— Что происходит? — спрашиваю парня лет двадцати с небольшим.
Он отворачивается от девушки и расслабляется с фальшивой уверенностью.
— О, ничего. Прошу прощения. Как вам одежда? Вы нашли что-то по душе?
Я смотрю через плечо парня на девушку. Другая сотрудница бросается к ней и заключает в объятия.
— Все в порядке, — говорит она девушке. — Я уверена, что с ним все в порядке.
Плачущая девушка отрывается и смотрит на что-то в углу.
Взрыв сотрясает комнату, и девушка всхлипывает еще громче. Помощники толкаются внутрь комнаты, и я следую за ними, гадая, что, черт возьми, происходит.
Все глаза в комнате останавливаются на телевизоре, висящем в углу. Новости. Что-то случилось в Лондоне. Я читаю полосу прокрутки внизу экрана. Террористическая атака. Канал крутит бомбежку по кругу, и мы смотрим, как на экране бегают люди, их лица искажены от страха. Меня убивают последние несколько секунд, когда замечаю одиноко стоящего ребенка, тянущегося к матери, которой там нет.
Плачущая девочка нажимает кнопки на телефоне и ходит по комнате, пытаясь дозвониться до кого-нибудь. Она поднимает глаза и впервые видит меня. Я замираю. Парень, который говорил со мной несколько минут назад, вспоминает, что я здесь, и хватает меня за локоть.
— Сэр, прошу прощения, но я вынужден попросить вас выйти. Я могу помочь вам со всем, что вам нужно.
Я отстраняюсь, отчаянно желая помочь девушке. Забрать ее боль и сделать ее своей, хотя никогда не встречал ее.
— Все в порядке, — говорю я ему. — Я как раз собирался уходить.
Он молча провожает меня к выходу, но когда я касаюсь стеклянной двери, отвечает мне.
— Простите, — он сглатывает. — Ее брат сейчас в Лондоне.
— Все в порядке. Не в первый раз вижу такое по телевизору.
— Да, такое случается, — парень качает головой. — Но странно знать кого-то, кто кого-то знает, понимаешь?
Я не понимаю, но все равно киваю. После поворачиваюсь и выхожу за дверь. В оцепенении смотрю на машины, мчащиеся по улице. Это безумие, как все продолжают жить своей жизнью, когда по всему миру люди умирают. Но, может быть, это не так уж и безумно, потому что до сих пор у меня всегда получалось игнорировать трагедии.
Глядя на небо, я думаю о том, что только что произошло. Вид этой испуганной девушки всколыхнул что-то внутри меня. Интересно, что было бы, если бы меньше людей плакало так же, как сейчас? Если Чарли спасет их всех. Там я не мог забрать боль той девушки, но я мог бы предотвратить это до того, как такое случится с кем-то еще.
Я мог бы стать спусковым крючком, чтобы начать изменения.
В своей жизни я совершал ужасные, эгоистичные поступки. То, что я никогда не смогу исправить. Но ведь я могу изменить то, кем являюсь сейчас, не так ли? Чарли сказала, что видит во мне хорошее. Интересно, права ли она?
Солнце уже перевалило за полдень и это поражает меня. Сегодня четверг, а это значит, что у меня есть всего три дня на то, чтобы либо забрать душу Чарли, либо подготовиться к побегу. Оглядываясь по сторонам, замечаю белый внедорожник и восхищаюсь хромированными дисками. Я присматриваюсь к ним поближе, когда внезапно чувствую покалывание.
Он здесь.
Коллектор.
Начинаю оборачиваться, когда чувствую, как пара рук бьет меня по спине. Прежде чем успеваю подумать, вылетаю на улицу, а белый внедорожник несется прямо на меня.
На какой-то ужасный миг я понимаю, что он собьет меня.
Я буду как блин, и боль будет доставать в течение нескольких недель. Мозг кричит мне двигаться, сделать что-нибудь, но мышцы сжимаются в протесте.
Потом я думаю о Чарли. О том, как она улыбается и смеется без всяких оговорок. Жизнь в ее глазах, когда она смотрит на меня. Прекрасный, чистый свет ее души. И ее губы.
«Ее губы».
Человек, сидящий за рулем внедорожника, нажимает на клаксон, и машина визжит, тормозя, но недостаточно быстро. Я вскакиваю с асфальта и, не раздумывая, мчусь на середину дороги. Внедорожник проносится мимо, но теперь автобус едет прямо на меня с противоположной стороны. Срываюсь на бег. Я бегу так быстро, что мое сердце вот-вот взорвется.
Автобус со свистом мчится мимо, и я выскакиваю на тротуар. Люди кричат и спрашивают, все ли со мной в порядке. Я отмахиваюсь от них и сразу же ищу коллектора, толкнувшего меня на дорогу. Там никого нет, только озабоченные лица.
Я знаю, что не могу умереть, пока не снимут манжеты, но все равно моему телу требуется время, чтобы оправиться от травмы. И боль — она по-прежнему существует в моем мире.
Этот чертов коллектор последовал за мной в Чикаго, и он либо пытается вывести меня из строя на некоторое время, либо посылает строго сформулированное сообщение.
Я все еще чувствую его — чувствую его манжету. Поворачиваюсь в его сторону.
— Я тебе нужен? — кричу я, ударяя себя в грудь. — Ну же, я здесь. Покажись.
Люди рядом со мной отходят, полагая, что я сумасшедший. Я тычу пальцем через улицу.
— Я так и думал. Единственный способ, которым ты можешь взять меня, это дешевые трюки. Не так ли?
Он не скидывает свою тень, и меня это не удивляется. Я жду еще несколько минут, и люди начинают уходить, чтобы продолжить жить своей жизнью. Они почти видели, как меня едва не расплющило у них на глазах, но когда оказалось, что я в порядке, их интерес исчез.
Через несколько секунд ощущение, что он рядом, исчезает. Этот болван, должно быть, ушел. Неподалеку замечаю «Старбакс» и забегаю внутрь. Я проталкиваюсь мимо очереди людей, ожидающих, чтобы получить свою дозу кофеина, и направляюсь в уборную. Понятия не имею, что делаю, но мне нужно место, чтобы подумать. Войдя в туалет на одного человека, запираю дверь и прохаживаюсь в двухметровом пространстве.
Сначала я думал, что преследующий меня коллектор следит за выполнением моего задания. Теперь я думаю, что это нечто большее. Он не выслеживает меня, он пытается причинить мне вред. Но почему?
Останавливаюсь. Знает ли он, о чем я думаю?
Дерьмо. Мне не следовало приходить сюда.
В голову приходит еще одна мысль. Если этот коллектор поступает так со мной, то что он сделает с Чарли?
Мое задание.
Моя девочка.
Коллекторам запрещено причинять вред людям и запрещено причинять вред друг другу, но это его не останавливает. Этот парень не считается с правилами и его нужно остановить. Я подумываю о том, чтобы спуститься вниз, доложить о нем Боссу и уничтожить этого вредителя. Но я не могу, потому что, как только окажусь там, Босс может попросить меня остаться и послать вместо меня кого-то другого. Это маловероятно, но может случиться. И я не уверен, что хочу этого, не уверен, что готов стоять в стороне в течение ста лет и позволять людям причинять друг другу боль. Потому что в следующий раз, когда увижу, что кому-то больно, я буду знать, что мог бы это остановить.
Что если Чарли станет следующим человеком, пострадавшим от этой ненависти? Я представляю себе это. Представляю, как буду знать, что это моя вина, что она боится, как ее лицо исказится от ужаса.
И вдруг решение проносится в голове и разбивается на миллион кусочков. Оно разрывает мою грудь и вырывает мое бьющееся сердце. Чарли должна помочь защитить людей от этой боли. А я должен защитить ее.
Когда понимаю, о чем думаю, мозг начинает лихорадочно работать.
Босс считает меня своей правой рукой, он всегда доверял мне.
А теперь я предам его.
Глава 38
Фотографии
Хотя решение только принято, оно кажется окончательным. Я никогда не был полудурком, и не собираюсь становиться им сейчас. Чувствуя, как щемит в груди, пытаюсь определить свои следующие шаги.
Чарли могла бы принести мир на сто лет вперед. Мне чертовски хорошо известно, что Босс не хочет этого. Он жаден до душ, и ее жизнь определенно поставит заслон новому инвентарю. И все же он не послал бы коллектора, чтобы причинить ей физическую боль. Он никак не мог причинить вред человеку, не разозлив Большого Парня и не развязав войну. Но с этими возросшими ставками я чувствую укол сомнения в том, что Босс позволит этому произойти. А пока мне нужно начать с контракта души. Чарли уже подписала его, и хотя нет никакой возможности разорвать его, мне нужно будет остановить ее от новых просьб. Может это даст нам немного времени. Может у нас получится поставить паузу в этой истории с запросами красоты на неопределенный срок.
Хотя почему-то я в этом сомневаюсь.
Я должен вернуться в Питчвилль. Должен выяснить, зачем Боссу нужна душа Чарли. Мы оба знаем, на что она способна, но это не объясняет, почему он хочет забрать ее именно сейчас. Что если она просто будет продолжать жить? Еще мне нужно подумать над тем, как защитить ее и самому не подставиться.
Но прежде, чем я это сделаю, мне нужно попрощаться с мамой.
Отряхивая джинсы, прохожу несколько кварталов до ее дома. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как я ушел, и мне интересно, внутри ли она еще. В нескольких дверях от ее дома я оглядываюсь и натягиваю тень. Затем перехожу улицу и нахожу ту же скамейку, на которой сидел раньше. Проходит час в нетерпеливом ерзании. Слишком много всякой ерунды лезет мне в голову, но я должен увидеть маму еще раз, прежде чем уеду из Чикаго. Просто… еще один раз.
Спустя еще двадцать минут я решаю рискнуть. В конце концов, кто сказал, что она вообще выйдет сегодня? Я встаю со скамейки и иду в сторону дома. Я знаю, что она меня не видит, но что-то в этой близости к дому заставляет мой мозг гудеть.
Крадучись поднимаюсь по лестнице и заглядываю в окно, но ее нигде не вижу. Она определенно не внизу. Оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, есть ли какой-нибудь способ…
Сбегая по ступенькам, смотрю на угловой кирпич на последней ступеньке. Когда-то я проводил много ночей на вечеринках и в итоге папа забрал у меня ключи, чтобы я не мог прокрасться в дом после комендантского часа. После этого мне приходилось стучать каждый раз, когда я возвращался домой. Естественно, это было неприемлемо для меня. Поэтому я сделал копию ключа моей матери и спрятал его под расшатанным кирпичом. Я почти уверен, что мама знала, что я стащил еще один ключ, но так как папа не часто бывал дома, а маме не нравилось просыпаться чтобы впустить меня в дом посреди ночи, она закрыла на это глаза.
Я трясу кирпич. Сначала думаю, что она его починила, но затем он начинается шевелиться и под ним я вижу серебристый ключ, мерцающий на солнце. Бинго!
Схватив ключ, бегу вверх по лестнице, бросаю последний взгляд в окно и вставляю ключ в щель. Замок щелкает, я открываю дверь и шагаю внутрь, затаив дыхание. Протягиваю руку и осторожно закрываю за собой дверь.
Острая тоска сжимается в груди, как кулак. Оглядываясь вокруг, понимаю, что ничего не изменилось. Прохожу через холл в нашу гостиную. Пол покрыт белой французской плиткой, а стены выкрашены в голубой цвет. С потолка свисает серебряная люстра, а белый диван и мягкие кресла придают комнате безмятежность. На стенах висят английские картины в богато украшенных серебряных рамах, а над камином…
Взгляд застывает на каминной полке.
Я вижу свое лицо повсюду, как и в детстве. Я, после футбола, когда мне было одиннадцать, обнимающий за плечи другого ребенка. Мы с мамой, завтракающие в отеле в Аспене. Я — младенец, завернутый в красное одеяло. По меньшей мере дюжина фотографий, на которых я занимаюсь разными вещами с разными людьми. Но чего-то не хватает, вернее, кого-то.
Фотографии моего отца тоже когда-то были там. Особенно мне запомнилась их свадебная фотография. Провожу рукой по прохладному дереву, откуда раньше смотрели серо-голубые глаза моего отца. Оглядываясь по сторонам, боясь, что вдруг появится мама, иду на кухню. Это райский уголок из стали и гранита, но над кухонной раковиной я замечаю, что больше фотографий моего отца нет. Его больше нет. Как будто моя мать стерла его из жизни.
Я мгновенно понимаю, почему она это сделала. Она цепляется за память обо мне. Она никогда не сможет забыть о моей смерти и не хочет забывать. Но мой отец… он стоит на пути ее дальнейшей жизни. Как она сможет снова стать чьей-то женой, если он повсюду? Наверное, у нее где-то в комнате спрятана коробка с его фотографиями. Может быть, она вынимает их каждые выходные, просматривает и просто плачет. Я цепляюсь за эту мысль, потому что не вынесу, если это окажется неправдой.
Между кухней и гостиной поднимается деревянная лестница. Двигаюсь к ней. Мне нужно кое-что увидеть наверху. Не свою спальню и даже не игровую комнату моего детства. Мне нужна комната моей матери. Мне нужно увидеть ее драгоценности, духи и одежду. Может быть, где-нибудь есть ее фотография, которую я смогу взять с собой. В ближайшие годы это будет полезно.
Подхожу к подножию лестницы, хватаюсь за перила и смотрю вверх.
Прямо на меня смотрит моя мать.
Каждый мускул в моем теле, каждая косточка напрягается. Она смотрит на меня так, будто видит меня, но я знаю, что это невозможно. Делаю маленький, молчаливый шаг назад, и она следит за этим движением глазами.
Нужно выбираться отсюда. Сейчас же. Продолжаю пятиться, пытаясь пробраться к двери. С каждым моим шагом мама делает шаг вниз по лестнице. Как будто… она чувствует меня.
Слышу резкий стук и понимаю, что она бежит вниз по лестнице. Взмахиваю руками в поисках чего-то, хотя понятия не имею, чего именно. У подножия лестницы мама останавливается и оглядывается по сторонам.
Ищет меня.
Ее грудь быстро вздымается и опускается, а лицо искажает боль. Ее взгляд мечется по комнате, не останавливаясь ни на чем конкретном. Затем она опускает глаза на пол, глубоко вздыхает и проводит пальцами по волосам. Когда мама снова поднимает голову, в ее глазах стоят слезы.
Женщина медленно пересекает комнату и тянется к камину. Берет в руки фотографию, на которой мы с ней в отеле. Она сжимает ее так сильно, что костяшки пальцев побелели, и я борюсь с желанием разрыдаться. Мне хочется обнять ее, обнять свою маму, и чтобы она обняла меня в ответ. Хочется подняться наверх в свою комнату и провести остаток своей жизни, заботясь о ней и снова быть ее сыном.
