Кожное лекарство

ИЗБАВЛЕНИЕ — гласили выцветшие печатные буквы.

Кто-то вырезал два простых креста по обе стороны от названия. Они выделялись, как знаки колдовства на письменах. Кейб почувствовал, как у него сдавило горло, он с трудом втянул воздух в легкие.

Пока они ехали вниз, в зловещее сердце деревни, казалось, что все это место разлагается, гниет, как туша какого-то проклятого животного. В стенах зияли огромные дыры, а крыши проваливались внутрь.

Окна разбиты, ставни хлопали на ветру. Все вокруг было выветрено до однородного серого цвета, как кладбищенский мрамор. Огромные, жуткие тени выползали из искореженных дверных проемов и обрушившихся лестничных колодцев, ложась на грязные улицы черными лужами.

Кейб и Седобровый привязали своих лошадей к коновязи и замерли, чувствуя, как аура Избавления наполняет их, словно сочащийся яд.

Сорняки росли прямо на улицах и прорастали из дощатых тротуаров, которые были искривлены и покрыты инеем, а некоторые — совсем сгнили.

Кейб осторожно вытянул из седельной сумки винтовку, резко втянул морозный воздух и произнёс:

— Ну что, Чарльз? Как ты смотришь на то, чтобы осмотреться здесь?

Седобровый стоял рядом с лошадью; его длинные седые волосы развевались на ветру. В руках у него была винтовка.

— Если ты считаешь это правильным, белый человек…

Кейб вовсе так не считал. Одного ощущения этого места было достаточно, чтобы заставить человека вскочить на лошадь и скакать до тех пор, пока поселение не останется позади. Воздух был гнетущим, почти физически тяжелым, как будто это был не воздух, а что-то скользкое и влажное.

Всепоглощающее, почти туманное ощущение пагубности заставляло Кейба чувствовать себя жалко. Он боялся идти дальше, боялся прикасаться к чему-либо. Как будто зараза найдет его, сделает частью того, что вырвало кишки — и душу — из этого места.

Он стоял на тротуаре перед тем, что когда-то могло быть салуном. Потрескавшаяся вывеска скрипела на петлях над головой, но она была совершенно не читаема, буквы стерлись ветром и непогодой. Только смутные очертания. Возможно, голова лошади.

— Ты хочешь сказать, что это место пошло ко всем чертям только с тех пор, как появился этот Кобб? — поинтересовался Кейб. — Похоже, оно было заброшено много лет назад.

— Именно так, — ответил индеец.

Он рассказал Кейбу, что первоначально город назывался Шоуксвилл, в честь своего отца-основателя, Шоукса Тьюбери — янки из Новой Англии. Тьюбери обнаружил в холмах месторождение и построил здесь поселение, вероятно, чтобы превратиться в один из портовых городков.

Ему принадлежало все. Более пятисот-шестисот человек жили в городе и работали на рудниках еще в 1865 году, но потом руда кончилась, и железная дорога прошла мимо… и городок вымер.

— Я слышал, что Тьюбери уехал последним в 70-м году. Это место пустовало до тех пор, пока два года назад сюда не въехали мормонские поселенцы, решившие перестроить его под себя. Не похоже, чтобы они в этом преуспели.

Кейб тоже так думал. Он окинул взглядом улицу.

— Мы зря теряем время, Чарльз. Не может быть, чтобы здесь никого не осталось.

— Именно это мы и приехали выяснить, не так ли?

Чертова индийская логика. Она всегда была такой чертовски черно-белой. И как раз тогда Кейб понял, что у него есть веская причина вытащить их отсюда. Он подошёл к двери старого салуна. Здание было повреждено водой, дверь искорёжена.

Кейбу пришлось навалиться плечом, чтобы открыть её. А потом она чуть не слетела с петель. Внутри стояли пыльные столики и заплесневелая барная стойка. Сквозь щели внутрь залетали листья.

Кейб перешагнул через мумифицированное тело крысы, отчетливо слыша стук своих сапог и шпор по кривому настилу. За стойкой бара стояли пустые бутылки и стаканы. Несколько пошлых картин со шлюхами были заляпаны грязью и затянуты паутиной.

Кейб просто стоял и слушал, слушал, слушал. Он ничего не слышал, но всё чувствовал. Город не был пуст. Не в обычном смысле этого слова. Это было всепоглощающее ощущение… присутствия.

Как будто жители деревни прятались, играя в какую-то идиотскую игру. Просто ждали, чтобы в какой-то момент хлынуть из подвалов и закрытых ставнями чердаков, чтобы показать этим двум незваным гостям, какую игру они затеяли.

И это больше, чем всё остальное, пробирало Кейба до костей.

Он вытащил из кармана своего суконного пальто свернутую сигарету и поджёг её. На самом деле он не хотел курить, но ему нужно было ощутить запах чего-то еще, кроме вони этого города.

Потому что здесь, в этом пустом салуне, вонь была ужасной. Глубокий, всепроникающий запах разложения и вырождения, который говорил ему, что этот город был разрушен, загрязнен до самой сердцевины.

Он не мог определить источник этого запаха. Отвратительная, зловещая атмосфера погребальных ям и оскверненных могил. Кейб не был склонен к суевериям, но в тот момент… он не хотел бы оказаться в этом поселении после наступления темноты. Он вскоре просто перерезал бы себе вены.

— Идём, — позвал он Седобрового.

С винтовками в руках они осмотрели старый бар, заколоченный танцевальный зал, разрушенные комнаты наверху. И везде было одно и то же.

Множество пылинок, плавающих в воздухе, много грязи и гниющей мебели — но больше ничего. Они находили здания, где были следы, отпечатанные в пыли, но людей нигде не было видно.

Они брали с собой лошадей, когда шли по улицам, потому что животные стали нервными и пугливыми. Не было никакого сомнения, что они тоже это чувствовали, чувствовали и хотели уйти как можно скорее.

Кейб и Седобровый не заглядывали в каждый дом или здание. Были такие места, куда они просто не могли заставить себя войти. И многочисленные тупики, где крыши нависали до такой степени, что создавали океаны дрожащих теней — настолько непроницаемых, что ничто не могло заставить двух мужчин исследовать их.

Но куда бы они ни шли, они чувствовали эту духовную скверну, эту безумную ауру чумы. В нескольких зданиях они слышали шаги в пустых комнатах или царапающие звуки изнутри стен. А однажды — шепот из темного, мрачного подвала.

Но когда они всё же решились войти внутрь, там никого не оказалось.

Кроме этого, единственными звуками были стоны ветра и стук их собственных сапог, переступающих через повалившиеся доски. Но это не убедило Кейба в том, что он все это выдумал. Потому что там был кто-то… или что-то. Позади них, впереди них, вокруг них. На крышах или в подвалах.

Краем глаза он не раз замечал какое-то движение. И в одном нельзя было ошибиться: за ними следили. Глаза смотрели на них из-за темных углов, злобно выглядывая из-за закрытых ставнями окон и темных, влажных мест.

На окраине города они обнаружили несколько бревенчатых домов, в которых недавно кто-то жил. Кровати были застелены, столы накрыты, дрова сложены и хлева убраны.

Все было покрыто пылью, и это заставило Кейба подумать, что кто бы ни жил в этом городке, он уехал в адской спешке. В этой части страны времена всегда были суровыми, и никто не бросал свои вещи и пожитки без реальной, чертовски веской причины.

В одном из домов они нашли пожелтевшую кость.

Она лежала посреди комнаты на полу. Человеческая бедренная кость. Кейб с Седобровым осмотрели её со всех сторон и пришли к единому мнению: следы на её поверхности были оставлены чьими-то зубами.

— Что ты обо всём этом думаешь? — спросил, наконец, Кейб.

Седобровый лишь покачал головой:

— Я думаю, что всё гораздо хуже, чем то, что говорят люди. Что бы здесь ни случилось… наверно, я не хочу знать правду.

Кейб посмотрел ему прямо в глаза.

— Ты боишься?

— Чёрт, да ещё как!

И Кейб тоже был напуган. Никогда прежде он не испытывал такого ужаса. И что еще хуже — с ним было справиться гораздо труднее, ведь он даже не знал, чего боится. Только понимал, что если это нечто протянет руку и коснётся его, он свихнётся.

Они нашли конюшню, в которой стояла дюжина лошадей. Все они были живы, и у них было много еды и воды. Рядом лежали седла и поводья. А на скамейке даже были разложены подковы и гвозди.

— Здесь кто-то есть, — произнёс Кейб.

Они проверили старую тюрьму, а потом и единственную церковь в городе. Её шпиль был высоким и покосившимся, а крест и вовсе отсутствовал. Если и было место, которое мормоны держали бы в полном порядке, то это была церковь. Она стояла в конце заросшей сорняками дороги, окруженная ржавым кованым забором с заострёнными угловыми столбами, которые поднимались на полтора метра над головой…

Церковь была страшной и неприветливой; казалось, она может упасть в любой момент. Окна были заколочены досками, и от них исходил странный запах.

Седобровый остался стоять с лошадьми у изгороди, а Кейб поднялся по шатким ступеням и попробовал открыть железную дверь.

— Заперта, — облегчённо выдохнул он.

— Видишь, что вырезано на двери?

Кейб присмотрелся.

Он не был образованным человеком, но умел читать. И много читал за время своих поездок, чтобы скоротать время. На лицевой стороне двери он увидел вырезанные знаки и символы, обычно связанные с колдовством и черной магией — пентаграммы, пентакли и перевёрнутые кресты.

Как бы то ни было, он увидел достаточно.

Они оба вскочили в седла и в последний раз проехали по этим улицам; оба не выпускали оружие из рук. Тени удлинялись, и они слышали шорохи, бормочущие голоса, отдаленные скрипы… будто то, что жило в Избавлении, стремилось выбраться наружу к заходу солнца.

Из городка Кейб и Седобровый выскакивали так, словно за их спинами разверзся ад. И это было недалеко от истины.

— 17-

Уже давным-давно стемнело, когда Кейб наконец нашёл Диркера в убогой ночлежке под названием «Дом Ма Хеллер», расположенной по эту сторону Горизонтального Холма, в местном квартале красных фонарей.

Он искал шерифа по всему городу с тех пор, как вернулся из Избавления, и нашел его, сидящего верхом на серой кобыле и глядящего на здание.

Кейб завел его в местный салун под названием «Материнская жила» и заказал теплое пиво.

— Пусто? — поинтересовался Диркер.

Кейб пожал плечами.

— И да, и нет. Там точно что-то есть, но я не уверен, что именно.

Диркер пристально посмотрел на Кейба взглядом своих льдисто-голубых глаз.

— Поясни-ка.

Кейб, не торопясь, рассказал шерифу все, что узнал об Иизбавлени и Джеймсе Ли Коббе, и о том, что, по его мнению, вырождение этого места было определенно связано с этим человеком.

По крайней мере, это казалось вероятным. Из-за того, что там что-то было не так, это место превратилось из богобоязненного мормонского анклава в мерзкую дыру для паразитов. Для этого ведь должна быть какая-то причина?

Диркер не смеялся над ним и не отмахивался. Он молча пил пиво, слушая рассказ Кейба.

— Я допускаю, что там произошло что-то странное… но колдовство? Сатанизм? Господи, Кейб, я не могу так просто в это поверить.

— Я не виню тебя Диркер. Ни капли. Я и сам бы не поверил в этот бред, если бы не видел собственными глазами, — кивнул Кейб. — Думаю… думаю, нужно организовать отряд и отправить туда. Или даже призвать армию. Не знаю… Но что-то точно нужно делать.

— Тогда почему ты сам этого не сделаешь? Я сказал Форбсу, что ты подходишь для этой работы.

Кейб бросил на Диркера быстрый взгляд.

— Я… Я ценю это. Но все происходящее мне одному не по зубам. Даже тех денег, что он мне обещал, не хватит, чтобы я согласился в одиночку идти в Избавление. Это место должно быть выкорчевано и выжжено дотла.

Но Диркер всё ещё сомневался.

— Когда придёт время, решение буду принимать я.

— Черт тебя дери, шериф, — вздохнул Кейб. — Послушай, дело не в том, кто здесь главный. Дело в том, что в этом месте живёт что-то чертовски неправильно, и с этим надо что-то делать.

Но Диркер только ответил, что он всё обдумает и, возможно, проведет более углубленное исследование самостоятельно.

— Ты не понимаешь того, — сказал ему Диркер, — что здесь есть нечто большее, чем просто сумасшедший городок.

В нём существовали Линчеватели, и прошлой ночью они совершили набег на Искупление. И ходили слухи, что мормоны позвали сюда Данитов, и теперь все стало совсем плохо.

— При таком положении вещей, Кейб, я не могу позволить, чтобы все мои люди рыскали вокруг этой заброшенной деревни; особенно учитывая то, что происходит.

Кейб всё понимал, поэтому просто ответил:

— Рано или поздно, шериф, с этим придется разобраться. И я надеюсь, что это произойдет до того, как погибнет или пропадет без вести ещё больше людей.

Диркер согласно кивнул.

— Но прямо сейчас, — мрачно сказал он, — как насчет того, чтобы обсудить, почему я здесь, а не в своем офисе? Что скажешь?

Кейб допил пиво.

— И почему ты здесь?

— Это касается твоего друга Фримена.

А ещё это касалось Душителя Города Грехов. Диркер рассказал Кейбу, что всего несколько часов назад — перед самым закатом — убийца нанёс ещё один удар, распотрошив очередную проститутку.

Её звали Кэролин Риз, и она работала в «Старом Серебряннике». Но на этот раз законникам повезло, потому что незадолго до случившегося её видела с мужчиной другая проститутка.

Кейб слушал предельно внимательно.

— И?

— И описание было такое: высокий мужчина, узкие скулы, убийственный взгляд. Носил ковбойскую шляпу и пыльник. А ещё — звезду техасского рейнджера.

Кейб почувствовал, как у него закружилась голова, а в ушах зазвенело.

— Фримен… Господь милосердный, я знал, что с ним что-то не так, но… Чёрт, я не думал, что настолько!

Диркер кивнул.

— Ну, так уж вышло, что я телеграфировал рейнджерам в Абилин. На них работал парень по фамилии Фримен. Но он исчез около полугода назад в Вайоминге. Это был невысокий, полный мужчина с повязкой на одном глазу.

