Комедии

И. Ступников Комедия в десяти действиях

17 июля 1694 года в регистрационной книге дублинского Тринити-колледжа была произведена следующая запись: «Джордж Фаркер, сын Уильяма Фаркера, клерка, зачисляется с сего дня на полный пансион. Упомянутый джентльмен, Фаркер-младший, родился в Лондондерри (Ирландия) в 1677 году; обучался в школе у Эллиса Уолкера…»

Безупречная латынь официальной бумаги, скрепленная печатью и размашистой подписью, — первый и почти единственный документ, относящийся к короткой, но бурной жизни английского драматурга Джорджа Фаркера, автора веселых и остроумных комедий, исполненных тонкого юмора, едкого сарказма.

Первая биография Фаркера появилась, к сожалению, лишь семьдесят лет спустя после его смерти. Автором «жизнеописания» был некий Томас Уилкс из Дублина, добросовестно и честно собравший сведения о жизни драматурга. Однако черпал он эти сведения из рассказов, воспоминаний, анекдотов, бытовавших в литературной и театральной среде Лондона, где любили приукрасить, преувеличить, серьезное обратить в шутку, а невероятное выдать за «правду истинную». Так со страниц старинной книги сходит к нам Джордж Фаркер, во многом — как впоследствии доказали ученые — «настоящий», в чем-то — созданный фантазией людей.

…Клерк Уильям Фаркер зарабатывал немного. Всего 150 фунтов в год. А семья была большая: семь ртов. Поди-ка, прокорми такую ораву. Вот и старались пристроить детей «на полный пансион», как только они подрастали. В семь лет Джорджа, одного ив младших сыновей, отдали в местную школу, где в ту пору преподавал Эллис Уолкер, человек больших знаний и недюжинных способностей. Под руководством своего умного наставника юные воспитанники школы не только научились правильно спрягать латинские и греческие глаголы, но и пристрастились к искусству театра, играя в комедиях Теренция, Шекспира и Бена Джонсона, постановку которых осуществлял сам мэтр.

В семнадцать лет Джордж Фаркер уезжает в Дублин и поступает в знаменитый Тринити-колледж, из стен которого вышло немало крупных английских писателей. «Полный пансион» отнюдь не означал привольного и беспечного житья. Казенный кошт приходилось отрабатывать, прислуживая за столом членам совета колледжа. Едва ли молодой Фаркер, увлекавшийся поэзией и театром, серьезно занимался богословием: согласно воспоминаниям друзей, время он проводил в чтении светских книг, поездках на ярмарку, посещениях театра. В феврале 1696 года ученью Фаркера неожиданно наступил конец: с неподобающими будущему священнику легкомыслием и фривольностью излагал он на экзамене эпизоды из Евангелия, за что и был изгнан из Тринити.

Вырвавшись на свободу, избавившись от казарменного режима, царившего в колледже, Фаркер поступает в дублинский театр Смок-Элли, где встречается с молодым талантливым актером Робертом Уилксом, сделавшим впоследствии блестящую карьеру на английской сцене. Рассказывают, что благодаря дружеской поддержке Уилкса Фаркер удачно дебютировал на подмостках театра в роли Отелло (!).

Вскоре репертуар начинающего актера расширяется: Фаркер играет в комедиях Этериджа, Хауарда, Бомонта и Флетчера, в трагедиях Шекспира, Драйдена, Бэнкса, «никогда при этом не вызывая у публики ни малейшего раздражения».

Однажды, исполняя роль Гайомара в трагедии Драйдена «Император индейцев», Фаркер настолько вошел в образ, что серьезно ранил своего коллегу в сцене дуэли из последнего акта. Этот случай так поразил воображение Фаркера, что он решает навсегда покинуть сцену и отправляется в Лондон попытать счастья на поприще драматургии.

Приехав в Лондон в конце 1697 года, Фаркер тотчас обращается к директору театра Дрюри-Лейн Кристоферу Ричу, к которому у него было рекомендательное письмо от Уилкса. Суровый и недружелюбный, Рич на этот раз проявил некоторые «признаки Человеколюбия» и дал возможность молодому дублинцу испробовать свои силы: первая пьеса Фаркера «Любовь и бутылка» была с успехом поставлена на сцене театра Дрюри-Лейн в декабре 1698 года. Спектакль прошел девять раз подряд, что по тем временам означало немалый успех.

