Кольцо нибелунгов

5 ЭТЦЕЛЬ И СЛОВО СЕРДЦА

Бургундия уже больше года страдала, находясь под игом дракона Фафнира. Зигфрид и Регин довольно быстро привыкли к тому, что в Вормсе слабо ощущалась радость жизни. Но этим утром все было намного хуже. Везде царило напряженное спокойствие, словно все ждали новостей от постели тяжело больного человека… или же новостей с поля боя.

Сообразно традиции Кримгильда должна была выйти к воротам замка и провозгласить свое решение. После вчерашних переговоров во всем Вормсе говорили, что она готова принять предложение Этцеля. Так возникла надежда решить проблемы королевства одним махом: укрепить военный потенциал страны, организовать решающую битву с Фафниром и начать поиск невест для трех принцев Бургундии. После двух лет упрямства принцесса наконец-то согласилась выбрать себе супруга.

Настроение у Зигфрида было отвратительное. Он стоял в кузнице и вяло жевал хлеб. Регин, закончивший шлифовать меч, повернулся к своему воспитаннику. Он был старым человеком, но прожитые годы, как и раньше, не отражались на его лице.

— Ты не хочешь выйти к воротам? Все уже собрались послушать, что скажет принцесса.

Зигфрид перестал жевать.

— Мне все равно, что она скажет. Пусть выходит замуж за кого хочет.

Регин удивленно приподнял бровь, но сдержался от едкого замечания.

— Как бы то ни было, — заметил он, — теперь за кровожадного дракона примутся по-настоящему. Я не верю, что Гундомар передаст свою дочь Этцелю под сенью крыльев Фафнира.

Послышался звук труб.

— Вот и сигнал, — сказал Регин. — Сейчас принцесса выйдет к своим подданным.

— Ты очень много знаешь о придворной жизни, — заметил Зигфрид, пытаясь сменить тему разговора.

— Годы в Ксантене. — Кузнец пожал плечами и принялся шлифовать другой меч.

Зигфрид выбросил остатки хлеба в окно, и к ним мгновенно подбежали куры, которые начали их клевать.

— Почему ты никогда не рассказывал мне, что заставило тебя уехать?

Регин вздохнул.

— Эта история не стоит твоего любопытства, Зигфрид. Когда-то мне показалось, что голос оружия стал слишком громким, а голос разума — слишком тихим. Ни одна война не завершалась миром, а становилась лишь подготовкой к следующей битве. Я не был создан для битв, и мне не доставляло никакого удовольствия наблюдать за ними.

Зигфриду еще не приходилось задумываться о том, что же такое война и за что нужно бороться.

— Как ты думаешь, я был создан для битвы?

Регин заново запустил шлифовальное колесо.

— Я надеялся, что это не так. Но здесь, в Бургундии… — Он запнулся, увидев в окно, как из дверей замка вышла Кримгильда. За ней шел король Гундомар, а за ним следовали ее братья: Гизельгер, Гунтер и Гернот. Несомненно, это был единственный случай, когда принцесса вела за собой всю семью.

Регин направился к двери, подумав, что если Зигфриду вся эта церемония не интересна, то он не собирается лишать себя удовольствия, и вышел во двор.

По обе стороны на пути к главным воротам выстроились придворные — они стояли на коленях, почтительно потупив взор. Кримгильда выглядела так, словно только что искупалась в солнечном свете. Ее белая кожа сияла, а светлые волосы могли бы вызвать зависть у самого солнца. Золотая диадема, с трудом сдерживающая буйство непослушных локонов, была единственным признаком ее принадлежности к королевской семье. Платье принцессы не отличалось сложным кроем, но его нежная ткань, казалось, обтекала ее фигуру, словно вода.

Кримгильда была девушкой поразительной красоты и обаяния, вынужден был признать Регин. И то, что Гундомар приглашал женихов к своему двору, а не возил дочь в соседние королевства, будто какой-нибудь продавец приправ, никто не осмелился бы назвать высокомерием.

