Корни травы

Глава 17. Тучи сгущаются

Глубоко-глубоко в сознании дремала удобная для него мысль, что горы и реки вечно и неизменно пребудут там и будут ждать его возвращения. Он не собирался возвращаться на родину, разве что совершить короткий визит, если ему улыбнется удача. Почувствовать вечное присутствие предков. Оживить себя великолепием своего детства. Или, при другом раскладе, сломанный и поверженный, подобно Безумцу Изику, он приковылял бы домой и затерялся в теплых безгрешных водах своего начала в ожидании конца. Он никогда не говорил этого вслух, даже с Эльзой, не было повода. Но все годы эта уверенность, как незримый якорь, как тихое утешение, шагала рядом с ним.

И так было не только с ним. Подобная уверенность была непременной частью психики всех обделенных в городе. Ему часто доводилось об этом слышать. Так часто, что фактически к этим словам, превратившимся в клише, никто уже не прислушивался и не принимал всерьез. Но неважно, казались ли они пустыми фразами или очередной иллюзией, за этими словами стояла реальная причина, заставлявшая их так часто срываться с губ.

«Бвай, мне осточертело это дерьмо, знаешь, поеду я скоро к себе в буш. Не потому, что я такой сам, а потому, что не пришел из ниоткуда. Надоело думать, что я должен тут оставаться, в деревне люди всегда нужны».

Но теперь настали времена, когда Айван уже ни в чем не был уверен. Даже его воспоминания враз потускнели, словно были запятнаны. Возможно, подобно Изику, который видел то, чего не видел никто, он тоже стал жертвой лживой истории, воспоминаний реальности, казавшейся такой весомой и неизменной, а оказавшейся лишь эфемерными фантазиями, которых никто не разделял. Реальным стало только то, что было сейчас. Прошлое опустошило его, а будущее… черт возьми, кто может знать будущее?

Ночной Ковбой был заряжен ганджой и фаталистическим видением конца света. Он улыбнулся.

—Мой брат, — воскликнул он с подъемом, — то, что для тебя, — оно твое! Давным-давно знал я, что ты должен прийти ко мне. Только для тебя и берегу их.

Айван протянул деньги, Ковбой даже не стал их пересчитывать.

—Вот, — сказал он. — Это твое. Ее будущее тебе глаголет. Теперь у тебя есть защита.

Айван отправился в тростниковые поля и узнал, что это такое. Он стрелял, пока не иссякли патроны и его возбуждение. Вернулся невероятно уставший, но чувствовал себя так, словно в нем что-то восстановилось. Не возвратилось, нет, ибо то, что ушло, ушло навсегда, зато взамен появилось что-то другое.

Но и в этом случае оно приходило и уходило. Временами на Айвана наваливалась свинцовая тяжесть, запечатывала его уста глубоким молчанием и забиралась глубоко внутрь, в самые темные и пустые места. Ненадолго, конечно, потому что сила и натура возвращались к нему диким приливом энергии, с каждым разом все сильнее. Вот с тех пор люди и стали называть его Риган. Тогда все и началось. Парни узнавали его, показывали пальцем и шептали что-то, с полными восхищения глазами. Женщины смело ему улыбались и делали предложения, которые, как правило, он принимал.

«Tы не знаешь Ригана? Какого Ригана? Ригана-певца… Ригана, чье реггей навело такую жуть, что Вавилон убил его песню. Ригана-руди, Ригана-красавчика, танцора, от которого ни одна женщина не откажется… Ригана что-на-уме-то-на-языке, Ригана человека слова… Ригана-мечтателя, человека больших планов… Какого-такого Ригана? Ригана загадочного, о котором никто не знает, откуда он родом… Ригана опасного… потрошителя людей… Ригана укротителя даппи и устрашителя быков… Ригана, который увел женщину пастора… Ригана, которому Вавилон присудил восемь тамарисковых прутьев и который не издал ни стона… Ригана, который ничего не прячет за пазухой… Ригана, от которого все девки стонут. А, того Ригана? Йеее, того самого Ригапа… Ригана, который не дает спуску Плохому Жозе и ходит с высоким дредлоком и со святыми глазами?… А, так того самого Ригана — с ним лучше не шутить. Он алиас».

"Так этот Риган такой алиас? " — "Погоди-ка, ты, братец, не все понял? Этот Риган носит гром в руке, Риган молнию держит в кулаке. Я говорю, Риган алиас, Риган хуже, чем рак легких, опаснее, чем сердечный приступ. Риган штормовой. Он горячий, как пламя. Оу, оу, оу, я говорю, Риган штормовой… Риган никогда не знал своего отца… "

Айван слышал шепот и посмеивался. И если парни просто шептались и показывали пальцами, то девушки становились все смелее и настойчивее. Рас Петр видел все это и устало улыбался: «Женщина коварно танцует — и мужчина теряет голову. Айаа, брат мой юный, ты не победишь мир сей и не сможешь выпрыгнуть из плоти. Ты не придешь в Зайон с умом от плоти. Ты не сделаешь Вавилон своей палкой. Успокой свой дух, брат. Успокой дух».

«Я научил всему молодца этого! — хвастался Плохой Жозе. — Все, что вы видите в нем, — моих рук дело». Кому тут возражать? Времена всегда тяжелые, а трава — всегда отдохновение. Бизнес идет отлично, торговцы живут хорошо. Вавилон для них не беда, в нем найдется место для каждого. «И все как всегда, — размышлял Жозе, — не зря ведь люди говорят, что птичка, что слишком быстро летит, пролетает мимо гнездышка».

«Еще не все решено, — настаивал Ночной Ковбой. — Се есть начало. Кто из нас понял, что брат наш облечен миссией? Кто вложил ему в руки орудие?»

Рас Петр, как всегда, прав. Как бы там ни было, но Айван в то воскресенье, когда он ездил куда-то и что-то там с ним произошло, получил хорошую взбучку. На лице следов не осталось, но последствия видны невооруженным глазом. Мне он так и не сказал, ни куда ездил, ни что с ним там случилось. Только весело смеялся и говорил: «Бог мой, встретил я американских наяманов, дредлоки отпустили даже. Курят все ганджу и одежду не надевают». И всякий раз, когда он это говорит, бедняжка Ман-Ай смеется, пока кашель не начинает его душить.

И Ман-Ай всякий раз спрашивает: «Расскажи еще раз, что американские наяманы делают?» Айван становится очень серьезным, ни капли смеха. «Бвай, — говорит, — как что делают, козла того доят». Даже Рас Петр вместе со всеми смеется.

Но если по-честному, перемены эти в Айване — к лучшему, но за остальное я не ручаюсь. Хорошо то, что он стал больше времени с Ман-Аем проводить. Ведь, если честно, мальчик не давал ей ни отдыха, ни передышки, цеплялся за нее всякий раз, когда Айвана не было, а не было его почти все время. А сейчас Ман-Ай очень полюбил проводить время с Айваном под деревом манго, когда Айван отрывает его от школьных занятий и рассказывает странные истории о Рас Менелике, Осу Туту, Короле Премпехе, Куако, Куджо, о Бабушке Нанни, королеве-матери марунов, о маялманах и обэаманах с такими удивительными именами, как Бамчиколачи, и с еще более удивительной силой. Ничего подобного в доме пастора не рассказывали, даже Рас Петр иногда приходил послушать вместе с сыном и одобрительно кивал. Ман-Ай до бешенства доводил се своими вопросами: «А куда пошел дядя Айвам? А когда придет дядя Айзан?» Так или иначе, а в эти часы Айван пребывал в мире с самим собой. Забавно, но бизнес идет у них очень хорошо и со здоровьем у Ман-Ая тоже получше. Они почти забыли, что значит быть голодным. А так Айван не знает покоя, не считая тех часов, когда он забывается в своих рассказах, и тогда в глазах его мягкий свет и мечтательность, а голос такой спокойный. Кажется, он очень доволен тем, что мальчик ему радуется.

Но в остальном все по-другому, глаза его сверкают, и кажется, что даппи скачут на нем и не дают ни минуты покоя. Айван то здесь, то там, постоянно в движении. Он ездит куда-то за травой, то и дело просит Рас Петра открыть ему свои секреты, как нарезать и смешивать траву, чтобы это шло на пользу их бизнесу. Но на черный день ничего не оставляет. Как деньги приходят к нам — так и уходят. Айван много времени проводит в клубах и кинотеатрах. Эльза уверена, что он связывается с этими девчонками в мини-юбках и коротких шортах. Он не заставляет ее больше так одеваться и ходить вместе с ним в клубы. Она совершенно не одобряет подобный стиль жизни. Но у Эльзы нет против него никаких доводов. Она так ему и сказала: «Айван, ты прекрасно знаешь, что я в этом образе жизни ничего не нахожу. Если тебе что-то надо, иди и ищи. Я буду ждать, когда ты вернешься домой — если вообще вернешься». На том мы и успокоились.

