Коллекционная вещь

Деревня, которой не было

В эту деревню не приходил никто.

Во всех остальных деревнях было что посмотреть. В одних собирали хороший урожай, в других ткали красивые ковры. Деревня в низовьях реки была известна овощами причудливой формы: морковью, похожей на ослика, пастернаком, который походил на местного хозяина жизни и был ему преподнесен, за что хозяин жизни щедро дарителей отблагодарил (хотя некоторые высказывали предположение, что скорее хозяин жизни походил на пастернак, чем пастернак – на хозяина жизни), луком – вылитой парочкой, сливающейся в любовном экстазе.

В деревне в верховьях реки имелись волк, который ездил верхом, сорока, которая пила пиво; по слухам, были там даже горностаи, которых жители деревни научили жонглировать.

В деревне у подножия горы делали отвратительное вино, зато там жил человек по кличке Зев. Зевом его прозвали потому, что он мог, причем в один присест, выпить любое количество вина. Жители деревни попробовали было ему подражать, однако слегли, наиболее же рьяные подражатели и вовсе расстались с жизнью. Пьяницы из соседних деревень приходили помериться с ним силой, однако и они, выпив два бочонка, отправлялись на тот свет. Люди более благоразумные платили за вино, которое он выпивал в таких количествах, в надежде, что в конце концов он все же умрет. Разумеется, опорожнив три-четыре бочонка подряд, он терял сознание, однако ассистенты укладывали его на спину, вставляли ему в рот воронку и вливали в глотку вино, пока у наблюдавших за этим зрелищем не кончались деньги.

(В качестве кратера или скифоса я немало времени провела в компании запойных пьяниц и должна сказать, что Зев был, вне всяких сомнений, самым неисправимым алкоголиком из всех, кого мне приходилось видеть, – а ведь, не забудьте, я жила в то далекое время, когда к винограду и ячменю относились как к самым обыкновенным продуктам питания. Остается только пожалеть, что у такого талантливого исполнителя была такая непритязательная, деревенская публика. Я часто потом задумывалась над тем, был ли Зев человеком, однако в дальнейшем мне были представлены куда более веские доказательства того, что с пятнадцати лет начинают пить отнюдь не только инопланетяне.)

Практически в одиночку Зев потреблял все производившееся в деревне вино, в чем, впрочем, не было ничего дурного, ибо в противном случае потребление вина было бы более чем скромным – ведь о подобной невоздержанности не могут помыслить даже самоубийцы. Кончилось тем, что однажды, в неурожайный год, Зев, метавшийся в поисках выпивки и испытывавший непередаваемые муки абстиненции, скончался по пути в другую деревню. Пока же Зев был в расцвете сил, число посетителей неудержимо росло, что давало деревне немалый доход, и время от времени, когда удавалось установить, что у посетителя нет богатых, влиятельных и мстительных родственников, жители деревни от нечего делать пытали и убивали его, останки же использовали в качестве удобрений.

Жители деревни, где не было ни причудливой формы овощей, ни жонглирующих горностаев, а также самого горького пьяницы в истории виноделия, собирались по вечерам после трудов праведных и, прежде чем отойти ко сну, жаловались друг другу на то, что о них никто не судачит, что у них совсем не бывает посетителей и – тем более – возможности над посетителями поизмываться.

– Надо что-то предпринять, чтобы стать интереснее.

– Нет, сначала надо стать интересными, а уж потом думать, как стать еще интереснее.

Каждый вечер они вели одни и те же разговоры, и совершенно разные люди твердили одно и то же. И вот однажды вечером уродливая нищенка из соседней деревни, которая вышла замуж за главного тамошнего буяна, ибо считала, что даже нищенствовать веселее в соседней деревне, чем в собственной, предложила собравшимся:

– Может, что-нибудь все-таки предпримем?

Все молчали. Молчали потому, что своих мыслей у жителей деревни никогда не было. Но нищенка этого не знала, а потому продолжала:

– Почему бы нам, например, не начать бодрствовать ночью, а спать днем? Тогда бы мы прославились как люди, живущие во мраке. О нас стали бы говорить, что мы в сговоре с дьяволом.

Все молчали, на этот раз даже дольше обычного, ведь нищенка вмешалась в разговор, который велся из вечера в вечер, и теперь никто не мог вспомнить, о чем же шла речь. На обдумывание этой идеи у жителей деревни ушло полтора месяца, после чего они вдруг сообразили, какое отличное предложение им сделано, ужасно обрадовались и немедленно его приняли.

Десять дней жители деревни спали днем и бодрствовали ночью, однако продолжать подобное существование было невозможно; люди то и дело наносили себе всевозможные травмы, не могли вскопать как следует ни одной борозды; к тому же крестьяне из окрестных сел, не вполне понимая, что происходит, забирались в деревню средь бела дня и уносили все, что только можно было унести. В результате жители деревни вынуждены были вернуться к привычному распорядку, однако их не покидало чувство гордости оттого, что о них наконец-то заговорили.

– Что бы нам сделать такого, чтобы стать еще интереснее? – задавались они вопросом, в приливе энтузиазма хлопая друг друга по спине, ведь теперь они были знамениты – и не потому, что живут в темноте, а потому, что иногда живут в темноте, причем недолго и именно тогда, когда этого ждешь от них меньше всего. Успех совершенно вскружил им голову.

– Почему бы нам не поменять название деревни? – предложила нищенка после того, как спустя полгода эйфория постепенно пошла на убыль. Она пришла к выводу, что ее жизнь – коротка и безотрадна, а потому следует перебраться в деревню побольше: там ее жизнь будет, понятно, столь же краткой и безотрадной, зато более веселой и разнообразной. Уехать она решила на следующий же день.

В то время деревня эта называлась просто: «Деревня, которая не находится у подножия горы и которой нет ни в низовьях реки, ни в ее верховьях» или, если еще проще, – «Деревня, которой нет».

– Почему бы не назвать нашу деревню просто «Жопа с ручкой»?

– предложила нищенка.

– С чего бы это? – с недоверием переспросили односельчане.

– Потому что это смешно. Неужели вы сами не пошли бы в деревню, которая называется «Жопа с ручкой»? Народ повалит, вот увидите, – будет кому спиртное продавать.

Жители деревни задумались, однако никому не пришло в голову возразить нищенке, что с тем же успехом можно было бы дать деревне какое-нибудь громкое имя, например: «Истина в последней инстанции», или «Колдовские чары», или «Место, лучше которого нет на всем земном шаре», и при этом избежать позора.

На следующий день после того, как деревню назвали по-новому, нищенка уехала. Посетителей и в самом деле заметно прибавилось, они приходили, хихикали, однако надолго не задерживались, да и спиртное приобретали неохотно.

Кончилось, как всегда, тем, что явились мародеры. Начали они с того, что посадили на кол двух переводчиков, которые на вопрос «Есть здесь что грабить?» ответили: «Жопу с ручкой». Нищета потрясла мародеров. Они сожгли деревню дотла, заставили жителей целый день бегать по горящим углям, после чего схватили местного нищего и пообещали, что оставят его в живых, если тот собственными руками перережет глотки своим односельчанам.

– Давайте нож, – сказал нищий.

Ему вручили ложку.

– Что мне с ней делать?

– А ты подумай.

– На это уйдет много времени.

– Мы не торопимся.

Ложка была маленькой, жертвы – большими, криком кричала вся деревня, однако мародеры особого внимания на экзекуцию не обращали: они не на шутку увлеклись жонглирующими горностаями.