Конан в цитадели мрака

Глава шестая

— Свежий след! — крикнул Амбула из Пунта.

Тощий смуглый босой человек спешился и побежал через каньон, его лук и стрелы были закинуты за спину, а сам он весь ссутулился, будто вынюхивал след своими широкими ноздрями. Он наклонился, что-то подобрал и побежал обратно к Беритусу, размахивая несколькими почти невидимыми прядями блестящих черных волос.

— Конский волос? — спросил аквилонец.

— Волос из стриженой гривы, — подтвердил Амбула. — Стражники Загобала стригут гривы своих лошадей. Понюхай. Это мазь из финиковых цветков, такую использует Загобал, чтобы наводить глянец на своих скакунов.

Беритус ровным счетом ничего не учуял, но он знал, что может доверять обонянию этого прирожденного следопыта.

— Туда! — скомандовал он.

Амбула вскочил в седло, и они поскакали через каньон.

— Это хорошо, — сказал Урдос из Кофа. — Я уж думал, что мы потеряли их.

— Мы никогда не упускаем дичь, — сказал Беритус. — Но признаю, что этот Конан — нелегкая добыча. Он выбирает лучшие тропы, дабы оставить как можно меньше следов. Будь он один и пеший, понадобились бы месяцы, чтобы обнаружить его в этом лабиринте. Но следуя большой группой, да еще верхом, невозможно избежать хоть каких-то следов, а с такими следопытами, как Амбула и Бахдур, мы их не упустим.

Беритус произносил эти слова с улыбкой на устах, ибо он любил охоту. Вне зависимости от высокой платы, что он требовал от своих нанимателей, он наслаждался состязанием в сообразительности и ловкости со своей жертвой. Неважно, была ли эта жертва запуганным беглым рабом, бандой оборванных мятежников или скрывающихся от правосудия разбойников, — разница лишь в степени удовольствия. Но больше всего ему нравились вот такие минуты — преследовать свирепого, опытного бойца, который в любой момент может повернуть и встретить тебя в засаде. Он не опасался такой возможности прямо сейчас — ведь киммериец не знал, что за человек гонится за ним. Но если бы Беритус и его спутники не сумели расправиться со всеми в единственной схватке, игра просто перешла бы в новую и куда более опасную фазу.

Беритус уже понял, что человек, которого он преследует, такой же, как он сам. Там, на крышах окружающих площадь домов, когда другие усердно натягивали свои луки, Беритус не принимал участия в схватке. Вместо этого он пристально наблюдал за Конаном, оценивая мастерство, силу и слабости противника. Что до последних, он не обнаружил ничего, кроме определенной неохоты, с которой киммериец оставлял своих друзей ради спасения собственной шкуры.

В мастерстве владения мечом он чуть ли не превосходил всех, когда-либо виденных Беритусом. Высшую оценку аквилонец оставил лишь себе самому. Что до качеств тактика и лидера, здесь северянин был просто великолепен, одержав верх в дерзком набеге с изяществом и остроумием. Лишь вмешательство лучников на крышах помешало назвать этот грабеж идеальным.

Да, никаких сомнений. Это обещало стать одной из его самых незабываемых гонок.

— Кровь! — воскликнул Бахдур, когда они выехали из маленького каньона в чуть больший. Он указал на свою находку, и остальные не стали слезать с коней, дабы проверить его, а просто бросали взгляд, проезжая мимо. Несколько капель красновато поблескивали на верхних листьях чертополоха, что вырастал здесь чуть выше двух футов.

— Задел ногой человек в седле, — заметил Барка, миновав куст. — Возможно, ранен в ногу. Рана не может быть серьезной, иначе мы бы уже заметили кровь.

— Точно, у них много убитых, но среди ускакавших явно было несколько раненых, — сказал Беритус. — Кому что.

