Конец пути

Второе действие

Троттер: Как аппетитно пахнет беконом!

Мейсон: Да, сэр. Думаю, что аромат продержится здесь до обеда.

Троттер: Когда голоден, нет ничего лучше жирненького ломтика бекона.

Мейсон: Я рад, сэр, что вы любите жирный бекон.

Троттер: Ну, допустим, постный кусочек тоже неплох.

Мейсон: Сэр, в вашей порции в самой серединке был постный кусочек, но он ужарился слегка.

Троттер: Значит, ты не умеешь готовить, вот и все. А овсянка есть?

Мейсон: Да, сэр, конечно.

Троттер: Небось с комочками?

Мейсон: Да, сэр, очень вкусная и с комочками.

Троттер: Так вот иди и из моей порции все комочки вынь.

Мейсон: Слушаюсь, сэр. (Мейсон уходит. Троттер недовольно глядит ему вслед).

Троттер: (Осборну) Что-то он фамильярничает в последнее время.

Осборн: Да не такой уж он и плохой повар. (Троттер взял свою кружку с кофе и нюхает содержимое)

Троттер: О…! Наконец-то пахнет кофе! Значит, он все-таки выстирал тряпку для мытья посуды.

Осборн: Да. Я сам попросил его об этом.

Троттер: Неужели? Ты — смельчак. Как же тебе это удалось?

Осборн: Я написал жене, чтобы она прислала пачку стирального порошка. Потом отдал ее Мейсону и попросил, чтобы он испробовал его на чем-нибудь.

Троттер: Молодец! Ладно, повар он действительно неплохой. Бывали и похуже. (Мейсон приносит Троттеру овсянку)

Мейсон: Я вынул все комочки, сэр.

Троттер: Вот и прекрасно. Можешь подать их как гарнир к вареному мясу.

Мейсон: Слушаюсь, сэр. (Уходит).

Троттер: А где перец? Мейсон принес перец?

Осборн: Да.

Троттер: Прекрасно. Без перца никак нельзя.

Осборн: А разве ты не должен сейчас быть в карауле?

Троттер: Должен, но Стэнхоуп разрешил мне спуститься позавтракать. Сказал, что присмотрит за передовой, пока я здесь.

Осборн: Долго же ему придется присматривать.

Троттер: Да нет, я быстро поем! Эй, Мейсон, неси бекон!

Мейсон: Уже иду, сэр.

Осборн: Какое прекрасное утро!

Троттер: Да, правда. В такое утро чувствуешь себя моложе и снова начинаешь надеяться, что все будет хорошо. Представляешь, сижу сейчас в окопе, и вдруг какая-то птаха как защебечет! Да… Все идет к весне. (Мейсон приносит бекон)А что, мой бекон вполне приличный.

Мейсон: Если посмотреть сверху, в самую серединку, сэр, то можно рассмотреть постный кусочек.

Троттер: Ага, вижу! Это он?

Мейсон: Нет, сэр, это немного ржавчины от сковородки.

Троттер: Тогда вот это, он?

Мейсон: Точно, он самый. (Уходит).

Троттер: Нарежь хлеба, дядя. (Осборн нарезает хлеб).

Осборн: Как там наверху?

Троттер: Что-то мне не очень нравится.

Осборн: Слишком тихо?

Троттер: Вот именно. Вчера вечером казалось, что во всем мире не осталось ни одной живой души. Только крысы шуршали иногда, да у меня в животе урчало после той отбивной.

Осборн: Вот и сейчас тихо.

Троттер: Даже слишком. Бьюсь об заклад, немцы что-то затеяли. Большое наступление уже близко. Не нравится мне все это, дядя. Передай варенье, пожалуйста.

Осборн: На сей раз — клубничное.

Троттер: Правда? Я рад, что малиновое все съели. Терпеть не могу малиновое варенье.

Осборн: Стэнхоуп сказал тебе, что ночью собирается ставить новые проволочные заграждения?

Троттер: Да. Он сейчас как раз готовит все необходимое. (Пауза. Понизив голос, продолжает) Господи, дядя, до чего же у Стэнхоупа больной вид!

Осборн: Боюсь, он действительно нездоров.

Троттер: Любой заболеет, если так упираться. (Пауза) Знаешь, что было, когда ты вчера сменил меня в карауле?

Осборн: Что?

Троттер: Мы с Рали спустились сюда и видим: Стэнхоуп, бледный, как полотно, сидит на койке и пьет виски. Вид у него был ужасный. После обеда он выпил целую бутылку. Я, естественно, сказал: «Привет!», и ты представляешь, он, похоже, не узнал меня?! Ничего себе! Да, Рали?

Рали: (опустив голову) Да.

Троттер: Потом он сказал: «Лучше иди спать, Рали», как будто Рали — какой-нибудь школьник.

Осборн: Вот как? (Пауза) Взгляните-ка на солнце — скоро будет совсем тепло. (Они смотрят на бледный квадрат света на полу).

Троттер: Да уже и так тепло. Если подставить лицо солнцу, здорово припекает. Вот бы лето выдалось жарким!

Осборн: Да, хорошо бы.

Троттер: А тут еще эта птичка! Я даже как-то лучше себя почувствовал. Вдруг вспомнился мой сад, как я вечерком, бывало, выходил туда в шлепанцах выкурить трубочку после обеда…

Осборн: Ты любишь возиться в саду?

Троттер: Да любил, знаете ли, вечерком заняться цветами. У меня перед домом вполне приличный газончик. Летом, когда на нем расцветали красные, белые и голубые цветы — залюбуешься!

Осборн: Не сомневаюсь.

Троттер: А тебе нравится работать в саду?

Осборн: Да. Еще мне нравится прокатиться в лес на велосипеде за подснежниками, а потом посадить их в своем саду.

Троттер: И неужели они росли?

Осборн: Представь себе. Надо только вокруг примять немного мха. Кстати, если дома солнце уже припекает, подснежники скоро вылезут.

Троттер: Я помню, как однажды прошлой весной, когда немцы частенько пугали нас фосгеном, мы почувствовали какой-то подозрительный запах, и кто-то крикнул: «Газы!» Ну, мы все, конечно, напялили противогазы…

Осборн: А что это было?

Троттер: Да дерево какое-то зацвело! Представляешь, до чего дошло! (Пытается застегнуть китель на все пуговицы) О Господи! Все-таки надо худеть. (Встает) Пойду, сменю Стэнхоупа. А то он будет ругаться как сапожник. У него еще то состояние с утра!

Осборн: Я сменю тебя в одиннадцать.

