Контуры грядущего. Энгельс о коммунистическом обществе

Не успел «Манифест Коммунистической партии» выйти в свет, как в Европе началась революция – буржуазно-демократическая революция 1848 – 1849 гг. Еще 12 января революционные события начались в Италии, 22 февраля революция вспыхнула во Франции, 13 марта – в Австрии, 18 марта – в Пруссии.

В начале марта Маркс был выслан из Бельгии, 5 марта он приехал в Париж. Около 21 марта из Брюсселя в Париж приехал и Энгельс.

Между 21 и 29 марта Маркс и Энгельс составляют «Требования Коммунистической партии в Германии» (5, 1 – 3), которые явились политической платформой Союза коммунистов в начавшейся германской революции. Этот документ представляет собой развитие и конкретизацию – применительно к условиям, сложившимся тогда в Германии, – программы из 10 пунктов, намеченной в «Манифесте Коммунистической партии» в качестве, так сказать, «типовой» программы переходных демократических и социалистических мероприятий для наиболее передовых стран. В «Манифесте» было оговорено, что «эти мероприятия будут, конечно, различны в различных странах» (4, 446).

С учетом специфики предстоящего в Германии этапа революционных преобразований в «Требованиях» усилены чисто демократические и отодвинуты на задний план чисто социалистические элементы программы.

Так, в них отсутствуют требования развития производительных сил, соединения земледелия с промышленностью, т.е. устранения различия между городом и деревней, и соединения воспитания с материальным производством, как задачи более отдаленного этапа революции.

В то же время требование экспроприации земельной собственности развернуто в более конкретную программу аграрных мероприятий. Характерна оговорка, касающаяся этой части программы: все эти меры проводятся, «не нанося ущерба самому производству». Наиболее интересен 7-й пункт из этой группы: «Земельные владения государей и прочие феодальные имения, все рудники, шахты и т.д. обращаются в собственность государства. На этих землях земледелие ведется в интересах всего общества в крупном масштабе и при помощи самых современных научных способов».

«Требования» намечают постепенное превращение частной собственности на средства производства в государственную собственность как первый этап конечного превращения ее, с отмиранием государства, в общественную собственность. Они исходят из того варианта установления косвенного политического господства пролетариата, который предусматривался в «Принципах коммунизма» для таких стран, как Франция и Германия, где пролетариат еще не составлял большинство народа.

В начале апреля Маркс и Энгельс покинули Париж и направились в Германию, чтобы принять непосредственное участие в революции. С 1 июня они начали издавать в Кёльне «Новую Рейнскую газету», которая была, по определению Ленина, «лучшим, непревзойденным органом революционного пролетариата» (51, т. 26, 83).

В период революции 1848 – 1849 гг. главенствующее значение приобрели непосредственно политические проблемы, вопросы стратегии и тактики революционного движения, а в развитии марксистской теории на первый план выдвинулась разработка политического учения. Естественно, что более отдаленные проблемы будущего, коммунистического общества отступили в это время на задний план. Не удивительно, что в статьях «Новой Рейнской газеты» и в других произведениях Маркса и Энгельса за период революции практически нет никаких высказываний о будущем обществе.

Революция потерпела поражение. Маркс и Энгельс вынуждены были снова покинуть Германию. На этот раз они окончательно переселились в Англию. В конце августа 1849 г. в Лондон приехал Маркс, около 10 ноября сюда же прибыл и Энгельс.

Марксизм как целостная теория сложился на основе первого великого открытия Маркса – материалистического понимания истории – в середине 40-х годов, в период перед революцией 1848 – 1849 гг. Революция явилась первой исторической проверкой марксизма. Результат этой проверки был двоякий. Главное – она подтвердила правильность новой теории. Вместе с тем она показала ее недостаточность. Теория нуждалась в дальнейшем развитии. Вопреки надеждам на успешное и быстрое развитие революции она потерпела поражение. Со всей остротой встал вопрос о дальнейших перспективах революционного движения.

После поражения революции в Союзе коммунистов начались серьезные разногласия. Часть его членов, отчаявшись в революции, отошла от революционного движения. Другая часть выступила с авантюристическими планами сделать революцию вопреки обстоятельствам. Между сторонниками Маркса и Энгельса и этой авантюристической фракцией развернулась борьба, которая постепенно привела к расколу Союза. Под знаком этой борьбы проходят все теоретические выступления Маркса и Энгельса на протяжении целого года.

В течение первых трех лет после революции внимание Маркса и Энгельса было сосредоточено на обобщении ее опыта.

С этой целью в 1850 г. они издают журнал «Новая Рейнская газета. Политико-экономическое обозрение». В извещении о выходе журнала, формулируя его задачи, они писали: «Такое время кажущегося затишья, как теперешнее, должно быть использовано именно для того, чтобы уяснить пережитый период революции…» (7, 1).

Наиболее важной работой, опубликованной в этом издании, была работа Маркса «Классовая борьба во Франции», три основные главы которой были написаны в январе – марте 1850 г. Мы уже знаем, что Энгельс отмечал появление в этой работе формулы «присвоение средств производства обществом». Здесь же впервые появляется и сам термин «диктатура пролетариата» (7, 40, 91).

В марте 1850 г. Энгельс написал для журнала статью «Английский билль о десятичасовом рабочем дне», в которой затронул и вопрос о будущем обществе: «Первым результатом пролетарской революции в Англии будет централизация крупной промышленности в руках государства, т.е. господствующего пролетариата» (7, 256). Энгельс прямо опирается здесь на известное положение «Манифеста Коммунистической партии» (4, 446). Но теперь он конкретизирует. Да, шаг за шагом пролетариат должен будет централизовать все средства производства. Но первым результатом пролетарской революции будет централизация в руках государства крупной промышленности. И это по той простой причине, что именно в крупной промышленности производство носит уже общественный характер и стало несовместимо с частной собственностью.

Мартовское «Обращение». Непрерывная революция

Огромное значение в развитии теории научного коммунизма имело составленное в марте 1850 г. Марксом и Энгельсом «Обращение Центрального комитета к Союзу коммунистов». В этом «Обращении» они наиболее полно разработали теорию непрерывной революции.

Они обобщают опыт германской революции и строят прогноз на будущее. После мартовской революции 1848 г. власть захватили либеральные крупные буржуа. Рабочие были их союзниками по борьбе. Чтобы подавить рабочее движение, буржуа вступили в союз с феодалами и в конце концов снова уступили им власть.

