Королева в тени

Глава четвертая

И что же теперь? Для тех, кто знал всю правду, вопрос ближайшего будущего был предметом серьезных раздумий.

После того как в маленькой часовне королевы Филиппы схлестнулись противоположные интересы, я не удивилась, что Томас не делал попыток публично объявить меня своей женой. А что ему еще оставалось? Громогласно заявить об этом под барабанный бой, а потом притащить во дворец своего пажа и сквайра, чтобы они под присягой поведали королю о том, что случилось в мае? Могу себе представить эту сцену: опозоренный рыцарь, его покинутая жена и ее невиновный муж втроем стоят перед лицом разгневанного короля, который выставлен дураком, будучи привлеченным в свидетели бракосочетания, не имеющего законной силы.

Поэтому Томас держал рот строго на замке, а поскольку тревожные ветры не волновали спокойной глади дворцовой жизни вот уже несколько месяцев, прошедших с момента возвращения рыцаря, мы все вроде бы вздохнули с облегчением. Мои остававшиеся настороже мать и дядя в итоге пришли к выводу, что Томасу следует просто постепенно раствориться где-то на заднем плане, а вместе с ним позволить раствориться также и небольшому недоразумению с его претензиями на мою руку. Граф Солсбери, вернувшийся в конце концов из плена под честное слово больше никогда не воевать против Франции, ликовал по поводу как своего освобождения, так и того факта, что получил в невестки принцессу из рода Плантагенетов. Мы с Уиллом продолжали вести жизнь, предусмотренную устоявшимися при дворе традициями, тогда как король, счастливый в своем неведении, не видел причин, почему бы ему не продолжать привлекать Томаса к своей царственной груди, поощряя его воспоминания о битвах и ратных подвигах.

Мы все играли отведенные нам роли в состоянии нервного приятия сложившейся ситуации. Никаких сплетен или слухов не было. Ни единого слова, даже шепотом, про ту странную свадьбу в каморке королевского сокольничего в Генте. Прошло уже много месяцев, и в конце концов стало казаться, что ничего этого и не было.

Что же касается нас троих, то Томас оставался молчаливым и отчужденным, я следовала его совету, а Уилл с похвальной беззаботностью, образно говоря, просто спрятал это дело под сукно, решив для себя, что Томас для него опасности больше не представляет.

А как же я? Я наблюдала за Томасом и Уиллом со стороны, став настоящим экспертом по части скрывания своих истинных чувств. К этому времени мне уже трудно было решить, кем они были для меня. Вся эта ситуация была похожа на какой-то сон, в котором я чувствовала приближение черных туч неминуемой бури. Я была уверена только в одном: долго вся эта безмятежность продолжаться не может. В конце концов эти черные тучи обернутся грозой, и тогда всех нас накроет ливнем позора и скандала.

– Я впечатлена, Джоанна. – Моя мать становилась очень обходительной по отношению ко мне, как и графиня Кэтрин. – После свадьбы с Монтегю ты очень повзрослела. Я хвалю тебя.

– Да, мадам.

Мы с ней шли бок о бок позади королевы, по обыкновению направляясь к ранней мессе.

– Все это только к лучшему.

– Конечно, мадам.

Она подозрительно прищурилась, как будто не совсем верила в искренность моей безропотной покорности, а затем добавила:

– Я признаю это неохотно, но у меня есть основания восхищаться и Холландом тоже. – Она слегка кивнула в ту сторону, где Томас стоял в группе рыцарей позади короля, ожидавшего прихода королевы. – У него хватило здравого смысла сообразить, что, если он заговорит, это навредит в первую очередь ему самому.

Ну и мне, разумеется. Для моей репутации такой исход не обещал ничего хорошего.

Но о таких вещах мы с ней не говорили.

Тем временем Томас вернул себе свое положение одного из придворных рыцарей, а поддержка и одобрение короля придали ему дополнительную уверенность в себе. Однако он ничего не забыл. И он, в отличие от моей матери, говорить со мной о таких вещах не стеснялся.

– Я отвоюю вас обратно, – коротко бросил он мне, когда мы вышли после мессы, замолив свои грехи еще на один день, и придворные короля и королевы смешались перед церковью.