Я не покажусь, даже если бы мне позволили.
Я просто не могу.
Она итак через многое прошла. Я должен любить ее достаточно сильно, чтобы попрощаться.
Мама на мгновение застывает, прижимая фотографию к груди. Затем поворачивается и шаркая поднимается по лестнице, как поднимался бы человек вдвое старше ее. Я расслабляюсь и выдыхаю. В последний раз оглядываю свой дом и иду к двери.
Взявшись за ручку двери, останавливаюсь. Я не хочу уезжать. Не без того, чтобы сначала кое-что не сделать. Роюсь в кармане и достаю свой счастливый пенни. Вытянув руку, раскрываю ладонь и смотрю на размытую печать. Я хранил эту монету два года. Когда она была со мной, мне казалось, что мой отец не уходил. Во всяком случае, не насовсем. Но я знаю, что в скором времени могу потерять все. Я всегда буду хотеть знать, где мой отец. Даже если буду пойман в ловушку вечной боли, я хочу знать, где лежит его частичка. И с исчезновением его фотографий с камина моей матери, я хочу еще больше, чтобы это было здесь, с ней.
Быстро иду к камину, не спуская глаз с лестницы, засовываю монетку за одну из моих фотографий, так что она лежит на задней стороне, скрытая.
Все. Теперь я уверен, что мой отец всегда будет здесь с моей матерью, именно там, где он и должен быть. Внезапно меня захлестывает волна эмоций, когда я вспоминаю его. Мне нравится думать, что он бы пожертвовал собой, чтобы сделать мир лучше для меня и моей матери, поэтому я знаю, что он поймет. Может быть, он даже гордился бы тем выбором, который я делаю.
Я пересекаю комнату, открываю дверь и незаметно ухожу. Спускаясь по лестнице, замечаю, как уродливо выглядит Чикаго. Листья срываются с деревьев, мертвые. Трава лишилась своего насыщенного зеленого цвета. Даже небо кажется ничем не примечательным. Я зажмуриваюсь, закрываю уши руками и… просто… заставляю себя идти.
Не хочу ничего видеть. Не хочу ничего слышать. Но больше всего не хочу думать. Опустив руки и открыв глаза, я иду по тротуару, но стараюсь спрятаться от мира. Если люди не видят меня, то, может быть, меня здесь нет… может быть, меня вообще не существует.
Я где-то в другом месте, я — кто-то другой. Но ведь этого не может быть на самом деле, не так ли? Я не могу убежать ни от себя, ни от того, что натворил. Когда большинство людей умирает, они забывают, кем они были. Но что касается меня, то я всегда буду помнить, кем я был.
«Я был центром вселенной».
«Я был королем мира».
«Я был сыном, который видел, как умирает его отец».
«Я был тем, кто убил его».
«Я был водителем той чертовой машины».
Глава 39
Возвращение к Чарли
Я сажусь на самолет обратно в Алабаму и вздыхаю от разочарования, когда стюардесса усаживает рядом со мной десятилетнего ребенка. Это же первый класс, так почему здесь десятилетний ребенок? На девчонке синяя джинсовая юбка, белая футболку и достаточно тонких серебряных браслетов, чтобы у меня болела голова при каждом ее движении. Ее короткие темные волосы стянуты сзади белой тренировочной лентой.
Как только девочка садится, она перегибается через меня, чтобы посмотреть в окно. Ее глаза огромные как Аляска, и она настолько испугана, как будто выдернул чеку из гранаты и бросил ее ей на колени.
Когда самолет катится, а затем мчится по взлетной полосе, она становится полностью одержимой, крутит головой и безостановочно говорит. Через несколько минут успокаивается. Но когда легкая на середине полета возникает легкая турбулентность, появляются слезы.
Я даже не замечаю, что она плачет, пока не наклоняюсь вперед, чтобы взять свой напиток у стюардессы. Но как только вижу, что щеки девочки мокрые, я не могу выбросить это из головы. Обычно я бы прикинулся дурачком. Вел бы себя так, будто не знаю, что у ребенка рядом со мной нервный срыв. Но сейчас я не могу, и я чертовски хорошо знаю почему. Это вина Чарли. Эта девчонка залезла мне в голову и покопалась там. Она нашла там кусочек добра, поднесла его к свету и сказала: «Видишь? Видишь это? Смотри, как блестит! Давай заставим его расти».
Поставив стакан на столик, поворачиваюсь к девочке.
— Испугалась?
Сначала она кажется удивленной, что я с ней разговариваю, но потом сглатывает и кивает.
— Сказать тебе кое-что? Когда я летел в первый раз, я был в абсолютном шоке.
— Правда? — удивляется она.
«Нет. Не правда. Не помню, чтобы я чего-то боялся, когда был жив».
— Абсолютно, — отвечаю я, — но знаешь что? Эти люди, которые управляют самолетами, они типа гении. Ты в надежных руках.
Девочка бросает взгляд в сторону кабины и слегка улыбается, но ее это не убеждает. Я пытаюсь придумать что-нибудь еще, чтобы отвлечь ее от мыслей о полете. Ее повязка падает на глаза.
— Почему ты носишь спортивную повязку? Это сейчас модно или что?
Она смеется и трогает головную повязку.
— Ее носит Леброн Джеймс. Он играет сегодня вечером, так что я должна… ну, ты понимаешь…
— Поддерживать, — заканчиваю я за нее.
Девочка кивает.
— Хочешь посмотреть кое-что крутое? — я поднимаю ногу и отворачиваю язычок на своей красной кроссовке.
Ее глаза вылезают из орбит.
— Это то, о чем я думаю?
— Если ты думаешь, что это автограф Дуэйна Уэйда, то ты права.
— Дружище — говорит она.
— Дружище — говорю я в ответ.
— Я бы никогда их не сняла, — девчонка откидывается на спинку кресла, заметно расслабляясь.
Я снова опускаю ногу.
— А я и не снимаю.
Она кривит рот, как будто задумалась.
— А что, если бы ты взяла автограф у Леброн?
— Пф-ф. Я тебя умоляю, — говорю я. — Я получил тот единственный, что хотел.
Ее лицо становится таким взволнованным, как будто у нее есть миллион аргументов на тему лучшего игрока Майами. Я оказался прав. Когда мы приближаемся к Бирмингему, девочка все еще отстаивает свою позицию. Я поднимаю руку, чтобы остановить ее, и показываю в окно. Она видит город и смотрит растерянно, как будто не совсем понимает, о чем я говорю.
— Мы на месте, — говорю я.
Она переводит взгляд с окна на меня. Ее лицо расплывается в широкой улыбке, и девочка обнимает меня за шею своими маленькими детскими ручками. Это ощущение что-то пробуждает внутри меня. Что-то, чего я не чувствовал уже очень давно.
Какое-то непонятное теплое чувство.
***
Когда добираюсь до Питчвилля, уже поздно, но мне нужно срочно увидеть Чарли. Хотя я не уверен, что это можно сделать, я должен попытаться помешать ей выполнить контракт. Но я боюсь того, к чему может привести этот разговор. Больше всего я боюсь, что она раскроет мою тайну. Что я не работаю на Большого Парня. Думаю о том, как бы она посмотрела на меня, если бы узнала — со страхом, предательством и отвращением. Мои плечи напрягаются, и мне приходится несколько раз пожать ими, чтобы расслабиться.
Размышляю, не будет ли Чарли разочарована тем, что не получила все те пожелания красоты, которые ожидала. Но я уверен, что смогу образумить ее. Я просто скажу ей правду, что семьдесят пять процентов привлекательности исходит от уверенности в себе. Научу ее, как войти в комнату, как наклон головы может заставить людей поверить, что она слишком хороша для них. Я поставлю ее перед зеркалом и покажу ей то, что я вижу в ней. Изящный изгиб ключицы, мягкий плоский живот, морщинки в уголках глаз, когда она смеется. Есть миллион маленьких причин, почему кто-то может влюбиться в Чарли. Мне просто нужно напомнить ей об этих вещах. Просто сказать: «ты прекрасна, и если ты в это веришь, то и другие поверят».
Подъезжаю к дому Чарли и подхожу к ярко-красной двери. Подняв руку, чтобы постучать, колеблюсь. Она была расстроена, когда мы виделись в последний раз. Будет ли она в таком же состоянии и сегодня?
Опускаю руку. Тот поцелуй. Я бы не выдержал этого. Это было неправильно. Мне никогда раньше не хотелось кого-то обманывать, но с ней все иначе. Я просто не мог этого сделать. Может быть, однажды, если я найду способ спасти ее душу, тогда мы сможем… Но даже когда думаю об этом, понимаю, что этого никогда не случится. Чарли предназначена для великих дел. А я, с другой стороны, просто пытаюсь сбежать от своего прошлого.
Прикусываю щеку изнутри, и на этот раз мне удается постучать. Бабушка открывает дверь. Кажется, она удивлена, что кто-то пришел так поздно, но когда понимает, что это я, выражение ее лица меняется. В ее глазах вспыхивает гнев.
— Мальчишка, — говорит она, положив руку на бедро.
— Могу я поговорить с Чарли?
Старуха одаривает меня улыбкой, которая не обещает ничего хорошего.
— Нет, не можешь. Сегодня она вернулась из школы очень расстроенная.
Прислоняюсь к косяку за дверью, гадая, знает ли бабушка о Вегасе.
— Вчера она ночевала у Аннабель, — говорю я. — Может, вам не стоит больше позволять ей там оставаться?
— Не думаю, что проблема в этом.
Она смотрит на меня, а я смотрю на нее в ответ.
— Послушайте, мне действительно нужно с ней поговорить, — объявляю я своим лучшим джентльменским голосом. — Это очень важно.
Бабушка качает головой.
— Прискорбно.
Все. Мне надоело. Я протискиваюсь мимо бабули, слыша за спиной ее крики остановиться и что она раздавит меня, как букашку. Но меня останавливают не угрозы старухи.
Чарли.
Девушка стоит на верхней ступени и смотрит вниз. Она выглядит измученной, как будто всю ночь сражалась в битве.
— Чарли, — говорю я, — мне надо с тобой поговорить.
— Уже поздно, Данте. Увидимся завтра.
— Чарли… — в моем голосе мольба, но мне все равно. Видя ее сейчас, не могу поверить, что когда-то мог представить, что не спасу ее. Не могу поверить, что никогда по-настоящему не «видел» ее до этого. Не видел, как прекрасна ее душа, как она живет той жизнью, которую я всегда хотел для себя, но никогда не имел смелости требовать. Сердце колотится, и я понимаю, что для меня все кончено. Со мной покончено. Я послушная марионетка в ее руках.
Чарли поворачивается и идет обратно в свою комнату.
— Пожалуйста, иди домой, — прогоняет она меня дрожащим голосом.
Я слишком потрясен, чтобы двигаться. Я знал, что Чарли расстроена, но не думал, что она выгонит меня. Бабушка хватает меня за руку и легонько тянет. Гнев исчез с ее лица, и она смотрит на меня с жалостью. Отдергиваю руку и свирепо смотрю на нее, потому что не хочу, чтобы кто-то жалел меня.
— Я в порядке, — рявкаю я.
— Я знаю, — отвечает она.
Прохожу мимо нее и выхожу за дверь. Позади себя слышу щелчок замка, скользящего на место, и мгновение спустя свет на крыльце выключается. Я стою один в темноте и смотрю на окно спальни Чарли. Теплый свет пробивается сквозь занавески, и мои нервы разгораются. Может, мне стоит забраться и поговорить с ней? Но через несколько секунд свет гаснет.
Повесив голову, я возвращаюсь к «Элизабет Тейлор». Чарли по-настоящему расстроена, и теперь я знаю, что дело не только в поцелуе. Там что-то большее. Вспоминаю все те моменты, когда она просила красивые черты лица. Я вспоминаю, как она сразу же поинтересовалась моим мнением о своих более светлых и блестящих волосах, как она спросила, знаю ли я, какого цвета у нее глаза, прежде чем изменить и их. И, наконец, в Вегасе, когда она спросила, не думаю ли я, что ей стоит попросить больше красоты.
В каждом отдельном случае я практически умолял ее выполнить контракт. А почему бы и нет? В то время меня волновало только одно — закончить работу и получить повышение. Но сейчас, вспоминая последние несколько дней, я чувствую только стыд.
Короче говоря, я пытаюсь поставить себя на ее место. Интересно, что бы я почувствовал, если бы кто-то предложил мне изменить внешность? Морщусь и вздрагиваю. Я бы сказал этому человеку, куда ему засунуть свое предложение. Но как внезапная пощечина, понимаю, что мне тоже было бы больно.
Заводя мотор, отъезжаю от дома Чарли и направляюсь к отелю «Винк». Я никогда не выписывался, и даже мысли о кровати заставляют меня засыпать. Прямо сейчас я должен развернуться, взобраться на решетку за ее окном и потребовать, чтобы она заговорила со мной. Но, возможно, она права. Уже поздно. И технически у меня есть еще три дня, чтобы закончить это задание. Когда осознаю, как скоро наступит воскресенье, желудок сжимается.
Усталость берет верх над тревогой, когда паруюсь возле отеля «Винк», а затем захожу в свой номер. Я понятия не имею, что мне делать, чтобы защитить Чарли. И не знаю, как мне помешать ей узнать, кто я на самом деле. Не знаю, как я собираюсь сделать и то, и другое, не будучи брошенным на девятый круг ада.
Эти и другие столь же прекрасные мысли — последнее, что я помню, проваливаясь в сон.
***
Резко выпрямляюсь в постели и прислушиваюсь. Я что-то слышал. На самом деле, я думаю, что слышал это уже давно и только сейчас осознаю. Склонив голову набок, прислушиваюсь к тому, что меня разбудило. Я уже готов признать, что все это мне мерещится, когда за моей дверью раздаются четыре быстрых удара. Оглядываю комнату, пытаясь заставить себя проснуться и не паниковать. Это может быть кто угодно. Просто потому, что кто-то стоит за моей дверью, не значит, что дерьмо вот-вот произойдет.
Соскальзываю с кровати и иду к двери, затаив дыхание.
— Данте, чувак, это я. Открой. Я знаю, что ты там, — слова Макса звучат приглушенно через стальную дверь, но я чертовски уверен, что это он.
Распахиваю дверь, и парень проходит мимо меня в комнату.
— Где ты пропадал? Последние двадцать четыре часа я тебя нигде не чувствовал. Я думал, что ты взбесился и сорвал с себя манжету или что-то в этом роде. Совершил демоническое самоубийство.
Я включаю свет, и Макс усаживается на комод.
— Мне нужно было кое о чем позаботиться.
— Держу пари, что так и было, — Макс делает вид, будто шлепает, а потом сжимает чей-то зад.
— Макс, мне нужно поспать, — говорю я, проведя рукой по волосам.
— Держу пари, что да.
— Прекрати. Я очень устал.