Троттер: Вот и славно. А то я страсть как не люблю это время на передовой. Немец только позавтракает и начинает кидаться всякими хреновинами, чтобы напомнить о себе. Но, по правде сказать, уж лучше пусть пара гранат разорвется, чем такая смертельная тишина. (Надевает каску, берет противогаз и поднимается по ступеням) Пока!

Осборн и Рали: Пока!

Осборн: Ну, теперь Стэнхоуп отправит вас в караул одного.

Рали: Правда? В котором часу?

Осборн: После меня, наверное, примерно с двух до четырех.

Рали: Понятно. (Пауза).

Осборн: Ну, и что вы думаете обо всем этом?

Рали: Да все нормально. Правда, такое ощущение, что я здесь уже целую вечность.

Осборн: (набивая трубку) Так и должно быть. Хотя время все-таки идет.

Рали: Мы здесь на шесть дней?

Осборн: Да.

Рали: Пока даже не могу себе представить конец шестого дня.

Осборн: Ничего, двенадцать часов уже прошли. Зато потом, когда нас сменят, как же будет здорово снова оказаться на квартирах, принять горячую ванну, а потом просто посидеть с книжечкой где-нибудь под деревом!

Рали: Мне кажется, что я уже целую вечность не видел настоящего дерева с ветками и листьями, а ведь я здесь всего двенадцать часов.

Осборн: Что вы чувствовали на передовой?

Рали: Ничего особенного. Вот только было ужасно тихо, так что даже жутковато делалось — все передвигаются крадучись и переговариваются вполголоса. Громко ведь не поговоришь, когда немцы всего метрах в семидесяти, правда?

Осборн: Как раз на ширину поля для регби.

Рали: Странное сравнение для передовой.

Осборн: А я так всегда измеряю расстояния, чтобы не терять чувство пропорции.

Рали: А вы в регби играли?

Осборн: Немного. Правда, в последние годы в школе больше приходилось быть судьей.

Рали: А вы что, учитель?

Осборн: Да. А что такого?

Рали: Да нет, ничего. Я ничего не имею против учителей. (Спохватывается) То есть, я хотел сказать, что впервые встречаю учителя вот так, не в школе.

Осборн: Иногда, как видите, и учителя вырываются из школы.

Рали: (смеясь) А вы за какую команду играли?

Осборн: «Арлекин».

Рали: «Арлекин»? Вот это да!

Осборн: Я даже однажды был в сборной Англии, правда, это было очень давно.

Рали: Ничего себе! А здесь об этом знают?

Осборн: Мы о регби как-то никогда не говорили. Да здесь все это не имеет никакого значения. Лучше посмотрите-ка!

Рали: А что это?

Осборн: Это изобрел Троттер, чтобы как-то убить время. Сто сорок четыре кружочка — по одному на каждый час всех шести дней. Шесть из них он уже зачеркнул, а еще шесть пока не успел.

Рали: А что, неплохая идея. Мне вообще Троттер нравится.

Осборн: Да, он парень неплохой.

Рали: У него все как-то естественно получается. Он — как бы это сказать? — настоящий, что ли.

Осборн: Вот именно — настоящий. (Пауза. Рали набивает заново свою трубку, Осборн курит старую).

Рали: Говорят, что немцы — довольно порядочный народ. Это правда?

Осборн: Можно сказать, что да. (Пауза). Однажды на рассвете один из наших ребят был ранен. Мы не смогли его сразу оттащить, и он весь день пролежал на передовой. В следующую ночь трое наших подползли к нему, да так близко от немцев, что те могли бы их всех спокойно уложить. И вдруг, когда ребята уже стали тащить раненного по рытвинам в свои окопы, встает во весь рост огромный немец и кричит им: «Отнесите его на руках!» Ну, наши встали и понесли, а тот немецкий офицер даже пустил несколько осветительных ракет, чтобы им было лучше дорогу видно.

Рали: Вот это да! (Пауза).

Осборн: А на следующий день ни от наших, ни от их окопов ничего не осталось.

Рали: Но ведь это… как-то глупо.

Осборн: В том-то все и дело… (Молчат некоторое время).

Рали: Я…вчера вечером начал писать письмо домой. Как можно его отправить?

Осборн: Письма забирают вечером после доставки продовольствия.

(По лестнице медленно спускается Стэнхоуп. Рали встает).

Рали: Пойду допишу письмо, раз мне снова скоро в караул.

Осборн: Можете писать здесь.

Рали: Спасибо, мне и там хорошо. Я соорудил себе подобие стола у койки.

Осборн: Ну как хотите. (Рали уходит в свой блиндаж. Стэнхоуп медленно стягивает с себя амуницию).

Стэнхоуп: Что ж так воняет беконом?

Осборн: Это сегодня наш завтрак.

Стэнхоуп: Понятно. Ты сказал Рали о проверке солдатских винтовок?

Осборн: Нет пока.

Стэнхоуп: (у входа в другой блиндаж) Рали!

Рали: (появляется) Да?

Стэнхоуп: В девять часов ты проверяешь винтовки у всего взвода.

Рали: Слушаюсь! (Уходит снова).

Стэнхоуп: (садится за стол) Я наметил на восемь часов два рейда, чтобы укрепить колючку вдоль всей линии. Пойдут Берт и Смит, каждый возьмет по два человека. Каждая рота оставляет эту работу другой смене. (Никто не хочет делать эту работу). Неделю назад там были пробиты огромные дыры.

Осборн: Знаю.

Стэнхоуп: А завтра ночью мы начнем тянуть проволоку на флангах.

Осборн: На флангах?

Стэнхоуп: Да, мы окружим себя проволочным поясом. Если начнется наступление, я не уверен, что роты на флангах удержат свои позиции.

Входит Мейсон и почтительно остается стоять поодаль

Мейсон: Не хотите ли бекона, сэр?

Стэнхоуп: Нет, спасибо. Я выпью чаю.

Мейсон: Слушаюсь, сэр. (Уходит).

Стэнхоуп: Я осмотрелся наверху. У нас хорошие шансы удержаться здесь, но при условии, что мы натянем вокруг колючку. Я разговаривал с полковником…

Осборн: Да? Он был здесь?

Стэнхоуп: Да. И сказал, что немецкий пленный назвал дату наступления — двадцать первое.

Осборн: Это четверг?

Стэнхоуп: Да, а сегодня — вторник.

Осборн: Значит, скорее всего, на рассвете послезавтра. (Пауза)То есть как раз, пока мы здесь.

Стэнхоуп: Именно. Мы будем здесь и окажемся в первых рядах партера.

Осборн: Да уж. (В наступившей тишине Мейсон вносит чай).