1698 год был в известном смысле знаменательным в истории английской драматургии и театра: в марте месяце проповедник Джереми Колльер опубликовал свой памфлет-декларацию «Краткий очерк безнравственности и нечестивости английской сцены», где явно с буржуазных позиций критиковал комедию Реставрации, столь популярную при дворе Карла II, с ее прославлением бесчинства, расточительства, изощренного остроумия, откровенной фривольности, веселья и беспечности. Пьесы Джорджа Этериджа, Уильяма Уичерли, Томаса Шедуэла, написанные в антипуританской манере, представляющие буржуа в самом неприглядном и смешном виде, вызывали гнев Колльера. «Истинное назначение театра, — писал он, — поощрять добродетель, противодействовать пороку, изображать шаткость человеческого величия, внезапные перемены судьбы и пагубные последствия насилия, несправедливости и гордыни. Представлять безрассудство, коварство и вообще все дурное в таком свете, чтобы они вызывали полное к ним презрение».

Итак, третье сословие объявляло борьбу за свой театр.

Книга Колльера вызвала горячую дискуссию. Множество возражений в первую очередь возникло, конечно, со стороны драматургов. Но памфлет Колльера оказал не только эмоциональное воздействие на литературные и театральные круги: он привел и к практическим последствиям. Комедии типа тех, которые создавали Уичерли или Этеридж, едва ли могли, теперь идти на подмостках английских театров.

Постепенно господствующее место на сцене заняли драматические произведения, чей пафос заключался в утверждении и восхвалении буржуазных добродетелей — бережливости, набожности, деловитости.

Сила Колльера заключалась в том, что его взглядах встретили поддержку у нового, третьесословного зрителя, который мало-помалу теснил светских щеголей и щеголих, прочно завоевывая свое место в театре. И, надо отметить, зрители-буржуа умели весьма решительно выражать свое мнение по поводу того или иного спектакля, определять успех или неуспех любой пьесы.

Фаркер пришел в мир театра на переломе эпох, когда принципы и эстетика комедии Реставрации уже изживали себя, а новая идея — грядущего века Просвещения — еще только зарождалась. Комедии Фаркера, сохранившие во многом антибуржуазную традицию и антипуританский дух эпохи Реставрации, сыграли значительную роль в процессе становления английского театра XVIII столетия.

«Двойственность переломной эпохи» ощущалась уже в первой пьесе Фаркера. Написанная в традициях Этериджа и Уичерли, «Любовь и бутылка» тем не менее существенно отличалась от своих литературных предшественников: весь ее «человеческий климат» был мягче, теплее, добродушнее. Верно: герой комедии, молодой повеса Роубак, весьма напоминал весельчаков и кутил Реставрации. Как и они, соблазнял он доверчивых и невинных девиц, скрывался от назойливой любовницы, участвовал в многочисленных проделках и дебошах. Но пружиной всех его действий и поступков был не изощренный и холодный ум щеголя, стремящегося, во что бы то ни стало, действовать вопреки принципам пуританской морали, а, скорее, молодость с ее избытком душевных и физических сил, неуемностью желаний и бесшабашностью.

28 ноября 1699 года в том же театре Дрюри-Лейн состоялась премьера второй пьесы Фаркера «Верная супружеская пара». На одну из главных ролей — сэра Гарри Уайльдера — был приглашен из Дублина Роберт Уилкс. Спектакль имел невероятный успех, «блестящая труппа комедиантов» сыграла его в течение сезона более пятидесяти раз! Образ сэра Гарри Уайльдера отныне навсегда будет связан в истории английского театра с именем первого (и блестящего!) исполнителя этой роли — Роберта Уилкса. Публика не только с интересом следила за стремительно развивающимся действием, не только с удовольствием слушала легкий, искрящийся юмором диалог, но и бурно радовалась торжеству добродетели: «благополучному воссоединению верной супружеской пары» — леди Льюруэлл и полковника Стэндарда, вновь нашедших друг друга после долгих лет разлуки. Искреннее чувство и верность одерживали в спектакле победу над цинизмом и расчетом.

