Командировка в Копенгаген

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Всю дорогу до больницы Эдни думала о Сэвилле. Что с ним стряслось? Насколько серьезно его состояние? Была ли угроза его жизни? В больницу не кладут, если состояние недостаточно серьезное, разве не так? Она, едва сдерживая рыдания, отчаянным усилием воли постаралась взять себя в руки.

Но безрезультатно. К тому времени, как Эдни получила разрешение и побежала в палату, номер которой ей сообщил Сэвилл, она была в таком напряжении, что могла разреветься в любой момент.

Эдни нашла нужную дверь. Сэвилл выглядел ужасно бледным. Он лежал на кровати, одетый в больничный халат.

— Ну, что случилось с вами? — спросила девушка. По ее спокойному тону ни за что нельзя было понять, насколько сильно она переживала из-за Сэвилла.

— Почему вы это сделали? — язвительно спросил он.

— Могу уехать, если хотите, — съехидничала Эдни, окидывая его внимательным взглядом. Она не увидела ни увечий, ни повреждений.

Он тоже смотрел на нее какое-то время, а потом сказал:

— По-видимому, вы относитесь к тому типу женщин, которые выглядят так же роскошно без косметики, как и с ней.

— Теперь понятно, что с вами случилось — у вас травма головы! — констатировала Эдни. После звонка ей даже в голову не пришло краситься, и сейчас, когда он назвал ее роскошной, сердечко у влюбленной девушки забилось.

— Между прочим, так и есть, — признался Сэвилл. И когда Эдни озадаченно посмотрела на него, пояснил: — Мне дали по голове.

— На вас напали! Какой ужас!

— Я получил по голове шаром для крокета. И на этот раз целиком по вашей вине.

Шаром для крокета! Боже мой! Да шары для крокета были твердыми, как железо!

— Я даже не умею играть в крокет, — возразила Эдни и подошла к кровати, внимательно разглядывая его голову, ища шишку или ссадину.

— И все равно вы были виноваты. Все эти разговоры о выходных в кругу семьи… Я понял, что хоть и часто разговариваю по телефону, но давно не видел своих родителей. И… — Он замолчал и, очевидно устав лежать, сел. — Пойдемте отсюда!

Если он полагал, что она тут же помчится исполнять его приказ, то заблуждался.

— Мы никуда не пойдем, пока я не узнаю подробностей, — твердо сказала Эдни.

— Где это вы научились так командовать?

— В компании, где тружусь! — Ее не так легко было запугать. — Так что случилось?

Сэвилл недовольно посмотрел на девушку, но, поскольку ключи от машины были у нее, ему пришлось отчитаться:

— Я получил шаром по голове, вот что случилось. Мы с отцом отправились играть в крокет. Видимо, меня что-то отвлекло — не помню, что, — и, по словам отца, я подставил голову под шар. — (Эдни внутренне содрогнулась.) — К счастью, удар был не слишком сильным. Короче, очнулся я здесь. Ну, теперь мы можем идти?

— А вам разрешили? — спросила Эдни и удостоилась недовольного взгляда.

— Какая вы зануда! — поморщился Сэвилл. Он был не слишком послушным пациентом!

— А вы капризник! Я пойду поищу сестру.

— Не вздумайте! — Он схватил ее за руку.

Что делать? Боясь, что Сэвилл разнервничается и ему станет хуже, Эдни присела рядом с ним на постель.

— Не кипятитесь — я о вашем благе пекусь, — спокойно сказала она.

— Самое величайшее благо для меня сейчас — собственная постель! Кроме того, мне разрешили уехать.

— При условии? — спросила Эдни и получила еще один недовольный взгляд.

— При условии, что кто-то сможет присмотреть за мной следующие двадцать четыре часа.

— Разумеется, вы сразу подумали обо мне?

На его губах возникло подобие улыбки, но он сдержал ее.

— В противном случае они обратились бы к моим родителям.

Эдни была рада, что Сэвилл позвал ее. Если бы он позвонил утром на работу и сообщил, что болен, она не смогла бы увидеть его и оценить серьезность положения.

— Где ваша одежда? — спросила она, уводя разговор в сторону от опасной темы. Сама-то она решила, что ни при каких условиях не увезет его отсюда, пока не прояснит ситуацию.

— Отец забрал ее с собой! — недовольно сказал Сэвилл. Видимо, отец знал его слишком хорошо. Настолько хорошо, что понимал: Сэвилл смоется отсюда при первой же возможности.

— Значит, у вас нет и ключа от дома?

— Он взял только одежду, а ключи и бумажник оставил. Они в кармане этого халата.

— Вы немного бледны, — ласково сказала Эдни и почувствовала, как переворачивается ее сердце. Она не предполагала, что когда-нибудь увидит его слабым. — Прежде чем мы уйдем, мне надо выяснить, какие лекарства вам могут потребоваться. Может, вы пока приляжете?

