Колдовское зелье

Глава шестая

Кэти резко обернулась, услышав легкий стук в дверь спальни, и немного шампанского из бокала выплеснулось на ее руку и черный прозрачный пеньюар. Заметно нервничая, она выпила залпом оставшееся шампанское и, взяв из ведерка со льдом бутылку, вновь наполнила бокалы, предназначенные для нее и Мориса.

Не то чтобы она хотя бы на мгновение поверила в силу снадобья Питы, просто шампанское было необходимо Кэти, чтобы избавиться от неловкости.

Странно, но мысль о занятии любовью с Рейфом никогда, даже в первый раз, не вызывала у нее такого смущения.

Впрочем, рядом с приземленным и страстным Рейфом Кэти невольно становилась похожей на него. А Морис — натура гораздо более утонченная и возвышенная, поспешно напомнила себе Кэти.

Второй стук Мориса в дверь был еще слабее первого, но заставил Кэти похолодеть от страха. Несмотря на ванну с душистой пеной, лосьон и духи, которыми она умащивала себя, пытаясь вызвать возбуждение, несмотря на облегающую черную кружевную рубашку и прозрачный пеньюар, предстоящее вызывало у нее ровно столько же воодушевления, сколько перспектива встречи с палачом.

Она торопливо глотнула из бокала, чуть не поперхнувшись пышной пеной.

— Входи... дорогой. — Этот призыв, которому следовало прозвучать соблазнительно и вкрадчиво, вышел неуверенным и робким. — Я не заперла дверь... дорогой.

Ну почему подобное обращение всегда застревает у нее во рту сухим комом?

Дверь скрипнула и слегка приоткрылась, в щель просунулась рука Мориса — Кэти сразу узнала рукав его серого блейзера — и, пошарив по стене, нащупала выключатель.

Почему она сама не додумалась до этого? Морис, такой утонченный, внимательный, сразу понял: в темноте она будет чувствовать себя гораздо непринужденнее.

В комнате стало совсем темно, поскольку Кэти заперла балконную дверь и задернула окна вторыми, плотными портьерами.

— Где ты, дорогая? — спросил он.

Возможно, шампанское уже ударило ей в голову, но приглушенный голос Мориса с французским акцентом показался ей более хриплым, чем обычно. Страстный, неудержимый трепет пронзил ее. Может, все не так уж плохо? Или на нее уже успело подействовать любовное снадобье Питы?

Нет, нелепо даже вспоминать об этом!

— Здесь, — уже спокойнее отозвалась Кэти.

Он обнаружил ее с легкостью ночного охотника, быстро и уверенно.

Морис никогда еще не казался ей таким рослым и широкоплечим: возможно, комната Кэти была слишком мала. Рядом с ним она сразу почувствовала себя маленькой и хрупкой. Когда возбуждающий трепет вновь пробежал по ее спине, она и вправду начала верить в колдовство.

Кэти протянула Морису бокал, и, когда их руки столкнулись, выяснилось, что у Мориса мозолистые, сильные и горячие пальцы. Потрясенная столь неожиданным открытием, Кэти вздрогнула и отпрянула.

Морис тоже отступил, и между ними вновь возникла неловкость. Пожав плечами, Морис оправился от нее первым.

Кэти заметила еле уловимый отблеск лунного света на хрустале, когда он поднял свой бокал. Странно, но этот жест показался ей почти вызывающим.

Он безошибочно нашел в темноте ее бокал, и раздался тихий звон.

— За нас, — хрипло прошептала она.

— В самую точку, — подтвердил он.

«В самую точку»? Откуда у него подобное выражение? Обычно английский Мориса, несмотря на акцент, был донельзя правильным.

Морис одним махом осушил бокал. Обычно он не спеша, небольшими глоточками оценивал вкус блюда, вина или хорошего шампанского.

Странно, но Морис вдруг напомнил Кэти другого мужчину — грубого, из низов общества, с гораздо более ненасытными аппетитами.

Она приписала странности поведения Мориса его волнению и собственной нервозности.

Безо всяких причин Кэти вдруг вспомнилось, как сияли черные глаза Питы, когда она принесла бутылку шампанского с подмешанным снадобьем.

О Господи! Зелье было предназначено, чтобы помочь ей влюбиться в Мориса, а не вспоминать Рейфа!

Кэти резким движением отставила бокал, ибо и без шампанского чувствовала, как ошеломляющий жар разливается по ее жилам.

— Ты не хочешь шампанского? — осведомился он.

— Мне... жарко.

— И мне тоже. — Он поставил свой бокал рядом с бокалом Кэти. — Именно так нам и положено чувствовать себя, — продолжил Морис приглушенным голосом.

Когда он придвинулся ближе, Кэти чуть не вскочила.

— Тише, тише, — успокаивающе прошептал он.

— Прошло столько лет с тех пор, как я... — смущенно пробормотала она.

— Сколько?

