Конец пути

Первое действие

Гарди: Ать, два, три — Мэри и МарИ,

(Тут он только мурлычет что-то и вдруг весело заканчивает песенку)

В дверном проеме появляются сначала чьи-то ноги, а затем высокий худой человек медленно спускается по лестнице, пригибаясь, чтобы не задеть потолок. Он снимает каску, и мы видим коротко остриженную седую голову. Мужчине на вид лет сорок пять, и видно, что физически он очень крепок.

Гарди: (оборачивается) Привет, Осборн! Твои ребята на подходе?

Осборн: (снимая ранец и бросая его в угол) Да. Уже идут.

Гарди: Вот и прекрасно! Выпить хочешь?

Осборн: Спасибо, не откажусь.

Гарди: (передавая Осборну виски и кружку) Много воды не лей. Виски сегодня хорошее — крепкое.

Осборн: (медленно смешивая виски и воду) Каждый раз поражаюсь, что они такое добавляют в воду?

Гарди: Наверное, какое-то дезинфицирующее средство.

Осборн: Я бы предпочел микробы, а ты?

Гарди: Я?.. Тоже, наверное.

Осборн: Ну что ж, твое здоровье!

Гарди: И твое! Прошу прощения за носок.

Осборн: Да Бог с ним. Кстати, вполне симпатичный носок.

Гарди: Мне самому нравится. На этикетке было написано, что сухие ноги гарантируются. Беда только в том, что вот носки сильно намокают в процессе.

Осборн: Стэнхоуп поручил мне принять блиндаж, пока он сам ведет ребят.

Гарди: Отлично! Я страшно тебе рад.

Осборн: Говорят, здесь довольно тихо.

Гарди: В некотором роде, да. Не угадаешь! Иногда часами ничего не происходит, а потом вдруг — то ручная граната пролетит, то эта ужасная хреновина, похожая на ананас, ну ты знаешь.

Осборн: Да уж знаю.

Гарди: Ш-ш-ш-ш- БАМ!

Осборн: Ну, хватит, я знаю.

Гарди: Вчера нас чуть не разнесло в клочья. Штук двадцать мин выпустили на нас. Три разорвались прямо в окопе… Я, правда, рад, что ты пришел. Прости, что так невежливо тебя встречаю.

Осборн: Ну и что натворили эти хр…штуковины?

Гарди: Да Ужас что! Один блиндаж взлетел на воздух и попал прямо в чай ребятам. Им это очень не понравилось.

Осборн: Еще бы! Нет ничего хуже чая с грязью.

Гарди: Кстати, вы знаете, что мы ждем атаки немцев с минуты на минуту?

Осборн: Да уж целый месяц как знаем.

Гарди: Но теперь-то уж точно скоро. Странные вещи творятся на той стороне. Я специально прислушивался ночью в тишине. Во-первых, движение грузов больше обычного — всю ночь грохотали по мостовой — во-вторых, поездов вдали слышно больше — один за другим пыхтят — уйму народа подвозят.

Осборн: Да, наступление будет скоро.

Гарди: Вас сюда перебрасывают на шесть дней?

Осборн: Да.

Гарди: Тогда, скорее всего вам и достанется.

Осборн: Вы тоже недалеко отсюда будете. Давай лучше дела передавай. Где карта?

Гарди: Мы вот здесь. (Он роется в бумагах на столе и, наконец, извлекает помятую карту). Мы удерживаем около двухсот метров передовой. Вот здесь у нас ручной пулемет — здесь еще один. Вот здесь крестиками помечены караульные посты.

Осборн: А где рядовые спят?

Гарди: Не знаю. Этим распоряжается майор (Гарди показывает куда-то влево). Прислуга и сигнальщики спят там. Два офицера здесь и три — там (указывает на проход справа). В смысле, если у вас пять офицеров.

Осборн: Пока у нас четыре. Но вечером должен прибыть еще один. Пару дней назад он уже отметился на перевалочном пункте.

Гарди: Надеюсь, вам с ним повезет больше, чем мне с моим последним. В первую же ночь он заработал радикулит и отправился назад, в Англию. А теперь читает лекции молодым офицерам о жизни на передовой.

Осборн: Бывает. В последнее время сюда и впрямь присылают каких-то недотеп. Надеюсь, нам повезет, и наш будет свеженький, сразу со школьной скамьи. Такие справляются лучше.

Гарди: Согласен.

Осборн: Так ты говоришь, пять коек? (Осматривает ту, на которой сидит). Эта лучшая?

Гарди: Нет, ты что. (Указывает на койку в правом углу). Вон там, моя. В других блиндажах есть койки даже без сеток — одна рама. Чтобы удержаться, приходится свешивать руки с боков. Только опускать ноги слишком низко нельзя — а то крысы начнут грызть башмаки.

Осборн: И много крыс здесь?

Гарди: Ну, примерно миллиона два; правда, всех я их не видел (Натягивает носок, а потом ботинок). Что-нибудь еще хочешь узнать?

Осборн: Да ты мне еще ничего не рассказал.

Гарди: А что еще ты хочешь знать?

Осборн: Ну, например, сколько в окопе боеприпасов?

Гарди: Ну, ты и старый хрыч. Можно подумать, ты в армии служил. (Находит затертый клочок бумаги). Вот, смотри. 115 ручных гранат, но на твоем месте я бы их не трогал. Они очень плохо действуют на немца и делают его агрессивным. Затем — 500 мин и 34 резиновых сапога.

Осборн: То есть 17 пар

Гарди: Что ты! 25 — на правую ногу и 9 — на левую. В общем, здесь все написано (передает список Осборну).

Осборн: Ты проверял по списку, когда заступал сюда?

Гарди: Я — нет. Майор должен был. Да тут все в порядке.

Осборн: Стэнхоуп наверняка захочет увидеться с тобой. Он любит перекинуться словечком с командиром, которого сменяет.

Гарди: Ну и как поживает наш юный друг? Пьет по-черному, как всегда?

Осборн: С чего ты взял?

Гарди: Брось, что еще можно сказать о Стэнхоупе? (Делает паузу и с любопытством смотрит на Осборна). Бедняга! Должно быть, не просто быть заместителем командира. Старик, ты такой сдержанный и трезвый.

Осборн: Стэнхоуп — самый лучший ротный, которого я знал!

Гарди: Да, он парень неплохой, я знаю. Вот только я никогда не видел, чтобы такой юнец, как он, закладывал столько виски. Знаешь ли ты, что когда мы последний раз стояли на отдыхе, он ужинал с нами и один выпил целую бутылку за час и четырнадцать минут — мы засекали время.

Осборн: Представляю, как вы веселились и подзуживали его, ну и восхищались его геройством!

Гарди: Да нам и не надо было его подзуживать.

Осборн: Это да, но ведь наверняка все думали, как лихо это у него получается. (Пауза) Так или нет?

