Комбриг

Глава 14

Зенитку и расчёт, который произвёл первые выстрелы, мы нашли довольно быстро. Помогли крики, гогот и скопление красноармейцев вокруг одной из открытых платформ эшелона, перевозившего военную технику. Охрана вдоль вагонов отсутствовала, наверное, все скопились около платформы, где стояла зенитная 37-мм пушка. Когда я подошёл к платформе, лейтенант, стоявший в этой толпе, что-то скомандовал и красноармейцы по одному начали быстро рассасываться. Направились выполнять свои обязанности. Я не стал ругаться, указывать на нарушение уставов. Подошёл прямо к лейтенанту и спросил:

— Ну, показывайте, где же те герои, что не растерялись и первыми открыли огонь по фашистским самолётам.

Лейтенант, не заморачиваясь уставными представлениями, просто козырнул и указал на тесную группу из пятерых человек, стоявших у самой платформы. Я подошёл к ним и каждого крепко обнял. Потом, обернувшись к лейтенанту, спросил:

— Это ваши подчиненные?

Тот, уже окончательно придя в себя, ответил, как положено:

— Так точно, товарищ подполковник!

И как-то требовательно на меня посмотрел. Конечно, вид у меня был довольно непрезентабельный, прямо скажем, совсем недостойный звания старшего командира. Форма, лицо, волосы (фуражку я потерял), в общем, всё было в угольной пыли, на плече висел ППШ, а рядом стоял такой же чумазый старший сержант с автоматом на груди. Картинка ещё та.

Под пристальным взглядом лейтенанта я достал свои документы и протянул ему. После того, как он их внимательно изучил, я снова, но уже требовательно его спросил:

— Так, что это за подразделение и почему вы здесь оказались? И почему у воинского эшелона нет никакой охраны? Подходи, кто хочешь, понимаешь, и подкладывай взрывчатку под вагоны. Знаете, лейтенант, если бы не ваши подчинённые, которые себя так героически повели, можно сказать, спасли всю станцию от уничтожения, было бы вам плохо. Это говорю вам я, комбриг Черкасов, ну а так, на первый раз прощается!

Лейтенант несколько побледнел, вытянулся и стал докладывать:

— Я лейтенант Симонов, назначен командиром сборного воинского эшелона. Эшелон перевозит технику и личный состав для Осовецкого УРа и 6-й противотанковой артиллерийской бригады РГК. Представители УРа и 6-го ПТАБРа ещё не появлялись, и мы уже почти сутки стоим на запасных путях. Разгружаться нам не разрешили, военный комендант говорит, что, может быть, придётся перегонять эшелон на другую станцию.

— Так, лейтенант, приказывайте начинать срочную разгрузку. Налёт этот не последний, а вы тут стопроцентно попадёте под раздачу похоронок. Стоять здесь хуже, чем находиться в чистом поле без окопов. Всю технику пока перегоняйте под эстакаду перед станцией. Если не войдёт, можно поставить и рядом с ней, только нужно будет накрыть орудия маскировочной сеткой. Думаю, эстакаду немцы бомбить не станут, наоборот, будут беречь для себя. Её разрушение грозит превращению станции недели на две в бесполезное хранилище железнодорожного имущества. С военным комендантом я сейчас переговорю. Думаю, капитан Сидоров уже всё понял, и не будет препятствовать разгрузке эшелона. Можете пойти со мной, но приказ на разгрузку обязательно дайте. Времени на раскачку уже нет. Максимум, часа через три немцы повторят попытку бомбардировки станции. Да, и ещё, лейтенант, прикажите принести воды и чистых тряпок. Нужно хоть немного привести себя в порядок после этой чёртовой бомбёжки.

