В Институт неотложной помощи Надя с Димой примчались за рекордное для Москвы время – двадцать минут. Таксист, едва взглянул на заплаканное Надино лицо и услышал, куда надо ехать, – такой старт взял, что их в сиденье вдавило. И гнал от души – по встречке, по тротуарам. Даже экстремал Полуянов и тот не выдержал, попросил:
– Слышь, братан, – обороты-то сбавь.
А Надя за водилу неожиданно заступилась:
– Пусть гонит. (Хотя всегда раньше подобных горе-гонщиков ненавидела.)
Но сегодня неожиданно выяснилось, что скорость и свист горячего ветра в открытых окнах ее успокаивают.
Впрочем, они все равно не успели. Оказалось, что часы посещений уже закончены, а в реанимацию и вовсе ни в какое время не пускают. В холле, правда, имелся телефон для экстренной связи с врачами – но, как гласила табличка, пользоваться им могли «только ближайшие родственники пациентов».
– Позвоним? – предложила Надя. – Скажем, что мы ее брат с сестрой?
– Зачем? – покачал головой Полуянов. – Лучше действовать неформально.
Идти неформальными путями журналисту явно было не впервой. Наде это живо напомнило историю со смертью ее мамы – тогда она впервые после долгого перерыва с Димочкой встретилась[19], и на душе совсем грустно стало…
«Вот странно, – подумала Митрофанова. – Ведь Лерочка мне по большому счету – никто. Случайная знакомая – к тому же глупенькая, взбалмошная и вредная. Раздражала меня, бесила – особенно сегодня… Но почему же сейчас, когда ей плохо, – мне тоже так тяжело?! Полуянов-то ясно, чего старается: она ему нравилась, еще бы – такая красотка! А я-то что с ума схожу?! Ну-ка, быстро взять себя в руки! Успокоиться. Отстраниться».
Но, как Надя себе ни приказывала – успокоиться и отстраниться у нее не получалось… Дима – тот куда более хладнокровным выглядел. Нимало не тушуясь, подвалил к охраннику, стал соловьем разливаться, чтобы тот их внутрь Института пропустил. Страж хоть и выглядел сурово, а сто рублей взял охотно:
– Ладно, уговорили. Проходите. Только чтоб не буянить.
– Что-что? – не поняла Надя.
– Водку небось друзьям несете? Или коньяк? – подмигнул охранник.
– Какая водка? Мы в реанимацию, – пожал плечами журналист. – Где она, кстати, тут?
– По коридору налево. Но туда вас точно не пустят.
– Мы разберемся, – заверил Дима.
И разобрался – стальная дверь с кодовым замком и грозная табличка «Не беспокоить!!!» журналиста не смутили. Пока Надя расстроенно разглядывала неприступный вход, журналист повел носом, принюхался, потом взял девушку за руку, протащил по истоптанному коридору, затолкнул в прокуренный закуток под лестницей:
– Нам, похоже, сюда.
– Фу, накурено как! – поморщилась Надя. – Зачем мы тут?
– Надо. Терпи, – хмыкнул Дима.
– Что ты затеял?
– Сорок восьмая журналистская заповедь: всегда ищи нужную курилку. В самой реанимации курить ведь нельзя?
– Совсем не факт… – начала Надя.
И тут как раз в курилку доктор и зашел.
– Простите, вы из реанимации? – вежливо обратился к нему Дима.
– Все справки в регистратуре, – буркнул врач.
Дима будто не расслышал:
– У вас там Лера Летягина. После аварии. Ее, – кивок на Надю, – подруга и моя родственница.
– Родственница? – поднял бровь доктор.
– Сестра, – не моргнув глазом, соврал Полуянов. – Двоюродная. В справочной сказали, что состояние крайне тяжелое. Мы так волнуемся, дома вообще невозможно находиться, вот, сюда приехали…
Журналист вытащил сигаретную пачку и вместе с ней, будто случайно, – пятисотрублевую купюру. Доктор с интересом посмотрел на деньги – и щелкнул зажигалкой. Пока Дима прикуривал, купюра исчезла.
– Сожалею, но дела у вашей сестры пока неважные, – вздохнул врач. И посмотрел на Надю с Димой с сочувствием. – Впрочем, организм молодой. Будем надеяться, справится.
Но уверенности в его голосе не было.
Надя машинально отметила, что доктор, по медицинским меркам, совсем еще юный, не старше тридцатника. Наверно, даже не врач, а пока что ординатор. Глаза – усталые, на рукаве зеленого хирургического костюма – пятнышко крови.
