Колдовское лето

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Как же мне вдолбить в вашу бестолковую голову, что я не хочу, чтобы вы чинили мою калитку? – неожиданно для самой себя взорвалась Роуэн. – Если я не могу починить ее сама, я лучше попрошу сделать это любого другого человека, но только не вас!

Эта женщина еще упрямее, чем он думал. Эван знал, что сам виноват в этой вспышке враждебности, но все же он пришел к ней с наилучшими намерениями, и разве его вина, что она отказывается понять, как будет разумно, если он приведет в порядок ее сломанную калитку? Она сказала, что предпочтет «любого другого человека», но только не его. Возможно ли, что поблизости нет мужа или возлюбленного? Ведь должна быть какая-то веская причина, заставившая ее возиться с этой проклятой калиткой.

Он прищурил глаза, пытаясь подавить возникший интерес. Вчера в воздушном белом платье Роуэн Хокинс показалась ему маленькой и невероятно тоненькой. Сегодня в узких черных джинсах и облегающем свитере округлости ее фигуры весьма впечатлили Эвана. Его взгляд остановился на ее сердито вздымающейся груди, и он чертыхнулся про себя, почувствовав неизбежную, чисто мужскую реакцию своего тела.

– Прекрасно.

Только ничего прекрасного в этом нет. Определенно нет. Остается всего лишь пустяк – скрипучая калитка, из-за которой ему придется провести вторую бессонную ночь. Ветер, дувший с моря, все еще не потерял своей силы, и даже сейчас проклятая калитка скрипит изо всех сил.

– Может быть, тогда вы заставите мужа починить ее?

По затуманившимся глазам Роуэн Эван понял, что сказал что-то не то.

– У меня нет мужа.

– Это еще не конец света, – заметил Эван. Пожав плечами, он засунул руки в карманы джинсов, размышляя, как ему тактично избавить себя от созерцания боли, которой полны ласковые карие глаза. – Вероятно, так вам даже лучше. Должен сказать, что я никому не посоветовал бы жениться.

– Неужели? Ваш холодный цинизм не привлечет к вам много друзей, мистер Кэмерон. К вашему сведению, мой муж погиб в результате дорожно-транспортного происшествия. Я любила его всем сердцем, и скучаю по нему так, как вы не можете себе представить. Поэтому вы не смеете утверждать, что без него мне лучше.

От подступившего рыдания голос Роуэн дрогнул, и, отступив, она захлопнула массивную деревянную дверь с облупившейся белой краской. Этот звук орудийным залпом прокатился в голове у Эвана. Некоторое время он не мог сдвинуться с места. Из всех грубых, бестактных и глупых слов, которые когда-либо срывались с его губ, последнее замечание, адресованное Роуэн, было, вероятно, самым отвратительным. Он не только проклинал себя за неспособность проявить минимальное участие к страдающей женщине, но и почувствовал отвращение к возникшей у него за последние два года привычке держаться как можно дальше от чужих переживаний. С тех пор как Ребекка проявила себя во всей красе, эмоциональная отстраненность стала для него своеобразной отдушиной. Однако сейчас он презирал себя за то, что она превратилась в привычку.

Эван хотел было постучать в дверь и извиниться, но потом понял, что при данных обстоятельствах Роуэн, вероятно, пошлет его к черту. Он прищелкнул языком и пошел по тропинке. Бросив взгляд на злополучную калитку, Эван печально покачал головой.

Через час он починил ее, заменив петли и все остальное. Закончив работу, Эван заметил, что занавеска в окне Роуэн слабо дрогнула, но он умышленно отвернулся и, прежде чем собрать инструменты, поднял вверх руки и потянулся, чтобы размять мышцы. У него нет намерения задерживаться и выслушивать благодарность. К тому же, он не ожидает получить ее. Эван с довольным видом закрыл за собой калитку, издавшую приятный щелчок, и направился к своему дому, где немедленно включил телевизор. Он заглушит укоры совести соревнованиями по легкой атлетике, которые транслирует Би-Би-Си, и, надо надеяться, забудет обо всем, кроме физического совершенства и впечатляющих спортивных достижений.