Никто из них не заметил, что французский акцент Мориса слегка изменился.

— Шесть с половиной, — шепотом произнесла она. При одной мысли о Рейфе ее охватила слабость.

Минуту он стоял в темноте неподвижно.

— Кто это был? — вдруг потребовал ответа Морис — казалось, вот-вот и он взорвется.

Помолчав, Кэти отозвалась сдавленным голосом:

— Отец Сейди, разумеется! Я же говорила тебе: я никогда не была близка ни с одним мужчиной, кроме него.

Кэти услышала, как Морис затаил дыхание, словно был потрясен ее признанием, и его резкий, хрипловатый вздох вызвал у нее тревогу. Он порывисто потянулся за своим бокалом, тот упал и разбился.

— Извини, — пробормотал Морис.

— Ничего страшного.

Он опустошил бокал Кэти и вновь наполнил его.

Пита сказала, что чем больше он выпьет, тем сильнее будет воздействие снадобья. Полная чепуха!

— Прошло целых шесть лет. Морис, у тебя нет причин беспокоиться.

— Ты уверена? — Его голос стал ниже, грубее и сделался совершенно неузнаваемым.

— Вполне. Я... никогда даже не вспоминала о нем.

— Почему же тогда твой голос дрожит?

— Просто потому, что... мне не хочется вспоминать об этой связи. Я причинила боль родным. Затем появилась Сейди, колледж пришлось бросить... а я мечтала о карьере фотографа. Вся моя жизнь оказалась разбита. Я приехала сюда. Мне... до сих пор неприятно об этом вспоминать.

— А как относится к нему Сейди?

— У нее свои фантазии, но меньше всего я хотела бы, чтобы в ее жизни появился такой мужчина. Когда ты удочеришь ее, ты станешь ей единственным отцом.

— Ты и вправду считаешь, что чемодан, набитый игуанами, ничего не значит?

— Я надеюсь, ты забудешь эту шалость. Она еще слишком мала, своенравна, и боюсь, мне не всегда удается добиться от нее послушания. Но все изменится, как только ты станешь ее отцом. Она будет уважать и любить тебя, когда узнает поближе.

— Надеюсь.

— О, Морис... мне так жаль, что мы заговорили о Рейфе и Сейди, когда нам следовало думать только о нас двоих. Нам не хватает времени побыть наедине. Ты проявил такое терпение, а я заставила тебя ждать слишком долго. Ты... и представить себе не можешь, как много значит для меня сегодняшняя ночь.

— И для меня тоже.

— Ты веришь в любовь? В истинную любовь?

— Я верю, что мужчина и женщина, созданные друг для друга, могут обрести счастье вдвоем, если им не мешают другие. — В его голосе прозвучали странные нотки.

— Другие? — переспросила она.

Он отставил бокал, и Кэти вновь наполнила его и вложила в руку Мориса.

— Выпей за истинную любовь, — шепотом попросила она.

— За нас, — пробормотал он.

— За истинную любовь, — мягко настаивала она. — Повтори.

Но он молча осушил бокал.

Когда он потянулся к Кэти, она не выдержала и отпрянула.

— В чем дело, дорогая?

— Морис, мне... так неловко...

— Доверься мне, — прошептал он. — Доверься своей вере... в истинную любовь.

Она ощутила его ладонь на своей груди, и ее пронзила дрожь.

— Все будет хорошо, — произнес он, и его горячие пальцы скользнули за вырез ночной рубашки.

Мысль о белых, пухлых пальцах Мориса на ее теле всегда вызывала у Кэти неприязнь. Но сегодня ей почему-то казалось, что ее ласкает не Морис, а Рейф и именно его опытные руки пробуждают в ней пламя желания.

Кэти вспомнила о зелье, подлитом Питой в шампанское, и расстроилась. Значит, она испытывала желание к Морису только благодаря воспоминаниям о Рейфе?

Минуту-другую Кэти боролась с искушением позволить Морису продолжать ласкать ее, а самой представлять, будто рядом с ней находится Рейф, но потом она ужаснулась. Это было бы жестоко и несправедливо. Поступив так, она бы солгала Морису.

— Я... не могу, — виновато пробормотала она, отодвигаясь.

Сумеет ли она выдержать свадьбу? Кэти вспомнила о матери, о долгих месяцах подготовки к торжеству. За невестой предстояло следовать двенадцати подружкам, а четырем девочкам — нести цветы. Мать никогда не простит Кэти, если она не войдет в притвор испанской колониальной церкви в белой фате и платье из ирландского льна, отделанном венецианским кружевом ручной работы. Одно только платье, выписанное из Парижа, обошлось в целое состояние.

Арми хватит удар. Этот брак с самого начала был его идеей. Он тревожился, видя, как Кэти угнетена разрывом с Рейфом, и постепенно убедил ее, что единственный способ отомстить Рейфу — выйти замуж за другого мужчину. Разумеется, достойного. С помощью искусного маневрирования Арми поощрял ее встречи с Морисом.

