Колыбельная для жертвы

52

– …потому что в этом была моя вина. – На экране Рут подняла руку и почесала нос. Наклонила голову, пока не коснулась ухом плеча. – Она меня очень… очень тяжело рожала. Если бы я не сломала ее внутри, она могла бы еще иметь детей. Не таких, как я, лучше.

Элис кивнула. Она сидела спиной к видеокамере, перед ней стопки бумаг, аккуратно разложенных по столу. На мониторе не было видно, что она писала.

– Они не очень хорошо к вам относились, так ведь?

– Я это заслуживала. Я просто ее сломала. Всегда была неуклюжей. В дверь с первого раза не попадала, на шкафы натыкалась. С лестницы падала…

Сидевшая рядом со мной детектив-суперинтендант Несс вздохнула:

– Мы раскопали ее медицинскую карту. Пришлось, конечно, потрудиться. У нее в карте столько рентгеновских снимков, сколько нет ни у одного ребенка, которому еще не исполнилось девяти лет. Руки, ноги, ребра, ключица, вывихнутые пальцы.

– И никто не позаботился о том, чтобы позвонить в социальную службу?

– Но вам хотелось быть лучшей матерью, правда?

Рут выпрямилась:

– Я хотела быть самой лучшей матерью в мире. Собиралась любить моих детей все время, нянчиться с ними и никогда не сажать их в ванну с ледяной водой только потому, что они плакали ночью. Я думала, что все будет так чудесно… – Погрустнела. – Потом пришел он.

Несс отхлебнула чаю:

– Вы так и не сказали, как вы ее нашли.

– Она была волонтером в ветеринарной клинике. Была там одна такая, заброшенная, в пяти минутах от ее дома. С операционной.

– Это был тот мужчина, о котором вы говорили? Который изнасиловал вас в переулке рядом с Сент Джасперз?

– Мне нужно было оставить ребенка, и почему только я его не оставила? – Она закрыла руками лицо, плечи затряслись. – Я должна была его… должна была…

Несс наклонилась ближе к экрану:

– Врач с абортом нахалтурил. Через восемь месяцев его лишили права практиковать – за нападение на пациента. Кокаин.

– Шшш… Все в порядке, Рут.

– Нужно было его оставить. Он был бы моим маленьким ангелом…

– Что будете делать после всего этого?

Я пожал плечами:

– Понятия не имею.

– Джейкобсон сказал, что вы теперь свободный человек. Разве что инспектора по надзору за условно освобожденными нужно раз в неделю навещать.

– Рут, я бы хотела спросить вас о письмах, которые вы посылали в газеты.

– Письма?

Элис вытащила одно из лежавшей перед ней пачки бумаг:

– «Скажите, чтобы прекратили называть меня Шотландским Мясником, это неуважительно, они просто не понимают, как важна моя работа».

Рут покачала головой:

– Нет. Это… Я никаких писем не писала. – Она наклонилась над столом и схватила Элис за руку. – Зачем мне письма писать? Я просто хотела, чтобы меня оставили в покое, хотела ребенка родить.

– Ох… – Элис наклонилась и заглянула в свои записи. – Рут, вам в больнице кто-нибудь помогал?

– В больнице?

– Где вы брали лекарственные препараты? Препараты для снижения кровяного давления, обезболивающие, медицинский клей?

Рут пожала плечами:

– Я просто проходила, пользовалась моим старым пропуском. Думала, что замки сменят, но… Как вы думаете, они сейчас дадут мне умереть?

Несс пристально посмотрела на меня:

– Что?

– Вам нужно этим заняться, мистер Хендерсон.

Элис, развалясь, сидела в пассажирском кресле, руки на коленях, плечи опущены.

– Пффф…

Я свернул налево, в Торнвуд. Дворники лениво выписывали дуги на лобовом стекле.

– Кажется, детектив-суперинтендант Несс пыталась приударить за мной.

– Здорово. – Элис вздохнула. – Ты же знаешь, в этом нет ее вины.

– Даже не думал, что я такой неотразимый.

В ответ получил сердитый взгляд.

– Да при чем здесь она – Рут? Когда ей было четыре года, отец объяснил ей, откуда дети берутся, – сунул пластикового пупса матери под джемпер. Рассказал ей, как все работает.