Но он, наверное, еще не обрел покоя, потому что все время проводит там, каждую ночь, которую шлет нам добрый Бог. Одно ее тревожит — нет ли там какой-нибудь женщины, но как же, в таком случае, он всегда таким Риганом приходит? Как бы ни было поздно, он будит ее, он всегда готов, и всегда надолго — ничуть не устает. Горячий, настойчивый, никогда не вялый. Нет, она не жалуется, но иногда, по утрам, когда Рас Петр хитро улыбается и говорит: «Доброе утро, Эльза, доброе утро, Риган», она всем лицом загорается. Потому что неважно, как она старается. Кажется, что иногда, когда она вся раскинется и расслабится и природа ее вниз пойдет, она кричит. Громко-громко, да. Нет, если он женщину там ищет, то он ее еще не нашел, ни на секунду она в это не поверит… Или в нем больше сил, чем в любом другом?

—Айван…

— Что?

—Чо… скажи мне кое-что?

—Да?

—Откуда ты такой… ну… такой… Откуда ты такой?…

—Страстный?

— Да.

—Риган имя мое, и природа моя Риган тоже… Раздвинь ноги.

Его настроение непредсказуемо. Иногда он может часами молчать, не считая его разговоров с Ман-Аем. В другой раз говорит без остановки, выпаливает все единым духом, целый ворох слов, словно не может с собой справиться. Великие планы, бвай! Им пора перестать покупать траву. Вместо этого он и Педро захватят какую-нибудь вершину холма в деревне и сами будут ее выращивать. Будут обеспечивать других торговцев. А потом он запишет новую пластинку, но уже как независимый продюсер.

—С каких это пор, братец, ты стал фермером? — со смехом поинтересовался Педро.

—Всегда им был, ман, — серьезно ответил Айван.

—Но ты, кажется, и капиталистом стать хочешь?

И все это время слова, планы, мечты изливались из него водопадом, как будто кто-то другой в нем говорил, обращаясь не к Эльзе, не к Педро и даже не к самому Айвану. Она прекрасно знала, что он любит поноситься со своими мечтами и надеждами, но тут что-то другое. И все началось с того самого воскресенья… Может быть, и не все, но в одном она была точно уверена.

В тот день Айван встал с кровати — в тот первый день, и спросил, есть ли в доме деньги.

—Только на школу Ман-Аю и домашние деньги.

—Неважно, я отдам в пятницу.

—Зачем они тебе?

—Нужно найти одного бвая, дело не ждет. Когда Айван вернулся, он словно горел, был очень возбужден, и весь на нервах. Он не мог скрыть энергии, которая в нем бурлила, не мог справиться с ней. Как Эльзе показалось, под рубашкой он что-то прятал.

—Ты нашел его?

—Конечно. — Избегая новых вопросов Айван прошел в их комнату и захлопнул за собой дверь. Ей никогда не забыть эту закрытую дверь, потому что раньше он никогда не выставлял ее из их комнаты.

Айван пробыл там довольно долго, и когда наконец вернулся, Эльза заметила, что он изо всех сил старается вести себя как ни в чем не бывало. Нужно было все разузнать, и ей не составило труда найти в его личном ящике под кроватью два револьвера. Она виновато прислушивалась к удаляющемуся звуку «хонды» и, наверное, сгорела бы со стыда, если бы Айван обнаружил, что она роется в ящике, который он специально держал подальше от нее. Вскоре она поняла, что лучше ей было бы туда не заглядывать.

Вот это напасть, а? Насколько я понимаю, Педро не знает, что Айван принес в дом оружие. А что, если его найдет Ман-Ай? Господи Иисусе, даже говорить страшно… Но что Айван хочет делать с двумя этими штуками? Я не могу рассказать о них Педро и не рассказать тоже не могу. Вот так несчастье! Вряд ли, конечно, Айван собирается стать ганмэном. Нет, он наверняка купил их для кого-то, вот и все. Ведь, когда бы я туда не заглядывала, они всегда лежат на месте. Или только один? Бог мой Иисус, Айван бродит по городу с револьвером за поясом?…

Но что же все-таки с ним случилось, с Айваном-то? Взять хотя бы это утро. Педро с Ман-Аем отправился делать обычный обход. Айван, как всегда, спал допоздна. Как только она прочла в газете заголовок, она бросилась его будить, потому что дело касалось ганджи.

—Смотри, Айван!

—М-м-м, чего там? Зачем ты меня разбудила?

—В газетах пишут, что полиция задержала в Майами самолет, доверху набитый ганджой. Говорят, он летел от нас.

Как будто муравьи в кровать к нему забрались, вот так же Айван подскочил и схватил газету.

—Семьсот тысяч долларов по уличной цене! — Это его окончательно разбудило. Он уставился на нее как безумец. — Слышишь, что я говорю — семьсот тысяч долларов к чертям! Я скоро буду. Где мои штаны?

—Ты разве не понимаешь, они сказали, что правительство США послало сюда вертолеты помочь силам охраны расправиться со всей этой торговлей?

—Чо! — фыркнул он. — Это пропаганда, чистой воды пропаганда. Ладно, я скоро.

Он не стал ждать Педро и Ман-Ая с мотоциклом, а пошел пешком, скорее даже побежал, на ходу заправляя рубашку в штаны.

Почему я всегда чувствовал, что Жозе знает все про тот самолет? Он меня за дурака, что ли, держит? Когда я увидел его с тем человеком высшего уровня, там, у Пиннакля, он засмеялся и сказал, что идет на крикетный матч. Крикетный матч? Нет, он обязан был всем нам все рассказать. Семьсот тысяч долларов! Кто все это возьмет себе? А мы от солдат и от пуль бегаем каждый Божий день. За что? За мелочь какую-то. А королева Педро? Нет, ман, Жозе обязан все нам сказать. А что, если и правда янки пришлют сюда вертолеты и «загасят» торговлю? Такой Вьетнам тут начнется… Что станет с акрами, в которые мы с Педро и Кули Растой собираемся вкладываться? Это же все мое будущее! Пойду-ка поищу Жозе.

Айван решился на экстравагантный поступок и взял такси. Водитель был в курсе всей секретной информации, так что гнев Айвана оказался разделенным.

—Хрен с ними, с бокситами! — объявил он страстно. — Главный природный ресурс нашей страны — это ганджа. Знает ли Айван, что у премьер-министра и его кабинета есть свои тайные плантации? Большой бизнес, очень большой. Ты знаешь, Джон Кеннеди приехал сюда, говорит, хочет животноводством заниматься. — Водитель громко рассмеялся. — Большой Джон думает, здесь все идиоты? Ехать сюда из Техаса разводить коров? Ха-ха-ха… Особенно если все знают, что лучшая ганджа в мире растет именно здесь? — Он снова засмеялся.

Айван не знал, кто такой Большой Джон Кеннеди и в каком фильме он играл. Имя вроде бы знакомое, возможно, ковбойская звезда? Но так или иначе, его мысли витали далеко от Техаса.

—Лично я этим бизнесом заниматься не собираюсь, — сказал водитель голосом воплощенной добродетели. — Я христианин. — Водитель с огорчением посмотрел на Айвана и на какое— то время замолчал. — Знаешь, что больше всего губит нашу страну? — спросил он наконец риторически и, не дожидаясь ответа, проговорил: — Слишком много христианства, завезенного из Америки! — Он начал новую тему, и в глазах его загорелись недобрые огоньки.

—Славь Бога, брат, — сказал Айван. — Славь Его святое имя.

Риган оставил такси за углом, поскольку такое его прибытие означало бы, что у него что-то срочное. Жозе и его нынешняя пассия по имени Пинки праздно сидели за столиком. По соседству, потягивая пиво, расположились несколько торговцев. Риган, особенно после беседы с водителем, ожидал, что главной темой разговора станет самолет. Ничего подобного, бизнес, как всегда. Айван принес свое пиво к столу Жозе.

—Играешь в кости, Джа?

—Почему бы и нет? Один цент очко? Айван бросил кость.

—Твой ход, ман. Ты сегодня газеты читал? — Он сказал это обычным голосом.

Жозе пропустил его слова мимо ушей.

—М-м-м. Твой ход.

—В Майами самолет задержали. Говорят, отсюда летел.

—Я читал.

—Ну и что?

—Что «что»? Двоих, они говорят, взяли. Твой ход.

—А кто говорит? Кто — они?

—Они, ман. Сам знаешь, они говорят. Мой ход.

—Жозе, а вдруг они начнут жечь поля, как тогда быть?

—Это пропаганда, чтобы немного успокоить христиан. Ничего не будет.

—И все-таки, если они пойдут на риск, нам нужно что-то предпринимать.

—Твой ход, — протянул Жозе.

—Крикетный матч, а? — сказал Айван.

—Кое-кто в крикете сейчас сильно поднялся, — усмехнулся Жозе.

—Семьсот тысяч долларов, Жозе? Это разве шутки?

—Пропаганда, ман. Твой ход.

