9

На улице Надя позвонила Руру.

– Томас Георгиевич, вы ведь позволите мне взять еще пару дней? Я только что была в прокуратуре и сказала, что не общалась с Ржевским уже трое суток. Это чистая правда. А сейчас я хочу забрать свои вещи из нашей… его квартиры. Думаю, так будет лучше. Где бы он ни был, будет лучше, если я перееду к родителям. Не хочу маячить перед соседями и отвечать на разные вопросы. К слушанию по делу я готова, все запросы отправила по инстанциям. Да, конечно, буду на связи.

Вернувшись в квартиру, первым делом Надя кинулась к рабочему столу Ржевского. Ящики были заперты, чему раньше она не придавала значения. У нее хватало ума не лезть в его дела и, по всей видимости, начисто отсутствовало любопытство.

«О нет, это все моя доверчивость!» – кипятилась она.

Надя метнулась в ванную и достала из косметички шпильку. Покрутив, загнула тонкий кончик и вставила его в гнездо замка. Через несколько минут пыхтения, стоившего ей содранного лака на ногте указательного пальца, замок поддался. Она стала просматривать бумаги, лежавшие в строгих кожаных папках. В основном это были распечатанные рабочие договора и предложения по рекламе. На дне ящика нашла несколько писем из банка, от вида которых у нее похолодела спина и опустились плечи. Надя поочередно доставала послания и внимательно прочитывала каждое до самого конца.

Половиков оказался прав – у Ржевского были большие долги, и даже апартаменты, в которых они жили, находились в залоге у банка. Надя забыла, как дышать, вглядевшись в один из печатных текстов – домик в Крыму, в котором сейчас жила ее мать, также оплатил Павел.

– Да что же это такое происходит?.. – Надя опустилась на пол и смяла хрустящий лист. Но уже в следующий момент она бросилась к сумке, достала телефон и набрала номер матери. Та долго не брала трубку, и когда раздался ее голос, Чарушина едва нашла подходящий тон, чтобы не напугать ее.

– Мамулечка, ты гуляешь? Прости, что отвлекаю. Я вот сейчас тут подумала, а документы на дом у тебя точно в порядке? Разумеется, я видела договор владения. Но скажи, пожалуйста, деньги на покупку дома ты каким образом передавала? – Надя нашла ручку и приготовилась записывать, но в трубке воцарилась тишина. – Мама? Почему ты молчишь? Что Павел? А как же… Но почему… О боже… – она снова посмотрела на бумагу. – Мама, как ты могла? Это уже вообще ни в какие ворота не лезет! Все, сейчас я не хочу об этом говорить. Нет, у меня все хорошо! Пока!

Надя не знала, как реагировать на то, что услышала от матери: Ржевский купил дом и подарил его Ольге Аркадьевне. Такой широкий жест, разумеется, был бы Наде приятен, если бы она сама попросила его об этом или хотя бы была в курсе. Но Павел даже не заикнулся о том, что планировал, словно заранее знал, что она будет не против, согласится и воспримет это как должное.

– Какая наглость делать подобные подарки без спросу! – проговорила она и тут же вспыхнула от охватившей ее досады: «За кого ты меня принимаешь, Ржевский?!»

Внезапно перед ней открылись вещи, которые она до этого просто не замечала. Или замечала, но трактовала совсем не так, как они того заслуживали.

Что она знала о своем женихе? То, что он хорош собой и перспективен, нравился ее матери и был одобрен ее отцом. Получается, этого было достаточно для того, чтобы влюбиться? Почему ей в голову ни разу не пришло поинтересоваться, чем он живет и что у него в профессиональном плане? Финансовые и рабочие проблемы есть у всех, но Павел никогда не делился ими, замалчивал и всегда говорил, что…

– Что у него все хорошо…

Оглядываясь назад, в самое начало их отношений, Надя вдруг ощутила пустоту. Это не было связано с эмоциями и чувствами. Их-то как раз было предостаточно. Но вот с остальным… Благополучная девочка из интеллигентной семьи, что она могла знать о том, как Ржевский, рано оставшись без родителей, добивался успеха? Через что прошел и чем пожертвовал ради того, чтобы о нем заговорили, чтобы его агентство стало одним из лучших в городе? По сути, она пользовалась Павлом и совершенно не задумывалась о том, что может когда-нибудь потерять его. И сейчас, когда произошло несчастье, переживает, как оно скажется на ее жизни и карьере. Разве это любовь?