Мейсон: Может, хотите сардин, сэр? Вы ведь их любите.

Стэнхоуп: Я их терпеть не могу, Мейсон.

Мейсон: Понятно, сэр. (Уходит).

Осборн: Что еще сказал полковник?

Стэнхоуп: Только то, что в случае наступления поддержки сзади у нас не будет. Нам нельзя отступать ни на шаг.

Осборн: Ясно.

Стэнхоуп: Нам надо как можно прочнее обнести себя проволокой. Сегодня днем я закреплю позиции за каждым взводом и отделением.

Осборн: Сказать по правде, я даже рад, что наступление наконец будет. Осточертело просто так ждать.

Стэнхоуп: Как ты думаешь, эта наша окопная жизнь обостряет восприятие?

Осборн: Наверное.

Стэнхоуп: В последнее время, на что бы я ни смотрел, я вижу все как бы насквозь. Вот, например, сейчас я вижу не просто тебя, я вижу форму, под формой — рубашку, под ней — майку, под майкой…

Осборн: Слушай, давай поговорим о чем-нибудь другом.

Стэнхоуп: (смеясь) Прости, это уже превратилось в привычку — смотреть насквозь до бесконечности, пока страшно не сделается. Тогда все — стоп!

Осборн: Наверное, здесь все действительно как-то острее чувствуется.

Стэнхоуп: Иногда мне кажется, что это со мной что-то неладное творится. У тебя бывает так, будто все вокруг куда-то удаляется от тебя, пока ты не остаешься один во всем мире, а потом и весь мир удаляется тоже, и ты один во вселенной, и пытаешься изо всех сил вернуться назад — и не можешь?

Осборн: Это всего лишь нервное перенапряжение.

Стэнхоуп: Как ты думаешь, я не совсем еще рехнулся?

Осборн: О Господи! Нет, конечно!

Стэнхоуп: (откидывает голову назад, смеясь) Дорогой мой, славный дядя! Да откуда тебе знать? Ты просто притворяешься, что знаешь, чтобы успокоить меня.

Осборн: Когда сходят с ума по-настоящему, об этом не говорят. С этим живут.

Стэнхоуп: Ну, тогда все в порядке! (Молчит недолго). Просто сегодня утром, на передовой, когда солнце всходило, я снова почувствовал, как весь мир удаляется от меня. Кстати, а ты видел сегодня восход солнца? Правда, потрясающе?!

Осборн: Да.

Стэнхоуп: Я стоял и смотрел на немецкие окопы, а вокруг — ни души, ни звука. Казалось, можно было слышать, как муха пролетит. И в то же самое время я знал, что напротив в своих окопах сидят тысячи немцев и в руках у них тысячи начищенных и смазанных винтовок, а в патронных сумках лежат миллионы пуль…

Осборн: Никогда не думал раньше, что восход бывает такой разный: то зеленый, то розовый, то красный, то голубой, то серый. Поразительно!

Стэнхоуп: Да… Эй, Мейсон!

Мейсон: (из прохода) Да, сэр!

Стэнхоуп: Несите кружки и бутылку виски.

Мейсон: Слушаюсь, сэр!

Осборн: (улыбаясь) Не рано ли будет?

Стэнхоуп: Да глоток только. Уж больно здесь холодно.

Осборн: (листая журнал) Не думал, что ипподром все еще работает. Надо было выбраться туда в отпуске.

Стэнхоуп: Ты что, хочешь сказать, что в отпуске так и не сходил никуда поразвлечься?

Осборн: (смеется) Нет. Так все время и провозился в саду, выкладывая каменные горки. А по вечерам я просто сидел в доме, курил и читал. Жена вязала носки и иногда играла на пианино. Мы делали вид, что никакой войны вообще нет. А под конец двое моих пацанов заставили меня играть с ними на полу в оловянных солдатиков.

Стэнхоуп: Бедный дядя! От войны никуда не денешься.

Осборн: Хорошо бы научиться воевать так, как мои сынишки. Ты бы видел, как они заманивали моих солдатиков под диван и там расправлялись с ними.

Стэнхоуп: (смеясь и наливая себе виски) Будешь?

Осборн: Нет, не сейчас, спасибо.

Стэнхоуп: Ты ведь в одиннадцать идешь в караул?

Осборн: Да, я сменяю Троттера.

Стэнхоуп: Пусть тогда Рали выйдет в час и побудет с тобой некоторое время. Тогда до четырех он останется один, а в четыре его сменит Гибберт.

Осборн: Ладно.

Стэнхоуп: А что сейчас делает Рали?

Осборн: Дописывает письмо домой.

Стэнхоуп: Ты предупредил его?

Осборн: О чем?

Стэнхоуп: О цензуре.

Осборн: Это что, не шутка была?

Стэнхоуп: Я и сейчас не шучу.

Осборн: Ты не сделаешь этого.

Стэнхоуп: По инструкции я обязан читать все ваши письма. Черт побери, дядя! Ты только представь себя на моем месте — этот юнец пошлет отсюда письмо…

Осборн: Он ничего плохого о тебе не напишет.

Стэнхоуп: Откуда тебе знать? (Пауза). Вчера ночью я слышал, как ты собирался в караул, и как только ты ушел, я поднялся с койки. Мне было очень плохо, и я совершенно забыл, что Рали был наверху с Троттером. Я вообще забыл о его существовании. И тут они с Троттером спускаются — ты бы видел, как Рали посмотрел на меня. После свежего воздуха здесь, должно быть, так и прет крысами и виски. Для такого мальчика, как Рали, нет ничего хуже вони. Он посмотрел на меня так, как будто я врезал ему промеж глаз, или как будто я плюнул ему в лицо…

Осборн: Тебе все это кажется.

Стэнхоуп: (смеется) Кажется? Хорошо бы.

Осборн: Но почему ты не можешь относиться к нему, как к любому другому новичку? (Входит Рали с письмом в руке. Останавливается, почувствовав, что Осборн и Стэнхоуп замолчали при его появлении).

Рали: Прошу прощения…

Осборн: Все в порядке, Рали. Вы идете к солдатам проверять винтовки?

Рали: Да. (Пауза) А где надо оставлять письма?

Осборн: Да прямо на столе. (Рали начинает лизать языком конверт).

Стэнхоуп: (тихо) Оставь письмо незапечатанным.

Рали: (удивленно) Незапечатанным?

Стэнхоуп: Да. Я обязан просматривать все письма.

Рали: Да, но… я ничего такого не писал… я не писал, где мы находимся…

Стэнхоуп: Есть инструкция, предписывающая мне читать все письма.

