Комментарии к жизни. Книга вторая

Посредственность

Шторм продолжался в течение нескольких дней, с сильными ветрами и обильными дождями. Земля впитывала воду, и с деревьев смывалась пыль многих лет. В этой части страны не было настоящего дождя в течение нескольких лет, но этот дождь теперь восполнил это, по крайней мере каждый надеялся, и радость сопутствовала шуму дождя и водных потоков. Дождь все еще шел, когда мы ложились спать, очень сильно барабаня по крыше. Он создавал ритм, танец, и слышалось журчание множества ручьев. Что это было за прекрасное утро! Тучи развеялись, все холмы вокруг сияли в раннем утреннем солнце, они все были омытыми и чистыми, и в воздухе витала благодать. Еще ничто не шевелилось, и только высокие вершины сверкали. Через несколько минут начнется повседневный шум, но сейчас в долине стояло глубокое умиротворение, хотя ручьи бурлили, и вдалеке закукарекал петух. Все краски оживились, все было настолько ярким, молодая трава и то огромное дерево, которое, казалось, возвышалось над долиной. Новая жизнь была в изобилии, и теперь боги получат жертвоприношения, отданные с удовольствием и свободно. Теперь поля станут урожайными из-за прорастающего риса, и не будет никакой нехватки корма для коров и коз, теперь колодцы будут полны, и свадьбы будут сыграны с радостью. Земля будет рыжей, и будет празднование.

«Я хорошо осознаю состояние моего ума, — объяснил он. — Я учился в колледже и получил так называемое образование, довольно много читал. Политически я принадлежал к крайне левым, и мне весьма знакома их литература. Партия стала подобна любой организованной религии, она такая же, чем был и продолжает быть католицизм, с отлучениями от церкви, угрозами и лишениями. Какое-то время я честолюбиво работал в политике, надеясь на улучшение мира, но увидел насквозь фальшивую игру, хотя мог бы быть впереди всего этого. Еще раньше я понял, что реальное преобразование не происходит через политику, политика и религия не смешиваются. Я знаю, что это нужно сказать, что мы должны привнести религию в политику, но в тот момент, когда мы так сделаем, это больше не будет религией, это станет просто ерундой. Бог не говорит с нами политическими терминами, но мы творим нашего собственного бога в терминах наших политических или экономических условий.

Но я не пришел, чтобы поговорить с вами о политике, и вы совершенно правы, что отказываетесь обсуждать это. Я пришел, чтобы обговорить кое-что, что действительно снедает меня. Недавно вечером вы сказали что-то относительно посредственности. Я слушал, но не мог принять это, так как был слишком встревожен, но когда вы говорили, то слово «посредственность» очень сильно действовало на меня. Я никогда не думал о себе как о посредственности. Я не использую это слово в социальном смысле, и, как вы заметили, оно не имеет никакого отношения к классовым и экономическим различиям или к рождению».

Естественно. Посредственность находится полностью вне пределов сферы произвольных социальных разногласий.

«Понимаю, что это так. Вы также сказали, если я правильно помню, что по-настоящему религиозный человек — это единственный революционер, и такой человек не посредственен. Я говорю о посредственности ума, а не работы или положения. Те, кто находится в самых высоких и наиболее властных позициях, и тех, кто имеет удивительно интересные занятия, могут все еще быть посредственны. У меня нет ни возвеличенного положения, ни особо интересного увлечения, и я осознаю состояние моего собственного ума. он просто посредственен. Я студент западной и восточной философии и заинтересован во многих других вещах, но несмотря на это мой ум совершенно обыкновенный. У него есть некоторая способность к скоординированному мышлению, но он все еще посредственен и не способен к творчеству».

Тогда, в чем же проблема, сэр?

«Во-первых, я по-настоящему сильно стыжусь состояния, в котором нахожусь, моей собственной чрезвычайной глупости, и говорю это без какой-либо жалости к себе. Глубоко внутри меня, несмотря на все мое обучение, я нахожу, что не склонен к творчеству в самом глубоком смысле этого слова. Должно быть, возможно получить ту творческую способность, о которой вы говорили на днях, но как пробудить ее? Не слишком ли это прямолинейный вопрос?»

