Колхозный помещик образца XIX века

Глава 21

Андрей Георгиевич осторожно прижался к теплому, мягкому плечу любимой жены. Не из кошмарной боязни, что та прогонит, а из опасливого опасения, что ненароком задавит или больно тронет. Это теперь его женщина и перед Богом, и перед государством и обществом. И сама Настя это постоянно демонстрирует и наглядно показывает, особенно, когда он, мадрить перемадрить, стал вдруг святым. Вот уж какая докука, хоть стой, хоть падай!

Жена, между прочем, отнюдь не была против таких тесных отношений в бричке. Даже более того, зарылась в его предплечье, заснула, пользуясь тем, что делать в дороге было совершенно нечего. Раннее утро, июньское тепло слегка продвинутое утренней свежестью, так и намекало о сне. Они ехали домой в поместье и теперь несколько часов будут трястись. А что оставалось делать в пути пассажирам? Водку пьянствовать и безобразия нарушать? Или вот легонько приставать к попутчице, благо оная и без того жена.

Макурин нагнулся к молодой женщине. Румяная, красивая, она так и просилась хотя бы к поцелуям. Не в силах сдержаться, он чмокнул ее в теплую румяную щечку. Та, казалось бы, беспробудно спавшая, вдруг, не открывая глаз, слегка улыбнулась и показала тоненьким и таким беззащитным пальчиком в губы. Мол, туда целуй.

Попаданец был не против, но вначале его жаждущие губы поцеловали каждый пальчик пойманной руки. А уже потом он поцеловал ее в губы.

Настя, разбуженная таким образом, но не обозленная, лишь поинтересовалась ненароком, можно ли благоверному святому так низко падать и приставать к падшим женщинам с греховными намерениями?

Ха, подумаешь, он тоже может сказать эдакое саркастическое:

— Бог в своей святости и благодетели создал все живое на свете, в том числе женщину. Ты хочешь теперь критиковать Всевышнего?

— Ого! — удивилась Настя подобному истолкованию ее слов. Она и не хотела поминать Всевышнего… хотя может и немного хотела, святой же рядом.

— Бог создал человека по своему подобию! — нравоучительно произнес Макурин, — и мужчину и женщину. Потом, правда, Сатана заполнил женщину грехом, — он легонько щелкнул жену по прелестному носику, намекая, кого он имеет в виду, — но мужчина не должен позабыть свою хотя бы супругу и понижать грех в ней, что я и делаю.

Он снова поцеловал ее, не обращая внимания на сопротивление женщины, все-таки обозленной его словами.

— Ты! — воскликнула Настя и замолчала, не зная, как продолжать — обвинять святого в грехе, говорить, что муж не имеет целовать жену? Что за чертовщина!

В результате, только обняла Андрея Георгиевича обеими руками за шею, поделилась с ним своим теплом. Жена, все-таки, хоть и норовистая и надменная. А женщина и не может быть другой, потому как женщина. Не зря есть народная пословица — баба дура не потому, что дура, а потому что баба. И больше ведь уже не скажешь. Все и так сказано, пусть и немного обидно для прекрасного пола..

Но, с другой стороны, моя женщина хоть и дура, скажем только про себя (!), но такая прелестница, красивая и добрая. И даже умничка, как это не странно будет сказано.

Макурин хохотнул, немало удивив Настю, зевнул нешироко, перекрестившись от нечестной силы и посоветовав жене поспать еще немного, пока Бог позволяет. Это никак не было связано с предыдущим спором, почти ссорой, но она ничего не сказала. И потом, зачем им ругаться зазря, все-таки муж и жена, а он у нее еще и святой.

Настя опять прильнула к плечу, досыпая, а Андрей Георгиевич посмотрел на окружающую почти летнюю природу. Хорошо-то так, Господи! По-иному и не скажешь, благо и благодаря Богу он здесь и оказался.

Вчера после так называемого секретного совещания, император Николай невзначай попросил Макурина остаться. Он да сын — цесаревич, накоротке поговорили втроем. Андрей Георгиевич, насторожившись, было подумал, что речь пройдет о написании документов или, накрайняк, его деятельности святого, но нет, немного о другом, хотя и почти рядом.

