Контракт Султанова

Глава 4

Оксана Дивулина после окончания занятий в лицее искусств обедала в ресторане "Николай второй". Заведение принадлежало к элите подобных заведений города. Сюда пускали только обладателей платиновых карточек "Морского банка". Это был своеобразный клуб миллионеров. Сюда приходили не столько поесть, сколько решить свои дела. У журчащего фонтана с плавающей форелью скрипичный квартет играл Моцарта, но Оксана его не слышала. На ушах у нее были наушники, из которых доносились хрустально чистые звуки "Роллер-герл" в цифровом формате. Удовольствие от поглощения бананового мороженного прервало появление официанта. Он держал на подносе мобильный телефон.

— Вас, госпожа Дивулина.

— Мама?

— Нет, мадемуазель. Звонит мужчина.

Заинтригованная девушка взяла трубку.

— Здравствуйте, Оксана. У нас, оказывается, с вами одинаковые вкусы, — сказать, что у говорившего мужчины был приятный голос, значит, ничего не сказать. Неизвестный интонационно закруглял каждое слово, и они выскакивали из трубки подобно идеальным шарикам. Оксане сразу расхотелось бросать трубку, как она хотела сделать поначалу.

— Вы тоже любите ванильное мороженое? — поинтересовалась она.

— Люблю, но не больше, чем группу "Роллер-герл". Чистые девичьи голоса, это, знаете ли, успокаивает.

Когда до Оксаны дошло, что это не простой звонок, ей стало не по себе.

— Откуда вы знаете, что я слушала? Вы за мной следили!

— Упаси Боже! Я услышал мелодию в тот момент, когда вы сняли наушники. И вообще я слишком далек от вас, чтобы следить, — говоривший своей глубоко индивидуальной интонацией подчеркнул слово "далек", во всяком случае, Оксане сразу стало ясно, что речь идет не только о расстоянии, вернее, не столько о расстоянии.

— Знаете, у меня мало времени, — сказала Оксана, решившая отделаться от собеседника, хоть он и говорил приятно, но она своей женской интуицией почувствовала опасность.

— У меня тоже. Мне нужна ваша помощь. Вернее, не мне, а человеку, которого вы хорошо знаете, и к судьбе которого неравнодушны.

— Не представляю, о ком вы говорите.

— О непризнанном гении Павле Султанове.

— Я чувствую в ваших словах издевательские нотки.

— Упаси Боже!

— Не поминайте имени Божьего всуе.

— Не всуе. Я люблю Бога, а он любит меня.

— Интересное заявление. Вы кто, кстати? Я вас знаю?

— Меня зовут Валентин Георгиевич. Насчет Бога это не заявление, а констатация факта. Я ведь до сих пор жив, это ли не лучшее доказательство. Жизнь вообще случайная штука. Если человек жив, это всего лишь случайность, потому что ему повсюду угрожает опасность. Опасность умереть.

Внутри Оксаны все замерло. Ей еще никто не угрожал в столь открытой форме.

— Что с Павлом Петровичем? — спросила она.

— Ничего особенного. Если вы сейчас не приедете, то возможно, он умрет.

— Не трогайте его! — вскричала она, заставив степенных посетителей обернуться.

К ней поспешил официант и чопорно предупредил:

— Нельзя ли вести себя приличнее, мадемуазель?

— Пошел к черту! — крикнула она. — Позовите моего шофера! — а в трубку спросила. — Куда я должна приехать? Какой выкуп вы требуете? Я, наверное, должна приехать одна?

— Вы неправильно меня поняли. Все беды в этом мире оттого, что мы неправильно друг друга понимаем, вы не находите?

— Куда я должна приехать? — крикнула она.

— В пивной бар "Отрыжка", — скромно ответил Валентин Георгиевич. — Что касается вашего вопроса, приезжать ли вам одной, то это очень неспокойный район. Так что советую взять вам парня покрепче, а еще лучше парочку. Да и одной вам Султанова не унести.

— Ему что так плохо?

— Плохо ему будет завтра утром, — проговорил Валентин Георгиевич. — Я вынужден вас покинуть. Мне какая-то сволочь на хвост села.