«Обращение» исходит из предпосылки, что «предстоит новая революция», что «близка революция» (7, 258 – 259)[72]. Но на этот раз к власти должны будут прийти демократические мелкие буржуа. И только после этого начнется непосредственная борьба за политическое господство пролетариата.

Развивая эту концепцию, Маркс и Энгельс приходят к классической формулировке идеи непрерывной революции: «В то время как демократические мелкие буржуа хотят возможно быстрее закончить революцию… наши интересы и наши задачи заключаются в том, чтобы сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства, пока пролетариат не завоюет государственной власти, пока ассоциация пролетариев не только в одной стране, но и во всех господствующих странах мира не разовьется настолько, что конкуренция между пролетариями в этих странах прекратится и что, по крайней мере, решающие производительные силы будут сконцентрированы в руках пролетариев. Для нас дело идет не об изменении частной собственности, а об ее уничтожении, не о затушевывании классовых противоречий, а об уничтожении классов, не об улучшении существующего общества, а об основании нового общества» (7, 261).

И затем следует анализ трех стадий: периода до предстоящей революции, периода самой революционной борьбы и периода после этой революции, когда к власти придут демократические мелкие буржуа.

В заключительной части «Обращения» говорится: «Мы видели, каким образом демократы в ближайшем движении придут к господству и как они будут вынуждены предлагать более или менее социалистические мероприятия. Возникает вопрос, какие же мероприятия должны будут в противовес этому предложить рабочие? Конечно, рабочие не могут в начале движения предлагать чисто коммунистические мероприятия…» Но: «Их боевой лозунг должен гласить: „Непрерывная революция“» (7, 266 – 267, курсив наш). Так завершается «Обращение».

Как уже отмечалось, первые формулировки идеи непрерывной революции появляются в работах Энгельса 1847 г. «Коммунисты и Карл Гейнцен» и «Принципы коммунизма». Однако формулировка, наиболее близкая к классической формуле «Обращения», была дана Марксом в той части его «Классовой борьбы во Франции», которая также была написана в марте 1850 г., т.е. почти одновременно с «Обращением».

Концепция, развитая в «Обращении», отличается от концепции, принятой в «Принципах коммунизма». Там Энгельс исходил из предположения, что в таких странах, как Франция и Германия, где пролетариат еще не составляет большинства населения, в результате предстоящей революции к власти придет пролетариат сообща с мелким крестьянством и городской мелкой буржуазией, причем пролетариату будет принадлежать руководящая роль, т.е. это будет специфической формой политического господства пролетариата. В «Обращении» Маркс и Энгельс уже исходят из того, что в результате ближайшей революционной борьбы в Германии будет установлено политическое господство мелкобуржуазных демократов. В то же время во Франции будет установлено прямое господство рабочего класса (7, 267).

Следует обратить внимание на то, что, как и в написанной почти одновременно статье Энгельса «Английский билль о десятичасовом рабочем дне», здесь говорится, что в результате непрерывной революции в руках пролетариев должны быть сконцентрированы «по крайней мере, решающие производительные силы» (курсив наш).

Мы видели, что в «Принципах коммунизма» и в «Манифесте Коммунистической партии» было сформулировано требование экспроприации земельной собственности. В «Требованиях Коммунистической партии в Германии» это общее положение было конкретизировано: на землях, экспроприированных у государей и крупных феодалов, земледелие ведется в интересах всего общества и в крупном масштабе, а крестьяне и мелкие арендаторы продолжают пользоваться своими участками земли, но проценты по ипотекам, земельную ренту и арендную плату уплачивают государству. В «Обращении» Маркс и Энгельс, опираясь на исторический опыт великой французской революции, проводят дальнейшую конкретизацию. Говоря о периоде, когда уже будет установлено политическое господство мелкобуржуазных демократов, они пишут: «Рабочие… должны требовать, чтобы конфискованная феодальная собственность осталась государственным достоянием и была превращена в рабочие колонии, обрабатываемые ассоциированным сельским пролетариатом, который использует все преимущества крупного земледелия» (7, 265). В феврале 1870 г. в связи с переизданием своей книги «Крестьянская война в Германии» Энгельс написал к ней новое предисловие, в котором развил данную концепцию о преобразовании крупной земельной собственности в общественную собственность (16, 419).

Следует особо подчеркнуть, что в органической связи с процессом становления марксистской концепции непрерывной революции в те же годы в работах Маркса и Энгельса появляется идея союза между пролетариатом и крестьянством. Подход к ней намечается в «Принципах коммунизма» (см. ответ на 18-й вопрос). Решающее значение для ее формирования имел опыт революции. В той самой главе «Классовой борьбы», которая была написана почти одновременно с мартовским «Обращением» 1850 г. и в которой формулируется идея непрерывной революции, Маркс касается и вопроса о союзе пролетариата и крестьянства. В 1852 г. в первом издании «Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта» он подчеркивает, что, когда крестьянство станет союзником пролетариата, «пролетарская революция получит тот хор, без которого ее соло во всех крестьянских странах превратится в лебединую песню» (8, 607). А 16 апреля 1856 г. пишет Энгельсу: «Все дело в Германии будет зависеть от возможности поддержать пролетарскую революцию каким-либо вторым изданием Крестьянской войны. Тогда дела пойдут превосходно» (29,37).

Итак, весной (в марте) 1850 г. Маркс при активном содействии Энгельса, обобщая опыт революции 1848 – 1849 гг., довел концепцию непрерывной революции до классической зрелости. В этот же первый год после революции были разработаны и некоторые идеи, имеющие уже прямое отношение к будущему обществу. Есть основания утверждать, что, обобщая опыт революции, в ходе борьбы против авантюристической фракции в Союзе коммунистов Маркс не только завершил выработку целостной концепции непрерывной революции, но и увенчал ее идеей о фазах развития будущего общества. Непосредственное участие и в обобщении опыта революции, и в борьбе против авантюристов, и, очевидно, в разработке этой теоретической концепции принял и Энгельс.