– Но я же любила его! – всхлипнула Надя. – И люблю…

И Ржевский любил ее, иначе бы не пекся о ее благополучии. Но что-то произошло, изменило привычный жизненный уклад, и Павел оказался втянут в немыслимое, жуткое преступление. А она, поглощенная своей вялотекущей карьерой, чужими разводами, переживаниями и обоюдными клиентскими претензиями, радовалась, что каждый день и каждая ночь наполнены чувственной и благополучной любовью… Что она сама давала Ржевскому, если уж быть до конца честной? Секс? Это не та вещь, которую Ржевский должен был бы выпрашивать. Деньги? Смешно – Надина зарплата младшего адвоката не шла ни в какое сравнение с доходами Ржевского. Получается, и с расходами тоже…

Он живо интересовался ее работой, давал советы, разъяснял житейские моменты, характеры людей, ведь его опыт был настоящим, непридуманным и не вычитанным из книжек. Но делал это аккуратно, чтобы не обидеть ее. Так какой же монетой она платит за это?

– Ржевский, кажется, я совсем не знала тебя, – произнесла Надя, вставая с пола.

В рекламное агентство она поехала сразу, как только сложила бумаги и проверила сейф. Если полицейские решат провести обыск в квартире Ржевского, она все равно не сможет им помешать. К тому же Надя не имела ни малейшего представления о том, что они будут искать, и что в конечном итоге окажется той самой бомбой, которая разрушит жизнь Павла окончательно и бесповоротно. Ему бы следовало подумать об этом раньше или, хотя бы, предупредить ее, свою женщину…

Детище Ржевского – рекламное агентство «Рожь» занимало первый этаж старинного купеческого особнячка на тихой улочке рядом с городским парком. Удобная парковка, кленовая аллея, куполообразная беседка и парочка чугунных львов на входе – все это было так в духе Павла, что невольно думалось, будто и сам Ржевский – потомок канувшего в Лету дворянского рода. Надя не удержалась и погладила голову одного из львов. Подобное действие, кажется, совершал каждый посетитель – отполированная львиная макушка блестела, словно серебро.

Половицы скрипнули под ее ногами, в нос ударил запах хлорки. Ведро со шваброй стояло рядом с дверью, и Надя удрученно поморщилась, разглядывая истертый и кое-где вздыбленный старинный паркет. В холле было пусто, но в здании определенно находились люди. Откуда-то слышались голоса, спорившие и перебивавшие друг друга. Она прямиком направилась к офису Ржевского. Надя была здесь всего несколько раз – забегала ненадолго, чтобы потом вместе с Павлом пойти в кино или на прогулку.

За высокой деревянной дверью творилось нечто невообразимое. Надя остановилась, прислушиваясь к крикам:

– Вы как хотите, а я увольняюсь! Не хватало еще на уголовника работать!

– Да с чего ты решила, что наш Ржевский уголовник, Аня?!

– А с того, что к приличным людям с обыском не приходят! И кому, как не тебе, Шура, об этом знать!

– Что за бред ты несешь?!

– Ха-ха! Да то, что всем известно: Пашка взял тебя из жалости! Никто не хотел тебя брать, потому что у тебя статья!

– Какая же ты, Аня… какашка!

Надя подскочила на месте от хлесткого и в то же время смешного выражения.

– Сам ты, Шура, какашка!

– Ребята, ну хватит уже! – вступил третий – басовитый мужской голос. – Шура, это неприлично, в конце концов! Аня, ты же девочка!

– А чего эта девочка меня носом тычет?! Это еще по малолетке было! Попал в дурную компанию, молодой был, вляпался! Сто лет прошло!

– Вот и я в вашу уголовную компанию попала как курица в ощип! – взвизгнула Аня.

– Прекратите! – пресек вопли басовитый. – Надо собраться с мыслями и решить, что делать дальше.

– Валить отсюда надо, пока нас всех не накрыло! – не унималась Аня.

– Мне кажется, Анечка Феликсовна, вас вполне устраивало плыть на волнах светской жизни! – услышала Надя приятный девичий голосок.

– Ха! Вот и оставайтесь! Плывите дальше! Не захлебнитесь только!

Раздался громкий топот. Дверь распахнулась, едва не ударив Надю по носу.

Рыжеволосая дама с красным лицом и грудой разноцветных цепочек и бус на полной шее бросила на нее яростный взгляд и промчалась мимо, обдав волной удушливого аромата восточных масел.

– Аня, ты куда?! Ты же наш бухгалтер, как мы без тебя? – следом за ней выскочил долговязый, похожий на кузнечика очкарик в клетчатой рубашке с криво застегнутыми пуговицами и всклокоченной реденькой бородкой.

– Шурик, вернись! Оставь ее, пусть выбесится! – донесся вслед девичий звонкий голосок.

Надя посторонилась, вжимаясь в стену. Через пару секунд в холле грохнуло ведро, затем упала швабра и, наконец, хлопнула входная дверь. Над головой качнулась лампочка, а в офисе «Ржи» воцарилась тишина.

Надя заглянула внутрь.

– Здравствуйте, – кивнула она, приветствуя оставшихся. – Меня зовут Надежда Чарушина, и я…

– Что вы хотите? Сегодня мы не работаем. Приходите завтра! Или вообще, не знаю когда. Лучше звоните, – грузный мужчина в свитере вытер огромным носовым платком недовольное лицо и с подозрением уставился на Надю.