Мне не запрещалось разговаривать с ним, чтобы не привлекать этим к себе ненужного внимания. И мы с ним стали весьма искусны по части того, чтобы использовать для наших бесед малейшую представившуюся возможность.

– Каким образом вы можете отвоевать меня? – Я дала ему понести свой молитвенник под предлогом того, что мне нужно поправить заедающую застежку на поясе. – Как мы вообще можем развязать этот узел с законами о браке? Он затянулся уже так сильно, что теперь нам его не распутать.

– На поле боя я никогда не отступал. Не отступлю и теперь, потому что правда на моей стороне.

– Но здесь вам не поле боя, – возразила я. – А положение наше скорее похоже на разгром, полное поражение. Которое потерпели мы все.

– Это не разгром. И не поражение. Я знаю, что делать.

Мне хотелось спросить, что бы это могло быть, но тут я заметила, как в нашу сторону торопливо движется моя мать. Томас, возможно, не утратил своей храбрости, но я быстро покорялась своей судьбе, не видя никаких ухищрений, с помощью которых мне можно было бы уклониться от одного брака, чтобы законно остаться в другом. В эти последние мгновения нашей уединенности я обернулась к нему; он внимательно смотрел на меня, глаза наши встретились, и я уже не могла оторвать от него взгляда. На самом деле я этого и не хотела. Эти несколько коротких секунд произвели на меня шокирующий эффект, заполнив страстным желанием все уголки моего сердца, опустевшего с отъездом Томаса. Мне пришлось призвать всю свою силу воли, чтобы не протянуть к нему руку, не коснуться его или хотя бы слегка не тронуть его за рукав. Это было бы безответственно с моей стороны и пагубно для мифа, в который мы все старались верить. Ох, Томас! Растревоженная такой своей реакцией, я выхватила у него свой молитвенник и отошла в сторону, оставляя свои страхи и желания при себе. До следующего раза…

Ситуация эта напоминала ноющий больной зуб, доставляющий не уходящее ни на минуту раздражение. Постоянное беспокойство, которое, в отличие от зубной боли, нельзя было унять целительной настойкой мака.

– Я никогда не оставлю надежды на наше с вами будущее, Джоанна. – Стоя рядом благодаря нашей с ним очередной уловке, мы с ним смотрели на процессию элегантных танцоров в новом танцевальном зале королевы, как будто все наше внимание было полностью поглощено этим зрелищем.

– Думаю, что про себя я так не скажу. – Какой смысл быть с ним нечестной? Искоса взглянув на него, я заметила, что он нахмурился. – Разве что вы приготовились похитить меня. – В минуты настоящего отчаяния я становилась дерзко легкомысленной.

Томас же сохранял практический взгляд на вещи.

– А что это дало бы нам?

– Это дало бы нам все, если вы хотите видеть меня своей женой.

Я что, сказала это серьезно? Тайное бегство с возлюбленным было явно не для меня. Я была просто крайне раздражена своей неспособностью найти выход из неумолимо разрастающейся чащи нашей дилеммы.

– Я, конечно, мог бы вас похитить. – Томас все-таки был ужасно прямолинеен. – Но я не могу обречь себя на то, чтобы скрываться по всей Европе, перебиваясь случайными заработками, пока вы будете жить в палаточном лагере возле поля для турниров, жалуясь мне на еду, холод и пятна на вашем лучшем шелковом – причем единственном шелковом – платье.

Он уже хорошо изучил меня и наверняка знал, что мне такое не понравилось бы.

– Звучит не слишком-то лестно для меня.

– И не должно. Я знаю, что нужно, чтобы вы были счастливы. И жизнь в шатре турнирного бойца сюда не входит.

– А вас не мотивируют свои собственные амбиции?

– Конечно, мотивируют. И я это понимаю. Я буду сражаться за короля Эдуарда, за Англию. И если я убегу вместе с вами, это поставит крест на моих планах.

– Выходит, ваши амбиции для вас важнее, чем я.

– На данный момент, Джоанна, этот вопрос как раз является предметом дебатов в моей голове. Раньше я не замечал за вами такой склонности к спорам и дискуссиям.