По свидетельству одного из руководителей Союза коммунистов в Кёльне П.Г. Рёзера, в июне 1850 г. Маркс писал ему[73], что зимой 1849 – 1850 гг. он выступал с лекциями о «Манифесте Коммунистической партии» в лондонском Просветительном обществе немецких рабочих и проводил в них ту мысль, что «коммунизм[74]… должен пройти через несколько фаз», а точнее – «четыре фазы» до установления полного коммунизма (70, 316 – 317, 401 – 402; ср. 27, 471; 70, 283, 405 – 406; 72, 210 – 211, 501; 73, 354 – 355, 363 – 364). Из показаний Рёзера следует, что, включая и стадию полного коммунизма, Маркс предусматривал тогда для Германии следующие пять фаз предстоящего развития революционного процесса: 1) до ближайшей революции, в результате которой к власти придут демократические мелкие буржуа, 2) демократическая республика, 3) социальная республика, 4) социально-коммунистическая республика, 5) чисто коммунистическая республика.

Согласно концепции мартовского «Обращения», уже на стадии демократической республики будут проводиться «более или менее социалистические мероприятия». Но, очевидно, в полном объеме программу переходных, социалистических мероприятий можно будет осуществить только на следующей стадии, когда господствующим классом станет пролетариат. Эту третью фазу, социальную республику, Маркс и Энгельс характеризуют как «республику с социалистическими тенденциями», т.е. как фазу перехода к социализму. По аналогии с этим можно предположить, что следующая, четвертая фаза, социально-коммунистическая республика, – это «республика с коммунистическими тенденциями», т.е. стадия, когда осуществляются мероприятия по переходу к полному коммунизму – к пятой фазе, чисто коммунистической республике.

Раскол. Трудности настоящей революции

Если верить показаниям Рёзера, в середине июня 1850 г. угроза раскола в Союзе коммунистов была уже очевидна. Ровно через три месяца раскол стал совершившимся фактом.

15 сентября 1850 г. в Лондоне происходило драматическое заседание ЦК Союза коммунистов, на котором произошел раскол: большинство пошло за Марксом и Энгельсом, меньшинство составило авантюристическую фракцию Виллиха и Шаппера.

До недавнего времени о том, что произошло на этом историческом заседании, было известно главным образом из работы Маркса «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов». Но в 1956 г. в Амстердаме, а затем в 1957 г. впервые на русском языке (8, 581 – 585) был опубликован протокол самого заседания, и теперь можно в деталях восстановить весь его ход. Маркс – он был председателем ЦК – выступал три раза. Энгельс не выступал, как секретарь он вел протокол. С точки зрения теории научного коммунизма выступления Маркса имеют принципиальное значение.

Мотивируя свое предложение о размежевании, Маркс сказал буквально следующее: «На место критического воззрения меньшинство ставит догматическое, на место материалистического – идеалистическое. Вместо действительных отношений меньшинство сделало движущей силой революции одну лишь волю[75]. Между тем как мы говорим рабочим: Вам, может быть, придется пережить еще 15, 20, 50 лет гражданских войн и международных столкновений не только для того, чтобы изменить существующие условия, но и для того, чтобы изменить самих себя и сделать себя способными к политическому господству[76], вы говорите наоборот: „Мы должны тотчас достигнуть власти, или же мы можем лечь спать“».

В противоположность Марксу Шаппер в своем выступлении утверждал, что уже во время ближайшей революции в Германии пролетариат должен прийти к власти.

Отвечая ему, Маркс сказал: «Пролетариат, если бы он пришел к власти, проводил бы не непосредственно пролетарские, а мелкобуржуазные меры» (8, 431, 581 – 585). Ибо объективно ближайшим этапом революции должна быть демократическая республика.

Аналогичные идеи развивал Энгельс еще летом 1850 г. в своей работе «Крестьянская война в Германии» (7, 422 – 424).

Забегая несколько вперед, укажем на одно поразительно проницательное предвидение Энгельса, сделанное на основе данной концепции. Размышляя о возможных перспективах революции, он пишет Вейдемейеру 12 апреля 1853 г.: «Мне думается, что в одно прекрасное утро наша партия вследствие беспомощности и вялости всех остальных партий вынуждена будет стать у власти, чтобы в конце концов проводить все же такие вещи, которые отвечают непосредственно не нашим интересам, а интересам общереволюционным и специфически мелкобуржуазным; в таком случае под давлением пролетарских масс, связанные своими собственными, в известной мере ложно истолкованными и выдвинутыми в порыве партийной борьбы печатными заявлениями и планами, мы будем вынуждены производить коммунистические опыты и делать скачки[77], о которых мы сами отлично знаем, насколько они несвоевременны. При этом мы потеряем головы, – надо надеяться, только в физическом смысле, – наступит реакция и, прежде чем мир будет в состоянии дать историческую оценку подобным событиям, нас станут считать не только чудовищами, на что нам было бы наплевать, но и дураками, что уже гораздо хуже» и т.д. (28, 490 – 491). Примечательно, что в первые месяцы нэпа Ленин вспоминал об этом письме и просил Адоратского разыскать его (51, т. 53, 206).

Через два месяца после описанного заседания ЦК Союза коммунистов, в середине ноября 1850 г., Энгельс переехал из Лондона в Манчестер. Начался двадцатилетний манчестерский период его жизни, который продолжался до 20 сентября 1870 г., когда он снова и на этот раз окончательно поселился в Лондоне.

Переезд в Манчестер был вызван главным образом стремлением Энгельса оказать материальную поддержку Марксу, предоставить ему возможность продолжать разработку теории. Энгельс вынужден был снова приступить к работе на фабрике, совладельцем которой был его отец. Около двадцати лучших лет своей жизни пришлось ему отдать «проклятой коммерции», «собачьей коммерции». Но, по справедливому утверждению Ленина, если бы не самоотверженная помощь Энгельса, Маркс и его семья буквально погибли бы под гнетом нищеты. Своим героическим самопожертвованием Энгельс спас для человечества гений Маркса.

Но для теоретической деятельности самого Энгельса эти двадцать лет были крайне тяжелым и относительно бедным периодом.

Некоторым исключением, правда, были первые два года пребывания в Манчестере. В это время, продолжая обобщение опыта революции 1848 – 1849 гг., Энгельс пишет большую серию статей «Революция и контрреволюция в Германии», где дает, в частности, классическую разработку марксистского учения о вооруженном восстании. В это же время он приступает к систематическим занятиям военным делом (27, 483) и в основных чертах разрабатывает марксистское понимание материальных основ военного дела.