К тому времени, как их настигла тьма, они знали, что всего несколько часов отделяют их от жертвы. Несмотря на все предосторожности, киммериец ничего не мог сделать с лошадиными лепешками, а их состояние позволяло охотникам за людьми оценить время, когда здесь проследовали грабители.

— Продолжим охоту с факелами? — спросил Беритуса Урдос.

— Нет, это же не беглые рабы. Зоркий горец увидит единственный факел за многие мили и устроит засаду еще до рассвета. Мы разобьем здесь лагерь и подождем до зари. Не бойся, завтра после полудня они будут наши.

Они спешились и расседлали коней, почистили их и огородили частоколом. Затем, не разжигая огня, они запили водой припасенную снедь, раскатали одеяла и уснули. Идя по следу, эти люди себя не баловали. На время они стали охотничьими псами.

— Где они? — завопил Мамос. Он вытянул грязный палец в сторону Конана. — Ты! Ты говорил, что верблюды будут здесь! Почему же их нет?

Левой рукой Конан схватил ножны, в то время как правая легла на рукоять меча.

— Тебе известно, где я находился последние дни, Мамос. Если ты думаешь, что это мое вероломство, то ты так же туп, как уродлив, а это уже предел тупости.

— Они были здесь, — настаивал Ауда. — Вы же все видите их следы и навоз. Но где Джунис, которого мы оставили присматривать за животными и лечить свою раненую ногу?

— Хотя бы это ясно, — сказал Убо. — Смотрите. — Он вытянул руку, указывая на стервятников, кружащихся в нескольких сотнях шагов, за поворотом в маленький каньон.

Они помчались к каньону и, отогнав целую тучу копошащихся стервятников, обнаружили на чахлом дереве Джуниса. Тот был разрублен на мелкие кусочки, многочисленные члены его свисали с ветвей. Бедолага был уже порядком обглодан, и мясистых частей недоставало.

— Они нашли его! — завопил Ауда. — Те гадючьи, проклятые богами верблюжатники дошли по следу своих животных прямо досюда и забрали их! Они раскромсали Джуниса и подвесили его в качестве предупреждения!

— Видать, то были демоны в человеческом обличье, — насмешливо произнесла Лейла. — Кто бы мог подумать, что люди способны на такое?

То ли неприглядное зрелище, то ли запах побудил ее отвернуться от дерева.

— Прекрати насмехаться над нами, женщина, — предостерег Чемик. — Там подвешен наш товарищ.

— Не держи меня за дуру, бандюга, — сказала она. — Вы, негодяи, печетесь друг о друге не больше, чем стадо волков. Вы забиваете слабого со звериной жестокостью, так не надо вкручивать о своих бедненьких, разделанных на кусочки друзьях. Верблюды пропали. Проблема в том, что делать с этой огромной грудой металла.

Хладнокровные слова женщины ошеломили и обратили к реальности даже толстокожих разбойников.

— Точно, девка права, — сказал Убо. — Что нам теперь делать?

— Великий Волволикус, — сказал Осман, — не можешь ли ты помочь нам переместить золото посредством твоих магических искусств? Ты перенес его оттуда с такой впечатляющей мощью и, конечно, сможешь повторить это тем же манером.

— Боюсь, что нет, — ответил маг. — Перемещение подобной массы на такое расстояние почти полностью истощило меня. И в любом случае заклинание не подействует раньше чем с полной сменой луны.

— Луны? — вскричал Мамос, будто подобная мысль оскорбила его. — При чем здесь луна?

— Очень даже при чем, — сказал колдун. — Я мог бы поведать тебе о приливных силах и о воздействии их на кристаллическую структуру металла и камня, но ты не поймешь.

— Наверное, ты прав, — сказал Мамос, вытаскивая кинжал и пробуя пальцем острое как бритва лезвие. — Я мог бы подумать, что ты несешь свою чародейскую чепуху, чтобы скрыть истинные намерения.

— Хватит об этом, — прикрикнул Конан. — Чем пускаться во всеобщие дрязги, лучше сразу преподнести сокровища Торгут-хану. Каждый может убедиться, что вся эта огромная груда здесь, разве это не прекрасно?