Пока нам с Шерханом приносили воду и прочее, я разговорился с командиром 37-мм зенитки старшим сержантом Петровым. Оказывается он и наводчик из его расчёта — весьма опытные бойцы. В Сибирском военном округе, где они до этого служили в бригаде ПВО, им поручили принять новую 37-мм зенитную пушку. Добавили в расчёт трёх молодых красноармейцев и направили для прохождения дальнейшей службы в новоформируемый 6-й ПТАБР. Во время длинного, почти трёхнедельного путешествия, старший сержант обучал молодых бойцов. В Белостоке, так как там предстояло стоять долго, он решил по согласованию с лейтенантом обучать «салажат» работе непосредственно на пушке. Ещё вчера они подготовили орудие и начали тренироваться, а сегодня тренировка уже получилась боевая. Полураздетые они бросились к зенитке и с ходу открыли огонь по вражеским самолётам. Приказа не поддаваться на провокацию старший сержант не имел.

— Да, хороших бойцов мог получить Юрьев, — подумал я, — был бы порасторопнее, ещё вчера мог бы вывезти технику и ребят к себе в бригаду. А теперь начнётся бардак, и растащат всё его пополнение, или оно само сгинет, не добравшись до его бригады. Нет, нельзя упускать таких орлов, нужно попытаться перетащить их и всю эту технику к себе в бригаду. Дырок в обороне было — море, а затыкать нечем. Всё равно же, охраняя брюшину 10-й армии, моя бригада фактически выполняет задачи 6-го ПТАБРа.

Именно об этом я размышлял, когда мы шли в сопровождении лейтенанта к зданию вокзала. Там, в одноэтажной пристройке был кабинет военного коменданта, на полпути к которому я уже и начал выполнять пришедшую мне в голову идею. Обращаясь к идущему рядом лейтенанту, я спросил:

— Слушай, Симонов, а ты сам в какой части должен был продолжать службу?

— В шестой противотанковой артиллерийской бригаде РГК.

— Это хорошо, значит мы оба противотанкисты. Вот, что я тебе хочу сказать, лейтенант. Положение сейчас неординарное, и у меня есть приказ начальника Генштаба генерала армии Жукова, переподчинять любые, повторяю, любые воинские формирования, потерявшие командование или связь с ним. Твой эшелон полностью подходит под это определение. Поэтому, если на станции мы не сможем установить связь с командиром 6-го ПТАБРа подполковником Юрьевым, а также с командованием 66-го УРа, то ты вместе с личным составом, перевозимым этим эшелоном, переходишь в моё подчинение. И служить будешь в 7-м ПТАБРе. Понятно?

— Но как же, товарищ подполковник…

— Всё, лейтенант, вопрос ясен и обсуждению не подлежит! Лучше скажи, сколько у тебя загружено на платформы полуторок?

— Четыре автомобиля, правда, водителя только два.

— Мда, маловато! Придётся для их перевозки ещё и транспорт искать. Ладно, попробую дозвониться в штаб 6-го мехкорпуса, если удастся с ними связаться, они то, уж точно помогут. Ну, а если нет, придётся челночным методом перебрасывать вас под город Сураж. Там позиции уже оборудованы, только устанавливай орудия, и можно держать оборону. Ты будешь командиром этого узла обороны, пока назовём вас отдельной противотанковой ротой. Непосредственно подчиняться будешь командиру механизированной группы капитану Сомову. Штаб у них находится километрах в двенадцати от Суража, на окраине городка Заблудово. Я у Сомова сегодня буду, предупрежу, чтобы его службы взяли на обеспечение твою роту. Так что, лейтенант, не переживай, всё будет хорошо. Ты ещё после войны будешь радоваться, что судьба забросила тебя в 7-й ПТАБР. У нас, в отличие от многих, в части полный порядок и железная дисциплина.

Мы уже вошли в здание вокзала, и я прекратил обработку лейтенанта. Тем более, что разговаривать спокойно стало совершенно невозможно. Нас обступила толпа гражданских, в основном женщин. Они что-то кричали, требовали, спрашивали, рыдали. В общем — ужас. Особенно своим резким фальцетом выделялся какой-то лысый мужчина, лет сорока пяти. Он был какой-то весь взъерошенный, с нездоровым блеском в глазах. Когда мы продирались мимо него через толпу, он что-то визгливо требовал, нервно хватал меня за гимнастёрку, мешая пройти. Своим поведением он ещё больше заводил бедных женщин, создавая у них паническое настроение. Не выдержав, я кивнул Шерхану и выкрикнул:

— Наиль, выкинь куда-нибудь подальше этого отпускника-законника.