– Стойте, не уходите! – стройная скуластая девушка с длинными черными волосами спрыгнула с крышки стола и широко улыбнулась. Улыбка у нее была замечательная, и даже кривой верхний клык ее не портил, придавая какой-то разбойничьей удали. К тому же в носу брюнетки поблескивал пирсинг, что делало это сходство еще ярче.

– Меня зовут Надежда, – растерянно повторила Чарушина.

– Я знаю, кто вы, – девушка подошла ближе и стала с интересом разглядывать Надю.

Чарушиной этот взгляд не понравился – уж слишком он был пристальным, изучающим, женским. Так глядят те, кто готовится стать соперницей или же понимает, что занять желанное место просто не получится. Подобные вещи чувствуешь на уровне инстинкта, будто что-то щелкает внутри и шепчет на ухо: «опасность!»

– Пойдемте со мной, – хмыкнула девушка и, не дожидаясь Надиного ответа, повернулась к ней спиной.

Надя не стала сопротивляться. В конце концов, разве не за этим она пришла сюда?

Раньше, когда она забегала к Ржевскому, в офисе уже никого не было, и она, увлеченная близостью любимого мужчины, не особо разглядывала рабочее пространство, вполне довольствуясь уютным кабинетом Павла.

Теперь же Надя успела выцепить глазами рабочие столы, заваленные проектами, стоявшие во всех углах штендеры*, пробковые доски, увешанные цветными карточками, и специально оборудованное место с белыми бумажными стенами для фотосъемки.

В кабинете было светло и… пахло Ржевским. Надя втянула воздух, уловив в нем аромат его парфюма, кофе и шоколадных сигарилл.

– Как вас зовут? – спросила она девушку, когда та оперлась о стол и уставилась на нее своими раскосыми глазами.

– Зая, – представилась та.

– Зая? – приподняла брови Надя, окатив ее ледяным взглядом.

– Зая. А там, – девушка указала пальцем в сторону двери, – Потапов, наш фотограф. Шурик и Аня вернутся завтра. Остынут и вернутся.

– Зая… – протянула Чарушина, попробовав еще раз прозвище на вкус. Она не любила цирк и терпеть не могла зоопарки. И теперь, судя по всему, прямиком угодила в один из них.

Девушка беззастенчиво разглядывала Надю с ног до головы. На губах ее играла загадочная улыбка. Выдержав паузу, она наконец сказала:

– Церен.

Незнакомое слово соскочило с ее языка, будто серебряная монетка, и продолжало звенеть в ее ушах еще несколько мгновений.

– Что? – У Нади зачесались глаза, а следом и уши – верный признак того, что она явно что-то упускает и недопонимает.

– Ясно, – вздохнула девушка. – Павел вам ничего обо мне не рассказывал…

Теперь у Нади зачесалось и заскреблось где-то в районе желудка. Девушка, подскочив, уселась на край стола и снова широко улыбнулась. Некоторым людям свойственно улыбаться в самый неподходящий момент, даже когда собеседник явно не расположен к веселью.

– Я секретарь Ржевского, Заяна Церен.

– Ах вот оно что… – выдохнула Надя. – Имя у вас, конечно… Необычное.

– Да ладно, – отмахнулась девушка. – Это вы еще моего отчества не знаете, – хихикнула она и нараспев произнесла: – Улюмджиевна. Я калмычка. Так что зовите просто Заей. Меня здесь все так называют.

– Ну не знаю, – Надя поморщилась. – Попробую.

Она боялась услышать несколько другие откровения и внутренне уже готовилась к еще одному потрясению. Если бы секретарша заявила вдруг, что является любовницей Павла, то неизвестно еще, как бы она это переварила…

– А я вас сразу узнала, – Зая перегнулась через стол и развернула серебристую рамку, в которую была вставлена Надина фотография, сделанная в Италии.

Ржевский снял ее на фоне Миланского собора, и Надя выглядела восхитительно в лучах ломбардского солнца – загорелая, немножко пьяная и очень счастливая.

– К нам сегодня из полиции приходили, – Зая покрутила серебряное колечко в носу. – Спрашивали о Ржевском. Что и как…

– И что? Как? – Надя прошлась по кабинету, подмечая знакомые вещи и следы присутствия чужих людей.

– Они только по верхам смотрели. Вы ничего такого не подумайте, постановление было. Я его сама читала.

– Скажите, Зая, – обернулась Надя, – насколько я знаю, Павел должен был быть в командировке…

– Он там был, – пожав плечами, заявила секретарша.

– Вы уверены? – с сомнением в голосе переспросила Надя.

– Конечно! Когда Павел Александрович что-то говорит, я ему всегда верю. А вы? Разве нет?

Штендер* – переносная конструкция, которую устанавливают на улице, рядом с компанией-рекламодателем.

Загрузка...