Кокаиновые короли

7. Джонни Фелпс

Джонни Фелпс прибыл в Боготу в середине 1981 года в качестве специального агента УБН по всей Колумбии. На него работало тринадцать человек в Боготе и в филиалах в Кали и Барранкилье, на северном побережье Карибского моря. Еще в его ведении числился отдел в Медельине, который открылся недавно, но не был запущен, с единственным человеком в штате. В потоке бумажной работы можно было захлебнуться. Лавина информации переполняла архив документов Фелпса.

Если бы снимали фильм об агенте по борьбе с наркотиками, то Фелпс бы идеально подошел на эту роль. Он был высоким и розовощеким, с мужественным лицом, имел техасский выговор, непринужденную манеру держаться и фанател от «Даллас Ковбойз».

Фелпсу исполнилось тридцать семь лет, когда Вашингтон отправил его в Колумбию. Раньше он никогда не работал за границей. Его карьера началась в службе иммиграции и натурализации, затем он перешел в УБН, где расследовал дела с героином и марихуаной на мексиканской границе. Он был в некотором роде уникумом, потому что ему удавалось быстро набирать вес в УБН без особых видимых заслуг. Фелпс отлично выглядел в темном костюме и своих любимых ботинках, превосходно говорил по-испански и производил хорошее впечатление, выступая перед конгрессменами и другими важными людьми.

И все же Фелпс был не так прост, хоть он и родился в бедной семье. Его детство прошло в захолустной сельской местности в западном Техасе, где благодаря мексиканским рабочим с «брасеро»[30] он выучил испанский.

Фелпс женился сразу после окончания средней школы и тогда же начал работать монтером в местной энергетической компании. Он с трудом продержался там три года и моментально уволился, когда появился шанс устроиться в пограничный патруль. И с того момента труд на благо государства стал делом его жизни.

В 1973 году Фелпс поступил на службу УБН в Сан-Диего и работал следующие восемь лет на мексиканской границе, проводя расследования либо в качестве агента под прикрытием, либо в совместных операциях с местной полицией. Его главным амплуа было изображать тупого покупателя-гринго, наивного и простодушного. Удивительно, как ему это удавалось, потому что настоящий Фелпс был упрямым, умным, амбициозным и четко шел к своей цели. Он не ходил на вечеринки, не болтал о пустяках и вообще не любил праздно проводить время. Фелпс всегда действовал жестко, если считал, что кто-то из его агентов слишком расслабился.

Такому стилю работы он пытался следовать и в Колумбии, поэтому сначала его жесткую манеру встретили в штыки. Но Фелпсу было плевать. «Вы в Колумбии по своей воле, – объяснял он. – Зачем тогда приехали, если не готовы к такой работе? Терпеть не могу, когда мои люди не делают все, что в их силах».

Практически с первого дня работы Фелпс был уверен, что с кокаином будет много проблем, хотя в поддержку его теории было мало доказательств, по крайней мере, так тогда казалось. До знаменательных событий с грузом «ТАМPA», которое навсегда изменит взгляды правоохранительных органов США, оставался почти год. До 1981 года самой крупной конфискованной партией кокаина в Колумбии считалось шестьсот килограммов, обнаруженных в самолете в Кали шестью годами ранее. Самым крупным грузом из недавних были четыреста килограммов в Боготе.

Фелпс был этим озадачен. Он помогал перехватить большие партии колумбийского кокаина на мексиканской границе. В первые недели в Колумбии он летел над регионом Гуавьяре[31] в восточной части «льянос» – равнин, и в глаза сразу бросились огромные плантации коки. Все знали, что из местных листьев кокаин получается паршивым. Но если уж здесь эту дрянь сажали в таких количествах, несложно представить, сколько тогда должны выращивать в Боливии и Перу – из тех листьев наркотик выходил отменный.

Правоохранительные органы, сосредоточившись исключительно на марихуане, потерпели неудачу. Фелпс полагал, что главная причина была в политике. Корабли с травой каждый день покидали порты северного побережья, и огромное количество марихуаны постоянно поступало на берег Южной Флориды. Конгресс в решении проблемы с травой во всем полагался на администрацию Рейгана, только что заступившего на пост президента. А о кокаине вряд ли тогда кто-то из конгрессменов вообще думал.