И он отключился.

В голове звучала дурацкая песенка: "Ехали козлы на осле! Ехали козлы! Козлищи, козлы!" "До чего докатилась наша эстрада? Дальше некуда. Уже про козлов запели!" — недовольно подумал Паша. Потом он понял, что его трясут с криком "Шурави! Шурави!" "Да я в Афганистане!" — понял Паша. — "Наш танк подбили, и я ранен". Воображение услужливо нарисовало картину: колонна, запертая на горном серпантине горящими машинами. Танк, валяющийся под обрывом оборванными гусеницами кверху. И вот он сам. Лежит с закрытыми глазами и с георгиевским крестом на гимнастерке. "Что за бред? Какой крест?" — возмутился Паша. — "Во времена афганской кампании еще и награды такой не существовало". Уже потом он вспомнил, что и в Афгане-то никогда не был и в танковую атаку не ходил. Откровенно говоря, Паша и в армии-то не служил. Военной кафедрой в институте обошелся. И в этот момент Султанов очнулся окончательно. Он лежал на полу в комнате Айса, рядом на коленях стоял Тафик.

— Слава Аллаху, очнулся, шурави! — обрадовано воскликнул таджик. — Я думал, ты уже в лучшем мире!

Комната носила характер небольшого разгрома. Все, что стояло раньше на полках: краски, скульптуры, картины, теперь было разбросано по полу. За окном небо уже ощутимо посветлело.

— А где Светлана? Она была здесь!

— Этот блят с молодым Обанаевым сбежал.

— Врешь!

— Клянусь Аллахом! Он давно шашни с сынком крутит. Все знают, у кого хочешь, спроси. Только хозяин не верил, слепой ишак!

— Мне надо срочно вернуться в подвал, пока они не хватились! — заторопился Паша. — Они могут сунуться ко мне в любой момент. Если меня найдут здесь, то мне конец.

Он приподнялся и осекся. Руки и вся его одежда была в пролитой краске.

— Черт! Черт! Опять подставили!

Он понял, что теперь разбираться никто не станет. Время разбирательств прошло. А Светка хороша! Ну что за бабы пошли! Подставляют и подставляют!

Тафик опустился рядом с ним на корточки и покачал головой:

— Тебе надо бежать, шурави, иначе они убьют тебя! Аслан злой. Его ничего не остановит.

— Куда бежать? — спросил Паша.

— Ты хороший шурави. Я тебе помогу. Во дворе стоит машина, нам надо до нее добраться. Вставай быстрее. Тебе надо поторопиться.

Они выбрались в зал, наполненный богатырским храпом. Причем, его законная жена храпела громче всех.

— Мне надо взять кое-какие свои вещи, — напомнил Паша.

— У тебя сейчас только одна вещь, о которой надо думать, шурави. Твоя жизнь, — заметил Тафик.

Паша согласился. "Надо будет потом эту фразу в роман вставить", — подумал он. Они беспрепятственно минули сонное царство, вышли на улицу и прошли под навес, где располагался гараж. Тафик ловко вскрыл крайнюю машину и завел ее без ключа.

— Только не давай ей заглохнуть, а то не заведешь потом, — предупредил Тафик, после чего сунул ему немного денег. — Это тебе на первое время. Только сразу не трать. Ну что ж, прощай, шурави.

Паша пожал протянутую сухую как у ребенка ладошку и сказал:

— Знаешь, ты настоящий друг. Что я могу для тебя сделать?

Помявшись, Тафик попросил:

— Никому не говори, шурави, что я тебя спас. И еще. Если я тебя поймаю, я тебя убью. Да поможет тебе Всевышний!

Маленький человек в тюбетейке открыл ворота, и как только он выехал, сразу затворил их, предоставив Пашу самому себе.

Донат намазал черную икру на бутерброд, однако ему показалось мало, и он поставил рядом небольшую полуторакилограммовую баночку того же продукта. В это время зазвонил телефон. Донат недовольно глянул на часы. Половина одиннадцатого. Он не привык начинать рабочий день так рано, хоть являющийся его собственностью зубоврачебный кабинет открывался в семь утра. Набранные туда молодые врачи (только не спрашивайте, есть ли у них дипломы, а если есть, то какие) уже давно исправно мучили страждущих. Какого рожна нужно от него? Донат знает, что звать Галку бесполезно, она раньше двенадцать не встает. Он вздыхает, поддевает тапки из настоящего лебяжьего пуха и шлепает в прихожку к мобильнику.