Его взгляд говорил: черта с два! Эдни поняла, что он скорее умрет, чем признается в своей слабости. Она также поняла, что ей предстоит нелегкая битва, если врачи откажутся его отпускать, а он не захочет остаться.

— Скорей возвращайтесь! — сердито сказал он.

Эдни выяснила, что Сэвилл некоторое время находился без сознания. Сон был ему полезен, но необходимо было время от времени проверять, что он спит, а не впал в кому.

— Значит, я могу забрать его домой? — спросила Эдни.

— Боюсь, что мы вряд ли сможем его удержать, — улыбнулась старшая сестра.

Получив пузырек с лекарством, а также наказ позвонить при первых признаках ухудшения и ни в коем случае не разрешать ему завтра выходить на работу, Эдни вернулась к Сэвиллу, который лежал с закрытыми глазами.

— Может быть, стоит подождать до утра? — мягко спросила она.

— Вы хотите сохранить свою работу? — проворчал он, открыл глаза и сел в постели.

— У вас дар убеждения, — улыбнулась она и подошла поближе, чтобы помочь ему встать, если понадобится.

Он не воспользовался ее помощью, а встал с кровати сам, высокий, гордый, хотя Эдни не сомневалась, что чувствовал он себя не особенно хорошо.

— А где ваши тапочки?

— У меня их нет.

— Не можете же вы идти босиком!

Он бросил на нее взгляд, в котором отчетливо читалось: «Посмотрим!», и вышел в коридор.

Кроме кратких указаний, куда ехать, Сэвилл не произнес ни звука, и Эдни беспокоило его состояние. Чем скорее она привезет его домой и уложит в постель, тем лучше.

Он жил в прекрасном старом доме.

Дом был солидным, изысканным и, должно быть, стоил целое состояние, поняла Эдни. Когда они приехали, Сэвилл прошел босиком по тротуару и отпер дверь.

— Приготовить вам что-нибудь поесть? — спросила Эдни, отчаянно пытаясь не нервничать, когда они вошли в большую гостиную с высоким потолком.

— Я лягу спать! — услышала она в ответ.

— Я помогу вам, — предложила Эдни, не удержавшись.

Она поняла, что Сэвилл чувствует себя не слишком хорошо, когда, не пытаясь протестовать, он ответил:

— Делайте, как хотите.

Эдни хотела бы просидеть всю ночь у его постели. Она последовала за ним в просторную спальню.

Сэвилл включил свет, подошел к двуспальной кровати, развязал пояс халата, но вдруг остановился. Обернувшись, он посмотрел на растерянную Эдни. Потом, несмотря на его несомненную усталость, еле заметно улыбнулся и пробормотал:

— Закройте глаза, Эдни, — картина не ахти какая привлекательная.

Ее разбирал смех, и в то же время она почувствовала, что заливается краской. Эдни круто развернулась. Услышав, как заскрипел под его тяжестью матрас, и, подождав для верности еще несколько секунд, она повернулась.

Сэвилл лежал в постели. Его халат был брошен на стул. Эдни подошла к кровати. Глаза Сэвилла были закрыты.

— Как ваша голова? — осторожно спросила она.

— Вы имеете представление о том, что значит получить удар шаром для крокета?

— Я не могу пока дать вам обезболивающее, — с сожалением сказала она, узнав из разговора с сестрой, что лекарство надо дать не раньше чем через два часа.

— Вам нет никакой необходимости оставаться, — сказал Сэвилл. — Спасибо, что забрали меня.

Ей не нужна была его благодарность, она не хотела уходить домой. Но по его тону поняла, что возражать бессмысленно. Эдни поставила пузырек с лекарством на прикроватный столик.

— Все будет в порядке? — тихо спросила она и поспешно добавила: — Вы знаете, что вам нельзя выходить завтра на работу.

— Нельзя?

Сэвилл казался утомленным. Она протянула руку и, наклонившись, положила ладонь на его лоб. К ее удивлению, он высвободил правую руку из-под одеяла и накрыл ее руку своей.

— Спокойной ночи, малышка Эдни, — нежно сказал он. — Идите домой и поспите.

Любовь — ужасное чувство. То ей хотелось смеяться, в следующую минуту (как, например, сейчас) она готова была расплакаться.

— Спокойной ночи, — прошептала Эдни, задыхаясь, и, когда Сэвилл отнял свою руку, быстро вышла из спальни, выключив свет.

Эдни дошла лишь до входной двери. Стоп! Сэвилл сам сказал, что кто-то должен присматривать за ним следующие двадцать четыре часа. Вряд ли это возможно, находясь за несколько миль от него.

