Конноры и Хранители

Глава 21

— Видите вон то тёмное пятнышко на горизонте? — спросил Милош Вуйко, указывая вперёд, немного левее по курсу корабля.

Более зоркая Джейн сразу кивнула. А Кейт, внимательно присмотревшись, произнёс:

— Да, действительно. Что-то такое я, кажется, вижу.

— Это северная оконечность мыса Бокья, — объяснил Милош. — Мы приближаемся к ибрийскому побережью.

Они втроём стояли на полуюте у левого борта, придерживаясь за высокие перила. Палуба под их ногами мерно покачивалась, за кормой бурлила вода. Рассекая спокойную гладь моря, двухмачтовый бриг «Одинокая звезда» резво шёл на всех парусах в направлении юго-юго-запад.

— Значит, мы скоро будем в Канабре? — отозвалась Джейн.

— Ещё до захода солнца, госпожа. Если, конечно, ветер не переменится.

— А он может перемениться?

— Да вроде не должен, — пожал плечами молодой моряк. — Хотя кто знает. Сейчас погода на море неустойчива. Жаль, что с нами нет Слободана. У него потрясающее чутьё на погоду.

Кейт понял, что Милош имеет в виду Слободана Волчека, хозяина «Одинокой звезды» и до недавнего времени — её капитана. Два с половиной месяца назад Волчек получил под своё командование трёхмачтовый фрегат «Князь Всевлад», который вместе с другим кораблём, «Святой Илоной», отплыл на поиски западного морского пути в Хиндураш. Члены команды охотно говорили о своём хозяине и бывшем капитане. Несмотря на его молодость, они относились к нему с большим уважением, и за три дня плавания Кейт немало узнал как о самом Волчеке, так и обо всей экспедиции в Хиндураш. Слушая разговоры моряков, он недоумевал, почему Стэн, имея широкий выбор среди опытных шкиперов, всё же назначил капитаном «Князя Всевлада» девятнадцатилетнего парня — пусть даже тот из молодых да ранних. Но обронённое Милошем слово «чутьё» мигом расставило всё на свои места. Кейт мысленно выругал себя за недогадливость.

— Господин Волчек умеет предсказывать погоду? — осведомился он.

Однако Милош с негодованием отверг это предположение:

— Что вы, сударь! Предсказывают гадалки на базаре. А Слободан — не базарная гадалка. Если бы он полагался на ворожбу…

— Боюсь, вы неправильно поняли меня, — перебил его Кейт. — Я ещё плохо знаю ваш язык и, наверное, использовал не то слово. Я имел в виду не гадание, не ворожбу, а…

— Умение предвидеть погоду, — пришла ему на выручку Джейн.

— Ну, это совсем другое дело, — сказал Милош. — Слободан ничего не гадает, он просто знает, какая будет погода. Знает — и всё. Это дар Божий.

— И с ним вы всегда уходили от шторма?

— Часто, но не всегда. Порой не успевали, если находились очень далеко от берега, а шторм приближался быстро. Но со Слободаном нам никакой шторм не был страшен. Он так искусно управляет кораблём… — Милош цыкнул и покачал головой. — Да что и говорить! Как-то раз у берегов Црники нас настигла страшная буря, волны швыряли корабль, как щепку, не было видно ни зги, а всё побережье было усеяно рифами. Мы все уже приготовились умереть, но Слободану всё-таки удалось провести корабль меж рифов в спокойную бухту. А на следующее утро, когда буря стихла, мы увидели, что проход в эту бухту чертовски узок, едва ли в два корпуса шириной. Вот такой наш Слободан! Завистники говорят, что он просто везучий и когда-нибудь его везение закончится, — но на то они и завистники. Мастерство Слободана им покоя не даёт.

— Наверное, это у него семейное, — предположила Джейн.

— Да, — подтвердил Милош. — Отец Слободана тоже был хорошим моряком.

— А братья?

— Братьев у него нет. Зато есть две сестры и то ли четверо, то ли пятеро племянников. Двое старших уже плавают юнгами.

— Здесь? На нашем корабле?

