Конец Антропоцена

Четкость

Наступил день, когда нужно было идти и продлять карточки на следующий месяц.

А продлят ли их? И будет ли вообще еще этот месяц?

Боже, сколько же вопросов роилось в голове Арины! Идти не хотелось, но это было необходимо.

– Мама, нам пора, – сказала Арина.

– Ариш, я готова, идем.

Они вышли из подъезда и проследовали по улице до нужного дома. Идти было – всего десять минут.

– Почему-то мне кажется, они не продлят, – сказала вдруг Арина

– Ну, подожди, Ариш, ведь в заключении врача четко написано: травмы и контузия Роберта подлежат длительному лечению и реабилитации. Не меньше шести-восьми месяцев. Неизвестно вообще, как будет дальше у него со здоровьем. Такая сильная контузия. Как не разорвались барабанные перепонки – вообще непонятно. То, что он не лишился слуха, – просто чудо.

– Мам, я-то это понимаю. Но и ты сама прекрасно знаешь: одна семья – минимум один член семьи на фронте, один на заводе или в госпитале.

– Ладно, давай не будем нагонять панику. Вдруг все просто продлят без вопросов, и все будет хорошо.

Арина коротко кивнула.

Они вошли в здание неприятного серо-розового цвета с заколоченными окнами. На табличке было написано: «Временная администрация взаимодействия с гражданами Москвы Гагаринского района ЮЗАО».

– Кто последний? У кого запись на десять тридцать? – спросила Арина. – У нас на десять сорок пять.

– Мы на десять тридцать, мы, – произнесла пожилая женщина в коричневом костюме.

У нее были очень смешные туфли с огромными бантами. Когда-то белые, теперь они были, по большей части, неровного серо-желтого цвета с оттенком красной фасоли.

– Ну что ж, ориентир у нас есть. Как только место освободится, присаживайся, – сказала маме Арина.

Она решила оглядеться. Вокруг сновали какие-то люди. Одетые в черное, очень деловые, они поглядывали на собравшуюся очередь, как юная эскортница на только что подаренном «папиком» Мерседесе S-класса обычно смотрит на мужичка средних лет, который едет в соседнем ряду и управляет, например, стареньким «шевроле». «Штабные крысы» – кажется, так называли подобных людей во времена Великой Отечественной.

Размышления Арины прервали рыдания молодой женщины, вышедшей из кабинета, в который вот уже скоро должна была зайти Арина. За женщиной появилась маленькая сухонькая бабулька, которая тихо всхлипывала и хваталась за сердце.

– Они не могут, они не имеют права!!! Как можно творить подобную бесчеловечность?! Почему не меня, почему?! – рыдала несчастная.

Арина посмотрела на молодую женщину. Они были примерно одного возраста. Ей стало безумно жалко ее, настолько жалко, что у нее сжалось сердце. Почему? Ей и самой было это не совсем понятно.

Дверь опять открылась, оттуда выпорхнула рыжая девушка лет двадцати пяти с надменным лицом и буквально «рявкнула» на бедную женщину:

– Иди реветь в другом месте! И помни, ты обязана сохранять конфиденциальность! Следующий! Десять тридцать!

Дама в смешных туфлях зашла вместе с женщиной чуть помладше нее самой. Они были очень похожи между собой. Скорее всего, они являлись сестрами.

– Ну что ж, скоро наша очередь! Приготовься, мамуль, – сказала Арина и, обняв, поцеловала мать в щеку. – Все будет хорошо! Обязательно все будет хорошо.

Арина достала все паспорта, свидетельства о рождении, медицинские заключения на мужа и сына и приготовила все это. По коже пополз холодок – она начала нервничать.

«Так… – подумала Арина, – Надо успокоиться, а то я начну волноваться, и мама тоже начнет, а ей нельзя. Все-таки возраст».

Они просидели еще несколько минут, и тут в кабинете раздался крик. Дверь открылась, и оттуда выскочила дама в смешных туфлях. Она причитала и громко стонала. Ей явно было плохо. Следом за ней буквально «выплыла» женщина помоложе. Она была бледна и еле шла. Добравшись до своей «сестры», она подхватила даму в туфлях под руку, потом обняла и заплакала.

И снова вышла рыженькая. У нее на бейджике было написано Евланская Нина Семеновна.

– Десять сорок пять. Заходите!

Арина с матерью проследовали в кабинет.

– Добрый день! – поздоровалась Арина.

– Здравствуйте, – деловито произнесла Нина Семеновна.

За огромным прямоугольным столом сидел красивый, ухоженный мужчина лет тридцати. Было видно, что ест и пьет мужчина хорошо, что высыпается и вовремя отдыхает. Он был в хорошем расположении духа, улыбнулся посмотрев на вошедших.