Гарди: Ну, естественно, как-то так невольно получается, что восхищаешься таким парнем, особенно, тем, как он сам потом, без посторонней помощи, домой идет.

Осборн: Когда такой офицер, как Стэнхоуп, имеет здесь репутацию пьяницы, он превращается в посмешище. Народ готов заплатить за бутылку виски только ради удовольствия посмотреть, как он будет напиваться.

Гарди: Ты, конечно, человек предвзятый. Ведь это тебе приходится потом укладывать его в постель.

Осборн: Все это напоминает зевак на петушиных боях — сидят и смотрят, как парень напивается до беспамятства.

Гарди: Ладно, черт с тобой, людям действительно здесь скучно, должны же они как-то развлекаться. То есть я хочу сказать, что Стэнхоуп действительно стал посмешищем. И действительно чертовски любопытно наблюдать, как мужик напивается — стакан за стаканом. Кажется, он даже не поехал домой в свой последний отпуск, да?

Осборн: Не поехал.

Гарди: Должно быть, подумал, что не стоит в таком виде встречаться с папочкой. (Пауза) Ты хоть знаешь, что его отец — деревенский викарий?

Осборн: Да, знаю.

Гарди: Представляешь. Стэнхоуп приехал бы в отпуск в свою деревню чайку попить! Он, кажется, в Париже был?

Осборн: Да.

Гарди: Бьюсь об заклад, это был еще тот отпуск!

Осборн: Гарди, тебе известно, сколько времени Стэнхоуп провел на войне?

Гарди: Порядочно, я знаю.

Осборн: Почти три года. Он прибыл тогда сразу после школы, когда ему было всего восемнадцать лет. А в этой роте он уже год — и все это время на передовой. Он ни разу не отдохнул. Другие только прибудут, тут же подхватывают какую-нибудь болячку, бегут в лазарет и сразу же возвращаются домой, и только юный Стэнхоуп месяцами тянет лямку без передыху.

Гарди: Да я знаю, он парень неплохой.

Осборн: Я видел однажды, как он весь день пролежал в окопной лихорадке, а потом всю ночь провел в карауле.

Гарди: Да знаю я, знаю, он мировой парень!

Осборн: И за то, что он до сих пор не сбежал с передовой, и что его нервы ни к черту, его прозвали пропойцей.

Гарди: Не пропойцей, а просто говорят, что он крепко пьет. А насчет его нервов, ты прав. Они у него ни к черту. Последний раз, когда мы на отдыхе играли в бридж что-то там произошло, не помню, что именно, но только он вдруг как вскочит и все стаканы со стола сбил — кулаком. Совершенно не владел собой, а потом как будто разом пришел в себя и расплакался.

Осборн: Да, я знаю.

Гарди: Это кто тебе рассказал?

Осборн: Он сам и рассказал.

Гарди: Правда? Мы-то старались все это дело замять. Просто, я это к тому, в каком состоянии он находится. (Встает и надевает ранец. Пауза) Знаешь, Осборн, тебе надо бы быть командиром.

Осборн: Ерунда!

Гарди: Правда, правда. Это видно за километр. Я знаю, Стэнхоуп — храбрый и все такое, но, черт побери, ты же старше его вдвое, да и потом ты такой разумный старик.

Осборн: Не будь свиньей. Он был командиром, когда я еще даже не записался на фронт. С его опытом он стоит дюжины таких, как я.

Гарди: Да ты лучше меня знаешь, что командиром должен быть ты.

Осборн: Нет, он непревзойденный командир. Он бы уже мог командовать батальоном, если бы…

Гарди: Вот именно, если бы… (смеется).

Осборн: Ладно, кончай смеяться. Что еще осталось передать?

Гарди: Да нечего больше.

Осборн: А журнал?

Гарди: О Господи! Ну, ты и зануда! Ладно. Вот, возьми. (Находит среди бумаг журнал). Заполнен до последней минуты. Вот моя последняя запись: «17.00–20.00. Все спокойно. Немецкий летчик перелетел через окопы. Убил крысу».

Осборн: Летчик убил крысу?

Гарди: Да нет, осел, я убил крысу. Ладно, допивай свое виски, я хочу упаковать кружку. Оставляю тебе последнюю каплю в бутылке.

Осборн: Спасибо. (Допивает виски и отдает кружку Гарди).

Гарди: (укладывая кружку) Ну, я пошел.

Осборн: Ты что, не дождешься Стэнхоупа?

Гарди: Да нет, что-то не хочется. Очень уж он придирчивый. Окопы у нас и впрямь довольно грязные. Если он поймает меня, будет отчитывать несколько часов. (Надевает на плечи ранец, вешает через плечо противогаз, бинокль, планшет, компас, пока не становится похож на коммивояжера. Одеваясь, говорит) Ну, желаю удачных шести дней. Не забудь переодеться, сынок, если промокнешь.

Осборн: Не забуду, папа.

Гарди: И смотри, не пропусти большое наступление.

Осборн: Ни за что! Такое пропустить нельзя. Обязательно сделаю пометку в дневнике.

Гарди: (в полной амуниции) Ну как? Похож я на бравого солдата?

Осборн: О да. На месте какого-нибудь немца я бы просто остолбенел при виде тебя.

Гарди: Еще бы!

Осборн: Боюсь, не смог бы бежать от смеха.

Гарди: Не груби. (Наклоняется, чтобы прикурить от свечи, и смотрит на стол). Черт побери! Опять этот жук.

Осборн: Какой?

Гарди: Да эта уховертка. Так и бегает вокруг свечки часов с пяти. Уже, наверное, целую милю намотала.

Осборн: Будь я уховерткой, я бы здесь не шлялся.

Гарди: Я бы тоже. Я бы отправился домой. Слушай, а вы когда-нибудь устраивали бега уховерткам?

Осборн: Нет.

Гарди: Очень весело. Мы так каждый вечер развлекались.

Осборн: А правила какие?

Гарди: Ну, каждый берет по уховертке и ставит ее на линию. По команде «Старт!» сжимаешь ее и погоняешь спичкой по столу. Вчера вечером я выиграл десять франков — у меня была замечательная уховертка. Хочешь, научу, как мухлевать.

Осборн: Как?

Гарди: Обещаешь никому не говорить?

Осборн: Обещаю.

Гарди: Ну, если хочешь выжать из нее всю скорость, окуни в виски — будет мчаться, как ошпаренная.

Осборн: Понятно. Огромное тебе спасибо.

Гарди: Ну, мне пора. Пока!

Осборн: Пока! (Гарди поднимается по лестнице, весело напевая)

Слова затихают в ночи. Осборн встает и переносит свой ранец на койку у стола. В это время из прохода слева выходит ротный повар. Через правую руку у него перекинута скатерть, в левой руке тарелка с хлебом.

Мейсон: Простите, сэр. Можно накрывать ужин?

Осборн: Накрывайте (Убирает со стола бумаги и перекладывает их на свою койку).

Мейсон: Благодарю вас, сэр. (Накрывает на стол).