Трафик сгущался, как запекавшаяся кровь. Из-за дорожных работ рядом с гаражом «Шелл» вытянулась длинная очередь, дождь превращал габаритные фонари машин в рассерженные красные глаза.

Элис покачала головой из стороны в сторону, наконец приложила ее к оконному стеклу:

– Три недели спустя, когда ее мама спала в гостиной, Рут взяла свою пластиковую куклу и сунула матери под кардиган. Сказала, что ей очень бы хотелось, чтобы у мамочки появился еще один ребеночек – чтобы она стала счастливой.

Я поехал коротким путем, вдоль булочной вниз, и выехал на Паттердейл-роу.

– Ну, что сказать, это…

– Она сломала Рут три пальца и выбила плечо.

Наверное, Сара Криган была права – некоторые люди не заслуживают быть родителями. А некоторые родители просто заслуживают смерти.

Элис опустила голову на подголовник:

– Возможно, состояние ее психики с самого начала было довольно нестабильным, может быть, она бы с этим справилась – правда, над этим нужно было работать, – если бы ее не изнасиловали. После этого возврата уже не могло быть. – Пожала плечами. – Другие женщины были так, для практики. Она хотела быть уверенной в том, что может делать операцию правильно, прежде чем сделать ее на себе. Начала, а потом осознала, что не так-то просто вскрыть собственный живот… – Элис повернулась на кресле. – Я думала, мы едем в больницу, но это совсем другая дорога…

– Остановиться нужно, ненадолго.

Половина рабочих столов в отделе новостей пустовала – их обитатели либо собирали материал для своих историй, либо просто свалили на ланч. Отложив на один час неотложные дела, связанные с заполнением Касл Ньюз энд Пост ложью.

Мики Слоссер сидел перед экраном компьютера, хмуро пялился на него, постукивая по клавиатуре одним пальцем, в другой руке держал кусок багета с начинкой. Жевал.

Я постучал по его рабочему столу – он поднял глаза. Еще сильнее нахмурился:

– Мы заключили сделку. Ты, мать твою, слово дал, что я первым буду узнавать о…

– Вот это помнишь? – Я бросил ему на клавиатуру копии писем, которые он дал Элис.

Мики откинулся на спинку стула:

– Я-то помню, что оказал тебе услугу и дал копии, и еще я помню, что ты обещал…

– Потрошитель никогда не писал этих писем. Потому что Потрошитель изначально не был Потрошителем, черт бы тебя побрал. Тебе так не кажется?

Пара коллег Мики уставились на нас из своих отсеков. В воздухе запахло дракой. Или, по меньшей мере, хорошими сплетнями.

Он посмотрел в сторону, отложив сэндвич:

– Понятия не имею, о чем ты. А сейчас извини, меня сроки поджимают – материал нужно сдавать, но ты можешь… ак.…

Я схватил его за галстук и потащил за собой, вместе с офисным стулом на колесиках. Он стал цепляться пальцами за петлю на шее, глаза вылезли из орбит, лицо посинело.

Нормально.

– Ты понимаешь, сколько времени мы потратили зря на эти чертовы письма? Мы могли потратить это время на поиски убийцы, вместо того чтобы гоняться за тем, кого не существует. Ты понимаешь, сколько вреда ты нанес?

Новые головы высунулись из-за серых перегородок.

– Ак… Отпусти меня! Охрана! ОХРА…

Я закрыл ему ладонью рот:

– Элис?

Вокруг нас стала собираться толпа. Самые любопытные старались протиснуться ближе, чтобы лучше было видно.

Элис села перед ним на корточки, чтобы взглянуть ему прямо в глаза.

– Конечно, ты очень здорово придумал, чтобы письма выглядели так, будто их отправляли перед обнаружением каждой новой жертвы. Толково, но уж слишком просто, правда? Все, что ты должен был делать, – просто посылать себе письма каждый день. Если тело находили, ты писал письмо от имени Потрошителя и говорил всем, что оно пришло в конверте, который доставили тем утром. Если тела не было, конверт отправлялся в корзину для бумаг, и концы в воду. – Улыбнулась. – Неплохо придумано.

Я выпустил галстук. Он скрючился на стуле, откинувшись на спинку. Посмотрел на нее. Посмотрел на меня. Потом снова на нее.

