Здесь тропики соседствуют с морозом,
Тут сочетанья ярки и нежданны,
В предгорьях вольно дышится березам,
В тепле долин блаженствуют бананы.
Тут снежный барс господствует в отрогах
Скалистых гряд, вблизи лавин вершинных,
Не ведая о тучных носорогах,
Которые встречаются в долинах.
От влажных джунглей до ледовых высей
Тут перепады климата глобальны.
Альпийский луг в пейзаж непальский вписан,
Красуются раскидистые пальмы.
Тут буйвола, взрыхляющего пашню,
Не удивляет скорость «мерседесов»,
Тут рядом с новой, модерновой башней
Древнейший храм незыблемо чудесен.
Я видел в Катманду приезжих толпы,
Одни мечтают устремиться в горы,
Другие жаждут тесноту Европы
Сменить на азиатские просторы.
Туристы бредят Индией, Непалом.
Одни в отелях праздничных ночуют,
Другие, обитая где попало,
Бесцельно бродят, наугад кочуют.
Одним нужны привычные условья,
Другие незатейливы без меры,
Но все они есть мудрое присловье —
«Инд перешли, но не дошли до веры».
Таких я, впрочем, видел и в Париже,
И в Бонне… Жизнью будничной пресытясь,
Они спешат к экзотике поближе,
Подальше от налогов и правительств.
Бунтуют молодые чужестранцы,
Мятеж их, схожий с кукишем в кармане,
Беспечно утолен игрою странствий
И, право же, не стоил бы вниманья.
Однако эти стаи кочевые
Нам о себе напоминают сами.
И, хоть о них мы пишем не впервые,
Они опять пестрят перед глазами.
Юнцы не любят пользоваться бритвой?
Подруги их не признают нарядов?
Старо все это, как и слово «битник»,
Но дело не в названье — в сути взглядов.
В том, что и эти молодые люди,
Пускай у них переменилось имя,
Отцов и дедов так же строго судят,
Они в разладе с предками своими.
Отцы судили сыновей когда-то.
И Петр и Грозный жалости не знали.
Имам Шамиль, блюдя закон Адата,
Отправил в ссылку сына — с глаз подале.
И гоголевский Бульба! Тот поныне,
Не вымышленный, а живой и зримый,
Всем памятен в Москве, на Украине,
А может быть, и в Лондоне и в Риме.
Но изменились времена и нравы,
Да и отцы теперь не столь суровы.
А «бунтари», хоть правы, хоть неправы,
Родителей своих честить готовы.
Они не признают страданий отчих,
Былым солдатам внемлют равнодушно.
Воспоминанья горестные — прочь их?
В гостях и дома душно им и скучно.
В далеких странах, на любых широтах,
Я наблюдал их — все им надоело.
Выходит, волос долог, ум короток?
Нет, не в одном уме беспутном дело.
А в том, что есть у них вопросов сотни
И не на все получены ответы.
И в том, что окружает их сегодня
Под небом неустроенной планеты.
Им не понять, кто жертвы, кто убийцы
И какова была цена победы.
Ужель согласье не могли добиться
И войн избегнуть их отцы и деды?
Зачем дома в руины превращали,
Зачем детей тогда лишили детства?
Зачем и ныне полон мир печали,
Зачем тревога им дана в наследство?
Но в этих необузданных скитаньях
И в этой неосознанной тревоге,
В беспечных и разрозненных исканьях
Сокрыта жажда собственной дороги.
А выбор, он рождается не сразу,
Не всем дано прийти к решеньям смелым.
И кто-то увлечется левой фразой,
Но многие сольются с правым делом.
Ступить на этот справедливый берег
Я путникам от всей души желаю,
Инд перейдя, прийти к высокой вере,
А вера в мир превыше Гималаев.
Пора постичь им общие заботы,
А не бродить, бездумно протестуя.
Ведь колеса земного обороты
Работать не умеют вхолостую.