— Нет, на другом. Начали-то они плавать с нами, но слишком уж качали права, считали, что раз капитан их дядя, то к ним должно быть особое отношение. Так Слободан, недолго думая, взял и определил обоих шалопаев на корабль к своему знакомому, попросив его обращаться с ними построже. А в общем, они славные пареньки, умные и сообразительные. Только очень высокого мнения о себе.

«Оно и понятно», — подумал Кейт.

Они ещё немного поболтали, потом Милош Вуйко ушёл по своим делам. Кейт и Джейн остались на полуюте вдвоём.

— Ты думаешь о том же, что и я? — произнесла Джейн.

Кейт кивнул:

— Похоже, мы нашли мышковицких Конноров… Вот чёрт! — в сердцах выругался он. — Мне надо было сразу сообразить, что Стэн не мог не отправить в столь важную экспедицию своего человека. Стоило мне немного расспросить моряков в порту — и я бы заподозрил Волчека. Как глупо всё получилось!..

— И что мы будем делать? — спросила сестра. — Вернёмся назад?

— Даже не знаю… А ты что думаешь?

— Я тоже не знаю. С одной стороны, на обратный путь мы потратим три дня, тогда как поездка из Канабры в Палланту займёт вдвое больше времени. С другой же, возвращаться плохая примета. Кроме того, мы только подозреваем, что Волчек — Коннор. А про Флавиана мы знаем наверняка.

— Да и что для нас лишние два или три дня? — задумчиво проговорил Кейт. — По-моему, это уже не имеет значения.

— Да и суша надёжнее моря, — подхватила Джейн. — Хотя не скажу, что нам было плохо на корабле. Или скучно.

Встретившись взглядами, они улыбнулись друг другу. Вопреки опасениям Кейта, ни он, ни сестра нисколько не страдали от морской болезни, а условия жизни на корабле оказались очень даже приличными. Сразу чувствовалось, что это купеческое судно, на котором плавал сам хозяин. Поскольку Кейт не поскупился на плату за проезд, капитан предоставил в их распоряжение самую лучшую каюту, все члены команды относились к ним с неизменной предупредительностью, а корабельный кок даже отдельно готовил для них пищу (как, впрочем, и ещё для одной пары знатных пассажиров). Правда, каюта была не очень просторной, зато чистой, опрятной и, главное, с мягкой кроватью. Да и слуги, которых всё-таки навязал им вуйко Франь, устроились неплохо. А самое большое неудобство, которое испытывал Кейт, было связано с отсутствием на корабле профессионального цирюльника. Все члены команды «Одинокой звезды» носили усы и бороды, которые подстригали сами. Кейт же не умел пользоваться здешними опасными бритвами; но если бы и умел, то всё равно не рискнул бы бриться, когда корабль качает со стороны в сторону, — так немудрено не то что порезаться, но и зарезаться. Сколько уже раз он упрекал себя, что не додумался положить в аварийный комплект простенький бритвенный станок.

— Знаешь, — произнесла Джейн, прикоснувшись ладонью к покрытой трёхдневной щетиной щеке брата. — Я на всю жизнь запомню это путешествие. Ведь сейчас у нас медовый месяц.

С трудом сдержав стон, Кейт обнял сестру и потёрся щекой о её волосы.

— Боже! — прошептал он с мукой в голосе. — Что мы делаем?…

— Мы любим друг друга, — сказала Джейн. — А любовь не признаёт негативных характеристик. Если любовь настоящая, то она по определению чиста и прекрасна. Отбрось все свои комплексы и будь так же счастлив, как я. Когда любят, о грехе не думают.

— Ах, Джейн!.. Ты слишком прямолинейна. Пойми же, что любить можно по-разному. Любить сестру не грешно. Но грешно любить её, как женщину.

— А ты любишь меня? — уже в который раз за эти дни спросила она. — Любишь как женщину?

Кейт тяжело вздохнул:

— Да, Джейн. Я люблю тебя, как женщину.

— И ты счастлив со мной?

— Да, счастлив. Мне горько, мне больно, мне стыдно… Но я так счастлив!