Рали: (волнуясь) Я… я… как-то не подумал. (Он явно смущен). Тогда… тогда я лучше не буду отправлять его. (Расстегивает китель, чтобы спрятать письмо. Стэнхоуп встает и медленно идет к Рали).

Стэнхоуп: Ты обязан отдать мне это письмо!

Рали: (потрясен) Но — Денис -

Стэнхоуп: (дрожащим голосом) Я приказываю тебе отдать письмо!

Рали: Но это же личное письмо. Я не знал…

Стэнхоуп: Ты что, не понимаешь приказа? Сейчас же отдай письмо!

Рали: Но, Денис, я клянусь тебе, там нет ничего… (Стэнхоуп хватает Рали за руку и вырывает письмо).

Стэнхоуп: И не смей называть меня «Денисом»! Меня зовут Стэнхоуп. Ты уже не школьник. Иди и проверяй свои винтовки! (Рали застыл у лестницы от изумления).

Стэнхоуп: (кричит) Приказ понятен? (Мгновение Рали стоит и широко открытыми глазами смотрит на Стэнхоупа, который весь дрожит и тяжело дышит, потом почти шепотом говорит «Есть!» и бесшумно поднимается по ступеням. Стэнхоуп поворачивается к столу).

Осборн: О Господи! Стэнхоуп, что с тобой?

Стэнхоуп: (яростно нападая на Осборна) Послушай, Осборн, я — командир роты, и я буду задавать вопросы, когда мне будет угодно!

Осборн: Слушаюсь. (Стэнхоуп с письмом в руке буквально валится на ящик у стола. Молчание. Затем он бросает письмо на стол и зажимает голову руками).

Стэнхоуп: О Господи! Я не хочу читать это проклятое письмо!

Осборн: Значит, ты отправишь его?

Стэнхоуп: Мне наплевать. (Пауза).

Осборн: Хочешь, я просмотрю его… вместо тебя?

Стэнхоуп: Если хочешь.

Осборн: Я-то как раз и не хочу.

Стэнхоуп: Просмотри. Я не могу. (Осборн берет со стола письмо и просматриввает его. Стэнхоуп что-то рисует на журнале, подперев голову рукой).

Осборн: Хочешь послушать, что он написал?

Стэнхоуп: Да. Уж лучше сразу все узнать.

Осборн: Сначала он описывает, как добирался сюда, не называя мест.

Стэнхоуп: Ну, а потом?

Осборн: Последний абзац — про тебя.

Стэнхоуп: Валяй!

Осборн: (читает) «И вот наконец о главной новости. Когда я прибыл в штаб батальона, полковник заглянул в свою книжицу и сказал: „Вам надлежит явиться в первую роту к капитану Стэнхоупу“. Ты представляешь, что я испытал? Меня провели по длинным окопам, и я оказался в блиндаже. Встретил меня ужасно приятный офицер, довольно пожилой уже, с сединой в волосах (Осборн откашливается), а потом появился и Денис. У него был очень усталый вид, а все потому, что он ужасно много работает и на нем лежит огромная ответственность. Позже я вышел в караул на передовую с другим офицером, и тот рассказал мне все о Денисе. Он сказал, что Денис — самый лучший офицер в батальоне и что солдаты просто обожают его. Он почти никогда не отдыхает в блиндаже, а все время находится с солдатами на передовой, подбадривает их своими шутками и вселяет в них боевой дух, совсем так же, как когда-то в школе. Я ужасно горд, что он — мой друг». (Молчание. Стэнхоуп не шелохнулся, пока Осборн читал письмо). Вот и все. (Пауза). Можно заклеить конверт? (Стэнхоуп сидит, опустив голову. Потом бормочет что-то вроде «Да, пожалуйста». Тяжело поднимается и идет к койке. Осборн остается в тени. В окопе наверху ярко светит солнце).

Стэнхоуп: Я хотел бы обсудить кое-что с вами, старший сержант.

Старший сержант: (стоя у ступенек) Слушаюсь, сэр.

Стэнхоуп: Садитесь. Глоток виски?

Старший сержант: (слегка оживляясь) Спасибо, сэр. (Делает неуверенно маленький глоток)

Стэнхоуп: Бросьте, так вы и вкуса не почувствуете. Пейте, как следует.

Старший сержант: Да. но… (Стэнхоуп подливает ему еще виски и себе тоже) Ваше здоровье, сэр! (Поднимает стакан и пьет).

Стэнхоуп: Будем здоровы! (Ставит стакан на стол и резко меняет тон). Так вот, старший сержант, наступление ожидается в четверг утром, на рассвете, то есть послезавтра.

Старший сержант достает из кармана потертую записную книжку и делает в ней пометки огрызком карандаша.

Старший сержант: В четверг утром. Понятно, сэр.

Стэнхоуп: У нас приказ удерживать эти окопы, и ни один солдат не должен сдвинуться с места.

Старший сержант: Так точно, сэр.

Стэнхоуп: Может статься, что роты с флангов дрогнут и оставят нас незащищенными. Поэтому я хочу установить проволочные заграждения по обоим флангам и дотянуть их до линии поддержки.

Старший сержант: (быстро пишет) С обоих флангов. Есть, сэр!

Стэнхоуп: Когда начнется наступление, я буду командовать слева, мистер Осборн — справа. Вы будете помогать мистеру Осборну, а со мной останется сержант Бейкер. Девятый и десятый взводы переместятся вот сюда (показывает позицию на карте); одиннадцатый и двенадцатый — влево.

Старший сержант: Понятно, сэр.

Стэнхоуп: Вопросы есть?

Старший сержант: Видите ли, сэр… (откашливается) Естественно, мы отбросим немцев, когда начнется наступление. Но что, если они снова полезут в атаку?

Стэнхоуп: Мы будем снова их отбрасывать.

Старший сержант: Да, конечно, сэр. Но я имел в виду… Немцы ведь затевают что-то крупное, ведь так?

Стэнхоуп: (весело) Я не сомневаюсь.

Старший сержант: Тогда, сэр, если они не прорвутся в первый день, они ведь будут продолжать наступление и на второй и на третий день…

Стэнхоуп: Естественно.

Старший сержант: Может быть, сэр, нам стоило бы предусмотреть все на случай, если… (подыскивает слова)… ну, в общем, на случай нашего отступления.

Стэнхоуп: Такой необходимости нет. Наша рота лучше тех, что справа и слева от нас.

Старший сержант: Так точно, сэр.

Стэнхоуп: Значит, если кто-то и дрогнет, то это будем не мы. Даже если роты с флангов отступят, мы устроим немцам такую переделку, что, возможно, задержим новое наступление на целый день.