Осборн: Чем сегодня вы собираетесь нас побаловать, Мейсон?

Мейсон: Супом, сэр, отбивными и ананасом.

Осборн: (подозрительно) Отбивными?

Мейсон: Да, сэр, отбивными.

Осборн: Из какого же мяса, Мейсон?

Мейсон: Сэр, зачем вы так? Я бы не хотел углубляться.

Осборн: Из обычного рационного мяса?

Мейсон: Да, сэр, но форма будет новая. Пахнет, как печень, сэр, но, конечно, вид не такой приятный, как у печени.

Мейсон выходит из блиндажа. Осборн присаживается к столу и изучает карту. Сверху из окопа доносятся голоса: (низкий голос) «Это штаб роты, сэр», (моложавый голос) «Благодарю вас». Пауза. Затем снова низкий голос: «Лучше спуститься вниз, сэр». Моложавый: «Да, конечно». Рали ощупью спускается по лестнице и останавливается, освещенный свечой. Оглядывается слегка смущенно. Рали — хорошо сложенный, крепкий молодой человек лет восемнадцати. На нем новенькая с иголочки форма второго лейтенанта. Осборн поднимает глаза от карты. С удивлением и интересом разглядывает незнакомца.

Осборн: Привет!

Рали: Добрый вечер (замечает седину Осборна и добавляет), сэр.

Осборн: Вы наш новый офицер?

Рали: М-м, да. Я был в штабе батальона и мне приказали явиться сюда.

Осборн: Вот и хорошо. Мы ждали вас. Присаживайтесь.

Рали: Благодарю (садится осторожно на ящик напротив Осборна).

Осборн: Может, снимете ранец?

Рали: Да, конечно.

Осборн: Хотите выпить?

Рали: М-м, ну…

Осборн: Вы что, не пьете виски?

Рали: (поспешно) Пью, да, но… глоточек, сэр.

Осборн: (наливая немного виски и разбавляя его водой) Виски заглушает вкус воды…

Рали: Правда? (пауза, затем смеется нервно).

Осборн: …а вода заглушает вкус виски (протягивает кружку Рали) Только что из Англии?

Рали: Да, я высадился неделю назад.

Осборн: В Булони?

Рали: Да (Пауза, затем он смущенно поднимает кружку) Ну что ж, за удачу, сэр!

Осборн: (тоже берет кружку с виски) За удачу! (Вынимает портсигар) Сигарету?

Рали: Спасибо.

Осборн: (протягивает Рали бутылку со свечой, чтобы тот мог прикурить) На фронте уже бывали?

Рали: Нет, что вы. Видите ли, я только летом окончил школу.

Осборн: Наверное, все здесь вам кажется странным.

Рали: (смеясь) Да, наверное, чуть-чуть.

Осборн: Меня зовут Осборн. Я заместитель командира роты. Можете обращаться ко мне «сэр» только перед солдатами.

Рали: Понятно. Спасибо.

Осборн: Другие офицеры зовут меня «дядей», вы еще услышите.

Рали: Правда? (улыбается).

Осборн: А как вас зовут?

Рали: Рали.

Осборн: Я знал одного Рали. Он был тренером по регби.

Рали: Правда? Может быть, даже родственник. У меня куча родственников.

Осборн: В эти окопы мы только что переместились. Ротой командует капитан Стэнхоуп.

Рали: (вдруг озаряясь весь) А я знаю. Это такая удача для меня!

Осборн: Вы что, знакомы с ним?

Рали: Да, знаком. Мы были вместе в школе, хотя, конечно, я был еще мальчишкой, а он среди старших. Он старше меня на три года.

Пауза. Кажется, что Осборн ждет, что еще скажет Рали, но вдруг говорит сам.

Осборн: Он сейчас на передовой, изучает рельеф местности (Пауза). Он замечательный парень.

Рали: Правда, да? Он ведь в школе был капитаном команды по регби.

Осборн: Вы тоже играли в регби?

Рали: О, да. Конечно, я не был в одном классе с Денисом, то есть капитаном Стэнхоупом. Я так должен его называть?

Осборн: Просто Стэнхоуп.

Рали: Понятно. Спасибо.

Осборн: Ну и как, получили вы за регби значок с отличием?

Рали: О да!

Осборн: Господи, как же далеко отсюда кажется регби, да и все остальное тоже!

Рали: (смеясь) Да уж.

Осборн: Здесь мы иногда на отдыхе играем в футбол.

Рали: Здорово!

Осборн: (задумчиво) Значит, вы вместе были со Стэнхоупом в школе (Пауза) Интересно, узнает он вас? Ведь вы подросли за последние три года.

Рали: Ну что вы! Я думаю, он вспомнит меня. (Пауза. Продолжает застенчиво)Видите ли, мы не только были вместе в школе. Наши отцы дружили, и Денис часто приезжал в наш дом на каникулы. Конечно, в школе мы виделись нечасто, но вот на каникулах очень дружили.

Осборн: Он прекрасный командир!

Рали: Не сомневаюсь! Когда он последний раз был в отпуске, он приезжал к нам в школу. Тогда он только что получил Военный Крест и звание капитана. Выглядел он великолепно! Я почувствовал, почувствовал…

Осборн: Сильное желание?

Рали: Да, именно, сильное желание попасть на фронт. А еще мне ужасно захотелось оказаться в подразделении Дениса. Я думал, вот было бы здорово попасть в тот же батальон.

Осборн: Вам чертовски повезло попасть в ту же роту.

Рали: Да, я знаю. Это ужасное везение. Когда я оказался в штабе, я решился на невероятное. Видите ли, мой дядя — в штабе, он как раз и распределяет офицеров по подразделениям…

Осборн: Генерал Рали?

Рали: Да. Я осмелился подойти к нему, когда он остался один и попросил направить меня в этот батальон. Он, конечно, отчитал меня и сказал, что ко мне особого отношения не будет…

Осборн: Ну и?..

Рали: А на следующий день я получил приказ явиться в этот батальон. Забавно, правда?

Осборн: Поразительное совпадение!

Рали: Когда я прибыл в штаб батальона и полковник приказал мне явиться в роту Стэнхоупа, я чуть не заорал «Ура!». Думаю, Денис страшно удивится. У меня есть записка для него.

Осборн: От полковника?

Рали: Нет, от моей сестры.

Осборн: Вашей сестры?

Рали: Да, видите ли, Денис часто бывал у нас, и, естественно, моя сестра… (сомневается, продолжать ли)… ну, в общем, может, мне не стоило…

Осборн: Да нет, все нормально. Я просто не знал, что Стэнхоуп…

Рали: Они не то, чтобы официально обручены…

Осборн: Не обручены?

Рали: Она будет ужасно рада, что я буду рядом с ним. Я смогу писать сестре и все рассказывать о Денисе. В своих письмах он немногословен. А нам можно часто писать письма?

Осборн: Да, конечно, письма отправляют ежедневно. (Пауза).