Фелпс в течение пяти месяцев раздавал указания оперативным сотрудникам в Медельине, Кали и Боготе и заставил полностью посвятить работу разведке по кокаину. Он хотел знать о нем все: кто продает, сколько перевозят, сколько стоит и куда его везут.

Фелпс сразу понял, что у него мало инструментов для борьбы с наркоторговцами. Правительство предоставило колумбийской армии контроль над торговцами марихуаной на карибском побережье, но операция провалилась. Министр обороны заявил, что больше не хочет, чтобы его солдаты связывались с наркотиками, и фактически признал, что наркоторговцы настолько развратили их взятками и наркотой, что армия стала бесполезной.

Правительство работало над созданием специального подразделения по борьбе с наркотиками в Национальной полиции, которое в конечном итоге станет контролировать марихуану, кокаин и любые другие наркотики. До формирования этого подразделения агенты УБН в Колумбии сотрудничали с разными службами. Например, с полицейской разведкой «Ф-2»; в целом тамошние ребята были неплохими, но их перегрузили работой. АДБ работало с разной степенью эффективности, но в некоторых местах было совсем безнадежным: полиция генерального прокурора оказалась тотально коррумпированной, как в отряде в Медельине, так и в других. Но у АДБ были вертолеты и другие жирные ресурсы, полученные в конце 1970-х, когда они дружили с УБН.

Нечистоплотность правоохранительных органов была проблемой, но Фелпса больше всего выводило из себя то, что и многие колумбийские высшие чиновники закрывали глаза на наркоторговлю. Колумбийцы могли мириться с высокой степенью привычного беззакония, и в любом случае их главным аргументом было то, что марихуана и кокаин – пороки безвредные. Это же не так ужасно, как торговля оружием, так что плохого в небольшой контрабанде?

К концу года Фелпс составил список «первой десятки» наркоторговцев. Из Медельина в нем были Пабло Эскобар и Хорхе Очоа, Хосе Окампо и двое оставшихся стариков – Сантьяго Окампо Зулуага и Мануэль Гарсес Гонсалес. Хосе Окампо, бывший водитель такси, из-за эффектной шевелюры был известен как Пелуса (Кудрявый). Окампо Зулуага к Хосе не имел отношения. Он был пятидесятилетним контрабандистом с опытом и наркоторговцем, владел ранчо, время от времени служил советником и был авторитетом для мятежной молодежи[32]. Мануэль Гарсес, возрастом около сорока пяти лет, вел и легальный бизнес, в основном в сфере недвижимости. Он был единственным известным Фелпсу крупным дельцом, который торговал марихуаной и кокаином.

Из Кали были Хильберто Родригес Орехуэла по прозвищу Шахматист и его приятель Хосе Сантакруз Лондоньо, Студент или Дон Чепе. Они были парой бывших похитителей-вымогателей, которые переключились на кокаин, чтобы создать свой бизнес-конгломерат. В Боготе еще была Вероника Ривера, бывшая уличная торговка и скупщица краденого, люди которой убили половину главной банды в городе, чтобы получить контроль над наркосетью. Бернардо Лондоньо был пожилым отмывателем денег, известным как Дипломат. Замыкал список Гонсало Родригес Гача, Мексиканец, который был на короткой ноге с Эскобаром и другими наркобаронами из Медельина. Сразу за первой десяткой шел Карлос Ледер из Армении, который числился в розыске в Джексонвилле.

Наркоторговцы были опытными преступниками – жестокими, изобретательными и практически всегда – смертельно опасными. Они выживали и преуспевали в течение многих лет в одном из самых опасных бизнесов в мире, но долгое время это совершенно не беспокоило Колумбию.

Причина была в том, что страна сделала насилие своей визитной карточкой задолго до возникновения наркобизнеса. Фелпс, как и любой другой иностранец, работавший в Колумбии, начал узнавать о тяге местных к насилию, как только прибыл в страну. Похищение людей, уличные убийства и массовая резня… Так что наркоторговля была лишь следствием колумбийских традиций.