Джейн крепче прижалась к нему и попросила:

— Повтори ещё раз. Скажи, что ты любишь меня. Скажи, что счастлив со мной.

— Я люблю тебя, — обречённо повторил Кейт. — Я счастлив с тобой.

«Господи! — подумал он. — Господи, если Ты есть, прости меня грешного. Я люблю родную сестру, как женщину…»

Кейт понимал, что попал в западню, и не видел из неё выхода. Он пытался разобраться в своих чувствах, но всё больше и больше запутывался в них. Он по-прежнему любил Марику, любил всё той же безнадёжной любовью… и, вместе с тем, любил Джейн, любил как сестру и как женщину…

— Кейт, — робко отозвалась сестра. — Если мы выберемся отсюда…

— Когда мы выберемся, — поправил он.

— Хорошо, когда выберемся. Что тогда будет с нами? Мы останемся вместе?

Кейт давно ждал этого вопроса. Ждал с того самого момента, как три с половиной дня назад, проснувшись утром и обнаружив в своих объятиях Джейн, с ужасом понял, что всё происшедшее той ночью ему не приснилось.

— Мы не расстанемся, родная, — произнёс он одновременно ласково и горестно. — Я уже не представляю своей жизни без тебя.

Её глаза засияли.

— Правда? Ты не обманываешь меня?

— Нет, Джейн. Я говорю, что думаю.

— И мы будем жить, как муж и жена?

Кейт снова вздохнул:

— Боюсь, это неизбежно.

Джейн прислонила голову к его плечу.

— Я так счастлива, милый! Я так долго мечтала об этом… — Тут она умолкла и помрачнела. — Но что мы скажем маме, отцу… и всем остальным? Как объясним наши отношения? И как объясним наше отсутствие?

— Никак, — ответил Кейт. — Даже вернувшись в свой мир, мы не сможем вернуться домой.

— Я боялась, что ты это скажешь, — грустно промолвила Джейн.

— Даже если предположить невероятное, — продолжал он, — и нас ни в чём не заподозрят, то всё равно допросят под гипнозом, для подстраховки. Меня наверняка: ведь я выполнял ответственное поручение — и вдруг ни с того, ни с сего исчез. Я не обладаю сопротивляемостью и выложу всё, как на духу, сам подпишу свой смертный приговор… Кстати, тебе это не грозит. Ты не совершала серьёзных преступлений. Единственное, в чём тебе обвинят, это что ты полтора года молчала о своих подозрениях относительно Марики, а потом пассивно покрывала меня.

— И кроме того, я собиралась рассказать Алисе и Марике о планах нашего отца, — добавила Джейн. — И обязательно расскажу, когда мы встретимся с ними. Так что мы с тобой оба предатели. Нам обоим нельзя возвращаться домой, попадаться на глаза родным и знакомым. Теперь мы одни во всём мире… во всех мирах. У меня есть только ты, а у тебя — только я. Поэтому не надейся избавиться от меня.

— Мы всегда будем вместе, — заверил её Кейт. — Я очень нуждаюсь в тебе.

В этот момент корабль слегка накренился, немного меняя курс. Поскольку поворот был небольшой, штурман на мостике не стал предупреждать пассажиров — или они не расслышали его окрика. Одной рукой Кейт вцепился в поручень перил, а другой крепче обнял сестру за талию.

— Что нам делать, Кейт? — жалобно спросила Джейн. — Как мы будем жить?

— Как-нибудь проживём. Конечно, нам придётся всю жизнь скрываться, но тут уж ничего не поделаешь. Уедем в Америку или Австралию, станем жить тихо и спокойно, не высовываясь. Деньги у нас есть, от голода не помрём.

— Какие деньги? Дедово наследство?

— Оно самое, — подтвердил Кейт.

Их дед по матери, Патрик О’Лири, не был Хранителем и не знал, чем в действительности занимался Гордон Уолш. Он считал его бездельником, не любил его и не доверял ему, поэтому оставил своей дочери Дэйне лишь недвижимость, а весь капитал завещал непосредственно внукам. На имя Джейн был создан траст с уставным фондом восемьсот тысяч фунтов; а Кейт унаследовал сумму почти в полтора миллиона, которой мог распоряжаться по своему усмотрению.