– Какие у Леры травмы? – потребовала Надежда.
Доктор поморщился:
– Стандартный набор. Сотрясение мозга, переломы. Забрюшинная гематома. Разрыв селезенки. Большая потеря крови, шок…
– О, господи, – пробормотала Надя.
А Дима с надеждой спросил:
– Но она хотя бы в сознании?
– Какое там, – вздохнул врач. – Пытаемся, конечно, из комы вывести…
– Гады! Вот гады! – пробормотала Надя. И тут же испуганно взглянула на врача: – Простите. Я имею в виду того… тех, кто в машине был. Которая ее сбила.
А Дима вкрадчиво спросил:
– Скажите, а мы не можем к Лерочке заглянуть? Хотя бы на минутку?
Врач выразительно взглянул на него – и Полуянов тут же повторил недавнюю комбинацию: пачка сигарет, еще одна пятисотрублевая купюра… Когда деньги исчезли в кармане хирургического костюма, доктор сказал:
– Ладно. Но только очень быстро. – Он затушил сигарету. – Пойдемте.
Надя с Димой поспешили за ним.
– Скажите, – на ходу спросил журналист, – из милиции к вам уже приходили?
– Из милиции? – насторожился врач.
– Так положено ведь? Леру машина сбила, а это криминал…
– Криминал. Только к кому приходить-то? Девочка в коме, на вопросы ответить не может. Сказали, чтоб мы им сами звонили – как только она в себя придет.
– А вещи ее где? – продолжал пытать Дима.
– Слушай, ты правда ей брат? – нахмурился врач.
Надя почувствовала, что краснеет. А Полуянов – спокойно ответил:
– Правда. Хотите – могу паспорт показать.
– Ладно, не надо, – отмахнулся врач. – Сумочки вместе с ней не привозили. Может, она без нее была, а может – ударом отбросило, так что не нашли. А одежда – как положено, на складе. Только, сам понимаешь, там испорчено все… Паспорт был, к счастью, в кармане джинсов.
Они подошли к реанимации, доктор набрал код, дверь распахнулась.
Медсестра, дежурившая на посту при входе, посмотрела на визитеров неодобрительно – однако, по знаку доктора, молча встала, вынесла им белые халаты. Предупредила:
– Главврач еще не ушел.
– Мы осторожно, – кивнул доктор. И заторопил, когда Надя (руки дрожали) замешкалась, надевая халат: – Пожалуйста, быстрее…
Надя смутно помнила, как шли по унылому коридору… как врач, наконец, привел их в огромную комнату с широким проемом вместо двери… как миновали ряд кроватей – а люди на них настолько израненные, что часто даже не определишь, мужчина перед тобой или женщина… И кардиографы уныло пищат, и лекарствами пахнет затхло и безнадежно…
– Вот она, – тихо сказал доктор.
Надя не удержалась – охнула.
Юной фотомодели Леры Летягиной больше не было – вместо нее на койке лежала бесформенная женщина. С огромным синяком вместо лица, с окровавленными бинтами, перехватившими спутанные волосы, с тяжелым дыханием…
– Лерочка… – прошептала Надя. И потянулась взять девушку за руку.
– Не надо, – остановил ее доктор. И объяснил: – Там переломы в двух местах.
Но Надя все же дотронулась до Лерочкиной руки. Совсем легонько – она где-то читала, что человек пусть и в коме, а все чувствует. И слышит.
Надя склонилась над неподвижным, почти мертвым, телом. И тихо, одними губами, прошептала:
– Лерочка, я знаю, ты меня слышишь…
Доктор тактично отвернулся. А Надя наклонилась еще ниже и договорила:
– Ты сильная, Лера. Ты справишься. Мы в тебя верим. Поправляйся, прошу тебя. Еще ведь столько будет показов! И конкурсы. И тебе на всех них надо побеждать. – Она постаралась изгнать из голоса слезы и твердо закончила: – А мы, Лерка, за тебя отомстим. Не сомневайся. Это я обещаю.
Она отступила от кровати и увидела, как губы подруги еле заметно дрогнули.
Реанимация – словно пруд со стоячей водой. Электрический свет – неживой, воздух – затхлый. Время движется по-иному, нежели в обычной, здоровой жизни. Наде даже казалось, что часы в холле отщелкивают не секунды с минутами, а жизнь, смерть, жизнь, смерть… Жуткое место.
– Надумаете – приходите еще, – предложил на прощание прикормленный Димой доктор.
– Может быть, – кивнул журналист.
А Надя еле слышно буркнула:
– Нет уж, спасибо.