– А раньше мне и не приходилось оказываться в ситуации, когда у меня имеется сразу два мужа одновременно!

Со скоростью сокола, падающего с небес на ничего не подозревающую певчую птичку, между нами проскочила вспышка злости, которую, к счастью, прервали звуки труб, крумхорнов[13] и барабанов, заигравших веселую мелодию для группы энергичных и старательных танцоров.

– Возвращаясь в Англию, я не ожидал найти свою жену, уютно примостившуюся в постели с семейством Монтегю.

– Не со всем семейством, смею заметить, а только с одним его представителем. А я уже не ожидала, что вы вернетесь вообще! Насколько мне известно, у вас была своя девка в каждом лагере, отсюда и до самой Святой земли!

– А почему бы, собственно, и нет? Если я не могу полагаться на верность моей жены, оставшейся в Англии. Он хорошо ублажал вас в постели? Лучше, чем я?

– Да уж не хуже тех следующих за лагерем проституток, которые помогали вам расслабиться в конце долгого тяжелого дня!

– Я всегда подозревал в вас сильную склонность к ветрености.

– Никогда в жизни я не была ветреной! К тому же вам прекрасно известно, что я не делила супружеское ложе с Уиллом.

Мы быстро прекратили эту горячую перепалку, потому что трубы с барабанами уже умолкли и присутствующие начали оборачиваться в нашу сторону.

Целовались ли мы? Нет, не целовались.

Заключал ли он меня в свои пылкие объятья? Ни разу.

Где была моя страсть и яркие эмоции, бросившие меня тогда на грудь Томаса?

В зимней спячке.

Пока это мне не надоело. И Томасу тоже.

– Если мы не можем бежать, – сказал он мне, когда одним холодным декабрьским утром мы ждали, пока соберется вся группа желающих поехать на охоту, – то нам следует сделать это легально.

Я задумалась над этим, пока одна из моих женщин подтыкала мои юбки между ногой и седлом, а как только она закончила и отошла в сторону, быстро спросила:

– Судебный процесс? Вы это имеете в виду?

– А почему бы и нет?

Но я-то знала, почему нет.

– В английские суды обращаться нет смысла. Все они делают то, что им говорит Эдуард. Справедливого решения здесь не добиться.

– Это верно. – Продолжая стоять на месте и теребить свои перчатки, Томас подал знак своему пажу подтянуть подпругу, поскольку уже появился Эдуард, после чего вскочил в седло и подъехал вплотную ко мне. – Есть, конечно, и другой способ взять осадой этот замок.

Я строго взглянула на него:

– Я не позволю причинять вред Уиллу!

– Я и не собирался всадить ему кинжал в сердце! Господь с вами, Джоанна! Как я мог пойти на такое? Против него лично я ничего не имею. Я все еще обдумываю законные пути решения.

Признаться, мне в голову приходил только один путь.

– И что бы это могло быть? Уж не думаете ли вы отправиться в Авиньон и пасть к ногам Его Святейшества Папы, взывая к правосудию?

– Именно так.

Я ошеломленно смотрела на него. Комментарий мой оказался очень циничным.

– Вы что, получили семейное наследство?

– У нас нет никакого наследства. И свой путь в этом мире я прокладываю себе исключительно сам.

– Тогда кто замолвит за вас слово? Кто одолжит вам денег? У меня таких денег нет.

– От вас я бы их и не взял. – Голос его смягчился, и он уже потянулся было, чтобы коснуться моего запястья, но вовремя одумался, натянув вместо этого поводья.

– Но эта затея будет стоить целого состояния!

– Которого у меня нет. И не будет, пока я не сделаю себе имя.

– И как вы собираетесь этого добиться?

Однако я могла и не задавать этот вопрос, потому что ответ был мне известен заранее. Для людей вроде Томаса был только один путь – сражаться на континенте. И предстать во всей красе на поле боя, где можно было бы взять в плен влиятельного и богатого противника, а затем потребовать выкуп за его освобождение. Сердце у меня оборвалось.