Император мягко так почти порекомендовал, точнее покомандовал, немного отдохнуть в своем поместье, заодно провести остаток медового месяца с молодой женой, пока он здесь наведет порядок и с его положением и с мятущимся народом. А?

Николай посмотрел на своего бывшего письмоводителя. Тот сидел также под иконостасом и нимб предупредительно сиял на голове, четко показывая, что перед ними не просто так человек, а полновластный святой. И поэтому монарх заметно смягчил свой тон. Мало ли кем он был на земном существовании по Воле Бога, на Небе Он сразу же показывает у него другие любимцы и избранники.

Макурин был, в общем-то, согласен и по первому предложению и по второму. После событий в Исаакиевском Соборе он стал неведомо кем — письмоводителем уже не был, а членом Святейшего Синода, по сути, еще не стал, хотя формально был направлен. НАПРАВЛЕН ПО ПРИКАЗУ, а не ИЗБРАН, значит, стал не законно. Хотя, скажи об этом императору, пожалуй, и побьет и уж точно отругает. Вот и болтается он в Зимнем дворце, как некая субстанция в проруби. Пусть и несколько часов еще, а все же.

И ведь, самое главное, он и не хочет быть этим самым. Н-И З-А Ч-Т-О!

Ой, он-то не хочет. А все остальные очень даже хотят. Начиная от жены Насти и императора Николая I и заканчивая мятущими толпами народа.

Кстати, на счет последних. Если бы не XIX век, то точно был бы расстрел 9 января, или, наоборот, разгром царской резиденции. Тысячи людей, еще не бунтующих, но уже не мирных жителей, ходили по городу, не раз походили к Зимнему дворцу даже не с требованиями, с просьбами показать им новопоставленного святого.

А, попробуй, не покажи! И сам бестолковый попаданец, и его несчастный император Николай зримо понимали, что в религиозном экстазе народ легко перейдет от мирного шествия к кровавому бунту. Под теми, кстати же, иконами и священными хоругвями.

И ведь не раз выходил августейший император Николай I к народу и мстительно показывал святого. Мол, вот он, православные, хотите — ешьте, хотите — играйте. Он весь ваш, любезные.

А почему вдруг попаданец стал не только святым, но и бестолковым, а император стал не только добрым, но и сугубо мстительным? Сам Андрея Георгиевича оказался и виноват, причем не косвенно, самим своим существованием, а прямой деятельностью, поднимающую народ на восстание. И ведь не только нимбом, появляющимся уже не только в церквях, но и около них. Дурак, прости Господи!

Один раз, без всякого злого умысла, остановился он на паперти Исаакия, где было очень много разных калек и больных. Приходилось, а куда деваться (!), и креститься, и благословлять, и молиться со всеми, прося перед Богом за страждущих. Не известно уж, помогал ли Макурин больным своими действиями, но морально он был спокоен — на все сто процентов наработался. Спокоен был и народ — святой ведет себя, как святой, а остальное все в руце Божьей.

Один только остановился попаданец. У одной больной нищенки, грязной и неухоженной копошилась малютка. Тоже грязная и, видимо, голодная, но такая прелестная и чудесная, что Макурин не мог просто пройти мимо.

— Твоя дщерь? — строго, но спокойно спросил он у нищенки.

— Моя, — безнадежно согласилась женщина. Спросила, как обругала: — ноги у ней, болезной, совсем не шевелятся. За что же, святитель, она ведь не сделала еще, ни хорошего, ни плохого?!

Андрея Георгиевича внимательно посмотрелся. В сумерках большого здания ему все время казалось, что на по людям ходили какие-то непонятные тени. И только теперь он понял — это не тени, а меняются людские ауры, или как там они называются. Вот и этой женщины и у ее дочери ауры волнуются и меняют цвет и вид. Ха, а нищенка права и не права. Малютка сама действительно ничего плохого не сделала, но из ауры матери наглядно переходили негативные последствия на дочь, и от этого ее аура заметно темнела и дурнела. С такой-то аурой не может быть хорошего здоровья.