– Я же сказал вам, я не понимаю, о чем вы говорите. Элис встала:

– Это был твой звездный билет, не так ли? На тебя здесь не обращали внимания, заставляли писать о дурацких детских утренниках, о ярмарках домашних животных, дешевых распродажах и любительских спектаклях. Они не понимали, что ты – настоящий журналист. Но когда стали приходить эти письма, тебя заметили и оценили, не так ли? Увидели, чего ты стоил на самом деле. Что ты заслужил лучшего.

– Я не…

Я улыбнулся:

– Мы поговорили с парнем из экспедиции, с Мики.

Он моргнул. Облизал губы.

– Послушайте, ведь это… Я не думал, что это так важно. Просто немного креативности, о’кей? Они…

Его голова откинулась назад, кровь брызнула, словно маленькие рубины, в ярком свете флуоресцентных ламп. Потом глухой удар, и вот он уже на полу, на перевернутом стуле, ноги в разные стороны, держится руками за разбитый нос, а его коллеги радостно аплодируют и выкрикивают приветствия.

Я потряс рукой – костяшки жгло, как от раскаленного щебня, но оно того стоило.

Раскольник Макфи встал. Посмотрел на дочь и отошел от кровати.

Тишина окутала палату интенсивной терапии – восемь коек с женщинами, подключенными к различным аппаратам.

Джессика, белая как мел, лежала под капельницей. Рот широко открыт во сне.

Я наклонился к кровати:

– Как она?

– Лучше. – Он провел пальцем по седым усам, приглаживая их. – Ты ее вернул. – Раскольник протянул мне руку, я ее пожал. Он кивнул, его глаза уставились на меня, как будто пытались содрать кожу с моего лица и посмотреть, что было под ней. – Я твой должник.

– Тогда окажи мне услугу – оставь в покое Рут Лафлин. Ее и так до конца жизни запрут в усиленно охраняемом помещении. Она не виновата в том, что натворила.

Он сжал губы.

– Не надо око за око, зуб за зуб, как там еще, – сказал я. Раскольник повернулся, снова подошел к кровати:

– Я буду за нее молиться.

Лучше, чем ничего…

Элис ждала меня у выхода из палаты.

– Как там дела?

– Будет за нее молиться.

– О-о… – Пошла рядом со мной. – На самом деле Рут не виновата. Она серьезно больна, годы терапии потребуются, чтобы добраться до ее настоящего «я».

Пошли по коридору к лифтам. Я нажал на кнопку:

– Пока до ее настоящего «я» не добрался Раскольник, у нас все будет в порядке.

Дзынь. В углу кабины стояла женщина в халате и шлепанцах, плакала, повернувшись лицом к стене.

Рука Элис потянулась к ней, потом вернулась на место. Отвела взгляд. Нажала на кнопку следующего этажа.

Двери сомкнулись.

Лифт загудел, поднимаясь вверх под аккомпанемент сдавленных рыданий.

Я оперся на поручень:

– Она не сказала, для чего собственную квартиру разгромила?

– Ничего она не делала. Наверное, просто забыла дверь запереть, и местные мальчишки доделали остальное.

Что объясняло пропажу антидепрессантов. Наверное, маленькие засранцы в это самое время пытались от них заторчать.

Дзынь. Мы вышли. Женщина осталась стоять, где стояла, и лифт снова унес ее.

Я показал на коридор:

– Палата в самом конце.

Кровать, стоявшая рядом с кроватью Хитрюги, была украшена цветами и воздушными шариками. У Хитрюги на тумбочке только бутылка газировки и экземпляр Скоттиш Сан. Заголовок во всю страницу: «ТЕЛЕВИЗИОННЫЙ ПСИХОЛОГ, ОН ЖЕ СЕКСУАЛЬНЫЙ МАНЬЯК, ОБВИНЕН В СОВЕРШЕНИИ ШЕСТИ ИЗНАСИЛОВАНИЙ» – над фотографией улыбающегося доктора Дочерти.

Правый глаз Хитрюги закрывала марлевая повязка, лицо более худое и обвисшее, чем обычно, все в синяках и шрамах.

На нем был «ночной прикид», купленный нами в супермаркете вчера вечером. На груди отфотошопленная кошачья морда в стиле постера Обамы две тысячи восьмого года.

Хитрюга поморгал здоровым глазом. Нахмурился:

– Ничего не принесли, даже сраной открыточки с пожеланием выздоровления, а у этого ублюдка, – ткнул пальцем на лежавшего без сознания парня на соседней кровати, – как на предвыборной компании у Клинтон.