Шерхан, схватив лысого за воротник, с силой пихнул его в группу следовавших за нами мужчин. От этого образовалась форменная «куча мала». Мы, пользуясь растерянностью окружающих нас женщин, быстро проскользнули в дверь, ведущую в пристройку. Коридор в ней был узкий, и не было видно ни одного человека. Приостановившись, я приказал старшему сержанту:

— Наиль, иди на привокзальную площадь и постарайся там выяснить судьбу наших спутников из бронеавтомобиля сопровождения. Если их найдёшь, скажи им, чтобы они ждали меня около выхода из вокзала. А сам возвращайся, вдруг здесь нужна будет твоя помощь.

Козырнув, Шерхан направился выполнять приказ, а мы с лейтенантом пошли дальше, в кабинет военного коменданта.

Сидоров был на месте, он что-то нервно кричал в телефонную трубку.

«Слава Богу, хоть в городе телефонная связь действует, — подумал я, — нужно срочно дозвониться до штабов 10-й армии и 6-го мехкорпуса.»

— Капитан Сидоров!

Громким выкриком прервал я эту телефонную истерию:

— Почему на вокзале творится, чёрт знает, что? Где ваши службы, где, в конце концов, наряды, наводящие порядок среди гражданских? Там, в зале ожидания паника среди отпускников, а вы тут закрылись у себя в кабинете. Хорошо хоть водку не глушите для храбрости. Сейчас вставайте и идите к людям. Нужно будет объяснить, что началась война и следует подчиняться законам военного времени. Станцию срочно разгрузите от лишних людей. Воздушный налёт скоро повторится, и до него нужно постараться отправить всех отпускников обратно в свои части. Их семьи будут эвакуироваться, согласно утверждённым планам и графикам. Пусть не нервничают и не создают паники. Как всё тут подчистите, можете вскрывать «красный пакет» и действовать согласно указанным распоряжениям.

Сидоров, несомненно, меня узнал и, оправдывая своё поведение, заявил:

— Товарищ подполковник, а у меня нет никакого «красного пакета»! А когда я дозвонился до штаба 10-й армии, дежурный приказал не поддаваться провокациям и сохранять спокойствие, ожидая дальнейших распоряжений.

— Спокойствие! Скоро будет у тебя спокойствие как на кладбище. Немцы в следующий же налёт раздолбают твоё хозяйство под ноль. Самолёты люфтваффе и сейчас бы это сделали, но, на твоё счастье, на станции оказался эшелон с противотанкистами лейтенанта. Значит так, сейчас немедленно, по громкоговорящей связи передавайте приказ, чтобы все отпускники возвращались в свои части. Потом прикажите своим службам оказать помощь в разгрузке воинского эшелона, стоящего на запасных путях. Мобилизуйте весь грузовой автотранспорт, имеющийся на станции, и доложите мне о результатах. Автобусы и легковые автомобили тоже забирайте, ими будете развозить отпускников — тех, чьи части расположены за городом. Зенитчиков предупредите, чтобы при следующем налёте немецкой авиации немедленно открывали огонь на поражение. Приказ ясен?

— Но, товарищ подполковник!..

— Всё, капитан, дискутировать будем в другом месте и в другое время. На такие действия у меня есть приказ генерала армии Жукова. Ясно?

— Так точно, товарищ подполковник. Но свободный транспорт может быть только у зенитчиков, а их часть входит в Белостокскую бригаду ПВО и мне не подчиняется. Все деповские грузовики, как мне только что доложили, пострадали от бомбардировки. Бомба попала точно в гараж, имеются жертвы.