Рали: А как вы думаете, Денис не будет сердиться, что я как бы специально попал в его роту? Я как-то не подумал об этом. Мне так хотелось!

Осборн: Конечно, нет. (Пауза). Вы говорите, что встречались с ним довольно давно?

Рали: Дайте припомнить… Это было прошлым летом, почти год назад.

Осборн: Знаете, Рали, он немного изменился с тех пор.

Рали: Да?

Осборн: Видите ли, он здесь уже очень давно. Война действует на человека не лучшим образом.

Рали: (задумчиво) Да, да, конечно.

Осборн: Стэнхоуп может показаться вам слегка… слегка… несдержанным.

Рали: О, я с темпераментом Дениса хорошо знаком! Помню, как-то раз в школе он заловил нескольких ребят с бутылкой виски. Боже! Ну и досталось же им тогда! (Осборн смеется)Он так старался, чтобы ребята всегда были в отличной форме, терпеть не мог, если кто-то курил… и все такое…

Осборн: Вам надо помнить, что он командует этой ротой очень и очень давно, и тут всякое бывало. Для человека это огромное перенапряжение.

Рали: Да, да, конечно.

Осборн: Если вы заметите в Стэнхоупе какие-то перемены, помните: это от страшного перенапряжения.

Рали: Конечно, конечно. (Осборн встает и говорит по-деловому).

Осборн: Значит так. Всего коек пять: две здесь и три вон в том блиндаже. Боюсь, вам придется подождать, пока остальные подойдут и выберут себе койки.

Рали: Да, конечно.

Осборн: Одеяло у вас есть?

Рали: Да, в ранце (Встает, чтобы достать его).

Осборн: Подождите распаковываться. Сначала узнайте, где будете спать.

Рали: Да, конечно (Снова садится).

Осборн: Когда мы на передовой, мы никогда не раздеваемся. Днем можно иногда снять ботинки, но лучше, на всякий случай, всегда быть одетым.

Рали: Понятно. Спасибо.

Осборн: Скорее всего, каждый из нас будет по три часа в карауле, а потом шесть отдыхать. На утренней и вечерней перекличке мы должны быть все.

Рали: Понятно.

Осборн: Наверное, Стэнхоуп сначала отправит вас в караул с кем-нибудь из нас, пока вы не привыкнете. (Пауза. Рали поворачивается и с любопытством смотрит вверх в дверной проем).

Рали: Здесь передовая?

Осборн: Нет, это линия поддержки. Передовая отсюда метрах в пятидесяти.

Рали: Какая поразительная тишина!

Осборн: Здесь часто бывает тихо.

Рали: Я думал, что здесь все время стоит страшный грохот.

Осборн: Так большинство людей и думают. (Пауза).

Рали: Когда мы шли по окопам, было так тихо, я и не думал, что так бывает. И только иногда слышался оружейный выстрел, да вдалеке гул фронта.

Осборн: Это гремят орудия на севере. Там все время шум, такой тишины, как у нас, нет. (Пауза) Должно быть, все это для вас очень странно?

Рали: Просто… просто здесь не так, как я себе представлял. Эта тишина — так странно!

Осборн: В ста метрах отсюда сидят немцы в своих блиндажах и тоже думают, как тихо…

Рали: Они что, так близко?

Осборн: Примерно в ста метрах.

Рали: Как странно! У меня такое ощущение, что мы здесь чего-то ждем.

Осборн: Мы действительно здесь чаще всего чего-то ждем. Если что-то случается, то случается очень быстро. А потом мы снова начинаем ждать.

Рали: Я все не так себе представлял.

Осборн: Вы думали, что здесь все время идут бои.

Рали: Ну да, примерно так.

Осборн: (сделав несколько затяжек из своей трубки) Вы сюда шли окопами или верхом?

Рали: Окопами. И какие поразительные окопы — тянутся зиг-загами, наверное, на километры, по какой-то равнине. Начинаются они в разрушенной деревне. В одном из домов ступеньки ведут вниз в подвал. Оттуда под домом и через сад. Потом под стеной сада, потом вдоль огромной разрушенной фабрики — дальше километры и километры по равнине, и везде, насколько хватает глаз, в небо то и дело взлетают зеленые ракеты.

Осборн: Это осветительные ракеты. Обе стороны запускают их над нейтральной полосой, когда совершают рейды или выходят в караул.

Рали: Я знал, что на фронте запускают ракеты. (Пауза) Но я не думал, что увижу их такое множество и так далеко впереди.

Осборн: Понятно. (Покуривает трубку). В этом есть определенная романтика.

Рали: (живо) Вот, вот, и я так подумал.

Осборн: Если получится, то и продолжайте так же романтично думать о войне. Это помогает. (Мейсон вносит столовые приборы).

Мейсон: Сэр, скоро ли подойдет капитан? Суп уже горячий.

Осборн: С минуты на минуту. А это мистер Рали, Мейсон.

Мейсон: Добрый вечер, сэр.

Рали: Добрый вечер.

Мейсон: (Осборну) У меня неприятная новость, сэр.

Осборн: Что случилось, Мейсон?

Мейсон: Вы ведь знаете, сэр, что у меня должны были быть консервированные кусочки ананаса на десерт.

Осборн: Ну и?

Мейсон: Так вот, сэр. Прошу прощения, но это оказались абрикосы.

Осборн: Боже праведный! Это, должно быть, настоящее потрясение для вас!

Мейсон: Я на кухне ясно сказал, что нам нужны кусочки ананаса.

Осборн: А разве на банке не было этикетки?

Мейсон: Не было, сэр. Я усомнился и спросил того парня на кухне, уверен ли он, что в банке кусочки ананаса.

Осборн: Ну, он, конечно, сказал «да».

Мейсон: Вот именно, сэр. А еще он сказал, что барс не может поменять своих пятен.

Осборн: Да какая ж связь между барсом и ананасом?

Мейсон: Вот и я так подумал, сэр. Тут что-то неладное, подумал я. Видите ли сэр, капитан терпеть не может абрикосы. Он сказал, что если я еще хоть раз их подам, мне не сносить головы.

Осборн: А у вас есть что-нибудь еще, Мейсон?

Мейсон: Я хотел подать розовое бланманже, сэр, но оно еще не готово.

Осборн: Ладно. Подавайте абрикосы — рискнем.

Мейсон: Но я вас предупредил, сэр, если что…

Осборн: Хорошо, Мейсон. (Наверху в окопе послышались голоса) Похоже, капитан идет.