В двадцать два года Фаркер стал популярным и модным драматургом. Нередко теперь за советом и помощью к нему обращались коллеги, он стал завсегдатаем кофейни Уилла, что находилась неподалеку от Ковент-Гардена и где собирались представители литературных и театральных кругов; «высокомерный Рич» просил молодого драматурга писать прологи и эпилоги к пьесам, идущим на сцене Дрюри-Лейна. Жизнь, казалось, сулила безоблачное будущее, успех, благосостояние. Однако все сложилось иначе.

В начале апреля 1701 года Рич поставил третью пьесу Фаркера — «Сэр Гарри Уайльдер», которая продолжала и развивала сюжетные линии «Верной супружеской пары». Хотя спектакль прошел несколько раз, успехом у публики он не пользовался. Знакомые зрителю образы потеряли в этой пьесе свое былое обаяние и силу: в бездушную и капризную кокетку превратилась леди Льюруэлл, а умный и скромный полковник Стэндард — в «ревнивого мужа», персонажа столь типичного для комедии Реставрации. Переодевания, «призраки», обманы и розыгрыши лишились своей занимательности, легкости, остроты; они отягощали сюжет, структура спектакля становилась громоздкой и неуклюжей.

Тяжело пережил свою неудачу Фаркер и, словно не веря более в собственные силы, обратился за помощью к драматургу елизаветинской эпохи Джону Флетчеру, переделав его комедию «Охота за охотником». «Неверный» Фаркера был холодно принят публикой: уж слишком трудной оказалась задача приспособить пьесу Флетчера, написанную в 1621 году, ко вкусам английского зрителя начала XVIII века. «Охота за охотником» лишена каких бы то ни было романтических мотивов, отношения между героями грубы, порой откровенно физиологичны. В развитии сюжета отсутствует логическая последовательность, язык отличается тем «светским остроумием», которое сделало Флетчера модным драматургом в период Реставрации.

Несмотря на неудачу, «Неверный» был свидетельством растущего мастерства Фаркера-драматурга.

«Невеселая театральная доля» была уготована — увы! — и следующей пьесе Фаркера — «Близнецы-соперники» (1702). Как ни пытался Фаркер развеселить публику, «смехом обличая порок», ничего из этого не вышло: сюжет пьесы — борьба братьев-близнецов за наследство и титул — никак не «укладывался» в привычные рамки жанра, был слишком серьезным для дрюри-лейнской публики, не привыкшей к «глубокомысленной комедии».

Драматург вскоре и сам понял, что выбранную им тему едва ли стоило «облекать в форму комедии», однако в предисловии к первому изданию «Близнецов-соперников» он попытался объяснить свою точку зрения на задачи комедии: «…существует мнение: дело комедии — критиковать глупость и безрассудство, цель трагедии — бичевать порок. Но что же делать со злом «средним», слишком высоким для комедии и слишком низким для трагедии? Неужели может оно оставаться безнаказанным? Разве не опасны для общества злодейства, разоблаченные в моей пьесе, — мошенничество, злословие, интриганство, подлог?.. Но персонажи мои слишком мелки для трагедии. Что же с ними делать? Конечно, они должны стать предметом комедии».

В этих рассуждениях Фаркера намечается, вне сомнений, поворот к новому жанру — буржуазной драме.

К бедам театральным прибавились вскоре неприятности личные. Как рассказывают, в 1703 году Фаркер, надеясь поправить свое весьма пошатнувшееся материальное положение, женился на молодой вдове, которая — по ее собственным словам — имела ежегодный доход в 700 фунтов стерлингов. Однако после того как был подписан брачный контракт, выяснилось, что единственным «имуществом», которым владела вышеназванная вдова, были… ее трое детей от первого брака.

Материальное положение семьи становилось тяжелее день ото дня. Потеряв всякую надежду на успех, Фаркер неделями не брался за перо, существуя лишь на случайные заработки.