В гостиной стояли диваны разных размеров. Все они казались необыкновенно уютными. Облюбовав самый большой, Эдни легла, прекрасно сознавая, что не уснет.

Через час Эдни осторожно вошла в спальню Сэвилла и на цыпочках подошла к кровати. На его лицо падал лунный свет. Она смотрела на него, и ее переполняла любовь.

Эдни хотела осторожно прикоснуться к нему, нежно поцеловать, но не смела. Она сосредоточенно прислушивалась к его ровному дыханию. До тех пор, пока не убедилась, что он спит.

Оставив на этот раз дверь спальни открытой, Эдни вернулась на диван. Но не прошло и часа, как она снова пошла взглянуть на Сэвилла.

Он повернулся на другой бок, но его дыхание было таким же ровным, как и раньше. Девушка немного постояла, прислушиваясь, а потом решила, что, поскольку он лежал, повернувшись к ней спиной, она может устроиться рядом с ним на стуле.

Эдни смотрела на Сэвилла, и ее переполняла любовь. Вдруг он снова повернулся.

Бесшумно, как ей показалось, она встала. Неожиданно Сэвилл, глаза которого все еще были закрыты, довольно ясно произнес:

— Можете разделить постель со мной, если хотите, но должен предупредить вас, Эдни: я сейчас не в лучшей форме!

Ошеломленная Эдни боролась с желанием размозжить ему голову. Как это похоже на Сэвилла Крейторна! Она притворно вздохнула:

— А я-то считала, что это была моя счастливая ночь!

Она увидела, как его губы дрогнули и сложились в улыбку, и почувствовала, что до боли любит его. Его глаза все еще были закрыты. Она быстро вышла в гостиную и легла, испытывая на этот раз гораздо меньше беспокойства за состояние Сэвилла, чем раньше. Потом закрыла глаза и уснула.

Если учесть, что Эдни впервые сомкнула глаза за всю ночь, не было ничего удивительного в том, что, когда она проснулась, было уже светло, а время перевалило за семь. Открыв глаза, она увидела пару голых мускулистых ног. Ее взгляд быстро устремился вверх. Сэвилл стоял и смотрел на нее. Только она хотела сказать, что ему не следовало вставать с постели, как Сэвилл опередил ее.

— Я думал, что вы мне приснились, — проговорил он.

Представляя, как она сейчас растрепана, Эдни ужасно смутилась.

— Как ваша голова? — участливо спросила она, увидев, что он наслаждается ее смущением.

— Я только что принял пару таблеток.

— Вам получше? — спросила Эдни, машинально отбрасывая волосы с лица и открывая нежные скулы. Она обратила внимание на то, что он уже не был бледным.

Тут девушка поняла, что в то время, как она всматривалась в него, он любовался ею.

— А вы красивая, — сказал Сэвилл.

Сердце ее пустилось вскачь. Эдни отвернулась.

— Совершенно очевидно, что вам стало лучше! — Ей удалось съязвить. Никогда еще она так отчетливо не осознавала, что необходимо скрывать свои чувства. Сэвилл уволит ее, если хотя бы заподозрит, как она относится к нему, а Эдни слишком любила его, чтобы расстаться с ним навсегда. — Во сколько приходит женщина, которая убирает здесь?

— Что?

Она знала, что босс прекрасно понял ее.

— Я бы очень удивилась, узнав, что вы сами поддерживаете здесь такой образцовый порядок, — сухо сказала она. Ее сердцебиение немного утихло.

— В девять, — ответил он.

— Ну, тогда я пошла, — сказала Эдни и встала.

— Вы должны присматривать за мной! — запротестовал Сэвилл — и ей снова захотелось смеяться. Любовь? Хотела бы она понять, что это такое.

— Вы же хотели, чтобы я ушла, — напомнила она ему.

— Я передумал. Чтобы моя голова была ясной, когда я завтра полечу в Милан, мне, возможно, стоит последовать совету и не ходить на работу сегодня.

О, Господи. Он же был не в состоянии лететь в Милан, а не ходить на работу — это требование, а вовсе не совет. Эдни постаралась выглядеть спокойной и скрыть свое волнение:

— То, что вы не выйдете на работу, не значит, что и я могу не ходить.

— А мне казалось, что вы должны присматривать за мной до полуночи, — напомнил он.

— Ваша экономка присмотрит за вами.

— Миссис Дин приходит сюда всего на три.

— Мне надо идти на работу! — запротестовала Эдни. Любовь снова толкала ее на глупые выходки. Почему она спорила? Разве не замечательно провести целый день — до полуночи — с ним! Что это? Чувство самосохранения? Страх, что она может потерять бдительность и тогда Сэвилл увидит, что она любит его и узнает, какая она идиотка? Гордость?