Я присел на край кровати.

Элис наклонилась, обняла Хитрюгу, да так крепко, что он даже вздрогнул. Потом залепила ему поцелуй в щеку:

– Я так рада, что с тобой все в порядке! Выглядишь ты… ужасно.

– Спасибо.

– Нет, серьезно, просто неважно. Как будто тебя газонокосилка переехала. Ты хорошо себя чувствуешь?

Он поднял плечи к ушам:

– Нет.

Через спинку соседней кровати был перекинут полосатый халат. Мы, конечно, вернемся до того, как парень придет в себя, а если нет, то возникнут проблемы. Схватил халат, бросил Хитрюге:

– Давай, человек без друзей, собирайся – пойдем в гости.

– Да пошел ты…

Я вытащил из кармана маленькую кожаную коробочку и бросил ее на кровать:

– Тебе это тоже потребуется.

Он взял ее. Открыл крышку, уставился одним глазом на лежавшее внутри удостоверение:

– Почему ты взял мое…

– Потому что – вот почему. Давай поднимайся!

Мы помогли ему встать с кровати, всунули руки в рукава халата. Халат был размера на три меньше, на животе не сходился, но ничего другого не было. Я позаимствовал у соседа клетчатые тапки:

– Это тоже надень.

Клетчатые шорты, которые были в комплекте с футболкой, выше колен Хитрюги не поднялись. Ноги в лиловых рубцах и белых нашлепках лейкопластыря.

Он прижал удостоверение к груди:

– Куда мы идем?

– Увидишь.

Вошли в лифт. Плачущей женщины не было. Поехали на верхний этаж.

Хитрюга провел рукой по вышивке на халате:

– Я… Спасибо.

– Для меня то же самое сделаешь.

Элис кивнула:

– Все за одного.

Лифт жужжал и клацал.

Он поморщился:

– Меня скоро выпишут. Дали пачку антибиотиков и болеутоляющее. Смотрите, чтобы вам лифт жопу не прищемил на обратном пути.

– Хочешь в квартире остаться? Она оплачена до конца месяца, а Элис туда возвращаться не хочет.

Хитрюгу передернуло.

– Ноги моей в Кингсмите не будет.

На табло загорелась цифра десять, двери лифта раздвинулись, и мы вышли в пентхаус.

Никакого тебе потрескавшегося линолеума, склеенного клейкой лентой, – сплошь ковровое покрытие, вазы в цветах и пристойные картины на стенах. Очень тихо и эксклюзивно. Из коридора доносился запах чеснока и масла.

Хитрюга шмыгнул носом:

– Черт возьми, очень даже неплохо, вам так не кажется?

– Это ты получаешь, если у тебя нет медицинской страховки.

Молодой качок, сидевший на ресепшене, улыбнулся нам, удивленно поднял брови и наклонил голову к плечу:

– Простите, но этот этаж зарезервирован для частных…

– Полиция. – Я помахал у него перед носом просроченным удостоверением. – Здесь у вас лежит пациент, некая Мэви Керриган, огнестрельное ранение и выдавленный глаз.

– А-а… – Потянулся к телефону. – Наверное, мне следует…

– Наверное, вам не следует. – Я наклонился к нему, он отшатнулся. – Где она?

Он показал пальцем куда-то за спину:

– Восемнадцатый номер.

Я поковылял в конец коридора, Хитрюга и Элис шли вслед за мной.

Комнаты по обеим сторонам коридора напоминали скорее гостиничные люксы, чем больничные палаты. В каждой мягкий уголок с диваном и кофейным столиком, телевизор с плоским экраном, станция для айпода, окно от пола до потолка и узкий балкон. Большинство обитателей сидели за обеденными столами и ели свой ланч – не знаю, что им на этот раз послал Господь, – любуясь видом на город.

Пятнадцатый, шестнадцатый, семнадцатый.

И – самый последний.

Восемнадцатый.

В коридоре стояли двое мужчин. Один с рыжим хвостом, торчащим из-под повязки на голове, два громадных синяка вокруг глаз. Другой маленький крепыш, вся голова в мелких шрамах под короткой щетиной. У этого был только один синяк, но зато он стоял на костылях, и нога была загипсована от бедра до кончиков пальцев.

Джозеф и Френсис.

Френсис кивнул:

– Инспектор.

– Френсис.