—Но все-таки кто-то делает хорошие деньги. Кто?

—Спроси кого хочешь. Все знают кто.

—Но я тебя спрашиваю, Жозе. Их взгляды столкнулись.

Жозе рассмеялся.

—Премьер-министр, министр сельского хозяйства, епископ города Кингстона. Все об этом знают.

—Жозе, ты думаешь, я шучу?

—Твой ход.

—Если они продают все это на экспорт, у нас с Педро есть полтора акра земли. Почему бы нам втроем не продавать все напрямую и делать реальные деньги? Что ты на это скажешь?

—Я больше не играю. — Жозе демонстративно отложил кости и наклонился к столу так, что Айван не заметил изменившегося выражения его лица. — Пинки, сходи-ка принеси пива. — Он поднял голову и посмотрел женщине вслед. Его голос был тихим и напряженным: — Айван, слушай меня внимательно. Я ничего не знаю об экспорте, ничего. И давай на этом кончим. Если тебе не нравится наше дело, в Западном Кингстоне тысячи людей, которые хоть сейчас готовы работать со мной. Не нравится тебе — уходи, ман, давай расстанемся. Вот и все. Просто расстанемся. — Он посмотрел на Айвана и пошел к выходу.

—Подожди…

—Что?

Жозе обернулся.

—Ты же знаешь, я не хочу расставаться с тобой, старик. Но где это написано, что мы тоже не можем делать хорошие деньги?

То ли Жозе уже был гораздо больше напряжен, чем показывал, то ли что-то еще — Айван не мог понять что — но эти слова Айвана буквально взорвали его. Жозе вперился взглядом в Айвана. Вены на его шее набухли, и гнев начал перетекать в истерику.

—Слушай меня внимательно, ты, жопа! Когда я тебя подобрал, ты не знал, что делать со своей задницей. Полуголодный был. Теперь у тебя во дворе стоит «хонда». Каждую ночь ходишь в клуб и развлекаешься с женщиной. Ты кто? Идиот? Хорошие деньги? Сколько денег вы с Педро берете каждую пятницу? Это не деньги? Тебе нужно благодарить судьбу, что ты вообще зарабатываешь на жизнь. Ты знаешь, что люди говорят: «Когда человек знает, что спинка у стула слабая, он на нее не опирается»? Наверное, знаешь. А теперь, с твоего позволения, я уйду отсюда. — В слепой ярости Жозе с размаху пнул ногой стоящий у него на пути стул и вышел. Люди в кафе, с деланно безразличными лицами, внимательно наблюдали за происходящим. Они ничего не пропустили. Чувствуя себя полным идиотом, Риган пошел вслед за Жозе. В каком-то смысле он, конечно же, прав, дела у них с Педро идут отлично.

—Эй, Жозе! Подожди, братан… — Айван прибавил шагу. — Подожди, ман, все еще одна любовь…

Жозе не останавливался. Риган не знал, слышит ли он его из-за рева мотоцикла. Опять случилось что-то странное. Оба они, и Педро, и Жозе, как будто перепугались, когда он заговорил о высших этажах в торговле. Он впервые столкнулся с такой реакцией Жозе, который отличался завидным хладнокровием и никогда не повышал голоса и не выдавал своего внутреннего напряжения. Теперь же он кричал, был взбешен, раскидал стулья, и все из-за чего? Они ведь со всем справляются. Ладно, немного хладнокровия и — поживем-увидим…

—Подожди, не могут же они сейчас начать жечь тростники? Еще не время сбора урожая, а? — Рас Петр сказал это, прищурившись на солнце. — Ты чувствуешь запах дыма?

—Так и есть, — ответил Риган. — Уже давно чую. Ты слышал что-нибудь о забастовке или каких-то там проблемах? Наверное, случайность это, что тростники горят, ман.

—Айван, посмотри на гору, туда, где Пиннакль стоит.

Там, за равнинами плантаций сахарного тростника весь горный массив был испещрен струйками черного дыма, поднимавшегося в ясную синеву неба.

—Бамбоклаат! — прошептал Айван. — Это не пропаганда. Обернись сюда, Педро.

Они остановились и молча стали смотреть на горящие горы. Шесть, семь, нет, десять столбов дыма поднимались в воздух и превращались в одно темное облако, неподвижно повисшее над вершинами. Четыре вертолета, четыре зловещих стрекозы парили в небе, влетая и вылетая из дымного облака, подобно гигантским доисторическим насекомым, которых огонь выгнал из нор.

— Поверь мне, там уже ни корешка травки не осталось, — усмехнулся Педро.

—Весь урожай этого года.

Приближающийся грохот заставил их отъехать в заросли тростника. Мимо них пронеслось четыре тяжелых армейских грузовика. Солдаты были в полной амуниции и выглядели радостными, почти ликующими. Их камуфляж был украшен веточками с зелеными шишечками, что придавало всем на удивление беззаботный вид.

—Смейся-смейся, человек, тебе, наверное, хорошо, да? — пробормотал Риган.

—Возмездие, — сказал Рас Петр. — Грядет вам возмездие.

Риган взглянул в глаза своего брата и понял, чем для него были эти ухмыляющиеся молодцы и их небрежно болтающиеся на шее автоматы. Риган думал об уничтоженных полях и о первой ночи, проведенной в присутствии Рас Петра. Он услышал грохот еще одного грузовика. Его рука полезла под рубашку и нащупала перламутровую рукоятку, согретую его телом. Его вновь охватило стремительное и высокое чувство, словно он отлетел от себя, ни о чем не думает, не взвешивает свои шансы, не примеряется к обстоятельствам, а просто бесстрастно наблюдает за развитием пьесы. Он увидел, словно в кинофильме, как на ветровом стекле появляется трещина, как ужас пробегает по лицу водителя, как грузовик, теряя управление, шумно съезжает в тростниковые заросли…

Голос Рас Петра и его рука привели его в себя.

—Нет, нет, брат мой. Худший враг нередко живет в тебе самом. — Он взял Айвана за руку и крепко сжал ее. Медленный спокойный голос продолжал: — Ты ведь не совсем еще сошел с ума? Помни, что я один и со мной старина Ман— Ай, которому нужна помощь. Ты же не безумец, ман?

—Пожалуй, нет, — ответил Айван, гадая, почему голос и манеры Рас Петра всегда кажутся такими отстраненными. — Так ты знаешь о револьверах?

—Давно знаю, — сказал дредлок. — Тревожат они мой дух. Знаю, что творится с тобой, но, как бы там ни было, Я-ман не защищает игры кровавые. Джа слышал, как я поклялся, что не желаю видеть этого — как черный человек убивает черного человека.

—Но это приходит и уходит, и снова приходит, — ответил Айван.

—Давай-ка поищем Жозе и спросим его, весь этот дым над Пиннаклем — тоже пропаганда? — предложил Педро.

—Не лучше ли самим посмотреть, что там реально происходит? Солдаты уже уехали.

—Бвай, ты ведь понимаешь, сколько они там наверху пробудут. Не успокоятся, пока не выжгут все растения. Поворачивай лучше назад.

Передовое вертолетное звено "Операции «Дружба» провело четыре недели, исследуя самые отдаленные холмы в районах, известных производством травы. Вертолетчики вместе со следовавшими за ними по пятам солдатами вряд ли многое пропустили. То ли по удачному совпадению, то ли намеренно, операцию провели как раз в то время, когда урожай набирал силу. Пресса и церковные власти наперебой расхваливали беспрецедентное международное сотрудничество и четкие действия армии. "Операция «Дружба» — небывалый успех в области масс-медиа и дипломатии, с этим все согласились.

Крестьяне восприняли все стоически. «Пускай Вавилон тешится, — сказали они. — Вертолеты улетят туда, откуда прилетели, а трава, она навечно — мир без конца. Пусть себе жгут поля — пройдет дождь, и трава снова восстанет, зеленая и ласковая. Траву не убить им».

Торговцев и городских покупателей бросило в холодный пот. Начались панические закупки про запас во всех известных точках в городке лачуг. На какое-то время спрос во много раз превысил предложение, результатом чего явился немедленный скачок цен. Но вскоре на рынке появились прошлогодние запасы — необычайно хорошая трава, пролежавшая год в земле и «набравшая силушку». Смоляная, убойная, пропахшая землей ганджа была быстро распродана, поскольку крестьяне готовились к засухе. Ганджу с тех полей, которые сумели избежать армейских огнеметов, наскоро собрали и привезли в город, но она была еще не окрепшая и зеленая, и потому оказалась слабой и беспонтовой. Стыд и срам, сказал Рас Петр.