Когда ворота замка распахнулись, стало видно, что за ними собралась огромная толпа, состоявшая из жителей Вормса и гуннов. Около тысячи мужчин и женщин опустились на колени при появлении принцессы. Кримгильда не прошла через ворота, а согласно традиции остановилась и стала ждать жениха, который приехал к ней свататься.

Из толпы вышел Этцель. Если Кримгильда сияла красотой и благородством, то он источал храбрость и жизненную энергию. Его глаза блестели, а поступь была уверенной и твердой. Ему уже объяснили, как в соответствии с обычаями Бургундии должно проходить сватовство, поэтому он остановился в двух шагах от принцессы. Сейчас только ему было позволено смотреть Кримгильде в глаза.

Регин остался в тени кузницы, чтобы ему, в отличие от остальных присутствующих, не пришлось опускать глаза. Он видел короля, его сыновей и принцессу. Бургунды и гунны благоговейно молчали, выражая свое почтение принцу и принцессе. Вероятно, это был редкий случай, когда столько людей собралось вместе, чтобы при этом не издать ни единого звука и сохранить торжество момента.

Наконец зазвучал твердый голос Кримгильды:

— Этцель, сын Мундцука! Вы приехали сюда, чтобы позвать меня замуж.

— Для моей страны и для моей жизни, — ответил принц гуннов.

— Бургундия — великолепная страна, и в ней живут гордые люди, — продолжила Кримгильда. — Разделить с вами бокал вина стало для меня честью, которая наполнит уважением и благодарностью души будущих поколений королевского двора Бургундии.

Регин нахмурился. Это звучало как-то подозрительно. Неуместно. Он видел, что король Гундомар нервно постукивал по земле носком правого ботинка, — это было единственное проявление нетерпения, которое он себе позволил. Наступила пауза: представители обеих сторон растерялись, не понимая, кто теперь должен говорить. Этцеля сбили с толку слова Кримгильды, а принцесса стояла молча.

Кто-то кашлянул. Это был Гунтер.

— Вчера вечером вы много говорили о моей чести, принц Этцель, — наконец продолжила Кримгильда. — Настолько много, что я задалась вопросом, не могу ли я во имя этой чести обратиться к вам с просьбой?

Этцель достал меч, и толпа шумно вздохнула. Но он лишь слегка коснулся мечом земли и, опустившись на колени, почтительно произнес:

— Всем известно, что гунны еще никогда не нарушали своего слова. Какова же ваша просьба?

В этот момент Кримгильда сделала то, о чем еще не писалось ни в одной хронике ни одного королевства: она тоже опустилась на колени, склонив голову. По толпе прокатилось потрясенное бормотание, которое становилось все громче, перекидываясь с задних рядов вперед.

— Если вам нужно мое сердце, если ваша супруга должна рожать вам детей из любви, а не из долга, то возьмите мое благословение и мои добрые пожелания вашему народу и возвращайтесь домой, в Гран. Вы это заслужили.

Войны велись и по более пустячным поводам. В одно мгновение заявление Кримгильды превратило дружественных гуннов в оскорбленных врагов. Внешне Этцель остался спокоен, но Регин заметил, как напряглись его мышцы.

— Вы отклоняете мое предложение?

Гундомар и его сыновья взглядами приказали стоявшим неподалеку солдатам подготовиться к поспешному отступлению в замок на случай, если гунны сейчас нападут.

— Ни в коем случае! — воскликнула Кримгильда, повысив голос. — Если таково будет ваше желание, я стану вашей женой. Хорошей женой и хорошей королевой. Я сделаю все, что в моих силах. Нет печали в том, чтобы жить с таким мужчиной, как Этцель. Большего я бы и не хотела иметь в своей жизни. Но неужели вы желаете для себя столь малого?

Этцель и Кримгильда смотрели друг другу в глаза, и Регин увидел поразительное понимание, возникшее между ними. Сначала ничего не происходило, словно само время затаило дыхание. Регину еще никогда не приходилось переживать момент, когда война и мир находились бы в таком хрупком равновесии.