Джозеф криво улыбнулся:

– А-а, мистер Хендерсон. Вынужден сообщить вам, что наше знакомство подошло к концу. Мы с Френсисом отбываем в поисках новых мест для нашей деятельности. Считайте, что это Коста дель Фар, ну, Дальний Берег.

– В Испанию, типа того, – подтвердил Френсис.

Я пожал плечами:

– Беспокоитесь насчет того, что будет, когда я приду за вами?

– О нет, благослови вас Господь. Просто хочу сказать, что мистер Инглис в некоторой степени более чем недоволен результатами нашей совместной работы с миссис Керриган. Он полагает, что мы должны были более тщательно исполнять нашу работу по осуществлению охраны нашей организации в целом, – сказал Джозеф. Вздрогнул. – И поэтому мы вынуждены уехать, прежде чем он придет к выводу, что на ошибках учатся.

– Что ж, давайте, и чем быстрее и дальше, тем лучше. Или мне придется выполнить свое обещание. Помните?

Улыбка Джозефа превратилась в ухмылку.

– Что вы пальцы повыдергаете и заставите их съесть?

– Я вам сказал ее не трогать, – кивнул на Элис.

– Ах, мистер Хендерсон, я так буду скучать по нашим тихим беседам. Они так скрашивали мою скучную жизнь. – Джозеф поднял палец вверх. – Френсис, кажется, настало время оставить сцену. Попрощайся с мистером Хендерсоном.

Тот кивнул:

– Инспектор.

И они исчезли, только из коридора еще какое-то время доносился стук костылей Джозефа.

Хитрюга сжал руки в кулаки:

– Нет, ты это видел? Как будто меня совсем здесь не было. Надо догнать этих ублюдков и руки им повыдергать.

Я показал на дверь, вторую слева:

– Я кое-что получше придумал. Доверься мне.

Из-за двери послышались звуки классической музыки. Я не стал стучать, просто распахнул дверь и прохромал внутрь.

Миссис Керриган, свесив голову, сидела за столом, руки сложены на коленях. Правый глаз закрывала толстая марлевая повязка. Лейкопластырь, который придерживал повязку, выглядел куда аккуратнее, чем та хрень, что была на голове у Хитрюги. Сквозь полу длинного шелкового халата едва виднелась правая нога, забинтованная от пальцев до колена.

Перед ней на тарелке лежал нетронутый сочный кусок вырезки.

Сидевший напротив нее мужчина пожал плечами. Длинные седые волосы ниспадали на воротник рубашки, виднелась розовая макушка, покрытая веснушками. Темно-синий костюм в полоску, белая рубашка, на толстом запястье большие антикварные часы. Парень не самый высокий, но широкоплечий и мощный. Энди Инглис.

И акцент – прямо из доков Глазго.

– Ничего личного.

Миссис Керриган еще ниже наклонила голову.

Он выпрямился во все свои метр шестьдесят два. Вздохнул:

– О чем ты думала, черт возьми?

Она пожала плечом:

– Простите.

Он повернулся. Уставился на меня, открыв рот:

– Эш? Эш Хендерсон, ах ты старый bastardo! – Встал, пошел ко мне, походка неожиданно легкая. Не дойдя пары шагов, принял боксерскую стойку, сделал пару выпадов – если бы все было по-настоящему, я бы точно пары зубов не досчитался. – Рад видеть тебя, дружище, когда откинулся?

– В воскресенье.

– Так ты бы сказал! У меня теперь ресторан на Кейрнберн, приходи – угощаю!

Я посмотрел мимо него. Миссис Керриган не шелохнулась. Подняла руку и вытерла здоровый глаз.

Улыбка на его лице слегка померкла. Кивнул на Хитрюгу:

– Этот, что ли, мальчишка?

Хитрюга помахал удостоверением:

– Детектив-инспектор Дэвид Морроу.

– Рад за тебя. – Энди Инглис положил мне руку на поясницу и вытолкнул в коридор. Понизил голос: – Только между нами…

– Если ты насчет денег, то их у меня нет. О’кей?

Его брови удивленно полезли вверх.

– Какие деньги?

– Тридцать две тысячи. Миссис Керриган сказала, что я тебе должен…

– Ты что, сдурел? – Наклонил голову. – Эш, мы твой долг списали, когда твоя дочь погибла. У тебя и без этого проблем хватало.