Мейсон: (быстро уходит) Я пойду разливать суп, сэр. (Голоса все ближе. Вверху в дверном проеме появляются две фигуры и ощупью спускаются с лестницы. Впереди высокий и стройный молодой человек, за ним — низкорослый толстяк. Высокий и есть капитан Стэнхоуп. Спустившись, он распрямляется, стягивает с себя ранец и бросает его на стол. Затем он снимает каску и швыряет ее на койку справа. Несмотря на звезды на нашивках, указывающих на его ранг, он не более чем мальчишка; высокий, стройный и широкоплечий. Темные волосы аккуратно зачесаны; форма, хотя уже старая и с не выводимыми пятнами, ухожена и сидит на нем ладно. Он привлекательной наружности. В отличие от Рали, который хорош собой просто потому что юн, у Стэнхоупа красивые черты лица. И хотя он загорел, месяцами находясь под открытым небом, все равно его лицо кажется бледным, а под глазами у него — темные круги. Вместе с ним вошел второй лейтенант Троттер — пожилой толстяк совсем невоенного вида. У него круглое красное лицо. По тому, как его китель еле сходится на талии, видно, что за годы войны Троттер прибавил в весе. В руках у него еще один ранец того офицера, что остался в карауле).

Стэнхоуп: (снимая ранец, противогаз и ремень) Что, Гарди уже убрался?

Осборн: Да, несколько минут назад.

Стэнхоуп: Ему повезло. А то я сказал бы мистеру Гарди пару теплых слов. Вы бы видели, в каком состоянии окопы после его ребят. Блиндажи воняют как помойные ямы; мины проржавели, гранаты сырые — потрясающая помойка! Где Мейсон?

Осборн: У себя.

Стэнхоуп: Эй, Мейсон!

Мейсон: (из своего закутка) Иду, сэр! Я несу суп, сэр.

Стэнхоуп: (достает сигарету из портсигара и закуривает) К черту суп! Несите виски!

Осборн: А у нас новый офицер. Только что прибыл.

Стэнхоуп: Вот как! Прошу прощения. (Поворачивается к слабо освещенному углу, где стоит Рали, смущенно улыбаясь). Я не заметил вас при таком ужасном освещении. (Вдруг замолкает, узнав Рали. Наступает неловкое молчание).

Рали: Привет, Стэнхоуп. (Стэнхоуп как в тумане смотрит на Рали, поднимает руку как бы для рукопожатия, но потом опускает ее снова).

Стэнхоуп: (тихо) Как ты… оказался здесь?

Рали: Я получил приказ явиться в твою роту, Стэнхоуп.

Стэнхоуп: И когда ты прибыл?

Рали: Да только что.

Осборн: Он прибыл с транспортной колонной, пока ты обходил окопы.

Стэнхоуп: Понятно. (Мейсон вносит бутылку виски, кружку и две тарелки супа, рискуя уронить их. Осборн помогает ему поставить тарелки на стол).

Стэнхоуп: (с наигранным весельем) Ну же, дядя! Иди, сядь сюда (указывает на ящик справа от стола) А ты, Рали, садись сюда.

Рали: Слушаюсь!

Троттер: (достает из кармана кителя пенсне, надевает его на нос и с любопытством смотрит на Рали) Ты — Рали?

Рали: Да. (Пауза).

Троттер: А я — Троттер.

Рали: Очень приятно. (Пауза).

Троттер: Ну и как дела?

Рали: Спасибо, все хорошо.

Троттер: Уже бывал на фронте?

Рали: Нет.

Троттер: Наверное, немного странное ощущение.

Рали: Да, немного.

Троттер: (находит ящик для себя) Ну что ж, ты скоро привыкнешь. Через час покажется, что ты здесь уже год. (Ставит ящик на бок и садится. Но так слишком низко для него. Тогда он ставит ящик на другой бок — слишком высоко. Снова поворачивает — снова низко. Наконец ему удается удобно устроиться, подложив под себя ранец. Мейсон приносит еще две тарелки супа).

Осборн: Что это за суп, Мейсон?

Мейсон: Это желтый суп, сэр.

Осборн: У него необыкновенно желтый аромат.

Троттер: (шумно пробуя суп) Перца не хватает. Принеси перца, Мейсон.

Мейсон: (волнуясь) Прошу прощения, сэр. Когда паковали кухню, перец забыли положить, сэр.

Троттер: (со звоном бросая ложку в тарелку) Нет, это невозможно! Черт-те что!

Осборн: У нас должен быть перец! Это же еще и дезинфицирующее средство.

Троттер: Да суп без перца — просто отрава!

Стэнхоуп: (спокойно) Мейсон, почему же не положили перец?

Мейсон: Просмотрели, сэр.

Стэнхоуп: Как так?

Мейсон: (жалобно) Сэр, понимаете… я поручил это…

Стэнхоуп: Тогда советую вам никогда впредь не поручать ничего другому, если, конечно, вам не хочется снова вернуться в свой взвод вон туда. (Указывает на залитый лунным светом окоп).

Мейсон: Виноват, сэр.

Стэнхоуп: Пригласите сюда одного из сигнальщиков.

Мейсон: Слушаюсь, сэр (почти бежит к проходу и кричит) Берт! К командиру! (Появляется солдат с ружьем через плечо. Останавливается по стойке «смирно»).

Стэнхоуп: Ты знаешь, где штаб соседней роты?

Солдат: Так точно, сэр!

Стэнхоуп: Отправляйся немедленно туда и попроси от моего имени капитана Уиллиса одолжить нам немного перца.

Содлат: Так точно, сэр! (Он отточено поворачивается кругом и поднимается по лестнице).

Мейсон: (задерживает его на секунду и тихо добавляет) Проси пакет перца, понял?

Осборн: Нет, без перца нельзя.

Троттер: Да в конце концов, война и с перцем- то… (делает громкий глоток), а война без перца — это уже слишком! Просто безобразие!

Осборн: Как там наверху?

Троттер: Тихо, как в пустом доме. Только на севере гул слышится.

Осборн: Там, должно быть, несладко. Хорошо бы узнать, что там делается.

Троттер: Да, неплохо бы. Хорошо еще, что моя жена каждое утро читает газеты, а потом пишет обо всем в своих письмах.

Осборн: Гарди сказал, что вчера здесь было весело. Три большие мины угодили прямо в окоп.

Троттер: Да знаю я. А ямы оставили заделывать нам. (Мейсон вносит эмалированные тарелки с отбивными). Что это?

Мейсон: Мясо, сэр.

Троттер: Я вижу, что мясо. Какое мясо?

Мейсон: Типа отбивной.

Троттер: А знаешь ли ты, Мейсон, что бывают отбивные и отбивные.

Мейсон: Знаю, сэр. Это и есть отбивные.

Троттер: (пытаясь отрезать кусочек мяса) Только эта отбивная не желает, чтобы ее резали.

Мейсон: Не желает, сэр?!

Троттер: Это шутка, Мейсон.

Мейсон: Понимаю, сэр. (Выходит).

Осборн: (изучая карту) Здесь на карте указаны какие-то развалины, прямо перед нами, на нейтральной полосе. Обозначены — ферма Бовэ.

Троттер: Боюсь, что из этих развалин выскочит какой-нибудь поганый немец и крикнет «Ock der Kaiser». Ох, и не нравятся мне развалины на нейтральной полосе.