Старший сержант: (неуверенно) Конечно, сэр, но что будет, если немцы зайдут к нам с тыла?

Стэнхоуп: Тогда мы бросимся в атаку и выиграем эту войну.

Старший сержант: (делая вид, что записывает) Выиграем войну. Так точно, сэр.

Стэнхоуп: Но вы-то понимаете, старший сержант, что я имею в виду: у нас приказ — удержаться здесь. И если такой приказ получен, мы не можем строить планы отступления.

Старший сержант: Так точно, сэр. (Сверху слышится голос Осборна. Старший сержант встает)

Осборн: Ты там, Стэнхоуп?

Стэнхоуп: (вскакивает) Да. Что случилось?

Осборн: Полковник наверху. Хочет тебя видеть.

Стэнхоуп: Уже иду.

Полковник: (сверху) Оставайтесь на месте, Стэнхоуп. Я сам спущусь.

Старший сержант: Что-нибудь еще, сэр?

Стэнхоуп: Пока нет. Увидимся на вечерней перекличке.

Старший сержант: Так точно, сэр. (Отдает честь Стэнхоупу. Стэнхоуп видит, что старший сержант не допил виски)

Стэнхоуп: Это еще что такое?

Старший сержант: Благодарю вас, сэр (допивает виски и уходит. По лестнице спускается полковник)

Стэнхоуп: Здравия желаю, сэр!

Полковник: Здравствуйте.

Стэнхоуп: (Нюхает воздух) Пахнет беконом.

Стэнхоуп: Д, сэр, у нас на завтрак был бекон.

Полковник: Надо же, запах так и повис в воздухе.

Стэнхоуп: Точно. И прилипает к стенам.

Полковник: Прекрасный денек!

Стэнхоуп: Отличный, сэр!

Полковник: Весна идет. (Пауза). Рад, что могу поговорить с вами с глазу на глаз. У меня важные новости, Стэнхоуп.

Стэнхоуп: Понятно. Хотите выпить?

Полковник: Не откажусь. Только глоток! (Стэнхоуп смешивает виски с водой для себя и полковника). За удачу!

Стэнхоуп: За удачу! (Пододвигает ящик полковнику). Садитесь, сэр.

Полковник: Спасибо.

Стэнхоуп: Так что за новости, сэр?

Полковник: Сегодня утром у меня был командующий бригадой (Пауза). Сведения о наступлении в четверг утром подтверждаются, но пока неизвестно, где немцы нанесут главный удар. Вчера у них на передовой шла передислокация…

Стэнхоуп: Естественно…

Полковник: … и наш генерал хочет, чтобы мы совершили рейд к немцам и узнали, какие части будут располагаться напротив нас. (Пауза)

Стэнхоуп: Понятно. И когда же?

Полковник: Как можно скорее. Лучше всего сегодня ночью.

Стэнхоуп: Но это же абсурд!

Полковник: Я так и сказал ему. Я считаю, что раньше завтрашнего дня, после полудня, ничего не получится. Совершим внезапный дневной рейд под дымовой завесой. Днем лучше всего. Сейчас от луны света мало, а нам позарез нужно будет взять в плен пару немцев.

Стэнхоуп: Вот именно, сэр.

Полковник: Я предлагаю послать двух офицеров и десять солдат. Этого вполне достаточно. Непосредственно перед нами — примерно семьдесят метров нейтральной полосы. Сегодня ночью минометы проделают дыру в немецких заграждениях, а вы перережете свою проволоку. Вечером я ужинаю с Харрисоном из минометной роты, и мы с ним обсудим все подробно. Приходите и вы. В восемь вечера — устроит?

Стэнхоуп: Конечно, сэр.

Полковник: Людей подберите сами.

Стэнхоуп: Сэр, вы хотите, чтобы я тоже с ними пошел?

Полковник: Нет, что вы, Стэнхоуп. Я… я не могу отпустить вас. Пусть один офицер командует рейдом, а другой прорвется к немцам и схватит хоть одного.

Стэнхоуп: Вы кого-то конкретно имеете в виду, сэр?

Полковник: Я предлагаю Осборна. Он очень толковый офицер и мог бы возглавить операцию.

Стэнхоуп: И кто еще?

Полковник: В принципе мог бы и Троттер, но он слишком толст для резких движений.

Стэнхоуп: Согласен. Может, Гибберт?

Полковник: А вы-то сами что думаете о Гибберте?

Стэнхоуп: Да, пожалуй, не подойдет.

Полковник: Вот именно. (Пауза).

Стэнхоуп: Может, послать хорошего сержанта?

Полковник: Нет, сержант тоже не подойдет. В таких ситуациях солдаты привыкли подчиняться офицерам.

Стэнхоуп: Да, верно.

Полковник: Сказать по правде, Стэнхоуп, я подумал о том новеньком, что прибыл к вам вчера вечером.

Стэнхоуп: Рали?

Полковник: Да, это то, что нужно. Он отважный…

Стэнхоуп: Но он еще совсем новичок!

Полковник: Тем лучше. Нервы у него пока еще крепкие.

Стэнхоуп: Не хотелось бы посылать парня, который только что прибыл на передовую. Полковник: Тогда какие будут предложения? Могу дать офицера из другой роты…

Стэнхоуп: (резко) Не надо! Мы сами справимся.

Полковник: Значит так. Осборн командует рейдом, а Рали делает бросок к немцам. С ними будет десять опытных солдат. За ужином обсудим с вами и Харрисоном все детали, а пока подберите бойцов и переговорите с Осборном и Рали.

Стэнхоуп: Слушаюсь, сэр.

Полковник: Нет, лучше пришлите ко мне Осборна и Рали завтра утром — сам с ними переговорю. Или нет! Будет еще лучше, если я сам приду к вам с утра пораньше.

Стэнхоуп: Так точно, сэр.

Полковник: Это все чертовски неприятно, но что поделаешь — надо!

Стэнхоуп: Понимаю, сэр.

Полковник: На ужин у нас будет свежая рыба! Кажется, серебристый хек.

Стэнхоуп: Прекрасно, сэр!

Полковник: Ну, до встречи, Стэнхоуп. (Полковник уходит. Стэнхоуп возвращается к столу. В это время из другого блиндажа появляется Гибберт).

Стэнхоуп: Привет! Я думал, ты все еще спишь.

Гибберт: Я должен сказать тебе кое-что, Стэнхоуп.

Стэнхоуп: Давай, валяй.

Гибберт: Это снова проклятая невралгия. Мне очень жаль, но, боюсь, я больше не могу терпеть…

Стэнхоуп: Знаю, это паршиво, сам от нее страдаю.