— У зенитчиков заберёшь половину грузовиков и направишь их к разгружающемуся эшелону. Сошлёшься на меня и приказ начальника Генштаба Жукова. Скажешь, что берём их временно, чтобы перебросить противотанкистов на направление главного удара немцев. Думаю, они люди умные, особо упираться не будут, а то самим придётся отражать танковые атаки.

Сидоров попытался ещё что-то сказать, но я его прервал, заявив:

— Всё, капитан, вопрос ясен, ты лучше, давай, соедини меня со штабом 10-й армии, а сам иди с лейтенантом, займись делом.

Капитан вызвал штаб и передал трубку мне. Потом поднялся, подошёл к Симонову и о чем-то тихо стал с ним говорить. Но они никуда не вышли, а остались ожидать итогов моей беседы со штабом 10-й армии. Капитан явно перестраховывался и ожидал, что после телефонного разговора с армейским командованием, я отменю свои приказания. Но ждал он зря, я смог переговорить только с дежурным. Назвав кодовое слово, я выяснил, что по армии в 2:10 была объявлена боевая тревога, и штаб эвакуирован ещё до начала воздушных бомбардировок. Благодаря этому, несмотря на большие разрушения, жертв удалось избежать.

Получив эту информацию, я ощутил огромное облегчение. Значит, мои усилия были не напрасны, не знаю кто, железнодорожники или лётчики, но они заранее довели до штаба сведения о начале вторжения немцев. Значит, управление войсками не будет потеряно, и 10-я армия ещё покажет, на что она способна. Дежурный доложил, что эвакуация осуществлялась по плану С, а я знал, что по этому плану штаб 10-й армии перебирается в полевой лагерь в лесу у Старосельцев. Одновременно с объявлением тревоги, рассылаются делегаты связи по всем боевым соединениям.

После разговора с оставленным в Белостоке дежурным, я назвал телефонистке номер штаба 6-го мехкорпуса, который хорошо запомнил. Но там никто не отвечал. Но это особенно меня не встревожило — если штаб 10-й армии эвакуировался, то и танкисты, наверняка, сейчас выполняют мероприятия по плану прикрытия госграницы.

Настроение у меня, впервые за последние сутки, несколько поднялось. Наверно поэтому, я не сделал никакого внушения Сидорову за его промедление в исполнение моих распоряжений. Просто, опустив трубку, встал, повернулся к стоявшим командирам и не очень строгим голосом произнёс:

— Ну что, капитан, ты ещё здесь? Думаешь, немцы будут ждать, пока ты перейдёшь на военные рельсы. Вон, даже такая махина, как штаб армии уже передислоцировалась, а ты всё ещё чешешь свою мирную задницу. Быстро, капитан, быстро — выполнять полученный приказ!

Сказав это, я и сам стремительно направился к выходу из этой каменной ловушки. Сейчас я больше всего боялся оказаться блокированном в этом здании. В любую минуту немецкие самолёты могли появиться вновь над станцией. И теперь, после полученного щелчка, они вряд ли будут бомбардировать расчётливо и прицельно, тем более, под зенитным огнём. Сравняют тут всё с землёй, и всё. Нет, нужно было пользоваться тем, что со станцией у них получился облом. Эскадрильи, которая должна была разнести станцию, уже нет, и теперь только вопрос времени, когда они перенаправят другие самолёты на выполнение проваленной ранее задачи. Оставалось только надеяться, что самолётов у них не так уж и много, и все они закреплены за определёнными целями. А, чтобы перепланировать силы, им понадобится какое-то время.

То, что появление второй волны бомбардировщиков задерживалось, вселяло в меня определённую надежду, что люфтваффе завязло в воздушных боях с истребителями 9-й авиадивизии. А это значит, что Черных поднял свои самолёты в воздух, и сейчас его «соколы», как могут, пытаются остановить стаи стервятников. Конечно, опыта у немецких лётчиков не занимать, что и показал увиденный мной воздушный бой, когда четвёрка мессершмиттов, правда, ценой повреждения трёх своих самолётов, сбила звено наших МиГов. Но у наших истребителей имеется зенитная поддержка, и это, может быть, хоть как-то уравновесит силы. В критической ситуации, как в этом бою, можно спрятаться и за огонь, ведущийся с земли. Всё это опыт, чёрт его возьми, и его придётся получать ценой крови своих братьев.

