Колесницы судьбы

За что же не любить профессоров?

За знания.

Ты к знаниям суров!

Суров не я, судьба куда суровей!

Она глядит на мудрых, сдвинув брови:

Что знает наш профессор, тем не мене,

Давно известно детям в Ойкумене!

Ведь там, за мрачной чернотой небес

Им знания подкидывает…

Бес!

Ну, я б сказал — прогресс. Но ты, дитя,

С сей рифмою расправилась шутя!

А если вы доплатите, сеньор,

То я клянусь, что эту вот дубинку

Ему засуну аж по серединку —

И знаете, куда?

Ты плут и вор!

Молчи уж лучше! Мне, сеньор, подбросьте

Хоть полэскудо! О, Господни кости!

Да я клянусь, что мой свирепый кол

В него войдет настолько глубоко,

Что он, мерзавец…

Оба дураки!

Доплачивать сеньору не с руки!

Но если, вы мой бравый господин,

Поставите кувшинчик мне один,

А лучше, два — я вашего поэта

Своею палкою сживу со света.

Да чтоб мне перед Богом отвечать!

Да чтобы я сгорел…

Всем замолчать!

У вас сверх меры чешутся колы?

Друг дружке почешите их, орлы!

Я вам плачу, чтоб били не спеша,

И больше не накину ни гроша!

О, Ойкумена — та ушла вперед:

Чиновник здесь берет, там не берет!

Не может быть!

Представьте, может быть!

Ну как мне Ойкумену не любить?

Мы ездим по земле, они летят

По небу, мы плывем, они ныряют,

И не навозом землю удобряют,

А чем хотят…

А чем они хотят?

Не знаю, чем, но точно не навозом!

Мы терпим зной, привычны мы к морозам,

У них же дует кондиционер,

И у погоды нет плохих манер,

Поскольку их мгновенно выдувает!

Так не бывает!

Еще как бывает!

У нас, куда ни плюньте, грубый труд,

У них же труд весь интеллектуальный!

А как они, я извиняюсь, срут?

По виду — так же, но оригинальней!

Известно ль вам, что значит «унитаз»?

О, эти штучки-дрючки не про нас,

Я по-простецки жопу заголю —

И все сильнее родину люблю!

Любить — трудней, чем не любить!

Но отчего же?

Сила чувства

Жизнь возвышает до искусства.

Бездарным слыть, бездарным быть

Страшней всего в любовной сцене —

Нас за неутомимость ценят,

А надо за талант ценить!

Сеньор, я вижу, с острым перцем,

Таким вы мне являлись в снах…

Талант, дитя, трепещет в сердце!

А если все-таки в штанах?

Я бил его, как град бьет урожай!

Мне это по душе и по плечу —

Таких бабьё хоть сотню нарожай,

А я их всех один поколочу!

Я бил его, как дождь молотит двор,

Как полночь бьют часы…

Ты плут и вор!

Ты, значит, бил? А я стоял в сторонке?!

Да ваш поэт, сеньор, слабей ребенка,

Но как хвастлив! И горд, как сто чертей!

Он мне сказал: «А ну попробуй, тронь-ка!»

И я уж тронул! Тронул без затей!

Уродовал, как Бог гиппопотама,

Трепал, как пес добычу у реки,

Лупил и драл, поверьте, непрестанно,

Драл и лупил, и…

Оба дураки!

Сеньор наш — Божий ангел во плоти,

Он в курсе, кто поэта колотил!

Я первый в драке, это всем известно,

А уж поэтов страсть как не люблю,

Едва увижу, так кричу: «Убью!»

И палкой ставлю гадину на место.

Знакомо вам усердие моё,

Знаком и норов мой…

Молчать, хамьё!

Вас выслушать — башка слетает с плеч,

Да проще самому под палки лечь!

Вот гонорар…

Прибавка будет?

Нет!

Так, говорите, вами бит поэт?

Не просто бит, а как яйцо облуплен,

И всяк кровоподтек сеньором куплен!

Отлично! Что ж, избранники удачи,

Явился я дать с гонорара сдачи,

И если у поэта мало сил,

Так я себя в защиту пригласил!

Весь мир — театр, включая Ойкумену!

Вы думали — кино? Арт-транс? Увы!

В итоге ясно, как ошиблись вы

И как я прав!

За правду ломят цену!

Вас отлупили, вы едва живой,

Едва не заплатили головой,

Вас лекарь и за год не исцелит…

Воистину театр! Но как болит…

Взгляните: это лес? Нет, мешковина.

Вот особняк? Нет, доски и картон.

А это разве люди? Половина

Из них — актеришки. Неверный тон,

Дурная мимика, кривые жесты!

А гонор?! Каждый минимум божествен,

А максимум…

И я?

Мой добрый друг!

Вы — худший из актеришек вокруг.

Вы искренни — ужасная беда!

Вам зритель не поверит никогда.

Давно уже я вроде не девица,

И брать умею с толком, и давать,

И знаю, чья расстелена кровать,

А чьей еще не время расстелиться,

И шпаге знаю цену, и плащу,

Но тут…

Да что с тобою?

Трепещу!

Больна? Хлебни горячего вина!

Да в том-то и беда, что не больна!

В груди пожар, в желудке лед горою,

А между ног все чешется — кошмар! —

Как будто укусил меня комар,

А надо б укусить меня герою.