С этим все согласились.

— Теперь, — продолжил киммериец, — мы просто должны придумать, как запрятать их подальше, так, чтобы и казна, и мы сами оказались вне пределов досягаемости Торгут-хана и его пса Загобала.

— Мы не можем украсть других верблюдов? — спросил Осман.

— Нет, — сказал Ауда. — Сейчас по всей округе любой, у кого есть хоть один верблюд, неустанно охраняет свою скотину. Для похитителей верблюдов теперь на долгие месяцы воцарились трудные времена.

— Более того, — указал Конан, — стражники Загобала пустятся на поиски. Скоро они выйдут на деревню, откуда были похищены верблюды, и не потребуется великого ума, чтобы сообразить, кому понадобилось схоронить столько верблюдов в потайном уголке. Те пастухи могут привести их прямо сюда. Долго мы здесь оставаться не можем.

— Хочешь сказать, что мы должны бросить основную часть? — проревел Чемик. — Просто ускакать с той малой толикой, что можно погрузить на коня? Да я скорей печенку тебе вырежу!

Толстопузый коринфиец схватился за рукоять меча, остальные последовали его примеру. Осман и Ауда встали бок о бок с Конаном.

Послышался мелодичный смех Лейлы:

— Рычащие псы грызутся над дохлой лошадью! Никто ни забрать не может, ни смотреть, как другие отрывают кусок. Никогда больше не поверю сказкам о красивой и свободной жизни разбойников. В жизни не видела подобных идиотов!

— Успокойся, дочка, — тихим голосом попросил Волволикус. — Это не слуги, чтобы распекать их.

Однако ее слова задели за живое уже готовых поднять бунт негодяев и заставили их вновь задуматься о своей судьбе.

— Что же тогда делать? — спросил одноглазый Убо. — Мы должны спрятать все здесь, — убежденно заявил Ауда, — до того времени, пока не сможем вернуться и унести сокровища. А с собой возьмем лишь необходимое на жизнь до того момента.

— Где? — осведомился Конан, обводя руками голые окрестности.

— Недалеко отсюда есть разрисованная пещера, — сообщил Ауда. — Я обнаружил ее как-то раз, когда скрывался здесь, а враждебная банда заняла этот оазис. Много дней я лежал там и лишь ночами выходил за водой. Они ни разу не заметили меня.

— Что еще за разрисованная пещера? — спросил Конан.

— Они скрываются в самых уединенных местах, — объяснил Ауда. — Их всегда трудно найти, и у них маленькие входы. Эту я обнаружил, когда туда шмыгнул заяц, за которым я гнался. Внутри ее стены разрисованы фигурками людей и животных. Должно быть, там укрывались охотничьи племена, но было это давным-давно, потому что многих из тех зверей никто в этих местах не видел.

— Покажи мне эту разрисованную пещеру, — сказал Конан.

Они последовали за воином-пустынником в боковой каньон, затем в следующий, и каждый был настолько схож с прочими, что лишь долгий опыт не позволял человеку заблудиться в них. Разбойники взобрались по разломанной глыбе, и Ауда указал на неровное отверстие под нависающей скалой, совершенно невидимое буквально в нескольких футах. Взрослый мужчина мог проникнуть туда лишь ползком.

— Там могут быть ядовитые змеи, — предупредил Ауда.

— Несколько человек пойдут и сделают нам факелы, — распорядился Конан. — Поблизости ничего не трогайте и не ломайте живых кустов. Мы не должны оставить ни малейшего следа.

Через несколько минут двое разбойников вернулись с сухими ветками, связанными в длинные факелы. Осман, выдающийся поджигатель, воспламенил ветки искрой, высеченной кремнем и сталью. Затем, держа перед собой факел, Конан нырнул и с трудом протиснулся в отверстие. Остальные последовали за ним. Замыкали шествие Волволикус и Лейла.