Встав, Этцель вернул меч в ножны. В то же мгновение поднялись и его верные воины, но легким движением руки он заставил их снова опуститься на колени.

— Принцесса Кримгильда Бургундская — женщина, которой пожелает обладать любой мужчина. Однако лишь глупец захочет обладать тем, что никогда не сумеет получить. Пускай объявят, что принц Этцель по собственной воле отказался от руки принцессы Кримгильды.

У него даже хватило силы воли вежливо кивнуть Гундомару и его сыновьям. Затем Этцель развернулся и отправился к своему шатру.

Кримгильда подождала, пока он скроется из виду, а затем вытянула вперед левую руку. Гундомар подошел к дочери, помог ей встать и проводил ее через двор назад, в замок. Казалось, взгляд Кримгильды окаменел. Она не смотрела ни налево, ни направо.

Регин вернулся в кузницу, чтобы рассказать Зигфриду об этом чудовищном происшествии, но увидел, что его подопечный стоит, прислонившись к косяку двери.

И тут Регин увидел в выражении лица Зигфрида что-то новое, чужое. Триумф? Самодовольство? Он затруднялся сказать, однако этот блеск в глазах свидетельствовал о том, что отказ Кримгильды Этцелю не был решением проблемы — он был началом катастрофы.

Гундомар еще никогда не бил свою дочь, но как только за ними закрылась дверь и они оказались в тронном зале, он толкнул Кримгильду вперед и отпустил ей хлесткую пощечину.

Споткнувшись, девушка откинулась назад и, подняв руку, упала на лавку. Гернот поспешил к сестре, Гизельгер продолжал стоять рядом с отцом, а Гунтер отступил на три шага назад.

— Да что ты себе позволяешь?! — заорал Гундомар. Голос короля прозвучал так громко, что его, наверное, услышал даже дракон в лесу. — Как ты посмела?!

— Я позволяю, — выдохнула принцесса, — самой выбирать себе супруга, как этого требует обычай.

— И ты должна была выбрать Этцеля! — продолжал кричать Гундомар, в ярости переворачивая один из столов. — Ты должна была выбрать Этцеля!

— Разве я не предоставила выбор ему? — возразила Кримгильда. — Он мог бы взять меня в жены! Но этот гунн — настоящий мужчина, и он знает: нельзя брать то, что не хотят отдавать.

Из тени в задней части зала вышел советник Хаген. Казалось, дракон высосал из него всю радость жизни.

— Вы обошлись с воином, как с мальчишкой, принцесса, и теперь нам следует бояться, что он вернется и, как оскорбленный мужчина, отомстит за это.

Выхватив меч из ножен, Гундомар ударил им по несущей балке зала.

— Ты наплевала на беды королевства!

— Нам следует усилить патрули на границах, — предложил Гизельгер. — Мундцук уже через несколько дней может напасть на Бургундию: вряд ли он проявит такое же понимание, как и его сын.

— И чем, по-твоему, помогут нам эти патрули? — задумчиво произнес Гунтер. — О чем они доложат? О том, что нас разгромили? Мы сейчас как песчаный пляж перед наводнением. Вряд ли нам удастся противостоять гуннам, если учитывать, что наша страна уже долгое время страдает от нападений Фафнира. Боевой дух народа сломлен, да и воинов у нас мало.

По щеке Кримгильды скатилась одна-единственная слезинка: железная хватка, сжимавшая ее сердце последние часы, наконец-то разжалась.

— Отец, мне… мне очень жаль… это было не…

— Молчи! — Гундомар по-прежнему был вне себя от злости. — Убирайся вон! Иди в свою комнату! Не хочу видеть тебя до тех пор, пока мы не найдем способ исправить последствия того вреда, который ты нанесла Бургундии. А если нам это не удастся — что ж, будешь сидеть взаперти до конца своей жизни!

Кримгильда вскочила и побежала вверх по лестнице. Гернот хотел последовать за сестрой, но отец запретил ему это делать.

— А ты останешься здесь! — рявкнул Гундомар. — Я даже знать не хочу, какие глупости моя дочь совершила из-за твоей болтовни! Я не желаю видеть тебя вблизи ее комнаты!