— Ты думаешь, мы сможем взять деньги, не выдав себя? — скептически осведомилась Джейн. — Я уверена, что сразу, как только мы исчезли, отец установил наблюдение за нашими счетами. Он очень методичный человек.

Кейт ухмыльнулся:

— Тогда его ожидает неприятный сюрприз. Ещё пять месяцев назад я произвёл кое-какие операции, и почти все мои деньги были окружным путём переведены на номерные счета в Швейцарию. Проследить их невозможно. А триста тысяч я обратил в наличные и разместил в трёх индивидуальных банковских ячейках в Лондоне, Сиднее и Нью-Йорке. Так что денег нам хватит, будь спокойна.

Джейн смотрела на него с изумлением:

— Значит, ты давно был готов к этому?

— К тому, что мы так глупо вляпаемся, нет. Но поскольку я прикрывал Марику, то не исключал возможности разоблачения. И готовил путь к бегству.

Сестра задумчиво кивнула:

— М-да, ты всё предусмотрел… Но почему ты перевёл деньги лишь пять месяцев назад? Почему не сразу — когда только начал прикрывать Марику? Или ты так долго колебался — сдавать её нашим или нет?

Кейт поджал губы и отвернулся.

— Я ни секунды не колебался, — глухо проговорил он. — При первой же встрече с Марикой я твёрдо решил, что не отдам её мир на растерзание нашей братии. Однако… Ну, как бы это сказать?… Словом, вначале я питал определённые надежды…

— Что женишься на ней?

— Ну, вроде того… То есть, да. И я… В общем, я был согласен жить с ней в её мире. Я понимал, что даже ради самой большой любви она не откажется от своей родины, от своей родни и от своего высокого положения.

— А ты готов был отказаться, — не спросила, а констатировала Джейн.

— Да, я готов был на всё. Я собирался непосредственно перед бегством обратить все свои деньги в золото и драгоценности… Впрочем, теперь это не важно. Когда я понял, что Марика не для меня и мы не сможем быть вместе, то выбросил эту дурь из головы.

Несколько минут Джейн молчала. Облокотившись на перила, она рассеянно смотрела за борт и о чём-то думала. Потом вновь повернулась к Кейту и сказала:

— А ведь это неплохая идея.

— Что?

— Поселиться в этом мире. Обменяв твои деньги на золото и драгоценности, мы станем здесь богатыми людьми и сможем жить в своё удовольствие. — Джейн придвинулась к брату и, страстно глядя ему в глаза, продолжала: — Жить и любить друг друга. Без страха перед будущим, без опасения, что однажды наши… гм, бывшие наши найдут нас и призовут к ответу. А маме мы отправим письмо, объясним ей всё и попросим не беспокоиться о нас.

Кейт покачал головой:

— Ты говоришь так, не подумав, Джейн. Ты не сможешь нормально жить в этом мире, не сможешь приспособиться к здешним условиям и довольствоваться здешним бытом. Мы здесь только седьмой день, а сколько я уже слышал от тебя нареканий. И это при том, что я вижу, как ты стараешься молча терпеть все неудобства, не капризничать, не жаловаться на всё и вся. Ты тепличное растение, дорогая, ты слишком привыкла к комфорту нашего мира, привыкла к тем приятным мелочам, которые здесь не купишь ни за какие деньги. Тебе многого будет не хватать…

— Да, я знаю, Кейт. Я знаю, что мне будет трудно. Знаю, что буду нарекать, жаловаться, капризничать. Однако я не согласна, что не смогу нормально здесь жить. Другие люди могут — и я смогу. Я постараюсь приспособиться к здешним условиям, привыкнуть к здешнему быту, смириться со здешними порядками. Ты, конечно, прав: я тепличное растение, и мне многого будет здесь не хватать. Но если нам придётся скрытно жить в нашем мире, мне будет не хватать гораздо большего.

— Чего же? Чувства безопасности?

— Не только. Не это самое главное.

— А что?