Кэти стояла неподвижно, ощущая себя в ловушке и слишком остро чувствуя присутствие высокого, терпеливо ждущего Мориса. Но представшая в ее воображении картина свадебного платья, висящего на манекене в спальне в их доме «Каса Техас», заставила ее сердце забиться еще лихорадочнее. Внезапно Кэти поняла, что сегодня не готова сделать решительный шаг.

— Прости, — прошептала она и в панике метнулась к ванной, намереваясь спрятаться за прочной дверью, в надежде, что Морис сдастся и оставит ее в покое.

Но он бросился вслед за ней. И прежде, чем она успела закрыться, вставил ногу в щель между дверью и косяком. Кэти вскрикнула, когда Морис распахнул дверь и из темноты возникла его рука. Морис притянул ее к своей твердой груди. Горячие губы нашли ее рот. А руки принялись ласково поглаживать волосы.

— По-моему, как француз, я просто обязан показать тебе, каким чудесным может быть секс.

— Нет... я хочу... — Но она не могла оскорбить его, назвав имя другого мужчины.

— Ты хочешь только меня! Тебе нечего бояться, дорогая.

— Нет...

Но его пальцы коснулись ее затылка, а горячее дыхание на губах вызвало в Кэти нарастающую дрожь желания. Его руки сжались, он притянул ее к себе, заставляя запрокинуть голову и завладевая ее губами в жадном поцелуе, таком продолжительном, что Кэти чуть не задохнулась. Она отбивалась, колотила по его массивной груди кулаками, но вместе с тем его смелые, крепкие губы доставляли ей неизъяснимое наслаждение.

Пол задрожал под их ногами, по стенам пробежал красный отблеск, как от пожара. Неужели Пита опять что-то напутала с заклинанием? Или это еще один подземный толчок?

Руки Кэти обмякли и безвольно опустились на его плечи. Она представляла себе, что ее целует и обнимает Рейф.

Противостоять безудержному потоку фантазии ей не удалось!

Предполагалось, что, выпив зелье, она влюбится в Мориса, но, как обычно, заклинание Питы подействовало иначе.

Сколько ночей она мечтала о таком наслаждении! Рейф словно околдовал ее. Ночами она мучилась бессонницей, желая ощутить рядом тепло его тела, и во сне, и утром, после пробуждения, и потому шесть с половиной лет она ложилась в постель одна.

Кэти вздохнула, отдаваясь столь опасной, но властной потребности представлять на месте Мориса другого, бесконечно желанного мужчину.

Еле слышно она прошептала:

— Как давно это было...

— Ты изголодалась — так же измучилась и изголодалась, как и я... дорогая, — отозвался он вкрадчивым шепотом, выдающим безудержную и опасную страсть. Подхватив на руки, он понес ее к постели, а она крепко обвила его шею.

Он поставил ее на пол возле кровати, и они простояли рядом долгую минуту, не прикасаясь друг к другу и просто наслаждаясь желанием. А потом его губы и язык вновь нашли ее рот.

Несколько быстрых движений — и ее рубашка и пеньюар упали на пол, обнажив соблазнительное тело.

Нагота придала Кэти бесстыдную смелость, уверенность в своих чарах. Она начала прикасаться к нему так, как некогда ласкала Рейфа. Одной рукой она вытащила шелковый свитер из-под ремня брюк и, просунув другую под шелк, погладила мускулистый живот и широкую грудь.

Быстро раздевшись, Морис увлек ее на постель и накрыл своим телом. Он знал не только, где именно следует ласкать ее, но и как ласкать, чтобы вызвать в ней трепет и умолять о большем. Вскоре она почувствовала, что тает под его руками.

А когда он довел ее до высот блаженства и трепет охватил обоих, она выкрикнула в экстазе не «Морис», а «Рейф».

Только когда все было кончено, Кэти поняла, что натворила, и попыталась извиниться:

— Морис, мне так жаль... — Она попробовала отодвинуться, мучаясь угрызениями совести, но он крепко обнял ее, снова притянул поближе и прижал к себе. — Мне так стыдно, — покаянно шептала она. — Не знаю, как это вышло... Морис, я искренне сожалею о том, что оскорбила тебя.

— Забудь об этом.

— Все было так восхитительно, а я... все испортила.

— Напротив.

Она почувствовала, как он нежно улыбается в темноте. В который раз доброта и великодушие Мориса дали ему моральное превосходство над грубоватым парнем, который, разумеется, воспылал бы страшной ревностью, произнеси Кэти в такую минуту имя другого мужчины.

— Прости меня, — вновь шепнула она.

Он приложил палец к ее губам, а когда заговорил, его акцент ничем не напоминал французский: носовые согласные исчезли, грассирующее «р» стало грубоватым и гортанным.

— Мне не за что прощать тебя, дорогая.

Он вновь завладел ее губами, и вскоре оба утратили связность мыслей.