Король имел право принять подобное решение, и Гернот нехотя подчинился. Взбешенный и оскорбленный, он покинул тронный зал через другой выход.

Гундомар подошел к трону и устало опустился на него.

— Что же делать? Что нам теперь делать?

Гизельгер, Гунтер и Хаген собрались вокруг короля и стали советоваться.

— Конечно, наше войско ослаблено, — сказал Гизельгер, — но мы могли бы действовать неожиданно. Никто не станет помогать Мундцуку. Битва была бы быстрой и кровавой, но победа осталась бы за нами.

— Это безумие! — возразил Гунтер. — Мы растратим последние военные силы, и Бургундия превратится в спелое яблоко, которое сможет сорвать любое королевство, имеющее хотя бы десяток старых воинов. Нам нужно объединить запуганный народ, вдохнуть в него веру. Именно это должно стать целью нашей политики!

Гундомар ненавидел, когда ему предлагали сделать выбор из нескольких возможностей. Ему нравился путь, уже предопределенный судьбой и не требующий принятия каких-либо решений.

— Как я должен вдохнуть мужество во всех этих зайцев и цыплят, собравшихся за нашими воротами? Я ведь не могу дать им смелость, словно золотую монету!

Хаген нагнулся к Гундомару и тихо произнес:

— Наш король — победитель дракона!

Сыновья Гундомара испуганно отшатнулись.

— Король должен сам убивать дракона? Это невозможно! — выдохнул Гунтер.

— Хаген, ты же знаешь, что все эти разговоры во время трапезы служат только тому, чтобы убедить придворных в нашем желании действовать, — согласился Гизельгер. Очевидно, он тоже не особо спешил идти бороться с драконом.

Хаген промолчал, ожидая, когда сказанное им подействует на короля. Пока он не видел причин спорить с принцами.

— Гундомар — победитель дракона, — тихо пробормотал король, как бы пробуя слова на вкус. — Так мы восстановили бы репутацию королевства, народ прославлял бы меня, а Мундцук не осмелился бы на нас напасть.

Гизельгер и Гунтер со всей молодой пылкостью принялись отговаривать отца от поспешных решений, а Хаген незаметно удалился, снова спрятавшись в тень. Его дело было сделано, а все остальное приложится.

Хотя Гернот считался самым слабым из всех сыновей короля, у него была голова на плечах и он умел ею пользоваться. Он не нуждался ни в сильном покровителе, ни в интригах, поскольку знал, что у Гундомара нет времени следить за ним. Как бы горько ни было осознавать это, но Гернот не сомневался в том, что он безразличен своему отцу и поэтому может делать все, что захочет. Вот почему в последние дни Гернот все время был с сестрой. Он старался незаметно проникнуть в комнату Кримгильды, утешал ее, держа за руку, и пытался укрепить в ней веру в правильность своего поступка.

Гунны исчезли так же быстро, как и появились. Они поспешно разобрали шатры и отправились через Вормс к Рейну. В их поведении не было ничего такого, что свидетельствовало бы об их намерении отомстить за свое унижение. Тем не менее принц был обеспокоен — Кримгильда, по его мнению, переживала скорее душевный надлом, чем облегчение. Она не жаловалась на то, что судьба, возможно, обрекла ее на одинокую жизнь, жизнь без супруга, но иногда взгляд девушки становился пустым, словно ее душа покидала тело, пытаясь найти успокоение в другом месте. В такие моменты Герноту казалось, что он не понимает сестру, и впервые в жизни у него появилось ощущение, что Кримгильда не полностью доверяет ему.

Погрузившись в безрадостные мысли, принц шел по галереям замка к сестре. Он надеялся наконец-то вызвать ее на откровенный разговор. Внезапно Гернот увидел подол черной юбки, скрывшийся за углом. Многие женщины низшего сословия носили при дворе темные платья, и все же он не сомневался, кто пытался убежать от него.

— Эльза?

Юноша ускорил шаг и, свернув за угол, разглядел стройный силуэт дочери Хагена, которая как раз добежала до каменных ступеней.