— Донат Михайлович? — начальственно интересуются в трубке. — С вами говорят из мэрии. Моя фамилия Амбросимов. У нас к вам деловое предложение. Дело в том, что освободилась вакансия начальника отдела здравоохранения и, учитывая ваши выдающиеся заслуги перед городом, эту должность предложено занять вам.

Донат рефлекторно поджал обильный животик. Пост начальника отдела мэрии (любого отдела) был недостижимой мечтой даже среди деловой элиты. Люди, казалось бы, и так владеющие всем, считали счастьем войти в этот круг небожителей. Донат же был мелкой сошкой, с трудом урывающий свой бутерброд с черной икрой с этого пирога, он и предположить не мог, что ему может так подфартить.

— Это не шутка? — с тревогой спросил он.

— Какие могут быть шутки? Сам Захар Мафусаилович утвердил вашу кандидатуру. Когда вы сможете подъехать в мэрию?

— Когда прикажете! — отрапортовал Донат.

— Запомните, теперь приказывать будете вы. Подьезжайте к часикам двум в 115-й кабинет.

— Слушаюсь!

— Теперь вы должны будете понимать, что ваше поведение должно быть безупречным. Что там за история с вашим свояком Павлом Султановым? Захар Мафусаилович очень недоволен всей этой нездоровой шумихой.

"Убить этого Пашку мало!" — подумал Донат.

— Я с этим аморальным ублюдком никаких дел не имею! — отрапортовал он. — Мы понимаем, как же.

— Кстати, вы знаете, где находится этот негодяй?

Доната даже не удивил вопрос, в голове была только новая должность.

— Никак нет. После суда я с ним не общаюсь.

— Хорошо. Приезжайте, как договорились.

Пашка позвонил буквально через пять минут после звонка из мэрии. Донат как раз пинками поднял Галку и гонял сонную жену то за чистой сорочкой, то за галстуком.

— Мне нужна ваша помощь! Мне некуда пойти! — простонал этот недотепа в трубку. — Разрешите мне пожить немного у вас.

— Еще чего? — вспылил Донат. — Ступай к своим проституткам!

— Вы же мне родственники! Я вам заплачу. У меня есть около тысячи рублей.

— Тоже мне родственничек нашелся! На твою жалкую тысячу не очень-то и разжиреешь, — Донат ухмыльнулся и бросил трубку.

Никогда еще Султанову не было так плохо. Он был омерзительно пьян до такой степени, что даже не помнил, когда у него увели пиджак. Хорошо, что еще тафиковские деньги остались в кармане брюк. Штаны еще не стащили. Машина у него сломалась еще на шоссе. Потом он долго шел пешком, не понимая, куда идет и зачем. Идти было некуда. Ни дома, ни семьи. Ни любимого дела. Бомж. Моральный и физический. Потом он тормознул автобус, который сам ехал окольными путями, потому что вез темный груз (то ли контрафактную водку, то ли лекарства неизвестного происхождения), и шофер за бешеные деньги доставил его в Шлюзовой поселок. Этот район был еще хуже, чем Портовый. К этому времени совсем рассвело, на асфальте лежала роса, и был такой холод, что Паша продрог окончательно. Он нырнул в первое заведение, которое было открыто. Чтоб его не выгнали, он был вынужден все время заказывать какое-то жуткое пойло и даже пить его. Вскоре он благополучно надрался. Скорее всего, в этот трагический момент у него стащили пиджак. Хорошо, что там не было ничего ценного. Вроде, паспорт был. Да и шут с ним. Люди приходили и уходили. С утра были работяги с хмурыми лицами. Они позавтракали и ушли очень быстро. Потом посетители были редки. К вечеру народ стал набираться. К тому времени, когда потянулись завсегдатаи, Паша уже не стоял на ногах. Прижав к углу какого-то забулдыгу послабже и держась за него, чтобы не упасть, он пытался ему растолковать преимущество стиля Вениаминова перед стилем Айзека Азимова. Получалось не очень. Забулдыга все время пытался улизнуть, и Паша был вынужден пару раз приложить его кружкой по лбу. С криком "С нашими так не поступают!" его самого огрели чем-то вроде рояля по голове, и он отключился. Через некоторое время он обнаружил себя на заплеванном и, судя по всему, не первый день полу. Проститутки помогли ему подняться и подсадили к стойке. Здесь в дело пошел последний стольник, и винные пары в очередной раз окутали измученный мозг. Увидя давешнего забулдыгу, Паша направил к нему свои стопы, чтобы продолжить разговор, когда в бар вошел мотоциклист. Даже среди всего сброда, собравшегося в баре, он смотрелся инородной единицей. Если сброд был полупреступным, то парень был явным отмороженным бандитом. Он был весь в коже, пальцы поверх перчаток увенчаны тяжелыми печатками в виде звезд. Каждой такой звездой можно было рассечь лицо наполовину. И взгляд у него был нехороший. Дикие налитые кровью глаза, в которых с рождения горела злоба на всех и вся. Паша сразу понял неактуальность литературной беседы о Вениаминове. Мотоциклист стал цепко осматривать зал. Когда Паша хотел незаметно проскользнуть в дверь, парень, не глядя, хватанул его железными пальцами за плечо.