Но нельзя же так младенцев наказывать! Он перекрестил ее, искренне жалея и стремясь перенести хотя бы часть плохой скорби и негатива на себя. Он сможет пережить, Бог весть! Эти его действия подействовали, аура девочки не просто очистилась, но и стала яркой, красочной, как и почти всех младенцев.

— Во имя и Бога, и Сына и Святого Духа, — еще раз перекрестил малютку Макурин, — встань дочь моя, ты не можешь так страдать!

Народ ахнул. Маленькая девочка, которая не то что ходить, шевелилась еле-еле, улыбнулась и довольно смело поднялась на колени и на руки. А потом, при помощи святого и на ноги.

Зато народ, окружающий их, рухнул на колени.

— Чудо, Чудо Божественное! — послышалось вокруг, — помилуй нас, грешных и убогих, пресвятой человек!

На этой волне Андрей Георгиевич, сам того не желая, строго сказал бестолковой и даже просто плохой матери:

— Дшерь твоя действительно ни в чем не виновата, а вот сама ты грешна. Очень сильно виновата перед Господом нашим Всемилостивым и людьми. Прелюбодеянием занималась, воровала, погубила немало душ. Не сама, правда, но очень, больше помогала проклятым душегубам. Господь такое не терпит и потому наказал и тебе саму и твою несчастную малолетнюю дочь!

— Позволь, святой отец, за эти грехи я ей здесь же оторву голову! — какой-то здоровенный мужик с фанатичным огнем в глазах решительно подошел к Макурину, чтобы убить не его, конечно, а глупую женщину, погрязшую в грехах.

«Такие вот и убивают с именем Бога в устах, — мелькнуло в голове у попаданца, — и ведь еще правдолюбом будет себя считать».

— Э-э-э, нет, — поспешил он отказаться, — такая смерть будет слишком легкой и не смеет все ее грехи. Ваше преподобие, — обратился он к стоящему рядом священнику — сотруднику Синода, — будет ли бедной женщине место в одном из дальних монастырей, чтобы там она отмолила все вины свои непотребные?

— Боюсь, что нет, — отрицательно покачал головой священник, брезгливо глядя на грязную нищенку.

«Явно не нравится, как женщина и как человек, — понял Макурин, — и денег у ней нет совершенно. Саму придется кормить».

Посмотрел на грешницу. Сломленная тяжелой жизнью и суровыми словами святого, она была готова ко всему — хоть к смерти, хоть к гибельной тяжелой жизни. Нет уж, ему это было не нужно. Он только хотел помочь маленькой девочке!

— Встань, дочь моя, — торжественно провозгласил Макурин, — дабы дочь твоя больше не болела и так не страдала, налагаю на тебя епитимью — шестьсот шестьдесят шесть месяцев ты будешь начинать день с молитвой Господу нашего, и оканчивать день ею же. И в промежуток между ними делать самую тяжелую, самую грязную работу. Жить и работать ты будешь в трактире, что у конца на Невском проспекте. И дочь свою возьмешь пока с собою. Потом посмотрю на тебя, как ты там и с Божьей помощью обратим тебя на истинный путь.

Андрей Георгиевич глянул на нее предостерегающе, напоследок перекрестил еще раз, как сказал «до свидания» и пошел дальше, в Собор.

Там-то и окончательно произошло событие, из-за которого император простого человека назвал бы дураком, а святого лишь пробуравил гневным взглядом.

У одного из действительных тайных советников Ртищевых, дальных родственников Романовых, умер единственный взрослый уже сын Петр. Зрелище это печальное, но обыденное и от этого никуда не денешься. Грустный родитель сей Аристарх Александрович погоревал немного, но решил отпеть в церкви и похоронить. А, коли родитель такого высокого класса, от отпевали умершего сына в самом Исаакиевском Соборе и вед процессу митрополит Санкт-Петербургский.