— Эльза! — громко позвал он, на этот раз увереннее.

Девушка замерла на месте, скорее испуганная, чем обрадованная.

— Принц Гернот…

Он все-таки догнал ее. Девушка не пыталась подняться по лестнице и поэтому казалась еще меньше, чем обычно. Сейчас она едва доставала ему до плеча.

Странно, но ему показалось, что именно Эльза переживала душевную боль, которую он ожидал увидеть в Кримгильде: ее стройное тело было совсем худым, почти прозрачная кожа — бледнее, чем обычно, а под глазами пролегли тени, свидетельствующие о проплаканных ночах.

— Я уже несколько дней тебя не видел, — сказал Гернот, стараясь не выказывать удивления по поводу ее жалкого вида.

— Единственное место, где вы могли бы меня увидеть, — это, несомненно, комната вашей сестры, — прошептала Эльза слабым голосом.

— Я нужен ей сейчас, — объяснил Гернот, неожиданно удивляясь, почему его слова звучат как попытка оправдаться.

— Ну… это естественно, — пробормотала девушка. — Вы всегда должны быть там, где нуждаются в вашей помощи.

— Мой отец вместе с Гизельгером и Гунтером собирается идти убивать дракона. Сейчас они разрабатывают план наступления, поэтому мне не хотелось бы им мешать.

Эльза отвернулась, очевидно не желая продолжать разговор. Гернот удержал девушку, взяв ее за руку. Ее запястье было не шире, чем рукоять его меча. Она взглянула на принца, словно в его прикосновении таилось какое-то обещание, и в этот момент Гернот совершенно забыл о том, что он собирался сказать. Все его мысли растворились, словно капля крови, упавшая в море.

— Я… я должен снова… идти… — пробормотал он.

— К ней, — с неожиданной ожесточенностью прошептала Эльза. — Потому что вы там нужны. — Она начала медленно удаляться от него.

— Эльза! — еще раз воскликнул принц, надеясь, что теперь он сумеет найти хоть какие-то слова.

Девушка снова остановилась.

— Да, мой принц?

Она часто называла его так, но сегодня эти слова воспринимались им как подарок.

— Я помню, что ты… обещала приготовить мне суп, — неуверенно произнес Гернот.

На тонких губах Эльзы появилась улыбка.

— С того самого дня, как вы попросили меня об этом, каждый вечер у меня на огне стоит горшок с супом для вас. И если бы вы только пожелали…

Эльза не договорила, боясь переступить границу, разделявшую их миры. Вместо этого она снова улыбнулась и быстро убежала. Ее шаги были совершенно бесшумными на каменном полу.

Она исчезла.

Гернот почувствовал с одной стороны облегчение, а с другой — изумление.

Мысль о том, что Эльза страдает по его вине, начала его мучить. Но почему?

— Тринадцать мечей на тринадцать человек! — в ярости кричал Регин. — И ни одним мечом больше! Слышишь?

Зигфрид в бешенстве ударил молотом по раскаленному мечу, который он прижимал щипцами к наковальне.

— Я… нужен королю!

Регин расхохотался.

— Именно ты? Зигфрид, он выбрал двенадцать человек, которые должны пойти с ним убивать Фафнира. Двое из них — его сыновья, а десятеро остальных — храбрые воины, показавшие себя во многих битвах. Король не стал тратить время на мысли о молодом кузнеце из леса Одина, который даже не знает, как пользоваться мечом!

От гнева, переполнявшего его, Зигфрид настолько сильно ударил по мечу, что тот разломался на две части.

— Разве я виноват, что ты не внял моим просьбам? — Глаза юноши сверкали, когда он смотрел на своего наставника.

Но Регин оставался неумолим.

— Я учу тебя тому, что нужно для твоей жизни, а не для твоей смерти! Ты же кузнец!

Зигфрид изо всех сил стал бить молотом по наковальне, так что после каждого его слова искры летели во все стороны:

— Я не кузнец! — Он задыхался, словно только что победил своего внутреннего демона. Он ожидал возражений, ярости, может, даже оплеухи от Регина, которому только что сказал, что все годы его воспитания и обучения были бессмысленными.