Роуэн на мгновение перестала месить тесто и посмотрела в окно. Бедный запущенный сад! В одних местах травы совсем нет, в других она буйствует, стремясь одержать победу над сорняками. Придется класть дерн, если ей хочется иметь газон, но сначала нужно заняться сорняками. Однако есть кое-что, радующее взор, – кустики желтых примул и яркие желтые нарциссы, покачивающие головками на ветру, и даже изящные голубые колокольчики проглядывают кое-где в зеленой траве.

Почему после ее слов Эвану Кэмерону взбрело в голову починить калитку? Мысли Роуэн постоянно возвращались к нему. Может быть, у него возникло чувство вины, когда она сказала, что ее мужа нет в живых? Нет. По всему видно, что этот человек не способен на проявление сочувствия. Просто он не в состоянии вынести еще одну бессонную ночь, вот и все. Забота о собственных интересах заставила его заняться этой работой. Что ж, это ее устраивает, лишь бы только он не ждал от нее благодарности. С этого момента она будет как можно дальше обходить Эвана Кэмерона и не станет тратить на него «ослепительные улыбки, которые приводят его в крайнее раздражение», даже если он падет перед ней на колени. Чего, конечно, он не сделает. Мужчине, который выглядит так, как он, никогда не придется умолять женщину – если ей удастся не обращать внимания на его удивительно холодные зеленые глаза. Интересно, что с ним произошло? Почему появилась горькая складка у рта? И едва заметные морщинки на безупречно гладкой смуглой коже? Что заставляет такого мужчину похоронить себя в сельской глуши наподобие отшельника?

– Почему бы тебе не подумать о чем-нибудь другом? – упрекнула себя Роуэн. Рассерженная тем, что слишком много размышляет о неприятном соседе, она излила свое недовольство на невинное тесто, перемешивая его с излишней силой. Приятно, что можно выместить на нем ярость, которая кипит в ней с утра, когда она услышала обидное замечание Эвана Кэмерона. Даже если он будет висеть на краю скалы, она пальцем не пошевельнет, чтобы спасти ему жизнь. Она лишь мило улыбнется и помашет ему на прощанье рукой. Скатертью дорога! Что касается ее, то она с удовольствием предаст его забвению.

Через полчаса, когда мясо и пирог с почками заняли свое место в духовке, посуда была вымыта и убрана, Роуэн вошла в гостиную, чтобы разобрать старые фотографии. Она откладывала это с тех пор, как месяц назад поселилась в коттедже. Но сейчас ничто не мешает ей заняться ими – возможно, только легкий страх, что она опять не сделает этого. Фотографий слишком много, и к тому же разве ей нужно напоминание о том, как выглядел Грег? Черты любимого лица навсегда запечатлелись в ее памяти. Рассматривать фотографии, на которых навечно застыли навсегда ушедшие счастливые времена, – значит причинять себе только боль. И у нее нет детей, для которых она могла бы хранить фотографии. От этой мысли кровь болезненными толчками прихлынула к ее голове.

Поставив на темный деревянный стол две старые коробки из-под печенья, Роуэн осторожно открыла крышку одной из них и, сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, вынула несколько фотографий. Да, это был человек, который умел радоваться. На первой же фотографии Грег радостно улыбался, глядя в ее фотоаппарат. Это был день, который ему удалось выкроить из своего насыщенного расписания, и они провели его на побережье, где чувствовали себя, как беззаботные дети. Они съели по огромной порции мороженого, потом веселились на маленькой ярмарке; сидя на песке, ели рыбу с жареным картофелем; смотрели на прилив и верили, что у них впереди прекрасная жизнь.