Уж я ему укусов не спущу!

Так чешется? И что же?

Трепещу!

Слыхала я об этаком недуге,

Когда была на передок слаба,

Рецепт тут, девка, прост: видать, судьба

Лежать больным почаще друг на друге.

Зови дружка домой, и не ропщи…

Так трепещу же!

С ним и трепещи!

В знойном небе

пылает солнце,

В бурном море

гуляют волны,

В женском сердце

царит насмешка,

В женском сердце

ни волн, ни солнца,

У мужчины

в душе смятенье,

Путь мужчины —

враги и войны,

Где, скажите,

найти ему покой?

Ах, где найти покой?!

А любовь

танцует в небе,

Волну венчает

белым гребнем,

Летает и смеется,

и в руки не дается,

Не взять ее никак!

О Эскалона, красное вино!

Скачет всадник,

к горам далеким,

Плащ взлетает

ночною тенью,

Сеньорита

глядит с балкона,

Черный веер

в руках порхает,

Ты скажи мне,

о сеньорита,

Что за слезы

твой взор туманят,

Что за страсти

тебя забрали в плен?

Ах, где найти покой?!

А любовь

танцует в небе,

Волну венчает

белым гребнем,

Летает и смеется,

и в руки не дается,

Не взять ее никак!

О Эскалона, красное вино!

Над могилой

кружится ворон,

В тихом склепе

темно и пыльно,

Было солнце —

погасло солнце,

Были волны —

теперь пустыня.

Мышью память

в углах скребется,

Подбирает

сухие крошки,

Нет покоя,

покоя в смерти нет.

Ах, где найти покой?!

А любовь

танцует в небе,

Волну венчает

белым гребнем,

Летает и смеется,

и в руки не дается,

Не взять ее никак!

О Эскалона, красное вино!

Я оплатил твой университет?

Людей щедрее вас не видел свет!

Я взял твою дорогу на себя?

Живу с любовью к вам, умру любя!

Стипендия? Кто платит, как не я?

Вы мне отец! Поет душа моя!

Страховки? Медицина? Частный дом?

Благодарю, мой благородный дон!

Гостиница, одежда, ресторан,

Музеи всех планет и разных стран,

Загадочные, дивные миры —

Кто Ойкумену для тебя открыл?

Мой герцог! Покровитель малых сих!

Таким не восхитится только псих!

Взамен прошу безделицы: не мсти!

Маркиз подлец? Прости его! Прости!

Иначе даже я и весь мой род

Не защитим тебя. Талант умрет,

А будет ли второй такой — бог весть…

Ты понял ли?

Я понял. Ваша честь,

Честь герцогского рода и семьи,

Честь за̀мка и наследственной земли —

Продайте мне ее за сто монет!

Ты что, безумен?

Ну, продайте!

Нет!

Не вам своею честью торговать,

Так и не мне свою вам продавать!

Я нищ? Я бит? О, это не сюрприз!

Но и комар кусается, мой принц!

В ад заходят не спеша,

Не дыша и не греша,

Потихоньку стройной ножкой

Пробует смолу душа.

Улыбнулась: горячо!

Чертыхнулась: «Ах ты черт!»

Вот уже смола по пояс,

Вот уже и по плечо.

Это у других — дотла,

Дьявол, шабаш да метла,

А у нас — не пьем, не курим…

Вот уже и край котла.

Бесы шастают кругом,

Метят в копчик сапогом —

В ад идут без лишней спешки,

Это в рай бегут бегом.

Пляшут тени,

безмолвен танец.

Нас не слышат,

пойдем отсюда.

В лунном свете,

как в пляске Смерти,

Стыд бесстыден —

и капля к капле

Наши души

сольются вечно

В лунном свете,

где шепот ветра,

В мертвом танце

ты скажешь: «Да».

И мы найдем покой!

Мы ушедших

слышим сердце

Шаги умолкшие

мы слышим

Пускай их рядом нет,

мы вместе — тьма и свет,

И тень твоя — со мной!

О, Эскалона, лунное вино![1]

Сливайте ненависть в котел —

Пускай кипит!

Родных, друзей, детей, сестер —

Язык до корня дьявол стер,

Теперь хрипит.

Три ведьмы пляшут над котлом

Ночной порой,

Все на борьбу добра со злом,

Нам пофартило, повезло —

Сливай добро!

Во имя бритв, во имя битв

Душе кровить.

Сливай отраву из обид,

Какое, к черту, возлюби?

Возненавидь!

Гляжу на пляску трех старух,

Трех муз вранья.

Я б им пришелся ко двору,

Да все никак не разберу:

Где двор? Где я?

В чем смысл ведьминских затей?

Каков барыш?

Потом вернешься из гостей,

А дом упал, и ни клетей,

Ни стен, ни крыш.

Я таков, каков я есть:

Сила, гордость, пыл и спесь,

В первом акте все узнали,

Как свою ценю я честь!

Я таков, каков я есть.

Я живу сейчас и здесь,

В первом акте всё забрали,

Во втором осталась месть!

Ах, я тоже такова —

Все на свете трын-трава,

У любви свои заботы,

Лишь любовь всегда права!

Первый акт вы уже отыграли —

И боец, и мудрец, и дурак,

Мы же в креслах зады протирали

И натерли мозоли. Антракт!