Осборн: Судя по этой карте, нейтральная полоса здесь узкая — всего шестьдесят метров, а слева еще уже — каких-нибудь пятьдесят.

Троттер: (поглядывая с любопытством на Стэнхоупа, который ест, не поднимая головы). Эй, шкипер! Веселее! Что-то ты сегодня хмурый.

Стэнхоуп: Устал.

Осборн: Я бы на твоем месте поспал бы немного после ужина.

Стэнхоуп: До сна у меня еще работы невпроворот.

Осборн: Я мог бы сам развести караул и поговорить с майором…

Стэнхоуп: Спасибо, дядя, но я сам. (И только тут впервые поворачивается к Рали). Троттер идет в караул сразу после ужина. Советую пойти с ним, чтобы освоиться.

Рали: Да, конечно.

Троттер: Эй, шкипер, сейчас уже почти восемь. Может, выйдем в половине девятого?

Стэнхоуп: Нет. Я сказал Гибберту, что его сменят в восемь часов. Ты не выйдешь с одиннадцати до двух, дядя?

Осборн: Хорошо.

Стэнхоуп: Тогда Гибберт отдежурит с двух до четырех, а потом я до шестичасовой переклички.

Троттер: Ну что ж, ребята! Вот и снова мы здесь на шесть дней. Шесть чертовски бесконечных дней (Считает на листке бумаги). Так. Это значит сто сорок четыре часа или восемь тысяч шестьсот сорок минут. Не так уж страшно. Двадцать минут мы уже отмотали. У меня идея! Я нарисую сто сорок четыре кружочка и каждый час буду зачеркивать по одному — так время быстрей пойдет.

Стэнхоуп: Уже без пяти восемь. Лучше пойди и смени Гибберта. Тогда сможешь вернуться в одиннадцать и зачеркнуть целых три своих паршивых кружочка.

Троттер: Я еще не съел абрикосы!

Стэнхоуп: Мы оставим тебе твои абрикосы.

Троттер: Нет, все-таки нет ничего хуже войны во время обеда. Почему-то мне всегда достается идти в караул вместо десерта.

Стэнхоуп: Потому что ты и так вечно жуешь что-нибудь.

Троттер: Дай хоть кофе-то выпить. Эй, Мейсон, неси кофе!

Мейсон: Иду, сэр.

Троттер: (поднимаясь из-за стола) Ну что ж, пора собираться. Пошли, Рали.

Рали: (мгновенно вскакивает) Есть!

Троттер: Надень только ремень с портупеей. Будем стрелять по крысам. И маску тоже. Давай покажу, как надо. (Помогает Рали). Она должна быть под подбородком, как повязка.

Рали: Да, я знаю, нам в школе показывали.

Троттер: Теперь «шляпу» (берет каску). «Трость» не надо. Она будет мешать бегать.

Рали: А что, разве надо будет бегать?

Троттер: О Господи, и очень часто. Как увидишь летящую мину — а она летит прямо из немецких окопов, сначала вверх, а потом раз-раз-раз — низом — надо умудриться рассчитать свои действия. Иногда приходится драпать изо всех сил. (Мейсон приносит две чашки кофе).

Мейсон: Кофе, сэр.

Троттер: Спасибо (берет чашку и пьет стоя).

Рали: Спасибо.

Троттер: Мейсон, мои абрикосы сюда не приноси. Оставь их на отдельной тарелке у себя.

Мейсон: Слушаюсь, сэр.

Троттер: А то если принести их сюда, кто знает, что с ними может случится.

Мейсон: Понятно, сэр.

Троттер: Вторая рота справа от нас, шкипер?

Стэнхоуп: Да. Между нами пятьдесят метров неприкрытой территории. Будь там повнимательнее.

Троттер: Конечно, сэр.

Стэнхоуп: И хорошенько проверь, как там наш пулемет.

Троттер: Обязательно, сэр. А не пойти ли мне взглянуть на эти чертовы развалины?

Стэнхоуп: Этим я займусь сам.

Троттер: Ладно. После такой сытной отбивной я не горю желанием ползти на брюхе. (Обращается к Рали). Ну что ж, мой юный друг, пойдем посмотрим на эту войну. (Они уходят по ступеням. Стэнхоуп и Осборн остаются вдвоем. Мейсон появляется из своего отсека)

Мейсон: Сэр, будете абрикосы?

Стэнхоуп: Нет, спасибо.

Мейсон: Мистер Осборн, а вы?

Осборн: Нет, спасибо.

Мейсон: Сэр, мне очень жаль, что это оказались абрикосы. Я объяснил мистеру Осборну…

Стэнхоуп: (ровным голосом) Все в порядке, Мейсон, спасибо. Можете идти.

Мейсон: Слушаюсь, сэр. (Уходит).

Осборн: (стоя у койки справа) Ты будешь спать здесь? Это была койка Гарди.

Стэнхоуп: Нет, ты спи на ней. Я лучше здесь, у стола. Тогда я смогу вставать и работать, не мешая тебе.

Осборн: Но эта койка лучше.

Стэнхоуп: Вот ты и спи на ней. Надо же тебе хоть немного комфорта на старости лет, дядя.

Осборн: Я бы хотел видеть тебя спящим.

Стэнхоуп: Спящим? Я не могу спать. (Берет виски и воду. В дверном проеме показывается худой молодой человек с бледным лицом (над верхней губой — усики), лет двадцати с лишним, и спускается по ступенькам.)

Стэнхоуп: (смотрит внимательно на вошедшего) Ну что, Гибберт?

Гибберт: Все довольно спокойно. Немного постреляли слева от нас, а справа пролетело несколько ручных гранат.

Стэнхоуп: Ясно. Твой ужин у Мейсона.

Гибберт: (потирая лоб) Боюсь, что я не смогу сегодня ужинать, Стэнхоуп. Это все дурацкая невралгия. Так и стреляет в глазу. С каждым днем боль все сильнее.

Стэнхоуп: Горячий суп и хорошая твердая отбивная — и все как рукой снимет.

Гибберт: Боюсь, что боль лишила меня всякого аппетита. Я прошу прощения, что так часто говорю об этом, Стэнхоуп, просто ты, наверное, удивляешься, что я почти не ем.

Стэнхоуп: А ты постарайся не думать о боли.

Гибберт: (со смешком) Хотел бы я не думать…

Стэнхоуп: А ты постарайся.

Гибберт: Я лучше пойду и попробую уснуть.

Стэнхоуп: Ладно, валяй. Твоя койка вон в том блиндаже. Вот твой ранец (подает Гибберту ранец, который принес Троттер.) Ты выходишь в караул в два. Я тебя сменю в четыре. Я скажу Мейсону, чтобы разбудил тебя.

Гибберт: (слабым голосом) Да, спасибо, Стэнхоуп. Пока!

Стэнхоуп: Пока. (Смотрит, как Гибберт идет к проходу).

Гибберт: (возвращается) Можно взять свечу?