По памяти, вынесённой из прошлой реальности, я знал, какой урон нанесла немецкая авиация. Люфтваффе была одной из основных составляющих, позволивших немцам завоевать СССР. Понимая это, я и старался, как мог, воздействовать на единственного командира воздушного соединения Красной Армии, который был мне доступен. Исподволь я внушал ему мысль, что аэродромы, на которых располагались фронтовые самолёты нужно разместить подальше от границы. Он, конечно, серьёзно воспринимал мои слова, но сделать особенно ничего не мог. Приходилось пользоваться старыми, построенными ещё поляками взлётными полосами. Местность, испещрённая многочисленными речушками, не позволяла строить новые аэродромы там, где это было выгодно для обороны. Но всё-таки, как я с облегчением узнал, два запасных полевых аэродрома было оборудовано. Правда, они могли действовать только в летнее время, и то, если оно будет сухим, а нынешнее лето как раз таким и было. И, наверное, где-то и под моим воздействием, ещё три недели назад генерал Черных распорядился завезти на эти аэродромы запасы горючего, запчастей и необходимые боеприпасы. Инфраструктура для принятия самолётов там уже имелась.

Когда генерал Черных принял решение об объявлении боевой тревоги и поднятии в 3:30 всех истребителей в воздух, он мне сообщил, что самолёты после выполнения боевой задачи будут возвращаться на новые аэродромы. Конечно, ведь базовые располагались слишком близко к границе. Например, аэродром Турново, где базировалось более ста самолётов, в том числе 52 МиГ-3, находился всего в 12 километрах от границы. И до его взлётных полос немцы могли достать даже артиллерией. Два других, крупных, всепогодных аэродрома располагались так же недалеко от госграницы: Долубево с его 77 самолётами, в т. ч. 56 единиц МиГ-3 — в 22 километрах; Высокое-Мазовец, где базировалось 99 самолётов, в т. ч. 70 Миг-3 — в 39 километрах от изготовившихся к прыжку немцев.

Мои размышления сразу прекратились, как только я вышел в основной зал вокзала. Прервал их Шерхан. Он, как только увидел меня, тут же прервал беседу с двумя женщинами, подбежал почти вплотную и быстро затараторил:

— Товарищ комбриг, ребята с бронеавтомобиля живы и сейчас находятся на улице. А ещё, мне очень не нравится тот лысый тип. Какой-то он не натуральный. Как только подходит к группе отпускников, так тут же начинает визжать и биться в истерике. Вопит, что судьба гражданских никого не интересует, что нужно бежать из города. Что скоро придут немцы, и всех перевешают. Я за ним понаблюдал и заметил, что когда он один, то совершенно спокоен. К тому же, я видел, как он переглядывался ещё с одним человеком. А тот был одет в железнодорожную форму и никак не может быть знаком с этим лысым командировочным.

— Да, Наиль, тебе бы на Лубянке работать! Молодец! Будет время, разберёмся с этим гражданином. Пошли быстрее на улицу. Придётся дальше тормошить это сонное царство.

Выйдя на привокзальную площадь, мы опять были остановлены взволнованной толпой гражданских. И снова основным заводилой нервного поведения обеспокоенных женщин был лысый гражданин. Опять он пронзительно-визгливым голосом что-то выкрикивал. Теперь я был подготовлен словами Шерхана, поэтому решение принял молниеносно. Повернув голову к Наилю, командирским голосом приказал:

— Старший сержант, расстрелять этого паникёра!