Уже знакомая боль перехватила Роуэн горло. Она провела рукой по гладкой фотографии, с нежностью и гордостью вспоминая мужчину, которого она любила и потеряла. Лицо Грега не поражало красотой или правильностью черт, но оно было хорошим и располагающим. У него был жизнерадостный, доброжелательный и общительный характер. Проводить его в последний путь и почтить его память пришло множество друзей и коллег.

Роуэн отправилась в путешествие по волнам памяти. С трудом верится, что после несчастного случая прошло почти семь месяцев. Первые три месяца после смерти Грега она прожила, оцепенев от горя, машинально вставая, умываясь, завтракая и идя на работу. Постепенно у нее окрепла мысль продать дом в Баттерси и поселиться в их «гнездышке» – домике их мечты, который они купили в красивом, диком месте графства Пемброкшир. Внезапно она почувствовала непреодолимое желание бежать из шумного замкнутого пространства столицы и найти прибежище в тишине и покое.

Но сейчас приходится задуматься, по зубам ли ей этот кусок. Дом требует ремонта, а она городская девушка, которая всю жизнь жила в Лондоне. Работа помощника в производственном отделе успешно развивающейся телевизионной компании не оставляла ей времени для того, чтобы сделаться домашним умельцем.

Со вздохом оглядев полуразвалившиеся полки, нуждавшиеся в покраске и перестановке, и деревянный пол, который необходимо было отшлифовать и покрыть лаком, прежде чем украшать красивыми коврами, привезенными Грегом из дальних стран, Роуэн поняла, что ей придется многому научиться. Если, как она решила, у нее впереди годичный отпуск, она не сможет платить наемным рабочим за то, чтобы они привели дом в жилое состояние.

Одна неудача уже налицо – Эвану Кэмерону пришлось выручить ее и починить проклятую скрипучую калитку. Ну, ничего, она еще покажет ему! Больше ему не представится возможности обращаться с ней, как с глупенькой женщиной, которая способна лишь красить ногти на ногах! Внезапно Роуэн пришло в голову, что есть более неотложные занятия, чем рассматривание фотографий, и она быстро уложила их в коробку и плотно закрыла крышку. Аппетитный запах мясного пирога начал разноситься по всему дому. Роуэн вскочила и исчезла в спальне. Покопавшись на полках, она взяла две потрепанные книги, которые купила на прошлой неделе: «Ремонт в доме» и «Руководство для домашнего умельца».

С влажными после душа волосами и полосатым банным полотенцем, обмотанным вокруг мускулистого торса, Эван не торопясь направился к телефону. Только два человека, насколько ему известно, знают, где он находится. Сейчас он в таком настроении, что у него ни малейшего желания разговаривать ни с одним из них.

– Да? – он умышленно не назвал своего имени или номера, и в его голосе не прозвучало далее намека на дружелюбие.

– Эван, это ты? – откликнулся знакомый женский голос.

– Бет, – вздохнул он, думая, как бы побыстрее закончить разговор и не обидеть сестру, которая, будучи на пять лет моложе, до сих пор носится со своим взрослым братом, как курица с яйцом. – Как дети?

– Люк и Алекс чувствуют себя прекрасно. Ты же знаешь, что я беспокоюсь не о них.

– Исходя из этого, мне остается предположить, что я – предмет твоей трогательной заботы?

– Не надо шутить, Эван. Два месяца назад ты едва не умер от гриппа! Естественно, я хочу знать, все ли у тебя в порядке. Нормально ли ты питаешься? Я знаю, что ты увлекаешься пищевыми добавками, но достаточно ли ты ешь овощей и фруктов? Ты знаешь, что поблизости в деревне есть маленькая овощная лавка? Там все очень хорошее, даже есть орехи и семечки.

– Спасибо за совет.

– Не язви.