— Музыка, вот что. Я как-нибудь проживу без своего «порше», без электричества, телефона и телевидения, без гамбургеров и кока-колы, без множества тех приятных мелочей, которые здесь не купишь ни за какие деньги. От всего этого я могу отказаться — но только не от музыки. В ней вся моя жизнь. Я хочу играть — и для себя, и для других. Я хочу, чтобы люди меня слушали, чтобы они наслаждались моей игрой, хвалили меня, аплодировали мне. Не подумай, что это тщеславие…

— Нет, Джейн, я так не думаю. Теперь я всё понимаю. Я должен был раньше это сообразить. С твоим талантом просто недопустимо вариться в собственном соку, играя только для себя и для меня — тем более, что я совершенно не разбираюсь в музыке. Это равносильно тому, как если бы писатель — настоящий писатель, а не графоман, — сжигал все свои рукописи, даже не предлагая их издателям. Книги пишут, чтобы их читали; музыку играют, чтобы её слушали. В этом вся суть творчества. А в нашем мире ты не сможешь играть на публике и общаться с другими музыкантами, без того чтобы не «засветиться». И тогда нас быстро найдут.

Джейн слабо улыбнулась:

— Ты понимаешь меня, Кейт. Спасибо… Значит, ты согласен со мной?

— Не знаю, дорогая. Тебе следует всё хорошенько обдумать. В отличие от меня, ты не совершила серьёзного преступления и ещё можешь вернуться домой. Тебя лишь отстранят от деятельности Хранителей — но ведь ты и прежде не очень интересовалась ею.

— Об этом и речи быть не может, — твёрдо заявила Джейн. — Я остаюсь с тобой. Даже если ты решишь скрываться в нашем мире, я скорее откажусь от музыки, чем от тебя.

— Я не могу требовать от тебя такой жертвы, — сказал Кейт. — Так что решай сама… Не сейчас, — тут же добавил он, увидев, что сестра уже собирается ответить. — У нас впереди шесть дней пути до Палланты. Думай, взвешивай, решай. Я соглашусь с любым твоим решением. Договорились?

— Да, — ответила Джейн и торопливо отстранилась от него. — К нам идут.

Кейт повернулся и увидел, как по трапу на полуют поднимается щегольски одетый юноша восемнадцати лет — высокий, смуглый, тёмноволосый, с удивительно синими для такого смуглого лица глазами. Это был их спутник в морском путешествии, ибрийский дворянин домул Октавиан Марку Траяну. (Приставка «домул» приблизительно соответствовал славонскому «газда» или английскому «сэр», а два личных имени свидетельствовали о принадлежности к средней прослойке аристократии. Как выяснил Кейт, в Ибрии не было специальных дворянских титулов, наподобие баронов, графов, герцогов и т. п.; зато существовала иерархия по количеству личных имён — одному, двум или трём. Право носить два или три имени было наследственным и даровалось королём.) Октавиан жил в столице Ибрии и занимал при королевском дворе какую-то должность — по всей видимости, незначительную, раз путешествовал с небольшой свитой, состоявшей всего из трёх слуг и оруженосца. В Мышкович он ездил за невестой и теперь вёз домой молодую жену. Даже слишком молодую на взгляд Кейта — ей лишь недавно исполнилось тринадцать лет. Впрочем, в средневековье такие ранние браки не были чем-то из ряда вон выходящим, особенно в южных странах.

Знакомство Кейта и Джейн с Траяну нельзя было назвать приятным. Октавиан считал само собой разумеющимся, что лучшая пассажирская каюта на корабле должна быть предоставлена ему, и даже слушать не желал объяснения капитана, что эта каюта уже занята. Первоначально Траяну собирался плыть на другом корабле, который, однако, из-за проблем с доставкой груза вынужден был задержаться в порту ещё на целые сутки. Октавиан заявился на «Одинокую звезду» в самый последний момент, всего за час до её отплытия, тогда как Кейт договорился о проезде и уплатил деньги ещё накануне днём. Отведённые знатным пассажирам помещения почти не отличались размерами и обстановкой, разве что каюта Кейта и Джейн располагалась по соседству с капитанской, и заполучить её для себя и жены было для Траяну вопросом не столько удобства, сколько престижа. Кейт, не желавший вступать в склоку с попутчиком, предложил было обменяться каютами, но тут уж капитан пошёл на принцип и заявил, что никакого обмена не будет, а всё останется, как он сказал.