В отличие от многих других, ему и Ригану еще повезло. У них был припрятан мешок ганджи изумительного качества, в который они, по настоянию Рас Петра, вложили свои деньги. «Реальное колли как-в-первый-раз», по его словам. Но они горячо разошлись во мнениях — Айван со страстью, Рас Петр с безмятежной непреклонностью. Пока продолжается кризис, считал Пе-дро, ганджа должна поступать к их постоянным покупателям по старой цене. Айван полагал такую политику чистым безумием. Скоро все пойдет от худшего к худшему, поэтому нужно попридержать траву. Очень скоро колли высокого качества будет на вес золота, да что там золото, на вес десятидолларовых купюр. «Не жни там, где не сеял, — предостерег его Рас Петр, — и не вступай на путь угнетателей». Мешок был распродан за один день.

Торговцы встречались и подолгу совещались, но совещания эти ни к чему не приводили, потому что вести им было некуда. Те, у кого осталось кое-что про запас, взлетели в одночасье. Один парень по прозвищу Башка сумел так подняться, что тут же выложил деньги на новенький «Форд Кортина». Вскоре ему пришлось пожалеть о своем скоропалительном решении — когда он не смог удовлетворительно объяснить полиции источник своего внезапного богатства. «Представьте только, маленький грязный „страдалец“ припарковал новый „Кортина“ к своему сараю?» Торговцы проклинали захваченный самолет, с которого и начались все несчастья, вместе с летчиком и его матерью. Жозе отнесся ко всему философски. Когда бизнес расцветал, никто не причитал, потому и сейчас «держите свой чертов рот на замке». Не считая такого рода хлестких фраз, он говорил немного и был, как правило, неуловим.

Когда поставки ганджи в Тренчтаун стали совсем мизерными, резко усилилось потребление белого рома. А вместе с этим возрос уровень преступлений, агрессивного поведения и иррациональных выходок, поскольку нервная система «страдальцев», годами умиротворяемая ганджой, внезапно получила шоковую подпитку в виде рома.

Вся травяная экономика, включавшая в себя крестьян-производителей, заготовщиков, резчиков, распространителей, а также шустрых посредников, влезавших в трещины торговой сети и кое-как перебивавшихся там, была разрушена. Официально безработный паренек стал реально безработным, лишенный каких-либо источников дохода. Пошли кражи со взломом, обычным стал разбой с использованием револьверов, ножей и мачете и даже без таковых, на чистом отчаянии и грубой силе. Пресса и церковь громко сожалели о возрастающей порочности социальных низов, забывая упомянуть о неуклонном росте случаев избиения жен в сельской местности.

Премьер-министр выступал с крутыми речами, укрепляя свой престиж среди избирателей в богатых предместьях. То и дело его пронзительный, слегка истеричный голос можно было услышать по радио.

— Я хочу, чтобы все и каждый знал, что под властью нового правительства полиция не обещает легкого блаженства ни одному грязному криминалу. — Скрываясь за высокими стенами, запертыми воротами, зарешеченными окнами, респектабельные граждане согласно кивали, издавая понимающие звуки. Пресс опустился.

Рас Петр сделал кое-какие накопления на черный день. Эльза тоже еженедельно кое-что откладывала из денег на домашние расходы. У Айвана не было наличных, но он продал наручные часы и немецкий транзисторный приемник. Они бы справились с кризисом, если бы Ман-Ая не постиг приступ такой силы и продолжительности, какой раньше с ним не случался.

Доктор покачал головой. Он пробормотал что-то про анемию, вялость костей и обезболивание. Переливание крови и таблетки. Кровь, лекарства и деньги. Тучи мрака сгущались. Все, что было несущественным, было продано. В такие времена, настаивал Айван, пистолеты — вещь первой необходимости, но, если потребуется, он продаст и их. Рас Петр не спорил. Они согласились, что «хонда» относится к предметам первой необходимости, и Риган сжег немало сэкономленных денег на дальние поездки по стране в поисках ганджи. Вскоре закупочные деньги кончились. Шляпки Эльзы стремительно исчезали. Айван вернулся с небольшим количеством хорошей травы. Он так и не рассказал о ее происхождении, да никто его и не расспрашивал. Траву распределили по точкам, и на этот раз Рас Петр и словом не обмолвился о цене, которую зарядил Айван. Только когда они подсчитали выручку, им пришло в голову, что часть денег принадлежит Жозе. Педро, как обычно, отсчитал его долю.

—Мы не знаем, где нам взять следующую партию, понимаешь, Педро. Мы не можем платить Жозе за эту неделю.

—Я даже доктору в среду не заплатил, — ответил Рас Петр.

—Пусть Жозе берет свою долю из тех семисот тысяч долларов, которые они оставили в Майами, ман. Не плати ему.

—Во всяком случае, мы должны объяснить ему ситуацию, — сказал Педро.

—Ничего не говори, сэр. Из-за таких, как он, армия пожгла все поля. Ничего не объясняй ему, к черту.

—Нет, брат, мы должны ему все объяснить. Возможно, не стоит отдавать ему всю долю, но нужно продемонстрировать, что мы намерены ему заплатить, хотя бы и не сразу.

В кафе «Одинокая звезда», куда они вошли, на этот раз не было ни торговцев, ни женщин, которых привлекало сюда свободное обращение торговцев с деньгами. Жозе потягивал пиво за столиком в позе одинокого величия, со своей ледяной непроницаемой маской.

—Риган, Педро, одна любовь, братья!

—Одно сердце! — сказал Рас Петр.

—Одна судьба! — ответил Жозе. Риган кивнул. — Хайле, ман. Рад видеть, что вы меня не забыли. Вы работали на этой неделе, и я вас не видел. Но вот вижу вас — и мое сердце радуется.

—Чо, — серьезно сказал Педро. — Ты знаешь, что мы не мухлюем с тобой, Жозе. Было такое хоть однажды?

—Первый и последний раз, — сказал Жозе и улыбнулся, чтобы показать, что это шутка.

—О чем ты… — начал было Айван, но Педро поспешил оборвать его.

—Мой бвай болеет, очень плохо…

—Жизнь тяжелая, — сказал Жозе, — но есть кое-что тяжелее ее.

—Я правда не могу заплатить тебе все за эту неделю. Ты должен нас понять и дать нам отсрочку.

—Если я пойму вас, мне придется понять и других, а тогда никто из моих людей меня не поймет. Пятьдесят долларов — только это меня касается.

—Я принес тебе все, что мог, Жозе, бвай у меня больной…

Жозе сделал рукой короткий жест отстранения, как бы от всего открещиваясь. Айван, загоревшись гневом, стал было говорить, но Педро энергично покачал головой. Жозе равнодушно смотрел на Айвана:

—Пойми, это не мои заботы. Мне жалко твоего бвая — честно, но если ты торгуешь, ты платишь. По-другому никак.

—Жозе, войди в мое положение, брат. Я не собираюсь тебя обмануть, я пришел к тебе как брат.

—Да не проси его, к черту, — сказал Айван. — Ты не можешь заплатить ему за эту неделю, вот и все. Не плати ему, ман.

Жозе ласково засмеялся.

—Погоди, Педро, — разве ты не объяснял этому маленькому бваю, как должны идти дела? Кажется, он что-то не понимает? Даппи морочат его.

—Забудь это, Жозе, и войди в мое положение, — сказал Педро. — Я прошу тебя.

—Без жалких историй, ман. Меня они не касаются. Я имею дело только с пятьюдесятью долларами. — Жозе сосредоточил взгляд на бутылке "Ред Страйп " и протянул открытую ладонь.

Педро долго смотрел на его ладонь.

—Так… тебя касаются только деньги. И больше ничего — только деньги?

—Только деньги, брат. — Он протянул руку и извлек деньги из слабого захвата Рас Петра. — Одна любовь, ман.

Айван стоял, сжимая и разжимая кулаки, и наблюдал за тем, как Жозе пересчитывает деньги и кладет их в карман. Жозе был лично знаком с Ман-Аем и знал, что он болен. А Педро — что ему такое известно, что заставляет его идти на поводу? Почему он позволил Жозе взять деньги? Пошли они все…

—Аи… Я не плачу тебе до следующей недели, Жозе. Скажи своему боссу, пусть возьмет мою долю из тех денег в Майами. Из-за них все поля сожгли.

—Расскажи ему обо всем, Педро, — велел Жозе.

—Не надо мне ничего рассказывать — я заплачу, когда смогу.

—Когда сможешь? Когда выйдешь, ты хочешь сказать? Расскажи ему обо всем, Педро.

—Откуда я выйду? Откуда? — Сделав шаг в сторону Жозе, Айван потянулся к рубашке. — Иее, откуда это я выйду? Я не боюсь тебя, Жозе, ты это знаешь.

—Знаю. Как тебе меня бояться? Риган же у нас — бэдмэн, Риган — ганмэн. — Жозе улыбался так, словно что-то его сильно развеселило. — Но и я не боюсь тебя, ты тоже это знаешь. Педро, ты хорошо поговори с этим бваем.