– И сколько времени, по вашим расчетам, уйдет на осуществление такого плана? Сколько нам с вами будет лет, когда вы захватите достаточное количество состоятельных пленников и в ваших сундуках окажется нужное количество золота? Спрашиваю просто потому, что мне хотелось бы еще при жизни застать этот знаменательный момент. – В голове у меня мелькнула одна мысль, причем неприятная. – Я бы хотела быть вытащенной из этой трясины, которую мы здесь устроили, до того, как Уилла сочтут вполне взрослым для выполнения физических обязанностей моего супруга и он наградит меня целым выводком отпрысков Монтегю, которые свяжут меня с ним уже навсегда.

Видимо, Томасу в голову пришло то же самое.

– Год или два. Максимум три.

– Всего-то?

– Это будет зависеть от текущих кампаний. Между Англией и Францией будет новая война. А если и не будет, то будут другие, куда с радостью позовут опытных наемников. – Выражение его лица с белой шелковой повязкой было суровым, когда мы ехали рядом, сопровождая короля. – Вы не верите в меня?

Я хотела ответить ему, но тут заметила Уилла, который быстро приближался к нам на резвом чалом скакуне, и поэтому сочла необходимым отъехать в сторону. Конечно, будет какая-нибудь война, на которой у него будут шансы. Но там же у Томаса будут шансы и погибнуть. Я бесконечно верила в его отвагу, но разве отсутствие глаза не было существенным недостатком в таком опасном деле, хоть сам он и утверждал обратное? Я не думала, что теперь он когда-нибудь будет таким, каким я видела его тогда на турнире, даже несмотря на то, что существовал слепой король, который рвался в бой, привязав поводья своего боевого коня к кому-то из своих сопровождающих рыцарей. Эта жизнь была не для того, кто стремился к богатству и высокой репутации.

– Да, я очень верю в вас, – бросила я напоследок. – Но только не приводите мне опять в пример короля Богемии!

Внутри у меня все сковало ужасом при мысли о том, что вся эта сложная проблема, вся запутанная ситуация может быть разом решена в случае смерти Томаса от пронзившего его грудь копья или стрелы, попавшей в горло. Никто не знал, что ждет нас впереди. И это могло произойти еще до того, как я познаю счастье настоящего супружества.

Подскакавший Уилл придержал своего коня рядом с моим; его мысли определенно были не о супружеском счастье.

– О чем это вы с ним говорили?

Выходит, его подозрения еще не испарились окончательно.

– О том, что сэру Томасу нужно зарабатывать себе на жизнь в сражениях.

– Значит, он скоро уедет.

– Думаю, да. Как только найдет войну, подходящую для его целей.

– Вот и хорошо.

– Почему? Он тебе не нравится?

Я следила за ним из-под полуопущенных ресниц: интересно, что он на это скажет?

– Нравится, – признался Уилл и, похоже, сам этому удивился. – Мой отец говорит, что такого человека лучше иметь на своей стороне.

– И при этом ты бы с радостью отправил его на смерть.

– Но это решило бы все наши проблемы!

Как ни ужасно, но я боялась, что он был прав.

Развивая свою мысль, Уилл хмуро сдвинул брови.

– И тогда у меня не было бы необходимости убеждаться в твоей верности мне постоянно, каждую минуту, когда я не рядом с тобой.

– Вы оскорбляете меня, милорд, – ответила я ему с фальшивой сладкой улыбкой. – Я хорошо знаю, в чем заключается мой долг верности.

– И в чем же, интересно?

В ответ я пришпорила свою кобылу, оставив его в плену тревожных размышлений на эту тему.

Наше с Томасом обрывочное общение внезапно подошло к концу, потому что теперь весь королевский двор гудел в суматохе приготовлений к войне. Надежды Томаса, видимо, сбывались, потому что Эдуард начал срочно собирать армию, готовясь отправиться с ней в Бретань. Походка сэра Томаса вновь стала пружинистой и бодрой, но я к этому не имела никакого отношения.

– Итак, вы отбываете в Бретань.

– Так скоро, как только смогу. Писем от меня не ждите. Писатель из меня никакой.

– А как я узнаю, что с вами все хорошо? – спросила я, а потом добавила: – И что вы вообще живы?