В связи с этой последней работой он развивает и ряд новых мыслей относительно будущего общества. И подобно тому как в 1843 г. его самостоятельные исследования в области политической экономии позволили ему сделать ряд новых, оригинальных выводов относительно будущего общества, так и теперь, в 1851 г., самостоятельные исследования в области военного дела, а именно применение материалистического понимания истории к данной области, привели его к аналогичным новым результатам и в области теории научного коммунизма.

Армии коммунистического общества

Речь идет о рукописи «Возможности и перспективы войны Священного союза против Франции в 1852 г.». Работа была написана в апреле 1851 г. и предназначалась для Маркса, а не для печати (27, 211).

«Я исхожу из того, – пишет Энгельс, – что любая победоносная революция в Париже в 1852 г. безусловно вызовет немедленную войну Священного союза против Франции» (7, 495).

Анализ военной истории за последние сто лет приводит Энгельса к определенным обобщающим выводам, исходя из которых он и строит затем прогноз на будущее. Моделью для его теоретических аналогий служит великая французская революция.

Наибольший теоретический интерес представляет III раздел рукописи (7, 505 – 513). Именно здесь Энгельс впервые набрасывает контуры своей теории материальных основ военного дела и здесь же прогнозирует с этой точки зрения будущее.

Исходная постановка вопроса гласит: «Но не создаст ли новая революция, которая приведет к господству совершенно новый класс, подобно первой революции, новые боевые средства и новую систему ведения войны, по сравнению с которой нынешняя, наполеоновская, окажется такой же устаревшей и бессильной, какой оказалась система времен Семилетней войны перед системой времен первой революции?»

Забегая вперед, скажем сразу, что Энгельс дает положительный ответ на данный вопрос. Но вместе с тем он приходит к выводу, что революция не могла бы сразу существенно изменить средства и способ ведения войны. И поэтому, если иметь в виду возможную войну между революционной Францией и Священным союзом уже в следующем, 1852 г., то такая война может и со стороны революционной Франции вестись только современными, т.е. прежними, наличными, уже существующими, а не какими-то новыми – средствами и способами.

В ходе рассуждений, ведущих к такому конечному выводу, Энгельс высказывает массу интереснейших соображений об особенностях армии будущего общества.

«Эмансипация пролетариата, – предвидит он, – в свою очередь, будет иметь свое особое выражение в военном деле и создаст свой особый, новый военный метод. Cela est clair [Это ясно]. Можно уже сейчас до известной степени предвидеть, в чем будут заключаться материальные основы этой новой системы ведения войны[78].

Но в такой же точно мере, как простое завоевание политической власти современным неопределившимся и отчасти плетущимся в хвосте других классов французским и германским пролетариатом само по себе было бы еще весьма далеко[79] от действительной эмансипации рабочего класса, которая заключается в уничтожении всех классовых противоречий, точно так же и способ ведения войны, который первоначально должна будет применить ожидаемая революция, будет весьма далек от того способа, который будет применять действительно освободившийся пролетариат.

Действительное освобождение пролетариата, полное устранение всех классовых различий и полное обобществление [vollständige Konzentrierung] всех средств производства[80] во Франции и в Германии предполагают, во-первых, участие Англии в этом процессе[81], а во-вторых, по крайней мере удвоение средств производства, имеющихся сейчас в Германии и Франции[82]. Новый способ ведения войны как раз и предполагает наличие этого…

Как пролетарская революция в промышленности будет заключаться отнюдь не в упразднении паровых машин, а в увеличении их числа, – так и в военном деле речь пойдет не об уменьшении массовости армий и их подвижности, а, наоборот, о поднятии того и другого на более высокую ступень.

Предпосылкой наполеоновского способа ведения войны явились выросшие производительные силы; предпосылкой каждого нового усовершенствования в системе ведения войны также будут новые производительные силы»[83].

Говоря о новом способе ведения войны (оборонительной войны с целью защиты коммунистического общества), возникающем с уничтожением классов, Энгельс предвидит: «По своей массе и стратегической подвижности эти армии будут обладать, следовательно, неслыханно страшной силой. Тактическая подвижность… у таких солдат также будет стоять на гораздо более высокой ступени. По силе, ловкости, интеллигентности они превзойдут всех тех солдат, которых может дать современное общество. Однако, все это сможет быть осуществлено, к сожалению, лишь через много лет[84]; к тому времени подобные массовые войны уже вообще не смогут иметь места, вследствие отсутствия равного противника. В первый же период пролетарской революции для всего этого будут отсутствовать основные предпосылки; тем паче в 1852 году».

Общий результат этой важнейшей части своего исследования Энгельс резюмирует так: «Summa summarum [Общий итог]. Революция будет воевать современными военными средствами и при помощи современного военного искусства против современных же военных средств и современного военного искусства» (7, 509 – 513).

Итак, хотя в первый период пролетарской революции могут быть использованы только уже существующие средства и способы ведения войны, в конечном счете эмансипация пролетариата создаст свой особый способ ведения войны, и армии коммунистического общества будут обладать «неслыханно страшной силой». Эти армии, разумеется, будут существовать лишь постольку, поскольку еще будут оставаться некоммунистические страны. Ясно также, что эти армии будут использованы не для захватнических, а только для оборонительных войн.

О силе и превосходстве армий коммунистического общества Энгельс говорил уже в 1845 г. в своих «Эльберфельдских речах». Но насколько изменились с тех пор его взгляды! Тогда, в начале 1845 г., преимущества этих армий сводились к чисто моральному фактору: воодушевление, стойкость, храбрость. В данном пункте Энгельс, по существу, еще не выходил за пределы представлений предшественников научного коммунизма. Теперь, шесть лет спустя, в 1851 г., те же преимущества выражаются в целом комплексе особенностей, обусловленных природой коммунистического общества. Их можно свести к трем главным:

1) более быстрое развитие производительных сил, материального производства, поскольку устранены тормозившие их развитие оковы частной собственности; отсюда – экономическое превосходство коммунистического общества, проявляющееся также и в области военного дела;

2) отсутствует классовая борьба внутри общества, устанавливается подлинное единство общества, поскольку устранены классовые антагонизмы и сами классовые различия; отсюда – социальное превосходство армии;

3) изменились сами люди; отсюда – их физическое, интеллектуальное и моральное превосходство.

Этот новый взгляд стал возможен только на основе материалистического понимания истории и в результате самостоятельного исследования военной истории.