И ведь не кто-нибудь, а я все сделал для этого бвая. С того первого дня, когда эта бедная жопа в город приехал. Да, на сей раз паренек пролетел мимо гнездышка. Видите, как все бывает. Где тонко, там и рвется. Если пойдет слух, что Риган торгует и не платит, другие тоже пойдут по его пути. Но рано или поздно я ожидал чего-то подобного, так что все к лучшему. Возможно, давно уже пора было показать ему, что бывает с теми, кто нарушает закон. А ведь он и хотел бы дать Педро передышку. Но сначала один, а потом — все остальные. Маас Рэй поставил все под его личную ответственность, для этого человека нет ничего невозможного. Когда торговец делает большие деньги, он сам рад платить. Какие они неблагодарные, ман. Чувство собственной брошенности и людской неблагодарности привело его в ярость. Чем больше он думал, тем больше закипал. Особенно на Ригана. Этому парню он всегда делал только хорошее. К тому же в каком-то очень тонком смысле ему нравится его стиль. Но бизнес есть бизнес, и он знает, что хуже ужасного Маас Рэя нет никого…

—Маас Рэй, видите ли, сэр, беда тут небольшая. Забавное время сейчас, знаете, в торговле все как на ниточке… Один тут есть торговец, сэр — да, сэр, тот, что работает с Рас Петром… Его зовут Риган. Но это не моя промашка, сэр… Что я от вас хочу? Понимаете ли, это нахальный бвай и рот у него большой-пребольшой, — если он уйдет с этим, все обо всем узнают… Так точно, сэр. О'кей, сэр, так и придется сделать. — Жозе готов был уже повесить трубку, но внезапный импульс остановил его. Он не собирался этого говорить, но у него сложилось впечатление, что Маас Рэй винит во всем случившемся его. Он не хотел дальнейших порицаний.

—Подождите, сэр, еще одно. — Жозе замолчал, но было уже поздно. — Вот что, сэр, возможно, это и неправда, но вы должны знать — говорят, что этот бвай — ганмэн. Хорошо, сэр. — Еще не повесив трубку, он уже пожалел о сказанном. Но сожаления никому еще не помогали. Теперь пусть Риган сам о себе заботится. «Если козочка не знает, как устроена ее дырка в заднице, ей не стоит есть столько гороха», в конце концов…

Айван вбежал в комнату, где Рас Петр и Эльза несли свою бдительную вахту над Ман-Аем. Хотя он и старался приглушить голос, всем стало ясно, что он очень возбужден.

—Я привезу траву, Педро. Очень хорошую траву.

—Сколько бензина мы сожгли из-за напрасных слухов, Джа? У того есть трава, у этого есть трава… А как до дела, то ни травы, ничего. — В голосе Рас Петра звучала апатия.

—Но надо хотя бы проверить. Как Ман-Ай?

—Не лучше и не хуже — как обычно.

—Мы должны заработать немного денег… Я поеду проверить, есть ли трава.

—Чем ты заплатишь за нее, Айван, даже если — а я в это не верю — она где-то есть?

—Говорят, у Бхуа она есть. Он поверит нам и подождет, — сказал Айзан. — А если нет…

—А если нет, что тогда? — спросил Рас Петр, впервые за все это время поднимая голову.

—Тогда… тогда мне придется его уговорить, — сказал Айван и вздохнул.

—Так вот до чего мы дошли? Джа свидетель, Айван, Бхуа — мой приятель. Мы не имеем права этим заниматься.

—Что ты говоришь? — взорвался Айван. — Взгляни на Ман-Ая. Мы обязаны сделать для него все, что потребуется.

—Но не этого брата, не этого. Мы ведь не звери! У нас есть разум, ман.

—Ну, и что тогда?

—Лучше, брат мой, продадим «хонду». Если кто и должен ехать за травой, так это я, но мне не оставить Ман-Ая.

—Я сам съезжу, в чем проблема?

—Айван — ты не заплатил Жозе за прошлую неделю… Ты разве не понимаешь, как ты рискуешь? Лучше продадим «хонду», не езди, ман.

Эльза, которая молча все слушала, наблюдая за их лицами, сказала:

—Если есть хотя бы один шанс, хотя бы один… — Она закусила губу и уставилась в пол. — Педро, Айван прав, если есть хотя бы один шанс, мы должны попробовать.

Педро посмотрел на мальчика и промолчал.

—Ладно, просто поговори с Бхуа, Айван. Только поговори со стариком, оставь пистолеты и просто поговори с ним, ты понял меня? Когда он узнает о нашем положении, он нас поймет.

—Но я не знаю, где Жозе поджидает меня? Ты с ума сошел — оставить пистолеты? Я только поговорю со стариком, хорошо?

Вставленный умопомрачительной ганджой, которую они покурили со старцем Бхуа, ликующий от сознания успеха, Риган с револьвером за поясом мчался по Спаниш-Таун-роуд. Старец Бхуа, которого торговцы называли Кули Раста, кое-что ему показал. Пристыдил его как следует, хотя траву «выбивать» из него не пришлось. Услышав про болезнь мальчика, старик сел на корточки, закурил глиняную трубку и не проронил ни слова, внимательно изучая Айвана своими потускневшими от катаракт сероватыми глазами. Прямые седые волосы обрамляли его лицо и смешивались с жидкой бородкой.

—Айеее, — горестно стенал он высоким ворчливым голосом. — Я чувствую Рас Петра сердцем своим. — Он выпустил дым. Айван заерзал. — Расслабься, молодой бвай. Что ты такой… нервный со старым Бхуа?

—Я тороплюсь, — объяснил Риган. — Вы можете нам помочь?

—А если я скажу «нет»? Что тогда? Ты выпалишь мне в живот? Пристрелишь старого Бхуа, как голубка?

Надтреснутый голос словно вопрошал Ригана, знает ли он, какое сейчас время стоит на дворе.

—Что вы сказали? — спросил Айван.

—Я давно уже заметил, что ты прячешь там под рубашкой, молодой человек. Но одно только я хочу знать — тебя Педро послал или нет? Если он послал, знал ли он, что ты придешь такой вот? Я не верю в это, понимаешь. Педро никогда такого не делал. Другие торговцы да, делали. Но только не Рас Петр, он не пес. Он не бычье. Он — сознательный молодой человек.

—Это правда, — сказал Риган.

—Мой мальчик, знай кое-что… Кули-ман не боится смерти, он уже старик. Что ему смерть? Но я дам тебе столько ганджи, сколько у меня есть. Скажи Педро, пусть в следующий раз сам приедет, я буду жечь кали маленькому на выздоровление. Скажи ему, Кули Раста шлет любовь.

Он поднялся, слегка неустойчивый на тонких ногах, и вышел, неся в себе хрупкое величие, которое пристыдило Ригана.

—Маас Бхуа, Маас Бхуа. — Старик обернулся. — Не думайте так, сэр, дитятя больной и очень плох, а времена сейчас отчаянные. Но я не принес к вам в дом насилия, сэр, я не мог так сделать.

Старик кивнул и сделал рукой то ли жест принятия, то ли отстранения — Айван точно не понял. В любом случае теперь у него за спиной был полный мешок сочной смолистой ганджи. Старик просто сказал: «Скажи Педро, пусть заплатит, когда сможет». По нынешним ценам они сумеют купить Ман-Аю все, что нужно, и еще останется кое-что про запас. Это была не просто помощь, старец спас их жизни. Он гадал, какие нити связывают Рас Петра и полуслепого старого индуса, который видит все так ясно и который напомнил ему о том человеке…

Он мчался как угорелый и совершенно забыл об ограничении скорости. Что, если бы его остановил какой-нибудь болван Вавилон и он попался бы из-за такой ерунды? Он поискал взглядом постоянного Вавилона под деревом манго, что обычно сидел на большом черном мотоцикле. Но там его не оказалось. Вскоре Айван увидел, что он вместе с мотоциклом прячется в кустах.

Он, как обычно, помахал ему и, все еще размахивая рукой, заметил, что Вавилон берет уоки-токи и заводит мотоцикл. Чем-то он не был похож на обычного полицейского. В зеркало заднего вида он увидел, как полицейский вырулил на шоссе и помчался за ним. Водитель в шлеме и защитных очках на большом черном полицейском мотоцикле был зловещим знаком, и этот знак приближался. Когда Айван услышал вой сирены, его обуял страх. Он погнал свою маленькую «хонду», но силы были неравные. Черная колесница стремительно приближалась. Айван глянул через плечо и увидел, что рука Вавилона в перчатке держит пистолет. Страх оставил его, и следующие несколько секунд он помнил как нельзя более ясно. Не торопясь, он полез под рубашку и, прижав револьвер к животу, чтобы спрятать его от Вавилона, взвел курок. Когда мотоцикл поравнялся с ним, он сделал неторопливый плавный полуоборот, как Рэндольф Скотт, и выстрелил. Револьвер дернулся в его руке. Выстрел был громким и эхом вернулся с равнины. Это вернуло Айвана к реальности. Тяжелый черный мотоцикл врезался в тротуар и проскрежетал металлом по асфальту, отбрасывая искры. Полицейского словно сорвало с седла. Казалось, на какое-то время он повис над дорогой, но потом с глухим стуком упал на горячий асфальт. Мотоцикл с ревущей сиреной закружило и поволокло бок о бок с «хондой»,словно умирающее животное, но в конце концов снесло в канаву.