Гибберт: (удивленно) Ты?!

Стэнхоуп: Да уж несколько недель.

Гибберт: Мне очень жаль, Стэнхоуп, но я больше не могу. Я старался, как мог, но придется уходить…

Стэнхоуп: Уходить? Куда?

Гибберт: Конечно, в госпиталь, куда ж еще? А потом с фронта. Мне необходимо подлечиться. (Молчание. Стэнхоуп в упор смотрит на Гибберта, пока тот не отворачивается и собирается идти в свой блиндаж)

Стэнхоуп: (спокойно) Ты никуда не пойдешь.

Гибберт: Я покажусь врачу, и он, наверняка, отправит меня в госпиталь.

Стэнхоуп: Я уже был сегодня утром у врача и говорил с ним. Он не в госпиталь тебя отправит, Гибберт, он отправит тебя снова сюда. Он дал мне слово. (Пауза). Так что можешь зря силы не тратить.

Гибберт: (гневно) Какого черта?!

Стэнхоуп: Прекрати!

Гибберт: Я имею право заболеть, когда захочу. Рядовым — можно, а офицерам, значит, нельзя?

Стэнхоуп: Никого из солдат не отправляют в госпиталь просто так, только в крайнем случае. А с тобой пока еще все в порядке. В четверг немцы атакуют, информация подтвердилась. Так вот: ты останешься здесь вместе со всеми.

Гибберт: (истерически кричит) Я сказал тебе — я не могу — я с ума схожу от боли. Я уже собрал вещи и ухожу, и ты не сможешь остановить меня! (Уходит в свой блиндаж. Стэнхоуп медленно идет к лестнице, расстегивает кобуру, достает револьвер и стоит, небрежно рассматривая его. Появляется Гибберт с ранцем за спиной. Увидев Стэнхоупа, останавливается у лестницы)

Гибберт: Дай пройти, Стэнхоуп.

Стэнхоуп: Ты останешься здесь и выполнишь свой долг.

Гибберт: Я не могу, я сказал тебе, ты что, не понимаешь? Дай… дай пройти!

Стэнхоуп: Значит, так, Гибберт. У меня полно работы, и я не могу терять время. Говорю в последний раз: ты останешься и вместе со всеми примешь бой.

Гибберт: Я умру от боли, если останусь.

Стэнхоуп: Лучше от боли умереть, чем получить пулю за дезертирство.

Гибберт: (тихо) Что… что ты сказал?

Стэнхоуп: Что слышал.

Гибберт: Я имею право показаться врачу!

Стэнхоуп: Господи, Боже ты мой! Ты что, не понимаешь? Он отошлет тебя назад. Доктор Престон еще ни разу не позволил никому сбежать, и сейчас, когда до наступления осталось два дня, не станет этого делать.

Гибберт: (умоляющим голосом) Стэнхоуп, если бы только знал, как мне плохо! Пожалуйста, пропусти… (Пытается обойти Стэнхоупа, но тот силой отталкивает его назад. Вдруг Гибберт замахивается своей тростью и пытается ударить Стэнхоупа. Стэнхоуп успевает перехватить трость, вырывает ее из рук Гибберта, разламывает о колено и бросает на землю).

Стэнхоуп: Ну ты и свинья, Гибберт. Надеюсь, ты знаешь, что бывает за нанесение удара старшему по чину? (Молчание. Стэнхоуп направляет револьвер на дрожащего Гибберта). Да ты не бойся, за это я тебя не расстреляю..

Гибберт: Дай пройти.

Стэнхоуп: Двинешься — получишь пулю за дезертирство. А это страшный позор — умереть вот так на войне. (Пауза). Хорошо, ты можешь избежать позора. Даю тебе минуту на размышление. Либо ты остаешься и попытаешься снова стать мужчиной, либо ты уходишь через эту дверь и становишься дезертиром. Но предупреждаю: тогда может произойти несчастный случай. Усекаешь? Я кручу в руке револьвер, видишь? Скажем, чищу его, и он случайно выстреливает. Такое здесь часто случается. Бабах! И ты получаешь свою пулю промеж глаз.

Гибберт: (шепотом) Ты не посмеешь…

Стэнхоуп: Но ты и такой смерти не заслуживаешь. (Пауза) Хорошо, я и от этого позора могу тебя спасти. Полминуты на размышление! (Поднимает руку с часами) Время пошло! (Молчание. Проходит несколько секунд. Вдруг Гибберт истерически смеется).

Гибберт: Давай, валяй, стреляй! Ты не отпустишь меня в госпиталь, а я… я клянусь, что больше никогда не полезу в эти проклятые окопы! Стреляй! И слава Богу…

Стэнхоуп: (не отрываясь, смотрит на часы) Еще пятнадцать секунд.

Гибберт: Ну что же ты, давай, я готов…

Стэнхоуп: Десять, (Смотрит на Гибберта. Тот стоит с закрытыми глазами). Пять. (Опять смотрит на Гибберта. Через секунду он спокойно убирает револьвер в кобуру и подходит к Гибберту. Тот стоит с опущенной головой, зажмурив глаза, руки по швам, пальцы сжимают край кителя. Стэнхоуп мягко кладет руки на плечи Гибберту. Гибберт вздрагивает и от неожиданности вскрикивает. Открывает глаза, и ничего не соображая, смотрит на Стэнхоупа. Стэнхоуп улыбается).

Стэнхоуп: Молодец, Гибберт. Мне понравилось, как ты держался.

Гибберт: (хрипло) Почему ты не выстрелил?

Стэнхоуп: Ты останешься со всеми, старик, и все выдержишь. (Гибберт пытается сказать что-то, но сильная дрожь мешает ему. Вдруг он совсем ломается и плачет. Стэнхоуп отходит от него).

Гибберт: Клянусь, Стэнхоуп, я старался изо всех сил. Я с самого начала возненавидел все это, меня тошнит от этой войны. Любой ее звук заставляет меня холодеть. Ты не понимаешь, я… я не такой как все. А в последнее время мне все хуже и хуже — я не могу больше!! Я больше не поднимусь по этим ступенькам на передовую, где все солдаты смотрят на меня; лучше я умру здесь. (Садится на койку Стэнхоупа и безудержно рыдает) Стэнхоуп: (наливая виски) Выпей глоток, старина.

Гибберт: Не хочу.

Стэнхоуп: Давай, давай. Пей. (Гибберт берет кружку и пьет. Стэнхоуп садится рядом и обнимает его за плечи). Я-то как раз и понимаю тебя. Я всегда знал…

Гибберт: Откуда тебе знать?