— Значит Фримен — точнее, тот, кто себя за него выдаёт, — просто присвоил себе чужую личность?

— Похоже на то, — согласился Диркер. — И так уж случилось, что Фримен снимает комнату в «Ма Хеллер».

Кейб встал.

— Ну что ж, давай покончим с этим ублюдком.

Диркер слегка улыбнулся.

— Думал, ты уже не предложишь.

* * *

Дверь в комнату Фримена выбил Кейб.

Он ударил по ней ногой, и Диркер вошёл внутрь с обрезом в руках. Но театральность была излишней, потому что Фримена в комнате не было. Если честно, там вообще ничего не было. Шкаф был вычищен, а бюро пустовало. Сукин сын снова пустился в бега.

Но он оставил прощальный подарок людям, которые, как он, вероятно, знал, будут преследовать его: человеческое сердце в банке со спиртом.

Кейб и Диркер молча смотрели на орган, плавающий в жидкости. Он был бледным и раздутым, до неприличного настоящим. Казалось, он мягко и медленно двигался.

— Полагаю, нет никаких сомнений, что он и есть Душитель Города Грехов, — прохрипел Диркер.

Кейб лишь кивнул в ответ, потому что добавить ему было просто нечего.

Этот ублюдок снова ускользнул. Хорошо было только то, что Кейб видел его и теперь точно узнает, когда представится такая возможность.

Но он все еще не знал, кто такой Фримен, и откуда он пришел. А годы охоты за людьми научили его тому, что нехватка информации делает работу более хлопотной.

И теперь «Фримен» мог появиться где угодно.

И он обязательно появится.

— 18-

В Искуплении свистели пули.

Линчеватели снова двинулись в атаку, но на этот раз мормоны были готовы к битве. По крайней мере, так они думали. Даниты приказали горожанам оставаться в своих домах и хижинах и крепко запереться. Чтобы переждать бойню.

Даниты хотели, чтобы они придерживались учения Бригама Янга, которое проповедовало избегать насилия любой ценой. Если пришлось бы убивать, то это сделали бы Даниты.

Поэтому мормоны затаились.

А снаружи развернулось поле битвы.

В течение первых десяти минут трое Линчевателей были убиты, а четвертый тяжело ранен. А вместе с ними и два Данита, которых всё же достали пули, несмотря на укрытия.

Казалось, была ничья. Тупик.

Калеб Каллистер сделал все, что мог, чтобы управлять своими войсками и организовать атаку с военной точностью, но его парни не желали подчиняться. Они хотели стрелять. Жечь. Убивать и грабить.

Они видели в мормонах причину всего, что когда-либо шло не так в их жизни. И вот почему Каслов, Маккратчен и Реттинг были теперь мертвы, а Чиверс стонал на улице с вывороченными кишками.

Калеб видел, что тот не жилец.

Остались лишь Каллистер и Уиндоус.

Плохая новость была в том, что теперь их превосходили по количеству раз в двадцать, если не больше. Хорошая — в том, что у них оставался динамит, который Маккратчен украл из шахты.

Идея Каллистера состояла в том, чтобы отправиться в Искупление и сразу забросать их взрывчаткой, но другие хотели пострелять, и всё пошло к чертям.

Они с Уиндоусом прятались за баррикадой из дров, прислонившись спинами к внешней стене конюшни. Побег им вряд ли удастся, по крайней мере пока…но с другой стороны, при таком расположении Даниты не смогут захватить их врасплох.

Тупик.

Однако сейчас стояла глубокая ночь, и было темно, и всякое могло случиться. Горело несколько костров, большинство из которых были разведены Линчевателями, и света, который они отбрасывали, было достаточно, чтобы видеть и стрелять.

Двое горожан выбежали с ведрами песка и воды, чтобы потушить пожар, который начался в тюках сена и быстро поднимался по стенам конюшни.

Уиндоус поднял свой карабин. Едва прицелившись, он выстрелил, быстро перезарядил и снова выстрелил. Двое мужчин с вёдрами замертво свалились на дорогу.

— Еще две дохлых гниды, — сказал Уиндоус.

Шквал ружейного огня задел бревенчатую баррикаду, за которой они прятались, когда Даниты попытались расстрелять их, причём обстрел шёл не менее чем из четырех разных мест. Каллистер и Уиндоуз ответили огнем.

Каллистер не сомневался, что Ангелы Разрушения пытаются обойти их с фланга. Наверное, ползут по крышам, чтобы прицелиться в них. Но в темноте это будет не так то и легко.

Еще больше пуль вонзилось в их заградительный вал; щепки полетели, как шрапнель. На улицу выехали верхом два Данита. Уиндоус выстрелил одному из них в горло, и вокруг него вновь засвистели пули.

Каллистер не стал возиться с пистолетом: он схватил динамитную шашку, поджег фитиль и бросил её во второго всадника в тот момент, когда Уиндоус сразил его товарища.

Это был идеальный бросок, потому что динамит угодил прямо на колени Даниту. Он увидел, чем это было, хотел отбросить его в сторону, но каким-то образом ухитрился зажать горящий фитиль между собой и лошадью.

Раздался рокочущий взрыв, и Данит вместе с конём разлетелись по улице кровавыми ошмётками, которые какое-то время ещё дымились.

Даниты такого не ожидали.

Каллистер поджёг следующую шашку и швырнул её в стоящий напротив деревянный дом, из которого их обстреливали.

Вся передняя часть здания вспыхнула, как сухая щепа, а то, что осталось позади, рухнуло вниз, похоронив заживо всех, кто пережил первый взрыв. Пылающие куски дерева дождем посыпались на город. На месте дома остался пылающий костёр.

— Мы их сделали, — пробормотал Уиндоус. — Да, чёрт возьми, сделали!

— Теперь их ход, — ответил Каллистер.

И Даниты ответили.

Полдюжины всадников атаковали их позицию. Они были рассредоточены с почти военной эффективностью. Каллистер смотрел, как они приближаются, и вынужден был признать, даже самому себе, что эти Даниты были отважной компанией, посылающей к хренам самого дьявола. Круче любого мужчины, с которым он когда-либо дрался. В развевающихся черных плащах и широкополых шляпах, как у священников, они действительно представляли собой примечательное зрелище, разъезжая с дымящимися пистолетами.

И всё же их стратегия была слишком очевидна.

Всадники пытались выкурить Линчевателей из их нор. Используя себя в качестве приманки, Даниты ехали прямо в пасть самого льва, чтобы их товарищам предоставился удачный момент для выстрела.

Но их план не сработал.

Еще несколько динамитных шашек были переброшены через вал. И не две или три, а пять-шесть, которые приземлялись одна за другой и приводили к цепи оглушительных взрывов, которые не только растерзывали лошадей и всадников, но и выбивали окна домов и выбрасывали всадников из седел. Ударные волны буквально сбивали людей с крыш.

Что бы ни задумывали Даниты, от этого пришлось отказаться.

Они уже потеряли десятерых, и столько же оказалось раненых. На ногах осталось лишь четверо или пятеро.

В течение следующего часа тишина нарушалась лишь редкими выстрелами, чтобы обе стороны знали, что противник не сбежал.

А побег был именно тем, над чем размышлял Каллистер.

Особенно когда дюжина всадников хлынула вниз по улице, и едущий впереди размахивал белым флагом, привязанным к стволу винтовки. В них никто не стрелял.

Мормоны потребовали, чтобы вновь прибывшие назвали себя, однако незнакомцы лишь продолжали махать флагом и улыбаться, не слезая с лошадей.

— Не нравится мне это, — пробормотал Уиндоус.

Каллистер был с ним солидарен. Во всем этом было что-то очень неправильное. И откуда в воздухе появился этот горячий газообразный запах, похожий на запах прогорклого мяса?

Семь или восемь всадников рысью направились к позициям мормонов. Остальные во главе с человеком с белым флагом поскакали к укреплению линчевателей.

Мужчина с белым флагом спешился и произнёс:

— Я не вооружён.

Уиндоус велел ему держаться на расстоянии, но мужчина подошёл прямо к нему и… странная штука, на полпути с ним что-то начало происходить; он начал странно двигаться, и от него донёсся очень странный запах.

Каллистер резко втянул в себя прохладный воздух.

Ибо он видел бледный лунный свет, отражающийся от голой кости, как будто у человека с левой стороны не было лица. И то, что он увидел, подтвердило его предположение: гротескный, нечеловеческий череп, связанный грубыми лоскутами мышц.

— Добрый вечер, — произнёс мужчина, и его голос больше напоминал звериный, нежели человеческий. — Меня зовут Кобб. И у меня к вам дело…

— 19-

Через час после откровения Фримена и найденного в банке сердца Кейб снова оказался в салуне «Винодел», нуждаясь в выпивке. Он поставил на стол две бутылки виски и столько же пива, обдумывая все произошедшее. Он думал о Диркере, который теперь мог стать его другом (это была самая сумасшедшая вещь из всего), о Фримене и, конечно же, о Дженис Диркер. Мысли о ней беспрестанно крутились в его голове.

Но во всей этой суматохе он кое-что забыл.

Он совсем забыл, что именно здесь всего несколько дней назад прикончил Вирджила Клея. Его мозг был просто переполнен всем остальным. Поэтому, когда открылась дверь, и в бар ворвался порыв влажного ветра, последнее, о чем он думал, был Элайджа Клей.

Кейб даже не повернулся.

Может быть, если бы он это сделал, то увидел бы людей, поспешно убирающихся с пути великана с седой бородой и в бизоньей шкуре.

Однако Кейб сидел, привалившись к стене и погрузившись в себя, и в этот момент лезвие ножа вонзилось в стену в десяти сантиметрах от кончика его носа.

Кейб выронил свой бокал и резко обернулся, его рука потянулась к висящему на бедре револьверу. Он почти дотянулся до него, но один взгляд на человека, вошедшего в бар, заставил его замереть на месте.

Кейб сидел и не шевелился.

Он сразу понял, кто это такой; на территории Юты не могло быть двух мужчин, подходящих под это описание. У Кейба в голове билась одна единственная мысль: «Иисус и Мария, вы только гляньте на его размеры…»

Мужчина был выше двух метров сантиметров на десять. Он был бородат, свиреп и огромен, как человек, который сражается с медведями, чтобы заработать себе на жизнь. В руке он держал двустволку, а грудь его была обвешана патронташами. Множеством патронташей. А учитывая, сколько револьверов и пистолетов висело у него на поясе, эти патроны не оказались бы лишними. А это было необходимо, если учесть все пистолеты, висевшие на самодельных поясах у него на поясе. У Клея-старшего было больше огневой мощи, чем у большинства кавалерийских взводов. И это даже не принимая во внимание топоры и ножи для освежевания туш.

Как мудро говорили люди в Уиспер-лейк: когда на улице появляется Элайджа Клей, даже сам Дьявол мудро переходит на другую сторону улицы.

Кейб схватился за рукоять ножа в стене — бизонья шкура с восьмидюймовым лезвием — и попытался вытащить его из стены. Ему пришлось схватиться обеими руками.

— Извините меня, пожалуйста, — сказал великан, расшвыривая людей в сторону, как будто они были набиты соломой. — Мои извинения, господа, мои извинения.

В нем была какая-то странная галантность и обаяние. Тех, кто не убирался с его пути, он отбрасывал в сторону, как надоедливых комаров. И некоторые из них были довольно крупными мужчинами. Мужчинами, которые летели по воздуху, как пёрышки.

Правая щека великана выпятилась, когда он провёл по ней изнутри языком. А затем он сплюнул коричневую слюну на игровой стол, запачкав разложенные карты.

— Меня зовут Элайджа Клей, — объявил он. — И я рад познакомиться с вами, всеми до единого.

Он подошел прямо к столу, стоящему в двух метрах от Кейба, и остановился.

— Добрый вечер, джентльмены. Я тут ищу некий дерьмоголовый кусок арканзасской сволочи по имени Тайлер Кейб. Кто-нибудь из вас знает этого сукина сына? — он огляделся вокруг, и его глаза сверлили насквозь каждого присутствующего. — Говорите сейчас же, слышите? Я так думаю, джентльмены, вы либо за меня, либо против. И если против — то, да поможет Бог вашим бедным скорбящим матерям, после того, как я с вами разделаюсь.

И тут Кейбу пришло в голову, что Клей не знает, кто он такой. Не знает, как он выглядит. Теперь любой здравомыслящий человек, по крайней мере, бросился бы бежать. «Тайлер Кейб из Арканзаса? Нет, сэр, нет, вы, должно быть, ошибаетесь. Я Джо Джей Кроу из Гэри, штат Индиана, так что, если вы меня извините, мне нужно бежать к больной жене, да и вообще, я тут чуть-чуть обмочился…»

Конечно, именно так и поступил бы любой нормальный человек.

Но Кейб?

Нет. Только не Тайлер Кейб, который за год пережил больше дерьма, чем большинство мужчин за всю свою жизнь. Только не Тайлер Кейб, который так же быстро и уверенно управлялся со своими пистолетами, как и любой человек на территории Юта, и не был новичком с ножами и на кулаках.

Только не Тайлер Кейб, который с первого взгляда отличал сурового мужлана, потому что и сам был таким.

Но, конечно, Кейб никогда раньше не сталкивался с кем-то вроде Элайджи Клея. Человека, который без единого сомнения использует кости противника в качестве зубочистки.

Как бы то ни было, Кейб сказал:

— Меня зовут Тайлер Кейб. Я — тот, кого вы ищете, сэр.

Клей только кивнул, но, казалось, был приятно удивлен. Может быть, он не привык, чтобы мужчины признавались, кто они такие, когда он охотится на них. А поскольку он был горным жителем, то очень ценил храбрость и отвагу. Даже когда проявлять её было глупо.

— Раз, мистер Кейб, ты и есть та змея, которая застрелила моего мальчика, то давай сразу перейдем к делу, Что скажешь? Тебе нравится стрелять? — Клей задумался, но потом покачал головой. — Нет, это не твоё, не так ли? Ты слишком изворотлив. Ты из тех, кто любит ножи и тому подобное. Если на то пошло, я могу пойти на встречу.

Он положил дробовик и кобуру с револьвером на стол, вытащил из-за пояса два тесака и воткнул их в столешницу, где они угрожающе задрожали.

— Ну, парень, давай приступим. У меня есть планы на твою шкуру, да; так что не рассчитывай пережить петушиный крик на рассвете.