Шерхан вытянулся, потом в три шага добрался до лысого и стволом автомата выпихал его из толпы ничего не понимающих женщин. Подогнав к стене вокзала ошарашенного и не верящего в такое развитие ситуации вражеского агента, отступил на несколько шагов и произвёл короткую очередь. Когда тело лысого упало, в толпе раздался общий вздох, потом наступило молчание. Затем, по одному, толпа быстро рассосалась, и некого стало убеждать прекратить панику. На площади остались только следующие за мной командиры и бойцы из экипажа сгоревшего бронеавтомобиля.

Повернувшись к застывшему и побледневшему Сидорову, нервно косящемуся на труп только что расстрелянного паникёра, я, как ни в чём не бывало, спросил:

— Капитан, ты долго будешь за мной ходить с выпученными глазами? Разве ещё не понял — началась война? Делать теперь всё нужно быстро и не рассуждать. Немедленно начинайте выполнять все мои приказания.

Сидоров вздрогнул, приходя в себя, вытянулся, развернулся по-уставному и, сопровождаемый лейтенантом, скрылся в здании вокзала. А мы с Шерханом направились к ожидавшим нас бойцам.

Подойдя к ребятам, я выслушал их рассказ о том, как они скрывались от авианалёта. В это время Наиль принёс мою фуражку, которая валялась в пыли, метрах в шестидесяти от нашей сгоревшей эмки. Он её успел отряхнуть и вручил мне практически чистой. Обретя этот уставной элемент формы, я почувствовал себя уверенней. По-командирски оглядев бойцов из авиадивизии, произнёс:

— Ладно, ребята, теперь, пока не вернётесь к себе в дивизию, вы — пехота. За оружие, которое осталось в броневике, не переживайте, на первый случай, возьмите мой ППШ.

Я вручил свой автомат командиру бронеавтомобиля, после чего продолжил:

— Временно переходите под мою команду. Когда доберёмся до штаба бригады, я вас отправлю обратно в вашу авиадивизию. Сейчас пойдём к разгружающемуся эшелону, там должны выгрузить полуторки. Одну из них поведёт ваш водитель. Когда перебросим эту часть в Сураж, то на этой же машине поедем в мою бригаду. А оттуда я вас переброшу в штаб авиадивизии. Понятно?

Дождавшись утвердительных, «так точно», я повернулся и быстрым шагом направился в сторону запасных путей, где стоял воинский эшелон.

Разгрузка там была в полном разгаре. Никого не нужно было подгонять, все понимали опасность нового авианалёта. Две имевшиеся в эшелоне 37-мм зенитные пушки были уже сняты с платформ и сейчас стояли немного в отдалении, полностью готовые к отражению воздушного налёта. Полуторки тоже были сняты и сейчас их загружали боеприпасами из двух товарных вагонов, находящихся в хвосте этого длинного ряда теплушек и открытых платформ.

Через некоторое время появился сияющий Симонов. И было с чего. Лейтенант приехал во главе целой колонны автотранспорта, в которой было четыре полуторки и два автобуса. Оказывается, они с Сидоровым уговорили зенитчиков выделить нам четыре из своих шести грузовиков. В добавок к этому капитан, проявив недюжинную смекалку, реквизировал у гражданских четыре автобуса. Два он передал лейтенанту, а на оставшихся собирался перевозить отпускников до их частей. Эшелон, кроме платформ с полуторками и орудиями, перевозил ещё два уровских танка МС-1 и два тягача «Комсомолец». Вся эта гусеничная техника, буксируя 76-мм пушки, должна была двигаться к Суражу отдельной колонной. Скорость у техники была небольшой, а занять узел обороны нужно было побыстрее.

К семи часам утра мы закончили формировать нашу автомобильную колонну. Немецкие бомбардировщики так над станцией и не появились. Значит, не так уж хорошо обстоят дела у немцев, видно, самолётов не хватает, чтобы направить на повторную бомбардировку такой важной станции, как Белосток. Хотя налёты на пригороды Белостока продолжались. Периодически были слышны звуки бомбёжек. А один раз я даже видел воздушный бой. Несколько наших истребителей дрались с мессершмиттами. И опять победителями вышли немцы. Правда, в том бою, сбив все наши МиГи, они потеряли три своих истребителя.