Стэнхоуп: Да оттуда! Я то же самое чувствую, черт побери! Каждый звук наверху для меня то же, что и для тебя. Чем выдумывать свою невралгию, лучше бы рассказал мне все. Мы все здесь порой испытываем то же, что и ты. Я тоже все это ненавижу! Иногда мне хочется просто лечь на койку и притвориться парализованным, да так и остаться лежать до самой смерти или пока меня не выволокут отсюда.

Гибберт: Я больше не вынесу этого. Не могу снова идти в эти чертовы окопы.

Стэнхоуп: Когда твоя очередь?

Гибберт: Уже скоро. В четыре часа.,

Стэнхоуп: Слушай, давай пойдем вместе. Мы теперь знаем, что мы оба чувствуем. Так, может, попробуем выстоять вдвоем?

Гибберт: Не могу…

Стэнхоуп: А допустим, я скажу, что я не могу больше. Или допустим, мы все скажем, что мы так больше не можем. Что тогда?

Гибберт: Мне наплевать. Какая разница? Это все так ужасно и бессмысленно.

Стэнхоуп: Ну, хорошо, предположим худшее, что нас с тобой убьют. Подумай только, скольких парней уже нет. Нам с ними там не будет скучно. Иногда мне кажется, что здесь я более одинок… (Пауза. Гибберт притих и смотрит прямо перед собой невидящим взглядом). Иди и отдохни немного, а потом пойдем в караул вместе.

Гибберт: Пожалуйста, Стэнхоуп, отпусти меня…

Стэнхоуп: Если ты уйдешь и оставишь свою работу на Осборна, Троттера и Рали и всех ребят наверху, подумай, как ты сможешь смотреть в глаза людям всю оставшуюся жизнь? (Молчание). Тебя ведь могут ранить, и тогда ты вернешься домой героем. А если убьют… ну, что ж, значит, тебе больше не надо будет терпеть весь этот ад. Я ведь только что мог пристрелить тебя. Но ты все еще жив, значит, у тебя остается шанс выйти с честью из всей этой передряги. Так что лови свою удачу, старик, и оставайся со всеми. Разве не достойно выстоять с такими ребятами, как Осборн, Троттер и Рали? Особенно, когда ты знаешь теперь, что в глубине души они чувствуют то же, что и ты. Но они терпят, потому что знают, что… что это единственный способ остаться порядочным человеком. (Молчание). Ну что скажешь?

Гибберт: Я… я попробую…

Стэнхоуп: Вот и молодец!

Гибберт: А ты никому не расскажешь обо мне?

Стэнхоуп: Если ты пообещаешь, что сам не скажешь никому, какой я паршивый трус.

Гибберт: (со смешком) Не расскажу.

Стэнхоуп: Ну, вот и прекрасно! А теперь иди, отдохни минут десять, покури, а потом мы пойдем вместе, держась за руки, и будем вместе подпрыгивать, если рядом пропищит крыса. (Гибберт встает и сморкается в платок) У нас есть прекрасный шанс выстоять, как ты думаешь, Гибберт?

Гибберт: Да, наверное. (Идет к своему блиндажу, у входа оборачивается) Спасибо за все, Стэнхоуп.

Стэнхоуп: (наливает себе виски) Не за что. (Гибберт уходит. Стэнхоуп выпивает виски и садится к столу. Начинает что-то писать. Входит Мейсон).

Мейсон: Чашечку хорошего чаю, сэр?

Стэнхоуп: Только если он действительно хороший.

Мейсон: По правде сказать, он немного луком отдает, но это из-за кастрюли, сэр.

Стэнхоуп: То есть Вы предлагаете мне луковый суп с чаинками?

Мейсон: Нет, суп будет на обед, сэр.

Стэнхоуп: Ну ладно, Мейсон, принесите две чашки лукового чая. Вторую — для мистера Гибберта.

Мейсон: Слушаюсь, сэр. (Идет к двери. В это время входит Осборн) Сэр, чашечку хорошего чаю?

Осборн: Да, Мейсон, будьте так добры, а к нему побольше хлеба с маслом и клубничного варенья.

Мейсон: Слушаюсь, сэр.

Стэнхоуп: Ну что, дядя? Как дела наверху?

Осборн: Только что разорвались две шальные гранаты.

Стэнхоуп: Я их слышал. Куда угодили?

Осборн: Слева от передовой. А так больше ничего. (Пауза).

Стэнхоуп: Я тут без тебя переговорил с полковником.

Осборн: О наступлении?

Стэнхоуп: И о наступлении тоже. А пока что нам приказано совершить рейд к немцам, дядя.

Осборн: Вот как. И когда?

Стэнхоуп: Завтра после полудня. Под прикрытием дымовой завесы. Два офицера и десять солдат.

Осборн: И кто пойдет?

Стэнхоуп: Ты и Рали. (Пауза)

Осборн: Понятно. (Снова пауза). Но почему Рали?

Стэнхоуп: Полковник назначил тебя командиром, а Рали должен сделать бросок к немцам.

Осборн: Понятно.

Стэнхоуп: В штабе хотят знать, кто стоит напротив нас.

Осборн: Значит, завтра. И в котором часу?

Стэнхоуп: Я предлагаю ближе к пяти, когда только начнет темнеть.

Осборн: Ясно.

Стэнхоуп: Мне чертовски жаль, Осборн.

Осборн: Да все в порядке, старина.

Стэнхоуп: Я ужинаю сегодня с полковником, чтобы все обсудить. Когда вернусь, пройдемся с тобой по всем деталям.

Осборн: Откуда пойдем?

Стэнхоуп: Из окопа слева — и строго напротив.

Осборн: Где карта?

Стэнхоуп: Вот, смотри. Отсюда и вот к этому сторожевому посту немцев. Примерно метров шестьдесят. Сегодня вечером мы протянем указательную ленту как можно дальше. А когда стемнеет, минометчики прорвут немецкую проволоку, а мы в своей сделаем проход.

Осборн: Ты сам назначишь солдат?

Стэнхоуп: А что, у тебя кто-то есть на примете?

Осборн: Я бы взял капрала.

Стэнхоуп: Нет проблем.

Осборн: А юного Крукса можно?

Стэнхоуп: Бери.

Осборн: Ты, конечно, предложишь солдатам пойти добровольно?

Стэнхоуп: Да. Я увижусь со старшим сержантом и попрошу его переписать добровольцев. (Идет к двери. В это время входит Мейсон с чаем).

Мейсон: Ваш чай, сэр.

Стэнхоуп: Пусть чай меня подождет, Мейсон.