Можем ли мы подумать над этой проблемой чуть попроще? Что же это, что делает посредственными ваше сердце и ум? Можно иметь энциклопедические знания, огромные способности и так далее, но за пределами всех этих поверхностных приобретений и талантов что делает ум совершенно глупым? Может ли ум быть, в какое-либо время другим, чем каким он всегда был?

«Я начинаю понимать, что ум, как бы умен, способен он ни был, может к тому же быть глупым. Его нельзя переделать во что-то другое, потому что он всегда будет таким, какой он есть. Он может быть безгранично способен к рассуждению, предположению, разработке, вычислению, но как бы он ни расширялся, он всегда будет оставаться в той же самой области. Я только что уловил значение вашего вопроса. Вы спрашиваете, может ли ум, который способен на такие удивительные подвиги, превзойти себя в его собственной воле и усилии».

Это один из вопросов, которые возникают. Каким бы ни был он умным и способным, если ум все еще посредственен, может ли он через его собственную волю когда-либо выйти за пределы себя? Простое осуждение посредственности с ее широкими набором оригинальностей никоим образом не изменит факт. А когда осуждение, со всеми его последствиями, прекратилось, возможно ли выяснить, что же вызывает состояние посредственности? Мы теперь понимаем значение этого слова, так что давайте придерживаться его. Не является ли одним из факторов посредственности побуждение достичь, получить результат, преуспеть? И когда мы хотим стать творческими, мы все еще поверхностно имеем дело с вопросом, не так ли? Я есть это, которое я хочу заменить на то, поэтому я спрашиваю как, но когда способность к творчеству — это что-то, за что надо бороться, результат, который надо достичь, ум уменьшает ее до его собственного условия. Это процесс, который мы должны понять, а не пытаться заменять посредственность на что-либо другое.

«Вы имеете в виду, что любое усилие со стороны ума, чтобы изменить то, чем он является, просто ведет к продолжению его самого в другой форме, и таким образом никакого изменения вообще нет?»

Это так, верно? Ум породил его существующее состояние через его собственное усилие, через его желания и страхи, через его надежды, радости и боли, и любая попытка с его стороны изменять то состояние совершается все еще в том же самом направлении. Мелочный ум, пытающийся не быть им, является все еще мелочным. Конечно же, проблема в прекращении всякого усилия со стороны ума быть чем-то в любом из направлений.

«Конечно. Но это не подразумевает отрицание, состояние пустоты, не так ли?»

Если просто слышать слова без того, чтобы улавливать их значение, без того, чтобы экспериментировать и переживать, то умозаключения не имеют никакого основания под собой.

«Так что за способностью к творчеству нельзя гнаться. Ее нельзя изучить, практиковать или вызвать с помощью какого-либо действия, какой-либо формы принуждения. Я понимаю суть этого. Если можно, я буду размышлять вслух и медленно прорабатывать это с вами. Мой ум, который стыдился своей посредственности, теперь осознает значение осуждения. Это обвинительное отношение вызвано желанием измениться, но само это желание изменяться — результат мелочности, так что ум все еще остается тем, чем он был, и никакого изменения вообще не произошло. Насколько я понял».

Что это за состояние ума, когда он не пытается изменить себя, стать кем-то?

«Он принимает себя таким, какой он есть».

Принятие подразумевает, что существует личность, которая принимает, верно? И не является ли это принятие также формой усилия, чтобы получить, испытать еще? Таким образом, запускается конфликт дуальности, который является снова той же самой проблемой, поскольку это конфликт, который порождает посредственность ума и сердца. Свобода от посредственности — это то состояние, которое возникает, когда прекращается всякий конфликт, но принятие — это просто смирение. Или же это слово «принятие» имеет иное для вас значение?

«Я вижу последствия принятия, так как вы дали мне понимание его значения. Но что это за состояние ума, которое больше не принимает и не осуждает?»

Почему вы спрашиваете, сэр? Это то, что можно обнаружить, а не просто объяснить.

«Я не ищу объяснения и не размышляю, но не является ли это невозможным для ума быть спокойным, без всякого движения, и в то же самое время не осознавать свое собственное спокойствие?»

Осознавать это означает порождать конфликт дуальности, не так ли?