– У меня и в мыслях этого нет, – возразил Эван. Устало опустившись в кресло, он откинулся на подушки и посмотрел на свою руку, лежащую на бедре. Она дрожит. Почти незаметно, но все же дрожит. Он не признался Бет, что это происходит уже несколько месяцев и началось еще до того, как его свалил грипп. Обычный симптом сильного стресса, утешил его врач. Сжав пальцы, Эван попытался убедить себя, что это его не волнует. Врач посоветовал длительный отдых – то, чем он сейчас занимается. Никаких силовых упражнений, никаких пробежек. Однако плавание и прогулки рекомендуются. Слава богу, что хотя бы это ему доступно, иначе он бы точно рехнулся.

– Эван? – громко воззвала обеспокоенная Бет, вернув его к реальности.

– Да. Я все еще слушаю тебя.

– Голос у тебя не очень веселый.

– Не придавай этому большого значения. Никому еще не нравилось мое прекрасное чувство юмора.

– Я чувствую, что мне следует приехать и убедиться, что ты следишь за собой. Может быть, мне пожить у тебя пару дней без детей? Я могла бы попросить маму Пола присмотреть за ними.

Эван резко выпрямился.

– Не обижайся, Бет, но я не хочу никого видеть, и заботиться обо мне не нужно. Все, что мне необходимо, чтобы прийти в себя, – это время. Может быть, я позвоню тебе через несколько дней и расскажу, как идут дела. Хорошо? – он сделал усилие, чтобы в его голосе не прозвучало раздражение. Меньше всего на свете он хочет, чтобы ему на голову свалилась младшая сестра и принялась опекать его. Кроме того, он не в силах поддерживать разговор. Пока еще нет. Последняя попытка с Роуэн Хокинс провалилась, и у него нет желания в ближайшем будущем повторять ее.

– Ну, тогда, если ты уверен, что...

– Со мной все хорошо, Бет. Поверь.

– Ты знаешь, где меня искать, если я понадоблюсь тебе. Между прочим, надеюсь, ты предупредил на работе, чтобы тебя не беспокоили?

Эван вспомнил последний разговор с Майком, своим заместителем: «Звони мне немедленно, если ты в чем-нибудь не уверен, или если произойдет что-то важное». Майк ограничился коротким кивком, и Эвану стало понятно, что он обидел его своим недоверием. Но это совсем не так: просто Эван чувствовал себя ненужным, если не мог руководить. Если бы после трехнедельного гриппа у него не появились хроническая усталость и постоянные мышечные боли, он, вероятно, уже принялся бы за работу, несмотря на запрет врача.

– Майк позвонит только в крайнем случае.

Эван поднялся, горя нетерпением прекратить разговор.

– Я надеюсь, что ты не будешь заниматься какими-нибудь глупостями вроде двадцатимильной прогулки или чем-нибудь в этом роде.

– Ни в коем случае, – мысль о том, что сейчас он физически не в состоянии сделать ничего подобного, пронзила его сердце, как стрела. Это унижает, заставляет чувствовать себя неполноценным человеком, а ведь он всегда отличался превосходным здоровьем! Внезапно ему стало холодно и захотелось, чтобы разговор с Бет подошел к концу и он смог одеться.

Роуэн знала, что поступает глупо, но ведь она едет в город за покупками, и элементарная вежливость требует спросить у соседа, не нужно ли ему что-нибудь. Он не показывается уже несколько дней, но его машина – новенький «лендровер» – все еще стоит перед домом. В руках у нее была умилостивительная жертва – пластмассовая коробка со свежими фруктовыми лепешками. Не может же она сама съесть все, не так ли? К тому же известно, что лепешки нельзя хранить в холодильнике.

Подняв тяжелое бронзовое кольцо, Роуэн решительно стукнула в дверь. Сердце, как погребальный колокол, глухо стучало у нее в груди. Услышав приближающиеся шаги, она набралась мужества, ожидая, когда Эван откроет дверь. В его зеленых глазах промелькнуло удивление, когда он молча посмотрел на Роуэн, внезапно потерявшую дар речи. На Эване были выцветшие голубые джинсы с прорехой на колене и черная футболка. Крепкое сильное тело превращало эту будничную одежду в нечто недозволенное и даже, страшно сказать, опасно сексуальное. В течение нескольких долгих секунд Роуэн потрясенно взирала на выпуклые бицепсы и развитые мускулы, бросившиеся ей в глаза благодаря скудному одеянию Эвана. Она почувствовала внезапное жжение под ложечкой и странную сухость во рту.