Знаковое событие в современной истории Колумбии было известно просто как «Ла Виоленсия» – «Насилие» – кровавая бойня в глубинке между соперничающими ополченцами, принадлежащими к двум традиционным политическим партиям страны, либералам и консерваторам. «Ла Виоленсия» началась в 1948 году и продолжалась большую часть 1950-х годов. Прежде чем армия договорилась о перемирии и призвала две политические партии разделить власть в Национальном фронте, в этой бойне погибло около трехсот тысяч человек.

Национальный фронт остановил кровопролитие и в определенной степени помог добиться мира, который продлился почти два десятилетия. Только за это достижение его создание можно назвать блестящей идеей. Но управление страной оставалось вопросом сотрудничества, а не противостояния. Ко времени приезда Фелпса в 1981 году так называемая колумбийская демократия подвергалась активной критике, поскольку имела славу сборища старых друзей на службе у либеральных и консервативных бонз.

Не имея возможности выпустить пар, политические аутсайдеры левых и правых опять прибегли к насилию. В 1981 году в Колумбии действовали полдюжины партизанских группировок различного толка. Армия тратила большую часть времени и ресурсов на пусть и не такие масштабные, как ранее, но ожесточенные стычки с ними по всей стране. Правые «эскадроны смерти»[33] периодически вступали в бой, чтобы навести порядок в отдельных городах или поселках. Все причастные хорошо владели необходимыми навыками для продолжения войны. В таком контексте наркоторговцы стали всего лишь еще одной жестокой группировкой среди многих подобных.

«Ла Виоленсия» научила Колумбию всему, что ей нужно было знать о насилии. Национальный фронт создал механизм для управления и сдерживания беспорядков, чтобы защитить колумбийцев от самих себя. Но то, что могли вынести его изношенные детали, имело предел. Медельинский картель многократно их переступал.

Колумбия в 1981 году была страной с населением двадцать шесть миллионов человек, третьей по величине в Южной Америке после Бразилии и Аргентины. Колумбийцы были известны не только своей жестокостью. Остальная Латинская Америка уважала их за прекрасный разговорный и письменный испанский, а также за Габриэля Гарсиа Маркеса, самого известного писателя Латинской Америки, который был родом из колумбийской Картахены. Богота, столица и крупнейший город, славилась культурными традициями, Кали был известен красивыми женщинами, Барранкилья – музыкой сальсы и тропическим ритмом, Картахена – боксерами. И еще был Медельин.

Оперативником Фелпса в Медельине был тридцатидвухлетний Эррол Чавес. Он начал работу за пару месяцев до приезда Фелпса в Боготу, и его задачей было выяснить о кокаине все, что только можно. Как и Фелпс в Боготе, он сразу же утонул в потоке информации. У него не было ни секретаря, ни машинистки. Он работал по четырнадцать часов в сутки семь дней в неделю и все никак не мог достичь результата.

Все было совершенно новым. Перед ним стояла главная задача – выявить наркоторговцев.

Все время всплывал Очоа. Еще были Хосе Окампо и Сантьяго Окампо – а может, это был один и тот же человек? Потом еще Фабио Рестрепо Очоа. А как насчет Пабло Корреа, Корреа Арройаве и Корреа Рамоса? Кто есть кто?

Далее – источники. Он проводил утро в штаб-квартире Национальной полиции. Со дня его прибытия АДБ и полицейская разведка сообщали Чавесу, что из Медельина в США регулярно перевозят от двух до пяти тонн кокаина. Как Чавес ни пытался, он так и не смог найти стопроцентных доказательств. Сообщать об этом он не стал, потому что сначала и сам не поверил в это и вовсе не хотел, чтобы его подняли на смех. «В Вашингтоне решат, что я тоже нюхаю эту дрянь», – думал он.

Чавес разделил медельинских торговцев на две группы: «брокеров» и «других». «Брокеры» – это, скорее всего, несколько преступных семей во главе с Очоа, Эскобаром и парой других. Они были теми, кто мог собрать большую партию кокаина, заплатить и организовать транспортировку тонн товара. Большая партия в 1981 году означала несколько сотен килограммов.