И вспомнила: она уже говорила сегодня эти самые слова. Днем, когда другой пруд со стоячей водой покидала – черкашинское казино. Еще одно место, где время остановилось. Как много, оказывается, в столице черных дыр…
…А на улице, за порогом печальной клиники, оказался теплый и душистый вечер. Асфальт отдавал дневное тепло, чирикали уставшие за яркий весенний день воробьи.
– Ну и мрак эта реанимация, – прокомментировал Полуянов. И покачал головой: – А маман меня еще во врачи идти агитировала…
– Лерку жаль… – хлюпнула носом Надя. – Как думаешь, поправится она?
Полуянов помрачнел:
– Если захочет – поправится.
– А почему она вдруг может не захотеть? – не поняла Митрофанова.
– Да потому, что конкурсы красоты ей теперь явно не светят, – вздохнул журналист. – А без них – Лерке, по-моему, и жизнь не мила…
– Не говори так, – попросила Надя. – Да и с лицом у нее все наладится. Это просто синяки. Сойдут.
Дима вымученно улыбнулся:
– Хорошо бы. Ладно, Надька, проехали. Доктора в этом Институте, говорят, классные. Пусть они свое дело делают, а мы – своими займемся. Пойдем, пивка для дезинфекции тяпнем и решим, куда дальше двигать.
Надя с укором взглянула на журналиста:
– Разве до пива сейчас?
– Почему нет?
– Ты разве не слышал, что я Лерочке обещала?
– Слышал. «Я мстю, и мстя моя страшна». Идея правильная, похвальная. Полностью разделяю и присоединяюсь. Но что конкретно можно сделать сейчас, – он взглянул на часы, – в половине десятого вечера?
– Как что? Поедем на Маратову квартиру. Самое, по-моему, время.
– Куда?
– Ф-фу, забыла – я ж тебе так и не рассказала! Слушай…
– Стоп, Надежда, – перебил Полуянов. – Вон, на углу, кафешка. Пойдем. За пивком – все мне и изложишь.
– Да тут разговора на пять минут! – продолжала упираться Надя.
– А кружка пива – выпивается за четыре минуты, – заверил ее Дима. И подхватил подругу детства под руку. – Ну, не упрямься, пошли. Примем по ноль пять. За Лерино здоровье.
…Кафешка оказалась пустой, официантка – ненавязчивой, да и присесть после сумасшедшего дня в мягкое кресло тоже было очень приятно. Пиво принесли ледяное, на закуску явились кальмарчики и вкуснейшие чесночные гренки, так что Надя и сама не заметила, как уговорила кружечку в ноль тридцать три чуть не залпом. Пила и поражалась подленькой человеческой натуре: вроде все плохо, Лерка в реанимации, под капельницей и дышит через трубку в легких, а ей, Наде, – радостно. Из-за того, что она, пусть не юная, не шибко красивая, и с лишним весом в добрый пяток килограммов – но зато здорова. Над ней не стоят встревоженные врачи. И можно ужинать аппетитными гренками, а не внутривенными вливаниями питательного раствора…
– Девушке – повторить, – попросил Полуянов подошедшую официантку. – И гренок давайте еще порцию… Ну, все, Надька, хорош мечтать. Давай колись – что там тебе Черкашин поведал? Что еще за Маратова квартира?
Надя вынырнула из своего полузабытья. С сожалением отодвинула пивную кружку. Благодарно улыбнулась журналисту, когда официантка поставила перед ней новую порцию. Но пить не стала – пока не выложила Диме все полностью: как удалось выманить Черкашина в игорный зал. Как она его «расколоть» пыталась – задавала наводящие вопросы об убийствах Сони, Ильи Казарина и Марата… И на закуску, как вытянула из него информацию про «квартиру для тестов». На которой покойный менеджер демонстрировал своим заказчикам девочек и, возможно, хранил свои бумаги.
– Он мне и адрес сказал: Отрадное, улица Римского-Корсакова, дом двадцать восемь, квартира шестнадцать.
– Интересно… – протянул журналист. – А это не подстава?
– Не знаю, – покачала головой Надя. – Возможно. Но тогда – в чем подвох?
– Подожди-ка… – остановил ее журналист. Сверился со своим блокнотом: – Вот, я еще раньше через Москомрегистрацию выяснил: Марату в Москве принадлежали две квартиры. Одна – на Соколе, вторая – в Беляеве. Про Отрадное ни слова…
– Говорю ж тебе – он ее снимал. Она типа конспиративной. Про нее, Черкашин сказал, вообще почти никто не знает.