Современному читателю может показаться, что прогноз Энгельса не оправдался, и именно потому, что значительная часть его «предсказаний» в точности сбылась еще до пролетарской революции. Однако такое впечатление было бы совершенно ошибочно.

Ведь Энгельс вовсе не утверждает, например, что использование в широких масштабах железных дорог и электрического телеграфа в военных целях возможно только после пролетарской революции. Ничего подобного найти в его рассуждениях нельзя.

Предпосылкой всех его конкретных прогнозов является то предположение, что при существующих в данное время условиях, в 1852 г., во Франции происходит пролетарская революция. Этот «факт» заранее задан в его исследовании, и только исходя из него он развивает все конкретные следствия.

Но помимо совершенно конкретных прогнозов относительно предположенной ситуации, в рассуждениях Энгельса есть и некоторые общие элементы, которые не зависят от его исходной предпосылки. Так, он показывает, что с развитием материального производства изменяются средства и способы ведения войны, возрастает массовость и подвижность армий. Пролетарская революция, устраняя препятствия на пути развития производительных сил, классовые антагонизмы, изменяя самих людей, создает – при прочих равных условиях – значительно большие возможности и для развития военного дела. Однако развитие средств и способов ведения войны происходило всегда и – пусть в иной форме и иными темпами – будет происходить и впредь, даже если пролетарская революция еще не начнется. Такой вывод вполне можно сделать из того, что говорит Энгельс в своей работе.

Таким образом, у нас нет оснований сомневаться в правильности его прогноза и, наоборот, есть все основания восхищаться тем, насколько далеко вперед видел Энгельс.

В начале 1868 г. Энгельс подвел своего рода итог разработке одной важной военной темы, имевшей отношение к будущему, – это вопрос о судьбе армии в будущем обществе, о замене постоянной армии всеобщим вооружением народа, милиционной системой. Разумеется, при условии, что наряду с коммунистическими странами будут существовать еще и некоммунистические страны. Уже предшественники Маркса и Энгельса выдвигали требование упразднить постоянную армию, заменить ее всеобщим вооружением народа. Основоположники научного коммунизма присоединились к этому требованию. В начале 1845 г. в «Эльберфельдских речах» Энгельс говорил, что в коммунистическом обществе не будет постоянной армии (2, 539). В начале 1848 г. в «Требования Коммунистической партии в Германии» Маркс и Энгельс включили пункт о всеобщем вооружении народа (5, 1). Напомним также, что в «Принципах», «Манифесте» и «Требованиях» фигурировала идея об организации промышленных армий[85]. Однако специальное изучение военного дела в 50-х и 60-х годах, и в частности изучение опыта волонтерского движения в Англии и Гражданской войны в США, привело Энгельса к существенно новым выводам. Быть может, с наибольшей ясностью его новая точка зрения была выражена в письме к Марксу 16 января 1868 г.: «Любая рациональная военная организация не может не представлять собой нечто среднее между прусской и швейцарской системой[86], – но что именно? Это зависит в каждом отдельном случае от обстоятельств. Только коммунистически устроенное и воспитанное общество может очень близко подойти к милиционной системе, но и то полностью не достигнет ее» (32, 17 – 18; ср. 52, 61 – 62).

Здесь важно: 1) что Энгельс, как и прежде, предвидит период сосуществования; 2) что он приходит к выводу о невозможности осуществить чисто милиционную систему организации армии даже в коммунистически устроенном и коммунистически воспитанном обществе; 3) что он конкретно указывает на неизбежное в будущем сочетание элементов милиционной системы с элементами постоянной армии. Таким образом, Энгельс пересматривает и конкретизирует прежние представления.

Использование специалистов

В 1851 г. в представлениях Энгельса о будущем появляется еще одна тема: мысль о необходимости использовать, после прихода пролетариата к власти, буржуазных специалистов.

В рукописи «Возможности и перспективы войны…» Энгельс, между прочим, приходит к выводу, что при формировании массовых революционных армий неизбежно придется использовать прежних военных специалистов, наличные офицерские кадры: «Необходимо будет привлечь на свою сторону возможно большее количество офицеров. Последнее весьма важно при невозможности создать как по волшебству новых офицеров в двухмесячный срок» (7, 519).

Через три месяца, около 20 июля 1851 г., развивая аналогичную мысль, Энгельс пишет Марксу: «Хорошо бы рекомендовать вести повсюду пропаганду среди конторских служащих. На случай, если бы пришлось организовать управление, без подобного рода людей не обойтись… Конторщики для ведения книг и отчетности, талантливые образованные люди для составления депеш, писем, документов – вот что нам надо. С шестью конторщиками я берусь организовать любую отрасль управления в тысячу раз проще, толковее и практичнее, чем с шестьюдесятью высокопоставленными чиновниками и камералистами… Ввиду того, что обстоятельства все более и более вынуждают нас готовиться к такой возможности, дело это не лишено значения» (27, 259 – 260; ср. 52, 245 – 246).

В конце 1851 г. – начале 1852 г., продолжая обобщение опыта революции, Маркс пишет одну из своих лучших работ – «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». Здесь он впервые высказывает мысль о необходимости слома старой государственной машины: «Все перевороты усовершенствовали эту машину вместо того, чтобы сломать ее» (8, 206). Ленин говорил, что «этот вывод есть главное, основное в учении марксизма о государстве» (51, т. 33, 28).

Этот вывод Маркса и мысль Энгельса о необходимости использовать буржуазных специалистов взаимосвязаны. Это очевидно. Вполне вероятно поэтому, что близость во времени того и другого выводов не случайна, а выражает определенное единство взглядов Маркса и Энгельса на проблемы предстоящей революции.

Сорок лет спустя Энгельс снова вернулся к той же проблеме. В 90-е годы она приобрела особое значение и в связи с приближением возможного начала революции, и в связи с притоком специалистов в социал-демократическую партию. 21 августа 1890 г. Энгельс коснулся ее в письме к Бёнигку (37, 380), а осенью 1891 г. дважды затронул ее в письмах к Бебелю (оба письма были впервые опубликованы в 1940 г., а письмо Бёнигку – только в 1964 г.).

