то что в момент катастрофы он в соединении не был, а по приказу командования находился от места происшествия за сотни километров. Его назначение на должность командира истребительного авиационного корпуса было отозвано, и еще на два года его оставили на прежней должности. Таким образом, Кожедуб, виновность которого в катастрофе найти трудно, был наказан «неназначением» на вышестоящую должность.

Жизнь тем временем шла своим чередом. Постановлением Совета Министров СССР № 2050 от 3 августа 1953 года полковнику Кожедубу И.Н. было присвоено звание генерал-майора авиации.

В том же 1953 году из печати вышел 21-й том Большой Советской энциклопедии. Однажды, приехав домой со службы, Иван Никитович, торжественно и загадочно улыбающийся, не снимая кителя, сел за стол и медленно раскрыл перед Вероникой Николаевной и маленькой Наташей это солидное академическое издание. Жена сразу увидела знакомую «парадную» фотографию и прочитала название статьи — «Кожедуб».

Статья была короткой и точной, в ней, в частности, говорилось: «Кожедуб — один из наиболее талантливых летчиков советской авиации, разработавший новые приемы воздушного боя в период Великой Отечественной войны». В третьем издании БСЭ эта характеристика исчезла, уступив место перечислению должностей, служебных итогов и наград.

В должности командира дивизии Кожедуб пробыл до 14 февраля 1955 года, когда был направлен на авиационный факультет второй в своей жизни академии.


Загрузка...