Макс хмурится.
— Это все та девчонка Чарли. Она тебя выпорола или что-то в этом роде. Ты действительно выкладываешься по полной, чтобы привлечь ее внимание. Водил ее на вечеринки. Летал с ней в другой город.
Я замираю и бросаю холодный взгляд на Макса. Воспоминание о коллекторе, наблюдающем за мной, льется на меня, как лава. Меня бросает в жар, когда понимаю, что этот коллекционер… может быть кем угодно.
— Откуда ты знаешь, что мы уехали из Питчвилля? — очень медленно спрашиваю я.
Макс показывает на меня пальцем.
— Попался! Я так и знал.
Внимательно разглядывая его, я жду, что еще он скажет.
— Успокойся, приятель, — Макс поднимает руки. — Как я уже сказал, я знал, что ты уехал, потому что больше не чувствовал тебя. Ты же знаешь, что если мы не внизу, то должны быть очень близко, чтобы уловить друг друга. Я знал, что ты в Питчвилле, потому что все говорили, что именно там твое задание, и когда я больше не чувствовал тебя, понял, что ты уехал. Решил, что ты отправился в путешествие со своей старушкой.
То, что он говорит, имеет смысл, но внезапно я не могу избавиться от паранойи. А что, если это он? Что, если Макс наблюдает за мной? Большинство коллекторов сделают все, чтобы получить повышение, на которое я рассчитываю. Могу ли я доверять Максу?
Киваю в сторону двери.
— Думаю, тебе лучше уйти.
— Данте… — говорит парень, и это звучит точно так же, как я произнес имя Чарли ранее.
— Макс, убирайся, пока я не выкинул тебя сам. У меня осталось три дня, чтобы собрать душу Чарли. И, как ты уже сказал, мне не нужны неприятности из-за того, что не смог выполнить задание. Уверен, ты понимаешь.
Обида искажает его лицо, но я знаю Макса уже два года и уверена, что если бы он захотел, то мог бы стать актером и заслужить «Оскар». Глаза Макса распахиваются от неверия, и он опускает голову. Затем он вспоминает себя и поднимает взгляд.
— Да. Хорошо. Неважно.
Скрещиваю руки на груди, когда Макс поворачивается, чтобы уйти, и борюсь с искушением остановить его. Он был мне хорошим другом. Нет, лучшим. И я не могу поверить, что это задание превратило меня в человека, который не может доверять своему лучшему другу.
Дверь за Максом закрывается, и я сажусь на кровать. Несколько секунд я просто смотрю на коричнево-черный дамасский ковер, чувствуя, что только что потерял единственного человека, который действительно понимает меня.
Резкий, высокий звук пугает меня, и я вскакиваю, наполовину надеясь, что это Макс. Если это он, уверен, что не смогу его снова прогнать, но когда прислушиваюсь, понимаю, что звук доносится издалека. Открыв дверь, слышу шум, доносящийся с лестницы. Похоже на женский крик. Я иду, а затем бегу в сторону визга. Распахнув дверь на лестничную клетку, слышу, что женщина зовет на помощь двумя пролетами ниже. Бегу вниз по лестнице, не понимая, что делаю и почему вообще бегу на помощь кричащей даме.
Когда вижу, что женщина просто стоит там, я подхожу и хватаю ее за руку.
— Эй, что случилось…
Я замираю.
Макс лежит на земле, схватившись за голову. Кровь, темная и густая, тычет по его лицу из-под рук. Рядом с ним лежит огнетушитель, один конец которого забрызган кровью.
Глава 40
Секреты
Сердце бешено колотится, когда я прохожу мимо женщины и поднимаю Макса.
— Все нормально. Он упал, — говорю я ей. — Возвращайтесь в свой номер.
— Но… — начинает она.
— Возвращайтесь в свой номер, — говорю я громче.
Я обнимаю Макса за плечи и помогаю ему дойти до моей комнаты. Когда он стонет от убийственной головной боли, понимаю, что с ним все будет в порядке. Мы бессмертны, но все равно потребуется время, чтобы исцелиться. В ванной сажаю его на крышку унитаза, намочив полотенце, сую ему в руку. Он прижимает его к голове.
— Ты в порядке?
Парень кивает, потом улыбается.
— Посмотри, как ты напуган. Ты меня просто обожаешь.
Я качаю головой, но он прав. Видеть его раненным пугает меня до чертиков.
— Что случилось?
Он стягивает полотенце, осматривает его, затем снова прикладывает к голове.
— Даже не знаю. Меня просто вырубили к чертям собачьим.
— Огнетушителем?
Мочу другое полотенце и протягиваю ему, но он отталкивает мою руку.
— Думаю, да. Может быть, я подцепил подружку какого-нибудь чувака или что-то в этом роде.
Стискиваю зубы.
— Кто-то выследил тебя из-за девчонки? Слушай… ты… ты чувствуешь сейчас еще одного коллектора, кроме меня?
Макс удивленно смотрит на меня, затем сосредоточенно прищуривается.
— Нет, — отвечает он, наконец. — Ты думаешь, это сделал кто-то из наших?
Я колеблюсь, но потом киваю. Макс убирает полотенце, и я смотрю на его голову. Рана уже перестала кровоточить. Прислоняюсь к дверному косяку, делаю глубокий вдох и рассказываю Максу обо всем. Об освободителе Большого Парня. О Трельваторе. О коллекторе следующем за мной. Я лишь опускаю часть о том, что влюбился в Чарли и собираюсь пойти против приказа.
Макс присвистывает, когда я заканчиваю говорить.
— Проклятье.
— Точно.
— Так ты думаешь, что этот подонок-коллектор ударил меня сегодня вечером, потому что я твой друг?
Я пожимаю плечами.
— Возможно. Я не понимаю его действий. Все, что знаю, это то, что все становится еще хуже.
Макс качает головой, размышляя.
— Наверное, я действительно почувствовал коллектора, когда была на лестнице, но решил, что это ты, поскольку находился недалеко от твоего номера. Ты же знаешь, что мы не можем точно определить, сколько нас находится поблизости.
— Значит, ты не можешь предположить, кто из нашей команды будет следить за мной?
Он качает окровавленной головой.
— Нисколько. Все внизу поклоняются тебе. Ты — номер один для Босса. Но тогда кто же еще это мог быть? — Макс кладет ногу на колено и смотрит на манжету. — Иногда я действительно ненавижу эту штуку.
Я подумываю о том, чтобы рассказать Максу все, что знаю, так как понимаю, что мне уже нечего терять.
— Макс, я знаю, откуда у нас эти манжеты.
Его глаза расширяются.
— О чем ты говоришь? Никто не знает, откуда они взялись.
— Босс объяснил это, когда готовил меня к новой должности директора душ.
Жестом приглашаю Макса следовать за мной из ванной. Мы входим в комнату, и парень садится напротив меня на другую кровать. Складываю руки вместе и пытаюсь пересказать историю так, как я ее слышал.
— Ты знал, что в свое время Босс был высшим ангелом, работавшим на Большого Парня?
Макс быстро и сухо смеется.
— Я так понимаю, ты до смерти не ходил в церковь.
— Э, нет. Это типа одна из причин, почему я получил эту работу. Так, — говорю я. — Ладно, Босс раньше работал на Большого Парня. Но однажды он решил, что не ценит того внимания, которое Большой Парень уделяет человечеству. Босс решил, что это внимание должно было направлено на него. Поэтому в припадке ревности он решает обогнать Большого Парня, полагая, что будет выглядеть довольно потрясающе, сидя на его троне. Поэтому он собрался вместе с другими ангелами на земле, где они могли тайно сговариваться и замышлять свержение Большого Парня.
— Ни хрена себе, — перебивает Макс.
Я киваю.
— Итак, когда Босс замыслил заговор, он попросил одного из своих товарищей сделать ему корону, чтобы носить ее, как только станет правителем. Но ему нужна была не просто корона, а такая, которая могла бы соперничать с короной Большого Парня, поэтому его товарищ целыми днями искал особые листы золота, известные ангелам как даргон. Говорят, что существует только два листа даргона, и именно Большой Парень сделал их, когда создавал мир. Они предназначались для короны и Трона его будущего сына, который, как он знал, у него будет. Ну, в конце концов, товарищ Босса находит один из листов даргона, но прежде, чем успевает сделать из него корону, Большой Парень узнает о плане Босса и бросает его и других ангелов в ад.
— Значит, Босс так и не получил свою корону, — говорит Макс.
— Нет, он не получил свою корону. Но ему удалось выбраться с украденным листом даргона.
— И… что это значит?
— Ну, после того как Большой Парень узнал, что его ангелы замышляют против него заговор, он вытащил каждого из них с земли обратно на небеса. Он решил, что единственным существом, которое может снова ступить на Землю, является его сын — человек в короне.
— Кажется я знаю, к чему все идет, — говорит Макс, и его лицо искажает благоговейный страх.
— Да. Правильно. Поскольку Босс украл лист даргона, он тоже мог ходить по земле. Но Босс был мстителен и жаждал расплаты. Поэтому он взял свой лист даргона, создал шесть наручников и выбрал шесть коллекторов, чтобы красть души у Большого Парня — решил, что таким образом он сможет нанести больше вреда. Теперь Босс просто следит за тем, что у него было шесть парней с наручниками, выбирая их из тех, кто имел особые навыки на Земле, — я качаю головой. — Не знаю, что лучше: работать коллектором или уйти на пенсию в ад.
Макс поглядывает на свои ботинки.
— Почему он не хочет, чтобы мы знали об этом?
— Я думаю… — говорю я. — Я думаю, потому что Босс не хочет показаться слабым перед своими коллекторами и не хочет, чтобы мы знали, что Большой Парень просто вышвырнул его вон.
— Так ты думаешь, что Большой Парень знает о нас? — спрашивает Макс.
Я на секунду задумываюсь.
— Да, он знает. Думаю всегда знал. И сейчас он создает собственных коллектор-освободителей. И я думаю, что Босс знает, что он на радаре Большого Парня. Вот почему нам не позволено причинять вред людям, потому что в этом случае Большой Парень начнет войну, а Босс недостаточно силен, чтобы воевать с ним.
Макс дотрагивается до своей головы и проверяет руку, нет ли крови.
— Манжета. Вот почему другие коллекторы и Босс могут чувствовать, где мы находимся, когда мы рядом, верно?
Я киваю.
— И это благодаря ей мы можем быть тенью?
Провожу языком по зубам.
— Да, думаю, что да. Я часто задавался вопросом, можем ли мы делать другие вещи, о которых не знаем.
— Чувак, — говорит Макс. — И я тоже. Я всегда чувствую, если есть что-то, что скрыто от меня самого же, понимаешь?
— Да.
Макс долго выдыхает, и его лицо вдруг вытягивается, как будто он только сейчас вспомнил о чем-то.
— Как ты думаешь, почему Босс так сильно хочет заполучить Чарли? Я имею в виду, кроме того, чтобы избежать всего этого мира на Земле.
— Понятия не имею.
— Ты слышал о Весах душ?
— Эта штука с манометром? — показываю я в воздухе, вертя пальцем взад-вперед.
— Да. Все дело в том, что если одна сторона получит больше душ, чем другая, небеса или ад разверзнутся, и все ангелы или демоны высыпятся на Землю.
Я встаю.
— Срань господня. Чарли. Она собирается склонить чашу весов. Макс, ты гений!
— Ага, — говорит он. — Именно это я и хотел сказать.
В этом есть смысл. Если Чарли действительно способна принести на Землю сто лет мира, это может изменить равновесие. Но она все равно сможет сделать это через свою благотворительную организацию даже без души, не так ли? А значит Босс хочет попытаться забрать ее душу прежде, чем принимать более крайние меры. Может быть, забрать ее душу — это только первый шаг.
— Но зачем большому парню вообще это нужно? — спрашивает Макс. — Ведь он больше не хочет видеть ангелов на земле.
— Нет, — говорю я. — Это было тогда. Теперь все по-другому. Его новый освободитель — тому доказательство.
— Значит, если Чарли выживет, именно из-за нее ангелы смогут ходить по земле без даргона.
Дыхание перехватывает, и меня пронзает волна страха.
— А если она умрет…
Лицо Макса бледнеет.
— О, черт. Если она умрет, значит ли это, что ад сможет в конечном итоге получить преимущество? Мол, без нее мы движемся к миру, где демоны разгуливают свободно? — его глаза блестят. — Босс собирается попытаться убить ее, не так ли?
— Я не уверен. Все, что я знаю, это то, что сейчас он сосредоточен на том, чтобы забрать ее душу, — я поворачиваюсь к Максу. Пора ему узнать. Сейчас или никогда. — Я не позволю ему забрать ее душу, и уж точно не позволю причинить ей боль.
Он отскакивает, как будто кто-то ударил его в живот.
— Данте. Ты говоришь об измене.
Я выдерживаю его взгляд и киваю, быстро соглашаясь.
Макс встает и в оцепенении направляется к двери. Он поворачивается и смотрит на меня, его кожа бледна.
— Я не могу этого слышать. Я не могу… я не могу этого знать, — он протягивает руку и рассеянно касается своей головы. — Он пошлет нас за тобой. Ты мой лучший друг, и меня вынудят охотиться за тобой. А когда коллекторы найдут тебя, а ты знаешь, что они найдут — они потащат тебя обратно вниз, и Босс… он будет пытать тебя, Данте. Ты же видел, что там происходит. Он проведет тебя через все круги ада и поместит в девятый круг. О чем ты вообще думаешь? Ты что, совсем с ума сошел?
Я расправляю плечи и поднимаю голову выше. Это первая из многих проблем, с которыми мне придется столкнуться в течение следующей тысячи или более лет. Если я не смогу выдержать осуждения лучшего друга, у меня нет ни единого шанса.
— Я попадусь.
Макс наклоняет голову и хмурится.
— Попадешься, — мягко говорит он.
Отворачиваюсь, потому что знаю, что он может быть прав. Я чувствую, как его глаза прожигают мне спину.
— Чарли того не стоит, Макс. Ты ошибаешься. Она не стоит потери моего лучшего друга. Мне все равно, какой мир она принесет, если это будет означать, что тебя заключат в тюрьму.
Я поворачиваюсь и делаю два длинных шага к нему.
— Ты не видишь того, что вижу я. Ты даже не представляешь, насколько она здесь чиста, — я ударяю себя в грудь. — Я знаю, что нас учили заботиться только о себе. Но если бы ты чувствовал, то же, что и я сейчас, ты бы попытаться защитить ее, — мой голос понижается. — Я не могу потерять ее, Макс. Я не жду, что ты это поймешь.
Челюсть моего друга сжимается, и его глаза встречаются с моими.