Стэнхоуп: (берет одну со стола) Бери.

Гибберт: Спасибо. (Снова выходит. Молчание. Стэнхоуп обращается к Осборну).

Стэнхоуп: Еще одна гнида пытается вырваться домой.

Осборн: (набивая трубку)А вдруг он и вправду болен? Выглядит неважно.

Стэнхоуп: Обыкновенный грязный трус, вот и все. Если бы захотел, поел бы. Нарочно голодает. Хитрая свинья! Прекрасная идея — невралгия. И ничего не докажешь.

Осборн: А мне жаль его. По-моему, он старался изо всех сил.

Стэнхоуп: И сколько он здесь пробыл? Три месяца, кажется? И вот теперь он решил, что с него хватит. Решил отправиться домой и остаток войны провести в комфорте, в клиниках для нервных. Так вот, он ошибается. Я позволил Уоррену вот так сбежать, но больше ни у кого не получится.

Осборн: Интересно, как можно помешать человеку заболеть?

Стэнхоуп: Я опережу его — переговорю с врачом первым. Он думает, что вырвется отсюда до наступления. А вот мы посмотрим. Никому из моих людей до наступления заболеть не удастся. У всех будут равные шансы.

Осборн: А Рали — приятный молодой человек.

Стэнхоуп: (смотрит внимательно на Осборна, прежде чем ответить) Да.

Осборн: Симпатичный. Вы были вместе в школе?

Стэнхоуп: Он уже все рассказал?

Осборн: Да просто упомянул вскользь. Это же естественно, раз он знает, что ты — командир. (Стэнхоуп устраивается поудобней у стола, спиной к стене. Осборн, сидя на койке справа, раскуривает трубку, пуская облачка дыма). Он ужасно рад, что попал в твою роту. (Стэнхоуп не отвечает. Берет карандаш и что-то пишет на обложке журнала). Он о тебе очень высокого мнения.

Стэнхоуп: (бросает взгляд на Осборна и улыбается). Я знаю. Я — его герой.

Осборн: И это естественно.

Стэнхоуп: Ты так думаешь?

Осборн: У маленьких мальчиков всегда есть герои в школе.

Стэнхоуп: Вот именно. У маленьких мальчиков, в школе.

Осборн: Часто бывает, что такое отношение продолжается, если…

Стэнхоуп: … если герой остается героем.

Осборн: Часто это на всю жизнь.

Стэнхоуп: Интересно, сколько наших батальонов находится во Франции?

Осборн: А что?

Стэнхоуп: Ну, скажем пятьдесят дивизий. Это сто пятьдесят бригад, то есть четыреста пятьдесят батальонов, а это тысяча восемьсот рот. (Отрывается от своих подсчетов и смотрит на Осборна) Дядя, во Франции тысяча восемьсот рот! Рали могли направить в любую из них. Так нет же. О Господи! Он оказывается в моей.

Осборн: Ты должен радоваться. Он приятный парень. Мне он нравится.

Стэнхоуп: Я знал, что тебе он понравится. Личность, да? (Достает из нагрудного кармана потертый кожаный бумажник и протягивает Осборну маленькую фотокарточку). Я ведь тебе ее никогда не показывал.

Осборн: (смотрит на фото) Нет. (Пауза). Это сестра Рали?

Стэнхоуп: Откуда ты знаешь?

Осборн: Очень похожи.

Стэнхоуп: Да, верно.

Осборн: (не отрываясь от фото) Она просто прелестная девушка.

Стэнхоуп: На фото мало что видно. Только лицо.

Осборн: Но ужасно прелестное. (Молчание. Стэнхоуп закуривает сигарету. Осборн возвращает ему фото)Ты — счастливчик.

Стэнхоуп: (пряча фото) Не знаю, зачем я храню эту фотокарточку.

Осборн: То есть? Разве она не… я думал…

Стэнхоуп: Что ты думал?

Осборн: Ну, я думал, что, может, она ждет тебя.

Стэнхоуп: Да, верно. Она меня ждет, и она ничего не знает. Она думает, что я — великолепный парень, командир роты… (Поворачивается к Осборну и кивает вверх на дверной проем) Она и не подозревает, что если по этим ступенькам я выйду на передовую, предварительно не накачавшись виски, я сойду с ума от страха. (Пауза).

Осборн: Послушай, старик. Я давно хотел сказать, хотя понимаю, что это наглость с моей стороны. Ты здесь уже дольше всех во всем батальоне. Тебе пора бы отдохнуть. Отпуск тебе полагается.

Стэнхоуп: Ты предлагаешь мне заболеть, как эта сволочь — невралгией глаза? (Смеется и пьет виски).

Осборн: Нет, не так. Полковник давно отправил бы тебя сам, только…

Стэнхоуп: Только что?

Осборн: Только он не может обходиться без тебя.

Стэнхоуп: (смеясь) О, черт!

Осборн: Он сам мне сказал.

Стэнхоуп: И он считает, что я в таком состоянии, что мне необходимо отдохнуть?

Осборн: Нет, он считает, что тебе положен отпуск.

Стэнхоуп: Хорошо, дядя, тогда послушай меня. Мне недолго осталось. Я и так удачливее всех оказался. Из тех, с кем я прибыл, уже никого нет в живых. Но этот мальчик — это уже слишком. Могли бы и уволить меня от этого.

Осборн: Ты смотришь на все в черном цвете.

Стэнхоуп: Я повторяю. Этот мальчик не может без того, чтобы не сотворить себе кумира. Я старше его на три года. Ты сам знаешь, что эта разница значит в школе. Я был капитаном команды по регби и все такое… Здесь это никакого значения не имеет, а для школьника четырнадцати лет… Да зачем я тебе все это объясняю, черт, ты же сам учитель, и ты знаешь.

Осборн: Не горячись! Я только сказал, что думаю о кумирах.

Стэнхоуп: Наши отцы дружили, и меня попросили присмотреть за мальчишкой. Надо сказать, я охотно взялся за дело. Мне нравилось учить его правильным вещам… А однажды летом его семья пригласила меня погостить у них, и вот тогда я познакомился с его сестрой.

Осборн: И что же?

Стэнхоуп: Сначала я воспринимал ее как ребенка, так же как и Рали. И только перед тем, как отправиться на фронт, я вдруг понял, какая она замечательная девушка. И я буквально стал молиться, чтобы уцелеть на войне и стать… стать достойным ее.

Осборн: Ты немалого добился. Военный Крест и командование ротой…

Стэнхоуп: (наливая себе еще виски) Да, вначале все шло хорошо. Когда через полгода я приехал в отпуск, было чертовски приятно чувствовать, что ей небезразличны мои успехи. (Делает глоток виски). А когда вернулся на фронт — здесь тогда шли страшные бои — я понял, что если не сниму перенапряжение, то попросту сойду с ума. Оставаться все время в полном сознании я не мог — у тебя ведь было такое, да, дядя?

Осборн: Да, и часто.