– Вы и не узнаете. Пока я не вернусь – победителем или в гробу.

Он поцеловал меня; поцелуй этот был таким же поспешным и коротким, как и в день нашей свадьбы. Я горько вздохнула. Мазь из лилии, рекомендуемая знатоками, занимающимися вопросом восстановления растрескавшихся губ, что случается от чрезмерного количества пылких поцелуев, оставалась у меня без применения. Потому что моим губам, видимо, было суждено страдать лишь от холодных зимних ветров.

Томас не вернулся ко мне из Бретани ни в венце победителя, ни в гробу. Он не вернулся вообще, поскольку с заключением перемирия отправился в Байонну вместе с сэром Джоном Хардсхаллом. За этим последовала Гранада вместе с графом Дерби, где затевался крестовый поход против мавров. Прошло больше года, прежде чем я смогла увидеть его снова. А к этому времени все мои надежды уже иссякли.

Январь, 1344. Виндзорский замок

Финальный турнир дня был уже в разгаре; нам демонстрировали всю квинтэссенцию рыцарского искусства, битву скорее à plaisir, чем à outrance[14], и рыцари короля Эдуарда, выступавшие здесь, были среди лучших.

Война была приостановлена. Эдуард, оказавшись дома, собрал в Виндзоре всю молодежь, умевшую обращаться с оружием, а также всех графов, рыцарей и баронов, каких только удалось пригласить. Это был второй из его больших зимних турниров. На нем также присутствовала королева Филиппа со стайкой королевских отпрысков.

Томас тоже был уже на родине. Он не погиб. Но и не разбогател. Выражение его лица было унылым.

– Я не сколотил состояния, – сообщил он мне мимоходом.

Вот так-то.

А сейчас мы с восхищением наблюдали за происходящим и видели, как Эдуард с экстравагантной непринужденностью выбивал из седла своих противников. Видели, как Томас со своей белой шелковой повязкой, поблескивавшей в прозрачном морозном воздухе, наносил сильные удары и, несмотря на свой физический недостаток, в конце концов выиграл приз. Видели, как граф Солсбери, знаменитый отец Уилла, исполненный былого величия и в прекрасном настроении, вернулся к обычной своей жизни, устремившись на своего соперника, графа Маршалла. Топот копыт, громкие крики болельщиков и разочарованные стоны тех, кто проиграл свою ставку, поставив не на того рыцаря. Мы наблюдали за всем этим, и день действительно складывался славный и запоминающийся. А затем вдруг наступила странная тишина, предвестница беды, и внимание всей толпы переключилось на место инцидента.

Граф Солсбери был выбит из седла.

Он лежал на земле, а его ускакавшего коня уже бросились ловить пажи.

Граф в своих доспехах напоминал какого-то жука в панцире; лицо его по-прежнему было скрыто под опущенным забралом шлема.

Конечно, он сейчас поднимется. Встанет на ноги, вновь вскочит на коня и поедет обратно, выслушивая слова сочувствия по поводу этой неудачи от друзей и дам из королевской ложи.

Но граф продолжал лежать на земле неподвижно.

А затем его сквайр, стоявший рядом на коленях и силившийся снять его шлем, отчаянными жестами попросил помощи. Он размахивал руками, и лицо его становилось все более встревоженным.

Эдуард первым подскочил к упавшему, оттолкнув сквайра в сторону; сразу за ним последовал Уилл, выскочивший из рядов команды Монтегю, где он выполнял обязанности оруженосца. Графиня Кэтрин подле меня странно застыла на месте, высоко подняв подбородок.

– С ним ничего не случится. Ему и раньше приходилось падать с лошади.

Но руки ее на коленях были крепко сжаты в кулаки, а у меня в груди зашевелился холодный страх, когда я увидела, как король поднял голову и растерянно провел ладонями по своим щекам.

Граф так и не поднялся.

Он находился в тяжелом состоянии, без сознания и не мог говорить, даже когда его отнесли в помещение. Над ним колдовал один из докторов короля, который постоянно хмурился, а позже, в тот же день, шестеркой лошадей из королевской конюшни была запряжена карета, чтобы отвезти его в их фамильную резиденцию в Бишеме, в новое поместье графа, которое он так любил. Такое решение было принято, потому что графиня Солсбери посчитала, что в данной ситуации так будет правильно.