— Не делай вид, будто я ничего не знаю о потере. Возможно, тебе трудно в это поверить, но когда-то и я любил. Да, у меня была девушка. Она была для меня всем. Ее волосы, ее кожа, — он касается своей шеи и, спохватившись, быстро опускает руку. — Мы собирались пожениться, приятель. Создать семью, — Макс расслабляет челюсть и двигает ею взад-вперед. — Но она умерла.
— Макс, — говорю я, потому что не знаю, что еще сказать.
Он пожимает плечами.
— Так что да, я знаю, что такое потерять. И если бы это означало сражаться с самим королем ада, чтобы вернуть ее, я бы сделал это. Но ее больше нет. И Чарли однажды тоже уйдет. А ты будешь заперт там. С ним. Так что не делай этого. Закончи задание и получи свое место на Земле. Тогда ты сможешь проводить с ней каждый день, пока…
— Пока она не умрет, или он не убьет ее, и она не займет мое место в аду? — перебиваю я его. — Макс, я очень сожалею о том, что с тобой случилось. Никто не должен терять дорогого ему человека, вот почему я должен бороться за нее. — Я подхожу ближе к Максу и хлопаю его по плечу. — Я могу бежать. Быстрее, чем ты можешь себе представить. Я смогу защитить ее душу и смогу быть на шаг впереди коллекторов, — я улыбаюсь. — Даже обгоню тебя.
Макс отступает.
— Я уже потерял свою девочку.
Я знаю, что он имеет в виду. Он потерял ее и не может потерять еще и меня. Но друг этого не скажет. Сказав вслух, вы делаете все реальным. Часть меня хочет кричать, чтобы Макс остался, чтобы он помог мне защитить Чарли, но я не могу просить его об этом. Я не могу просить его рисковать вечной болью и страданиями ради кого-то, кого он даже не знает. Так что вместо этого я обнимаю его и сильно хлопаю по спине.
— Я люблю тебя, Макс. А теперь убирайся отсюда к чертовой матери. Я могу сам о себе позаботиться.
Одариваю его самой лучшей улыбкой из своего арсенала, той, которая говорит, что я уверен в себе и могу справиться с Люцифером голыми руками.
У Макса слезятся глаза, и он грубо трет их, как будто злится на реакцию своего тела.
— Да пошел ты, мужик.
Я улыбаюсь и поднимаю средний палец.
— И ты туда же.
Друг качает головой и смеется. Затем он открывает дверь, оглядывается через плечо и кивает на прощание.
Глава 41
Пропавшая Чарли
Я просыпаюсь с ощущением, будто провел последние три дня в массажном салоне. Мышцы расслаблены, чувствую себя настолько отдохнувшим, что мог бы подняться на Эверест или построить ковчег, или вылечить мир от минивэнов.
Затем смотрю на часы на тумбочке.
Полдень.
У меня был постоянный будильник для пробуждения на каждый день, но предполагаю, что проспал его. Неудивительно, ведь Макс ушел почти в четыре утра. Когда думаю о моем лучшем друге, сердце сжимается. Интересно, увижу ли я его когда-нибудь снова. И если увижу, будет ли он преследовать меня с вилами.
Вылезаю из кровати, натягиваю футболку, джинсы и красные кроссовки. Затем почти бегу к «Элизабет Тейлор» и мчусь в среднюю школу «Сентенниал».
Сегодня утром у меня одна цель — найти Чарли. Мне нужно остаться с ней наедине, чтобы объяснить все так, чтобы она не возненавидела меня. Может быть, я скажу ей, что Большой Парень передумал насчет контракта, и что он будет в бешенстве, если она попросит еще что-нибудь красивое. Может быть, так я смогу избежать того, чтобы рассказать ей, кто я на самом деле.
Подъезжаю к школе и направляюсь внутрь как раз в тот момент, когда у Чарли начинается обеденный перерыв. Идеально. Мне даже не придется вытаскивать ее из класса. Приближаясь к ее столику, понимаю, что Аннабель там одна. Я оглядываюсь в поисках Чарли или Блу, но не вижу ни одного из них.
Аннабель перестает есть чипсы, когда видит меня.
— Привет.
— А где все? Почему ты одна?
Девушка делает большой глоток из своего бокала.
— Чарли сбежала.
— Сбежала? Что значит «сбежала»? То есть она прогуляла школу?
Аннабель качает головой из стороны в сторону.
— Что-то вроде того. Она пришла на первую половину, а потом всего несколько минут назад сказала, что ей не по себе и что тут слишком много людей.
— Слишком много людей? Что это вообще значит? — мой мозг не в состоянии обработать эту информацию. Чарли никогда не бросает учебу. Кто-то всегда должен ее уговорить, и этим кем-то обычно оказываюсь я. — Она ушла с кем-нибудь?
— Да, она ушла с Натали. С девушкой, которая в тот раз спросила Чарли о ее волосах. Помнишь?
Мысленно возвращаюсь в прошлое, пытаясь вспомнить лицо девушки. Я помню, что она была горячей и пахла деньгами и популярностью, поэтому не понимаю, почему она захотела, чтобы Чарли потусила с ней.
Аннабель, кажется, читает мои мысли, потому что продолжает:
— Что-то с Чарли сегодня не так. С самого утра. Как будто она пришла в школу совсем другим человеком, как будто она пытается что-то доказать.
Слова Аннабель заставляют меня нервничать. Я не знаю, что нашло на Чарли, но мне нужно найти ее.
— Ты не знаешь, куда она пошла?
— Нет, но Блу пошел с ней.
Разочарованно вздыхаю. Я не знаю, чувствовать себя лучше или хуже от того, что Блу с ней. Решаю, что хуже. Провожу рукой по волосам и думаю. Питчвилль не большой, но достаточно просторный, чтобы спрятаться.
— Разве ты не понимаешь? — говорит Аннабель, прерывая мои мысли. Она наклоняет голову и пристально смотрит на меня. — Эта девушка потеряла от тебя голову.
Я долго смотрю на девушку, как будто у нее только что вырос третий глаз, который видит меня насквозь. Грудь сжимается, и внутри, глубоко под кожей, под костями и мышцами, я молюсь, чтобы то, что говорит Аннабель, было правдой. Что Чарли влюбилась в меня. Это эгоистичное желание, потому что с трезвой головой будет легче обеспечить ее безопасность, но я ничего не могу поделать с джигой, которую исполняет мое сердце, услышав слова Аннабель. Если они действительно верны.
— Спасибо, Аннабель. Серьезно, — я начинаю двигаться прочь, готовый запрыгнуть в свою машину и проехать через весь Питчвилль, чтобы найти Чарли. Но Аннабель удивляет меня, протягивая руку и хватая меня за запястье.
— Сегодня вечером она собирается на вечеринку. В доме Натали. Кажется, где-то в районе улиц Престон и Паркер, — Аннабель отпускает меня. — Я не знаю, что ты с ней сделал, Данте, но тебе лучше все исправить. Понимаешь? — с этими словами она встает и уходит, и я не могу отделаться от мысли, что девушка запланировала эту речь и драматичный уход на случай, если я появлюсь сегодня.
И все же Аннабель права. Мне нужно все исправить. Я просто не знаю, как это сделать. Смотрю на стол, обтянутый оранжево черной тканью, оглядываюсь и вижу, что люди толпятся вокруг, покупая билеты на бал в честь Хэллоуина. Я вздыхаю про себя, зная, что мне не станет лучше, если буду медлить.
Я иду туда и жду своей очереди выложить шестьдесят баксов за пару билетов туда, где мне меньше всего хочется оказаться. Затем одариваю девчонку из студсовета насмешливой ухмылкой и засовываю билеты в карман. Может быть, это поможет завоевать Чарли — жест, на который я готов пойти, чтобы сделать ее счастливой. Если повезет, она согласится, что мы не можем поехать на бал, что нам нужно как можно быстрее уехать из Пичвилла.
Два дня. Это все, что у меня осталось не считая сегодня, прежде чем Босс назовет мое задание проваленным. Пошлет ли он сюда других коллекторов? То есть тех, кто еще не преследует меня?
Запрыгиваю внутрь «Элизабет Тейлор» и следующие три часа провожу в поисках Чарли. Заезжаю к ней домой, прохожу по торговому центру… я даже прохожу мимо городской площади и заглядываю во все окна ресторанов. Впервые в жизни я проклинаю себя за то, что у меня нет мобильного телефона, и проклинаю бабушку за то, что она не купила его Чарли. Если бы я не собирался бежать, то купил бы один из тех смартфонов, над которыми люди горбятся целыми днями, как облезлые собаки.
Просмотрев везде где только можно, решаю вернуться к ее дому. Если ее там не будет, мне придется подождать до вечеринки. Притормозив у обочины, глушу мотор и иду к двери. Стучу несколько раз, затем звоню в дверь безбожное количество раз. Если там и есть кто-то, то у него спокойствие больного в коме.
Отступаю на несколько шагов и смотрю на ее окно. Очевидно, что дома никого нет, но я решаю проверить, открыто ли ее окно. Может быть, я оставлю ей записку, чтобы Чарли позвонила в отель. Поднимаюсь вверх по решетке и почти издаю победный клич, когда стекло ее окна скользит вверх под моей ладонью. Хотя меня очень радует, что окно открыто, это также заставляет меня нервничать. Мне не нравится думать о том, что Чарли так беззащитна.
В ее комнате ищу что-нибудь, что могло бы подсказать мне, где она, но не могу сказать, изменилось ли что-нибудь. Странно находиться здесь без нее. Чувство тоски пронзает меня, когда я смотрю на ее кровать. Помню, как мы держались за руки и прыгали на матрасе, как пара идиотов. Оглядываясь назад, я должен был понять еще тогда, что она пробиралась мне под кожу. Неудивительно, что девушка родилась, чтобы изменить мир, учитывая, как легко она изменила меня.
Мне отчаянно хочется ее увидеть. Хотя я и видел ее мельком прошлой ночью, этого недостаточно. Мне нужно о многом ей рассказать, но это не единственная причина. Я просто хочу снова быть рядом с ней. Открыв ящик ее тумбочки, нахожу ручку и бумагу и быстро пишу сообщение.
«Чарли, мне нужно с тобой поговорить. Это срочно. Это касается того, что мы подписали. Позвони мне в отель «Винк». Я буду ждать».
Смотрю на записку и пытаюсь решить, как поставить свою подпись. «Данте? С любовью, Данте? Одержим тобой, Данте?» Я чувствую себя как чертов двенадцатилетний ребенок, как будто я в нескольких секундах от прыщей и влажных снов.
Качая головой, я решаюсь на: «Ди».
Сложив записку, я кладу ее на подушку. Затем я решаю, что это слишком жутко, и перемещаю на комод. Потом снова на подушку. Я издаю разочарованный стон, потому что начинаю действовать себе на нервы
Понимаю, что пора уходить. Потому что если меня застукают в ее комнате, я действительно превращусь в ползучую тварь. Я иду к окну, когда чтото привлекает мое внимание. У стены рядом с кроватью стоят две жестяные банки. Прищурившись, я подхожу к ним и наклоняюсь.
Банки бренда «Шервин-Уильямс». Одна банка грунтовки, одна банка красной краски. Мои руки сжимаются в кулаки. Я должен быть счастлив, что она это делает. Она сама сказала мне, что хочет перекрасить свою комнату. Интересно, знает ли Блу, что она перекрашивает свою комнату? Интересно, он спрашивает, не хочет ли она поехать на вечеринку сегодня вечером? Интересно, знает ли он, что такое быть задушенным?
Открыв ее окно, я украдкой бросаю последний взгляд на ее комнату. Тогда я выползаю и спускаюсь вниз. Больше я ничего не могу сделать. Я должен вернуться в отель «Винк» и ждать звонка, который может никогда не произойти, пока Чарли там… меняется.
Глава 42
Чарли в отрыве
Чарли не звонит. Этот крошечный факт давит меня, как жука.
Ранее у меня была четкая цель: обезопасить Чарли. Но сейчас я просто пытаюсь сохранить свое долбанное здравомыслие.
Чувствую себя маньяком, расхаживая по этажам отеля и прокручивая в голове все, что она мне когда-либо говорила. Ее слова, они как кусочки головоломки, и я склеиваю их вместе, чтобы увидеть, что они создают. О чем говорит эта картина? Неужели девушка чувствует то же, что и я? Могу ли я быть уверенным в этом?
В десять вечера я решаю, что больше не могу ждать ни минуты. Я переодеваюсь в рубашку на пуговицах и натягиваю пояс. В общем, обновление моего гардероба занимает тридцать секунд. Примерно столько же времени я трачу на сборы, но мне кажется, что прошла целая вечность.
Схватив ключи от машины, я выхожу на улицу и проскальзываю внутрь «Элизабет Тейлор». Даже этот маленький поступок вызывает у меня нервное напряжение. В конце концов, это она назвала мою машину. Я знаю Чарли уже девять дней, но она так сильно втянулась в мою жизнь, что я не могу избавиться от мыслей о ней.
Включаю радио и еду туда, где, как я знаю, видел Престон-Роуд. Затем я спускаюсь вниз, пока не вижу улицу Паркер. Повернув направо, оглядываю невысокие приземистые домики, сохраненные в первозданном виде. Этот район построен, чтобы подражать богатым.
Через несколько минут дома начинают отдаляться друг от друга, и я решаю, что еду в правильном направлении. Возможно, у меня нет точного адреса для моего GPS, но у меня не должно быть проблем с поиском берлоги Натали. Места проведения вечеринок почти всегда находятся в глуши, так что копы не находят их. Я перегибаюсь через руль и мельком вижу припаркованные вдоль дороги машины. Когда я подъезжаю ближе, то понимаю, как много их там, и я знаю, что нашел это место.
Припарковав «Элизабет Тейлор», я глушу мотор и отстегиваю ремень безопасности. Я уже собираюсь зайти внутрь, когда останавливаюсь. Я уже целую вечность не был на вечеринке один. Не то чтобы меня это волновало — просто чувствую себя странно. Должно быть, так чувствуют себя придурки. Я решаю, что при первой же возможности выпью немного за ботаников всего мира.
Иду по длинной подъездной дорожке и открываю дверь. Как только я делаю пару шагов, ко мне подбегает девушка, одетая как матрос-слизняк. Я сразу узнаю в ней Натали, ту самую цыпочку, которая уговорила Чарли прогулять сегодня днем.
— Нет. Стой, — говорит она, тыча наманикюренным ногтем в мою сторону.
Интересно, что я буду делать, если она попытается меня выгнать? Может быть, я присоединюсь к заговорщической группе инопланетян, решу, что все возможно.
— Сними свои ботинки. Ты видишь это? — Она показывает на кремовый ковер. — Родители убьют меня, если кто-нибудь его испачкает.
— Тогда приготовься, потому что у тебя вечеринка, дорогая. Часы этого ковра сочтены.
— Снимай, — повторяет она. — Сейчас же.
— Я не собираюсь их снимать, — отвечаю я ей. И я не шучу. Даже если мне придется повалить ее на землю, мои детки останутся на месте. — А где Чарли? — быстро добавляю я.