26 октября Энгельс пишет Бебелю: «Для того чтобы овладеть средствами производства и пустить их в ход, нам нужны технически подготовленные люди и притом в большом количестве… Я предвижу, что в ближайшие 8 – 10 лет к нам придет достаточное количество молодых специалистов в области техники и медицины, юристов и учителей, чтобы с помощью партийных товарищей организовать управление фабриками и крупными имениями в интересах нации. Тогда, следовательно, взятие нами власти будет совершенно естественным и произойдет относительно гладко» и т.д. (38, 163 – 164).

Через пару недель в следующем письме, предвидя трудности со специалистами, Энгельс развивает мысль о необходимости соответствующей предварительной работы партии: «…Хотелось бы в интересах такого важного дела, как обобществление крупной промышленности и крупного земледельческого хозяйства, получить возможность в течение нескольких лет присмотреться повнимательнее к способностям и характеру этих господ. Это избавит нас не только от трений, но и может в критический момент предотвратить неизбежное в противном случае решительное поражение. И без того будет сделана масса колоссальных промахов; ведь этого не избежишь…» (38, 184 – 185).

Та же тема была затронута через два года в интервью Энгельса корреспонденту французской газеты «Figaro» 11 мая 1893 г.: «…Наши идеи, – говорил Энгельс, – распространяются повсюду как среди рабочих, так и среди учителей, врачей, юристов и пр. Если нам придется взять власть в свои руки завтра, нам потребуются инженеры, химики, агрономы. Что же! Я твердо уверен, что многие из них уже будут с нами…» (22, 564).

Наконец, как бы завещанием Энгельса по данному вопросу явилось его обращение в конце того же года к международному конгрессу студентов-социалистов: «Пусть ваши усилия, – писал он 19 декабря 1893 г., – приведут к развитию среди студентов сознания того, что именно из их рядов должен выйти тот пролетариат умственного труда, который призван плечом к плечу и в одних рядах со своими братьями рабочими, занятыми физическим трудом, сыграть значительную роль в надвигающейся революции. Буржуазным революциям прошлого от университетов требовались только адвокаты, как лучшее сырье, из которого формировались их политические деятели; для освобождения рабочего класса понадобятся, кроме того, врачи, инженеры, химики, агрономы и другие специалисты, ибо дело идет о том, чтобы овладеть управлением не только политической машиной, но и всем общественным производством, а тут уж нужны будут отнюдь не звонкие фразы, а солидные знания» (22, 432).

Новым моментом здесь является важное указание на существенное отличие пролетарской революции от буржуазных с точки зрения потребности в специалистах. Это отличие обусловлено тем, что пролетарская революция осуществляет обобществление производства и переход к сознательному, планомерному развитию всего общества в целом.

Известно, какое большое значение правильному решению проблемы использования буржуазных специалистов после Октябрьской революции придавал Ленин и какое значение сама эта проблема имела в первые годы Советской власти.

Критические размышления по поводу книги Прудона

Летом 1851 г. (август) новый повод для размышлений о мероприятиях будущей революции дала книга Прудона «Общая идея революции в XIX веке». Переписка Маркса и Энгельса запечатлела тот обмен мнениями, который происходил в это время между ними по поводу новой книги Прудона (27, 264, 265, 267 – 273, 275 – 284, 294, 321, 323, 329, 331, 333, 336 – 337). Наибольший интерес для нас представляют высказывания Энгельса в его письмах от 11 и 21 августа, где он формулирует общий результат своих размышлений.

Не вдаваясь в детали чисто экономической стороны дела, отметим только некоторые общие моменты. Энгельс по-прежнему исходит из концепции всемирной коммунистической революции. Поэтому некоторые принципиально возможные революционные мероприятия, например медленную, растянутую на 20 – 30 лет экспроприацию капиталистической частной собственности, он считает практически невозможным осуществить в одной стране, во Франции. В случае пролетарской революции в этой стране он предвидит неизбежные войны против нее со стороны других стран. Такие меры, как понижение или отмена процента, он считает принципиально возможными в качестве переходных мероприятий, имеющих своей конечной целью полное уничтожение частной собственности на средства производства. Однако – и тут резко выступает принципиальная методологическая установка именно научного коммунизма – «умствовать над тем, когда, как и где» такие мероприятия могут быть осуществлены, – «это уже чистая спекуляция» (27, 278), т.е. чисто умозрительное решение проблем, для действительного теоретического решения которых еще нет необходимых данных.

В ответном письме, раскрывая подлинный смысл предложения Прудона и показывая, что оно направлено не на «ликвидацию», а лишь на «улучшение» буржуазного общества, Маркс высказывает чрезвычайно важную мысль: «Но чем больше я занимаюсь этой дрянью, тем больше убеждаюсь, что преобразование земледелия, а, следовательно, и основанного на нем собственнического свинства, должно стать альфой и омегой будущего переворота». В противном случае «прав окажется папаша Мальтус», т.е. общество столкнется с нехваткой продуктов питания и с проблемой перенаселения (27, 281; ср. 52, 255)[87].

Таким образом, пока шел процесс обобщения опыта революции 1848 – 1849 гг. и пока вместе с тем еще сохранялись какие-то надежды на возможность нового революционного подъема, Энгельс постоянно имел в поле зрения проблемы предстоящей революции и будущего общества, размышлял над возможными перспективами развития. Но вступление европейского общества в полосу относительно мирного развития и начало периода реакции в конце концов обусловили переориентацию его внимания. Этому в значительной степени способствовало и поглощавшее много времени и сил вынужденное обстоятельствами занятие «проклятой коммерцией». На целый ряд лет интересующие нас темы исчезают из литературной деятельности Энгельса.

Кризис 1857 года

Первые объективные предпосылки для изменения ситуации стали складываться только с конца 50-х годов.

В 1857 г. начался первый мировой экономический кризис. В соответствии с выводом, который был сделан в 1850 г., Маркс и Энгельс ожидали, что он может вызвать начало революционного процесса. Маркс, возобновивший систематические занятия политической экономией тогда же, в 1850 г., теперь спешит, как он говорит, «до потопа», т.е. до возможного начала революции, разработать свою экономическую теорию хотя бы в общих чертах. В конце августа 1857 г. он приступает к работе и до мая 1858 г. создает грандиозную, объемом в 50 печатных листов, рукопись под названием «Критика политической экономии» – первоначальный вариант будущего «Капитала». В этой рукописи он делает свое второе великое открытие – открывает прибавочную стоимость и в общих чертах разрабатывает теорию прибавочной стоимости. На этой новой основе он развивает новые представления о будущем обществе. Впервые осуществленная недавно полная русская публикация этого гениального произведения позволяет теперь нашему читателю непосредственно изучать его и в полной мере оценить все богатство его содержания (см. 41). То, что относится здесь к теории коммунистического общества, заслуживает специального рассмотрения. Но, по свидетельству Энгельса, в те годы Маркс разрабатывал свою теорию прибавочной стоимости «наедине с самим собой» (39, 22). Поэтому и развитые в связи с ней новые представления о коммунистическом обществе, очевидно, остались тогда не известны Энгельсу. Во всяком случае они не нашли никакого прямого отражения в его собственных работах.