– Эх, Лерку бы спросить… Ладно, что теперь об этом… – пробормотал журналист.
– Значит, поедем?
– Поедем, конечно! – кивнул журналист. – Но только не одни.
– В смысле? – нахмурилась Надя. – Ментов, что ли, хочешь с собой позвать?!
– С ума сошла, – констатировал Полуянов. – Сейчас, подожди. – Он достал мобильник, начал быстро прокручивать адресную книгу.
– Нет, ты сначала объясни! – Надя, удивляясь собственной решимости, ловко выдернула из его рук телефон.
– Ох уж эти ба… то есть, простите, дамы, – вздохнул журналист.
Отобрал у Надежды аппарат – и только потом объяснил:
– Ну, вот представь. Приехали мы в Отрадное, нашли нужный дом. А ключи от этой квартиры у тебя есть? Нету. Но, может быть, ты замки вскрывать обучена? Отмычками пользоваться? Двери вышибать? Или в окна забираться? Квартира шестнадцать – это как минимум третий этаж…
– Правда… – кивнула Надя. И пристыженно добавила: – А я про это и не подумала… Вот дура!
– Не дура, – великодушно ответил Полуянов. – Ты просто устала…
– Так что же нам тогда делать?
– Тебе – ничего. Расслабиться и ждать, пока мужчина все решит.
– Что за тон, Полуянов… – поморщилась Надя.
– А я говорю – отдыхай, допивай пиво. Очень полезно, между прочим, для мозгового тонуса. А я пока делом займусь.
– Крутой ты стал, – прокомментировала Надя. – Просто Джеймс Бонд какой-то…
Но расспросы прекратила – взялась за бокал.
Дима же тем временем дозвонился какому-то «старому перцу Николю».
Николь, судя по разговору, был тот еще фрукт – Полуянов и про «вторую ходку» упомянул, и про какие-то «мазы» с «хазами» разглагольствовал, и «понтов корявых» просил не кидать… Наконец положил трубку и сообщил:
– Можно сказать, ура. Редчайший случай. Во-первых, Николь в Москве. Во-вторых – скучает и трезвый. А в-третьих – не забыл, к счастью, что он мой должничок.
– А кто он, этот Николь?
– Вор, – пожал плечами Полуянов. – Обаятельный. Наглый. Хитрющий.
– А откуда ты его знаешь?
– Кольку-то? Да он мой одноклассник.
Таксист высадил их возле метро «Отрадное», у кинотеатра «Байконур». Хоть и поздно – а народу кругом вертелось изрядно, видно, ночной сеанс скоро начинался. Стайки подростков, трепетные юноши с букетами, девицы с ищущими взглядами, братки с «голдами», господа с портфельчиками, тетеньки разнообразных габаритов и возрастов… Глаза разбегались.
– Ну, выбирай, – подмигнул Полуянов Наде. – Который здесь наш Колька?
– А просто подойти к нему нельзя? – поморщилась она. Не было настроения играть в угадайки.
– Нет, – заупрямился журналист. – Мне интересно, вычислишь ты его или нет.
Надя пожала плечами и внимательно оглядела площадку перед кинотеатром.
– Вон тот, в кепке. Явно прохиндей: глаза рыжие и носом хлюпает…
– Не он.
– Тогда слева от нас, в полосатом костюмчике. Тоже морда воровская…
Полуянов только хмыкнул. А к Наде между тем подвалил огромный, килограммов на сто двадцать, толстяк. В несуразных вьетнамках, круглощекий, одышливый, на лбу – капельки пота (тяжело при таких габаритах, когда теплынь!). Виновато улыбнулся девушке:
– Пардон, мадемуазель. Кошелечек ваш?
И протянул Наде ее старенькое портмоне.
– Ну и ну, – только и выдохнула Митрофанова, растерянно принимая имущество. – Как это у вас получилось?! Я ничего не заметила! И сумка у меня закрыта!
– Мастерство не пропьешь, – хмыкнул толстяк. И сжал Полуянова в могучих объятиях: – Ну, привет, Димыч, старый ты телевизор!
– Здорово, Колька, туша бегемотская!..
– Ладно – туша, – неожиданно обиделся полуяновский друг и почему-то подмигнул Наде. – Я, между прочим, уже месяц на кремлевской диете сижу. На пять кило похудел.
Надя не удержалась – фыркнула.
– Между прочим, классная диета, – обратился к ней Николь. – Только конфет и белый хлеб нельзя, а остальное – пожалуйста. Водки – сколько угодно. И сосисок. И мяса. И капустки квашененькой…
– А пиво можно? – развеселилась Надежда.