— Она в амбаре.
— У вас есть амбар? Серьезно?
— Сними свои ботинки.
Я пытаюсь пройти мимо нее, но она встает передо мной.
— Я ударю тебя, — говорит она. — В лицо… я разобью тебе лицо.
Пока я обдумываю стратегию, как подойти к Натали — как полузащитник, или бредящий лунатик, или то и другое вместе, я замечаю Аннабель у задней стены дома. Мне кажется, что я все выдумываю, но нет, это она. Чарли, должно быть, быстро поднялась по социальной лестнице, чтобы получить приглашение на эту вечеринку для себя и своей подруги.
— Аннабель, — зову я. Она не слышит меня, а если и слышит, то не замечает моего присутствия.
Чувствуя, что я могу вырваться, Натали прижимает ладонь к моей груди.
— Снимай их, парень.
— Женщина, ты действуешь мне на нервы, — я подумываю о том, чтобы обойти дом, чтобы не снимать мои любимые красные, но мне нужно поговорить с Аннабель. Качая головой, я сбрасываю свои кроссы и бросаю их в кучу с другими возле двери. — Счастлива?
— Ликую.
— Как я рад.
— Ты ведь понимаешь, что это мой дом?
— Мне без разницы.
Я прохожу мимо нее и направляюсь туда, где в последний раз видел Аннабель. Кажется, она исчезла в толпе. Мне бы очень хотелось узнать ее мысли, узнать всю подноготную о Чарли, прежде чем встретиться с ней лицом к лицу. Она все еще злится? Все еще ведет себя странно?
Но, похоже, я сам по себе.
Схватив пиво с кухонной стойки, я выхожу на задний двор и сразу же ищу ее. Здесь повсюду люди, даже больше, чем на вечеринке Тейлор неделю назад. Некоторые одеты в костюмы, и все полностью оштукатурены.
Цыпочка в костюме пастушки хватает меня за руки и начинает раскачиваться в такт музыке. Она танцует, как будто это медленная песня, хотя это совсем не так.
— Потанцуй со мной, — бормочет она. — Как Ромео с Джульеттой.
«Что, черт возьми?»
— Мне пора, детка, — я толкаю ее на ближайшего парня, которого вижу. Когда она приземляется в его объятиях, он улыбается, как будто я только что вручил ему нагрудник и теплую соску — что я вроде как и сделал. — А где амбар? — спрашиваю я у парня.
Он кивает в сторону леса, и я замечаю грязную тропинку, вьющуюся между высокими голыми деревьями.
«Почему у всех здесь задний двор похож на декорации к фильму ужасов?»
Я выпиваю свое пиво и сую пустую банку в руку парня. Его язык так глубоко проник в рот девушки, что он даже не заметил, откуда у него появился мусор. Он просто обхватывает банку рукой и стонет, как будто пустая банка только добавила ему удовольствия.
Я направляюсь к тропинке, но останавливаюсь, прежде чем ступить на нее. Оглядевшись, я замечаю стопку белых носков. Наверное, я пойду босиком. Стягиваю с себя носки и бросаю их вместе с остальными. Это будет последний раз, когда я их увижу, потому что я чертовски уверен, что не подцеплю что-то еще по дороге. Одна эта мысль заставляет меня съежиться.
Грязь с дорожки трется между моими пальцами, когда я иду за босоногой парой, держащейся за руки дальше вперед. Мне требуется целых пять минут ходьбы, прежде чем я вижу амбар. Я понятия не имею, почему кто-то построил эту штуку так далеко от дома, но предполагаю, что кто-то из семьи Натали наслаждается менее честными развлечениями здесь.
Амбар красный, что вызывает улыбку на моих губах. Мне нравятся красные амбары. Я имею в виду, если и есть что-то в этом мире, что должно быть красным, так это амбар. И это чертовски верно.
Внутри я вижу людей, танцующих и сидящих на стогах сена. Над их пьяными головами на деревянных стропилах висят разноцветные фонари. В центре на шнурке болтается маленький диско шар, вращаясь и отбрасывая точки белого света на улыбающиеся щеки и смеющиеся рты. Этот сарай был построен для вечеринок.
Мои глаза осматривают все, прежде чем упасть на нее — на Чарли. Она стоит на охапке сена и танцует спина к спине с другой девушкой. Ее стройное тело обволакивает уверенность, которую я никогда раньше не видел. Уверенность, которой я был готов ее научить. Я замечаю это по тому, как она двигается, как смеется. У меня отвисает челюсть, когда я вижу, во что она одета.
Тонкие, голые ножки вытягиваются из крошечных, едва заметных белых шортиков. Девушка поднимает руки над головой и исполняет гимн пьяной девушки. При этом ее красная шелковая блузка с глубоким вырезом задирается вверх, обнажая живот. Я хочу подойти прямо к ней и перекинуть ее через плечо. Я хочу сорвать эту рубашку обратно, чтобы парень, сидящий рядом с ней и пялящийся на нее, следил за своими гребаными манерами.
Но я жду. Я хочу, чтобы она увидела меня, и я хочу видеть выражение ее лица, когда это произойдет.
Она поворачивается в мою сторону, и мое сердце бешено колотится. А потом оно останавливается, прямо у меня в груди, просто забывает о своем предназначении и отказывается функционировать. Ее взгляд не падает на меня, но это не имеет значения, мой — на ней. Ее губы растягиваются в широкой улыбке, и она смеется над чем-то, что глазеющий парень кричит ей.
Губы Чарли всегда были прекрасны. Полные, пухлые губы. Маленький розовый язычок. Тонкая линия, идущая от основания ее носа к верхней части этих восхитительных губ. Но ее зубы, они всегда были неправильными — знак остановки на оживленном шоссе. Единственное, что удерживало ее от того, чтобы стать фантазией каждого дантиста.
Но когда я подхожу ближе, то вижу, что мне ничего не мерещится. Что зубы у нее белые и ровные и что всех, кому она улыбается, тянет улыбнуться в ответ. Ее рот, он стал заразным. Вызывающим привыкание.
Секретное оружие, которое только что достигло своего полного потенциала.
Она попросила больше красоты. И меня там не было, чтобы остановить ее. Я проталкиваюсь к ней, и девушка наконец замечает меня. Ее лицо расплывается в улыбке, самой широкой из всех, что я видел сегодня.
Затем улыбка исчезает.
Девушка спрыгивает с тюка сена и несется прочь от меня к другой стороне амбара, расталкивая людей на ходу.
— Чарли, — кричу я.
Она продолжает идти, не оборачиваясь.
Я бегу, чтобы догнать ее, и люди начинают пялиться. Мне все равно. Мне плевать на все, кроме нее.
Чарли добирается до задней стены сарая. Здесь нет двери. Ей некуда было идти. Она поворачивается и смотрит на меня, ее глаза сверкают.
— Отойди от меня, — рычит она.
Звук ее голоса шокирует меня. Он заставляет мои мышцы чувствовать себя как клей, липкий и толстый. Я протягиваю руку, чтобы коснуться ее, но останавливаюсь. Я боюсь, что она оттолкнет.
В ужасе, что она будет настаивать, чтобы я ушел.
Глава 43
Игры
— Чарли, — я произношу ее имя так тихо, что у меня болит горло. Как будто само ее имя слишком много значит для меня, чтобы я мог справиться. — Пожалуйста. Мне нужно с тобой поговорить.
— Мне все равно, — выплевывает она. — Я не хочу с тобой разговаривать.
Какой-то чувак встает между нами.
— Проблемы?
Он свирепо смотрит на меня, и я борюсь с желанием сорвать его голову с плеч.
— Прочь. Отсюда, — рычу я.
Парень смотрит на меня мгновение, его глаза бегают вверх и вниз по моему телу, оценивая меня, чтобы понять, может ли он преодолеть меня. Понимая, что это невозможно, он поднимает руки и уходит, выражение его лица говорит, что он никогда не заботился о том, чтобы быть первым.
Я оглядываюсь на Чарли. Она смотрит на меня так, будто я сделал с ней что-то ужасное, будто она меня раскусила. И все же я не могу уйти.
— Мы можем выйти на минутку? — спрашиваю я. — Обещаю, что уйду, как только ты меня выслушаешь.
Чарли подходит ко мне вплотную. Она наклоняет голову ко мне, ее губы касаются моего уха. Ее голос так спокоен, что у меня мурашки бегут по коже.
— Я хочу, чтобы ты ушел, Данте. Я хочу, чтобы ты держался от меня на расстоянии. Ты пришел за одной вещью, и я даю ее тебе, — она отстраняется, и я замечаю, что ее глаза наполняются слезами. Я протягиваю руку, чтобы стереть их, но она дергается, как будто я ударил ее. Ее голова наклоняется, а лицо расплывается от боли. — Уходи. Я тебя умоляю.
Я пришел сюда сегодня вечером, чтобы защитить Чарли, чтобы уберечь ее от коллекторов, от людей, пытающихся забрать ее свет. Но я уже сделал это. Это я попросил ее подписать этот контракт. Я, который подтолкнул ее к этому. Это я вызвал слезы, скатившиеся по ее щекам. Возможно, когда-то она и заботилась обо мне, но теперь это прошло. Я вижу это по тому, как она смотрит на меня. Она видит меня таким, какой я есть. Высокомерный. Эгоистичным.
Самовлюбленным.
Я отстраняюсь от Чарли, потому что, как бы сильно я ни хотел защитить ее от того, что надвигается, я не могу видеть, как она плачет, зная, что это моя вина. Чарли великодушная и счастливая, она верный друг и честный человек.
И она красивая.
Внутри Чарли светится — ее душа самое драгоценное, что я когда-либо видел. А снаружи она еще красивее. Не только сейчас, хотя она настолько прекрасна, что у меня перехватило дыхание, но и то, какой она «была». Каскад ее волос, когда она прыгала на кровать, отблеск ее кожи, когда она рассказывала мне о благотворительности, от изгиба ее рта, когда она говорила, что ей нравится звук, который издает мир. И ее глаза — я никогда не видел столько жизни в чьих-либо глазах, как в ее.
Чарли прекрасна.
И я убедил ее, что это не так.
Она знает, что я поступил неправильно, заставляя ее чувствовать себя плохо из-за того, кто она есть. Какое-то время она соглашалась с этим, возможно потому, что втайне желала обычной красоты и популярности. Или, может быть потому, что она искала моего одобрения. И держу пари… когда я не поцеловал ее… она решила, что мне это неинтересно, что я все это время играл с ней. Эта последняя мысль обжигает меня до глубины души.
Я бросаю последний взгляд на Чарли, на ее глаза, которые сейчас все в слезах, и приоткрытый рот, и поворачиваюсь, чтобы уйти.
Не зная, куда иду, я выхожу из амбара и направляюсь в лес. Я не успеваю пройти и двадцати футов, как останавливаюсь. Чарли может ненавидеть меня, и мне придется смириться с тем, что я стал причиной этого. Но есть кое-что гораздо большее, о чем вся эта ситуация. Я уверен, что через два дня Босс пришлет еще одного коллектора или всех своих коллекторов и заставит Чарли быстрее выполнить контракт.
Нервный трепет проносится по моей крови, как выброс адреналина. Я должен избавиться от своих чувств. Если Чарли ненавидит меня, испытывает ко мне отвращение, пусть будет так. Я не уйду отсюда без нее. Даже если мне придется тащить ее, брыкающуюся и кричащую, я не позволю кому-то причинить ей такую боль, как я, или даже хуже.
Мое сердце бешено колотится, когда я иду к амбару. Ничто не помешает мне спасти эту девушку. Даже если она меня презирает.
Я замечаю Чарли, сидящего в кругу людей, прислонившись к плечу Аннабель. Я иду к кругу, но никто не замечает меня из-за музыки, которая звучит намного громче, чем раньше. Наверху я замечаю, что кто-то выключил разноцветные огни, так что единственное свечение исходит от диско шара. Я с трудом сглатываю и открываю рот, чтобы позвать Чарли. Я устрою сцену. Буду кричать ее имя снова и снова, пока все не заставят ее уйти, просто чтобы заткнуть мне рот.
Но я останавливаюсь прежде, чем ее имя достигает моих губ.
В центре круга я вижу бутылку. Что еще важнее, я вижу, как Чарли тянется к ней, ее пальцы сжимают зеленое стекло. Она вращается под ее рукой, и каждый вдох, который я сдерживал, вырывается наружу. У меня кружится голова. Это не та девушка, которую я знаю. Девушка, с которой я познакомился восемь дней назад, сидела внутри, искала газировку среди выпивки и вела неловкую беседу с людьми, которым было все равно. Но теперь она здесь. Играет в игру с поцелуями. На ней слишком мало одежды.
Она смотрит, как бутылка останавливается, и я тоже, потому что мое тело больше не двигается. Оно застыл в ужасе, ожидая того, что я не хочу видеть. Мысленно я заключаю сделки неизвестно с кем.
«Не позволяй ей никого целовать, и я стану лучше. Я буду есть овощи. Спасу детенышей тюленей».
Бутылка падает на парня, которого я не могу опознать. С того места, где я стою, мне виден только его затылок. Чарли наклоняется вперед, и парень тоже. Я задыхаюсь, как цыпленок, и моя кровь застывает.
«Пожалуйста. Не делай этого. Реши, что я слишком важная персона. Реши, что ты слишком заботишься. Что ты никогда не осознавала этого до сих пор».
Голова Чарли наклоняется в сторону, и ее губы соприкасаются с губами парня. Когда они поворачивают головы, я вижу, что парень, которого она целует, парень, который трясется от волнения, это Блу.
Что-то взрывается у меня в груди. Выворачивает все мое тело наизнанку, пока не обнажаются все мои органы, все мои мышцы и ткани.
Красные вспышки проносятся перед моими глазами и прежде, чем я понимаю, что делаю, я бросаюсь к ней.
Двигаясь, как ураган.
Глава 44
Пламя
Я хватаю Чарли за руку и рывком поднимаю ее.
— Какого черта ты тут делаешь?
Ее голубые глаза расширяются, как будто она удивлена, что я все еще здесь.
— Данте, — говорит она.
Это все, что она может сказать, потому что прежде чем девушка успевает что-то добавить, я подхватываю ее на руки и выношу из ангара. Она кричит, брыкается и вопит, как я и предполагал. Позади себя я жду удара от Блу. Но этого не происходит — то ли потому, что Аннабель говорит ему оставаться на месте, то ли он не знает, как реагировать, я не уверен. И мне все равно.
Я несу Чарли в лес, подальше от ангара, тропинки и людей, которые могут помешать. Убедившись, что мы одни, я опускаю ее на землю. Как только ее ноги касаются земли, она перестает кричать и делает несколько шагов от меня, хромая.
— Ты не имеешь права, — говорит она, и я вижу, что она говорит серьезно.