А тут и Андрей Георгиевич подошел со «свитой» сановников во главе императором Николаем I и кое-кого из Романовых. Макурин посмотрел на лежащее тело во гробу то ли как попаданец XXI века, то ли как святой, то есть представитель потусторонней силы. Во всяком случае, ему сразу стало ясно, что это не еще не хладный труп, а вполне живой человек, просто в некоторой прострации. И хоронить его никак нельзя, поскольку в могиле, похороненный, он останется без воздуха и тогда точно умрет.

— Встань, сын мой, как новый Лазарь! — громко провозгласил Макурин, — Христом Богом прошу и требую!

И к удивлению окружающих (к ужасу некоторых) Петр Ртищев, принесенный в Собор для отпевания, встал, как живой человек, правда, немного очумелый от большого количества людей и от своего вдруг нахождения в гробу.

А Андрей Георгиевич с этого дня стал для народа настоящим святым. Ведь помимо этого, он еще и проводил «по мелочи» разные дела: лечил от массовых инфекционных болезней типа холеры и дизентерии, предугадывал ужасных погодных явлений, например, наводнений и так далее.

Моментами ему казалось, что, пожалуй, он сможет легко сменить Николая I в качестве монарха. Раз и все, еще один государственный переворот. Николай I будет сменен Андреем I (или каким другим, имя при коронации можно было сменить). И даже формально династию можно будет не менять. Жениться, например, на дочери последнего правящего императора и все. И никому не будет никакого дела, Макурин был четко в этом уверен. Ведь и последние правящие императоры, начиная с Павла I и матери его Екатерины II, не очень были легитимны. Последняя, кстати, на престол пришла только через мужа, убитого, надо сказать, в ходе переворота. И отцовство его Павла историками очень было признано относительно. Екатерина, между нами говоря, была женщиной весьма нечестной и мужчин меняла чаще, чем перчатки.

Только вот самому Андрею Георгиевичу этот престол был нужен, как телеге пятое колесо. Он в XIX век пришел с твердым намерением прожить жизнь простого жителя этой эпохи и только лишь. И хотя не очень-то выполнил задачу, став штатским генералом и придворным, но в монархи он НЕ ХОТЕЛ НИ ЗА ЧТО! Потому и уехал после с первого же предложения императора, ибо ну его к Богу, извиняюсь. Ведь, как говорится, Богу — Богову, Кесарю — Кесарево, а ему, пожалуйста, вот это сладкое место у своей жены красавицы Насти. И к помещичьими проблемами, которые, как оказывается, так приятны и хороши!

В порыве чувств он смачно поцеловал Настюшку в обе щеки. Хотя муж ее уже второй раз будил, но она опять не рассердилась, а только сладко почмокала во сне, как бы намекая, куда надо целовать ее мужчине. Или видела приятный сон?

Вот это райская жизнь, а монархом пусть будет другой, даже хоть Николай I. И цесаревич подрастает Александр Николаевич, законный на данный момент наследник. Пусть так будет во веки веков, нечего менять хорошее на лучшее. Как показывает история, ничего приятного в этом в случае не произойдет.

Подъезжая к поместью, Макурин окончательно решил не сворачивать со своего магистрального жизненного пути. Ни к Богу, ни к Престолу он пойдет, будет обычным помещиком и чиновником, пусть уж необычайным в статусе святого, но все же одним из многих, искренних слугимператора и России. И все, нечего его соблазнять и подталкивать. Женился вон, дети сейчас будут. Хорошо ведь, Господи!

А тут и Настя зашевелилась после сна, так сказать «ожила». И так уж почти все утро проспала! Обняла его за шею, явно ластясь, и шепотом сказала, как это умеют женщины, вроде бы спрашивая, а на самом деле подталкивая к единственно правильному, то есть единственно ей нужному варианту:

— Скажи, мой дорогой, ты ведь останешься тем, кем был — помещиком и действительным статским советником?

Что он на это ответит? Конечно, ДА с некоторыми изменениями:

— Да, разумеется, милая, все, как раньше. Единственно, класс будет старше и милости монарха, чувствую, прирастут. А так, больше ничего.