С Айвана градом стекал пот. Тошнота заклокотала в горле, наполнив его горечью. Айвана вырвало прямо на ветер, так что серебристые струи просверкали на солнце. Риган не терял управления «хондой», но чувствовал себя очень слабым. На первом же повороте он свернул с шоссе и взял курс на окраинные низкие холмы. У него возник план, как проехать обратно в город. Как разведчик, внезапно оказавшийся в стане врага, он понял, что должен вернуться домой окольными путями и сбросить траву, которая означает для Ман-Ая жизнь. После чего немедленно ускользнуть. Этот образ льстил ему. Он увидел себя как крутого, хладнокровного и хитроумного десперадо, водящего за нос вооруженные поисковые отряды. Доехать до дома — это первое, что нужно сделать, прежде чем весь Вавилон поднимется на ноги и начнется поиск.

Когда он подъехал, Рас Петр и Эльза сидели на ступеньках крыльца. В знак триумфа он поднял кулак над головой.

—Я все провернул, — крикнул он, поднимая мешок высоко вверх, как призовой выигрыш,

—Тссс, — сказала Эльза. — Мальчик спит.

—Вот трава, она нам поможет. Это все, что было у Бхуа. — Педро напряженно вглядывал ся в его горящее лицо.

—Айван, я надеюсь…

—Ничего такого… Бхуа шлет траву тебе. -Айван прошмыгнул мимо них в спальню и принялся рыться под кроватью.

—Что случилось, Айван? Почему ты врываешься в дом как сумасшедший?

—Где эти чертовы патроны, а?

—Что случилось? — вскрикнула Эльза. — Господи Иисусе, что-то случилось, я знаю.

—Нет времени рассказывать — надо идти искать Жозе. Слушай сводку новостей, ты еще обо мне услышишь, ман. — Он поспешил к двери.

Педро остановил его:

—Что ты сделал, Айван? — Его глаза потускнели.

—Чо, все в порядке… В новостях узнаешь. Если у тебя все будет хорошо, найди меня. Сходишь завтра на ранчо — спросишь Богарта. А если не найдешь, я сам объявлюсь. Одна любовь, ман.

У дверей он обернулся, улыбнулся всем и бодро отсалютовал. После чего ушел.

Да, он разыгрывал эту сцену как Звездный Мальчик… Человек в бегах. Когда о нем сообщат по радио, Педро и Эльза узнают, какой он крутой. Он чувствовал себя неуязвимым и был готов к любому сражению. Вместе с тем в душе его царил покой, а в теле кипела жизнь. Сердце его стучало, он чувствовал, как оно гонит кровь к голове. Прежде всего надо найти Жозе. Наверняка его сдал Жозе. Иначе почему же этот Вавилон бросился за ним с пистолетом наизготовку? Если это так, они сразу поймут, что это он. Отыщут его имя и адрес. Короткий приступ страха сотряс все его существо. Его имя, адрес и приметы будут передавать по радио. Хей, ну и что? Пускай себе передают. Пусть все знают, кто завалил этого Вавилона. Травля пойдет, ну и к чертям ее… Пока Жозе ничего не докажет, он будет все отрицать. И полиция пусть ищет неизвестного ганмэна, а если у Вавилона уже есть его имя — два раза тебя все равно не повесят. Черт, Жозе ведь, получается, информатор? Что за мир такой? Но пусть сначала пожнет свои плоды… Ему хорошенько придется со мной поговорить…

В кафе он ожидал увидеть торговцев, обсуждающих перестрелку, и с огорчением обнаружил, что там почти никого нет, за исключением компании женщин, которые сидели за столиком, пили коктель и болтали.

—Кто-нибудь видел Жозе?

—Нет, — сказала одна из них.

—А в задней комнате его нет?

—Не знаю, — она пожала плечами. — Сходи и посмотри. Я туда не ходила.

Женщина едва оторвалась от своего разговора. Ее ответы были небрежными. Она определенно не знает, с кем так беспечно разговаривает. Риган прошел мимо и, держа руку на револьвере, заглянул в заднюю комнату. Пусто, черт возьми. Почувствовав себя в чем-то обманутым, он сел и задумался. Он знал, что долго здесь оставаться нельзя. Странно, что нет никого из торговцев, только компания женщин. Где же, к черту, Жозе? Может быть, Вавилон следит за этим местом — и за ними всеми. Где Даффус, Ночной Ковбой, и Сидни, и Баллах, и Тренер? Нет, здесь оставаться нельзя. Но куда идти? Какой сделать следующий шаг? Ладно, Вавилон так быстро не очухается, всего два часа прошло, как он завалил копа…

Песня буквально ворвалась в помещение. Ритм и собственный голос немедленно его подхватили. Усталость и депрессия, пришедшая после такого выброса энергии, куда-то исчезли. Он двинулся к выходу. Музыка ему не померещилась — одна из женщин поставила пластинку на проигрыватель.

Женщина стояла на одном месте, опустив голову, закрыв глаза, и ее тело раскачивалось под бурлескный фанковый бит со сладкой, отдаленно знакомой ему грацией. Судя по выражению ее лица, она отъехала далеко-далеко. Айван остановился взглянуть на нее и вскоре обнаружил, что движется вместе с ней в совершенной эротической гармонии. Острый настойчивый прилив страсти, который невозможно отринуть, объял его плоть. Он наблюдал, как она всем телом входит в вязкий-вязкий ритм, и знал уже, что эта женщина — его, был уверен в этом. Айван надеялся, что она его заметила. Сила и уверенность переполнили его, когда он в ритме танца направился к ней. Он чуть подпрыгивал в ритме музыки, совершая грациозные медленные движения, как это бывает в замедленных кадрах фильмов.

—Тебе нравится эта песня, дочка?

—Да. — пробормотала она, не открывая глаз. — И певец тоже.

—Ты знаешь его?

—А кто ж его не знает?

—Я не знаю, — улыбнулся он. — А кто он такой?

Женщина пристально посмотрела ему в глаза и мечтательно улыбнулась:

—Бедный маленький мальчик, который думает, какой он приятный. — Розовым кончиком языка она облизнула верхнюю губу.

Айван громко рассмеялся. Ему понравился ее стиль.

—А что, если он и правда такой? — протянул он. — Приятный?

—Такой, как ты? — спросила она.

—Кто знает? — сказал он.

Она кивнула в знак согласия и вошла в каскад пируэтов, каждый раз попадая в ритм. Когда она оказывалась с ним лицом к лицу, она произносила по одному слову:

—Его… зовут… Риган.

—Вот как? В таком случае я отлично его знаю, — сказал Айван, словно выражая нечаянное удивление.

—Говорят, что он алиас, очень плохой.

—Правда?

Теперь настал ее черед удивляться.

—Я слышала, что он очень хорош, Я бы хотела узнать его.

—Почему?

—Потому что я тоже хороша.

—Это видно.

—Ты так думаешь? — Она застенчиво улыбнулась.

—Я так думаю, да.

—Хорошо тогда?…

—Поедем со мной, дочка.

—Но здесь приятно, давай останемся. — Она изогнулась под музыку и надула губки.

—Ты можешь поехать — а я не могу остаться. — Айван повернулся к выходу.

—Хорошо тогда, — быстро сказала она и пошла за ним.

Он знал, что так оно и будет.

Они уселись на «хонду», ее руки обняли его за талию, и он почувствовал, как ее ладонь мягко скользнула по рукоятке револьвера. Она не подала виду, но он почувствовал, как ее рука прильнула к нему, пока сама она устраивалась у него за спиной.

—Куда едем? — крикнул он через плечо.

— Мы не можем ехать ко мне, — прошептала она ему на ухо.

—Почему? — Его немедленно охватили подозрения. Он уже свыкся с мыслью, что сейчас лучшее место для него — кровать незнакомой женщины.

—У меня есть мужчина, мой друг. Вряд ли ему понравится то, чем мы будем с тобой заниматься.

Айван чувствовал, как ее теплые влажные губы двигаются возле его уха.

—Так куда тогда? Ко мне мы тоже не можем. Казалось, она какое-то время соображала.

—У тебя есть деньги, милый?

—Всегда со мной, бэби.

—Тогда поедем в гостиницу — очень милая пустая гостиница, где я могу покричать, если захочу.

—Так ты — крикунья?

—Когда мне очень приятно, да.

—Покричать? Ты еще так не кричала!

—Так вот ты какой, Риган? — поддразнила она. — Быстрый на слово, тяжелый на подъем.

—Да, тяжелый на подъем, — пошутил Риган. — Потрогай его, бэби. — Он запустил ее руку себе между ног.

—Иисус Христос, — выдохнула она с глубоким уважением. — Откуда у тебя такой? Ты же сам карапуз! Наверное, у кого-то взял напрокат! — Она крепко его ухватила и исполнила вопиющий каскад сексуальных предложений, обещаний и призывов.