Но Регин стоял молча, будто пытался осознать все, что услышал от своего подопечного. Когда же он заговорил, в его голосе чувствовалось не только спокойствие, но и явное облегчение.

— Да, ты не кузнец, Зигфрид. Раз уж сегодня настал тот день, когда я должен прекратить обманывать тебя и себя, то пусть так и будет.

— Э-э-э… Что?.. — опешил Зигфрид, чувствуя, как его гнев улетучивается. — Ты… со мной согласен?

Регин кивнул.

— Когда я взял тебя на руки из рук твоей умирающей матери, было очевидно, что ею рожден не кузнец. Волк остается волком, даже если его воспитывают овцой. И наваждение спадает, как только волк начинает чуять кровь.

Сердце Зигфрида билось так сильно, что кровь бурлила в его венах, стучала в висках, а перед глазами все плыло.

— Но тогда… кто я?

Регин устало пожал плечами:

— Я надеялся найти ответ на этот вопрос прежде, чем ты поймешь, кем ты не являешься. Мне это не удалось. Теперь мы должны надеяться на время и богов.

— Регин… мне жаль, если я… — пробормотал Зигфрид. — Я хотел бы стать хорошим кузнецом, пусть лишь для того, чтобы твои труды не пропали зря.

Регин натянуто улыбнулся.

— Ты хороший кузнец, Зигфрид, и я, как учитель, горжусь тобой. Но судьбу не обманешь.

Со вновь обретенной легкостью Зигфрид взял сломанный меч, чтобы его переплавить.

— Тогда, пока боги не укажут мне путь, я буду ковать железо в твою честь. Мечи для короля!

Очевидно, он был рад, что ему удалось избежать ссоры с наставником.

— Тринадцать мечей для тринадцати воинов, — еще раз напомнил ему Регин. — И никакого меча для тебя!

Он вышел из кузницы, и улыбка на его лице погасла, словно свеча, которую вынесли из комнаты на ветер. Он стыдился того, что скрывает от Зигфрида правду, и знал, что путь в будущее становится все уже, а количество обходных путей все меньше. Вскоре понимание потребует решения, а решение — действия.

Горизонт омрачился…

Герольды короля тщательно готовили народ к предстоящему подвигу. Вот уже несколько дней за всеми столами Бургундии обсуждалась только одна тема — поход Гундомара против Фафнира. Король шел на дракона с двенадцатью воинами, как когда-то Иисус со своими двенадцатью апостолами. Уповая на помощь Господа, он надеялся победить кровожадного змея. За это молились как в церкви, так и при дворе.

Хотя количество жертв Фафнира за последние недели увеличилось настолько, что все поездки по стране прекратились, никто не сомневался, что король Гундомар и храбрый кронпринц Гизельгер выйдут из битвы победителями.

В тот славный день, когда дракону должен был наступить конец, впервые за многие месяцы горожане украсили свои дома яркими флагами, а солнце, будто предчувствуя долгожданную победу над чудовищем, светило по-особенному ярко. Трубачи с башен замка провозгласили о начале похода рыцарей на это святое дело.

Тринадцать воинов. Тринадцать лошадей. Тринадцать мечей. Облаченные с головы до ног в кожу и металлические пластины, которые должны были защищать от пламени дракона, воины привязали к левым рукам щиты с гербом династии так, чтобы не потерять их в битве.

Все приближенные короля собрались у ворот, чтобы проводить воинов. Пришли и те, кто не мог участвовать в битве по разным причинам. Среди них был советник Хаген, чей возраст не позволял драться с сильным противником. Был и младший принц Гернот, в услугах которого не нуждались и которому, собственно говоря, не хотелось никуда идти. Был здесь и Зигфрид, горячая кровь которого заставляла его броситься в погоню за лошадьми, и он едва сдерживал себя.