Мужчины начали перешёптываться между собой; возможно, запоминая всё для будущих сплетен. Возможно, обговаривая, есть ли у Кейба железные яйца, чтобы справиться с Клеем, но, скорее всего, задавались вопросом, достаточно ли у Кейба денег в кармане, чтобы похоронить его должным образом.

Кейб схватился за рукоятку одного из резаков и выдернул лезвие из дерева.

— Хорошо, — сказал он. — Если нам нужно разобраться, ты, большой вонючий кусок дерьма, тогда давай приступим.

Клей рассмеялся и вытащил свой тесак.

Кейб не терял времени даром: он быстро бросился вперед, размахивая оружием и чуть не перерезав Клею горло, но здоровяк отступил назад, оскалив свои желтые, как моча, зубы. Кейб начал бой, полагая, что это вопрос выживания, борьба не на жизнь, а на смерть… но для Клея происходящее было просто развлечением.

Клей замахнулся тесаком так быстро, что Кейб едва успел увернуться. Лезвие ударилось о перекладину и выдолбило десятисантиметровую щепу сосны. Кейб бросился на здоровяка, и их резаки встретились в воздухе со звенящим ливнем искр. Удар отбросил Кейба назад к барной стойке, и от силы удара на несколько секунд его рука онемела до самого локтя.

Он пригнулся под руку Клея и замахнулся ему в лицо. Клей увернулся, рассмеялся и занес свой тесак над головой Кейба. Он сбил с него шляпу, и прежде чем Кейб успел среагировать, Клей замахнулся наотмашь. Кейб поднял свой тесак, чтобы блокировать удар, который оказался бы смертельным, учитывая, что лезвие было обоюдоострым.

Резаки вновь встретились, и удар крутанул Кейба на месте и отбросил назад на пол бара.

— Полагаю, это конец, — произнёс Клей, приближаясь, чтобы закончить начатое.

Кейб попытался схватиться за пистолет, но рука онемела до самого плеча, а кисть казалась ватной. Клей схватил его за волосы, поднял вверх на двадцать сантиметров и занес тесак для последнего, смертельного удара.

А потом голос — такой же холодный и спокойный, как январский речной лед, произнёс:

— Брось тесак, или я пристрелю тебя на месте.

Клей застыл, подняв оружие над головой.

В дверях стоял Диркер с обрезом в руках. Оба ствола были направлены в спину Клея.

— Бросай, — повторил шериф.

Клей повернулся и выпустил тесак из рук. Кейб последовал его примеру.

— Чёрт возьми, Диркер, ты всегда умудряешься испортить мне всё удовольствие.

— Ты в порядке? — спросил он Кейба.

Кейб поднялся на ноги, поддерживаемый шерифом.

Диркер вывел Клея за дверь под дулом обреза, Кейб следовал за ними по пятам.

И единственное, о чём мог думать Кейб, это о превратностях судьбы: сперва Диркер испробует на Кейбе свой кнут, а теперь спасает его задницу от безумного великана. Разве это не чертовски весело?

— 20-

После того, как Клей был помещен в тюремную камеру, Кейб вернулся на постоялый двор «Святой Джеймс», где Дженис Диркер начала о нём заботиться, хотя на самом деле не пострадало ничего, кроме его гордости.

— Ты счастливчик, мистер Кейб, — продолжала она повторять, наполняя ему ванну. — Настоящий счастливчик.

— Ну, как сказать… Мне очень помог твой супруг.

— Джексон — очень ответственный мужчина, — произнесла она.

Кейб принял ванну, а когда вернулся в свою комнату, намереваясь хорошенько вздремнуть, пока предоставилась такая возможность, его там уже ждала Дженис.

Она сменила ему простыни и постельное белье, развела небольшой огонь в очаге в углу. Кейб почувствовал себя там приятно, тепло и комфортно.

— Чуть раньше сегодня вечером тебя искал мужчина, — произнесла Дженис.

Кейб лёг на кровать.

— Ещё один из Клеев?

— Нет. Ничего подобного. Этот был джентльмен с изысканными манерами; сказал, что его зовут Фримен.

Кейб вскочил.

— Фримен?!

— Да. Что-то не так?

Кейбу хотелось солгать, но он не смог заставить себя. Он рассказал ей, кто такой Фримен, и как они с Диркером чуть не схватили его.

Дженис заметно побледнела, но быстро пришла в себя, как истинная леди-южанка.

— Да, но я ведь не проститутка.

— И, тем не менее, он мог тебя убить.

И Кейб понял, что именно это он и собирался сделать. Фримен знал, что Кейб охотится за ним; а что может быть лучше, чтобы бросить Кейбу вызов, чем не просто ускользнуть, но и убить единственную женщину в городе, с которой он по-настоящему подружился?

— Он сказал мне…, - пробормотала Дженис, — сказал мне передать тебе…

Вот теперь до неё начало доходить. Даже всё её воспитание не могло побороть страх перед тем, что могло случиться. Перед тем, как она могла встретить свою смерть.

Дженис Диркер начала дрожать. Она позволила обнять себя, и Кейб сжал её, наслаждаясь ощущением ее тела и чудесным мускусным запахом, который не могли скрыть никакие духи.

— Расскажи мне, — прошептал он, спустя несколько минут.

Она глубоко вздохнула.

— Он просил передать тебе, что уезжает в неизвестном направлении. Что ты не должен следовать за ним, но… Но ещё долгие годы ты будешь получать известия о его деяниях изо всех концов страны.

— Он сказал что-нибудь конкретное?

— Лондон. Он сказал, что в ближайшие годы будет занят в Лондоне.

А теперь… Теперь все эти месяцы погони казались такими несущественными, такими жалкими. Фримен пощадил Дженис — и этого было достаточно. Кейб не знал, почему именно, да и вряд ли когда-то узнает, но теперь это не имело значения.

Достаточно было того, что она растеклась в его объятия, и они растаяли вместе на этой восхитительной кровати в восхитительном водовороте ищущих друг друга рук и жадных губ.

А когда всё закончилось, и они лежали обнаженные в объятиях друг друга и молчали.

И каждый гадал, куда их это заведёт.

— 21-

На следующее утро после того, как его жена занялась любовью с Тайлером Кейбом, Джексон Диркер стоял посреди останков Искупления. Город был почти разрушен.

Даже спустя много-много часов, после первого нападения, в результате которого погибло не менее тридцати человек (включая бандитов и Линчевателей), это место всё ещё дымилось. Некоторые дома не пострадали, но большинство было взорвано или сожжено, и повсюду бродил бесхозный скот.

Шел ледяной дождь, и Диркер стоял среди обломков города в жёлтом дождевике, чувствуя, как что-то сжимается у него в животе.

Он стоял рядом с человеком по имени Джастис Хармони. У Хармони была ферма далеко за пределами Искупления, как и у многих других мормонов. Его семья, как и многие другие, приняла уцелевших после бойни в Искуплении. Но Хармони был не просто ещё одним мормонским скваттером — он был бывшим жителем Избавления.

И ещё он был сводным братом Джеймса Ли Кобба… более или менее.

«Более или менее» — потому что никто толком не знал, кем (или чем) был отец Кобба. Его дед, священник Хоуп из Проктона, штат Коннектикут, усыновил его и отправил вместе с сумасшедшей матерью жить к Арлену и Маретте Кобб в Миссури. И вскоре после этого он сам покинул Проктон, потому что никто не хотел иметь ничего общего ни с ним, ни с его церковью.

Они решили, что на обоих лежит дурная тень. Поэтому священник переехал в Иллинойс, снова женился и, хотя ему было далеко за пятьдесят, завел другую семью. Однажды ночью, не в силах сопротивляться голосам, которые мучили его, священник сунул в рот дробовик и покончил с собой. Обезумевшая от горя мать Джастиса окрестила всех детей своим фамильным именем — Хармони.

В 1853 году Джастис Хармони присоединился к церкви Святых последних дней в Наву, штат Иллинойс, и вскоре после этого отправился в землю обетованную по мормонской Тропе первопроходцев, которая начиналась в Наву и заканчивалась далеко на Западе у Большого Соленого озера.

Диркер чувствовал отвращение к тому, что увидел. Да и, по правде говоря, в последнее время он испытывал отвращение практически ко всему, что касалось его работы. Большую часть своей жизни он был либо солдатом, либо служителем закона, сносил от людей и уважение, и презрение, которые внушали им эти должности. Но ни разу за всё время ему не приходило в голову стать кем-то другим.

До этого времени.

Потому что, как бы это ни было больно, он решил, что с него хватит.

Он отвел Хармони подальше от дождя под крышу старой мастерской, которая все ещё стояла, посеревшая от пыли, и использовалась добровольцами в качестве сухой лачуги. Там никого не было.

Диркер стоял перед Джастисом, и с полей его шляпы капала вода.

— Ты знаешь меня, Джастис; ты знаешь, что я за человек. Я не страдаю предрассудками. Я был добр к тебе и твоим людям. Разве не так?

Хармони кивнул.

— Да, так оно и было. Мы не могли и надеяться на лучшего законника, чем ты. Ты был справедлив к нам, — Хармони снял шляпу и стряхнул от капель. — Я знаю… мы знаем… что вы пытались разогнать этих Линчевателей, но иногда… иногда случаются вещи и похуже.

— Например?

— Линчеватели совершали набеги на Искупление последние две ночи подряд. Но вчера вечером…

— Вчера вечером их ждали Ангелы Разрушения?

Хармони не призналась бы в этом вслух, но молча кивнул.

— Но здесь было нечто большее, чем просто эти две группы. Из того, что мне рассказали, появилась еще одна группа всадников… и напала на обе стороны.

Диркер сглотнул.

— Это была та же группа, которая устроила побоище в Рассвете?

— Да.

— И эта группа зародилась в Избавлении?

— Да, — вздохнул Хармони.

— Расскажи мне о ней, Джастис. Я должен знать.

Хармони кивнул.

— Все началось с Джеймса Ли Кобба. До тебя, без сомнения, доходили слухи о нем. Что ж, всё это правда, да поможет нам всем Бог; это правда…

Хармони никогда не встречался со своим сводным братом лично, по крайней мере, до того, как он появился в Избавлении. До этого они общались только письмами. Будучи надежно заключенным в территориальную тюрьму Вайоминга, Кобб каким-то образом, через какое-то внешнее агентство, обнаружил, что у него есть сводный брат на территории Юты. Кобб написал Хармони, и они начали обмениваться письмами.

— Я верю, как учил наш Господь Иисус Христос, что во всех людях есть добро, шериф. То же самое я думал и о Джеймсе Ли Коббе. Я написал ему, что он должен теперь отвернуться от своей жизни порока и беззакония, что через Иисуса Христа он может найти прощение и спасение, если он пойдет путем праведности и исповедует свои грехи.

Хармони невесело усмехнулся.

— И Кобб ответил, что теперь он ищет в своей жизни только доброту и чистоту. Я хотел верить в это, шериф, но не мог. Ибо в этом человеке было что-то скрытое, что-то черное и мерзкое… но как воин Христа, я не мог отвернуться от него.

— Но хотел, — заметил Диркер.

— Да, Господи, да, конечно, — Хармони на мгновение задумался. — Шериф, хотя я лично не был знаком с Коббом, я знал о нем. Еще до того, как начали приходить эти письма. Кое-что мой отец записал в письме, прежде чем покончить с собой… кое-что о своей жизни в Престоне, штат Коннектикут, и о том, какие ужасы там происходили. Моя мать рассказывала мне о них. О проклятии нашей родословной. Ну, это не имеет значения, я не буду обсуждать эти вещи. Это скелеты, которые должны оставаться запертыми в семейном шкафу.

После освобождения из тюрьмы Кобб не стал навещать своего сводного брата в недавно восстановленной деревне Избавление. Хармони написал ему, что он должен приехать, должен креститься в церкви. Следующее, что он услышал о Коббе, была телеграмма из округа Тул, извещавшая Хармони о смерти брата.

Подробности не сообщались. Только то, что он умер в компании гошутов и что его гроб отправят в Уиспер-лейк. Очевидно, это была его последняя просьба — быть похороненным рядом с родственниками.

— Я уверен, ты знаешь, что произошло дальше. Гроб действительно прибыл в Уиспер-лейк, и в ту же ночь, оставшись с ним наедине, Хайрам Каллистер умер. Коронер решил, что это самоубийство. Я уверен, что ты помнишь это…

— Меня тогда не было в городе, — ответил Диркер. — Доктор Уэст признал это самоубийством, хотя и не был в этом уверен. Он сделал это, чтобы избавить Калеба Каллистера от неприятностей расследования. Ибо к тому времени уже было широко известно, что его брат… ну, что он не совсем здоровый человек.

Хармони только покачал головой.

— Я знаю об особенностях Хайрама Каллистера. Во всяком случае, ходившие об этом слухи. Но смерть Хайрама не была самоубийством. Его горло было сломано, и хотя он действительно перерезал себе вены, многие считают, что он был вынужден это сделать. Или сделал это вместо того, чтобы взглянуть в лицо тому, что было в гробу…

— И что там было, Джастис? Кобб?

Хармони рассказ о Коббе почти всё, что знал. Что двое мужчин, которые доставляли гроб из долины Черепа, чуть не сошли с ума после той ночной поездки. Потому что ни один человек не способен посмотреть в глаза тому, кто находился в ящике, и не свихнуться.

Хармони подошёл к двери, приоткрыл её и уставился на холодный, густой дождь, который быстро превращал Искупление в море грязи.

— Наверно, неделю или две спустя Кобб появился в Избавлении одной темной ночью, когда дул сильный ветер. На нем был черный бархатный плащ с капюшоном, и он утверждал, что весь покрыт ужасными шрамами. На руках у него были кожаные перчатки. Он пришел в компании группы… хм, презренных личностей. Это были разбойники, солдаты удачи, кровожадные убийцы — Кроу и Худ, Грир и Кук, Баскомб и Вайс…

Хармони рассказал, что они поселились в разрушенном отеле. Мормоны, будучи людьми милосердными, не прогоняли их. Может быть, они и не осмеливались. Во всех них было что-то очень неправильное. Их пригласили на службу, но они отказались.

Они заперлись в старом отеле и выходили оттуда только по ночам. Они привезли с собой в повозке что-то такое, на что никто не должен был смотреть. Что бы это ни было, они заперли это в номере отеля.

— Ты спрашивал, что это было? — поинтересовался Диркер.