Экономический кризис 1857 г. не привел непосредственно к революции, но он обусловил оживление и новый подъем революционного движения. В 1864 г. этот подъем привел к основанию в Лондоне первой массовой международной организации пролетариата – Международного Товарищества Рабочих, I Интернационала. Его подлинным основателем и фактическим руководителем явился Маркс. Позднее, после возвращения в Лондон, его главным помощником в этом деле стал Энгельс.

Проблема перенаселения

К 1865 г. относится важное высказывание Энгельса о будущем обществе в письме к немецкому буржуазному философу-неокантианцу Ф.А. Ланге. В сдержанной форме, но вполне определенно Энгельс подвергает критике его мальтузианские взгляды.

Критика мальтузианства с коммунистической точки зрения – явление вполне закономерное. В этом случае она сводится к решению вопроса: как может справиться будущее общество с проблемой перенаселения. В письме к Ланге от 29 марта Энгельс указывает ее общее решение с коммунистических позиций (см. 31, 393 – 394).

Через 16 лет Энгельс снова возвращается к той же проблеме и дает классическое решение ее в письме Каутскому от 1 февраля 1881 г. Вот наиболее интересный фрагмент этого замечательного рассуждения, с поразительной ясностью выявляющего специфически марксистское отношение к проблемам будущего:

«Абстрактная возможность такого численного роста человечества, которая вызовет необходимость положить этому росту предел, конечно, существует. Но если когда-нибудь коммунистическое общество вынуждено будет регулировать производство людей, так же как оно к тому времени уже урегулирует производство вещей, то именно оно и только оно сможет выполнить это без затруднений… Во всяком случае, люди в коммунистическом обществе сами решат, следует ли применять для этого какие-либо меры, когда и как, и какие именно. Я не считаю себя призванным к тому, чтобы предлагать им что-либо или давать им соответствующие советы. Эти люди, во всяком случае, будут не глупее нас с Вами» (35, 123 – 124).

В ответе Энгельса, если взять его в полном объеме, можно выделить следующие основные моменты.

1) В настоящее время опасения перенаселения неактуальны. Освоение новых земель на всем земном шаре и развитие подлинно крупного (т.е. с использованием машин и достижений науки) земледелия создадут на ближайшее будущее возможности для значительного роста населения.

2) Абстрактные расчеты возможного роста населения в будущем описывают лишь существующую тенденцию, но отнюдь не то, как пойдет в будущем развитие реального процесса, которое определяется многими факторами.

3) Наличие тенденции к чрезмерному росту населения не дает еще оснований для серьезных опасений. Существующий исторический опыт показывает, что даже в стихийно развивающемся современном обществе рост населения регулируется и ограничивается. Тем легче будет, в случае необходимости, достигнуть такого же результата в сознательно развивающемся коммунистическом обществе.

4) Возможная угроза перенаселения при существующих общественных условиях является лишним доказательством того, что существующее общество должно быть преобразовано.

5) Пытаться же решить наперед все те конкретные проблемы, с которыми может столкнуться будущее общество, нет необходимости. Люди будущего, люди коммунистического общества, сами решат свои проблемы. Эти люди, во всяком случае, будут не глупее нас.

Попробуем теперь на этом типичном примере уяснить себе различие между утопическим и подлинно научным подходом к проблемам будущего.

Проблема возможного перенаселения волновала многих предшественников научного коммунизма.

Уже родоначальник утопического коммунизма нового времени Мор задумывался над этой проблемой. Предлагаемое им решение – колонизация, т.е. эмиграция излишнего населения и образование поселений за пределами страны (54, 121 – 122).

При всех недостатках такого полурешения (его примитивный, частичный и временный характер) факт остается фактом: на протяжении всей предшествующей истории колонизация (в этом широком смысле) была одним из способов преодоления перенаселения. И – как один из путей разрешения проблемы перенаселения и расширения сферы обитания человека – она может быть использована в будущем: полное заселение, освоение всего земного шара, Луны, других планет, искусственных небесных тел, иных миров.

В отличие от Мора и других сторонников колонизации Фурье ставит вопрос о необходимости найти не «внешние», а «внутренние» средства решения проблемы (61, III, 43, 309 – 310, IV, 73 – 75, ср. II, 266, 268 – 269, IV, 75 – 82, 333).

Однако решить проблему отдаленного будущего он пытается исходя из наличных средств или в лучшем случае тех будущих средств, появление которых может предвидеть (например, изменение климата Арктики). Тогда как в действительности проблема перенаселения будет решаться при наличии тех средств, которых он не мог предвидеть. Так, например, хотя до изменения климата Арктики еще далеко, человечество приступает уже к качественно новому регулированию детопроизводства, к синтезу искусственных продуктов питания, к использованию практически безграничных источников энергии, к освоению внеземного пространства. Таким образом, проблему, которая встает перед человечеством в последней трети XX века, Фурье пытался решить фактически исходя из тех средств, которые были в распоряжении людей первой трети XIX века. Сама попытка, вне зависимости от ее удачности, была утопична в своей методологической основе. И все-таки воззрения Фурье по данному вопросу были существенным шагом вперед.

Другую долю истины представляли воззрения Оуэна. Наблюдая бурное развитие производительных сил после промышленной революции XVIII века в Англии, он писал: «Момент перенаселения, вероятно, никогда не наступит, но так как население мира будет тогда в высокой степени добрым, разумным и рассудительным, то, если бы это произошло, оно гораздо лучше нынешнего неразумного поколения будет знать, какие меры принять в таком случае» (62, II, 191 – 192, ср. I, 179 – 180).