Эдни смотрела на него и чувствовала — что-то надвигается. И, тем не менее, была ошарашена, когда он, как бы между прочим, спросил:

— Что представляет собой ваш босс?

Эдни почувствовала, как расплывается в улыбке, и с огромным трудом заставила себя сдержаться.

— Не поверите, если я вам скажу, — ответила она серьезно и все-таки улыбнулась. Сэвилл улыбнулся в ответ.

Совершенно очарованная, она отвела глаза, но ей пришлось вновь взглянуть на него, когда он предложил:

— Я позвоню ему и договорюсь, чтобы вы сегодня не выходили.

— У меня полно дел, — отклонила она его предложение.

Он подавил усмешку и, чтобы задержать Эдни подольше, сказал:

— И первое из них — приготовить мне завтрак.

Эдни сделала ему яичницу и поела сама. Сидя с ним за завтраком, она так мечтала остаться, что должна была сделать над собой усилие, чтобы уйти.

Она вымыла тарелки. Он взял полотенце и стал их вытирать.

— Точно, вам дали по голове!

И, не удержавшись, засмеялась, когда он пробормотал в ответ:

— Наглая девчонка!

— Я должна бежать! — сказала Эдни, не зная, как удержаться, чтобы не обнять его.

— Торопитесь?

— Домой, принять душ, переодеться — и на работу, — сказала она.

— А потом сюда, чтобы проверить, как я тут, — добавил Сэвилл.

— Серьезно, все будет хорошо? — спросила она.

— Вы вернетесь?

— Конечно, — улыбнулась Эдни. — Вы и в самом деле чувствуете себя нормально?

— Хватит суетиться — отправляйтесь на работу. Захватите мне миланские документы и срочную почту.

Эдни широко улыбнулась. Но улыбка пропала, когда они посмотрели друг на друга. Она не поняла, кто из них сделал первый шаг, но ей показалось вполне естественным, что она должна была потянуться вверх, а он — наклониться вниз.

Их губы на мгновенье встретились.

— Идите, — сказал он.

— Будьте молодцом, — проговорила она и ушла.

Сначала Эдни заехала домой. Она плохо соображала. Этот поцелуй совершенно ничего не значил. Он просто был завершением их добродушной игры. Эдни продолжала чувствовать себя не в своей тарелке, когда, приняв душ и переодевшись, приехала на работу.

Не успела она сесть за свой рабочий стол, как ей позвонил заместитель Сэвилла, Уинтроп Батлер, и сказал, что только что разговаривал с Сэвиллом.

— Если возникнут какие-то проблемы, позвоните мне, — проговорил он и добавил: — Сэвилл сказал, что вы завезете ему важные бумаги. Постарайтесь не перегружать его.

Эдни обещала. Следующий звонок оказался от кузена Сэвилла.

— Мне только что звонил дядя и сказал, что Сэвилл вчера использовал свою голову вместо крокетного молотка и сам себя выписал из госпиталя. Очевидно, это вы его привезли.

— Это входит в мои обязанности, — ответила Эдни спокойно.

— А для меня вы сделали бы то же самое?

— А вы играете в крокет?

— Играл когда-то. Я заеду и проверю, в порядке ли он. Дядя говорит, что беседовал с ним по телефону и вроде все нормально, но я проверю. Вам нужна какая-нибудь помощь?

Эдни стало тепло оттого, что все беспокоятся о Сэвилле и готовы предложить помощь. А еще она подумала о том, что вторник, среду и четверг будет одна, без Сэвилла.

Ей не понравилась эта мысль, и она все утро переживала. Ее беспокоило то, что Сэвилл, кажется, действительно очень хотел, чтобы она пробыла с ним весь день. Может быть, он чувствовал себя хуже, чем казалось?

Сэвилл все же не явился на работу. Хотя мог проигнорировать указания врачей.

Встревожившись, под предлогом возникшего по работе вопроса, она нашла его телефон и позвонила.

— Как голова? — спросила она, когда он снял трубку.

— Прошла бы, если б мне дали возможность отдохнуть! — пожаловался он. — Все утро у меня посетители. Лучше бы я пошел на работу.

Это было как раз то, чего она боялась.

— Ваша работа идет к вам, — поспешно информировала она его.

— Уже пришла! — (Какой же он брюзга! Она почувствовала, что он снова становится самим собой.) — Уинтроп заезжал, потом мой кузен. Родители только что ушли, миссис Дин все утро провела здесь, делала кофе, и — поверите? — мне пришлось пообещать матери, что я полежу днем, чтобы она успокоилась.

— Ворчливость — это побочный эффект вашего состояния? — приторным голосом спросила Эдни. Какой же он несносный пациент!