Но Хармони только покачал головой.

— Я не спрашивал. Но уверен, что это было живое существо… или почти живое. Потому что по ночам оно выло, визжало и колотило в стены. В глухую ночь можно было услышать, как оно издает самые отвратительные и богохульные звуки. Как бы там ни было… наверно, оно всё ещё там. Я знаю только, что люди Кобба говорили, что оно прибыло из Миссури…

Лицо Хармони побелело при одном воспоминании об этом. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Затем он продолжил:

— Есть некая особая притягательность, странное искушение грехом и злом, шериф. Это главное орудие дьявола: люди отдают себя ему, чтобы утолить свою ненасытность. — Через открытую дверь Хармони наблюдал, как мужчины грузят тела в повозку для погребения.

— Вскоре женщины стали проводить время в этом отеле. Кобб и остальные обладали нездоровым влиянием. Они завлекали молодых. К тому времени, когда мы поняли, что их захватили — и телом, и душой, — было уже слишком поздно. Наши братья отдали себя в руки лукавого. Кобб стал их мессией. Те из нас, кто еще не испорчен, пришли сюда, в Искупление, чтобы начать все сначала.

— А как же Избавление?

— Ни один богобоязненный мужчина или женщина не ходили туда после того дня, — покачал головой Хармони, и его нижняя губа слегка задрожала. — А о тех, кто ходил, мы больше никогда не слышали.

— А как насчет той… особи, которую они заперли в гостинице? Кто это был? Человек? Животное?

— Ни то, ни другое, — вот и все, что сказал Хармони. — Но, по-моему, это было семя человеческого зла. Были люди в Избавлении, которые говорили, что это был сам дьявол, которого Кобб заковал в кандалы.

Диркер думал обо всем этом. Думал долго и упорно.

— А Кобб… он исчез из морга. Если он мертв, то как это могло случиться?

— Я не думаю, что он был мертв, — сказал Хармони. — Но уж точно и не живой. Он был живым мертвецом, шериф. Никто никогда не узнает, что случилось с ним после того, как он выбрался из гроба. Некоторые вещи лучше не знать.

Диркер не собирался спорить с ним. Он, конечно, не был убежден ни в чем. Да, что-то случилось, и Кобб, несомненно, был замешан в этом, но… сверхъестественное? Диркер и раньше слышал истории и дикие сказки, как и все остальные, но он не был готов поверить в них.

— По твоему лицу, шериф, я вижу, что ты настроен скептически. Но то, что я говорю тебе, есть истина, ибо Господь — мой свидетель. То, что произошло в Избавлении, невыразимо… языческие обряды, поклонение дьяволу, человеческие жертвоприношения. Поговаривали, что первенцы, — все первенцы в Избавлении — были отданы Коббу для сожжения. Их принесли в жертву ради Кобба и этой сумасшедшей твари в отеле. — Казалось, Хармони был готов расплакаться. — Если бы только Бог в своей бесконечной мудрости уничтожил это змеиное гнездо на земле…

— Возможно, на этот раз Богу понадобится помощь, — вздохнул Диркер.

— 22-

Кейб затянулся сигаретой и выпустил дым через ноздри.

— Итак, судя по твоим словам, ты разговаривал со своими индейскими друзьями?

Чарльз Седобровый кивнул.

— Да, разговаривал.

— И?

— Всё ещё хуже, чем я думал.

Они сидели в номере мотеля, на кровати, разговаривая о вещах, которые еще неделю назад были бы невообразимы для любого здравомыслящего человека. Теперь, однако, не оставалось ничего другого, как посмотреть дьяволу прямо в лицо и отдать ему должное.

— Во-первых, ты должен знать о знахаре Змеев по имени Дух Луны, — сказал Седобровый, его пальцы беспокойно сжались на коленях; он не привык обходиться без вскрытой бутылки виски. — Да, Дух Луны… В общем, это очень-очень плохой индеец-колдун…

— Может, ты уже прекратишь эту дурацкую индейскую болтовню? — нетерпеливо пробурчал Кейб. — Временами это даже забавно. Но сейчас не тот случай.

Седобровый улыбнулся и кивнул головой.

— Ладно, ладно, понял. Итак, Дух Луны. Ты о нём что-то знаешь?

— Слышал парочку историй.

— То, что ты слышал, правда. Это индеец, обладающий силой, — сказал Седобровый с полной уверенностью. — Я не буду говорить о том, что он сделал, о больных, которых он вылечил, и о плохих людях, которых он проклял… мы оставим всё как есть, сказав, что Дух Луны — настоящий шаман. Он отказался идти в резервацию вместе с остальными, заявив, что народ Змеев не склонится ни перед одним человеком — ни перед белым, ни перед кем другим. Поэтому он и его последователи спрятались в Долине Черепа на земле гошутов. И старый Дух Луны знал то, что давно забыто; то, что другие, возможно, захотят узнать…

— Кто, например?

— Например, Джеймс Ли Кобб.

Опять это имя. У Кейба в голове уже начал складываться образ этого сумасшедшего ублюдка — и у него определённо были рога и хвост. Даже отзвук этого имени отдавался холодком вдоль позвоночника.

— Значит, Кобб отправился к Духу Луны?

— Так говорит нам история. Кобб и его банда плохих людей отправились нанести визит Духу Луны. — Седобровый сделал театральную паузу. — Только пойми: Дух Луны не сделал Кобба злым, тот УЖЕ был злым. Говорят, он родился из тьмы. Говорят, он вел развратную жизнь и тому подобное. Говорят, там, в горах… ну, там, наверху, он съел своих друзей не потому, что просто был голоден, а потому, что в его мозг что-то заползло. То, что народ оджибве на севере называет Вендиго. Дьявол-каннибал, Пожиратель душ…

Затем Седобровый поведал историю, которую слышал от одного старого гошута по имени Стремительный Стриж.

Кобб и его парни въехали прямо в лагерь Духа Луны, чего многие другие побоялись бы сделать. Поначалу Кобб был настроен дружелюбно. Он выдумал какую-то ерундовую историю о том, что ему нужно убежище, что белые охотятся за ним и его людьми. Это была ложь, но по существу и его, и его парней уже давно разыскивали на всех близлежащих территориях.

Но разве можно одурачить Духа Луны?

Он обладал даром заглядывать в умы, видеть истины, вещи, которые еще даже не появились. Он велел своим людям быть добрыми к Коббу и остальным, потому что даже в тот момент он знал, что такое Кобб, и надеялся только на то, что тот уедет через некоторое время.

Но этому не суждено было сбыться. Ибо то, что жило в Коббе — семя, посеянное там при рождении и взращенное тем, что Дух Луны называл «древней сущностью в горах», — не было в тот момент полностью под контролем. Но оно нашло плодородную почву и с каждым днем расцветало.

Вскоре Кобб признался, что и раньше знал о Духе Луне, знал о его великом знании и что он пришел учиться у него. К этому моменту все в племени боялись Кобба. Боялись того, что было внутри него; этого отвратительного запаха, исходящего от него; голосов, которые доносились по ночам из его палатки… даже когда он был один.

Дух Луны сказал Коббу, что действительно будет учить его. Но только его. Он должен отослать своих людей. Кобб согласился. Однако Дух Луны не собирался учить его, он планировал убить Кобба.

Другого выхода не было. Ибо Кобб был злом, и он должен был очиститься, а смерть была единственным путем. Но Дух Луны знал, что он должен быть осторожен… ведь если это будет сделано неправильно, тогда то, что живет в Коббе, выйдет наружу и убьёт всё племя.

— Так вот, Тайлер Кейб, — продолжал Седобровый, — прежде чем Дух Луны успел сделать то, что должен был сделать, из лагеря исчезла женщина. Вскоре были обнаружены ее останки. Кобб чуть не сожрал ее…

— Господи. Они поймали его на месте преступления?

Седобровый пожал плечами.

— Возможно. Я не знаю. Только когда Дух луны и старейшины спросили его о преступлении, он спокойно признался, что он съел ее. Он хвастался этим. И многими другими людьми, которых он съел. Он рассказал, что его сила росла непосредственно из плоти тех, кем он пировал.

— Ну, потребовалось не менее пяти или шести сильных воинов, чтобы схватить его и заковать в кандалы, — сказал Седобровый. — Так что, возможно, в его словах была доля правды. А дальше…

То, что случилось с Коббом дальше, было не самым приятным.

Племя Змеев называло это «живой смертью». Это был священный, темный ритуал, предназначенный только для тех, кто не мог умереть обычным способом и был одержим чем-то бесплотным и злобным. Дух Луны решил, что это единственный выход. Ибо то, что было в Коббе, должно было умереть с голоду. Только это заставит его погрузиться в спячку.

В общем, над Коббом провели ритуал «живой смерти». Подвешенный за запястья, он был связан колдовством шамана. Его лечили травами и кореньями, тайными смесями и изнурительными молитвами. С одной стороны его тела кожа была буквально съедена муравьями. Его разместили в лечебнице, повесили под крышей и три дня обкуривали над огнем из священных бальзамов, пока Дух Луны и другие святые люди проводили над ним погребальную церемонию. Когда все закончилось, Кобб был уже и не жив, и не мертв, а застрял где-то посередине.

— И что случилось потом? — заинтересованно спросил Кейб.

— Его заколотили в гробу. И так и похоронили заживо. Ибо то, что было в нем, должно было медленно умирать от голода. Это был единственный выход.

Дух Луны узнал, что у Кобба есть сводный брат в Избавлении, поэтому гроб был послан ему через Уиспер-лейк. Однако Дух Луны недооценил силу того, что находилось внутри Кобба.

Он не должен был проснуться, пока не окажется в могиле, но вместо этого он очнулся по дороге в Уиспер-лейк. А когда Хайрам Каллистер открыл гроб…

— Кобб вернулся в страну живых, — объяснил Седобровый. — Вернулся, вероятно, в отвратительном настроении. Может быть, через неделю он и его сообщники отправились в лагерь Змеев. Они убили всех, включая Духа Луны… К тому времени Кобб был слишком силен, чтобы с ним можно было сражаться.

Но банда Кобба не просто убила индейцев.

Они приносили их в жертву. Проводили только им известные ритуалы. Женщин насиловали и сдирали с них кожу, мужчин распинали и четвертовали, а детей жарили на кострах и ели.

Духу Луны было предложено съесть плоть его собственного сына… А когда он отказался, его самого сварили заживо. Кобб и остальные съели его и поглотили все, чем он был при жизни.

— Они превратились в зверей, Тайлер Кейб, — обеспокоенно произнёс Седобровый. — Они попробовали то, что было запрещено. Подобное нарушение табу пробуждает в каждом человеке животное. А Кобб, владеющий теперь тайнами Духа Луны — теми, которые душа человека не смогла забрать в загробный мир, — был намного хуже, чем раньше. Он овладел тем, что Змеи называют «Кожным лекарством».

Кейб раскрыл рот.

— А… А это ещё что за хрень?

— Таинство чёрной магии, я полагаю. Очень древней и запретной. Вместо формулы, написанной в книге или нацарапанной на камне, она вытатуирована на плоти. Кожное лекарство позволяет зверю, живущему в каждом из нас, выйти на поверхность и превратиться в существо из плоти и крови…

— Так вот, что убивает людей? Эти последователи Кожного лекарства? Эти чудовища?

Седобровый кивнул.

Дома, в округе Йелл, люди, превращавшиеся в зверей, назывались по-другому. Оборотнями. Кейб вспомнил историю, которую слышал в детстве, о деревне, которая, как предполагалось, располагалась высоко в горах Озарк. Но ведь это просто сказка, миф… Не так ли?

В дверь громко постучали, и она распахнулась.

Там стоял Джексон Диркер, уверенный в себе и красивый, в отороченном мехом пальто и широкополой шляпе. Его глаза горели синим пламенем.

— Чарльз, — произнёс он, — мне нужно поговорить с мистером Кейбом.

Индеец кивнул.

— Конечно, конечно. Есть вещи, которые белые люди не могут обсуждать перед индейцами. Я здесь только для того, чтобы узнать, могу ли я быть вам полезен. Ну, например, почистить сапоги или убрать ночной горшок?

Диркер не оценил попытку индейца пошутить, и когда Седобровый вышел, шериф плотно прикрыл за ним дверь.

«Он выглядит раздражённым, — подумал Кейб. — Словно готов дать в морду любому, кто окажется у него на пути. Может, он знает? Может…»

Диркер сел рядом.

С такого близкого расстояния Кейб видел, что Диркер действительно зол. Что-то кипело в нем, но это не имело никакого отношения к человеку, находящемуся с ним в комнате.

— Кейб, — произнёс Диркер, уставясь в пол. — Тайлер. Могу я тебя так называть?

— Конечно.

Диркер хлопнул его по колену.

— У нас наверняка были разногласия, не так ли? Ты годами ненавидел меня, и я тебя не виню, потому что, по-моему, я и сам годами ненавидел себя за то дело при Пи-Ридж. Но все кончено. Война давно закончилась, и мы снова один народ. Мне нравится думать, что с тех пор, как ты приехал сюда, между нами все изменилось. Если мы и не друзья, то, по крайней мере, теперь мы союзники. Я не ошибаюсь?

Кейб сглотнул комок в горле.

— Не ошибаешься.

— Когда-то мы сражались на противоположных сторонах, и я, честно говоря, больше не знаю, кто был прав… иногда я не могу вспомнить, за что я сражался, — Диркер улыбнулся, потом смутился. — Пришло время, когда мы должны сражаться бок о бок. Поэтому я пришел к тебе с открытым сердцем, чтобы просить тебя — нет, даже умолять, — поехать со мной в Избавление…

— Ты хочешь сражаться бок о бок со мной? — спросил Кейб, переполненный эмоциями, о которых он даже не догадывался.

— Да. Я доверяю тебе больше, чем любому из ныне живущих людей. Я хотел бы, чтобы в том адском местечке мы вместе возглавляли отряд. Или я перехожу границы, прося тебя о подобном?

Кейб кашлянул.

— Нет, не переходишь, — он ощутил, как на душе становится тепло после слов шерифа. Кейб встал, подошёл к окну, глянул на улицу и вновь повернулся к Диркеру. — Для меня будет честью сражаться рядом с тобой.

Они пожали руки, и всё, наконец, было забыто.

Круг замкнулся.

— 23-

Два часа спустя отряд собрался возле офиса шерифа.