Внутри они обнаружили помещение неправильной формы, двадцати шагов длиной и восьми или десяти шириной. Не было здесь никаких боковых ответвлений, а пол был засорен лишь животными, находившими здесь приют: разными веточками для гнезд, перьями, яичной скорлупой и тому подобным. Если человеческие существа и разводили здесь огонь, то это было так давно, что не осталось даже золы или сажи.

— О Сет! — воскликнул разбойник, поднявший факел, дабы осмотреть стены и потолок. — Что это за существа?

Грубый камень покрывали изображениями людей и животных. Человеческие фигуры были лишь намечены палочками так, как рисуют дети, зато животные были исполнены просто великолепно, настолько детально и умело, что художники уловили не только внешний вид, но и движение, и самую сущность этих созданий.

— Это же слон, клянусь Митрой! — воскликнул один из разбойников. — Но глянь, как завиты их клыки и какой длинной шерстью они покрыты!

— Я видел несколько таких в далеких северных лесах, — сказал Конан, — хотя сейчас их почти всех перебили, и они очень редки.

— А вот это носорог, — сказал житель Кемана. — И тоже волосатый.

— А здесь жирафы, — указал Конан. — Но окраска и рожки не такие, как у тех, что мне попадались. А вон те — зубры или бизоны, что-то вроде того.

— А это лошади? — спросил Осман. — Если тут правильно нарисовано, как эти человечки охотятся за ними, то, похоже, эти кони не больше собак. Чародей, что означают эти рисунки?

— Прежде всего то, что мир — это древнее и чудесное место. Пойди в песчаную пустыню и просей сквозь пальцы песок. Вскоре ты обнаружишь осколки акульих зубов, ибо пустыня когда-то была дном морским. — Маг прохаживался вдоль стен, любуясь рисунками. — Пашня когда-то была джунглями, а там, где на плоской равнине стоит город, когда-то возвышалась гора, пока ветер и влага не сточили ее до основания. Горный склон в ледяной северной пустыне обнажает тепловодный коралл, что когда-то вырос в тропическом море. Все меняется. Что до этих, — он указал на рисунки животных, — осмелюсь предположить, что рисовали их люди из племени охотников, оказавшиеся вдобавок и одаренными художниками. Они делали эти изображения не ради удовольствия, но творили магическое действо, призванное помочь им в охоте. Приглядитесь — и вы увидите следы от стрел и дротиков, выпущенных в изображения в надежде, что это поможет в стрельбе по живым существам. Они шли на все, дабы завладеть самой сущностью своей жертвы, улавливая в этих творениях каждый штрих, жест и оттенок. Заметили, что себя они изображают фигурками из палочек, неотличимыми друг от друга? Это потому, что они боялись пасть жертвой собственной магии, ибо полагали, что изображение способно захватить дух самой модели.

Разбойники дивились на странные, загадочные рисунки, пока слова вожака не вернули их к действительности.

— Раз эта пещера служила убежищем тем людям, то послужит и нам, — заявил Конан. — Мы перенесем сюда наши сокровища и уничтожим все следы, затем укроем вход еще лучше, чем сейчас. Это будет нелегкая работа, зато места здесь более чем достаточно, и сундуки здесь будут в неприкосновенности столько, сколько понадобится. Принимаемся за дело.

Они покинули пещеру и вернулись к своему пруду. Остаток дня занял каторжный труд; сундук за сундуком, мешок за мешком, они перетаскивали сокровища в пещеру. Они стонали, ворчали и жаловались, ибо принципиально не признавали тяжелой работы, но все же сознание того, что ноша сия состоит из золота и серебра, несколько облегчало их труд. Как правило, двое мужчин сгибались под тяжестью одного сундука. И лишь Конан мог водрузить на свои могучие плечи сразу пару и не переводя дыхания донести их до пещеры. Наконец остался последний кожаный мешок.

— Ауда, уничтожь все наши следы, — приказал Конан.