Сказал и почувствовал, как расслабилось тело дорогой и любимой жены. Тоже, видимо, боится, как бы не удрал от нее. Благо, есть куда и как. Уверил ее искренне:

— Настенька, я могу быть жестоким и опасным, несправедливым и скупым. Но дураком я никогда не был, поняла, солнышко?

— Да? — как бы очень с открытой душой удивилась его ненаглядная жена, — и в чем же проявляется эта твоя дурость?

Вот ведь зараза такая, радуется, что все по его варианту идет, а все не сдержалась, пошутила над мужем. Ах, ну тогда и он постарается!

— Не важно в чем. А оставлю я с тобой с одним жестким условием — ты будешь верной и податливой женой, — предупредил ее Андрей Георгиевич, — и никогда не откажешь мне в супружеском долге ни под каким соусом.

Настя так по простодушному наивно удивилась, что точно с мужем игралась, как наивным ребенком:

— Так я вроде бы и никогда ранее и не отказывала в постели и не только моему повелителю, да, мой дорогой?

И часто так заморгала красивыми, но плутоватыми ресничками, словно что-то лукаво за ними прятала. Ой, с мужем хитришь жена!

На этот случай Макурин держал вариант действий еще в XXI веке, заранее сурово предупредив ее о нехороших последствиях. Дескать, я с тобой не спорю, родная, но ты все-таки имей в виду — если обманешь, расправа будет жесткой, например, жена не будет спать в семейной спальне. А то ведь иначе с женщинами разговоришься до икоты.

Настя заметно притихла, видимо предупреждение оказалось действенным. Потом она, видимо, быстренько прокрутила все это в голове, решила, что это точно переживет и ласково улыбнулась.

На это он ответил заведомо жестоким выражением лица. Мол, ты улыбайся, милая, но не забывай, я рядом!

Так и приехали с некоторой недоговоренностью, как и все молодожены. А в поместье оказалось, как всегда, заведомо много проблем — по количеству живущих здесь жителей. При чем не только по хозяйственным и административным плоскостям, чему он уже привык, но и в религиозной. Местный батюшка, получив от волостных церковных властей об изменившихся положении помещика, заметно активизировался, пытаясь вовлечь и его в дела сельской церкви. И хотя батюшка был довольно робок в своих просьбах, а помещик, наоборот, категоричен в отказах (некогда!), но две-три обедни все же простоял. Благо, и ему самому было очень полезно. Все крестьяне, увидев нимб святого на голове своего помещика, стали к нему предусмотрительно покорны. То есть они и раньше были во всем согласны, куда бы они делись. Но если раньше господин Макурин олицетворял краткую земную власть, то теперь и веяную небесную. Не только тело, но и душа стали ему безвластны. И крестьяне, даже самые агрессивные и злые, стали окончательно покорны своему хозяину. Куды деваться бедному мужику?

Ну и по мелочам пришлось, хочешь — не хочешь, побывать в маленькой больнице, во вновь открытой пока еще крохотной школе. Крестьяне «смирились», отпустили где-то немногим более двадцать детей из трехсот с лишним. Макурин их не неволил. Год — два и сами поймут, что знание — это сила.

Затем, по времени года, ревизовал ягодное хозяйство, что дикое, что домашнее. Оно его порадовало. В соседних лугах было тьма-тьмущая клубники, в лесах — земляники и черники, по берегу реки сколько угодно черемухи и смородины. Около изб поставили большие сады из яблонь, крыжовника и той же смородины.

Только успевай собирай. Для стимулирования повторил бабам и детям, а через них и мужикам — хозяевам, что ягоды он любит и привечает. За ведро товара в зависимости от вида и качества от трех до десяти копеек, в среднем до пяти — семи. Но одно четвертое ведро обязательный налог!

Осмотрел он и заводики по производству повидла, мармелада и варенья, остался доволен. Жители XXI века обалдели бы, если бы знали, как оказывается, много можно готовить сладостей без дорогого и вредного сахара.