—Имя ему — Его Высочество Джон Завоеватель, — сказал Айван. — Тебе он нравится?

—Мой милый, — простонала она. — Наконец-то я тебя нашла.

Неплохая гостиница, подумал он. Она сама договорилась о комнате, он решил, что так будет безопаснее. Такого острого желания он не ощущал с тех времен, когда был совсем юным. В этой женщине, так сладко прильнувшей к нему, с ее неутомимым язычком и изобретательным мышлением, было что-то призывное, что раздразнило его, обещая все мыслимые и немыслимые удовольствия. Он узнал что-то очень знакомое, естественное, и вместе с тем понял, что его долгие поиски наконец-то увенчались успехом. Это чувство сообщило ему прилив экзальтации и какую-то дерзкую и безрассудную радость. Ничто, он чувствовал, не может ему сейчас повредить, даже коснуться его. Перед ним пронесся образ полицейского, отброшенного назад, словно он наскочил на натянутый трос. На этот раз образ был стерилен, удален от него, очищен от страха, вины и отвратительного чувства разрушения — чистый, абстрактный образ силы и движения, прямо как на экране. Ему очень захотелось ей об этом рассказать.

Все это время она не переставала говорить, называя его «мой сладкий». Но даже объятый желанием, он заметил в ее бьющей через край призывной вульгарности что-то отработанное. Он и раньше знал шлюх. Но если она такая и есть, все равно она вела себя так, словно потеряла над собой контроль. Повиснув на его триумфально восставшем Его Высочестве, она предлагала себя, доходя до грациозного исступления, и ее возбуждение отвечало его собственному. Без сомнения, это была та самая девушка в красном, которую он запомнил в свою первую ночь в городе. «Если ты живешь долго, с тобой может случиться все что угодно», — любила говорить мисс Аманда. Сейчас он мог это проверить.

—Как тебя зовут? — спросил он.

—Долорес, — шепнула она. -Долорес…Тебе нравится?

—А ты знаешь парня по имени Нидл? — спросил он и тут же об этом пожалел. — Неважно — это все ерунда.

—Но… я хорошо его знала, — ответила она. — Теперь он уже мертвый.

Как тот Вавилон, подумал Риган. Не день, а целая пропасть. И как все сходится! Это летящее чувство глубокой благости и силы, ощущение свершающейся судьбы, чувство неуязвимости… словно впервые в жизни он наконец стал самим собой… И какое это все плохое, какой плохой я… Затем он кое-что вспомнил. Он так привык к легким временам и полным карманам, что совсем забыл, что денег у него с собой почти не было.

—Черт! У меня деньги почти все кончились, понимаешь!

Он подождал, как она отреагирует. Для таких женщин мужчина без денег — это уже не мужчина. Причмокнув губами и засмеявшись с издевкой, она презрительно ответила:

—Чо, ты думаешь меня это волнует? Я знаю, куда мы пойдем, мой сладкий.

Все сомнения оставили его, и он понял, что этот день — его день.

Трудно было сказать, кто больше стонал — женщина или пружины на кровати. Когда первый прилив желания иссяк, Айван почувствовал себя неудовлетворенным. Что-то было неправильно. Долорес лежала рядом с ним, содрогаясь всем телом после испытанного оргазма и издавая легкие всхлипы.

—Слушай, давай перейдем, — прошептал он и почувствовал, как она вся напряглась.

—Что ты хочешь сказать? Куда? — она смотрела на него почти в страхе.

Айван рассмеялся, поспешив ее ободрить.

—Неважно куда. У нас же еще ничего не было. Просто пойдем в соседнюю комнату. Эта кровать слишком громко скрипит.

—Как мы это сделаем? Ты с ума сошел?

—Да весь этаж пустой, пойдем.

Она заспорила, но он настаивал. С большой неохотой, все еще препираясь, она пошла следом за ним. Кровать там оказалась еще хуже.

—Видишь — я тебе говорила. Пошли обратно, — стала упрашивать она.

—Ни за что, — сказал он и швырнул матрасы на пол. — А сейчас, — сказал он, улыбаясь, — ты от меня никуда не денешься. Придется тебе сдаться.

Она была в ярости, что-то бормотала и упиралась, изо всех сил стараясь вырваться. Они упали на пол и сцепились, снова и снова заключая друг друга в объятия. Были в этом моменты безмерной сладости, но в целом все напоминало первобытную войну, бездумную, бессловесную, утробную. Сверкая от пота, усталый, распаленный, но так и не насытившийся, Риган приподнялся над ней на руках, упираясь локтями в пол и улыбаясь. Ее глаза блестели, губы поджались, как у кошки, обнажив сияющие белизной зубы, а ноздри раздувались при каждом выдохе.

—Подожди, скажи мне кое-что.

—Ммм?

—Ты знаешь Жозе?

—Какого Жозе?

—Я тебя в кафе про него спрашивал. Того Жозе, который мне на хвост Вавилона посадил, а я его выстрелом с мотоцикла сбросил. Того самого.

Он пристально изучал ее лицо. Глаза у нее прояснились, и она сфокусировала взгляд на нем. Затем быстро закрыла глаза. Она глубоко простонала, подняла ноги, обвила его ими и потянула к себе.

—О Боже, а-ты-оказывается-бэдмэн, — выдохнула она. Она одновременно испугалась и очень возбудилась, когда услышала то, что он сказал.

Он почувствовал, как внизу у него снова восстает сила.

—Да, — проворчал он, — я теперь бэдмэн-бэдмэн.

—О! — сказала она, — бэдмэн… бэдмэн…, бэдмэн, — И затем: — Так ты можешь убить меня? Расслабься, все хорошо. О-о!

Они лежали утомленные. Риган чувствовал, что они стали одним телом. Руки его покоились на тех выступах матраса, под которые он сунул два своих револьвера. Слышно было только их размеренное дыхание. Потом он услышал, как где-то снаружи заскрипел пол. Быстрые движения. Он скатился с женщины, выхватил револьверы и приставил палец к губам. Наступила тишина. Долорес с круглыми глазами лежала на матрасе, дрожа всем телом. Дверь, ведущая в коридор, была распахнута. Револьверные выстрелы оглушительно ворвались в замкнутое пространство.

Голый, с блестящим, как у новорожденного, телом, со вставшим членом в женской смазке, источая все запахи плоти, с револьвером в каждой руке, Риган выскочил за дверь — и вошел в легенду.

Трое стоявших у двери рухнули после первого же шквала выстрелов, их беспорядочная пальба только усилила общее смятение. Риган не думал, не чувствовал, не видел. Он прыгнул через перила на первый этаж, приземлившись за спиной своих преследователей. Его револьверы стреляли. В шуме, криках и смятении невозможно было ничего разобрать. Он выскочил через заднюю дверь.

В ушах у него звенело, яркие желтые вспышки танцевали на сетчатке, запах пороха и женщины стоял в ноздрях. Айван выбежал в ночь, ныряя в каждую темную аллею, встречавшуюся на пути. Потом перелез через железную ограду и, припав к земле, забрался под автомобиль. Только бы собаки чертовой не было, подумал он. Что же со мной случилось? Перед глазами проплывали какие-то картинки. Никогда еще это не было так похоже на сон. Все еще нереальнее, чем в фильмах, которые он смотрел. Вой сирен в отдалении усилил кинематографический эффект. Весь Вавилон собрался. Звуки стрельбы в его ушах зазвучали громче. Он увидел, как в пустую комнату врываются трое полицейских и их словно сметает какой-то ураган. Потом полное светопреставление. Он пытался вспомнить какие-то детали, но не смог. Шум и пальба. Он помнил, что сам палил во все стороны, стрелял так быстро, как только можно. Но не помнил, какие слова при этом говорил, и говорил ли вообще.

Айван стал осознавать свое тело, липкий пот, высыхающий на прохладном ночном воздухе, гравий, врезающийся в его подошвы, удушливую пыль. На плечевом мускуле он увидел аккуратную дырочку, из которой сочилась густая струйка крови. Боли он не чувствовал, и казалось, что рука его силы не утратила. «Черт возьми, как это так: я ранен, а боли не чувствую? Но слушай, что там… Вавилон озверел от ярости, но сегодня у них настоящий шок — сколько я их положил, сэр?» Впервые он начал осознавать чудовищную нереальность случившегося. Это же история, к чертям. Подожди, когда вся братия услышит обо всем. Он стал гадать — а продают ли еще те музыканты свои песни за полпенни? Какую бы они написали песню для Девятого Дня!