На другом конце провода воцарилось молчание. О, Господи, может быть, она сказала лишнее и он обиделся? Этот удар по голове сделал его излишне чувствительным. Однако Эдни вздохнула с облегчением, когда минуту спустя Сэвилл тихо пообещал:

— Вы получите у меня за это, Эдни Рейнер. — А потом настойчиво спросил: — Когда вы приедете?

— Как только смогу, — ответила Эдни и положила трубку, только теперь сообразив, что того самого вопроса, который был предлогом, она так и не задала!

Эдни знала, что, когда приедет к нему, прежде всего должна следить за тем, чтобы он не догадался о ее чувствах. А еще она знала, что, если не увидит его сегодня, они не встретятся до пятницы, а этого она не могла перенести.

В половине первого, сказав секретарше Уинтропа Батлера, где ее можно будет найти, Эдни уехала с работы. Она не сомневалась, что холодильник Сэвилла ломится от продуктов, но на всякий случай притормозила, чтобы купить копченого лосося и немного салата. И если Сэвилл уже поел, то ее отец посчитает праздничным ужин с копченым лососем в будний день.

Переполненная теплыми чувствами к Сэвиллу, она поехала дальше. Оставив на время свои покупки в машине, Эдни взяла только папку с самыми важными письмами, пришедшими по почте в этот день, и миланскими документами, которые он просил. Подойдя к двери, она позвонила.

Дверь тут же распахнулась. Сэвилл сменил халат на брюки и рубашку и не только превосходно выглядел, но казался еще и в прекрасном расположении духа.

— Что вы так долго?

Эдни переступила порог, и он закрыл дверь.

— Вы прекрасно выглядите, — бодро сказала она. — Как самочувствие?

Он смотрел на нее с безучастным видом.

— Лучше не бывает, — ответил он.

Они прошли в гостиную, и Эдни протянула ему бумаги.

— Если хотите, мы можем просмотреть почту сейчас, а хотите — после того, как я приготовлю вам что-нибудь поесть.

— Знаете… мне может это понравиться, — пробормотал Сэвилл.

— Не стоит обольщаться — это всего-навсего обед.

— Мне неловко пресекать ваш порыв, но… — (Как она любила его! Эдни отвернулась.) — Миссис Дин говорила что-то насчет запеканки и салата, — сообщил ей Сэвилл. — Может быть, сначала поедим?

Войдя на кухню, Эдни увидела, что все уже приготовлено. Запеканка была еще теплой. И если завтракали они на кухне, то обед Эдни (Сэвилл настоял на помощи) перенесла в столовую.

Спустя три четверти часа они сидели друг напротив друга, наслаждаясь каждым моментом дружеской беседы.

— Вы давно здесь живете? — спросила она, восхищаясь его элегантной столовой (и еще больше им самим).

— Около пяти лет, — ответил Сэвилл и прежде, чем она успела задать еще вопрос, спросил сам: — А вы?

— Я?

— Вы живете в милом старом доме. Вы всегда там жили?

Она хотела говорить о нем, а не о себе!

— Когда мои родители разошлись, я жила какое-то время с матерью.

Эдни изложила ему очень мягкую версию тех споров, которые случались между ее родителями.

— Значит, ваш отец хотел, чтобы вы жили с ним? Вы, должно быть, очень близки, — заключил он.

— Да, — подтвердила она. — Когда моя мать снова вышла замуж, он скандалил до тех пор, пока не получил опеку надо мной.

— С условием, что вы будете навещать мать каждые две недели?

Эдни взглянула на него, пораженная. Ей было безмерно приятно, что он помнил так много из ее рассказов.

— В общем, да, — улыбнулась она.

Сэвилл посмотрел на нее. Его выразительный рот тронула легкая улыбка.

— И при том, что уже не обязаны подчиняться решению суда, вы продолжаете ездить каждые две недели в Бристоль?

— Мне это приятно. Мама радуется, когда я приезжаю, и… — она вспомнила про Копенгаген, — только что-то очень важное может помешать мне поехать туда.

— Простит ли меня когда-нибудь ваша мама, как вы считаете?

Эдни засмеялась. Почему же не простит? Дочь любила его, и матери было бы этого достаточно.

— В прошлую субботу… в Бристоле все прошло очень хорошо, — сообщила Эдни, почувствовав, что должна что-то сказать.

Он устремил глаза, в которых все еще искрился смех, на ее лицо.

— А в эти выходные вы опять собираетесь в Бристоль? — спросил он.

Эдни покачала головой.

— Два раза подряд? Мой отец воспротивится.

— Я вижу, он вас очень любит, — заметил Сэвилл.

Эдни хотела, чтобы и Сэвилл ее любил. Мысль, что он никогда не полюбит ее, больно ранила.

— Пожалуй, помою тарелки и приведу в порядок кухню, — Эдни решила сменить тему.

Сэвилл внимательно посмотрел на нее.