— А это что за кадр? — спросил он. — Сдается мне, что ты, гнида, мент.

Паша был в одной рубахе навыпуск, со свежим фингалом под глазом, и откровенно говоря, на мента походил мало. Даже пьяный он быстро уразумел, что бандит ищет лишь повод придраться. А что его искать, если он и есть повод. Бандит был крепок и обучен драться. Паша уже мысленно распрощался с ребрами и зубами, но тут вокруг произошла заминка. Потому что в этот самый вонючий самый затрапезный бар на свете зашла самая красивая самая чистая девочка в округе, и звали ее Ксюша Дивулина. В баре все притихли, потому что таких ангельски чистых клиентов здесь не видели с самого открытия заведения в прошлом веке. С ней был молодцеватый парень, которого она раньше представляла Паше как шофера.

— Павел Петрович, вам надо проехать с нами, — она с хода взяла верный тон, вроде обращаясь только к нему, и как бы не трогая гордость бандита.

Правда, тот думал несколько иначе.

— А это что за ангелочки завелись в нашем крысятнике? — протянул он, и глаза его сжались в две щелочки от злобы.

— Ваня, помоги Павлу Петровичу, — попросила Дивулина.

Шофер довольно опрометчиво пошел на обострение, подойдя к Паше и отодвинув мотоциклиста плечом. Его даже не удивила та легкость, с которой мотоциклист поддался. На самом деле бандит отшагнул к стойке, лишь затем чтобы достать из заднего кармана острую бритву. Он уже замахивался, готовясь садануть водителя наотмашь под ухо. Занятый Пашей, парень не видел таких подробностей и по всем расчетам должен был с секунды на секунду лишиться жизни. И лишился бы, если бы за него не вступился мужчина в ветровке с надписью "стикс", сидевший у стойки. Тот приставил пистолет к спине бандита и спокойно даже ласково произнес:

— Не дергайся, паскуда!

— Ты знаешь, кто я такой? — спросил парень, нисколько не стушевавшись, он был слишком ушлый и прожженный, чтобы падать в обморок от одного вида оружия.

— Если захочешь, потом расскажешь. А сейчас постой спокойно, падаль.

Оксана тем временем присоединилась к Ивану и им совместными усилиями, наконец, удалось вытащить Султанова в дверь.

— Теперь я могу двинуться? — спросил бандит.

— Попозже! Пусть отъедут! — вежливо и даже галантно проговорил мужчина.

— Ты подумал, как отсюда выйдешь? — издевательски спросил бандит.

Его звали Григорий Штермлер по прозвищу Железный Гоша. Он являлся главарем банды мотоциклистов, которые считали себя хозяевами всего района.