– Можно и пиво! Кстати, – засуетился толстяк. – Что стоим-то, как неприкаянные? Двинули?
– Куда? – спросил Дима.
– Как куда? В кабак. Выпьем за встречу. И знакомство, – он отвесил Наде галантный полупоклон, – с прекрасными дамами.
Надя вопросительно взглянула на журналиста. Лично ей – вот уж нетипично! – почему-то очень захотелось сходить в ресторан с этим смешным и обаятельным толстяком. Ну, и пусть у них дело – подождет… Но Полуянов – строго сказал:
– Нет уж, Колян, – сначала самолеты. Девушки с пивом – потом.
– Всегда был занудой… – вздохнул толстяк. – Ну, ладно – излагай, чего нужно.
Полуянов и изложил – по делу и емко, как на ответственном экзамене:
– Есть одна квартирка. Она заперта, возможно, стоит на сигнализации. И еще не исключено, что менты за ней наблюдают – негласно. А нам эту хазу нужно обшарить. На предмет тайника с кое-какими бумагами. Вот такая задачка. Справишься?
– Как нечего делать, – фыркнул Николь. – А что за бумаги-то в квартире ищем?
– Бумаги?.. – запнулся Полуянов. – Да так, документы кое-какие. Но внутри мы и сами справимся – ты только дверь нам открой.
– Тормозишь, кореш, – ухмыльнулся толстяк. – Ты же сам сказал – документы? Важные, небось?
– Сам не знаю… – неопределенно протянул Дима. – Может, и не очень…
– Да мне, что в тех документах, плевать. Не бабки – и ладно, – заверил толстяк. – Но если они в сейфе?
– Да, правда, – согласился журналист.
– Ну, и, можно подумать, вы с барышней сейф открыть сможете, – усмехнулся Колян.
– Вряд ли, – признал Дима.
Надя же еле удержалась, чтобы не послать Николаю заинтересованный взгляд. Какой он забавный! Страшный, хуже Квазимодо, – но общаться с ним, как выразилась бы Лерочка, так прикольно!
Толстяк, видно, почувствовал Надину благосклонность – и посмотрел на девушку столь ласково и обволакивающе, что Полуянов аж нахмурился. А Надя отвела глаза и задумалась: что, интересно, с ней такое сегодня? Сроду ведь раньше толстяки не нравились, тем более – многократно судимые… А тут – как у девочки, сердце затрепыхалось.
– Значит, договорились: в квартиру пойдем все вместе, – заключил тем временем Николь. – Дверь я вам вскрою, если там сейф – тоже справлюсь. Делов, навскидку, на часок. Ну, а потом – в кабак. Лады?
– Лады, – не удержалась от широкой улыбки Надя.
– А тогда давай обниматься! – неожиданно предложил Колян.
Стиснул девушку в неожиданно прохладных, приятных объятиях и цыкнул на Полуянова:
– А ты чего встал? Иди, тачку лови. Не пешком же до этой хазы переть.
Николай велел таксисту остановиться метров за двести до искомого дома. Полуянов расплатился, они вышли – и Надя поразилась, сколь резкая перемена вдруг случилась с Коляном. Шутник-балагур исчез, от рохли и увальня не осталось ни следа. Вид собранный, взгляд – цепкий, и даже походка – вот уж удивительно, при таком-то весе! – вдруг стала летящей.
– Вы, оба, пока сюда. – Николай махнул в сторону пустой по вечернему времени детской площадки. – Сидим, воркуем, мобильник держим наготове. Как будет можно, я позвоню.
– Чего огород городить? Пошли лучше вместе, – возразил Полуянов.
– Ты, журналист, у себя в редакции командуй, – отбрил толстяк. – Сказал – ждать, значит, ждите. Ну, понеслась…
И он лениво, будто на вечерней прогулке, двинулся по направлению к дому номер двадцать восемь.
Надя с Димой остались на детской площадке. Журналист закурил. Руки его, заметила Надя, слегка подрагивали. Она тоже волновалась ужасно. Почти паниковала. Ведь впервые – за двадцать семь законно прожитых лет! – на преступление шла… Как, интересно, на языке уголовного кодекса называется вторжение в чужую квартиру – кража со взломом? Или грабеж? И сколько, хотелось бы знать, за это дают? Года два – это уж точно…
А если, вдруг подумала Митрофанова, все окажется даже еще хуже – чем просто попасть в лапы милиции? Допустим, у казиношника Черкашина в этом деле какой-то особый интерес – которого она, Надя, не установила? И в квартире их ждут отнюдь не Маратовы документы, а что-то другое, ужасное? Что угодно. Очередной труп. Бандитская засада. Или – убийца?!