Мы с Уиллом угрюмой кавалькадой поехали вместе с ними.

На лице короля, наблюдавшего за нашим отъездом, читались скорбь и страх.

Мы находились у кровати графа, когда тридцатого января он скончался в Бишеме-Мэнор, так и не приходя в сознание. Мы были рядом с ним, когда его натужное дыхание вдруг запнулось, а потом затихло навсегда. Священник перекрестил его лоб. Мы склонили головы в скорбной молитве; его оплакивали все домочадцы. Как трагично, что графа, вернувшегося наконец домой, к семье, к своим привилегиям, сохранившего репутацию бесстрашного воина и советника короля, нашла такая нелепая смерть во время рыцарского турнира.

– Второго такого, как он, уже не будет никогда. Великий человек и благородный воин. – Гордость не позволяла графине плакать, глаза ее были сухими, но застывшими от горя. – Король потерял своего преданнейшего друга. Такого не заменить. Он был первым и величайшим из Монтегю, графов Солсбери.

Я слышала, как Уилл судорожно втянул воздух, после чего резко развернулся на каблуках и вышел. Почувствовав его обиду как за смерть отца, так и за слова матери, что Уиллу никогда не стать вровень с ним, я протянула было к нему руку, чтобы остановить его.

– Пусть идет, – холодно сказала графиня, измучавшаяся за время ожидания скорой смерти супруга. – Мой сын достаточно взрослый, чтобы принять на свои плечи всю ответственность и свои обязанности. Он должен почувствовать себя на месте отца, как бы неправдоподобно это ни казалось.

Брат Уилла и четыре его сестры стояли рядом в нерешительности.

Я не думала, что могла бы простить ее. Я видела приближение смерти, но Уилл такого не ожидал. Как не ожидал он от матери и немедленных упреков относительно того, что он всегда будет жить в тени своего отца. Я сделала реверанс графине.

– Думаю, что ему не следует оставаться сейчас одному, миледи. Нет никакой необходимости, чтобы он брал на себя впечатляющую роль своего отца прямо сейчас. Это может подождать до завтра.

И прежде чем она успела что-то возразить, я ушла, чтобы найти его. Впрочем, это было несложно, потому что я знала, куда он пойдет. Уилл был не тот человек, который станет искать уединения в часовне, чтобы помолиться. Вместо этого он оказался на конюшне, где трепал по мощной шее любимого коня своего отца, приговаривая какие-то нежные слова, которых я не расслышала.

– Уилл…

Поколебавшись немного, он перестал гладить блестящую шкуру на крепкой шее животного.

– Не хочу об этом говорить.

Не став с ним спорить, я просто подошла и тронула его за плечо. Он быстро сбросил мою руку, но я все равно нежно погладила его по затылку. Затем я приникла к его спине, и он в конце концов обернулся и позволил себя обнять: за все годы после нашей свадьбы это были первые наши объятия, порожденные чувством близости и сострадания. Он не плакал, но тело его было напряжено от переполнявших его чувств, которые мне трудно было распознать. Когда же он все-таки немного расслабился, я погладила его по голове.

– Мне очень жаль, Уилл.

Рыцари и раньше погибали или получали серьезные увечья во время рыцарских турниров à plaisir, но это было слабым утешением для Уилла, боготворившего своего отца, который действительно был великим воином. Повергнутый в шок, он притих и был молчалив.

– Такая смерть намного лучше очень многих других, – попыталась как-то успокоить его я. Лучше публичной казни, например. Лучше, чем когда голову отделяет от тела какой-нибудь некомпетентный мерзавец. – Он сохранил свое достоинство до самого конца.

– Он был хорошим отцом.

– Да, любящим и заботливым.

Вдруг Уилл поднял голову, как будто его неожиданно осенила совершенно новая мысль.

– Теперь я граф.

– Конечно.

– Я не ожидал такого.

– Ну что ты. Конечно ожидал.