– Здравствуйте, здравствуйте, – произнес мужчина. – Меня зовут Капустин Вениамин Андреевич. Это Ниночка, мой заместитель. Ой, простите, для вас – Нина Семеновна. Я начальник взаимодействия с московскими жителями Гагаринского района в части урегулирования нахождения здесь раненых военных, распределения продовольственных запасов, а также направления на фронт. А вы у нас… – он хихикнул почему-то, – семья Орионовых-Грик. О-ох, и много же вас!

Он еще покачал головой. Потом продолжил:

– Ну что ж, не будем терять время. Сообщаю вам, что, в целях оптимизации продовольственных запасов, карточки на всех членов семьи теперь выдаваться не будут. Для лиц младше восемнадцати лет и для лиц старше семидесяти пяти отдельных карточек не будет вообще. Для лиц от восемнадцати до семидесяти пяти будут выдаваться карточки в полном объеме. На лиц, которым не будут раздаваться продовольственные карточки, семья должна изыскивать средства или выделять им необходимое из своих пайков. Учитывая, что у вас один из членов семьи старше семидесяти пяти лет и при этом является полковником в отставке на пенсии, на него будет выделяться специальная карточка, составляющая половину пайка обычной карточки.

Далее… В вашей семье, – он посмотрел куда-то вниз, на список, лежавший перед ним, – шесть человек. Это много. Поскольку есть принцип: одна семья – минимум один боец и минимум один работник завода, – то было принято решение призвать хотя бы одного из членов вашей семьи на фронт.

Мужчина со значительным видом посмотрел на стоявших по ту сторону стола.

– Поскольку сейчас по новому, подписанному вчера закону обязательному призыву подлежат мужчины от четырнадцати до семидесяти и женщины от шестнадцати до шестидесяти, у вас может быть призван один из молодых членов семьи. Также в законе прописано дополнительное условие: при невозможности призвать одного из членов семьи призывного возраста, комиссией может быть выбран любой член семьи от шести до девяноста лет, чтобы быть отправленным на фронт в составе отвлекающей врага группы. Таким образом, учитывая, что в вашей семье на данный момент шесть дармоедов…

Он посмотрел на них снова исключительно выразительно, поджал губы. Потом опустил взгляд на список и начал читать и комментировать:

– Орионов Вадим Сергеевич, семьдесят восемь лет… Учитывая его болезни сердечно-сосудистой системы, а также то, что он трудится на заводе в качестве инженера, —призванным быть не может.

– Орионова Валентина Никифоровна, шестьдесят шесть лет, трудится в медицинском госпитале… Призванной быть не может. Пусть трудится дальше.

– Грик Мирон Саввович, тридцать восемь лет – серьезно ранен и в данный момент проходит лечение, потом будет проходить долгую реабилитацию. Призванным также быть не может.

– Грик Арина Станиславовна, тридцать шесть лет. Работает в госпитале, может быть призвана.

– Грик Марк Миронович, восемь лет. Не подходит под обязательный возраст, но может быть призван в состав отвлекающей группы.

– Грик Роберт Миронович, восемнадцать лет. Серьезно ранен и в данный момент проходит лечение, также будет проходить долгую реабилитацию. Призванным быть не может.

Он сделал паузу. Посмотрел Арине в глаза.

– Учитывая, что сейчас идет набор в отвлекающую группу для Самарской области, мы собираемся призвать вашего сына в отвлекающую группу, поскольку…

Договорить он не успел, Арина, через секунду оказалась у его стола.

– Ну и сволочи же вы! Я записываюсь добровольно. Давай бумаги. Моего младшего сына вы, мрази, не получите. Своего роди и направь на смерть. А моего ты не получишь.

Искалечили мне мужа, сын вернулся контуженный и неизвестно, как дальше у него будет со здоровьем. Мы все работаем, и мы дармоеды? А вы, б…ть, кто тогда?

– Да что ты себе позволяешь? – начала было рыжая.

– Бумаги! – прошипела Арина. – Быстро!

– Хорошо, вот бумаги, – спокойно сказал Вениамин, подсовывая Арине документы.

Арина взяла их и начала читать.

– Мне нужна бумага, что долг Родине в нашей семье выполнен и Марк не подлежит дальнейшему призыву, – она вызывающе посмотрела на мужчину.

– Ну, вообще такой бумаги мы не даем. Но вот здесь есть справка, и я ее вам выдам… вот тут… о том, что из семьи было призвано три человека и долг перед Родиной вы выполнили. Вот, прошу.

Арина все прочла и подписала.

– Когда? И какова процедура?

Вениамин Андреевич улыбнулся так, как будто рекламировал курорты Краснодарского края.