Ауда и два других жителя пустыни сделали метлы из колючих кустов и тщательно вымели каждый дюйм земли, по которой носили тяжести бандиты. Когда они закончили, Конан проверил их работу, тщательно выбранными камнями завалил вход в пещеру и наконец был полностью удовлетворен.

Измученный народ отдыхал у пруда, попивая разведенное водой вино и потирая онемевшие, натруженные члены. Вернувшись, киммериец направился к последнему мешку. Он легко подхватил его одной рукой, хотя тот весил более полуцентнера. Усилие выдавали только вздувшиеся буграми мускулы. Киммериец вытащил кинжал и распорол мешок. Заходящее солнце засверкало на обрушившемся каскаде серебряных монет. Бандиты встретили восхитительное зрелище тихим стоном.

— Мы поделим это между собой, — сказал Конан. — Затем мы уедем. Погоня, возможно, уже близка.

Все начали полными горстями черпать серебро.

— Куда мы отправимся? — спросил один из обитателей пустынь.

— Думаю, нам следует разделиться, — сказал Осман, — и каждому идти своим путем. Так мы вернее избежим погони. Затем, когда тревога полностью уляжется, мы сможем снова собраться здесь вместе с вьючной скотиной, на которой увезем нашу добычу.

— Нет! — крикнул Убо. — Ты так говоришь, потому что хочешь тайком вернуться пораньше и прикарманить побольше своей справедливой доли, ты, жадное животное. А я говорю, что до возвращения мы должны держаться вместе! Я не доверяю ни одному из вас, если не буду видеть его своими глазами, пока мы не поделим по-честному весь наш куш! И многие при этих словах согласно заворчали.

— Что ж, это не самое безопасное, но, возможно, самое лучшее решение, — согласился Конан. — Остается решить, куда направиться. Торгут-хан поставит дозоры на всех направлениях, но в пустыне они будут пожиже. Я считаю, мы должны направиться к иранистанской границе. Там мы затаимся на время, а затем вернемся сюда. Вряд ли придется ждать слишком долго. Очень скоро король должен узнать о похищении его казны, и тогда полетят головы, и прежде всего — Торгут-хана и Загобала. Одной луны не пройдет, как мывернемся из Иранистана с транспортом для золота. Ну что, согласны, негодяи?

Львиный взор его охватил всех и каждого. И встречал в глазах покорство или вызов, но не бунт.

— Значит, Иранистан, — сказал Убо.

— Я возвращаюсь к себе домой, — сообщил Волволикус, — и там подожду вас. Я не стану покушаться на сокровища до вашего возвращения.

— Нет уж, ты отправишься с нами! — вскричал Чемик. — Пока что ты просто один из нас, чародей. Тебе известно, где спрятаны сокровища, отчего же мы должны доверять тебе больше, чем любому из нас?

— Поберегись, бандит, — надменно проговорил маг. — Последние дни я мог играть с вами в ваши игры, но я по-прежнему остаюсь могущественным чародеем. Ты сомневаешься, что я смогу обрушить на тебя уничтожающее проклятие за твою дерзость?

Часть бандитов отпрянули, устрашенные силой колдовских чар, но самые упрямые стояли на своем.

— Валяй проклинай, чародей, — заявил Мамос. — Видал я штуки и пострашней твоих чар. — Он показал на тянущийся вкруг шеи след от веревки. — Ты и девка скачут с нами. Свою долю получишь вместе со всеми.

— Именно, — сказал Убо. — Все вместе или вовсе никак, и решим это прямо здесь.

И снова руки легли на рукояти, снова полуобнажены мечи.

— Не стоит из-за них волноваться, отец, — сказала Лейла. — Давай отправимся с ними в Иранистан. Твои охранные заклятия будут оберегать дом в наше отсутствие, а ты сможешь употребить время для общения с магами той земли.

— Кто знает? — ухмыльнулся Осман. — Может, найдется там какой-нибудь булыжник, доселе тебе неизвестный!