– Вот что, Наденька, – неожиданно произнес Дима – голос его звучал хрипло. – Ты никуда не пойдешь.
– Почему?..
– Да потому. Боюсь я за тебя.
– А я – боюсь за тебя, – отрезала она. – Так, может, лучше ты останешься?
– Хочешь совет? – холодно спросил журналист. – Никогда так с мужчинами не говори.
– Извини, – кротко произнесла Надя. – Мне просто кажется, что отступать уже поздно. Нам обоим.
– Почему – отступать? Просто подождешь нас на улице. Постоишь, как говорится, на шухере.
Предложение звучало заманчиво. И Надя, возможно, на него бы согласилась, но тут у Полуянова зазвонил мобильник. Слышимость оказалась прекрасной, и она сразу узнала голос Николая:
– Все чисто, ребятки. Подгребайте. Второй этаж, консьержа нет, домофон я вырубил, жду внутри.
Николай отключился, а Надя вздохнула:
– Вот видишь… Он нас ОБОИХ зовет.
Дом номер двадцать восемь оказался шестнадцатиэтажным, кирпичным – и очень странным. На табличке у подъезда значилось: «квартиры № 1-192». Ничего себе, быстро подсчитала Надя, – по двенадцать квартир на этаже! Просто общага какая-то. Кому, интересно, взбрело в голову такой муравейник строить? Это ж с ума сойдешь, пока соседей запомнишь… Да и для них с Димой риск большой – вдруг по пути в квартиру они на кого-нибудь из бдительных жильцов напорются?
Видно, Полуянов боялся того же и потянул Надю не к лифту, а на лестницу. «Тоже не лучший вариант, – подумала девушка. – На лестницу народ часто покурить выходит. А, впрочем, и так и эдак можно влипнуть… Господи, какая ж я дура, что в это ввязалась…»
Но ангел-хранитель, ответственный за кражи (есть ли, интересно, такой?), их, видно, оберегал – по пути на второй этаж никого не встретили. В длинном коридоре с рядами квартир по стенам тоже, к счастью, оказалось пусто. Николая не было видно, и Дима легонько толкнул дверь шестнадцатой квартиры – та легко подалась.
Николай стоял в коридоре. Хмуро прошептал:
– Долго ходите…
Он аккуратно защелкнул за их спинами замки апартаментов и гостеприимно предложил:
– Располагайтесь, дамы и господа. Кофейку, чайку?
– Так просто?.. – изумленно выдохнула Надя.
– Два замка, один вообще бумажный, второй – посерьезней, но тоже лажа. Для профессионала, конечно, – небрежно отрапортовал толстяк. – Ну, что встали, соучастнички? – Надя не удержалась – вздрогнула. – Проходите.
Он прошел в комнату, задернул шторы и только тогда щелкнул выключателем. Объяснил:
– Техника безопасности. А в коридоре, Наденька, свет потуши.
Митрофанова послушно щелкнула выключателем. Николай фыркнул:
– Так-так, вот девушка свои пальчики и засветила…
Надя только сейчас заметила, что сам Николь – в тонких хирургических перчатках.
– Вытереть? – испуганным голосом спросила она.
– Ладно, не трясись. Я потом сам протру, – пообещал вор.
– Спасибо тебе, Колян, – прочувственно поблагодарил Полуянов.
– Спасибой не отделаетесь, – заверил толстяк. – С Наденьки – поцелуй потребую. А с тебя, брателло, – извини, деньгами…
Лицо журналиста вытянулось. Николь хмыкнул:
– Не дрейфь, не твоими. Квартирка-то, похоже, не бедная, бабули здесь водятся. Так что, какие найдутся – все мои.
– Но это ведь воровство! – вырвалось у Нади.
– Вот это заявы! – притворно возмутился толстяк. – Только мы, ребятки, теперь все трое – воры. Привыкай, лапочка, к новому статусу! А лучше – вообще гнилые мысли из головы выбрось… Все. К делу. Квартирка однокомнатная, так что справимся быстро. Смотри, как говорится, наблюдай, делай, как я.
Колян щелкнул по стеклу огромного аквариума со смешными губастыми рыбами и равнодушно прокомментировал:
– Ишь, твари, заметались. За домашнее имущество беспокоятся…
И присел на корточки. Ловким жестом отбросил с пола ковер. Легко, по-обезьяньи, передвигаясь, постучал по паркетинам… Сообщил:
– Здесь пусто.