Ледяной дождь превратился теперь в снег, который летал в холодном воздухе, как пепел, выброшенный из огромного погребального костра. И это казалось вполне подходящим, учитывая, куда направлялись мужчины, и что они собирались делать.

Когда к зданию подъехал Кейб на своём чалом, на улице уже собралось человек пятнадцать. По большей части это были шахтёры, с которыми Кейб не был знаком. А ещё Пит Слейд и Генри Уилкокс — помощники шерифа. И сэр Том Йен — прирождённый стрелок-англичанин. И Чарльз Седобровый с Гордецом Рэймондом, плотником-индейцем. Но чьё присутствие больше всего поразило Кейба, так это Элайджи Клея.

— Добрый день, мистер Кейб, — радушно поздоровался он. — Здешний шериф разрешил мне присоединиться к вашей охоте. Он говорит, что я должен вести себя прилично. Что касается того, что ты убил Вирджила… ну, я знал, что он — кусок дерьма. Так что я больше не держу на тебя зла.

Услышав это, Кейб немного расслабился. Он достал из седельной сумки кожаный ремешок и надел его на лоб.

— Тогда я готов, — сказал он.

— Хорошо, — кивнул Диркер. — Вы все знаете, куда мы идем и что будем делать. Так что давайте покончим с этим. И мы не отступим, пока уничтожим Кобба.

— Да, шериф, — хмыкнул Клей. — И вот что я вам ещё скажу парни. Если этот дятел из преисподней окажется у меня на мушке, я пристрелю эту тварь, и он окажется мертвее, чем Иисус на кресте!

Получилось неплохое напутственное слово.

Отряд двинулся в путь.

* * *

На развилке дороги, у старого, обожженного молнией мертвого дуба, они обнаружили еще несколько поджидавших их всадников. Мормоны. Джастис Хармони тоже был там. Как и четверо оставшихся в живых данитов — Кромбли, Фитч, Селлерс и Арчамбо. Все они стремились уничтожить то, что жило в Избавлении раз и навсегда.

В итоге, в отряде насобиралось двадцать человек.

Двадцать человек, которые были готовы отдать свои жизни, чтобы остановить убийства, ведь те, кто жил в Избавлении, были более чем счастливы забрать их.

Одного за другим.

* * *

К тому времени, как они миновали высокие берега оврага в высохших, мертвых соснах недалеко от Избавления, буря наполнила свои легкие льдом и превратилась в настоящую метель. Видимость была меньше десяти метров. Но никто не предложил повернуть назад. То, что им нужно сделать, будет нелегко в любую погоду.

Все достали оружие, как только выехали из-за поворота.

Они увидели, как им показалось, двух мужчин, поджидавших их по обе стороны дороги. Но это были не люди, а пугала, насаженные на палки. Когда отряд подошел ближе, они увидели, что на самом деле это были трупы, и, судя по виду, давно почившие. Их одежда превратилась в рваные лохмотья, которые развевались на ветру. Впалые, похожие на черепа лица с пустыми глазницами оценивающе смотрели на проезжающих всадников.

Хотя Кейб видел бесчисленное множество мертвых людей, он понял, что не может смотреть на эти обмороженные лица. Он боялся, что они улыбнутся ему и заговорят могильными голосами.

«Ну, — поймал он себя на мысли, — ты сам вызвался участвовать в этом чёртовом деле. Некого винить, кроме самого себя. Если дела пойдут плохо — а они пойдут, — просто имей это в виду, Тайлер Кейб».

— Вы тоже это чувствуете? — прошептал Клей.

Кейб смог лишь молча кивнуть.

Потому что он это чувствовал. Чувствовал, как какой-то древний, невыразимый ужас вспыхивает в его животе, облизывая его внутренности холодным языком. Что-то внутри него знало запах этого места, это зловещее ощущение — и не из недавнего времени, а из давно минувших дней.

Он чувствовал запах тех, кто обитал в Избавлении; эта вонь отчаянно предостерегала его, наполняя огромным, беспричинным страхом, от которого тошнило и выворачивало наизнанку. Он поселился в каждой клеточке, в каждом атоме его сущности.

А затем, в какой-то момент их настороженного молчания, показался город. Он выплыл из метели, как гниющий корабль-призрак из океанского тумана: мачты и носы, палубы и такелаж.

Да, разрушенные здания и остроконечные крыши, магазины с обвалившимися фасадами и заколоченные досками высокие дома — все это овевалось бурными вихрями снега, которые с визгом неслись по улицам.

Избавление лежало перед ними, как вскрытый саркофаг, предлагая заглянуть в его мрачные, гниющие глубины.

Кейб смотрел на городок и чувствовал себя маленьким мальчиком, заблудившимся на кладбище, полном шепчущих голосов и жутких криков. И все это он тоже слышал, но только в своей голове. Ибо таков был звук города — мертвое безразличие, состоящее из агонии и мучительного визга, сведенного к одному низкому и болезненному гудению.

Во рту у него пересохло, а сердце застучало, как молот в кузнице. Его кожа стала болезненно натянутой и холодной, а внутренности свернулись в клубок. Адреналин хлынул по венам, заставляя руки дрожать на поводьях, а глаза широко раскрыться и не мигать. Ибо повсюду, казалось, ныряли и метались тени в развевающейся снежной стене.

На улице, в самом сердце мрачного города, они спешились и привязали лошадей к коновязи.

Хармони стоял в развевающемся черном плаще с дробовиком в руках и «Книгой Мормона» в заднем кармане.

— То, что вы увидите здесь, будет похоже на людей, — сказал он отряду, и ветер превратил его голос в странное завывание. — Но они не люди. Уже нет. Точно так же, как и мертвецы в могилах. Они могут попытаться заговорить с вами, чтобы усыпить бдительность. Но не позволяйте им этого, прошу вас. Не позволяйте им…

Может быть, не все в отряде знали, что такое Избавление. Но, может быть, они слышали истории, шепот из каминного угла, сумасшедшие сказки, которые дети рассказывают поздно ночью у костра… то, во что они, конечно же, не поверили в то время. Но теперь…

Теперь они не отмахивались от этих рассказов. Они помнили их, заперли эти истории глубоко внутри себя, чтобы вспомнить в нужный момент. И, возможно, именно поэтому они не стали задавать Хармони никаких вопросов. Они просто приняли его слова на веру.

— Через три часа стемнеет, — сказал им Диркер, бледный, но очень решительный, — и мы хотим, чтобы к этому времени всё было закончено. Так что разобьемся на группы и…

Но Кейб его не слушал. Совсем.

Он смотрел на закрытые ставнями окна и высокие покатые крыши, на узкие промежутки между зданиями. Мрачные тени, которые сочились из них.

Он наблюдал и замечал, как всё, казалось, нависало над людьми, стоящими на улице, желая раздавить их или заманить достаточно близко, чтобы затащить в темные места, где можно было бы вести дела наедине, вдали от света. Кейб чувствовал сущность этого города — ядовитый, миазматический яд, просачивающийся в него.

— Приступим, — скомандовал Диркер.

И отряд двинулся дальше.

* * *

Когда Диркер вёл Хармони и данитов сквозь воющую белую смерть, зазвонил церковный колокол. Он эхом прокатился сквозь бурю глухим, гулким звуком.

— Колокол, — прошептал Хармони. — Господь милосердный…

Диркер говорил себе, что на самом деле это ничего не значит. Может быть, его зацепил ветер? Но он сам понимал, что это не так. За верёвку дёргали чьи-то руки, и он мог только догадываться, почему.

Снег летел густой и мелкий, как толченое стекло, осыпая здания, словно мукой. Он хлестал, кружился и плыл, стегая людей на улицах, делая все возможное, чтобы отогнать их назад, прочь отсюда. Но мужчины отказывались поворачивать. Они шли вперед с дробовиками в руках, неровной походкой, но с решимостью в прищуренных глазах.

Внезапно Фитч остановился как вкопанный, подняв винтовку.

— Что… что это было? — прохрипел он, и в голосе его явственно слышался страх. — Вот там.

Диркер быстро оглянулся, и холодный ветер ударил ему в лицо. Он увидел расплывчатую фигуру, тотчас исчезнувшую в снегопаде. Может быть, что-то и было. А может и нет.

— У него были зелёные глаза, — тихо произнёс Фитч. — Горящие зелёные глаза.

Но Диркер ничего не слышал.

Они пробирались мимо покосившихся домов и старого сарая, чьи дверь засыпал трёхметровый сугроб. Рядом с ним стояло более крупное двухэтажное бревенчатое здание. Когда-то это был салун или бар.

Диркер дёрнул за ручку.

Дверь была открыта.

Он изо всех сил пнул дверь ногой, и пятеро мужчин вошли внутрь, высоко подняв ружья, готовые выстрелить. Но то, что они увидели, заставило их замереть и буквально пригвоздило их к месту.

Вдалеке горела пара керосиновых ламп. Семь или восемь человек сидели возле бара или развалившись на стульях за грязными, покрытыми паутиной столами.

— Добрый день, джентльмены, — сказал парень за стойкой. Это был грузный, полный мужчина с бородой и без усов. На барной стойке перед ним стояли стаканы, которые он вытирал тряпкой. — Пододвигайте стулья, садитесь.

Диркер и Хармони посмотрели друг на друга, а даниты образовали оборонительное кольцо, готовые наброситься на каждого, кто только вздохнет. За их спинами от порывов ветра дребезжала дверь, пропуская внутрь снег.

Кроме бармена, трое мужчин ещё сидели за барной стойкой и несколько человек — за столиками. Ни в одном из них не было ничего особенного. Маленький мальчик с блёклыми, пустыми глазами стоял в углу, подбрасывая в воздух что-то, похожее на мяч, и ловя его. Только это был не мяч, а череп. Человеческий череп.

— Хотите поиграть? — спросил он, захихикав.

Диркер проигнорировал вопрос.

— Где Кобб? — спросил он. — Джеймс Ли Кобб?

Остальные переглянулись и начали смеяться, как будто шериф спрашивал, где Иисус, потому что хотел купить ему пива. Когда смех затих, Диркер увидел, как из задней комнаты вышла маленькая девочка.

Ей было не больше семи-восьми лет… и она была совершенно голой. Она вскочила на барную стойку с детской беззаботностью. Села и начала болтать ногами. Она окинула взглядом Диркера, и в этих глазах не было невинности, только злобная, голодная испорченность.

Но что было действительно странно, так это искусно выполненная татуировка на её животе и груди. Диркер не был уверен, что именно он видит в тусклом свете, но это выглядело как… переплетенные змеи и странные фигуры, конфигурации и искаженные магические символы.

И казалось, изображение двигалось.

Шериф отвёл взгляд.

Человек за одним из столиков в широкополой шляпе и офицерском мундире, заляпанном пятнами плесени, сказал:

— Где ваши манеры, бармен? Предложите этим ребятам выпить…

— Конечно, — кивнул парень за стойкой.

Другая его рука поднялась из-за стойки… только она была удлиненной, а пальцы — паучьими и узкими. Там, где должны были быть ногти, торчали длинные черные когти, изогнутые, как рыболовные крючки. Улыбаясь, бармен одним из когтей перерезал себе запястье. А затем, как нечто само собой разумеющееся, начал наполнять стакан своей кровью.

— Богохульство, — произнёс наконец Хармони, разрывая тишину. — Раковая опухоль на лице Господа…

Ответом ему вновь был лишь смех.

Примерно в это время откуда-то из города донеслись звуки выстрелов, и Диркер понял, что остальные тоже с кем-то повстречались.

Вечеринка наконец-то началась.

Человек в широкополой шляпе ухмыльнулся, и по его лицу расползлась паутина теней. Когда он заговорил, его голос был низким и скрипучим.

— Ну же, ребята, вы ведь не думаете, что выберетесь отсюда живыми? — сказал он, и его зубы внезапно стали длинными и острыми.

И в воздухе появилось странное электричество, странный резкий запах чего-то вроде озона и свежей крови. Послышалось едва заметное движение и влажный скользящий звук.

— Милая, — обратился мужчина к девочке, — этим мужчинам нравятся твои татуировки; покажи им, как сходятся линии…

И пока Диркер смотрел, эти странные и дьявольские рисунки начали двигаться. Внезапно все пришло в движение. Раздался раздирающий, хлопающий звук — мышцы растягивались, а связки смещались, приспосабливаясь к новой, дикой анатомии.

Грудь девушки превратилась в клетку из костей, ее конечности стали длинными и костлявыми. Тысячи тонких седых волосков начали вырываться из ее кожи и вскоре покрыли всё тело. Со стороны это выглядело, как миллионы металлических опилок, притянутых к огромному магниту. Её лицо вытянулась, нос расплющился, а уши прижались к узкому черепу и заострились. Глаза девочки стали зелеными и узкими, как щёлки, а высокий лоб несуразно нависал над переносицей.

Она стала больше похожа на волка, чем на человека.

Ее губы растянулись в оскале, обнажив острые, как сосульки, зубы.

— Твою мать, — пробормотал под нос Диркер.

Он сразу вспомнил мифы Древней Греции, где злобная ведьма Цирцея превратила спутников Одиссея в чудовищ.

И вслед за девочкой начали превращаться и остальные.

Плоть превращалась в дым, который уносили тайные каббалистические ветры и реки, движимые мистическими течениями. Девушка внезапно подпрыгнула в воздух на полтора метра, пока не показалось, что она вот-вот заденет стропила над головой, и тут же рухнула прямо на Селлерса.

Он не успел нажать на курок, даже подумать об этом не успел. Они с девушкой рухнули на землю извивающейся кучей. Ее рот обхватил его лицо, и зубы впились прямо в кость. Его крики отдавались глухим эхом в ее горле.

Но всем было некогда рассматривать происходящее.

Потому что следом за девочкой напали и остальные.

Мужчина в широкополой шляпе взвился в воздух в сплошном вихре из когтей и зубов, и почти коснулся Хармони, когда тот выстрелил из дробовика, отбросив монстра назад. Внезапно все начали стрелять. Это напоминало безумную стрельбу по теням и чудовищам из какого-то первобытного кошмара.

Диркер вскинул свой дробовик и выстрелил в бармена. Удар превратил его плечо в кровавое месиво и отшвырнул мужчину на пыльные стаканы и выставленные бутылки. Раздался грохот и треск, но он снова поднялся, его лицо стало похожим на волчье, а зубы оскалились, готовые рассечь человеческую плоть.