Тронулись мы в 7-05. Передовую полуторку вёл Шерхан, рядом сидел я и лейтенант Симонов, замыкала колонну полуторка с бывшим экипажем бронеавтомобиля. В кузовах наших восьми грузовиков были уложены боеприпасы для двух 37-мм и шести 76-мм пушек. Сами орудия были прицеплены к фаркопам полуторок. Кроме снарядов, в кузовах были размещены четыре станковых пулемёта и четыре 82-мм миномёта с запасом мин, там же сидели и их расчёты. Полуторки были, конечно, сильно перегружены, но я думал, — ехать не очень далеко, дорога хорошая, а русская техника выдерживала и не такие нагрузки.

Когда мы уже подъезжали к бывшим позициям Сомовской мехгруппы, из облаков выскочили два мессершмитта. Я даже не успел испугаться, когда они на бреющем полёте пронеслись над колонной. Шерхан резко затормозил, а я с тоской подумал:

— Ну, всё, Юрка, попали мы как «кур в ощип»! Сейчас сделают круг и отделают нас так, что — мама, не горюй.

Соскочив на подножку, я проследил глазами за «мессерами», за траекторией их движения, решая, куда лучше бежать, чтобы не попасть под пулемётные очереди. Но, что это? Самолёты не собирались возвращаться, они набирали высоту и удалялись в сторону госграницы.

— У, гады, — подумал я, — наверное, боезапас кончился, так они просто решили нас шугануть!

Несмотря на то, что по колонне не было сделано ни одного выстрела, этот налёт не прошёл для нас даром. Три грузовика съехали в кювет, а автобус протаранил буксируемую 76-мм пушку и повредил себе радиатор. Я не стал ждать, пока будут ликвидированы все эти коллизии, а приказал оставшимся на дороге грузовикам и неповреждённому автобусу двигаться дальше. И так, мы ехали очень медленно, дорога была забита разбитой техникой, повозками и лежащими повсюду трупами людей. В основном, это были гражданские. Несмотря на ранний час, тысячи людей бросились подальше от неумолимо надвигающегося на них коричневого молоха. Ну и, естественно, попали под удары немецких стервятников. Слава Богу, военной техники было немного, значит, войска ещё до бомбардировок были выведены в места сосредоточения. Приказав оставшимся бойцам вытаскивать застрявшие автомобили вручную, рассадив часть красноармейцев из повреждённого автобуса в уцелевший, а так же по двое в кузова полуторок, мы тронулись дальше. И вот, в 8-50 мы въехали в лесок, где находились блиндажи, построенные две недели назад красноармейцами моей бригады.

Когда прибыли на место, не дожидаясь разгрузки машин, я сразу повёл Симонова к оборудованным позициям этого узла обороны. В течение получаса втолковывал лейтенанту задачи его роты. Только после того, как он всё уяснил, мы направились обратно к нашим грузовикам. Все остальные полуторки уже прибыли. Ещё в дороге я решил полуторку у роты лейтенанта не забирать, а для своего перемещения воспользоваться автобусом. Лейтенанту, после того, как он отдаст обратно зенитчикам четыре полуторки, предстоит сделать ещё несколько рейсов, чтобы вывезти людей, боеприпасы и оставшиеся пушки. А мы впятером прекрасно доберёмся до Заблудок и на этом, бывшем рейсовом автобусе.

Не дожидаясь подхода гусеничной колонны, я распрощался с лейтенантом, сел в автобус, к ожидавшим меня ребятам, и мы тронулись по направлению к Заблудову. На прощанье я ещё раз пообещал лейтенанту Симонову, что ещё до обеда к нему прибудет кто-нибудь из штаба Сомова, привезёт карты и необходимые в его теперешнем положении распоряжения и приказы. Ещё я ему посоветовал, следующим рейсом из Белостока вывезти полевую кухню и захватить с собою продукты.