Переместился к серванту, заглянул в массивную супницу, снял крышку с заварочного чайника… Потом метнулся к дивану, сунул руку в щель между сиденьем и спинкой, прощупал подушку… Буркнул:
– Голяк. – И укорил: – Чего столбом-то встали? Работайте.
Полуянов послушался. Пусть неуверенно – но подошел к музыкальному центру, начал перебирать аккуратную стопку с компакт-дисками. Надя же – будто к полу приросла. От страха. От неприятия того, что она – тоже вор, раз вора Николая не останавливает. И – от восхищения тем, как небрежно и элегантно этот отброс общества работает…
«Марату ведь теперь все равно…» – утешила она себя. И тоже сделала робкий шажок – к телевизору. Может быть, за ним что-нибудь найдется?
– Есть! – вдруг сообщил Николь.
Надя обернулась и увидела, как толстяк взвешивает на ладони пачку долларов.
– За обшивкой кресла лежали, – сообщил Николай. И вздохнул: – Как же предсказуемы люди…
Определить количество купюр Надя не сумела – но, судя по довольному лицу Николя, денег там было немало.
Он перехватил ее взгляд, подмигнул:
– Бриллиантики любишь? На пару каратов тебе хватит.
Надю передернуло.
– Зря кривишься, – пожал плечами толстяк. И философски добавил: – Впрочем, в первый раз – оно всегда сложно…
– Коль, давай без дискуссий, – попросил журналист – он, похоже, с новым статусом уже освоился. – Письменного стола я что-то вообще не вижу… Как думаешь – где в таком случае могут документы лежать?
– В комнате – больше негде, – мгновенно отреагировал толстяк. – Пошли, в кухне пошаримся… А как твои документы хоть выглядят?
– Сам не знаю, – поморщился журналист. – Папка с бумагами, наверно. Или, может быть, ежедневник…
– Учу, – снисходительно сказал толстяк, когда все трое прошли в кухню. – Первым делом лезем туда, где крупы и сахар. Любимый, кстати сказать, тайник обывателя. Пусто. Шаг второй – плита и вокруг нее, утятницу не забудь открыть. Ничего. Теперь – холодильник и морозилка, особенно – коробки вроде как с пиццей… Опять голяк, странно…
Уже молча, без комментариев, он проверил остальные шкафчики, бар, посудомоечную машину… Надя с Димой помогали – но ничего интересного обнаружить не удалось и им.
– Тогда в сортир, – приказал Коля.
Сортир оказался целой залой – комната метров на двенадцать, с зеркальным потолком, джакузи, биде и собственно унитазом.
– Открываем бачок… – Николь приподнял крышку и вдруг замер.
– Что?.. – испуганно спросила Надя.
– У двери в квартиру… кто-то стоит… – одними губами прошептал толстяк.
Надя побледнела. Все трое напряженно прислушались. Тихонько поет вода в трубах, с кухни слышно мирное урчание холодильника, из-за стены, от соседей, доносятся позывные «Маяка».
– Тебе показалось, – пожал плечами Полуянов.
И в этот момент в дверь позвонили.
– Нет!.. – выдохнула Надя.
– Тихо! – схватил ее за руку Николь. – Сейчас уйдут.
Звонков и правда больше не последовало. Зато в двери начал проворачиваться ключ.
Надя почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. Неужели ее сейчас застанут на месте преступления, в чужой квартире?! Какой кошмар, какой ужас!
Дима, бледный и напряженный, прошептал:
– Надо уходить, пробовать… Второй этаж, невысоко…
Один Колян не растерял хладнокровия:
– Это не менты – те сразу дверь вышибают. Похоже, хозяин.
– Он мертв, – прошептал Дима.
– Значит, друзья хозяина. Так, дети, без паники. Замки я заблокировал, пару минут они повозятся. Димыч, вон тот шкафчик проверь. А ты, Надя, – за биде загляни.
– Не до того! Пошли быстрей! – взмолился Полуянов.
В двери между тем продолжали ковыряться. Выламывать не пытались, в звонок больше не трезвонили. Видно, не сомневались, что в квартире никого нет.
– Минуточку. – Толстяк легко вскочил на унитаз, дотянулся до вентиляционной решетки, сдвинул ее… и удовлетворенно произнес: – Ну, вот, а я уже волноваться начал.
Он ухмыльнулся и протянул Полуянову небольшую кожаную папку:
– Оно?
– Не знаю! Бежим!
От входа донесся звук удара – и сердитый, хорошо слышный сквозь тонкую дверь, мужской голос:
– Марат! Ты дома, что ль? Тогда открывай! Это я, дядя Вася, за деньгами. Ты чего вовремя не заплатил, а! И не звонишь!