Диркер выстрелил ещё раз, и выстрел сбил бармена с ног, но затем на шерифа напрыгнул какой-то маленький мальчик. Диркер ударил его прикладом по лицу, повалив на пол, выстрелил и перезарядил двустволку. К этому времени бармен уже стоял на стойке, и его рубашка была разорвана из-за рельефной, не вмещающейся звериной мускулатуры.

Бармен прыгнул, и поймал две пули от Диркера уже в полёте.

Картечь разнесла его рычащую голову, забрызгав всё вокруг кровью и осколками костей. Бармен перевалился через стойку, но на этот раз остался лежать. Диркер отвернулся от него, и тут его вновь сильно ударил мальчик, уложил на землю. Его челюсти раскрылись, как пасть тигра, и он бросился на свою добычу. Диркер всунул незаряженную двустволку в пасть мальчишки, пытаясь удержать его подальше от себя, но тот всё равно располосовал его пальто, рубашку и кожу под одеждой. В конце концов, Диркеру удалось отбросить ребёнка в сторону.

А мужчина в широкополой шляпе напал на Хармони.

Его огромные когтистые руки были прижаты к голове мормона с двух сторон… и он легко поднял Джастиса на полметра над полом; реки крови потекли из его ушей и глаз, когда одним движением рук череп оказался смят и раздроблен. Затем вперед рванулась зубастая пасть — и лицо Хармони буквально отделилось от кости.

Диркер увидел стоящего зверя, из пасти которого, как окровавленный скальп, свисало лицо Хармони.

А затем на него вновь напал мальчик, но Диркер уже был на ногах.

Когда мальчик бросился в атаку, Диркер одним быстрым, легким движением нажал на спусковой крючок своего кольта. Выстрел пробил дыру во лбу мальчика и вышел через затылок. Мальчик вздрогнул, упал на четвереньки, кровь потекла по его лицу. А затем он рухнул, дрожа на залитом кровью полу.

Двое чудовищ атаковали Кромбли.

Фитч сбросил ещё одного, последовав примеру Диркера и выстрелив ему в голову. Диркер всадил три пули в существо, пожиравшее Хармони. А потом дверь вдруг оказалась в одну секунду разнесённой в щепки, и длинные мохнатые руки, покрытые белым снегом, схватили Фитча и Арчамбо и с криками потащили их за стену снега.

Диркер убил ещё одного, перезарядил свой дробовик и выбежал в бурю; Избавление превратилось в какофонию звона церковных колоколов, стрельбы и воя.

* * *

Буря на улице достигла максимума.

Снег поднялся хлещущей, визжащей белой стеной, которая теперь еще больше уменьшала видимость. Кейбу и его команде шахтеров приходилось зажмуриться и склонять головы, чтобы продвигаться вперед.

Они слышали крики и выстрелы, но из-за завывания снежной бури, возвращавшей любой отзвук десятикратным эхом, было трудно сказать, откуда они доносились.

Шахтёры начали паниковать.

Они видели смутные силуэты, появляющиеся из снега, и беспорядочно стреляли, хотя Кейб кричал им, чтобы они остановились, потому что могли убить своих людей.

Они были готовы всё бросить и сбежать.

Но куда?

По обе стороны улицы виднелись неясные очертания зданий, окутанных белым туманом, но трудно было сказать, в какой части города они сейчас находятся. Паранойя и смятение уже не раз возвращали их на пройденный путь. И каждый раз буря стирала оставленные следы.

— Черт побери, — крикнул им Кейб, — прекратите этот беспорядок! Нам нужно действовать согласованно!

И тут он заметил, что с ним только трое шахтеров. Четвёртый пропал.

— Где Хичек? Куда он, мать его, подевался?!

— Они схватили его! Что-то схватило его — что-то с зелеными глазами! — крикнул один из шахтеров. — Я ухожу отсюда, ухожу прямо сейчас, черт возьми!

Но прежде чем он успел это сделать, но улице показалась тройка всадников, и шахтеры, решив, что прибыла кавалерия, направились прямо к ним навстречу.

Но это был не спасательный отряд, а банда Охотников за шкурами. Они с грохотом пронеслись сквозь бурю, разрывая снег, словно клубящийся туман. На них были пыльники и шляпы с широкими полями, низко надвинутые на волчьи оскаленные лица.

Один из шахтеров издал сдавленный крик, когда лассо обвилось вокруг его головы и туго затянулось на горле, как петля. Один из Охотников за шкурами сорвал его с ног и потащил в бурю. Еще один шахтер через секунду оказался связан веревкой точно так же.

Кейб нырнул под предназначавшееся ему лассо и, быстро выхватив ружьё, бросился вперед и выбил Охотника за шкурами из седла тремя меткими выстрелами. Он упал на землю, и его лошадь понеслась прочь.

Кейбу удалось хорошо его рассмотреть.

У него была фигура человека, но он горбился и двигался прыгающей походкой из стороны в сторону. Его глаза сверкали, как изумруды, а зубы нависали над узкими черными губами, как у крокодила в джунглях. С оглушительным ревом он бросился на Кейба; три пулевых отверстия в теле, казалось, не имели для него никакого значения.

Кейб не верил своим глазам.

Это отталкивающее, шокирующее лицо и скрежещущие зубы, петли слюны, свисающие из кривого разреза рта, мохнатые руки с двадцатисантиметровами пальцами и когтями, острыми, как скальпели.

Кейб всадил в зверя еще одну пулю, главным образом для того, чтобы тот не добежал до него.

Но чудовище даже не замедлило бег.

Оно врезалось в него, отбросив обоих в сугроб. Его когти оказались у горла Кейба, пальцы обвили шею. Зверь вонял протухшим мясом и кровью, слюна свисала с его челюстей отвратительными нитями.

Но прежде чем укусить, чудовище сотворило то, от чего у Кейба действительно перехватило дыхание: оно заговорило.

— Сейчас ты умрёшь, друг мой, — произнес он хриплым голосом, больше похожим на рычание бешеной собаки, чем на человеческую речь. — Ты умрёшь, как животное, как в старые, забытые дни…

Но у Кейба были другие планы.

Когда зверь встал на дыбы, издавая воющий, скрежещущий звук, от которого у Кейба едва не взорвались барабенные перепонки, Тайлер вытащил свой охотничий нож из ножен на бедре. И когда зверь опустился, чтобы наполнить свое брюхо, он опустился прямо на лезвие ножа. Почти тридцать сантиметров бритвенно острой стали скользнули прямо в его горло и вышли с обратной стороны.

С хныкающим, скулящим звуком оно отшатнулось, и нож вырвался из его горла. Его голова свисала под отвратительным углом, большая часть шеи оказалась прорезанной насквозь. Зверь проливал кровь на свежий снег, пытался бежать и падал, пытался подняться и спотыкался, кровь вместе с жизнью толчками покидала его тело.

Кейб не стал упускать свой шанс: он прыгнул чудовищу на спину и повалил его в снег.

Оно не успело даже всхлипнуть, как Кейб отвел его голову назад, ухватив за грязные, жирные волосы, и вонзил нож глубже в его горло, разрезая оставшиеся ткани.

Чудовище начало дёргаться и сопротивляться, и, наверно, именно благодаря своим собственным неистовым движениям оно само отпилило себе голову о лезвие.

Кейб отшвырнул её в сторону.

Тело все еще пыталось ползти, но вскоре затихло. Голова смотрела на Тайлера яркими зелеными глазами, а челюсти продолжали пощёлкивать.

Но Кейб знал, что с ним покончено.

Промокший от вонючей крови Охотника за шкурами, Кейб, спотыкаясь, направился в бурю, чтобы найти выживших.

* * *

Единственным выжившим из группы Кейба был Лестер Бранд. Он был начальником шахты в «Хорн сильвер».

А скоро станет ещё и мертвецом.

Когда Охотники за шкурами напали на них, он побежал. Он брел по улицам, пригибаясь к земле, когда слышал звук или чувствовал движение.

Он проскользнул в дверной проем, когда мимо проехали ещё два Охотника за шкурами, выставив напоказ нанизанные на шесты головы. Это были головы шахтеров — людей, с которыми он работал днём и пил по вечерам.

Бранд сильно дрожал, из его горла вырывался страдальческий хрип. Он сильно вспотел, несмотря на пробиравший до костей мороз и обледеневшее лицо.

По спине у него побежали струйки пота. Он потерял дробовик, а армейские кольты в его затянутых в перчатки руках казались скользкими, словно в любой момент могли выпрыгнуть из кулаков.

Он направился вниз по улице, но сам понятия не имел, в какой части улицы находится.

Город был не так уж велик. Хотя Бранд никогда раньше не бывал в Избавлении, он помнил, как Диркер говорил, что центральная улица здесь одна, и её перерезают четыре-пять других помельче. Так что если он просто продолжит идти, то рано или поздно обязательно выберется отсюда.

Однако его не покидала одна-единственная мысль: а вдруг он остался последним выжившим?

«Нет, этого не может быть, — твердил он себе, потому что время от времени слышал выстрелы. — Нужно сохранять ясную голову».

Он медленно двинулся вперед; снег завивался вокруг него, вылепляя причудливые фигуры и тени. Здания вздымались, как надгробные камни, нависая над ним. Он продолжал видеть смутные фигуры, движущиеся мимо, но не смел стрелять. Только не сейчас. Потому что теперь повсюду была смерть — кричащая белая смерть, и то, что она скрывала под этим развевающимся белым плащом, было намного, намного хуже.

Он прошел мимо ряда складов, затем мимо сарая, мимо заколоченного галантерейного магазина. Затем прямо перед собой он услышал низкий, гортанный рычащий звук. ещё несколько. Как будто на него готова была наброситься стая диких собак.

Он быстро бросился вниз по переулку, который извивался, как змеи, и вывел его в маленький дворик, зажатый между громадами зданий. Выхода не было. Ему придется рискнуть и вломиться в один из домов.

И вдруг он застыл на месте.

Ветер издавал пронзительный воющий звук, только мужчина не был полностью уверен, что это действительно ветер. Он быстро поднял глаза…на мгновение ему показалось, что он увидел что-то на крыше. Что-то, что исчезло в чреве бури. Он даже не был уверен, что действительно видел его.

Слева от него раздался какой-то стук.

Дверь на ветру то распахивалась, то закрывалась. Она глухо стучала о выветренную серую стену комбикормового завода. Собрав все силы, которые у него еще оставались к этому моменту, Бранд двинулся туда.

Он подошёл к двери.

Она снова захлопнулась. С пересохшим горлом Бранд вскинул ствол одного из армейских кольтов, дёрнул за ручку и распахнул дверь. И увидел… он увидел фигуру, выплывающую из темноты, как призрак. Женщину. Женщину в белом грязном платье. Волосы у нее были длинные и огненно-рыжие, развевающиеся, как луговые травы под порывами ветра.

— Ты, — выдавил Бранд, когда она приблизилась к двери, — ты… ты должна помочь мне выбраться отсюда… я заблудился…

Но он видел, что она ухмыляется, как злобное создание из темного леса, которое похищает непослушных детей, которое грызет кости и высасывает кровь. Ее глаза были огромными и блестящими, как мокрый нефрит, и Бранд не смог отвести взгляд. Не смог не смотреть в эту пасть, полную острых, как иглы, зубов.

Мужчина закричал, когда длинные пальцы схватили его за шею, а страшный рот приблизился к его лицу. Для Бранда всё закончилось именно там, в куче снега. Он упал на землю и, умирая, чувствовал, как монстр жуёт его плоть.

* * *

Седобровый застыл, добравшись до вестибюля гостиницы.

Прислушался.

После стольких лет, проведенных в охоте на животных, он чувствовал, что не один, но где остальные, сказать не мог.

И хотя он пел свою песню смерти перед тем, как отправиться в поход, Седобровый не хотел умирать. Он никогда больше не доживет до семидесяти, но в нем была какая-то жизненная сила, мужество, блеск в глазах, который не мог угаснуть даже с возрастом.

Он не хотел умирать… Но был готов к этому.

Для ютов было честью умереть в бою. И для Седобрового это стало бы честью. И если ему суждено умереть, то, по крайней мере, он умрет, зная великие тайны, ужасные секреты и зловещие истины, но его душа будет сильнее от этого. Полнее.

Седобровый находился в группе с Генри Уилкоксом и сэром Томом Йеном, но давным-давно бросил их. Он предпочитал охотиться в одиночку. И, если уж так сложится, быть единственной целью. Потому что, честно говоря, он не слишком доверял белым с оружием.

У них была отвратительная привычка стрелять во все, что движется, и если уж ему суждено умереть — то не от пули, выпущенной каким-то сумасшедшим белым.

Он знал, что этот отель когда-то назывался «Шоуксвилл Армс», когда Избавление ещё носило свое первоначальное название и было городом, добывающим свинец.

С тех пор он был оставлен на волю погоды, природы, всех возможных стихий. И если то, что сказала Хармони, было правдой, Кобб и его приспешники какое-то время называли это место своим домом.

Седобровый медленно двинулся к старой лестнице, покрытой грязью и засохшими коричневыми листьями, которые залетали внутрь через бесчисленные дыры в стенах и крыше.

Перила были опутаны паутиной. Ковер на лестнице оказался заплесневелым и почерневшим. Внутрь здания проникал тусклый свет, поэтому темно не было.

Снаружи, словно обезумевший от крови зверь, завывала буря, набрасываясь на ветхие здания, заставляя их скрипеть, стонать и раскачиваться на гниющих фундаментах.

В воздухе стояла резкая, неприятная вонь, которая имела мало общего с древесной гнилью или экскрементами животных. Это был острый, сильный запах, который проникал в голову Седобрового и заставлял его думать о скотобойнях и братских могилах, сумасшедших домах и камерах смертников… местах, наполненных смертью, болью, ужасом и безумием.

Он начал подниматься по ступенькам, чувствуя теперь, насколько одинок.

«Но ты же не белый, — твердил он себе. — Ты не белый, который чувствует себя в безопасности в толпе или нуждается в присутствии людей. Ты индеец, ты юта, и одинокие, безлюдные места не пугают тебя».

Но это было здорово в теории, а вот сегодня на практике все шло не так хорошо.