Стэнхоуп: Было только два способа выдержать такое: либо притвориться больным и вернуться домой, либо это (поднимает стакан с виски). Что бы ты выбрал, дядя?

Осборн: Я пока не знаю. Мне еще не довелось испытать столько, сколько тебе.

Стэнхоуп: Я все тогда обдумал хорошенько. Скажи, ведь было бы подло сбежать домой совершенно здоровым, да?

Осборн: По-моему, да.

Стэнхоуп: Ну вот. Тогда будем здоровы, и да здравствуют ребята, которые отправляются домой с невралгией (Ставит стакан на стол). В последний свой отпуск я уже домой не поехал. Я не смог бы вынести, если бы она догадалась…

Осборн: Война закончится, Стэнхоуп, уйдет это страшное напряжение, и ты снова придешь в норму, в твои-то годы.

Стэнхоуп: Я и жил все время с этой надеждой. Думал о том, как уеду потом куда-нибудь на несколько месяцев, поживу на свежем воздухе, поправлюсь, а потом приеду к ней.

Осборн: Так и будет, Стэнхоуп.

Стэнхоуп: Ну почему Рали не попал в какую-нибудь другую из тысячи восьмисот рот?!

Осборн: Я не понимаю, с чего ты взял, что…

Стэнхоуп: Ради Бога, Осборн, не прикидывайся дурачком! Ты же все понимаешь! Ты прекрасно знаешь, что он напишет ей, как я весь провонял виски.

Осборн: Ну с чего ты взял? Он ведь не…

Стэнхоуп: Вот именно. Он не свинья какая-нибудь, чтобы обманывать свою сестру.

Осборн: Он еще очень молод. Ему только предстоит многое узнать. И он сам поймет, что люди на фронте меняются.

Стэнхоуп: Не утешай меня, дядя. Ты что, не видел, как он пялился на меня за ужином и все пытался понять…? Он и сейчас там наверху, в окопах, наверняка все еще думает обо мне и уже догадался, в чем дело. А ведь все эти месяцы он только и мечтал о том, чтобы оказаться со мной, здесь. Бедняга!

Осборн: А я уверен, что Рали будет по-прежнему любить тебя и восхищаться тобой, несмотря ни на что. Такое восхищение героизмом — очень благородное чувство.

Стэнхоуп: К черту героизм! (Он замолкает, а потом вдруг говорит странно высоким голосом). А знаешь, дядя, я ведь набитый дурак. Я же не кто-нибудь, а командир этой роты. Что мне до этого самодовольного мальчишки? Понимаешь? Он видите ли собирается написать домой и рассказать все обо мне Мадж. Не выйдет! На фронте цензура! Я имею право читать его письма, и я прочитаю и вычеркну все, что он напишет обо мне!

Осборн: Ты не будешь читать его письма.

Стэнхоуп: (задумчиво) Вычеркну все о себе. Потом будет большое наступление, и она так и будет думать всегда, что я был замечательным парнем (наливает еще виски, повторяя «всегда… всегда…»).

Осборн: (поднимаясь с койки) Все не так плохо, как ты думаешь. Лучше ложись и поспи.

Стэнхоуп: Спать? Вот еще, буду я терять время на сон!

Осборн: (берет ранец Стэнхоупа и вынимает из него одеяло) Пойдем, старик, пойдем. Ложись вот сюда. (На койке Стэнхоупа укладывает ранец вместо подушки, стелет одеяло).

Стэнхоуп: (продолжает сидеть) Самодовольный мальчишка — вот он кто такой. Напросился в мою роту! Я его не звал. А раз так — он получит за свою наглость. (Осборн кладет Стэнхоупу на плечо руку, пытаясь успокоить его и, может, уговорить лечь в постель) Отстань! (Сбрасывает руку Осборна) Чего тебе нужно?

Осборн: Пойди попробуй поспать.

Стэнхоуп: Сам иди спать. Я имею право читать его письма, слышишь, дядя? А ты проследишь, чтобы он сам не отправил ни одного письма, понятно?

Осборн: Хорошо, хорошо. А пока пойдем, тебе надо лечь, отдохнуть, у тебя был трудный день.

Стэнхоуп: (вдруг поднимает голову) Где Гарди? Что ты сказал — он ушел?

Осборн: Да, его уже нет.

Стэнхоуп: Ага, уже ушел. А я хотел бы сказать пару ласковых слов мистеру Гарди. Конечно, он ушел — свинья! В окопах — грязь! Везде — грязь! Я сказал бы ему, чтобы он почистил окопы сначала!

Осборн: (стоит позади Стэнхоупа и снова мягко кладет руку ему на плечо) Мы завтра сами почистим окопы. (Стэнхоуп смотрит на Осборна и вдруг весело смеется).

Стэнхоуп: Дорогой дядя! Пожалуйста, почисти окопы маленькой щеточкой и совочком (смеется). Не забудь надеть свой кружевной фартучек.

Осборн: Непременно. А пока пойдем, старик. Я распоряжусь, чтобы тебя разбудили в два часа. (Твердо ведет Стэнхоупа к койке). Как же ты устал!

Стэнхоуп: (глухим голосом) Боже, я ужасно устал — все болит, тошнит…

(Осборн помогает ему лечь, укрывает одеялом).

Осборн: Через минуту тебе будет хорошо. Ну как? Удобно?

Стэнхоуп: Да, очень удобно. (Смотрит Осборну в глаза и снова смеется) Дорогой дядя! Пожалуйста, подоткни под меня одеяло. (Осборн поправляет одеяло).

Осборн: Ну вот, все хорошо.

Стэнхоуп: Поцелуй меня, дядя.

Осборн: Иди к черту! Спи.

Стэнхоуп: (закрывает глаза) Да, я засыпаю. (Медленно поворачивается лицом к стенке. Осборн недолго смотрит на Стэнхоупа, глубоко вздыхает и задувает свечу рядом с койкой Стэнхоупа. Слышится глубокий вдох Стэнхоупа, а потом он начинает тяжело дышать. Осборн идет к проходу и тихо зовет).

Осборн: Мейсон!

Мейсон: (появляется в незастегнутом кителе) Так точно, сэр!

Осборн: Разбудите меня без десяти одиннадцать, а мистера Гибберта без десяти минут два. Я немного посплю.

Мейсон: Слушаюсь, сэр. (Пауза) Перец принесли, сэр.

Осборн: Ну вот и прекрасно.

Мейсон: Я прошу прощения за перец, сэр.

Осборн: Все в порядке, Мейсон.

Мейсон: Спокойной ночи, сэр.

Осборн: Спокойной ночи.

(Мейсон выходит из блиндажа. Осборн поворачивается и смотрит вверх на ночное небо, освещаемое зелеными ракетами. Снова смотрит на Стэнхоупа. Затем идет к своей койке, садится на нее, достает из кармана кителя большие старинные часы и спокойно заводит их. В тишине снова раздаются раскаты боя дальних орудий).