Бандиты разразились веселым ревом над этим, по их мнению, верхом остроумия. Мечи с шумом отправились в свои ножны, и ко всем вернулось хорошее настроение. Они оседлали коней, выехали из каньона и прямиком поскакали на юг, выбрав самый короткий маршрут для бегства. На скаку они передавали друг другу мех с вином, горланили песни или забавлялись древними небылицами. Не видя непосредственной опасности, они ощущали себя богатыми людьми. Что такое один оборот луны, чуть раньше или позже? Они даже предлагали винный бурдюк Волволикусу и Лейле, уже считая колдуна с дочерью частью своей банды.

— Это всегда так с подобными людьми? — спросила у Конана Лейла, когда оба они чуть обогнали остальных. — Вызов, драка, дружба не разлей вода, и все одновременно.

— Да, я уже рассказывал тебе, что это за типы. Им недостает хороших манер, но, когда клинки обнажены, все они прекрасные и надежные бойцы. Там, в Шахпуре, ты видела их в деле. Каждый стоит до конца. Однако в перерывах с ними приходится быть начеку.

— Ты всегда живешь среди подобных? — спросила она.

— Нет, не всегда, но во многих местах я знавал таких: пираты, козаки, наемники, преступники всех мастей. Все они почти одинаковы.

— Ты не обыкновенный преступник, скорее профессиональный авантюрист.

— Да. Я бродяга, не способен долго сидеть на одном месте, всегда меня тянет в новые земли. Любые места, какие бы расчудесные они ни были, быстро приедаются мне, и я должен отыскивать новые.

— Человек, живущий вне всякого закона, должен жить по своему собственному, — задумчиво произнесла девушка.

Рядом с ней, казалось, согласно кивал мирно спящий в седле чародей. Правой рукой она взяла его вожжи.

— Так и есть. А еще он должен быть быстр и силен, иначе долго не протянет. — Повернувшись, Конан обратил взор на север, так, будто его голубые глаза охватили расстояние в тысячи миль и многие годы. — Мой народ, киммерийцы, держится обычаев своего рода, и так было всегда. Почти взрослым и уже бродягой я впервые услышал о законах, судах и судьях, присяжных и тюрьмах. Мне эти вещи показались ужасной глупостью, а потому пришлось наслаждаться гостеприимством многих законников, чьи уложения я нарушил. — Киммериец печально улыбнулся. — Со временем я стал понимать, зачем простым людям нужны все эти вещи, без которых обыватели не смогли бы спокойно жить и работать, но самого меня всегда угнетало ярмо закона. И больше всего меня бесят такие идиотские деспоты, как Торгут-хан, и его пресмыкающиеся гиены вроде Загобала. — Потому сейчас ты и решил отплатить этим двоим? — спросила она.

— Видно будет. Скажем, начало многообещающее. Через два дня бешеной скачки они достигли реки Ильбарс. Туран претендовал на земли к северу от реки, Иранистан — к югу, хотя ни те ни другие не держали сколько-нибудь значительных войск ближе чем в нескольких днях перехода отсюда. Претензии же были не более чем юридической фикцией, поскольку на любую землю кто-нибудь да претендует, и нет короля настолько ленивого, чтобы не объявить себя повелителем земли, на которой нет чьих-либо еще войск или крепостей. Мелкие приграничные князьки обычно признают того или иного царя своим верховным сюзереном, хотя могут смениться поколения, прежде чем от них потребуют выполнения феодальных обязательств. Приграничные земли были скорей прибежищем бандитов, бродяг и бунтовщиков, нежели законопослушными провинциями.

— Колдун! — крикнул Осман, направив своего скакуна вниз по отлогому берегу медленно катящей свои воды реки. — Можешь ли ты разделить воды сии, дабы пройти нам, не промокнув?

Волволикус уже почти оправился после чудовищного напряжения своих сил.