В феврале 1704 года на сцене театра Линкольнс-Инн-Филдс состоялась премьера фарса «Дилижанс», который Фаркер написал совместно с Питером Моттё, заимствовав сюжет у французского драматурга Жана де ла Шанеля. Спектакль был хорошо принят публикой и принес авторам некоторый доход. К тому же с помощью Роберта Уилкса пьесу удалось напечатать в Дублине, а к концу года театр Смок-Элли, желая хоть как-то помочь Фаркеру, пригласил его сыграть роль сэра Гарри Уайльдера в «Верной супружеской паре», специально возобновленной к приезду «блудного сына» и показанной в его бенефис.

На деньги, вырученные от поездки в Дублин, рассчитывать, однако, не приходилось. Вскоре Фаркер снова метался по Лондону в поисках заработка. И тут совершенно неожиданно подвернулась возможность купить патент на чин лейтенанта и стать офицером-вербовщиком в пехотном полку, которым командовал герцог Оррери. Долго раздумывать не приходилось: время было нелегкое, шел третий год войны за Испанское наследство. Драматург принял предложение: 54 фунта 16 шиллингов в год. Деньги хоть и небольшие, но верные: уж очень устал Фаркер от непрестанной нужды, здоровье пошатнулось, да и семья увеличилась быстро — в 1704 году родилась дочь, а через год — другая.

Однажды новоиспеченного офицера-вербовщика судьба занесла в маленький провинциальный городок Шрюсбери графства Шропшир. Здесь он был тепло принят местным обществом, что превратило его службу («самое скучное и неблагодарное дело на земле») в сплошное удовольствие.

Пьеса «Офицер-вербовщик», в которой отразились впечатления Фаркера от пребывания в Шрюсбери, была поставлена в театре Дрюри-Лейн 8 апреля 1706 года. Спектакль имел триумфальный успех. Вслед за Дрюри-Лейном пьесу почти одновременно поставили еще два лондонских театра — Дорсет-Гарден и Театр королевы в Хеймаркете.

«Офицер-вербовщик» тотчас завоевал любовь английского зрителя. Комедию с успехом играли как в столице, так и в провинции, актеры неизменно выбирали ее для своих бенефисов, а в 1714 и 1728 годах «Офицером-вербовщиком» торжественно открыли свой первый сезон новые лондонские театры — Нью-Линкольнс-Филдс и Гудменс-Филдс. С 1706 по 1776 год комедия была сыграна 447 раз.

Между тем дела Фаркера едва ли улучшились. Правда, благодаря «Офицеру-вербовщику» удалось уплатить долги, толпа кредиторов уже не осаждала двери дома, но прокормить большую семью по-прежнему было нелегко. К тому же здоровье Фаркера, подточенное годами нужды, становилось все хуже. Недуг, природу которого врачи не брались (да и едва ли могли!) определить, отнимал силы, лишал возможности работать. Пришлось продать должность и чин. Снова начались поиски заработка.

В декабре 1706 года Фаркер внезапно исчез из дому. Розыски не дали никаких результатов. Друзья уже потеряли всякую надежду вновь увидеть Фаркера, когда Роберт Уилкс неожиданно получил от него письмо, где сообщался адрес «тайного убежища». Уилкс нашел Фаркера в плачевном состоянии в крошечной комнатке на чердаке дома по улице Сейнт Мартин-Лейн. Волнуясь, со слезами на глазах, рассказал Фаркер другу о своих бедах и невзгодах: долгах, нужде, болезни, уходе в отставку, тяжелой семейной жизни. Уилкс, твердо убежденный, что театр является панацеей от всех зол, посоветовал Фаркеру написать новую пьесу и дал ему 20 гиней «для поддержания духа».

Собрав последние силы, Фаркер, уже прикованный болезнью к постели, принялся за новую комедию, которую он назвал «Хитроумный план щеголей, или В погоне за женой». Пьеса была написана за шесть недель. Ее премьера состоялась 8 марта 1707 года в Театре королевы в Хеймаркете. Об огромном успехе спектакля Фаркеру сообщили друзья. Драматургу не суждено было увидеть героев своей новой комедии: он умер 20 мая 1707 года.