– Ты… – Я закрыл глаза. Глубоко вдохнул. Сжал кулаки, костяшки пронзило болью. Никакого долга не было. Она просто меня надула. Прессовала, в глаза врала.

«Ты что думаешь, я перестану тобой заниматься только потому, что ты из тюрьмы вышел?»

Когда я открыл глаза, Энди Инглис хмуро смотрел на меня:

– Ты в порядке?

– Спасибо.

Он покачал головой:

– Да ладно. Для чего еще нужны друзья? – Тяжелая рука потрепала меня по плечу. Посмотрел в сторону комнаты миссис Керриган: – Ты ее арестовывать будешь или убьешь?

– Она похитила и подвергла пыткам офицера полиции.

– Мне наплевать, что хочешь, то и делай. – Зашагал по коридору. – Не забудь, «У Пьяного гуся», Кейрнберн. Тебе понравится.

Я вернулся в комнату.

Хитрюга стоял рядом со столом, пялился на тарелку с вырезкой, жареной картошкой и спаржей. И еще на большой бокал с красным, рядом с тарелкой.

– Знаешь, что мне на ланч давали? Вареную цветную капусту, и она была бежевая.

Мисси Керриган не подняла глаз:

– Чего вылупились, говорите, зачем пришли.

Я взмахнул тростью, как фокусник:

– Хитрюга, прошу.

– С удовольствием. – Покачал головой из стороны в сторону, щелкнув шейными позвонками. – Мэви Керриган, вы арестованы за пытки и попытку убийства детектива-инспектора Дэвида Морроу. Вы имеете право не…

– Да тебе, твою мать, давно вырасти пора. – Она взяла со стола нож с вилкой и отрезала кусок стейка. Внутри он был почти сырой. – Кто, черт возьми, собирается меня обвинять? У тебя нет ни доказательств, ни свидетелей.

Я ткнул себя указательным пальцем в грудь:

– Я свидетель.

Она улыбнулась:

– Нет, мистер Хендерсон, ты не свидетель, потому что, если бы ты им был, тебе следовало бы побеспокоиться о своей семье. Тебе и раньше следовало бы задаться вопросом, куда делись твои жена и брат и что с ними может случиться. На сколько кусков их разделают перед смертью.

– Думаешь, я испугаюсь?

– Нет?

Я улыбнулся ей в ответ:

– Хитрюга, в Монкюир Вудз захоронен пропавший бухгалтер, Пол Мэнсон. Это она его застрелила. Две пули. Пистолет спрятан под половицей в доме старика Кинана, недалеко от Логансферри. На нем ее отпечатки пальцев. – Улыбнулся ей еще шире.

Она сунула в рот кусок мяса, пожевала.

– Я, мать твою, убью всех, кого ты когда-нибудь любил. Хитрюга махнул рукой:

– Встать.

– Отвали, толстяк. – Отрезала еще кусок сочащегося кровью мяса. – Только прикоснись ко мне – и ты покойник. И мама твоя. И твой бойфренд.

Он склонился над ней:

– Давай окажи сопротивление при аресте. Очень тебя прошу.

– Ты чего себе думаешь, если меня запрут, я остановлюсь? На самом деле? – Показала вилкой на Элис: – Первое, что я сделаю, – устрою так, чтобы кто-нибудь схватил твою маленькую подружку-психолога.

Я сунул в рот стебелек спаржи:

– Он избавился от тебя, не так ли?

Кусочек стейка.

– Ты стала мешать. Вышла из-под контроля. Похищаешь офицеров полиции, подвергаешь их пыткам. Убиваешь людей, потому что они надоедают тебе за ужином.

Она сжала в руках столовые приборы, костяшки пальцев побелели.

– Нужны Энди Инглису такие отношения, как ты думаешь? И сколько, по-твоему, ты проживешь в заключении? День? Неделю? Он не захочет рисковать, когда ты станешь сотрудничать со следствием.

Миссис Керриган уставилась на меня единственным оставшимся глазом:

– Думаешь, Энди Инглис один такой в городе? Мне очень многие обязаны. Я знаю одного милого русского джентльмена, который с удовольствием покажет твоей сучке, как надо развлекаться.

– Все кончено.

– Да ни хера. Они пустят ее по кругу, человек десять, пока от нее не останется только кровь и агония.

Элис попятилась к двери:

– Эш?

– О, тебе это понравится. И есть еще один замечательный мужчина в Перте, он просто помешан на ампутациях.