— Воде в ее жидком состоянии недостает кристаллической структуры. Вот если ты заморозишь ее в лед, тогда пожалуйста.

Бандиты загоготали, по достоинству оценив шутку.

— Было бы преступлением, оскорбляющим всех богов, лишить вас шанса хоть немного умыться, — сказала Лейла.

Мужчины заржали еще громче.

— В воду, псы! — крикнул Конан, одновременно пуская коня прямо в поток; тучи брызг разлетались под копытами. С гиканьем и свистом остальные последовали за ним. Река была не глубока, и коням пришлось плыть совсем немного. На другой стороне разбойники выжали одежду и вытерли оружие.

— Ты хотел увидеть Иранистан, атаман, — сказал Осман, смазывая лезвие своего кинжала. — Что ж, ты здесь. Что ты об этом думаешь?

— Пока не отличить от Турана, — проговорил Конан, обозревая монотонный буро-зеленый пейзаж.

Берега реки зеленели, но уже в нескольких сотнях шагов от воды все высыхало, и окружающие местность низкие холмы были покрыты бурой травой; редкие стада коз и овец указывали на то, что земля эта не совсем необитаема.

Эта граница являла собой узкую зеленую полосу обрабатываемой земли, окруженную пустынями и способную прокормить лишь разбросанных по всей ее протяженности пастухов да жалкие деревеньки. Люди здесь в основном были крестьянами, говорящими на туранском диалекте, сильно смешанном с языком иранистани. То был низкорослый народ с явными признаками постоянного кровосмешения. Невзирая на преобладающую здесь жару, они одевались в черные балахоны, а еще они продевали в носы целые связки медной проволоки. Они с подозрением глядели на вооруженных до зубов незнакомцев, но Конан знал, что дело это обычное для всех крестьян в мире.

— Есть здесь поблизости какие-нибудь города? — спросил Конан, обращаясь ко всей банде.

— Точно, — сказал Убо. — У нас имеется время и малость деньжат, так давайте поищем место, где есть кое-что получше мрачных и грязных копальщиков, чтобы забрать у нас наше серебро!

— На юго-восток отсюда, — сказал Ауда, — в дневном переходе от реки есть город в оазисе, называется Зеленая Вода. Там сходятся несколько караванных путей. Городишко небольшой, но отличный базар и много таверн.

— Звучит вроде подходяще, — сказал Конан. — Город, живущий обслуживанием проезжих, — это то, что нам надо. Показывай дорогу, Ауда.

И вот вслед за Аудой банда, радостная и веселая в предвкушении удовольствий, поскакала на юго-восток.

Несколькими часами позже к переправе подъехала еще одна группа людей. Впереди здесь были гирканиец и человек из Кофа. Вскоре их догнали остальные, и среди них аквилонец.

— Они переправились здесь, атаман, — сказал Урдос. — Поскачем следом?

— Нет, мы возвращаемся в Шахпур, — сказал Беритус.

— Почему? — спросил шемит Барка. — Через день или два мы бы схватили их.

— Ну и что из того? У них нет с собой сокровищ, а именно это нам действительно нужно. Припасы у нас на исходе, а лошади чуть живы от бешеной скачки. За пять дней мы сможем пополнить запасы, сменить лошадей и вернуться сюда. Мы ехали медленно, потому что шли по следу. Когда поскачем прямо и коротким путем, будет гораздо быстрее.

С этими словами он развернулся и поскакал назад, на север. Бросая взгляды в сторону ускользнувшей добычи, остальные последовали его примеру.

Жрецы собрались на тайный совет в крипте под алтарем Аримана. Трагтан и Шоск стояли над каменным гробом. Там возлежал багроволицый Никас, его тело, почти надвое разрубленное ударом меча Загобала, все еще было живо. Страшная рана сочилась кровью, а также какой-то непонятной жидкостью, но у пояса, где кончался огромный рубец, плоть, казалось, заживала.

— Каково наше положение? — спросил Никас призрачным голосом, его губы чуть шевелились.