Члены семьи драматурга на похоронах не присутствовали. За гробом Фаркера шли его верные друзья — актеры лондонских театров, никогда не унывающее племя лицедеев, для которых «бедолага Джордж» навсегда остался жить в героях своих остроумных и веселых комедий.

«Офицер-вербовщик» и «Хитроумный план щеголей» — лучшие комедии Фаркера. Остроумие, комедийный блеск, юмор, ирония, сочные, ярко вылепленные характеры — все это щедро представлено драматургом, все призвано создать реалистическую комедию, верно отражающую современное ей состояние мира.

В атмосферу веселья и смеха читатель погружается, как только открывает первые страницы «Офицера-вербовщика», — на рыночной площади ловкий и смекалистый сержант Кайт вербует в гренадеры. Уж и мастер он на цветистые речи да на хитрости разные! А что делать? Иначе никого не завербуешь. Весельем пронизаны все сцены, где капитан Плюм встречается со своей возлюбленной Сильвией. Их диалоги — словно бой на рапирах: удар, еще удар, временное отступление, ловкий выпад, снова атака. А чего стоит сцена, где пройдоха Кайт, выдавая себя за астролога, предсказывает простодушным горожанам их будущее! Тут уж комических ситуаций, задора, страсти к розыгрышу хоть отбавляй!

Но Фаркер не только смешит. Сквозь смех то и дело прорываются нотки осуждающие, сатирические, «колкие». Фаркер-офицер отлично знает жизнь. Он умен, наблюдателен, этот лейтенант, приехавший однажды в Шрюсбери вербовать солдат для королевской армии, вот уже который год ведущей разорительную войну. Разве может он не понимать всю жестокость законов о принудительной вербовке? Разве может не видеть, как с помощью обмана и мошенничества людей насильно заставляют служить королеве? Закон гласит: «…рекрутировать здоровых мужчин, не имеющих определенных занятий и видимых средств к существованию…» Boт и решает сержант Кайт (с полного на то согласия судьи и капитана Плюма) забрать в солдаты «честного малого», шахтера: ведь он работает под землей, а следовательно, не имеет «видимых» средств к существованию.

Кто побогаче, тот откупится от армии: даст взятку судье да капитану. Ну а беднякам что делать? Порой и они находят выход: «Уж так мы договорились, — доверительно сообщает суду подружка шахтера, — он будет звать меня женой, чтоб меня за шлюху не считали, а я его — мужем, чтоб ему в солдаты не идти».

Шахтер, проститутка, кузнец, мясник, деревенский парень Буллок и его сестра Рози, сержант и капитан королевской армии… Кем населил Фаркер свою комедию? Не часто доводилось английскому зрителю начала XVIII столетия встречаться с такими героями. После светских остроумцев, щеголей и кутил Лондона — простые люди маленького захолустного города. К провинции у Фаркера особое отношение, исполненное доверия, уважения. По замечанию литературного критика и поэта Ли Ханта, читая пьесу, «вы словно вдыхаете чистый, свежий, бодрящий воздух далекого захолустного местечка». И люди в этом местечке, как убедительно доказывает Фаркер, выше душой и чище нравом, чем лондонский свет, откуда брали своих героев Этеридж, Уичерли, Конгрив или Ванбру. Неверно было бы, однако, полагать, что эти комедиографы никогда не «опускались» до изображения провинциального быта и жизни: Уильям Конгрив, например, знакомит нас в «Двоедушном» с «удивительным обществом» — лордом и леди Тачвуд и их окружением; в «Неисправимом» Джон Ванбру, современник Фаркера, приводит нас в дом сэра Танбелли Кламзи, где мы встречаемся с его женой и дочерью. Но характеры этих провинциалов, выписанные сочно и ярко, наделены лишь отрицательными чертами. Тупость, обжорство, леность ума, узость интересов — вот что в первую очередь типично для «провинциальных аристократов» — четы Тачвуд.