Чувство силы и неуязвимости снова переполнило его. Звездный Мальчик не умирает. Звездный Мальчик не может умереть. Педро, Маас Натти, вы разве не видите! Смотри, Рас Мученик! Вавилон получил свое. Кесарю кесарево! Но мне-то куда идти? Голый, он прятался под автомобилем где-то на заднем дворе в Западном Кингстоне. Если утро застанет его здесь, ему конец. Айван прислушался к истошному вою сирен и понял, что ничто еще не потеряно. Если где-то здесь есть люди, они сбежались на звук сирен. В переулке, что начинался за изгородью, звуки не были слышны. Он вылез из-под машины и осмотрелся. Переулок был пустым и темным. Айван перебрался через ограду и пошел по переулку. Ничто ему теперь не страшно, ничто его не заденет. Совершенно голый, весь покрытый потом вперемешку с пылью, с разряженными револьверами в обеих руках, он неторопливой и горделивой походкой направился к канавам Тренчтауна.

Те воруют, те палят, те стонут — в городке лачуг.

«Я никому не смогу рассказать об этом, мне все равно не поверят». — Пьяница, уставившись в темноту, заморгал своими красными глазами. Кто-то двигался по переулку. Пьяница видел, как этот кто-то быстро прошел под дальним фонарем и исчез во тьме. Возможно, даппи или ганмэн, но я никогда не слышал, чтобы даппи носили с собой револьверы. Его помраченная ромом голова отказывалась принимать то, что сообщали глаза. Да, взгляд у него мутный, но он все равно видит, что кто-то идет по темной аллее. Расплывчатые очертания приобрели более отчетливую форму, когда этот кто-то приблизился к фонарному столбу и к нему прислонился. Пьяница в смятении и страхе потряс головой.

Кто-то бесшумно возник из темноты. Серый силуэт выглядел как человек, неестественно высокий и совершенно голый, отбрасывающий перед собой гигантскую тень. Наконец он полностью вышел на свет: серый спереди, черный сзади, в каждой руке по револьверу. Он прошел мимо него, двигаясь с молчаливостью привидения и неуместной торжественностью. Повернув пылающие огнем глаза к пьянице, он сказал загробным голосом: «Скажи миру, что ты видел меня».

Нетвердые ноги уносили пьяницу прочь. Да, подумал он, надо бросать пить этот проклятый ром, пока еще жив. Наверняка это сигнал. Этого даппи послал мой дедушка, чтобы я поостерегся. Надо бросать пить. Безмерно горькая мысль для человека, который обожал бутылку.

«Голый даппи с двумя револьверами, а? Спаси меня Боже Иисусе. Ни глотка больше. Завязываю. Даже пробки от бутылки не понюхаю, никогда, сэр».

—Бомбаклаат! — сказал Богарт, заливая открытую рану крепким ромом. — Так ты четырех Вавилонов положил? Не могу поверить.

—То ли пять, то ли шесть, — протянул Риган. — Не помню точно.

Молодые члены банды, собравшиеся вокруг сарая под названием ранчо Солт-Лэйк-Сити, выражали свое неподдельное удивление и восхищение. Никому из четырех парней, которым посчастливилось там оказаться, когда явился, выбравшись из канавы, Айван, этого никогда не забыть. Острая боль, причиненная крепким ромом, ничуть не уняла его эйфории. Он уже разыграл драматичную сцену перестрелки в лицах. Пока рассказывал, подробности приходили с фотографической резкостью и ясностью вспоминаемого фильма.

—Скоро заживет, — сказал Богарт, осматривая плечо. — Все не так плохо. Иисусе! Четыре Вавилона!

Айван что-то писал на клочке бумаги.

—Бвай, как тебя зовут?

—Алан Лэдд, сэр. — Алан Лэдд был горд тем, что выбор пал на него.

—Возьми это и отнеси редактору, но не позволяй ему задавать вопросы. Ты понял?

Мальчик энергично закивал.

—Просто брось и беги, — посоветовал кто-то.

—По виду ты светлый парень, беги к нему, — сказал Риган и прочел с листа:

На моей пластинке записана история преступления. Риган

—Да, сэр, Миста Риган, — сказал Алан Лэдд и стал собираться.

—Посмотри эту одежду, — сказал Богарт. — И ковбойку можешь взять.

—Ты знаешь Ночного Ковбоя? Найди его, ман. Скажи, что мне нужны еще патроны. Все, что у него есть. Сюда, на ранчо, и принеси. Я сюда вернусь…

—Все будет, ман… Но четыре Вавилона — вот пластинка-то.

—Хоть столько, — ответил Риган.

—Иисусе.

Она знала, что, как и все остальные в доме, не уснет в эту ночь. Она убавила как можно тише ящик-громкоговоритель, чтобы маленький не услышал из сводки новостей что-то, что могло бы его расстроить. Она была уверена, что полиция уехала, но каждый звук, доносящийся снаружи, заставлял ее вставать и прислушиваться. Все ночные звуки казались враждебными.

—О Иисусе, — пробормотала Эльза, встала и перешла в другую комнату. — Иди ко мне, любовь моя, — сказала она, открывая объятия. — Я знаю, тебе никак не заснуть.

Ман-Ай смотрел на нее печально. Он не плакал, но слезы наворачивались ему на глаза. Его личико казалось лицом старика, когда он полез к ней на руки.

—Что случилось мисс Эльза? Где дядя Айван и мой папа?

—Тише, — сказала она, — твой папа скоро придет. Тише. Давай спать.

—Почему весь Вавилон ищет дядю Айвана?

—Не знаю, правда не знаю, Ман-Ай. — Она принялась его укачивать.

—Как мне заснуть, мэм? Что-то случилось. Я знаю, что дядя Айван попал в беду.

—Тише, мальчик, ничего страшного. В какую-такую беду? Не тревожься понапрасну. Давай спать! — Эльза крепко прижала его к себе и стала укачивать. Она почувствовала, как напряжение оставляет его тело, и увидела, что он закрывает глаза.

—Но я рад, — пробормотал он сонно, — все равно я рад, что он их пострелял.

—Не говори так, Ман-Ай, — сказала она и посмотрела в его детское лицо. Бедняжка, остался без мамы. Почему он всегда такой печальный? Она убрала его дредлоки со лба и увидела, что в сонных глазах мальчика таится свирепость.

—Рад я, — шептал он во гневе, — очень рад. Ман-Ай и сам не знает, что говорит, подумала Эльза, как он может что-то понимать? Она увидела, как мальчик забывается на ее руках тревожным сном, и ей стало уютнее, когда он расслабился и она услышала его тихое дыхание.

Эльза, должно быть, задремала, потому что, когда она очнулась, перед ней стоял Айван.

—Айван, вся полиция…

—Айван мертв, — сказал он, улыбаясь. — Настало время Ригана.

—Полиция ищет тебя. Педро пошел тебя предупредить.

—Полиция здесь была? Когда? — Он заинтересовался, но вряд ли забеспокоился. Скорее наоборот, на его лице проступило почти радостное оживление.

—Сразу, как ты ушел. Говорят, ты застрелил полицейского — правда? — Глядя на его лицо, она почувствовала боль безнадежности.

—Думаешь, одного запалил? — Его глаза загорелись. — Четверых я грохнул.

—Айван, не говори так… Бог простит тебя. Бог простит тебя, Айван.

—Риган, — ответил он. — Айван мертв. Почувствуй разницу… Скоро ты услышишь, как обо мне заговорят.

—Что с твоим плечом? Где ты собираешься прятаться?

—Прятаться? Кто прячется? Я не прячусь, Эльза.

—Но вся полиция ищет тебя — все до одного! Он оторвался от поисков в своем ящике.

—Теперь-то ты веришь?

—Чему?

—Тому, что я стану известным? Слушай радио, ман, ты все услышишь.

Эльза посмотрела на него внезапно потемневшими глазами. Она пыталась справиться с приступом истерики.

—Ты с ума сошел! Айван, ты не в своем уме!

—Почему это не в своем уме? Нет, я не сумасшедший, я просто злой. Что мне еще делать? Чтобы они опять раздирали мне спину и вышвыривали меня? Никогда. Не пройдет у них. К чертям! Меч их да внидет в сердца их — Рррриган на них пошел! Ураган на них пошел, блаадклаат!

Она глянула в его дикие, сверкающие глаза и поняла, что он сошел с ума.

—А где «хонда»?

—"Хонда"? Наверное, Вавилон забрал.

—А что с нами всеми станет? Как Педро будет торговать?

—Смотри — я ушел. Вавилон может вернуться. Скажи Педро, что мне нужны патроны. Скажи ему, чтобы нашел меня — он знает где.

—Куда ты идешь?

—Искать Жозе. С него все началось.

—Что ты хочешь с ним сделать?

—Чо, — сказал он с улыбкой, — об этом ты прочтешь завтра. — И ушел.

Она почувствовала, как руки мальчика обвили ее, и поняла, что на этот раз ей нужен он.

— Не бойтесь, мисс Эльза, Вавилон не схватит дядю Айвана, — прошептал он.

—Сейчас его зовут Риган, — ответила она и почувствовала, как у нее льются слезы. «Он сошел с ума, — подумала она, — но все равно мы должны стоять за него — пока достанет сил».