— Не хотите ли сыра с печеньем на десерт?

К счастью, он понял, что у нее нет желания говорить о своей семье.

— Я не привыкла объедаться во время обеда, — отказалась она. — А вы можете угощаться, если хотите.

— Нет, спасибо, — ответил он и добавил: — Знаете, я изменил свое мнение. Мне нравится, когда вокруг меня суетятся.

Эдни почувствовала себя такой счастливой, что ее снова стало распирать от желания засмеяться. О, Боже, он подумает, что перед ним полоумная, если она не будет сдерживаться.

— Пользуйтесь, пока можно, — сказала она. — Я скоро возвращаюсь на работу. — И, взяв пару грязных тарелок, поспешно удалилась на кухню.

Эдни почти справилась со своими чувствами, когда Сэвилл, принеся остальные грязные тарелки, вошел в кухню.

— Разве вы не останетесь до полуночи, как было предписано?

Прервав свое занятие, Эдни обернулась и внимательно посмотрела на него. Выглядел он нормально, но как знать?

— Голова болит? — спросила она, продолжая вглядываться в его лицо.

— Нет, — ответил он.

Это ничего не значило. Возможно, он принял обезболивающее за несколько минут до ее прихода. Она отчаянно захотела, чтобы он отменил завтрашнюю поездку в Милан, хотя и понимала всю ее важность.

— Идите в гостиную и сядьте там, а я принесу вам кофе, — предложила Эдни. Сказав это, она вдруг засомневалась в том, что ему следовало пить кофе. По его взгляду она поняла, что Сэвилл снова готов командовать, и отвернулась.

— Я помогу вам мыть посуду.

Он взял полотенце и начал вытирать тарелки. Ей стало легче. Может быть, он и мечтал о чашке кофе, но она заварила чай. Из упрямства? Нет, она винила в этом любовь. Сэвилл отнес чай в гостиную и сел на диван.

Попивая чай, он начал тщательно разбирать документы, которые она привезла. Надо ли ему так напрягаться?

Эдни следила за ним, готовая ответить на все вопросы и пытаясь умерить свое волнение. Но это не получалось. Чем дольше он изучал лежащие перед ним материалы, тем сильнее ее охватывало беспокойство.

— Кстати, о матерях, — выпалила она ни с того ни с сего.

Сэвилл поднял глаза.

— Не понял?

— Вы дали слово своей маме, что днем приляжете! — напомнила она ему, нисколько не беспокоясь о том, что это выглядело глупо — впереди у Сэвилла было три невероятно тяжелых дня. Четыре, если считать напряженные совещания, которые проводились по пятницам.

Он сразу понял, что она имеет в виду. Но, вместо того чтобы, как она рассчитывала, безропотно пойти лечь, он скептически посмотрел на нее.

— Вы это серьезно? — спросил он недоверчиво.

— Я бы не стала нарушать слово, данное матери, — твердо сказала Эдни.

— Это шантаж! — обвинил он ее.

Пусть называет, как хочет, лишь бы это помогло.

— Возможно, — сказала она.

— Мама никогда не узнает.

Эдни сделала глубокий вдох.

— Узнает, если я возьму у Феликса телефон и позвоню ей, — пробормотала она, готовая к тому, что ее вышвырнут вон за нахальство.

Сэвилл все еще недоверчиво смотрел на нее. Вдруг озорной огонек вслыхнул в его глазах. Он встал.

— Тогда пойдемте.

Эдни машинально встала тоже.

— Куда? — спросила она. Его взгляд интриговал ее.

— Моя дорогая Эдни, — протянул он, — если я лягу… вы… ляжете со мной.

Онемев, она молча смотрела на него. Голова отказывалась соображать.

— Нет! — выдохнула она. У нее все перевернулось внутри, сердце колотилось, глаза стали круглыми, как блюдца.

— Да! — уверил он ее и, шагнув к ней, крепко схватил за запястье. — Пойдем, — сказал он, а когда она упрямо осталась стоять на месте, добавил: — Возьмите с собой бумаги, вы будете читать их мне, а я закрою глаза.

— Вы… — начала она, но вдруг совершенно успокоилась: он играл с ней! Ладно, возможно, она переусердствовала, пригрозив позвонить его матери. Но это, по крайней мере, дало желаемый результат. — Вы… — Легкое сомнение вдруг закралось ей в душу.

Тут Сэвилл улыбнулся.

— Да успокойтесь, Эдни, — мягко сказал он. — Чтобы выполнить свое обещание, я лягу сверху на одеяло, а вы сядете на стул и мне почитаете.

Это ее устраивало. Начав собирать бумаги, Эдни почувствовала, что удовлетворена достигнутым результатом.

Она все еще испытывала это чувство, когда спустя какое-то время писала не покладая рук, а Сэвилл все диктовал ей и диктовал. Еще два документа — и все будет готово.