Опять звук удара, потом – бурчание:
– Не, дома вроде никого. А что ж замок не открывается? Сломался, что ли?
– Дошло наконец. Похоже, это хозяин квартиры, – презрительно пожал плечами Колян. – Ну, приступим к парашютированию?
– А если это никакой не «дядя Вася»? Если менты? – вырвалось у Нади. – Одни – квартиру вскрывают, другие – под окнами стоят?
– Не исключаю, – равнодушно пожал плечами Колян. – Что ж, значит, не повезло. Вы только в предварительном сговоре не сознавайтесь, ясно?
Он вышел из туалета первым, сообщил:
– Окна здесь на две стороны, высота – примерно четыре двадцать. Будем прыгать на улицу, стало быть, из кухни. Первая – Надька, дальше – ты, Димон. Я – последний. Ну, с богом.
«Нет, это все не со мной», – отстраненно подумала Надя.
Она услышала, как затрещала под еще одним ударом входная дверь.
Николай схватил ее за руку, подтащил к окну… Полуянов тем временем распахивал створки.
– Давай, девочка, – приказал Николь. – Только вниз не смотри.
– Я… я боюсь…
– А это никого не волнует, – жестко сказал вор. Небрежным жестом, словно перышко, оторвал Надю от пола, поставил на подоконник и – она даже испугаться не успела – легонько подтолкнул в спину.
– Сгруппируйся! – услышала она сдавленный вскрик Полуянова.
Успела поджать колени к груди – и тяжело грохнулась на бок. Правую ногу пронзила резкая боль – вывих? перелом?..
Почти в ту же секунду рядом приземлился журналист – у того прыжок вышел более удачным, он тут же вскочил на ноги. Последним, как и договаривались, квартиру покинул Николь. От его приземления земля будто содрогнулась – и Надя тут же услышала сдавленное ругательство.
– Нога, …! …, сломал!..
А Полуянов оставил обоих на земле и бросился по направлению к дороге.
– Куда он? – выдохнула Надя.
– Правильно, – прохрипел Николай. – Тачку ловить побежал. Ну-ка, лапа, помоги мне подняться.
– Я не могу… тоже нога! – пискнула Надя.
– Наденька, пожалуйста, постарайся… – ласково попросил толстяк. – Я без тебя никак…
И одарил девушку таким безмятежным и теплым взглядом, что она, превозмогая боль, тут же вскочила на ноги. Больно, конечно, но идти можно. Значит, не перелом. Вывих, растяжение – или просто ушиб. Зато у Николая правая конечность оказалась неестественно вывернутой.
К ним уже бежал Полуянов, а у обочины дожидалось такси.
– Плохо, что не частник, – вздохнул Николай. – Впрочем, выбирать не приходится.
В квартире над их головами вспыхнул свет.
– Вошел, наконец, – констатировал вор. – Сейчас увидит, что окно открыто… Быстрей, Надюша, быстрей!..
Она подставила ему плечо, охнула под весом огромной туши… к счастью, тут и Полуянов подоспел. В окне шестнадцатой квартиры тем временем показалось лицо мужчины – тот пару секунд изумленно смотрел на разыгрывающуюся сцену. Потом выкрикнул:
– А ну, стоять! Воры!!! Держите!!!
Но Надя с Димой уже тащили Николая к машине.
Мужчина из окна шестнадцатой квартиры исчез.
– За нами бежит. Или в милицию звонит, – прохрипел Николай. – Быстрей, еще быстрей!..
– Эй, что за дела? – вышел им навстречу таксист. – Мы так не договаривались…
– Пожалуйста! – пискнула Надя.
– Триста баксов, – спокойно предложил Николь.
– Пятьсот, – не растерялся таксист.
Торговаться было некогда – от дома к ним уже мчался давешний «дядя Вася»…
«Какой кошмар!» – в который уж раз за сегодняшний день подумала Надя.
– Ладно, пятьсот! – быстро согласился Полуянов.
– Тогда поехали… – буркнул водила, быстро возвращаясь за руль.
– Ну, что, Надюшка, ты рада? – усмехнулся Николай, тяжело плюхаясь на заднее сиденье.
– Тому, что сбежали? – слабо улыбнулась она.
– Ну, это-то ерунда. Тому, что со мной познакомилась. И что внукам теперь есть что рассказывать, – подмигнул ей Николь.
И Надя решила не врать:
– Рада. Спасибо тебе, Коля!
И с удивлением поймала ревнивый взгляд Полуянова.