Настал момент, когда все замерли, ожидая услышать от короля мудрые слова. Гундомар, как ему посоветовал вчера Хаген, поднял руку, чтобы привлечь внимание соотечественников.

— Жители Бургундии, жители Вормса! Мне известно, как сильно вы страдали от чудовища, мучившего нашу страну. Я тоже страдал, зная о ваших мучениях. Но сегодня настал тот день, когда король ради вас пойдет на битву, чтобы освободить свой народ от ига кровожадного змея. Когда голова дракона станет трофеем, на Рейне воцарится мир!

Гизельгер вытащил свой меч и поднял его к небу.

— За Бургундию! За Гундомара!

Тщательно подобранные слова произвели ожидаемый эффект. Разразилось всеобщее ликование, и со сторожевой башни над замковыми воротами посыпался дождь из лепестков роз. Гундомар и его воины отправились в путь. По ту сторону ворот собрались сотни жителей Вормса, чтобы выразить королю свое доверие и пожелать ему победы. Раздался звон церковных колоколов — впервые за долгое время.

Вся эта процессия напоминала въезд Господа Иисуса в Иерусалим — именно так было задумано Хагеном. Советник прекрасно понимал, что победа над Фафниром — отнюдь не решенный вопрос. Они слишком мало знали о змее, его слабостях, его происхождении. Но народу нужна была уверенность в силе своего лидера. Раз уж не удалось устроить великолепную свадьбу принцессы, то теперь Гундомар должен был предоставить черни другое, столь же великолепное зрелище.

Эльза незаметно подошла к отцу и стала любоваться Гернотом, который со своей сестрой тоже вышел во двор.

— Ты завидуешь королю и его сыновьям, что они идут убивать дракона?

Учитывая, что вокруг собралось слишком много народу, Хаген не мог говорить с презрением, как бы ему этого ни хотелось.

— Дурак подставляет себя опасности — мудрый предотвращает ее.

Эльзу не удивило, что отец с насмешкой отзывается о королевской династии. Хаген из Тронье мечтал о власти и правлении с помощью меча и кнута. Прощение и сочувствие, предписываемые Священным Писанием, казались ему признаками слабости, достойными презрения. От желания развязать войну с датчанами или гуннами его удерживала только верность Бургундии, а не Гундомару.

— Может, мне следовало бы попытаться задержать отца? — спросила принцесса Кримгильда, обращаясь к младшему брату.

Гернот склонил голову, будто ему нужно было подумать, прежде чем дать ответ.

— А зачем? Он уверен, что именно ты виновата в том, что ему приходится выполнять опрометчиво данное слово.

— Разве только он? — с горечью произнесла Кримгильда. — Половина двора считает меня изменницей, интриги которой позорят семью, а легкомыслие несет не меньшую опасность, чем когти Фафнира.

Молодой принц ободряюще обнял сестру за плечи. При этом он взглянул на Эльзу, и ему захотелось с ней поговорить. Но она стояла возле Хагена, и Гернот решил, что позже, когда у него появится возможность, он непременно обменяется с девушкой парой слов.

Зигфрид и Регин стояли у входа в кузницу, где были выкованы все тринадцать мечей для битвы. Сначала Регин решил, что ночью обязательно нужно привязать своего воспитанника за ноги к кровати, чтобы тот не сбежал, горя желанием присоединиться к Гундомару. Однако затем кузнец заметил страсть, с которой Зигфрид смотрит на Кримгильду, и понял, что если и есть причина, из-за которой юноша мог пожертвовать своим сном, то она объяснялась зовом плоти, а не зовом крови.

Зигфрид чувствовал себя огнем, у которого никто не хотел греться и который бессмысленно пожирал самого себя. Он был убежден, что может хорошо послужить как Кримгильде, так и Гундомару, но они от него отвернулись. Принцесса не удостоила его ни единым взглядом после той ночи в ее спальне, а король посмеялся над ним, когда он попросил разрешения идти сражаться с Фафниром.

Зигфриду нужно было добиться уважения и высокого положения в обществе, но здесь, при дворе Бургундии, ему отказали даже в поисках ключей к собственному счастью.