«Другим» предлагали взять на себя груз «брокеров», отправить один или два килограмма, или пятьдесят, или сто. «Брокер» созывал встречу в ресторане или отеле Медельина, приглашая всех, кто хотел поучаствовать. «Брокеры» выступали посредниками и для остальных «брокеров», и для «других». Каждый наркоторговец, крупный или мелкий, упаковывал свой кокаин по килограмму и наносил личный код из комбинации цветов и символов. Это был тот самый шифр, один из которых таможня США обнаружила на изъятом кокаине в авиакомпании «ТАМPA». У кого-то было несколько кодов, кто-то периодически личный код менял. У главного «брокера» и его дилера в Майами, Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и других местах был список кодов, чтобы они могли вести учет товара.

Чавес пробыл в Медельине два года и обзавелся шестью информаторами. Со временем их всех вычислили и убили. Каждый раз, когда он кого-то находил или кто-то приходил к нему в офис сам, он говорил одно и то же: «Мы ценим, что вы хотите помочь УБН, но не пытайтесь звонить напрямую, работать под прикрытием и заключать какие-нибудь сделки». Они никогда не слушали и делали все по-своему.

Двоюродный брат Пабло Эскобара, который был на мели, лишившись всех денег в Перу, обратился в УБН, и его наняли как информатора. Чавес дал ему немного денег и сказал, чтобы тот был осторожен. Он сразу же попытался заключить с Эскобаром сделку на двести килограммов. Вскоре его нашли голым со связанными за спиной руками. Тело было изрешечено пулями.

Шурин Хорхе Очоа, пилот, совершил ошибку, когда позвонил Чавесу по телефону и в открытую встретился с агентами УБН. Группа убийц, нанятых Очоа, встретила его в аэропорту, но ему удалось добежать до своей машины и уехать. Бандиты пустились в погоню. Он ехал по узкой речной дороге в надежде оторваться от преследователей. Полиция обнаружила его автомобиль в тот же день. Пару дней спустя, в водосточной трубе, нашли и самого шурина Хорхе Очоа, изувеченного, с выколотыми глазами.

В гости на Рождество к Чавесу приехал отец, сотрудник правоохранительных органов. Однажды утром они прогуливались на заднем дворе Чавеса и заметили на земле нечто странное.

«Это то, о чем я думаю?» – спросил Чавес.

«Именно», – ответил его отец.

Это был человеческий язык. Неделей ранее полиция обнаружила одного из информаторов Чавеса со связанными за спиной руками и изрубленного мачете. Чавес не знал, был ли это язык того человека или нет. Да и не хотел знать.

Чавеса, его жену Хулию и троих маленьких детей двадцать четыре часа в сутки охраняли шесть полицейских. Чавес ехал на работу в сопровождении полиции и с автоматом, который он прятал на полу машины между ног. На поясе он носил 9-миллиметровый пистолет «Смит и Вессон», а позже добавил револьвер 38-го калибра, который носил в кобуре на лодыжке. Когда он шел на обед, его сопровождала охрана. И даже когда по вечерам он ходил выпить – тоже. Когда он встречался с информаторами, с ним вновь были сопровождающие.

Вместе с сотрудником по связям с общественностью, который работал в консульстве США, они просили, чтобы их работу в Медельине приравняли к трудным условиям. Тогда они бы смогли получить прибавку к зарплате. Они указали, что местный уровень убийств составлял «64 на 100 000 жителей», что более чем в два раза больше, чем в самых криминальных городах США, и в пять раз больше, чем в большинстве любых других городов Штатов.

«Сведение счетов из-за наркотиков, – говорилось в их отчете, – было совершенно обычным явлением». Сотрудник по связям с общественностью дважды видел трупы в изрешеченных пулями автомобилях сразу после нападения мафии. По его словам, убийцы использовали автоматы и часто орудовали в общественных местах, стреляя во всех подряд, чтобы гарантированно убить единственного нужного человека.