Вонь становилась все сильнее, и казалось, что в воздухе что-то потрескивает, словно какой-то отрицательный заряд потенциальной энергии, какое-то статическое электричество, которое все нарастало и нарастало. Чем дальше он поднимался по лестнице, тем сильнее это ощущал.

Оно было повсюду вокруг него — тяжелое, темное и угрожающее. Он чувствовал эту энергию от макушки до самых яиц — эту отвратительную враждебность, словно руки, готовые задушить его.

Вверх по лестнице.

Больше листьев, больше грязи. Но теперь Седобровый заметил, что здесь определённо кто-то ходил. В толстом слое пыли на полу отпечатались следы.

«Ладно, старик, — подумал Седобровый. — Ты сможешь».

И он двинулся вперёд.

Он начал переходить из комнаты в комнату, но нашёл лишь несколько старых ящиков и заплесневелую мебель, затянутые паутиной. Слой пыли на некоторых из них был нарушен, как будто люди Кобба бросали на пол спальные мешки.

В коридоре яркие обои были покрыты плесенью. Она была выцветшей, распадающейся, усеянной червоточинами. В сумрачном свете Седобровый заметил проступающие следы когтей, вонзившихся в обшивку, и старые, потемневшие пятна крови.

В воздухе по-прежнему висел этот тошнотворный запах, только теперь к нему примешался другой — отвратительный запах гниющего мяса и пролитой крови. Зловоние было настолько мерзким, что Седобрового чуть не стошнило…

Внезапно, без единого звука, из темного дверного проема появилась фигура. Так быстро и так бесшумно, что индеец даже не успел удивиться, как ружьё вырвали у него из рук и зашвырнули в коридор.

Фигуру освещал тусклый свет, в котором кружили пылинки и снежинки. Седобровый увидел её и почувствовал, как его сердце сжалось от боли. Он знал, что перед ним Джеймс Ли Кобб. Он знал это, но ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать этот кошмар.

У индейца закружилась голова.

Кобб был высоким и тощим, как труп, словно мумия из какого-то музея. Сомбреро с короткими загнутыми полями было сдвинуто на затылок и увенчано короной, вырезанной из шкурок пустынных змей и украшенной перьями, когтями хищников и зубами волков.

На нём было пончо из светлой кожи, сшитое из человеческих кож в безумное лоскутное одеяло. На жилистой шее висело с полдюжины ожерелий из человеческих пальцев, ушей и зубов.

На поясе у него находилась связка пистолетов и топоров с рукоятками из слоновой кости. От плеча до пояса тянулся пояс, сшитый из… лиц. Лиц, бронзовых от смерти. Масок из неповреждённых скальпов.

Всё это и так было достаточно ужасно… но лицо самого Кобба было еще хуже.

Правая сторона была бледной, а кожа — тонко натянутой, едва прикрывающей череп. Единственный немигающий зеленый глаз с огромным, расширенным зрачком, похожим на полупрозрачную луну, смотрел на Седобрового. А левая сторона лица… её просто не было.

Розоватые сухожилья и красные мышцы обтягивали кости черепа, словно всю остальную плоть обглодали голодные псы. Глаза тоже не было, лишь пустая чернеющая впадина.

Седобровому удалось вновь начать дышать, прежде чем он потерял бы сознание от нехватки кислорода.

— Полагаю… Полагаю, это конец?

Кобб кивнул. Губы растянулись в усмешке, приоткрывая жёлтые острые зубы.

— Думаю, да, друг мой, — прошипел он. — Думаю, да.

— А не мог бы я…

— Сомневаюсь, — ответил Кобб. — И раз уж ты зашёл так далеко, я хочу, чтобы ты кое-что увидел.

Но Седобровый покачал головой.

— Не думаю, что хочу этого.

И когда Кобб попытался схватить его, он вытащил свой охотничий нож и вонзил его прямо в брюхо дьявола. Конечно, это не очень помогло. Кобб схватил его с поразительной силой.

Эти когтистые руки — а левая была ещё костлявой и лишенной кожи — схватили его за плечи и ударили о стену, пока Седобровый не обмяк, как тряпка.

Борьбы закончилась, едва начавшись.

Все еще с ножом, торчащим из живота, Кобб схватил Седобрового за длинные седые волосы и потащил по коридору. Индеец то приходил в себя, то вновь терял сознание.

Он слышал стук набоек на испанских сапогах Кобба, а потом его бесцеремонно бросили перед дверью в конце коридора. Дверью, покрытой старыми кровавыми отпечатками ладоней.

Кобб вытащил ключ и открыл дверь.

Перед Седобровым открылась настоящая бойня. Он услышал звон цепей и почувствовал запах испорченного мяса и гниющих туш.

Кобб пнул его ногой.

— Я хотел бы познакомить тебя со своей матерью, — сказал он и захлопнул за собой дверь.

* * *

Помощник шерифа Пит Слейд, Элайджа Клей и трое шахтеров ходили от дома к дому, убивая все, что двигалось. Они слышали выстрелы и крики умирающих, но Слэйд твердо знал, что у них есть работа, которую они должны сделать, и что остальным придется самим о себе позаботиться.

Они быстро поняли, что единственный способ убить Охотников за шкурами — это разнести им головы на куски. Теперь, после не менее чем четырех стычек со зверями, они целились лишь в головы.

Но теперь они оказались в ловушке на улицах, и все становилось только ужаснее.

Звери карабкались по крышам, наблюдали за ними и прыгали вниз, когда им казалось, что у них есть шанс. Зеленые, блестящие глаза смотрели из темных глубин амбаров и из-за закрытых ставнями окон.

— Мы должны найти остальных, — сказал Клей, стараясь голосом не выдавать испуга. — Ты так думаешь, Слейд? Просто их слишком много, а нас слишком мало.

Слейд знал, что Элайджа прав.

Но сейчас на это не было времени. За ними распахнулись двойные двери конюшни, и жители начали массово вываливать наружу. Это была костлявая, бледная компания с не видевшими солнца лицами и блестящими зелеными глазами.

Но, пожалуй, самым жутким было то, что они были одеты не в одежду, а в шкуры. Человеческие шкуры. Шкуры, которые включали в себя болтающиеся конечности, освежеванные лица и развевающиеся клоки волос.

Это было ужасное зрелище.

Смотреть, как они прыгают вперед, словно злобная стая волков, зеленоглазые и безжалостные, как щелкают зубастые челюсти, как с губ свисают огромные нити слюны. И в придачу — одетые в человеческую кожу.

— Убейте их! — крикнул Слейд. — Убейте всех!

Они набросились на них клубком когтей и зубов, издавая визг и лай, как охотничьи собаки, и Слейд со своими ребятами начали стрелять из всего, что у них было.

Они подстрелили полдесятка, отбросили ещё десяток, но остальные продолжали идти прямо на них, завывая и щелкая зубами. Двое шахтеров упали. Третий просто исчез. Слейд очутился в толпе из четырех или пяти кусающихся, чавкающих детей.

Клей отбросил их от себя прикладом дробовика, застрелил еще двоих, почувствовал, как когти вспарывают ему лицо и впиваются в спину, и с трудом вырвался на свободу, несмотря на свои габариты и рост.

И получив пару секунд передышки, Элайджа Клей поражённо наблюдал, как жители Избавления разрывают на части тела шахтёров, а дети, сжимая в зубах оторванные конечности, ползут по стенам зданий, как пауки.

И он побежал прочь, пока была такая возможность.

* * *

Один из шахтеров из группы Слейда убежал, когда началась бойня. Он видел толпу противника и понимал, что честного боя тут не получится.

Его звали Рафе Джерард, и он не был трусом. Тот факт, что он пришел с Диркером, чтобы покончить с этим беспорядком, говорил о том, что он был кем угодно, но только не трусом.

Он прошел через мексиканскую войну и войну между Штатами, и, несомненно, был человеком, который знал, как остаться в живых.

Таким он и планировал остаться.

Он выбил ногой дверь маленького домика и задвинул засов, как только оказался внутри. Снежная пыль, похожая на рассыпанную муку, покрывала пол. К нему примешивалось немного крови. Несколько дорожек вели прямо к очагу и исчезали, как будто их обладатель сбежал через дымоход.

И Рафе Джерард решил, что это вполне вероятно.

Он сидел, прислонившись спиной к стене, и пытался все обдумать. Клей был прав: они должны были присоединиться к остальным. Так что оставалось только найти их или подождать, пока они найдут его.

Поэтому Джерард сидел и смотрел на камин, на входную дверь, на частично заколоченное окно, на дверь, ведущую в другую комнату. Он свернул себе сигарету и спокойно закурил. Он ждал.

И в тот момент он услышал плач.

Жалкое хныканье, скулёж. Этот звук был словно создан для того, чтобы дергать за струны души любого, в чьих жилах течет теплая кровь. Этот звук действовал на Джерарда своей меланхолической магией.

Когда-то и у него родился мальчик — чудесный рыжеволосый мальчуган, который умер от гриппа в одну долгую суровую зиму. И хотя Рафе знал, что Избавление наполнено чудовищами, этот звук не мог не тронуть его.

Он прошел через кухню в скромную маленькую спальню в задней части дома. Бюро. Каркасная кровать. Умывальник. На одной из стен были разбрызганы капли крови. Наверху был чердачный люк, по которому тоже была размазана кровь.

И именно оттуда доносился плач.

Джерард стоял, не желая туда лезть, но человеческая сущность в нем требовала этого. Он подтащил кровать и встал на нее. Печальный голосок сверху звал свою мать.

Что-то холодное сжалось в груди Джерерда, и он отодвинул крышку люка.

В проникающем свете он рассмотрел маленького мальчика, всего покрытого запёкшейся кровью. Воспоминания о собственном сыне нахлынули на Рафе, и не успел он нажать на спусковой крючок, как мальчонка прыгнул на него, впиваясь зубами в горло мужчины.

И смерть Джерарда оказалась такой же, как и жизнь: стремительной.

* * *

Избитые, покрытые синяками и кровью сэр Том Йен и Генри Уилкокс — вот и все, что осталось от их маленькой группы. Остальные были убиты зверями. А Седобровый только что исчез. Как бы то ни было, помощник шерифа Уилкокс был сильно ранен в живот и потерял много крови.

Но он не собирался сдаваться.

По крайней мере, пока в нём оставались силы.

Они с Йеном исследовали грузовую контору, пройдя по кровавому следу на земле, который вскоре был заметён снегом. Внутри было почти пусто. Вся мебель и офисные принадлежности давно исчезли. Но на полу была кровь. Кровавые детские следы и что-то мокрое, что они тащили за собой.

В задней части комнаты была дверь.

Запертая.

— Готов, приятель? — спросил Йен.

— Насколько это вообще возможно, — признался Уилкокс; его крупное тело, казалось, обвисло, когда кровь продолжала просачиваться сквозь импровизированные бинты, обернутые вокруг торса.

Йен взялся за потускневшую ручку и повернул ее.

Послышалась возня, влажные рвущиеся звуки.

Он распахнул дверь и увидел группу детей, стоявших на коленях на полу. Глаза у них были зеленые, а тела голые и безволосые. Они ухмыльнулись двум мужчинам: их зубы были похожи на сосульки, торчащие из почерневших десен. Они сгрудились вокруг тела данайца — возможно, Фитча, хотя сложно было сказать с уверенностью, настолько изувеченным было тело.

Все дети были обнажены и покрыты татуировками, а их лица — измазаны кровью.

— Господь милосердный, — прошептал Уилкокс.

Дети довольно медленно поднялись со своих мест и двинулись на мужчин. Уилкокс начал всхлипывать.

«Это ведь просто дети, чертовы дети».

Он не мог заставить себя нажать на курок.

Но сэр Том Йен не испытывал таких угрызений совести.

Он вытащил свой револьвер калибра.44 и едва успел нажать на спусковой крючок, как первая пуля попала в маленькую девочку, а вторая разорвала в клочья лицо маленького мальчика. Издав дикий стонущий звук, Уилкокс наконец последовал его примеру.

Ибо это были не дети.

Они были скорее звериными, чем человеческими детёнышами, а эти глаза были полны жадного, неутолимого голода. Они выслеживали свою добычу и уничтожали ее без угрызений совести.

И только так Уилкокс с Йеном могли стрелять в детей.

Оружие спасло им жизнь, но подняло в закрытой комнате страшный шум. Как гром, отдающийся эхом, пока каждый присутствующий не оглох от выстрелов.

И именно поэтому они не услышали, как в дверях появились остальные.

Не узнали об этом, пока не почувствовали когти и зубы и не ощутили запах прогорклого, горячего дыхания на своих шеях.

* * *

— Только после вас, шериф, — произнёс Кейб.

Диркер кивнул и толкнул дверь старого отеля. Кейб последовал за ним с дробовиком в руках. Ещё одно ружьё было перекинуто через спину.

В нос им тотчас же ударила волна вони.

Густая, горячая, тошнотворная. Ей не было места в заброшенном отеле в морозный день, когда ветер сгонял снег в сугробы и запирал все вокруг льдом.

Тем не менее, запах был… словно дышащее, всепоглощающее, живое существо. Зловещий разум. Мужчины стояли, затаив дыхание, ожидая то, что вызвало эту вонь, текущую вниз по лестнице.

Однако вокруг была лишь тишина.

— Если Хармони не ошибся, — начал Диркер, перезаряжая оба кольта «миротворца», — то Кобб со своей командой залегли где-то здесь наверху.

— Господи, ну и вонь, — пробурчал Кейб.

— Идём, — махнул рукой Диркер.

На крюке возле лестницы висела пара масляных ламп. Обе были почти полны. Кейб вытащил сигарету и закурил.

От ламп исходил грязно-жёлтый свет, обнажавший останки природы — кости животных и птичьи гнезда, засунутые в дыры в стенах, листья, палки и сосновые иголки.

Они бок о бок поднялись по лестнице и остановились на верхней ступеньке.

Они замерли, заметив, что атмосфера теперь стала определенно ядовитой и чумной, как в лагере смерти в малярийных джунглях. Воздух был тяжелым, влажным и вязким от гнилостного, замаранного мухами запаха червивого мяса. И жарким, гнетущим. Он дрожал, как желатин, ложась на их лица в густой, скользкой пеленой.

Они двинулись по коридору к двери в конце коридора. Дверь с прочерченными в ней бороздами и кровавыми отпечатками ладоней. Или чем-то, напоминающим отпечатки ладоней.

— Глянь на пол, — прошептал Кейб.