Эдни начала читать ему первый из них, и ей стало тоскливо от предстоящего расставания. Может быть, оттянуть время, заварив ему еще чай? Может быть, попозже она приготовит ему что-нибудь поесть.

Неожиданная реплика Сэвилла в тот момент, когда она сделала паузу после абзаца, заставила ее остановиться и внимательно посмотреть на него.

— У вас очень нежный голос, Эдни, — сделал он ей комплимент.

Его глаза были закрыты. Был тому виной свет или он на самом деле бледнее, чем обычно? Эдни старалась не волноваться.

— Спасибо, — вежливо ответила она, пытаясь оценить его состояние и продолжая читать, но теперь медленнее.

Дойдя до конца страницы, она взглянула на Сэвилла. Он не реагировал. Она молча вглядывалась в него. Его глаза по-прежнему были закрыты, он ровно дышал.

Может быть, он засыпал? Может быть, уже уснул? Нормальный сон только пойдет ему на пользу, решила она. Эдни молча с минуту смотрела на него. Он спал.

День был теплый, но, тревожась, не замерзнет ли Сэвилл, Эдни обвела глазами комнату в поисках какого-нибудь легкого покрывала.

Ничего подходящего не было. Взглянув на огромную кровать, она увидела пуховое одеяло. Отложив бумаги в сторону и бесшумно встав со стула, Эдни подошла к кровати и протянула руку к одеялу — и тут же поняла, что допустила ошибку. Сэвилл не спал!

Он сразу открыл глаза, схватил ее за руку и заставил сесть рядом с собой.

— Вы! — выдохнула она. — Вы не спали!

Он был доволен собой.

— Так кто это ворчун? — спросил Сэвилл, и Эдни с опозданием поняла, что он ей этого так не оставит.

— Вы обманули меня! — обвинила она его с трепещущим сердцем — его рука все еще крепко сжимала ее запястье.

Сэвилл не обратил внимания на ее слова.

— Вы обзываете меня, шантажируете. Нехорошо, Эдни. Какую плату с вас взять за это?

Эдни посмотрела на него. В его глазах снова прыгали чертики. Ей захотелось поцеловать его, почувствовать его объятия. Ей до боли хотелось этого.

— Вам действительно следовало пойти на работу. А то вы изнываете от скуки и ищете развлечений, — холодно выговорила она ему.

— Плату! — потребовал он, нисколько не шутя.

Она смотрела на него, и в душе у нее кипело счастье.

— Что, если я сделаю вам бутерброд? — предложила она.

— Я не голоден.

Господи, помоги ей.

— А как насчет чашки чая?

— Этого мало.

— Предположим… я могла бы… расплатиться поцелуем. Но вы же не захотите?

О, предательское сердце, глупый язык!

— Захочу, — возразил он, и чертики по-прежнему плясали в его глазах.

— Не захотите, — повторила она.

Вместо ответа он притянул ее к себе.

— А вы проверьте, — посоветовал он.

Эдни проглотила комок в горле, понимая, что проиграла.

— Вы… должны лежать очень спокойно, — сказала она. — Я… не уверена, что это пойдет вам на пользу.

— Я лежу очень спокойно, — ответил Сэвилл, но она ему не доверяла.

А может быть, себе? Потому что, когда она наклонилась над ним и их губы встретились, от ее слабой попытки контролировать себя ничего не осталось.

Его губы были теплыми и манящими. Эдни подняла голову. Она расплатилась, но Сэвилл находился так близко, что она не была в состоянии отстраниться от него.

Похоже, что и Сэвилл не хотел этого. Секунды две они вглядывались друг в друга. Эдни изо всех сил старалась не показать ему своих чувств. В глазах Сэвилла были нежность и озорство — все сразу.

— Эдни, — прошептал он, и ее захватило блаженное ощущение его объятий.

Он неспешно целовал ее, не выпуская из рук. Сердце бешено колотилось. Она прикоснулась к его лицу. Он целовал ее шею. Она обмирала. Их губы снова встретились. Эдни прижалась к нему, и несколько долгих прекрасных минут поцелуи следовали один за другим.

Она почувствовала ласковые руки Сэвилла на своей талии. Его пальцы скользнули под льняной жакет. Она остро ощутила их прикосновение к своей обнаженной спине. И не выразила ни малейшего протеста, когда, встретив на своем пути препятствие в виде бюстгальтера, его пальцы, поразительно нежно касаясь ее шелковой кожи, расстегнули его.

— Все в порядке, Эдни? — спросил он.

Почему-то у нее появилось смутное чувство, что это она должна была задать ему такой вопрос. Но в этот момент она не понимала, зачем ей надо было спрашивать о таких вещах.