Что-то здесь жарко стало.

– А еще вот так можно – когда русские будут ее кончать, я им позволю отрезать от нее по кусочку и при этом трахать.

Я откинул крючок, открыл дверь на балкон. Набрал полную грудь холодного вечернего воздуха. В комнату прокрался шорох дождя.

– Как тебе это понравится? Могу организовать, чтобы ты поприсутствовал, полюбовался, как ее на куски разделывают.

Единственным звуком в комнате был едва слышный шорох дождя.

– Ты сдохнешь, и все, кого ты когда-нибудь любил…

Я схватил ее за отвороты, выдернул из кресла:

– Заткнись, сука.

– …сдохнешь, мать твою! Слышишь? Сдохнешь!

– Эш!

Рука на моем плече. Я обернулся. Рядом со мной стояла Элис, моргая, смотрела на меня. Нос красный, глаза тоже. Нижнюю губу закусила. Покачала головой:

– Не надо.

Я отпустил ее. Выдохнул длинно, со свистом. Отступил на шаг:

– Ты права.

Миссис Керриган расправила халат:

– А сейчас будь хорошим мальчиком, сваливай домой. Дам тебе знать, когда у меня будет для тебя работа. – Ухмыльнулась. – Ты что, на самом деле думал, что я тебя отпущу, мистер Хендерсон? Ты мой раб. Когда скажу прыгать – прыгнешь. Убьешь того, кого скажу убить. И тебе это очень понравится, мать твою, потому что ты не…

– Нет! – Элис, вытянув руки, бросилась вперед. Схватила миссис Керриган за халат и толкнула. Сильно толкнула.

Миссис Керриган вытаращила глаз, оскалилась, пальцы зацарапали по дверной раме в попытке удержаться. Вывалилась из балконной двери, а Элис все продолжала толкать ее.

– Отцепись от меня!

На узком балконе под их ногами захрустела щебенка. Потом пам, и миссис Керриган ударилась спиной об ограждение.

– Отцепись от меня, тупая шлюха! – Схватила Элис руками за шею. – Я тебя…

Элис врезала маленьким красным кедом по забинтованной правой ноге миссис Керриган.

Молчание.

Глаз миссис Керриган вылез из орбиты, рот открылся, струйка слюны вытекла на шелк халата.

Стала хватать ртом воздух.

Элис ударила еще раз.

Миссис Керриган перевалилась через край балкона, пытаясь за что-нибудь ухватиться руками, но ухватиться можно было только за струи дождя.

Так она и не издала ни одного звука, пока летела вниз, все десять этажей. И потом глухой звук удара тела о землю.

Хитрюга присвистнул, вышел на балкон. Посмотрел вниз. Дождь намочил плечи позаимствованного халата.

Я подошел к стоявшей у ограждения Элис.

Тело, как смятая тряпичная кукла, лежало верхней половиной на тротуаре, а нижней половиной – на капоте маленького «форда-фиесты». Под грудью и головой миссис Керриган образовалась красная лужа, растекаясь по тротуару, как краска.

Хитрюга шмыгнул носом:

– Ну все, допрыгалась.

Я отвернулся. Проковылял обратно в комнату, поднял с ковра трость:

– Надо сваливать отсюда.

Элис стояла у ограждения, смотрела вниз. Ничего не говорила. Не двигалась.

– Хммм… – Хитрюга побарабанил пальцами по металлу. Потом кивнул и заговорил медленно, как будто вытягивал слово за словом из струй дождя: – О господи… Мы пришли сюда, по всей видимости, слишком поздно. Должно быть, ее убили Джозеф и Френсис еще до того, как мы сюда пришли. Ах, какая неприятность… Хей-хо, сюда скачет кавалерия. – Попятился от края балкона, по пути схватил Элис за воротник и втащил в комнату. – Давай-ка.

Она пошла вслед за ним на негнущихся ногах, все еще не отводя глаз от балкона:

– Но…

Я взял со стола салфетку, вытер ручку балконной двери.

– Еще кто-нибудь за что-то хватался?

Хитрюга подтолкнул ее к выходу:

– Уходить пора.

Я остановился на пороге. Осмотрел коридор, плитку на потолке. Положил руку Хитрюге на спину и подтолкнул в сторону лифтов:

– Веди ее отсюда, а мне еще кое-что нужно доделать…