Дал хозяевам обязательного аванса по рубль — рубль с полтиной и ушел успокоенный. Зимней порой в трактирах он получит вдесятеро больше, а, главное, крестьяне поймут, что не хлебом единым они будут сыты. И от сладости, от которой серьезные люди получают лишь настойку, а остальное только на радость детям, можно как-то год прожить.

Мед Андрея Игоревича откровенно порадовал. Крестьяне ведь не совсем были дураки, с древней еще поры держали пчел и до мелочи в них знали. Они и сладость приносили, и лекарств всяких, и даже воск для свеч. А отсюда и немалых приработок для их хозяев. И как только помещик показал свою заинтересованность в полосатых мухах, так и сразу стали держать. Опять же, какое сельское хозяйство без пчел, срамота одна!

Одних только крупных пасек по пятьсот ульев и более в сельской общине было где-то десять. И почти в каждом дворе еще держали по пять — десять ульев. Откуда что берется, ведь весной неимоверно тяжело доставили пчел и пасечники, и сам помещик. А тут на тебе, как-то сами размножились!

Хотел было Макурин их посторожить, как бы не сломались с этой затеей. Да не стал, в конце концов. Люди взрослые, опытные, сами должны думать. Но подтвердил, что основную продукцию пчеловодства — мед и воск — после выдачи натуральных налогов будет покупать в большом объеме и по нужной цене.

Но особенно Макурин тщательно посмотрел на свое детище — животноводческие фермы. Здесь ведь не так было просто. Скажем, по першеронам только расти да продавай крестьянам. В основном, конечно, как льготная добавка «передовикам капиталистического труда». Работает трудяга хорошо, чутко прослеживает все нововведения помещика — на тебе сначала жеребенка, потом уже после роста лошадей, взрослых кобыл и лошадей задешево. Радуется крестьян, смеется втихомолку над дурнеем помещиком, а не понимает, что он будет будет работать более хорошо и на самого хозяина.

А вот по мясному животноводству было труднее. Кроликов, куриц, а потом и свиней надо ведь было не только вырастить, но и подешевле и побыстрее привезти к трактиру или к давкам. То есть, вроде бы необходимо поставить фермы ближе к Санкт-Петербургу. Но там, с другой стороны, и корм дороже и крестьян надо отрывать от своих хозяйств, что тоже нехорошо. Крестьяне в первую очередь должны кормиться сами — первый и главный тезис колхозного помещика.

В итоге подсчитал Макурин на счетах (компьютер XIX века), прикинул, что в поместье выращивать будет все-таки дешевле. И даже большая неудача с транспортом не изменит общую картину.

Оно ведь как — в эту дожелезнодорожную эпоху (а в чем-то и позднее), самый дешевый транспорт был речной. Поэтому главный объем товара возили из поместья в столицу именно на судах. Но вот ведь какое дело — реки работают только в летний сезон, зимой здесь лед. А мясо в основном можно заготовлять зимой, когда холодно. Холодильников ведь нет. Вот и вози мужик в обозах мясо.

И ничего, повезли, особенно, когда першероны стали запрягать. Ха, там такие оказались грузовые сани, аж по судам по весу доходили.

И последнее, молоко. Тут Андрей Игоревич почти сломался, и уже почти планировал было строить ферму КРС на окраине столицы. но … а как крестьянское молоко и продукция их молочных заводиков ему будут готовить? Опять же, как он будет обходится с доярками, а они от своих хозяйств и детей никак, лучше даже не намекай, оглушат визгом.

Отступил он от своей затеи, и молочную продукцию стали возить от поместья, а скоропортящееся свежее молоко каждые сутки возили скорые молочные суда (зимой — специальные сани).

Ох, целая мудреная логистика. Зато, когда рабочая цепочка заработала, она стала такой прибыльной, что попаданец аж возгордился. Какой там святой или даже монарх! Видимо, он все же, прежде всего, аграрник — организатор. При чем, не важно, председатель колхоза или сатрап — помещик. Это всего лишь историческая форма. Главное, он в сельском хозяйстве и им управляет. Вот как!