Словно по заказу в бар вошли четверо его дружков, ранее парковавших своих железных коней. Это было отребье в полном смысле этого слова. Одетые в нарочно порванные джинсы от Дизеля стоимостью в тысячи долларов, но не ставшие счастливее от этого, они так и лучились злобой. Было полное ощущение, что их выпустили из одной клетки в зоопарке. Увидев, что какой-то наглец приставил пистолет к спине босса, они выхватили оружие.

— Брось пушку, хмырь болотный! — устрашающе крикнул самый здоровый из них, весивший никак не менее центнера, с отвислым пузом поверх фактурных брюк.

Воспользовавшись заминкой, Гоша оттолкнул "стикса", перемахнул через стойку и, не поднимаясь с четверенек, побежал прочь с криком:

— Мочите этого скунса!

После этого безо всякого перехода в баре возник филиал Ватерлоо.

"Стикс" припал на колено и открыл огонь, удерживая оружие обеими руками, словно в гангстерском фильме.

Создалось ощущение, что он стрелял очередями, настолько быстро он выпустил обойму. Здоровяк и стоявший за ним бандит умерли первыми. Здоровяку пуля угодила точно в лоб, а когда его снесло ударной силой, стрелок влепил несколько пуль второму амбалу туда же.

Бар затопила паника и дикий ор. Случайные свидетели кинулись вглубь, так как убежать не было никакой возможности. В дверях стояли еще уцелевшие на тот момент бандиты Гоши.

В баре мгновенно стало жарко от многочисленных трассеров, прошивающих тесное пространство. Оставшиеся двое, беспорядочно стреляя и зацепив при этом случайных свидетелей, скрылись в туалете. Когда в пистолете иссяк боезапас, стрелявший мужчина без промедления перезарядил оружие. Так что стоило одному из бандитов, понадеявшись на временное затишье, высунуть усатую физиономию из туалета, как мужчина всадил ему пулю и опять в лоб. Он здорово стрелял, особенно, когда имелась секунда на то, чтобы прицелиться. Похоже, в таком случае он бил исключительно в лоб.

В баре установилась неестественная тишина. В этой тишине мужчина быстрым шагом (не бегом!) прошел к дверям и покинул негостеприимное заведение. Через секунду мимо окон на полном газу проскочила машина. По пути она невзначай проехала по железным коням мотоциклистов. С улицы раздался грохот и треск. Выскочивший из сортира единственный уцелевший бандит застал лишь своего выбравшегося из-под стойки главаря. Глаза Гоши по-волчьи сжались в две горящие щелки.

— Догнать гада! — страстно закричал Гоша.

Но выполнить свою угрозу он мог разве что на метле.

В 115-м кабинете Доната ждали двое: востроносый молодой человек, представившийся Коновальским, помощником Мануйлова по техническим вопросам, и Амбросимов. Хоть последний и не назвал свой пост, но по подобострастному отношению к нему техпома было заметно, что он довольно высок. Амбросимов был одет в строгий костюм. Вид несколько портили густые волосы, лезшие из-под воротника белоснежной сорочки.

— Можете называть меня Лазарь, — Амбросимов протянул руку. — Пройдемте, я покажу ваш кабинет и познакомлю с секретаршей.

Они прошли на второй этаж, где Лазарь собственноручно отпер безликую дверь.

— Это приемная, — он, не останавливаясь, прошел через тесную комнату, в которую уместились стол, стул и шкаф. — Следующая дверь-ваш кабинет.

Кабинет был просторнее, но мебель тоже не страдала разнообразием. Стоял такой же стол, как и в приемной, только стульев было два. Один из которых стоял у двери.

— Владейте, — Лазарь вручил Донату ключи. — Сейчас я подошлю вам секретаршу. Передадите ей свои документы, она все оформит в отделе кадров. Кстати, вы премию получали?

— Какую премию? — ошарашено спросил Донат, все обрушилось на него чересчур неожиданно. — Я ведь только, что пришел.

— Не имеет никакого значения, когда вы пришли, — подчеркнул Лазарь. — Мы ведь теперь в одной команде верно? Город переживает не лучшие времена, но на этом фоне работа мэрии выглядит безупречной. Всем работникам положена премия, — он выложил на стол пачку купюр, в которой Донат профессионально определил, было не менее десяти тысяч. — Кстати, вы не можете предполагать, куда подался этот ваш родственник? Как его?