Октавиану пришлось смириться со своим поражением и весь первый день он глядел на Кейта исподлобья, словно тот нанёс ему смертельное оскорбление. Однако к вечеру оказалось, что Джейн не теряла времени даром и успела подружиться с юной госпожой Траяну, Боженкой. Неизвестно, что произошло между молодыми супругами ночью, но на следующий день утром, при первой же их встрече, Октавиан извинился перед Кейтом и Джейн за свою несдержанность и попросил забыть о вчерашнем инциденте. Они ответили, что уже забыли, и по сему между ними воцарился мир. Для Кейта и Джейн это было весьма кстати, поскольку выяснилось, что в Канабре чету Траяну ожидает небольшой вооружённый отряд, который должен сопровождать их в столицу. Узнав, что Уолши также направляются в Палланту, Октавиан любезно предложил им ехать вместе. Они с благодарностью приняли его предложение. Для Кейта и Джейн это была большая удача: теперь они могли более или менее спокойно смотреть в ближайшее будущее и не опасаться крупных неприятностей в пути.

Поднявшись на полуют, Октавиан Траяну галантно поклонился Джейн, хотя они виделись меньше часа назад, за обедом, и с некоторым смущением произнёс:

— Сударыня, вы не могли бы прямо сейчас зайти к моей жене? — По-славонски он говорил совершенно свободно, как казалось Кейту, без малейшего акцента. — У Боженки какие-то проблемы, но она стесняется рассказывать мне о них. Вы поможете ей?

— Разумеется, господин Траяну, — согласно кивнула Джейн. — Сейчас я пойду. Одну минутку. — Она повернулась к Кейту и произнесла по-английски: — По-моему, у девочки начались месячные. Надо же: стесняется говорить об этом мужу! Ну, ладно, я пошла.

— Ступай.

Джейн быстро поцеловала его, спустилась по трапу на палубу и вошла в пассажирский трюм. Октавиан проводил её взглядом, потом с виноватым видом обратился к Кейту:

— Право, сударь, мне очень неловко, что я помешал вам. Но у Боженки действительно проблемы, а её горничная совсем ещё ребёнок.

— Всё в порядке, — ответил Кейт. — Женщины должны помогать друг другу в трудную минуту. Я очень рад, что наши жёны подружились.

— Я тоже рад, — от всей души сказал Траяну. — Боженка в полном восторге от вашей жены. Госпожа Джейн исключительная женщина, и это целиком её заслуга, что мы не поссорились из-за тех кают… Кстати, вы не сочтёте меня чересчур назойливым, если я спрошу, как долго вы женаты?

Кейт лишь на секунду замешкался с ответом.

— Уже десять лет. Нас поженили ещё детьми, это был брак по расчёту.

— Тем не менее, он получился на редкость удачным, — заметил Октавиан. — Это видно по тому, как вам хорошо вместе. Глядя на вас, можно подумать, что вы, подобно нам, лишь недавно поженились. — Прислонившись к перилам, он вздохнул. — Мы с Боженкой дружны с самого детства, наш брак заключён по любви, и я очень надеюсь, что и через десять лет мы будем так же счастливы, как сейчас.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Кейт.

Он устремил взгляд в безоблачное небо и подумал о том, что вряд ли их с Джейн ожидает столь же безоблачное будущее. Несмотря на все тяготы и неудобства, связанные с пребыванием в другом мире и в другой эпохе, в данный момент они чувствовали себя счастливыми — пусть даже их счастье было с привкусом горечи. Но такая горькая идиллия не может длиться вечно. Рано или поздно их медовый месяц закончится, начнутся суровые будни, и тогда наступит время искупления…

Кейт очень удивился бы, если бы смог заглянуть в мысли стоявшего рядом с ним Октавиана. Траяну думал о предупреждении, которое он получил от короля Флавиана вечером накануне отплытия. Речь шла о какой-то неясной угрозе со стороны чужеземных колдунов. Король велел своим подданным-Коннорам внимательно присматриваться к каждому чужестранцу и немедленно сообщать о тех из них, кто внушал хоть малейшее подозрение.