– На сборы вы должны отправиться через три дня. Вас обеспечат всем необходимым набором экипировки, а также продовольствием. Отъезд утром в воскресенье.

Он забрал у нее подписанный документ.

– Хочу заметить, что вы сделали правильный выбор. В качестве поощрения у нас предусмотрена карточка действующего добровольного призывника, а это – двойной паек для детей каждый день, дополнительные теплые вещи, дополнительные учебные пособия, дополнительные льготы по лечению для раненых членов семьи. Вы сделали правильный выбор.

Вениамин Андреевич выглядел очень довольным. Его голос сделался бархатистым, когда он говорил, слегка наклонившись вперед и глядя на Арину:

– Лично вас ждет учебный центр с полигоном, где будет идти полноценная интенсивная подготовка. Ваш плюс – вы работали на фабрике по укомплектованию вещей для военных, разбираетесь в лекарствах, не имеете лишнего веса и знаете, что ваши близкие обеспечены благодаря вам. Сначала пройдет отбор, который продлится от четырех дней до недели. Затем, через три недели подготовки, вас направят на фронт в звании «рядовой». При дальнейшей успешной службе возможны повышения до неофицерских позиций. А при особом поощрении начальства, вас могут снять с заданий и направить на интенсивное прохождение обучения на офицера. Ну… эм-м… гипотетически.

Он расплылся в улыбке, как котяра, который только что сожрал недельные запасы двадцатипятипроцентной сметаны из холодильника.

– Конечно, возможны передислокации. Но к дальней линии Европейского фронта сразу вас, безусловно, не забросят. Можете не беспокоиться. Увольнительные выдаются каждые двенадцать месяцев на три дня – для того, чтобы вы могли повидаться с вашими родными. Вот подробные проспекты с описанием, можете ознакомиться. Если у вас за эти три дня возникнут какие-либо вопросы, приходите ко мне без очереди. Вот также дополнительные талоны на вашу семью на три месяца. Берите. Так… так… ну, вроде бы я все вам сказал, поэтому спешу проститься, уже пять минут идет время следующего посетителя. Всего наилучшего. И да, победа будет с нами! Надеюсь, что до свидания!

– Посмотрим, – сказала Арина, схватила проспекты, справку, маму и быстро двинулась прочь из кабинета.

У самой двери она обернулась и посмотрела так, что Вениамина Андреевич передернуло от этого взгляда. Арина, заметив это, презрительно улыбнулась.

– Будьте уверены, Вениамин Андреевич, я обязательно

вернусь обратно, куда бы меня не «закинули». Надеюсь, и справки, и талоны в полном порядке, иначе я перегрызу вам горло, когда вернусь.

Они вышли из кабинета. Арина посмотрела на маму – та готова была и расплакаться, и упасть в обморок одновременно.

– Мама, даже не думай плакать, – прошептала ей на ухо Арина.

Схватив ее под руку, она направилась в сторону выхода, не обращая внимания на крики и вопросы толпы. Они шли домой, а земля у обеих уходила из-под ног.

Первой сдалась мама.

– Ариш, мне надо присесть, я сейчас, кажется, упаду.

– Хорошо, вон там скамейки, можно присесть. Давай, осталось немного дойти.

Они дошли до скамейки и опустились на нее.

– Доченька, что же делать-то?

– А ничего не делать. Ходить получать еду. Работать. И жить. Все. Мам, ты столько всего пережила. Не стоит сейчас поддаваться панике. Необходимо успокоиться. Вариантов нет. За Марка я готова любому перегрызть горло. И его нельзя отправлять на фронт. Ему восемь. Роберт после контузии, Мирон после операции. Вадим Сергеевич – старый, ты в возрасте. Вариантов нет! Нет! Не-ет!

Арина замолчала на несколько минут, чтобы немного успокоиться. Потом продолжила – уже тише:

– И на этом закончим. Мне надо самой морально подготовиться, собрать вещи какие-то. Мне надо идти с таким настроем, чтобы я вернулась. Ты понимаешь? А тебе нужно быть здесь, смотреть за Марком, за Робертом, за Мироном. Больше некому. Пожалуйста, не расстраивайся, я тебя очень люблю. И ты должна меня дождаться обратно. Два года пройдут быстро. Через год будет увольнительная, мы сможем увидеться. Давай, нам еще дома надо это все рассказать. Хотя, как я буду это говорить Марку, я не знаю. Пойдем, пожалуйста, если, конечно, тебе стало лучше.

– Хорошо, ты во всем права, безусловно, Ариш. Надо взять себя в руки. Ради тебя, ради детей. Пойдем.

Они встали и обнявшись побрели домой. Их ждал очень сложный разговор с родными.