— Да, — смущенно ответила она, поцеловала его и застонала от удовольствия, когда его пальцы постепенно переместились вперед, к ее груди.

Она судорожно вздохнула.

— Я не слишком тороплюсь? — мягко спросил Сэвилл.

Она покачала головой и почувствовала внезапное и почти непреодолимое желание сказать ему о своей любви. Но почему-то решила, что не стоит делать этого.

А после Эдни позабыла обо всем на свете. Ей хотелось прикоснуться к нему. Дрожащими пальцами она попыталась расстегнуть пуговицы его рубашки и обнаружила, что Сэвилл с готовностью ей помогает.

Пока они целовались, прижавшись друг к другу, Эдни полностью отдавала себе отчет в том, что сидит радом с ним на кровати, что он снял рубашку, что она осталась без жакета и без лифчика. Но когда и каким образом исчезла ее юбка, она помнила очень смутно.

— Сэвилл! — вскрикнула она, вдруг обнаружив, что осталась в одних трусиках, да и он был почти обнажен.

— Надеюсь, ты не боишься меня? — улыбнулся он, лаская ее атласные плечи.

— Даже и не думаю, — прошептала она и почувствовала, что совершенно млеет от любви к нему, когда, целуя ее, он прижался к ее обнаженной груди.

Она затрепетала, когда Сэвилл осторожно отклонился назад, чтобы взглянуть на нее. Эдни почувствовала, что густо краснеет, когда его взгляд скользнул вниз по ее груди, тонкой талии и бедрам, а потом снова устремился вверх к обнаженным полушариям.

Она прижалась к нему, понимая, что пути к отступлению нет. Да она и не хотела отступать. Сэвилл страстно поцеловал ее и увлек за собой на постель.

Никогда еще она не испытывала таких необыкновенных ощущений.

— Я так жаждал тебя, — выдохнул Сэвилл.

— Я д-думаю, ты знаешь, что я тоже мечтаю о тебе, — смущенно сказала она и заслужила страстный поцелуй.

— Не бойся, — выдохнул он.

— Нет, — улыбнулась она, поцеловала его и прижалась к нему.

Быть с Сэвиллом, с человеком, которого она любила, — восхитительно. Чувствовать его кожу, его крепкое мужское тело — почти блаженство.

Но тревожные звоночки, нежеланные, ненужные тревожные звоночки пробудили ее от грез. Она встревожилась не за себя, а за него. Эдни мечтала о близости с ним, страстно мечтала. Так страстно, что с трудом вспоминала причину своей тревоги.

— Я… — выдохнула она и запнулась. Разве можно не любить мужчину, который так тонко улавливал перемены в ее настроении?

— Что? — спросил он, стараясь понять, что ее беспокоит.

И тут Эдни наконец поняла. Его голова!

— Я… н-не уверена… насчет… — объяснила она.

— Не уверена? — уставился на нее Сэвилл, и она осознала: несмотря на то, что он схватывал все на лету, сейчас не может постичь ее замешательство.

— Я… не думаю, что это… правильно! — попыталась объяснить Эдни и увидела, что Сэвилла раздирает внутренняя борьба. Она заметила, как стала исчезать нежность из его взгляда. К ее изумлению, прежде, чем она попыталась найти нужные слова и объяснить, что ему опасно сейчас слишком волноваться (а что могло взволновать сильнее, чем страстные занятия любовью?), Сэвилл отпрянул от нее.

— Сэвилл? — удивилась она. Он сидел на краю кровати, повернувшись к ней спиной. Она хотела его. Страстно хотела. Настолько страстно, что именно это и остановило ее у последней черты.

Тут она услышала, как Сэвилл довольно ясно сказал:

— Я думаю, что для нас обоих будет лучше, если ты уйдешь.

Уйдешь! Словно пораженная громом, Эдни уперлась взглядом в его широкую обнаженную спину. Она мечтала о близости с ним, а он вышвыривал ее вон.

— Но, Сэвилл! — запротестовала она.

— Сейчас! — перебил он.

Эдни в шоке открыла рот. Он тоже желал ее, она знала это. Ошеломленная, она глядела ему в затылок. Она не хотела уходить! Она хотела остаться, и если не заниматься любовью с ним (о, как она мечтала об этом!), то хотя бы убедиться в том, что он чувствует себя нормально.

— Немедленно! — сурово повторил он.

И тут заговорила ее гордость. Он хотел, чтобы она ушла! Он выгонял ее! Да как он смел! Уходи! Да, она уйдет, не теряя ни минуты!

Она торопливо схватила свою одежду и быстро оделась. Гордость заставила ее броситься к двери.

Она не обернулась. Открыв дверь, Эдни закричала:

— Я с лихвой расплатилась, Крейторн! — и, разъяренная, удалилась.