Иное дело у Фаркера. Судья Баланс, его дочь Сильвия, шропширский джентльмен мистер Уорти — люди умные, образованные, по-своему интересные. Нет, Фаркер далек от мысли идеализировать своих провинциалов, рассказывает он о них с уважением, порой с мягким юмором, но всегда с каким-то внутренним чувством признательности. Благодаря Фаркеру, как тонко подметил один из исследователей его творчества, Уильям Арчер, английская комедия начала XVIII века вырвалась из узкого, замкнутого круга фешенебельных гостиных и кофеен Лондона и перекочевала на рыночные площади, проселочные дороги, в дом сквайра, в зал суда.

Воздух провинции словно облагораживает героев Фаркера, смягчает их душу, делает людьми гуманными, способными откликнуться на чужую беду. За бравадой и дерзостью капитана Плюма скрывается доброе сердце: «Ей-богу же, я не такой непутевый, как думают, — признается он Сильвии. — Я просто люблю привольное житье, а людям кажется, что это разврат. Ведь они судят но видимости: им не вера в бога нужна, а набожность…» Сколько общего окажется впоследствии у капитана Плюма с другим героем английской литературы, добрым малым Томом Джонсом, главным персонажем романа Генри Филдинга «История Тома Джонса найденыша», написанного четыре десятилетия спустя.

Умная, энергичная и смелая Сильвия не имеет ничего общего с «городскими» героинями Уичерли или Конгрива. Перед нами женщина благородная, волевая, борющаяся за свое счастье, лишенная, по словам Плюма, «притворства, неблагодарности, зависти, корыстолюбия, спеси и тщеславия, которые столь свойственны ее сестрам». Не случайно так часто литературоведы сравнивают Сильвию с Виолой и Розалиндой, героинями комедий Шекспира «Двенадцатая ночь» и «Как вам это понравится». Сильвия — воплощение деятельного начала в жизни. Задорная, остроумная, она не хочет стать женой-рабыней, беспрекословно подчиняющейся воле мужа. Капитану Плюму она станет другом, будет равноправной участницей всех семейных дел и затей, вместе с мужем будет «все утро носиться под звуки охотничьего рога, а весь вечер — под звуки скрипки».

Надменная Мелинда, обладательница солидного состояния, в финале пьесы «капитулирует» перед верностью мистера Уорти, понимая, что главное в жизни — искреннее чувство.

Доброе расположение Фаркера ко многим своим героям сказалось и в том, что драматург никогда не превращает их в «ходячие карикатуры», как это нередко делали его предшественники, комедиографы эпохи Реставрации. В пьесе есть, пожалуй, всего лишь одно исключение — капитан Брейзен, нахальный, болтливый, пошлый. Всех-то он знает, всюду бывал, во всех битвах участвовал, со всеми на короткой ноге. Здесь драматург не скупится на гротеск, буффонаду. Каждая сцена, в которой появляется Брейзен, сопровождалась, по свидетельству современников, саркастических! смехом. Этим смехом зритель-буржуа казнил распущенность нравов, глупость и безрассудство уходящей эпохи. Новый зритель не только смеялся. В финале спектакля он торжествовал; Мелинда отдавала руку и сердце (а вместе с ними — приданое в двадцать тысяч фунтов!) мистеру Уорти. Богатство и красивая жена (но богатство прежде всего!) становились наградой добродетельному шропширскому джентльмену, а не распутному Брейзену.

Фаркер не пренебрегал теми драматургическими средствами, к которым привык зритель. В «Офицере-вербовщике» он использует все богатство театральных приемов, выработанных предшественниками. Фаркер любит и умеет поражать публику неожиданностью поворотов в судьбах героев, заставляет зрителя внимательно следить за одновременным развитием нескольких сюжетных линий, мастерски нагнетает действие. Задолго до Фаркера был хорошо испытан и выверен прием переодевания: в мужской наряд облачалась шекспировская Виола, Фиделия из «Прямодушного» Уичерли, Оливия и Тереза из «Младшего брата» Афры Бен.

Веселый розыгрыш, обман, хитроумная проделка были также неотъемлемой частью многих комедий. Псевдогадалки, прорицатели, астрологи-мошенники — все эти персонажи пользовались популярностью у зрителя, да и актеры считали, что в этих ролях есть что играть. Дабы потрафить театральным вкусам века, «гадает по звездам» и сержант Кайт, суля богатство и славу мужской половине города Шрюсбери.