Диркер опустил голову.

Сразу за дверью, примерно на метр от порога лежала странная, ползучая, разлагающаяся грибковая масса. Когда они наступили на нее, она захлюпала, как мокрые листья, и из нее засочился вонючий черный сок.

Диркер ткнул во что-то носком ботинка.

— Дробовик, — сказал он. — Узнаешь?

Кейб медленно и устало кивнул.

— Да. Это Чарли Седобрового.

Выйдя из комнаты, Диркер дернул за следующую грязную ручку, но дверь оказалась заперта.

Кейб стоял рядом с ним, и дикий, животный ужас пронизывал его насквозь. Что бы там ни было… что бы ни испускало эту отвратительную, жуткую вонь… Господи, это было ужасно, просто ужасно.

Диркер передал свой дробовик Кейбу и взял оставшееся после Седобрового ружьё. Он приставил ствол к замку и нажал на спусковой крючок. Ручку и часть двери внесло в комнату, оставив за собой дымящуюся черную дыру.

Диркер пинком распахнул дверь.

И они очутились с истинной преисподней.

Когда они прошли через дверной проем, освещая себе путь фонарём Кейба, черная волна зловонного жара буквально отбросила их назад на шаг или два. И запах… тошнотворные испарения, которые были не просто органическим распадом и разложением, а нездоровым, отвратительным смрадом, от которого колени начинали дрожать, а желудок готов был вот-вот вывернуться наизнанку.

Это сразу напомнило Кейбу полевой госпиталь, в котором он лежал во время войны. Переделанный сарай в Теннесси, воняющий гниющими окровавленными повязками, ампутированными конечностями и пожранной гангреной плотью. Здесь был тот же запах боли, страданий и рвотных масс.

Собравшись с духом, они шагнули дальше.

Мебели не было. Кремовые обои в цветочек были забрызганы и испачканы каплями застарелой крови. Даже потолок был забрызган ею… как будто какой-то сумасшедший мясник разбрасывал ее ведрами.

Пол был мокрым, и по нему ползал еще один серый грибок, но здесь он был покрыт паутиной и пропитан черной сукровицей и кровавой слизью. Это было студенистое варево гнили, костей и обглоданных конечностей, глубиной в десяток сантиметров.

Повсюду валялись тела и их части, покрытые мухами, жуками и ползучими червями. Несколько грязных, ободранных и лишенных челюстей черепов уставились на вошедших.

— Отче наш, сущий на небесах, — едва слышно прошептал Диркер.

Ибо перед собой они видели то, чему оба стали свидетелями ещё в Миссури.

Возможно, когда-то это была женщина, но теперь это был закованный в цепи упырь с мокрой, прокаженной плотью — плотью, которая была изрыта зияющими дырами и свисала с костей, как продуваемый ветром саван. Эта плоть, казалось, двигалась и извивалась пульсирующими потоками, но на самом деле причиной этого служили паразиты и черви, гнездящиеся внутри. Череповидная голова была увенчана длинными сальными волосами, покрытыми паутиной, лицо было сморщенным и увядшим, а из зеленых глаз текли слезы слизи.

Существо издавало низкий мычащий звук, протягивая руки, которые были скорее голыми костями, чем плотью, а кожа свисала с них полосками и петлями. Пальцы представляли собой палочки, заканчивающиеся длинными загнутыми ногтями, которые, казалось, извивались в воздухе. Монстр начал скользить в их направлении, бросая рябь на чумное море органического изобилия.

Кожа лица давным-давно облезла, выставляя на всеобщее обозрение кости черепа, зияющую дыру полости носа и дысны и серыми, кривыми зубами.

Существо двинулось вперед крадущимся, ползучим движением, как извивающийся червь, при этом мяукая, как тонущий котенок.

Кейб и Диркер начали стрелять.

Летели пули и дробь, и воздух вдруг наполнился дымом и горьким запахом пороха. Они стреляли и стреляли, перезаряжали и снова стреляли. И не останавливался до тех пор, пока извивающаяся человеческая медуза не разлетелась на куски.

Затем они вышли из комнаты.

Закрыли за собой дверь.

В конце коридора, дрожа всем телом, Кейб швырнул фонарь о стену, и тот разбился вдребезги. Пламя лизнуло стены.

Выскочив на улицу, оба мужчины упали в снег, пытаясь отдышаться.

* * *

Десять минут спустя они стояли перед церковью.

Колокол уже давно прекратил звонить.

Они стояли у высоких кованых ворот, окружавших церковь и подходивших прямо к ступеням. Штыри были ржавые, высокие, смертельно острые и поднимались вверх, как копья.

— Что ж, Тайлер, — произнёс Диркер. — Полагаю, больше никого не осталось. Лишь ты и я.

— Давай покажем этим ублюдкам, на что способны разъяренный янки и сумасшедший южанин без роду, без племени, — усмехнулся Кейб.

Диркер рассмеялся. Ничего не мог с собой поделать. Смех просто рвался наружу из его груди, и вскоре по щекам у него уже текли слёзы, а Тайлер Кейб смеялся рядом, еле переводя дыхание.

— Не знал, что ты умеешь смеяться, — заметил Кейб.

Смех Диркера перешел в кашель. Он вытер рот тыльной стороной ладони.

— Конечно, умею, — выдавил он, — просто я обычно в этот момент один и смеюсь над самим собой.

Фраза шерифа вызвала у них новый взрыв смеха, и они стояли перед церковью, шатаясь, как пьяные, хлопая друг друга по спинам, пока все не стихло и не сменилось мрачным молчанием. Стих ветер. Осталась лишь вечность.

— Похоже, я опоздал на вечеринку, — произнёс голос за их спинами. — Следующий раз не забудете пригласить, а?

Из снежной завесы неспешным шагом вышел Элайджа Клей, держа в каждой руке по пистолету.

— А я-то думал, что остался последним.

— Не думал, что когда-либо буду рад тебя видеть, чёртов ублюдок, — усмехнулся Кейб.

— Следи за манерами, мальчик мой, — ухмыльнулся в ответ Клей. — Я пришёл, чтобы спасти твою задницу.

— Где остальные? — спросил Диркер.

Клей лишь покачал головой.

Затем они вместе поднялись по ступенькам. Двойные двери были заперты, но Клей ударил в них своим массивным плечом, и они распахнулись. Затем все трое двинулись вперед, двигаясь не спеша, с дробовиками в руках.

Скамьи.

Они увидели ряды скамей, многие из которых были разбиты в щепки. Алтарь был занят огромной полкой со скальпами. Да по самым скромным подсчётам, их было не менее пятидесяти.

Вокруг были аккуратно сложены груды черепов и костей. На кресте не было Иисуса, а вместо него было прибито мумифицированное тело. Диркер признал в нём Калеба Каллистера… по крайней мере, он так думал.

Но времени выяснять это не было, потому что из-за алтаря вышли Джеймс Ли Кобб и четверо его Охотников за шкурами. Они были вооружены винтовками, одеты в серые пыльники и находились где-то в трансформации между животными и людьми.

— Похоже, грядёт заварушка, — рассмеялся Кобб, и его резкий, отрывистый хохот разнёсся эхом под своды церкви.

Кейб внимательно посмотрел на создателя этого кошмара. Кожа на левой стороне лица просто отсутствовала, мышцы и кости были обнажены. Словно какой-то хирург прорезал скальпелем демаркационную линию по центру его лица, оставив правую сторону относительно невредимой — и отслоив левую до изначальной анатомии. Кобб напоминал собой анатомический препарат, который почему-то ходил и двигался.

— Чёрт, да он уродливее, чем дохлая белка в жаровне, — сплюнул Клей.

И в следующую секунду полетел свинец.

Кейб и остальные побросали дробовики и достали винтовки — «Эванс» Кейба, «Винчестер» Диркера и «Генри» Клея. Пули сновали вокруг них, как разъяренные осы, впиваясь в скамьи и разбрасывая повсюду щепки.

Троица выстрелила в ответ.

Но Охотники за шкурами были одержимы безумной, первобытной яростью. Они бежали от алтаря прямо под шквал пуль. Двое возглавлявших атаку на мгновение закружились, как марионетки, когда пули вонзились в них, пробивая дыры и разбрасывая кровь и мясо во все стороны.

Но Кобб продолжал стрелять; одна из пуль попала Клею в плечо, а другая прочертила рану на его голове, прихватив мочку уха.

Он упал, истекая кровью и стеная, но сумел выпрямиться и выстрелить Охотнику за шкурами в упор прямо в лицо. Пуля пробила тому нос, и череп позади нее раскололся, когда пуля прошла сквозь его голову, как сверло, разрывая все на своем пути.

Еще один Охотник за шкурами, с дюжиной дырок в теле, почти добрался до них, но Кейб всадил ему пулю в горло, которая заставила чудовище развернуться, и прикончил пулей в висок.

Диркер подпрыгнул и повалил третьего Охотника за шкурами в лужу крови и мозгов, а затем схватился за грудь и упал.

К мужчинам подскочил последний Охотник за шкурами.

Кейб всадил в него пулю, но это того даже не остановило. Он врезался в Охотника за головами, и они покатились кувырком по полу. Он был невероятно силен, и Кейб боролся, ругался и бился, пытаясь удержать его зубы подальше от своего горла.

И тут Диркер, в пропитанном насквозь кровью плаще, запрыгнул на спину монстра. В него попала ещё одна выпущенная Коббом пуля, но шериф не сдавался и не разжал хватку. Его лицо превратилось в маску агонии, но он изо всех сил оттягивал голову существа назад, пока оно пыталось дотянуться до горла Кейба.

Последним рывком он оттянул голову зверя, приставил дуло своего кольта к его виску и нажал на спусковой крючок. Череп животного разнесло в клочья.

Чудовище упало замертво.

И Диркер вместе с ним. Он схватился грудь, и под пальцами запузырилась алая кровь.

Клей сделал еще два выстрела в Кобба, который, воспользовавшись суматохой, пробежал вдоль дальней стены, стреляя из пистолетов, и исчез в низком дверном проеме в шести метрах от мужчин.

Но Кейб интересовал только Диркер.

Он уронил голову на колени.

— О Господи, Джексон, Господи Иисусе, посмотри на себя, — он почувствовал, как по щекам текут слезы, и понял, что Диркер спас ему жизнь, но ценой собственной жизни. — Зачем ты это сделал? Зачем, зачем?

Диркер протянул руку, сжал его ладонь.

— Тайлер, — сказал он, и из уголков его губ потекла кровь. Он закашлялся, поперхнулся и попытался что-то проглотить. — Тайлер, я… Это конец, конец для меня…

— Нет! Нет, я не позволю тебе так просто взять и…

— Это конец, Тайлер, — отрезал Диркер. — Когда вернёшься в город… позаботься… позаботься о моей жене… о Дженис. Поклянись, что не оставишь её…

Кейб начал рыдать, переполненный чертовыми эмоциями.

— Клянусь, я позабочусь о ней. Только, Джексон… Ты не можешь взять и умереть — не сейчас, когда мы, наконец, стали друзьями, чёртовыми друзьями!

Диркер улыбнулся, но улыбка быстро исчезла с его лица. Он уставился перед собой, тяжело дыша.

— Пи-Ридж… Я вижу ту битву, Тайлер… Прямо сейчас… Вижу лес, холмы… Ох, Тайлер, помнишь, как было холодно? Этот мороз и снег… В Арканзасе… Арканзасе… Эй, парни, отступаем, отступаем! Нас окружают! Нет, нет, нет… Мне же это снится, да, Тайлер?

Кейб крепко сжал ладонь Диркера.

— Я заброшу тебя на лошадь и отвезу в город. Да, прям сейчас…

На плечо ему легла рука. Это был Клей.

— Он умер, мальчик мой, — мягко произнёс великан. — Он умер.

С мокрым от слез лицом Кейб опустил Диркера на пол, погладил его по щеке и шмыгнул носом, пытаясь взять себя в руки. Он увидел свой дробовик и поднял его.

— Куда, — спросил он, — подевался этот гребаный мудак Кобб?

Клей кивнул на дверь, пытаясь одновременно перетянуть раны.

— Сбежал туда. Покажи ему, мальчик…

Кейб, полный ненависти и ярости, влетел в дверь, как артиллерийский снаряд. Если бы Кобб ждал его там, он разрубил бы его пополам единым ударом, как сыр — острым ножом.

Но Кобба там не было.

Кейб оказался в очень узком проходе, который вел наверх прямо к колокольне. По нему, словно извивающийся червь, поднимался ряд тесных винтовых лестниц. На них была кровь. И кровь была размазана по перилам.

«Значит, его зацепило, — подумал Кейб. — Этого сукина сына зацепило…»

Сделав резкий вдох, Кейб с дробовиком в руках начал подниматься по ступенькам так тихо, как только мог. Он крался и полз, как кошка на охоте. На самом верху был люк.

Собравшись с духом, Кейб пригнулся, а потом резко запрыгнул в дыру в потолке.

Перекатился по дощатому полу.

Вихри гонимого ветром снега хлестали о колокол. Комната с колоколами была площадью около одного квадратного метра, открытая со всех четырех сторон, с заграждением высотой по пояс. Пол был покрыт снегом, старыми листьями и… каплями крови.

Джеймс Ли Кобб, чье лицо по-прежнему напоминало волчье, обошел колокол. Левая сторона его лица представляла собой скорее голые кости, нежели плоть, и этот череп явно принадлежал какому-то хищному зверю.

— Я сожрал все души в Избавлении, — прохрипел он. — А теперь сожру и твою…

Топорик пролетел мимо лица Кейба и дальше — на занесённую снегом улицу. Кейб выстрелил демону в живот, но тот прыгнул на него — прыгнул с поразительной скоростью и координацией, которой не ждёшь от человека с пулей в животе. Но Кейб выстрелил во второй раз, и уже этот выстрел отбросил Кобб обратно к колоколу. Колокол начал раскачиваться и звонить с оглушительным грохотом. Кобб оставил на нем кровавое пятно и подтянулся, держась за выступ, спиной к снегопаду.

В туловище Кобб зияла дыра от выстрела. Несколько язычков пламени уже лизнули его пончо, а от обожжённой плоти и волос доносился отвратительный запах.

Но не это заставило Тайлера замереть на месте. У Кобба не было внутренних органов. Лишь полость, заполненная кишащей саранчой. Сотнями, тысячами отвратительных насекомых.