— Неопределенное и опасное, — отозвался Трагтан. Капюшон его был откинут, обнажая лицо скорее змеиное, чем человеческое: желтоватая кожа, чешуя вокруг глаз и безгубый рот. Сами глаза были желтые, а зрачки представляли собой узкие прямоугольники, закругленные на концах. — В это время времен люди наружного мира играют в свои алчные похотливые игры. Они осквернили наш храм, внесли мирскую магию в саму нашу крипту, опрокинув хрупкое равновесие наших заклинаний. Мы стояли перед полным крахом.

— Серьезной ошибкой было позволить деспоту держать свое нечестивое злато в этом священном месте, — прошипел Шоск.

— Что мне оставалось делать? — потребовал ответа Трагтан. — Необходимо было позволить ему, дабы заручиться содействием этой продажной свиньи в строительстве храма Аримана. Я и подумать не мог, что Загобал использует храм как приманку для грабителей и учинит здесь кровопролитие, прежде чем мы будем готовы душами и кровью призвать нашего повелителя.

Он огляделся, его желтые глаза буравили окружающую мглу.

— Как поживает Умос? — прошептал Никас.

— Между мирами, — сказал Шоск. — Пребывая ни в мире нашего повелителя, ни в этом.

Трагган и Шоск подошли к одной из стен, той самой, у которой бандиты заставили встать своих заложников. Она была абсолютно черна, чернотой не просто как отсутствием света, но будто бы всосавшей в себя весь цвет и свет. Поверхность была почти ровной, лишь с какими-то отклонениями в некоторых местах. При ближайшем рассмотрении в них можно было распознать человеческие лица, искаженные ужасом и страданием. Большая неровность имела очертания мужчины. Это казалось горельефом, вырезанной в камне человеческой фигурой, но более пристальный взгляд обнаруживал картину куда ужаснее: будто бы человек пытался проникнуть сквозь черную пелену в реальный мир. И лицо это принадлежало жрецу Умосу.

— Умос, способен ты слышать нас? — позвал Трагган.

Долго не было никакого ответа, наконец, будто издалека, донеслись слова.

— Я слышу тебя, брат! — молвил далекий стенающий голос. — Наш темный повелитель пожирает свои жертвы, жалких смертных, заброшенных сюда вместе со мною. Он алчет все больше. Вытащите меня отсюда или найдите ему других, дабы он мог утолить свой голод их душами.

— Дело плохо, — сказал Шоск. — Время не наступило. Следовало еще приблизить нашего господина к земному алтарю, прежде чем вскармливать его душами жертв. Он становится сильнее, он приближается к могуществу, и у нас нет времени дождаться нужного расположения звезд и планет, до того как исполнить обряды, сбросить заклятья и вернуть его в надлежащее самопознание. — Слова вылетали сплошной, панической скороговоркой. Он повернулся к Трагтану, и ужас сверкнул в его глазах. — Трагтан, — говорил он, — мы можем впустить в этот мир вещь столь же неразумную, сколь всемогущую.

— А так ли это плохо? — сказал змееподобный жрец.

— Что могут значить твои слова? — спросил Шоск.

— Разве дети мы — ощущать и постигать нашего бога, словно любящего отца? Великий Ариман — господин разорения и разрушитель миров. Даже ничтожный культ Ормазда признает, что Ариман должен выполнить свой акт полного уничтожения, чтобы добрый Ормазд мог возродить мир сияющим и великолепным. Нам известно, что разрушение — это предел всего. Разрушение — триумф Аримана!

— Но разрушение должно длиться веками, — протестовал Шоск. — А магией того колдуна внимание нашего господина было притянуто, будто железо магнитом. Он принял в жертву смертных, прижатых к стене. Теперь… — Голос жреца задрожал. — Теперь и мы можем быть уничтожены точно так же!

— Если на то будут воля и чаянье Аримана, — провозгласил Трагтан, — пусть будет так!