— Черт возьми, как раз-таки, наоборот, — возражаю я.
Она поворачивается и делает шаг ко мне.
— Что ты только что сказал?
Я думаю об этом, потому что, хоть я и сказал это две секунды назад, я не могу вспомнить.
— Кем ты себя возомнил? — Чарли выпячивает губы, и ее голова падает на бок, как будто она изучает меня, как будто я экспонат в каком-то пыльном музее. — Ты хотел, чтобы я подписала этот контракт. Я сделала. Ты хотел убедить меня, что я не красивая. Это сработало. А потом… потом ты притворился, что тебе не все равно. И я купилась, — она прикрывает рот, как будто хочет остановить то, что надвигается. Ее слова вырываются тихими и приглушенными, но они пронзают меня, как лезвия. — Все, что я сделала, я сделала из-за тебя.
Я сосредотачиваюсь на дыхании.
Вдох. Выдох.
Вдох. Выдох.
Кажется, это единственное, что я могу сделать, потому что мое тело пытается впитать то, что она только что сказала. Это моя вина, и она это знает. Я был уверен, что это так, но услышать эти слова от нее — это убивает.
Я поворачиваюсь к ней спиной и делаю несколько шагов в сторону. Есть вещи, которые мне нужно сказать, и я не могу смотреть на ее лицо, когда говорю это.
— Чарли, я знаю, что ты злишься на меня.
Я замолкаю, ожидая, что она скажет мне, насколько она зла. Но девушка молчит.
— Но ты должна знать правду. Я не хотел, чтобы это случилось, — я замолкаю, обдумывая то, что только что сказал. — На самом деле, я думаю, что действительно хотел, чтобы это произошло. Сначала. Но потом я узнал тебя, Чарли. Я должен был увидеть, какая ты, что ты делаешь для других людей. То, как ты улыбаешься, когда больше нечему улыбаться, и то, как ты смеешься… больно даже слышать это. Потому что это напоминает мне, каково это — жить. Быть счастливым, — я делаю глубокий вдох. — Ты прекрасна, Чарли. Ты такая красивая, и я не могу поверить, что позволил тебе думать иначе.
Я оборачиваюсь, но сосредотачиваюсь на земле. Я не вижу ее лица. Это меня прикончит. Но мои глаза предатели, и прежде, чем я успеваю их остановить, они скользят вверх и приземляются на нее. На Чарли. И она плачет. Слезы катятся по ее щекам, а она сама широко и счастливо улыбается.
— Ты улыбаешься, — говорю я.
Она кивает, ее улыбка растягивается еще больше.
То, как девушка смотрит на меня, как будто никогда не переставала верить в меня, разбивает мое сердце, открывает то, что я давно похоронил. И вдруг это уже слишком. Я больше не могу этого выносить, не могу отрицать то, что чувствую. У меня перехватывает дыхание, и прежде, чем я успеваю остановиться, слова вырываются наружу.
— Я люблю тебя, Чарли, — говорю я. — Я чертовски сильно тебя люблю.
Вздох вырывается из ее горла, когда я подхожу к ней. Притягиваю Чарли к себе и прижимаюсь к ее губам в поцелуе. Я чувствую все — ее волосы между моими пальцами, ее кожу, прижатую к моей. И ее губы. Я чувствую, как эти мягкие розовые губы на мгновение застывают под моим поцелуем. А потом чувствую, как она расслабляется, открывает рот и повторяет мои движения. Она наклоняется ко мне, обвивая руками мою шею, притягивая меня так, что между нами ничего не остается.
Хватаю ее за бедра и приподнимаю, а Чарли обхватывает меня ногами. Неуклюже пробираясь к дереву, я прижимаю ее спиной к нему и толкаюсь к ней, мои бедра прижимаются к ее. Животный стон вырывается из моего горла, когда я целую ее сильнее, глубже. Я провожу губами по ее шее и ключице, и Чарли тихо стонет. Затем кладу голову ей на грудь и вдыхаю ее запах, ее грудь поднимается и опускается. Я могу слышать дикое биение ее сердца.
Медленно опускаю ее вниз, освобождая ее ноги и возвращая на землю. Я притягиваю ее голову к себе и держу девушку, не желая отпускать. Ни за что и никогда. Мои руки притягивают ее все ближе и ближе, пока я не начинаю бояться, что могу раздавить ее. Но я не могу остановиться. Боюсь, если я это сделаю, она поймет, что я недостоин ее. Боюсь услышать, что она не чувствует того же самого. Что она думает, что я великолепен, но она полностью раскраснелась, и мы не должны упоминать об этом завтра.
Несмотря на то, что я держу ее мертвой хваткой, ей удается откинуть голову назад и посмотреть на меня. Ее розовые губы яркие и припухшие, и я не могу удержаться, чтобы не потереть их большим пальцем.
Девушка целует кончик моего пальца, и я изо всех сил зажмуриваюсь. Поэтому я не вижу, когда она открывает рот. Я не вижу, как она делает глубокий вдох, сглатывает и шепчет мне.
— Я люблю тебя, Данте. Я любила тебя с самого начала.
Но я слышу, как она это произносит, и это все, что мне нужно, чтобы рассыпаться в прах.
— Почему? — спрашиваю я, почти задыхаясь от собственных слов.
Я открываю глаза и вижу, что Чарли улыбается. Она проводит рукой по моей щеке, потом снова прижимается к моей груди.
— Потому что вижу тебя. Хоть ты так пытаешься спрятаться, я все равно тебя вижу.
То, что она говорит, так приятно, что когда я выдыхаю, это смешивается со смехом. Два дня назад я и представить себе не мог, что рискну своей жизнью ради нее. И теперь у меня не было бы другого выхода.
Я буду защищать эту девушку всем, что у меня есть, потому что если с ней что-то случится, я потеряю себя. Я перестану существовать. И я заберу всех с собой.
С непостижимым усилием я отстраняюсь от нее и беру ее лицо в свои руки.
— Чарли, мне нужно тебе кое-что сказать.
Ее глаза встречаются с моими, и она улыбается шире, предполагая, что у меня есть еще какие-то хорошие новости, чтобы сказать ей. Что-то, что сблизит нас. Я представляю, как изменится ее лицо, когда я расскажу ей все, и тяжесть этого тянет меня вниз. Мне нужно защитить ее. Мне нужно рассказать ей правду обо мне и контракте. Но я не могу потерять ее. Не после того, что только что произошло между нами.
— Я хочу, чтобы ты перестала просить о красоте. Мне нравится, как ты выглядишь, ладно? — я нежно сжимаю ее лицо в своих ладонях. — Ты можешь пообещать мне, что больше ни о чем не попросишь? Это очень важно для меня.
Взгляд Чарли падает на мою грудь. Я сразу чувствую, что она чего-то недоговаривает.
— В чем дело? — спрашиваю я. — Что случилось?
— Я постараюсь этого не делать, — говорит она. — Я действительно буду стараться.
— Что значит «постараешься не делать»? Разве ты не можешь просто пообещать мне?
Она вырывает свое лицо из моих рук и отходит.
— Становится все труднее… не просить. Это похоже на то, что чем дольше я иду, не спрашивая о чем-то, тем больше я беспокоюсь. Это началось после первого раза, но я решила, что мне просто не терпится добавить что-то новое, — девушка замолкает, обхватив себя руками. — Но когда я возвращалась из Вегаса после того, как сменила кожу… я чувствовала себя физически больной. Как будто мое тело кричало, чтобы я сделала чтото еще, чтото новое. Это напугало меня, и я ждала так долго, как только могла. Решила, что мне нужен перерыв, чтобы посмотреть на вещи с другой стороны.
Чарли поворачивается ко мне, и я понимаю, что не могу пошевелиться. Я не хочу слышать то, что она скажет, но девушка все равно открывает рот и продолжает.
— Но чем больше я сопротивлялась, тем хуже мне становилось. Когда ты пришел вчера вечером, я чувствовала себя хуже всего. Меня трясло и бросало в пот. Я знала, что это было, и посреди ночи, я не могла больше этого выносить. Поэтому я кое-что попросила. Что-то маленькое. Просто небольшое желание улучшить мою улыбку. В ту же секунду, как я обратилась с просьбой, из моего тела словно выкачали всю дурноту. Все просто… исчезло, — в ее глазах мелькает страх. — Почему это происходит, Данте? Я думал, что смогу идти в своем собственном темпе.
Я борюсь со своей злостью — гневом на Босса за то, что он выбрал ее своей целью, и злостью на себя за выполнение этих ужасных приказов. Я беру Чарли за руки.
— Потому что они знают, насколько совершенна твоя душа, и хотят ее. Но послушай меня, ты должна бороться с этим. Ты должна бороться с этим так долго, как только сможешь, понимаешь? Ты сейчас хорошо себя чувствуешь?
Она кивает, но все еще выглядит испуганной.
— Хорошо. Если это случится снова, позвони мне, и я буду там. Мы все преодолеем.
Чарли поджимает губы, словно о чем-то задумавшись.
— Но ведь все в порядке, правда? Я имею в виду, что моя душа отправится на небеса, — она качает головой, как будто говорит глупости. — Я веду себя глупо из-за пустяков.
— Ты вовсе не глупа. Правда в том… — я хватаю Чарли за плечи и с трудом сглатываю. — Правда в том, что твоя душа может быть в опасности.
— В опасности? — ее глаза расширяются, и даже это разрывает меня на части.
Я не хочу, чтобы она боялась, но она должна знать.
— Чарли. Есть коллекторы из рая, как я уже говорил, — пока что я не лгу. Я просто должен пройти через это. Закончить со всем этим. — Но есть и другие коллекторы. Совсем другие.
— Насколько другие? — спрашивает она едва слышным шепотом.
— Они…они не работают на… — я указываю вверх.
— О, боже, — говорит Чарли, отстраняясь от меня. — Существуют так же коллекторы из ада?
Я киваю, потому что не могу вымолвить ни слова.
Девушка прикрывает рот рукой, и на глазах у нее выступают слезы. Когда она снова заговаривает, я едва слышу ее. Она начинает плакать, потому что уже знает. Знает, что что-то не так, и вот объяснение.
— Им тоже нужна моя душа?
Я снова киваю.
— Но я подписала контракт, — выпаливает она, опуская руку. — Все в порядке. Я просто выполню свою часть, и тогда они не смогут его получить. Так ведь? Верно, Данте?
Чарли подходит ко мне, кладет руки мне на грудь и умоляет сказать, что она права. Что они не могут забрать ее душу.
И тут я понимаю, что у меня не хватит сил сказать ей об этом. Я провел девятнадцать лет, будучи эгоистом, принимая все, что хотел, без вопросов. И нет ничего, ничего, чего бы я хотел больше, чем Чарли. Я не могу ей сказать. Я не могу допустить того, что я стану причиной страха на ее лице.
— Бумага, которую ты подписала, — тихо говорю я. — Это общий контракт. Я не знал, что все так обернется.
Это чистая правда. Я думаю, что если бы у большого парня был контракт, он включал бы те же самые слова. Единственное, что имеет значение, — это то, кем он представлен. На чью сторону они работают. И это правда, что я не знал, что все так обернется. Я никогда не мог предвидеть, что влюблюсь в свое задание.
Я собираюсь попытаться объяснить, почему мы не можем быть уверены, что ее душа отправится на небеса, не разоблачая себя, когда я чувствую его.
Коллектор.
Он здесь.
Глава 45
Вера
Я встаю перед Чарли, готовый защитить ее ценой собственной жизни, если понадобится.
— В чем дело? — спрашивает девушка, заметив, как меняется мое лицо.
Я шагаю туда, где чувствую притяжение, держа Чарли близко позади себя. И тут я вижу это. Вспышка красного цвета. Когда я понимаю, что это Валери, а не коллектор, посланный следить за мной, я расслабляюсь. И все же я не могу говорить с ней, пока Чарли здесь.
Я поворачиваюсь к Чарли и обхватываю руками ее подбородок.
— Ты можешь сделать кое-что для меня? Ты можешь подождать меня в доме?
— Данте, ты меня пугаешь.
— Нет, не бойся, детка, — я легонько целую ее в кончик носа, потом снова в лоб. — Я буду прямо за тобой. А теперь иди, ладно?
Она бросает взгляд в сторону леса, куда, как она знает, я только что смотрел, и кивает. Оглянувшись через плечо, она смотрит на меня, пока идет к тропинке. Когда я больше не вижу ее, я направляюсь к Валери.
— Выходи, Рыжая, — говорю я. — Я знаю, что ты здесь.
Валери выходит из-за дерева, как массовый убийца, и важно шагает вперед. Ее лицо морщится от отвращения, когда ее каблуки зарываются в землю и сухие листья.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она.
— Разговариваю.
— Лжец.
— Ты же знаешь, что мы тут делаем, — говорю я, — ты ведь слоняешься вокруг. Так что же происходит? Что ты хочешь сказать?
Валери приглаживает волосы назад, затем кладет когти на бедра.
— Я пришла предупредить тебя. Мы полагаем, что за вами следит один из ваших людей. И что он может попытаться причинить вред тебе или, может быть, даже Чарли.
— Ни хрена себе, Шерлок, — я прислоняюсь к дереву и ставлю ногу на кору. — Что еще у тебя есть?
— Ты знаешь?
— Конечно, я знаю.
— Тогда ты ей все расскажешь.
Я избегаю взгляда Валери.
— Я пытаюсь.
Она смеется. Это быстрый и резкий звук, означающий, что ей совсем не смешно.
— Что ж, позволь мне дать тебе мотивацию. У тебя есть время до завтра, чтобы сказать ей, кто ты на самом деле, или это сделаю я.
Я отталкиваюсь от дерева и шагаю к ней.
— Я думал, ты не будешь вмешиваться.
— Планы изменились, — говорит Валери, вытаскивая сигарету и закуривая. — Скажи ей. Скорее. Позволь ей выбрать для себя, на чьей стороне быть.
Мой мозг лихорадочно работает. Я должен рассказать Чарли, и есть вероятность, что после того, как я это сделаю, она захочет уйти от меня как можно быстрее. Может быть, она побежит прямо в ожидающие объятия Валери. Это было бы не самое худшее в мире. Валери постарается защитить ее. Но она не может сделать то, что сделал бы я, не пойдет на те же крайности, чтобы защитить Чарли.
Она не любит ее так, как я.
Но если Чарли не подпустит меня после того, как я скажу ей правду, Валери может быть моим единственным вариантом для обеспечения безопасности Чарли. Хотя для того, чтобы Валери это сделала, я должен ей все рассказать.
— Чарли подписала контракт, — признаюсь я.
Сигарета Валери падает на землю. Ее глаза мечутся по сторонам, как у сумасшедшей.
— Я так и знала. Я, черт возьми, знала это. Вот почему она выглядит по-другому. Не так ли?
Я киваю.