Полиция сказала Чавесу: «Все знают, кто вы», и у него не было причин сомневаться в этом. Один наркоторговец хвастался всему городу, что прослушивал его телефон. Чавес вызвал техников, чтобы прочесать здание. Они обнаружили многочисленные жучки в его телефонах в офисе и даже в телефонных автоматах рядом с его работой. Не раз он пытался звонить в Боготу и замечал на линии пищащий или стонущий звук, и, чтобы его услышали на другом конце, нужно было буквально кричать. Но иногда информация была настолько важной, что деваться было некуда, и все равно нужно было ее передать. Одна из телеграмм, которые он продиктовал в Боготу, почти дословно совпала с найденной в сумочке жены одного наркоторговца, арестованной в Майами.

Брак Чавеса и так был под угрозой, когда он приехал в Медельин, а вскоре и вовсе распался. Ему было не в чем винить свою Хулию – Медельин всем действовал на нервы. Но род его занятий сделал все еще хуже. Тем не менее Чавес считал свою работу интересной и важной. Практически каждая крупица информации, которую он добывал, была новой. Наркоторговцы были повсюду, и Чавес видел их постоянно – в ресторанах, на дискотеках, в отелях. Он сидел практически бок о бок с Хосе Окампо на корриде и отклонился назад, чтобы попытаться его сфотографировать. Он видел братьев Очоа на выставке лошадей. Чавес ходил следом за Эскобаром, когда тот раздавал беднякам в трущобах двадцатидолларовые купюры. Каждый день он слушал, как наркоторговцы разговаривают по телефону с дилерами в Майами и сообщают, какие пакеты кокаина и с каким кодом цвета и номера надо отправить клиентам. Из-за этого их сделки иногда срывались, а УБН впервые смогло получать постоянный поток полезной информации из Медельина и действовать на ее основе.

Чавес был уверен, что более полезного человека в Боготе, чем Джонни Фелпс, не найти – каждый его отчет, каждый телефонный звонок, каждая телеграмма попадали в нужные руки. При Фелпсе полиция Боготы, которая в течение стольких лет уделяла почти все свое внимание марихуане на северном побережье, вдруг проснулась и заметила кокаин.

Лишь гораздо позже Чавес узнал, что Фелпс жил в смертельном страхе перед тем, что может случиться с его полевыми агентами, особенно с самим Чавесом. Фелпс считал, что полиция Медельина была либо скомпрометирована, либо запугана, либо коррумпирована, ей нельзя доверять, и это было никак не изменить. Он постоянно задавался вопросом: следует ли снизить активность в Медельине или, может, вообще свернуть там работу? Тайно Фелпс довольно часто ездил в Медельин, чтобы проведать Чавеса и напомнить о себе. Он хотел выразить свою признательность Чавесу за его энтузиазм и надежность.

Фелпс искал какой-нибудь способ послать сигнал наркоторговцам о том, что в УБН настроены серьезно. Такая возможность представилась в феврале 1982 года, когда торговец марихуаной с северного побережья похитил двух агентов УБН и попытался убить их на шоссе за пределами Картахены.

Никто из них серьезно не пострадал, но в течение следующих двух месяцев Фелпс не успокоился, пока вместе с колумбийской полицией не выследил и не арестовал виновного. Этот инцидент укрепил репутацию Фелпса в колумбийских правоохранительных органах и вызвал бесконечное уважение его собственных агентов. Джонни Фелпс – как позже сказал один из его подчиненных – «все дела доводит до конца».

Дважды во время расследования дела в Картахене Фелпс связывался и встречался с одним из ведущих колумбийских торговцев кокаином. Он требовал у кокаинового босса выдать похитителя своих агентов. В первый раз делец пытался отрицать, но во второй раз все же признался, что знает похитителя: «Да от этого психа один геморрой. Столько проблем нам создает. Забирайте его».

Но их главной проблемой был сам Джонни Фелпс. Вскоре полиция Медельина подтвердила Чавесу, что визит Фелпса сильно всполошил наркоторговцев. Здоровяк-американец с мексиканским акцентом явно мог устроить неприятности, и больше они с ним связываться не хотели. Фелпс четко дал понять, что с ним шутки плохи.