— Султанов? — хрипло спросил Донат, видя только деньги. — Не знаю, куда он делся, но он мне звонил.

— Когда? — воскликнул Лазарь. — Когда звонил? Откуда? Это очень важно.

— Не знаю откуда. Звонил сразу после вас. Но я ему сказал, чтобы он забыл мой номер.

— Это вы опрометчиво поступили, — посетовал Лазарь, и Донату сделалось очень стыдно, что он подвел такого важного человека. — Если он позвонит еще раз, уточните, где он находится, и сразу звоните мне. Вы меня поняли? — он слегка придержал пачку, едва не вызвав у Доната разрыв сердца. — Узнайте, где он находится, под любым предлогом. Вы поняли? Под любым.

— Я понял! — выкрикнул Донат и получил, наконец, вожделенную пачку.

Лазарь вышел, но не успела дверь закрыться, как вошла женщина яркой внешности и, широко улыбнувшись, представилась как Инга, его секретарша. Взяв документы, она, вихляя бедрами, направилась к двери, а потом столь резко обернулась, что он не успел оторвать масленого взгляда от ее роскошного зада.

— Хочешь поиграть со мной, пупсик? — спросила она.

Донат вознамерился возмутиться, но тут Инга выкинула еще один трюк. Подняла просторную юбку до талии, а под юбкой она оказалась совершенно голой, поставила одну ногу на стул и слегка потрясла ягодицами. У Доната возникла столь могучая эрекция, чего не наблюдалось уже давно, что он едва не сдвинул стол с места.

— Согласен, — прошептал он.

— Десять тысяч, — как ни в чем не бывало, поставила она условие.

— Нету, — быстро проговорил Донат.

— Врешь, Лазарь тебе дал, я видела.

— Мне семью кормить, — возразил Донат.

— Ну, тогда: пока!

Донат понял, что если она сейчас уйдет, он лопнет словно перезревший помидор. Так что у него имелось вполне приемлемое оправдание его безумного поступка, о котором, он знал, сам будет жалеть уже спустя пять минут. Обычно это дело у него больше не занимало.

— Согласен, — пробурчал он, расстегивая ремень.

Инга закрыла дверь на ключ. Так исполнилось то, чего Султанов терпеть не мог. Свояк наставил ему рога.

В конце дня Доната вызвали к Мануйлову. Не без трепета он вошел в роскошно обставленный кабинет. Захар Мафусаилович был не один. Мэр прорабатывал какого-то лысого типчика в дорогом габардиновом костюме с флажком Государственной думы на лацкане. Присутствовавший при разговоре Лазарь сидел, развалившись на диване. Отчитав лысого по полной программе, Мануйлов пренебрежительным жестом отпустил его. Лазарь представил Доната. Мануйлов пожал руку и пригласил сесть.

— Будет трудно, — предупредил он. — По предложению господина Амбросимова мы начинаем большое дело. На базе пожарной охраны, милиции и скорой помощи решено создать единую службу. Нечто вроде американской 9-1-1.Только лучше. На данном пути у нас много проблем. Пожарники и милиционеры подчиняются разным ведомствам. В настоящий момент ведется проработка по всем направлениям. Это потребует некоторого времени. Так что принимайте под свое начало организацию скорой помощи. Это контора выходит из-под ведомственного подчинения Минздрава и с сегодняшнего дня именуется Управлением скорой помощи. Поздравляю, — Мануйлов довольно вяло потряс руку Донату. — Вы в начале трудного пути. Вам необходимо принять хозяйственную часть у городских больниц, а также провести аттестацию врачей. Лазарь вам с этим поможет. Удачи.

Он выпроводил их из кабинета, но Лазаря задержал, так что Донат ждал его некоторое время в приемной.

— Как это все ужасно, — проговорила довольно пожилая секретарша Мануйлова.

— Что именно? — спросил Донат.