Не правда ли, это напоминает ответ Энгельса Каутскому? Прямое влияние – в особенности что касается формы – разумеется, не исключено. Оуэн прав, считая проблему неактуальной в ближайшее время и не пытаясь решать ее за будущие поколения. А уверенность в том, что она может быть разрешена, дает ему быстрое развитие производительных сил в эпоху крупной промышленности.

Кабе стоит в этом вопросе значительно ниже Оуэна и Фурье. Его концепция – это концепция Мора плюс благое пожелание мирного характера колонизации (63, I, 578).

Вейтлинг, наоборот, примыкает в этом, как и в ряде других вопросов, к Оуэну. В своем основном произведении «Гарантии гармонии и свободы» (1842) он говорит: «Пусть увеличится народонаселение земли хотя бы впятеро, а когда это случится и человечество увидит, что что-то нужно предпринять, чтобы поставить преграду перенаселению, тогда и можно будет заняться этим; тогда выход будет найден немедленно… К тому времени, когда человечество, уже живущее коммунистическим обществом, вступит в такой период, что будет считать нужным принять меры против перенаселения, в обществе произойдут важнейшие изменения… Поэтому не будем, как говорится, беспокоиться о длине бороды короля: уж он сам подстрижет ее, если она покажется ему слишком длинной» (66, 110 – 112).

Опять та же мысль, которую мы находим и в ответе Энгельса. Но в отличие от Оуэна Вейтлинг не связывает решение данной проблемы с ростом производительных сил.

Ясно, что теоретически наиболее близким предшественником Энгельса в решении проблемы перенаселения был Оуэн. Чем же все-таки ответ Энгельса отличается от взглядов Оуэна и всех других утопистов?

Еще в 1844 г. из возможной угрозы перенаселения он сделал вывод, что тем более необходима революция (1, 563 – 568). Этого у его предшественников не было (но ближе всего к этому подошел опять-таки Оуэн). Ответ относительно будущего Энгельс сознательно ищет и находит в существующем историческом опыте (стихийное ограничение роста населения). Энгельс опирается на материалистическое понимание истории: если люди смогут поставить под свой контроль определяющую сферу своей деятельности – производство вещей, то они смогут регулировать и производство людей. Наконец, Энгельс рассуждает как последовательный диалектик: нельзя абсолютизировать абстрактную тенденцию роста населения и, главное, нельзя исходя из наличных данных решать относительно будущего, когда, как и какие именно меры необходимо будет принять против угрозы перенаселения.

Все это характеризует Энгельса как представителя научного коммунизма, в основе которого лежит диалектико-материалистическое понимание истории.

Рецензии на «Капитал»

В сентябре 1867 г. вышел в свет I том «Капитала» – продукт почти четвертьвековой эпохи исследований Маркса в области политической экономии. Впервые его второе великое открытие – теория прибавочной стоимости – было предано гласности и с этого времени становится достоянием всемирной истории.

Для теории научного коммунизма 1867 год является важнейшей исторической вехой. Выходом в свет I тома «Капитала» завершился длительный и сложный процесс превращения социализма и коммунизма из утопии в науку. Как указывал Энгельс, только благодаря двум великим открытиям Маркса – материалистическому пониманию истории и теории прибавочной стоимости – утопия превратилась в науку, коммунизм стал наукой. Если первое можно условно датировать 1845 г. («Немецкая идеология»), то второе – 1857 г. («Критика политической экономии»). Если первое было опубликовано в 1847 – 1848 гг. («Нищета философии» и «Манифест Коммунистической партии»), то второе – в 1867 г. (I том «Капитала»). «Это наше миропонимание, – говорил Энгельс о коммунистическом мировоззрении, – впервые выступившее перед миром в „Нищете философии“ Маркса и в „Коммунистическом манифесте“, пережило более чем двадцатилетний инкубационный период, пока с появлением „Капитала“ оно не стало захватывать с возрастающей быстротой все более и более широкие круги» (20, 9).

Что же касается теории коммунистического общества, то в этом плане «Капитал» дал богатейший материал, поскольку, исследуя буржуазное общество, капиталистический способ производства, Маркс постоянно сопоставляет его как с предшествующими ему ступенями развития, так и с будущим обществом.

После выхода книги, чтобы сломить заговор молчания вокруг нее со стороны буржуазной печати, Энгельс пишет серию рецензий. В ряде из них он подчеркивает коммунистическую направленность «Капитала» (16, 221 – 222, 231 – 232, 298).

Возьмем для примера наиболее интересную из них – рецензию для газеты «Demokratisches Wochenblatt», написанную в марте 1868 г. Энгельс выделяет здесь одно из главных отличий научного коммунизма от всякого рода утопизма – понимание не только исторически преходящего характера капитализма, но и его исторической необходимости, и вытекающее отсюда понимание двух основных материальных предпосылок коммунистической революции: «С какой остротой Маркс подчеркивает отрицательные стороны капиталистического производства, с такой же ясностью он доказывает, что эта общественная форма была необходима для того, чтобы развить производительные силы общества до такой высокой ступени, которая сделает возможным равное, достойное человека развитие всех членов общества. Все прежние общественные формы были для этого слишком бедны. Только капиталистическое производство создает необходимые для этого богатства и производительные силы. Но одновременно оно создает в лице массы угнетенных рабочих тот общественный класс, который все более становится перед необходимостью взять эти богатства и производительные силы в свои руки, с тем чтобы использовать их не в интересах класса-монополиста, как они используются в настоящее время, а в интересах всего общества» (16, 248).

Конец «проклятой коммерции»

1 июля 1869 г. Энгельс прекратил наконец работу в манчестерской торговой фирме и через год, 20 сентября 1870 г., снова переселился в Лондон. Закончился трудный 20-летний период его жизни в Манчестере.

Первое время после этого внимание Энгельса было целиком поглощено событиями начавшейся франко-прусской войны и Парижской Коммуны, а также делами Интернационала, в которых он принял теперь непосредственное и самое активное участие. Только после Гаагского конгресса 1872 г., когда местопребывание Генерального Совета Интернационала было перенесено из Лондона в Нью-Йорк, положение изменилось. С 1873 г. Энгельс смог уделить основное внимание работе в области теории[88]. Это отразилось и на разработке теории коммунистического общества.

После Парижской Коммуны начинается подлинный расцвет в творческой деятельности Энгельса, который приводит к значительному обогащению и существенному развитию теории.