Но если в отношении структуры пьесы Фаркер следовал многим канонам, выработанным задолго до него, то в области языка он шел путями новыми. Герои Фаркера не щеголяют цитатами из классиков, не изощряются в сравнениях, высокопарных эпитетах, не создают «походя» афоризмов, которые становятся затем достоянием всех лондонских кофеен. Диалоги «Офицера-вербовщика» исполнены простоты, безыскусственности, в них звучит подлинно «разговорная интонация». Грубая речь солдат и новобранцев, «зазывальные рулады» сержанта Кайта, степенные рацеи судья Баланса, дерзкая и остроумная «словесная перепалка» Сильвии и капитана Плюма — все это создает яркую, реалистическую картину языковых особенностей эпохи.

Комедия «Хитроумный план щеголей» продолжает и развивает многие социальные и эстетические мотивы, порой лишь намеченные в «Офицере-вербовщике».

Снова читатель оказывается в провинции, на этот раз в Личфилде. И если Шрюсбери славился своим прекрасным воздухом, то Личфилд не менее прекрасным элем. Рассказывают, что Фаркер заезжал однажды в Личфилд по делам службы. Остановился он в гостинице «Джордж Инн». Комната, в которой жил лейтенант Фаркер, и доныне составляет одну из достопримечательностей городка.

Кого мы только не встречаем на страницах веселой комедии: хозяина гостиницы и его дочь, разбойников с большой дороги, пленных французских офицеров, лондонских щеголей, «провинциального остолопа» сквайра Саллена, слуг и служанок, по уму и изобретательности ничуть не уступающих своим хозяевам, ирландца, выдающего себя за французского капеллана. Круг героев Фаркера еще более расширился, стал еще демократичнее по составу.

Дом гостеприимной леди Баунтифул отличается простотой нравов, а сама хозяйка — добротой и сердечностью. В этой атмосфере покоя, тишины и доверчивости два лондонских весельчака Эймуэлл и Арчер кажутся совершенно инородными элементами. Сюда, в провинциальный Личфилд, они приехали в поисках невесты и состояния, выдавая себя не за тех, кто они есть. Щеголи убеждены: «Нет большего стыда, чем лохмотья, нет худшего преступления, чем бедность». Фаркер не допускает молодых прощелыг и обманщиков в дом леди Баунтифул: драматург поселяет их в гостинице, хозяин которой — скупщик краденого, «душа» воровской шайки. Притон мистера Боннифейса — с точки зрения Фаркера как раз подходящее место для Эймуэлла и Арчера, приехавших в Личфилд с нечестными замыслами.

Так традиционный сюжет комедии Реставрации — погоня за богатым приданым — уже в начале пьесы неожиданно раскрывает новые грани: драматург не только не возвышает столичных щеголей, а, напротив, осуждает их намерения. Эймуэлл и Арчер должны избавиться от своих пороков, пройти сквозь ряд испытаний, доказать, что они способны на душевные порывы, на поступки благородные и честные. Только тогда Фаркер наградит их и богатством и красивой женой. Снова возникает мотив, уже знакомый нам по «Офицеру-вербовщику»: деньги — дело серьезное, богатство не для прощелыг, оно должно быть в руках людей добропорядочных и степенных.

Образы Эймуэлла и Арчера эволюционируют от действия к действию: пробуждается совесть, сознание вины тяготит сердце, свежий и прозрачный воздух провинциального Личфилда словно очищает душу светских щеголей, и вот в финале пьесы мы свидетели того, как доброе начало берет верх: «Сударыня, — признается Эймуэлл Доринде, — перед вами не только влюбленный, но и человек, обращенный вами на путь истинный. Судите о моей страсти по моему превращению! Все во мне — ложь. Но вам я открою всю правду. Все во мне фальшиво — только страсть подлинная!.. Я не лорд, я жалкий бедняк и явился сюда с гнусной целью завладеть вашим приданым…»

Признание удивительное! Светский щеголь, кутила, обманщик, завсегдатай модных кофеен, беспечный покоритель женских сердец кается в своих прегрешениях милой и доверчивой Доринде! Такого читатель не встречал даже в пьесах Джона Ванбру, современника Фаркера.