Она шагает вперед и назад без остановки, бормоча что-то себе под нос. Когда она проходит мимо меня в третий раз, я хватаю ее за руку.
— Валери, — я не могу поверить в то, что собираюсь сказать, что собираюсь сделать. — Работай со мной. Вместе мы сможем защитить ее.
Она вырывает свою руку из моей хватки.
— Работать с тобой? — рычит она. — Ты с ума сошел. Ты — долбанный псих. — Она крутит пальцем у виска. — Мы никогда не будем работать с одним из вас. У нас есть стандарты. Морали. То, о чем вы, демоны, даже не задумываетесь. Думаешь, я куплюсь на то, что она тебе небезразлична? Что ты не скажешь и не сделаешь все что угодно, чтобы получить повышение? Ты ведь сам это сказал, не так ли? — Валери фыркает. — Я могу защитить Чарли, и мне определенно не нужна твоя помощь.
Я бросаюсь на нее и перекидываю ее через плечо.
— Данте, — кричит она из-за моей спины, — Не смей.
Я резко поворачиваюсь и ставлю ее на землю.
— Забудь все, что я сказал. Я не позволю, чтобы с ней что-нибудь случилось. Я уж лучше умру первым. Я готов умереть, снова.
Лицо Валери меняется. Оно смягчается, как будто она видит что-то, что не замечала раньше.
— Скажи ей, или это сделаю я.
Это последнее, что я слышу, прежде чем нахожу тропинку и иду обратно к Чарли. Я замечаю, что она ждет у входной двери, и быстро заключаю ее в объятия.
Целуя ее в макушку, спрашиваю.
— Готова идти?
Чарли оглядывается по сторонам, словно хочет пожелать Блу и Аннабель спокойной ночи. Не заметив их, она оглядывается на меня и нерешительно кивает.
Я обнимаю ее одной рукой и открываю дверь. Я уже собираюсь выйти во внутренний дворик, когда вспоминаю, что стою босиком. Вернувшись внутрь, я роюсь в куче обуви, ища свои кроссовки. Я трачу всего лишь десять секунд на эту задачу, когда понимаю.
Их нет.
Я мечусь по дому в поисках кого-нибудь, у кого они могут быть. Никто не знает, и это меня не удивляет. Они были подписаны Дуэйном Уэйдом. А теперь их нет. Украдены. Мне хочется кричать, швырять вещи и, возможно, найти того Мэйса, о котором говорила Натали, и обливать из шланга каждого третьего человека, которого я вижу. Вместо этого я возвращаюсь к Чарли и кладу руку ей на плечо.
Когда мы подходим к «Элизабет Тейлор», Чарли спрашивает.
— Где твоя обувь?
Я прикусываю губу изнутри и делаю глубокий вдох.
— Это не важно, — говорю я. Потом целую ее в макушку и открываю дверцу машины.
Пока мы едем к дому Чарли, в машине тихо. Я чувствую, что она ждет того, что я начну разговор, но я просто не знаю, как сказать ей, кто я такой. Что это все моя вина.
Наконец она прерывает молчание.
— А что там было? В лесу?
Я смотрю на нее, потом снова на дорогу.
— Ты же знаешь.
— Один из них? — выдыхает она. — Один из тех плохишей?
Я киваю, и мое сердце сжимается, когда я слышу, как она называет моих коллег коллекторов… меня… плохими.
— Сколько их? — выдыхает она.
— Шесть.
— Кажется, не так уж много, — говорит девушка с облегчением. — А сколько здесь хороших? Таких, как ты?
— Я… я не уверен, Чарли.
Это правда, но мне становится все труднее отвечать на ее вопросы без лжи. И я действительно не хочу лгать ей. Уже нет. Я с нетерпением жду ее следующего вопроса, гадая, как мне от него увернуться. Как долго я еще смогу это делать.
— Я была так взволнована танцами, — шепчет она, глядя в окно. — Теперь это кажется таким незначительным. Ну, ты понимаешь?
— Ты нашла билеты, — я беру ее за руку.
Ее глаза остаются прикованными к пассажирскому окну, наблюдая за тем, как мир летит слишком быстро.
— Да.
Я не могу вынести поражения в ее голосе. Восемь дней назад Чарли волновалась только о том, надеть ли ей в школу фиолетовые или розовые джинсы. Теперь она борется с контрактом души, который я подтолкнул ее подписать, боясь, что неправильные люди заберут ее душу.
— Мы пойдем на танцы, — говорю я, прежде чем успеваю осознать, насколько ужасна эта идея.
Она оглядывается.
— Да, конечно.
— Так и будет, — я сжимаю ее руку. — И когда все закончится, мы разберемся с тем, что должно произойти, чтобы сохранить твою душу в безопасности.
— Как? — спрашивает она. — Как мы можем быть уверены, что моей душе ничего не угрожает?
Я сжимаю челюсти, потому что боюсь того, как она отреагирует, когда я скажу ей. Я делаю глубокий вдох.
— Нам придется бежать, — когда она не отвечает, я продолжаю. — Нам придется долго бежать, Чарли. Очень долгое время. И тебе придется бороться с выполнением контракта. Это будет очень тяжело. Самое трудное, что ты когда-либо делала. — Я растираю вверх и вниз ее руку и наношу последний удар. — Ты не сможешь позвонить домой. Тебе придется попрощаться с бабушкой и друзьями.
Долгое время Чарли молчит. Она несколько раз кивает и сжимает мою руку. Я подъезжаю к ее дому и смотрю ей в лицо.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
— Да, — она смотрит на меня и улыбается. Потом ее голос срывается, и слезы катятся по щекам. — Я сделала это сама с собой.
Я заключаю ее в объятия, и она рыдает у меня на груди. Я знаю, что она сердится на меня, что где-то глубоко внутри она винит меня, а не себя. И она должна. Но сейчас ей нужно, чтобы я обнял ее. Так я и делаю. Я обнимаю ее столько, сколько она хочет. Я позволяю ей плакать до тех пор, пока ее голубые глаза не становятся красными и опухшими. Затем я приподнимаю ее подбородок и вытираю слезы с ее щек.
— Прости меня, Чарли.
Она кивает и давится слезами.
— Я не понимаю, — говорит она, — что произойдет, если я выполню условия контракта, если я не смогу сопротивляться боли?
— Я не уверен, — говорю я, и это правда.
Я думаю, что, поскольку я подписал контракт, ее душа будет скользить в меня. Тогда коллекторы попытаются украсть ее у меня или утащат обратно в ад, и убьют двух зайцев одним выстрелом. А еще есть сама Чарли. Как только ее душа покинет тело, я уверен, что босс даст зеленый свет ее смерти, и он может послать кого-нибудь, чтобы забрать ее. Я знаю, что убийство человека может вызвать войну, но ясно, что босс не хочет рисковать с Чарли, с тем, что может принести ее предназначение.
Я собираюсь рассказать ей все это, но не сегодня. Я хочу, чтобы у Чарли был еще один счастливый день. Всего лишь один.
У меня есть два дня, так что я дам ей завтрашний вечер. У меня будет время, чтобы забронировать билеты и упаковать кое-какие вещи, которые нам понадобятся по дороге. Я знаю, что испытываю свою удачу, но мне нужно, чтобы это было у нее. Один последний день с бабушкой и одна последняя ночь с друзьями.
А после мы уедем.
— Послушай, — говорю я, прижимая ее голову к своей груди. — Я хочу, чтобы ты провела завтрашний день со своей бабушкой. Я хочу, чтобы ты забыла обо всем этом и поверила в то, что я все улажу, — я поднимаю ее лицо и целую в губы, чувствуя соленый вкус ее слез. — Завтра я заеду за тобой в семь часов, и мы поедем на танцы. Все будет великолепно. Я обещаю. А потом после этого…
— Мы сбежим, — заканчивает она за меня.
— Иди наверх и ложись спать. Представь, что я лежу рядом с тобой. Завтра этого дерьма не будет. Ничего подобного, ладно? Есть только ты, я и люди, о которых ты заботишься. Позволь мне обо всем позаботиться.
Я жду, что она начнет спорить, задавать мне вопросы, на которые я не могу или не хочу отвечать. Но девушка обвивает руками мою шею и прижимается лбом к моему лбу. Затем она закрывает глаза и шепчет.
— Я тебе доверяю.
От ее слов у меня по спине пробегает теплый поток. Я никогда никому не смогу доверять так, как она мне. Я уж лучше захочу, чтобы на каждый вопрос был дан ответ, чтобы каждый камень был перевернут. Но только не она. Она верит в людей.
Она верит в меня.
Я нежно целую ее, не торопясь, стараясь запомнить вкус и прикосновение ее языка. Затем я поднимаю голову и киваю в сторону ее дома. Чарли выходит из машины и, прихрамывая, идет по тротуару. Глядя ей вслед, Я думаю о том, как смогу защитить ее. Я закатываю лодыжку и молча проклинаю свою манжету. Другие демоны завидуют нашим наручникам, потому что жалеют, что они не были избраны, чтобы ходить по земле. Но я всегда ненавидел ее, а теперь… Теперь это похоже на тюремный срок. Пока я его ношу, они всегда будут знать, где я, а значит, и где она. Но я ничего не могу с этим поделать. Потому что без этого я не могу остаться с ней. Не могу гарантировать ее безопасность.
В дверях Чарли оборачивается и смотрит на меня. В уголках ее рта появляется робкая улыбка. Я слегка машу ей рукой, и она посылает воздушный поцелуй. Это такой забавный, невинный поступок, что я не могу удержаться от смеха.
Этот звук пугает меня, как будто я никогда не ожидал услышать его снова.
Глава 46
Танцы
На следующий вечер я еду к Чарли домой. Я пришел рано, хочу, чтобы она знала, что я с нетерпением жду встречи с ней. Это было все, что я мог сделать, чтобы остановить себя от парковки возле ее дома прошлой ночью, просто чтобы убедиться, что она в безопасности. Но мне не хотелось объяснять, что я делаю, если она меня заметит, и уж точно не хотелось, чтобы коллектор, идущий за мной, задавался вопросом о моих действиях.
Подъезжая к дому Чарли, я пытаюсь расслабиться. Эта ночь для нее. Кроме того, я сделал все, что мог, чтобы мы были подготовлены.
Я упаковал две сумки, полные еды и одежды, и заказал два билета до Токио, где огромное население защитит нас. Затем я снял максимальное количество денег с моей карты и разрезал ее, и часть моей души, пополам. Я не смогу ей воспользоваться, когда мы будем в бегах.
В одной из сумок я спрятал карты и названия мест, куда мы можем сбежать в любой момент. И, завернутый в эти карты пистолет, который я купил сегодня утром. Обычно я не привык полагаться на оружие в своих битвах, но здесь мы говорим о демонах, а не о школьных хулиганах. Мы играем, но для глаз, потому что чем больше мы планируем, тем более предсказуемыми мы становимся.
Отряхивая свой угольно черный блейзер, я делаю глубокий вдох. Чарли заслуживает этой ночи, и я намерен подарить ее ей. Я выхожу из «Элизабет Тейлор», направляюсь к крыльцу и звоню в дверь.
Я жду, когда бабушка откроет дверь и бросит на меня вонючий взгляд. В своей голове я придумываю твердые фразы, чтобы бросить ей в ответ. Я уже почти решил, что буду делать с пьяным шарпеем, когда дверь распахивается.
Я поднимаю глаза и задыхаюсь.
Мое сердце сжимается в груди, а мышцы застывают. Я чувствую, что не могу дышать. На самом деле, я совершенно уверен, что никогда больше не наполню свои легкие воздухом. Хотя я смотрю прямо на нее, мои глаза отказываются верить тому, что они видят.
Чарли стоит в нескольких дюймах от меня, и «все» ее тело не выглядит как раньше. На ней красное платье, которое я ей купил, а на спине два шелковых ангельских крыла, которые она, должно быть, купила в магазине на Хэллоуин. Ее светлые волосы, гладкая кожа и глаза без очков выглядят как раньше. Я думаю, что если бы она улыбалась, я бы все еще видел идеально ровные зубы. Но девушка не улыбается. Даже близко нет. Это, вероятно, имеет какое-то отношение ко всему остальному.
То, как выпирают ее скулы, и то, что ее грудь кажется больше. Ее бедра кажутся чуть полнее, а нос чуть тоньше. Я протягиваю руку и провожу ладонью по ее руке, кожа под моей ладонью покрыта свежим бронзовым сиянием. Она сногсшибательна, достаточно, чтобы взглядом остановить сердце парня, но я уже тоскую по своей старой Чарли.
— Когда? — шепчу я.
— Прошлой ночью. Я собиралась позвонить, но все произошло так быстро. Я не могла остановить это, Данте, — ее глаза блестят от слез. — Но я действительно прекрасно выгляжу, не так ли? — ей удается слегка улыбнуться, и это потрясает мою мертвую душу.
— Ты всегда была красивой, милая, — мой лоб покрывается испариной, а руки сжимаются в кулаки. Я боюсь включить свет ее души, боюсь того, что найду. Неужели все кончено? Неужели я забрал ее душу, сам того не осознавая?
Девушка делает шаг ко мне, и я замечаю нечто такое, что заставляет мой мозг петь.
Ее хромота.
Я указываю на ее бедро и ухмыляюсь так сильно, что боюсь, как бы мое лицо не разбилось.
— Ты все еще…
— Да, — говорит она. — Никто и никогда не отнимет это у меня. Я получила рану в ту ночь, когда умерли мои родители. Это мое. Больше ничье.
Я заключаю Чарли в объятия. Я потрясен ею. Не ее красотой, а ее душой. Меня пугает, что еще часть контракта была выполнена. Что от нее осталась только эта благословенная хромота. Но я не позволю ничему разрушить ее ночь. Я не знаю, что сказать, чтобы улучшить ситуацию или замаскировать страх, который я чувствую, и прежде, чем я смогу думать о чём-то хорошем, я выпаливаю.
— Ты моя девушка.
Чарли смотрит на меня, ее губы дрожат, угрожая превратиться в улыбку.
— Да. А завтра я покажу тебе, что я готов сделать, чтобы ты была в безопасности, — я наклоняюсь и целую ее в блестящие губы. — Но сегодня вечером мы идем на вечеринку с мерами безопасности — пунш, печенье и сырные украшения. Это будет потрясающе.
Ее полуулыбка расцветает.
— Я не должна бояться, — говорит она, и это звучит как нечто среднее между утверждением и вопросом.
— Тебе следовало бы испугаться, — говорю я. — Потому что я собираюсь показать тебе танцевальные движения, которые заставят тебя «умолять» меня.
Она бьет меня по груди и, хотя в ее глазах застыло нервное колебание, девушка позволяет мне взять ее за руку и повести к машине.
— А где бабушка? — спрашиваю я, когда она осторожно заползает на свое место, следя за тем, чтобы ее крылья не были раздавлены.