– Я... я подумала, что они могут понравиться вам, – Роуэн сунула ему в руки коробку и быстро отступила назад. – Это лепешки. Я только что испекла их.

Эван непонимающе уставился на коробку, которую машинально взял. Затем поднял глаза, и его взгляд пригвоздил Роуэн к месту. На ее лице играл нежный румянец, а ласковые карие глаза смотрели на Эвана застенчиво и неуверенно. Он никак не мог понять, почему она захотела осчастливить его результатами своей кондитерской деятельности – тем более после их последней встречи!

– Спасибо.

И это все? Роуэн почувствовала, как ее охватывает панический страх. Почему ей пришло в голову снова приблизиться к этому человеку? Даже слепому видно, что он не желает общаться ней.

– Пожалуйста, – она пожала плечами. – Я еду в город за покупками. Может быть, вам нужно что-нибудь?

– Я всего лишь починил вашу калитку, миссис Хокинс, а не спас вам жизнь, когда вы тонули.

Роуэн почувствовала, как краска залила ей лицо. Он улыбается, черт его подери! Смотрит на нее из-под черных бровей, как Серый волк. Никогда в жизни ни один мужчина не рассматривал ее так... бесстыдно. Что ей теперь делать?

– Я прекрасно знаю это. И помню, что вас не интересуют, как вы выразились, добрососедские отношения. Но, не видя вас несколько дней, я подумала, что вы, возможно, заболели. И в этом случае вам, быть может, могло понадобиться, чтобы я... – она умолкла, потому что Эван продолжал рассматривать ее так, будто она была самой интересной женщиной на Земле. Господи, почему этот мужчина не сжалится над ней и не наденет свитер?

– Сейчас мне ничего не нужно. – Его голос прозвучал, как мурлыканье хищного зверя, и Роуэн споткнулась, поспешно отступая от него. – Но спасибо, что вспомнили обо мне... и за это тоже, – он слегка потряс коробкой.

Поправив ремень черной кожаной сумки, висевшей у нее через плечо, Роуэн отвела рукой прядь непокорных волос, упавшую ей на лицо.

– Ну, мне пора. Дел очень много, – она поспешно повернулась и быстро пошла по дорожке.

– Не смею задерживать вас, – сказал Эван ей в спину.

Было ли это результатом ее разгоряченного воображения, или в его невинном замечании прозвучала насмешка?

Войдя в дом, Эван прислонился к двери и открыл коробку. Аппетитный запах еще теплых лепешек защекотал ему ноздри.

– Гмм, – улыбнувшись, он закрыл коробку. Ты знаешь, как соблазнить мужчину, крошка Роуэн. Интересно, чем еще ты можешь приятно удивить, кроме стряпни?

Встревоженный внезапно возникшим в нем приятным возбуждением, Эван в раздражении направился в кухню, дав себе обещание, что он ни в коем случае не будет поощрять маленькую вдовушку, чтобы не превратить их отношения в чрезмерно дружеские. Никто не должен нарушать уединения, на которое он сам обрек себя, и сейчас ему не нужна женщина, страдающая от горя, облегчить которое он не в состоянии. Но, когда он вновь открыл пластмассовую коробку и впился зубами в теплую, тающую во рту лепешку, его богатое воображение опровергло последнее утверждение. Мысль о Роуэн, согревающей его одинокую постель, о ее соблазнительном теле, проникла в его сознание, как заманчивая мечта о запретном плоде, – возмутительная мысль при данных обстоятельствах, а значит, еще более возбуждающая.