Ну, а что же произошло с Арчером? Он тоже совершает ряд благородных поступков и, надо полагать, обретет себе в жены миссис Саллен.

Доринда и миссис Саллен — образы, созданные Фаркером с особой любовью. Романтичная, открытая, исполненная веры в жизнь, Доринда летит навстречу счастью, она убеждена в искренности чувств своего поклонника. Умудренная жизненным опытом, миссис Саллен с грустной улыбкой выслушивает восторженные речи Доринды: уж миссис Саллен знает, как рушатся мечты, что такое неудачный брак, тоскливое существование без любви, взаимопонимания, дружбы. Но жизнь не озлобила миссис Саллен, не превратила ее в жестокую и мстительную мегеру. А ведь быть женой «угрюмого пьянчуги», грубого, невежественного сквайра Саллена — жребий не из легких.

Предшественники Фаркера — Уичерли, Конгрив, Ванбру — рассматривали вопросы брака как юридическую условность, с помощью которой собственность и деньги переходили из одних рук в другие. Брачный контракт не подразумевал непременного «наличия» чувства: оно было элементом желательным, но не обязательным. Развод считался позором.

В «Хитроумном плане щеголей» впервые слышится протест против брака-сделки, брака унизительного, в первую очередь для женщины.

А какова точка зрения на брак ее супруга? С некоторым удивлением узнает Саллен, что законы о браке, как и всякие законы, должны создаваться для блага людей, что никому не нужен закон ради самого закона. Но в полное изумление приводят сквайра слова сэра Чарлза Фримена о том, что у разумных существ помимо плоти есть еще и души, которые соединяются в браке.

Привычная ситуация — стороны, вступающие в брак, излагают свои условия — как бы «перевернута» Фаркером в этой комедий: Саллен и миссис Саллен обсуждают свою совместную жизнь, свои «условия» много позже подписания брачного контракта, хорошо узнав друг друга в течение четырнадцати месяцев. И миссис Саллен обретает в этой беседе положение равноправного участника, уверенно решающего свою судьбу.

У комедий Фаркера завидная театральная судьба: и «Офицер-вербовщик» и «Хитроумный план щеголей» в течение более двух столетий привлекают внимание актеров и режиссеров. Сержант Кайт был первой ролью выдающегося английского актера Дэвида Гаррика, которую он сыграл в любительском спектакле одиннадцатилетним мальчиком. Позже, став профессионалом, Гаррик исполнял роли Костара Пермейна и капитана Плюма. Бравому Плюму вообще везло на исполнителей: в 1756 году в этой, роли выступил талантливый актер Спрейнджер Барри, а в 1797-м — Чарлз Кембл.

21 ноября 1740 года роль Сильвии на сцене театра Ковент-Гарден впервые сыграла замечательная актриса Пегг Уоффингтон.

Не забыл «Офицера-вербовщика» и современный театр. Пятьдесят шесть представлений выдержал этот спектакль в лондонском Артс Тиэтр с ноября 1943 по январь 1944 года. А в 1963 году Лоренс Оливье, руководитель вновь организованного Национального театра, включил комедию в репертуар только что сформированной труппы.

Образы «Хитроумного плана щеголей» также вошли в творческую биографию многих актеров и актрис разных эпох. В роли Арчера любили выступать Дэвид Гаррик и Чарлз Кембл. Саллена и Скраба нередко играли Джеймс Куин и Чарлз Маклин, выдающиеся мастера сцены XVIII века. Как ни странно, роль Скраба пришлась по душе актрисам. Так, в 1786 году одна из ведущих актрис Ковент-Гардена, миссис Эбингтон, выбрала эту роль для своего бенефиса. Подобных примеров можно привести много. Миссис Саллен была любимицей почти всех знаменитых актрис XVIII века. В особенности роль удалась Ханне Притчард и Пегг Уоффингтон. Имена героев «Хитроумного плана» возникли на афишах театров и в XX веке. В мае 1963 года, например, комедию поставил лондонский театр Эшкрофт.