— Сказала, что очень устала, но перед отъездом заставила меня сделать миллион снимков.
Пока мы едем в сторону средней школы Сентенниал, я гадаю, как Чарли объяснила бабушке свой новый облик. Я решаю не упоминать об этом, боясь снова поднять эту тему. Вместо этого я беру ее за руку и сжимаю. И какая-то часть меня — крошечная частичка, приходит в восторг от этих дурацких школьных танцев.
Потому что я знаю, что это может быть последним разом, когда я увижу Чарли по-настоящему счастливой.
***
Мы с Чарли заходим в школьный спортзал, и я испускаю долгий вздох. Все просто, как я и опасался. Это похоже на то, как все неудачники в Питчвилле собрались вместе и купили самые ужасные дрянные украшения
У самого пола туманная машина взрывает туманные облака, а со стропил свисает огромное количество черных и оранжевых лент. Вдоль стен какой-то придурок приклеил бумажных пауков и тыквы. И оркестр, о, милостивый боже, оркестр. Они похожи на помесь мини Джастина Бибера и братьев Джонас, и музыка для Хэллоуина, которую они играют, заставляет мои уши кровоточить. Но когда я смотрю на Чарли, одетую в красное платье и ангельские крылья, все снова становится чудесным. Если она здесь, я счастлив. Но если она выйдет пописать или еще что-нибудь, я зажгу спичку.
Когда мы с Чарли идем к танцполу, все взгляды устремляются на нее. Они перешептываются, тычут в меня пальцами, и я не могу не злиться. Я имею в виду, почему они не замечали ее раньше? Тогда она была такой же потрясающей. Но, наверное, я так же виноват в том, что не замечал ее.
Сейчас, глядя на Чарли, я и сам почти не узнаю ее. Это вызывает приступ мурашек, которые мчатся через меня. Будет ли она двигаться дальше теперь, когда она физически совершенна?
Но, словно прочитав мои мысли, девушка рассеянно засовывает свои наманикюренные ногти в карман платья и кладет в рот несколько штук «Скитлс». Я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться, потому что это крошечное движение говорит мне, что она все еще та Чарли. Она все еще моя девочка.
Увидев нас, Аннабель подбегает к нам.
— Чарчар! — визжит она. — Ты выглядишь феноменально, — ее лицо меняется, как будто она понимает, насколько феноменально. — На самом деле ты и в правду выглядишь по-другому, совсем не так как раньше.
— Я позволила бабушке сделать мне макияж, — щебечет Чарли.
Аннабель смотрит на нее.
— А, ну не знаю.
Чарли притягивает подругу в объятия, чтобы отвлечь.
— Дай мне обнять тебя, — говорит она. — Мне нравится твой костюм. Ты…
— Я — Кэтрин Хепберн, — говорит Аннабель, и ее лицо немного расслабляется.
Я осматриваю бесцветную одежду Аннабель и ее кремовое лицо.
— Видишь? — говорит она. — Я чёрно-белая. Как и в большинстве ее фильмов, — широкополая шляпа Аннабель подпрыгивает, когда она смотрит на меня. — Какое удивление. Ты не принарядился.
— Я пришел в виде Потрясного Соуса, — говорю я. — Ты бы, наверное, не узнала его.
Девушка отходит и складывает руки в квадрат, как будто смотрит сквозь рамку камеры.
— Нет. Нет, я вижу… я вижу… — она опускает руки. — Изношенный инструмент.
Чарли тянет Аннабель за руку.
— Знаете, ребята, вы могли бы перестать притворяться и признать, что нравитесь друг другу.
Аннабель смотрит на меня, чтобы увидеть мою реакцию. Я имитирую рукой пистолет и стреляю в ее сторону.
Улыбка скользит по ее лицу, и она стреляет в ответ.
Чарли закатывает глаза. Затем в ее голосе появляются нервные нотки.
— Эй, а где Блу?
Мои плечи расправляются при упоминании его имени. После того, как я увидел его губы на ее губах, мне ничего так не хочется, как разорвать его на части. Даже если это была глупая игра.
Аннабель показывает через плечо. Она хмурится, как будто не может поверить в то, что мы спрашиваем о нем.
— Серьезно?
Как только я замечаю его, мне приходится подавить смех. Я должен ненавидеть его, а не смотреть на его костюм. Но Блу пришел как… Блу — синий. Парень одет во все синее и даже выкрасил лицо в темно черничный цвет. Стоя у стола с закусками, он наливает себе стакан зеленого пунша. Голубые глаза останавливаются на Чарли, затем он быстро отводит взгляд. Он знает, что она здесь, вероятно, наблюдал за ней с того момента, как она вошла.
Я бросаю взгляд на лицо Чарли. Она кажется расстроенной, и это вызывает во мне темное пламя. Мне невыносимо думать, что он ей небезразличен. Чтобы удержать ее мысли там, где они должны быть — на мне, я беру ее за руку.
— Хочешь потанцевать, красавица?
Девушка лучезарно улыбается мне и кивает. Затем она поворачивается к Аннабель.
— Ты не против, если мы потанцуем?
Аннабель отмахивается от нас, как будто ей все равно.
Когда я веду Чарли на середину зала, Тейлор поворачивается и смотрит на мою девушку, ее челюсть отвисает. Она не может поверить в то, как прекрасна Чарли, а я не могу поверить, что когда-то не замечал этого. Тейлор встречается со мной взглядом, затем быстро отводит глаза, делая вид, что не замечает нас.
Я притягиваю голову Чарли к себе и прижимаюсь губами к ее волосам. Медленная песня омывает нас, и я обнимаю девушку за талию и раскачиваюсь взад-вперед. У Чарли, похоже, проблемы с покачиванием.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
Ее розовый ротик открывается, но она отводит глаза.
— Для меня это сложнее.
Я не знаю, почему для нее это сложнее, и мне все равно. Не раздумывая, я заключаю ее в объятия. Она смеется долго и громко. Этот звук разрывает мое сердце и наполняет его сладкой добротой. Я танцую по кругу, иногда опускаясь так, что ее волосы касаются пола. Находясь здесь — в окружении плохих костюмов, слушая еще и худшую музыку — я счастлив, как никогда. Это чувство ошеломляет, как будто в любой момент я больше не смогу с ним справиться. Как будто мое тело взорвется от удовольствия.
Чарли прислоняется ко мне головой и что-то бормочет мне в грудь.
— Что ты сказала, красавица? — спрашиваю я.
Чарли смотрит на меня широко раскрытыми от радости глазами.
— Я сказала, что очень люблю тебя.
— Ну конечно, — говорю я. — Я чертовски великолепен.
Девушка смеется и прижимается ко мне головой.
— Спасибо, Данте.
— За что?
— За все это. За этот вечер, — она делает паузу. — И за то, что рассказал мне все.
Холодок пробегает по моим рукам, и на секунду я боюсь, что уроню ее. Я осторожно опускаю ее на землю, но продолжаю обнимать ее тело.
— За то, что рассказал тебе все?
— Ты же знаешь. То, о чем мы не должны говорить сегодня вечером. О чем я и не говорю. Я просто… рада, что ты мне сказал, — говорит она. — Ты мог бы солгать. Возможно, тебе было бы легче, если бы ты это сделал. Но так как ты этого не сделал, это заставляет меня понять, что я могу полностью доверять тебе.
Мой желудок сжимается, как кулак, и я чувствую себя опасно близко к рвоте. Я пытался забыть о том, как закончится эта ночь, когда я расскажу ей, кто я на самом деле, но, может быть, мне лучше покончить с этим. Холодный пот выступает у меня на лбу. Чарли протягивает руку и проводит пальцами по моей коже.
— Тебе жарко? — спрашивает она. — Хочешь чего-нибудь выпить?
Я киваю, потому что если я собираюсь сказать ей это, мне нужно найти тихое место. Чарли берет меня за руку, и я невольно задаюсь вопросом, будет ли она все еще держать ее после этого. Подойдя к столу, девушка берет стакан пунша, делает глоток и протягивает его мне. Я пробую его на вкус и внутренне вздыхаю, обнаружив, что оно до скрипа чистое. Я мог бы серьезно использовать эффект чего-то покрепче.
Собрав все свое мужество и вспомнив угрозу Валери разоблачить меня, я бросаю взгляд на Чарли. Мои голосовые связки угрожают прекратить работу в любой момент. Но каким-то образом мне удается сказать.
— Мне нужно поговорить с тобой, — слова слетают с моих губ, как будто я только что съел арахисовое масло. И теперь я уверен, абсолютно уверен, что меня сейчас стошнит.
— Хорошо, — говорит она, и широкая улыбка касается ее губ. — Давай послушаем.
— Мы можем куда-нибудь пойти?
Лицо Чарли вытягивается. Она самый невинный человек из всех, кого я знаю, но даже она распознает звук гибели.
— О, нет. Хочу ли я это слышать?
Я запускаю руки в свои волосы.
— Скорее всего, нет.
Она делает шаг назад, изучая мое лицо. Затем оглядывается по сторонам.
— Да ладно.
Она направляется в пустой коридор, и я следую за ней. Когда двойные двери закрываются за нами, она поворачивается и смотрит на меня.
— Что происходит?
Я делаю глубокий вдох и тянусь к ней. Она сворачивается калачиком у меня на руках, и я кладу подбородок ей на макушку. Я не хочу говорить ей, не хочу, чтобы она меня ненавидела. Но я должен это сделать. Не потому, что Валери сама пригрозила рассказать Чарли, а потому, что это правильно. Я люблю ее и не хочу, чтобы эта ложь встала между нами.
— Красавица, — говорю я ей в волосы. — Скажи, что всегда будешь любить меня.
— Я всегда буду, — отвечает она без колебаний.
Я закрываю глаза и стискиваю зубы. Затем я открываю рот и говорю.
— Я не тот, за кого ты меня принимаешь.
Чарли откидывает голову назад и смотрит на меня.
— Что ты имеешь в виду? Ты уже говорил мне об этом.
— Я не… я не рассказал тебе всей правды.
Я ожидаю, что она оттолкнется от меня, чтобы увеличить расстояние между нашими телами. Но вместо этого она еще крепче прижимает меня к себе. Девушка молчит слишком долго, а потом шепчет.
— Расскажи мне.
Я втягиваю воздух через нос.
— Я коллектор, и меня послали забрать твою душу. Это действительно так, — я поднимаю руки к макушке, переплетая пальцы вместе. Я не выношу звука собственного голоса. Откидываю голову назад и, прежде чем успеваю остановиться, прежде чем выдумываю очередную ложь, говорю. — Но я работаю не на того, о ком ты думаешь.
Чарли на мгновение прижимается ко мне. В эти священные секунды я думаю, что она простит меня, что между нами все будет хорошо. Затем я чувствую, как ее руки ослабевают вокруг моей талии. Чувствую, как ее голова отрывается от моей груди. И девушка медленно отходит, делая маленькие шажки, пока ее спина не упирается в стену. По ее лицу видно, что она понимает все, что я не до конца объяснил.
— Нет, — говорит Чарли. Отрицательно качает головой. — Нет. Нет, пожалуйста, — ее голос срывается. Я тянусь к ней, и она сгибается в талии. — Данте, пожалуйста. Скажи мне, что ты лжешь. Скажи это.
Я пытаюсь притянуть ее к себе, но Чарли вырывается.
— Пожалуйста, — она произносит это так тихо, что я едва слышу. Затем девушка резко выпрямляется и тычет пальцем мне в грудь. — Ты скажешь мне, что это все не всерьез. Ты скажешь мне, что лжешь.
— Я не могу, — шепчу я. Щиплет глаза, но я не могу плакать. Не могу. Если я это сделаю, то знаю, что никогда не остановлюсь.
Лицо Чарли искажается от боли, и она снова начинает трясти головой. Слезы скользят вниз по ее лицу.
— Скажи это, — кричит она. — Скажи, кем ты являешься.
Я прижимаю кулаки к глазам и борюсь с жжением за ними.
— Я коллектор, — выдыхаю я. — Я демон.
Я убираю руки от лица, потому что хочу видеть ее лицо. Я должен увидеть, как она смотрит на меня теперь, когда знает.
И сделав это, уже не могу сдержать слез. Они разбиваются о мои щеки и свободно падают на землю.
Потому что ее лицо…
Оно наполнено страхом. Предательством. И разочарованием.
— Чарли, — говорю я срывающимся от слез голосом. — Я демон.
Когда я повторяю это слово, из ее горла вырывается крик. Она отталкивается от стены и начинает двигаться по коридору. Ее слезы превращаются в рыдания.
— Чарли, — кричу я. — Пожалуйста. Я люблю тебя. Я собираюсь защитить тебя.
Чарли останавливается. Она поворачивается и идет ко мне, ее глаза пылают гневом.
— Защитить меня? — рычит она. — Защитить меня? — девушка поднимает руку и сильно бьет меня по лицу.
Я прикрываю жгучее место и в то же время тянусь к ней. Она вырывается из моих объятий и бежит по коридору.
— Чарли!
Я бегу за ней. Двери спортзала распахиваются под ее руками, и я смотрю, как она сталкивается с Блу. Она обнимает его и всхлипывает. Он немедленно притягивает ее к себе и ищет, что могло бы причинить ей боль.
Его взгляд падает на меня, и я останавливаюсь как вкопанный. Блу толкает Чарли за спину, и его грудь раздувается. Его руки сжимаются в кулаки, а подбородок слегка приподнимается. Он готовится драться со мной, и, судя по его горящим глазам, парень не остановится, пока я не перестану дышать.
Чарли вырывается из его объятий и бежит через танцпол к выходу из спортзала. Люди останавливаются и смотрят на меня и Блу. Я иду за Чарли, но Блу отходит в сторону и ловит мой взгляд. Он качает головой, и впервые за всю мою жизнь я действительно боюсь, что проиграю бой.
Я киваю один раз, затем поворачиваюсь и иду обратно по коридору — прочь от единственной девушки, которая у меня когда-либо была. Единственной девушки, которую я когда-либо любил.
Прочь от Чарли.
Глава 47
Отчаяние
Оставшись один в ванной, я умываюсь холодной водой. Я почти не узнаю человека, который смотрит на меня, сломленный и пристыженный. Кто-то должен был предупредить меня о темном подбрюшье любви, об отказе и отчаянии.
Вытирая лицо грубым коричневым бумажным полотенцем, я гадаю, где она сейчас. Последнее, что я видел, она выбегала из спортзала. Прошло не больше пятнадцати минут, но мне кажется, что прошла вечность.
Как бы тяжело мне не было снова встретиться с ней, я уже предвкушаю это. Пусть лучше она возненавидит меня в лицо, чем я останусь без нее. Кроме того, я дал ей обещание, которое намерен сдержать. Я буду защищать ее тело и душу. Я собираюсь исправить свои ошибки. И, может быть, однажды она простит то, что я сделал.