— Вы наш новый начальник Управления скорой помощи? — уточнила секретарша. — Тогда я вам могу рассказать. У Захара Мафусаиловича тяжело больна жена. Что-то с легкими. Лазарь ее пользует.

— Амбросимов разве врач? Я думал, он у вас работает, — удивился Донат.

— Нет, Лазарь у нас не работает, но он светило в своем роде. Выдающийся медицинский специалист. Захар Мафусаилович на него не нахвалится. Когда он узнал, что супруга больна, он возил ее по всем профессорам, даже в штатах был. Везде говорили, что безнадежно, а Лазарь сказал, что вылечит. Ей уже стало лучше.

В это время из кабинета показался Лазарь. Зло зыркнув на секретаршу, он взял Доната под локоток и повел по коридору, давая по ходу ценные указания:

— Некогда расслабляться. В первую очередь необходимо уточнить количество машин скорой помощи, и сколько на них требуется врачей.

— А разве они не укомплектованы? — спросил Донат.

— Я не правильно выразился. Конечно же, укомплектованы, — Лазарь внимательно посмотрел на него. — А вы сами давно посещали врача?

— Я не болен, — ответил Донат, отчего-то почувствовав смутное беспокойство.

— Конечно, нет, — поспешил успокоить его Лазарь. — Это всего лишь стандартная процедура. Даже президент страны проходит медицинскую комиссию. Посчитайте, сколько у нас врачей на скорой и представьте список.

Цветы сорвали совсем недавно, на них роса еще не успела высохнуть. Собирала явно женщина. Цветочек к цветочку. Сорокин оглядел пустынное шоссе, прикидывая, кто бы это мог быть. До деревни далеко, да и с чего бы там взяться подобным доброхотам. Тогда Сорокин подумал о Ларисе, но отогнал эту мысль. Женщина даже не знала места аварии. В который уже раз Сорокин подумал о возможном втором пострадавшем. А что если действительно Латыш в тот день был на шоссе не один? Кусты папоротника подступали вплотную к дороге, и в какой-то момент Сорокину показалось, что там кто-то есть. Алексей уставился прямо перед собой и громко сказал:

— А я тебя вижу! А ну выходи!

Он и сам сомневался, что прием сработает, но в ответ зашелестели кусты, и на обочину вышла девушка.

Прелестное хрупкое создание. Во взгляде страх. Она жалобно спросила:

— А вы меня не обидите!

— Не буду, если ты ответишь на мои вопросы, — пообещал Сорокин. — Ты кто?

— Меня зовут Маша.

— Ты из деревни?

— Я не понимаю.

— Где ты живешь?

— Мы живем все вместе.

— Опять двадцать пять! — вырвалось у Сорокина, и тут он обратил внимание на наряд девушки, то, что он вначале принял за цветастое платьице, оказалось халатом.

И эта заторможенная речь. Немотивированный страх.

— Ты из больницы! — не поверил он.

— Отпустите меня, пожалуйста, дяденька.

— Конечно, отпущу. Только сначала скажи: ты принесла цветы? — она кивнула. — Кому?

— Коленьке.

— Что с ним произошло.

— Он ушел в ту комнату, откуда не возвращаются.

— Он умер?

— Нет. Я же объясняю. В доме, где мы все живем, есть специальная комната, куда уходят те, кто не может больше ходить и дышать.

— Понятно, — Сорокин понял, что имеет дело с пациентом ПНД, и решил не акцентировать внимания на подобных несуразицах. — Ты не знаешь, как это произошло?

— Врачи сказали, что он их не слушался и нарушал режим, — девушка несколько осмелела и продолжала разговор довольно свободно, при этом она присела и обняла колени руками. — Я открою один секрет, только вы не говорите врачам. Обещаете? — он пообещал. — В лесу разрешается гулять только санитарам. Шнур тоже санитар. Но он добрый. Мне и делать ничего не пришлось, я только сняла халатик, а все остальное он сделал сам. Так вот он сказал, что Коленьку убили на дороге. А теперь вы меня отпустите, а то Шнур увидит, что меня нет, и рассердится. Когда он сердится, он не сделает укол, и мне будет очень плохо.

Хрупкая девичья фигурка быстро затерялась в чаще.