Чета Уолшей внушала некоторые подозрения. Впрочем, Октавиан отдавал себе отчёт в том, что в поведении любого чужака можно при желании найти немало подозрительного. Однако его настораживала их странная целеустремлённость: во что бы то ни стало они хотели попасть в Палланту, но ещё не решили, что будут делать дальше, и, похоже, не очень задумывались об этом. Создавалось впечатление, что столица Ибрии была конечным пунктом их странствий по Западному Краю, что именно там они собирались осесть. А вчера вечером госпожа Уолш, болтая с Боженкой о разных пустяках, как бы между делом, пыталась выведать у неё, насколько Октавиан приближён к особе короля. Хотя, конечно, эти расспросы могли быть продиктованы обыкновенным любопытством и ничем более.

Но как бы то ни было, Октавиан решил сообщить королю о своих спутниках. Однако сделать это он мог не раньше, чем через четыре дня — поскольку ближайший от них портал находился в загородной королевской резиденции Флорешти. Ни в Каннабре, ни на всём северном побережье порталов не было. Слишком мало Конноров жило в Ибрии. По всей стране насчитывалось лишь восемьдесят два человека…

«Нет, уже восемьдесят три», — тотчас поправил себя Октавиан, с нежностью думая о своей молодой жене.

Уже несколько дней среди Конноров ходили неясные слухи о возможном нашествии чужеземных колдунов. Сотник городской гвардии Влад Котятко относился к ним скептически, пока не узнал, что эти сведения исходят от таких серьёзных и ответственных людей, как князь Стэнислав, король Флавиан, Анте Стоичков, Дражан Ивашко и прочие. Лишь тогда Котятко задумался. А задумавшись, вспомнил о чужестранцах, с которыми он имел случай познакомиться пять дней назад после ночного вторжения Рыжего Вепря в гостиницу «Красный бык».

Эта молодая пара пришлась ему по душе, особенно понравилась сотнику госпожа Уолш. Он не хотел думать об этих людях плохо, а тем более подозревать их в злокозненных намерениях, однако долг повелевал ему быть объективным и беспристрастным и не поддаваться эмоциям. К тому же с тем ночным происшествием была связана одна странность: Рыжий Вепрь долго провалялся без сознания, а когда очнулся, то был как пьяный, еле держался на ногах, с трудом ворочал языком и что-то невнятно бормотал о нечистой силе. Его горячечному бреду не придавали никакого значения, решили, что он просто повредился умом после удара по голове, и в полдень, как и было намечено, вздёрнули на виселице.

«А стоило бы сперва допросить», — с некоторым опозданием подумал Котятко.

Он провёл небольшое расследование, спросил у Франя Вуйко, когда точно прибыли Уолши и на каком корабле, потом сверился с книгами в портовой канцелярии и выяснил, что корабль с таким или похожим названием ни в тот день, ни в течение последнего месяца в Мышковиче не появлялся. Следовательно, если только Франь Вуйко ничего не напутал, его постояльцы солгали ему. Также Влад Котятко узнал, что Кейт Уолш встречался со Славомиром Ковачем — будущим первым министром княжества. О том, что указ о его назначении уже подписан и находится в пути, знали все мышковицкие Конноры. Сам же Ковач не был Коннором, и сотник решил не обращаться к нему по поводу супругов Уолш.

Поскольку связаться с князем Стэниславом в настоящий момент не было возможности, а подозрительные чужестранцы отправились на «Одинокой звезде» в Ибрию, Котятко счёл наиболее разумным сообщить о них своему ибрийскому коллеге и сородичу, центуриону королевской гвардии Титу Рэдэчану.

Каково же было изумление сотника, когда всего через полчаса к нему явился Флавиан собственной персоной. Король Ибрии был в ярости…