Мейсон: А вы, мистер Осборн, будете чай?

Осборн: Отнесите чай мистеру Гибберту.

Мейсон: Слушаюсь, сэр. (Идет в блиндаж к Гибберту).

Стэнхоуп: Я ненадолго, дядя. (Мейсон возвращается).

Мейсон: Сэр, хлеб нарезать или принести целую буханку?

Осборн: Пожалуйста, порежьте, Мейсон.

Мейсон: И отдельно варенье?

Осборн: Да.

Мейсон: Слушаюсь, сэр. (Мейсон выходит. Осборн достает из кармана маленькую книжечку в кожаном переплете, открывает ее на заложенном месте и начинает читать. Из своего блиндажа выходит заспанный Троттер)

Троттер: Чай готов?

Осборн: Да.

Троттер: А почему Гибберт пьет чай у себя?

Осборн: Понятия не имею.

Троттер: (трет глаза) О Господи, что-то паршиво себя чувствую. Но, сознаюсь, поспал неплохо. (Мейсон приносит еще чаю и банку варенья).

Мейсон: Сейчас принесу хлеб, сэр. Вот клубничное варенье.

Осборн: Пока ты спал, приходил полковник.

Троттер: Ну и?

Осборн: Нам завтра идти в рейд.

Троттер: О Господи! Что, всем?

Осборн: Двум офицерам и десяти солдатам.

Троттер: И кто эти двое?

Осборн: Рали и я.

Троттер: Рали?!

Осборн: Да.

Троттер: Но ведь он только что прибыл!

Осборн: Поэтому, наверное, и пойдет.

Троттер: Расскажи подробней.

Осборн: Я еще сам ничего не знаю.

Троттер: Ну и дела!

Осборн: Да уж.

Троттер: Немцы, должно быть, уже дожидаются нас. Ты слышал что-нибудь о вчерашнем рейде на южном фланге?

Осборн: Да так, кое-что.

Троттер: Минометчики пробили дыру в немецкой проволоке, чтобы наши прошли, а ночью немцы привязали по бокам дыры красные тряпки, представляешь?

Осборн: Вот об этом я слышал.

Троттер: И все равно нашим ребятам пришлось туда идти. Это же убийство! (Нюхает чай) Что-то чай луком отдает…

Осборн: Есть немного.

Троттер: Мейсон мог бы и получше мыть свои кастрюли. (Мейсон приносит хлеб на тарелке) Мейсон, чай какой-то луковый.

Мейсон: Прошу прощения, сэр, лук так и прет отовсюду.

Троттер: Да ведь мы уже давно не ели лук, Мейсон.

Мейсон: Это-то и странно, сэр.

Троттер: Так сделайте что-нибудь!

Мейсон: Я постараюсь, сэр. (Мейсон выходит. Осборн и Троттер намазывают хлеб вареньем)

Троттер: Ладно, шутки в сторону. Я не понимаю, как можно совершать рейд, когда немцы уже ждут нас?

Осборн: Но мы же не ради прогулки пойдем.

Троттер: Это я знаю.

Осборн: Ты бы не говорил ничего Рали.

Троттер: То есть?

Осборн: Ему совсем необязательно знать, что это — самоубийство.

Троттер: О Господи, конечно. (Пауза) Жаль, что ему придется идти. Такой славный парень… (Осборн снова пытается читать. Молчание.) Что это за книга у тебя?

Осборн: (неохотно) Да просто книга.

Троттер: Ну, называется-то как?

Осборн: (показывает обложку) Читал когда-нибудь?

Троттер: (читает заглавие) «Приключения Алисы в Стране Чудес». Да это же детская книжка!

Осборн: Детская.

Троттер: И ты ее читаешь?

Осборн: Как видишь.

Троттер: Да на что тебе детская книжка?

Осборн: Неужели ты не читал ее?

Троттер: (презрительно) Еще чего!

Осборн: Ты обязан ее прочесть. (Читает)

Троттер: (подумав немного) Ну и что? И в чем смысл?

Осборн: (неохотно) Ни в чем. В этом все и дело.

Троттер: (с любопытством смотрит на Осборна) Ну ты и чудак! (Возвращается Стэнхоуп)

Стэнхоуп: Старший сержант переписывает добровольцев.

Осборн: Прекрасно!

Троттер: Значит, все-таки рейд, шкипер? Жаль.

Стэнхоуп: Мне тоже. (Мейсон приносит еще чаю) Гибберт спит, Троттер?

Мейсон: Нет, просто лежит и курит.

Стэнхоуп: Гибберт!

Гибберт: (выходит из своего блиндажа) Я готов, Стэнхоуп.

Стэнхоуп: Чай пил?

Гибберт: Да, спасибо.

Троттер: Вот Рали обрадуется, когда его сменят. Все-таки мало приятного в первый раз оказаться одному в карауле.

Осборн: По-моему, он уже освоился.

Стэнхоуп: Я тоже пойду наверх, дядя.

Осборн: Послушай, Стэнхоуп, тебе необходимо отдохнуть. Ты и так весь день на ногах.

Стэнхоуп: Не могу. Дел по горло. Этот рейд может помешать нам прокладывать проволоку, как мы намечали. Я не смогу направить туда солдат, если минометы начнут бить по немецким заграждениям. (Допивает свой чай). Готов, Гибберт? Ну, пошли, сынок. (Стэнхоуп и Гибберт выходят вместе. Троттер с любопытством смотрит на них)

Троттер: Что-то я не пойму его.

Осборн: Кого?

Троттер: Да Гибберта. Ты видел его глаза? Красные все. Говорит, что у него сенная лихорадка.

Осборн: О-о-о… сенная лихорадка — это так противно!

Троттер: Так я и поверил. Он плакал, вот что! (Осборн пишет что-то за столом)

Осборн: Очень может быть.

Троттер: Чудной он, этот Гибберт.

Осборн: Да… Извини, Троттер, я хочу успеть дописать письмо.

Троттер: Это ты меня извини. Еще не приходили за письмами?

Осборн: Нет.

Троттер: Тогда я тоже успею отдать свое. (Идет в свой блиндаж)

Появляется Рали

Рали: (возбужденно) Стэнхоуп сказал мне про рейд!

Осборн: Вот как?

Рали: Мы с вами и еще десять солдат, так?

Осборн: Да. Завтра, до наступления темноты, под дымовой завесой.

Рали: Вот это да! Здорово, правда?

Осборн: Подробности чуть позже, когда Стэнхоуп переговорит с полковником.

Рали: Скажите, а это правда, что нас с вами назначил сам полковник?

Осборн: Правда.

Рали: Вот это да! Здорово!