– Я не это хотел сказать… Думал об этом, разумеется, но не так скоро.

– Ты будешь замечательным графом. Таким же, каким был твой отец.

– Но я не буду близким другом короля.

– Не будешь. Потому что вас слишком разделяет ваш возраст. Но ты будешь одним из самых преданных советников короля и его солдат.

– Ты очень веришь в меня. Во всяком случае, больше, чем моя мать.

– Я знаю тебя всю жизнь.

– Но ведь она тоже.

Мы немного посмеялись над его глупым замечанием.

– Ты хоть сознаешь это, Джоанна? Сегодня мы с тобой оба стали взрослыми, встретив свою судьбу, – сказал Уилл, попутно забирая свой меховой воротник от зубов громадного дружелюбного коня, обиженного нашим невниманием. Я вопросительно взглянула на Уилла. – Потому что теперь ты графиня Солсбери.

Вот так-то. Граф с графиней стояли на конюшне, а в них тыкался своим влажным носом огромный любопытный зверюга. Я стерла со щек Уилла остатки слез.

– А ты не плакала, – сказал он, но без осуждения, а как бы просто констатируя факт.

– Он же не мой отец. Я уверена, что по своему отцу я в свое время плакала, хотя и не знала его. – Сама я этого уже точно не помнила.

Уилл крепко сжал мою руку:

– Я не могу быть таким же, как мой отец.

– Конечно. Ты – это ты. Но ты тоже можешь стать таким же известным. И почему бы тогда королю не взять тебя себе в друзья? Дружба необязательно должна зависеть от возраста.

– Так что же мне сделать, чтобы стать другом короля?

– Поговори с ним. – Я вспомнила, как беседовала с Эдуардом о картах и короле Артуре.

– Поговорить?.. – Я заметила, что на лице его мгновенно появилось выражение паники. – О чем я могу с ним говорить?

– Ну, о войне… о картах… о часах…

– О часах?

Паника Уилла усилилась.

– Да, наверное, не стоит об этом, хотя Эдуард любит такие темы. Находит их интригующими. Поезжай с ним на охоту. С соколами. Это ты можешь сделать. Король всегда будет тепло относиться к тебе благодаря твоему отцу, и это тебе пригодится. Но тебе нужно самому зарабатывать доброе отношение.

Это казалось мне вполне разумным. Все, что нужно было Уиллу, – это постараться в течение нескольких лет.

– Тебе легко рассуждать. Ты его кузина.

– Поверь мне, Уилл, тебе это будет сделать намного проще. Ты мужчина, а не просто какая-то девчонка. К тому же теперь ты граф Солсбери.

Уилл часто заморгал, как будто до него наконец дошел смысл моих слов.

– Благодарю вас за вашу поддержку, миледи. Ух ты! Граф и графиня Солсбери… – Он снова усмехнулся, но быстро осекся. – А раз так, нам предстоит многое сделать. Мой отец четко это прояснил. Давай пойдем к моей матери и расскажем все, что ей необходимо знать относительно похорон моего отца.

Мы с ним были графом и графиней Солсбери.

Уильяму было шестнадцать. Как и мне.

Мы торжественно похоронили графа со всеми почестями в монастыре в Бишеме, который он сам основал и где, по его завещанию, хотел найти свой вечный покой. После этого мы с Уиллом вернулись ко двору, оставив скорбящую вдовствующую графиню, которой нужно было время, чтобы смириться с тем, что теперь я сместила ее в иерархии семейства Солсбери, заняв ее положение если не по авторитету, то, по крайней мере, по титулу.

Изменения при королевском дворе, произошедшие после тех трагических январских событий, были заметны сразу, и мы быстро уловили их суть во всей их полноте.

Королева, носившая еще одного ребенка, была скорбно молчалива, сознавая, какой тяжестью была для короля потеря человека, которого он считал своим ближайшим другом. Что касается самого Эдуарда, то он страдал оттого, что теперь рядом с ним не было графа Солсбери, который мог дать ему совет или вовремя польстить, с которым можно было бы пошутить и посмеяться. Нед, тоже неестественно печальный, был слишком молод, чтобы занять место графа, – да он и не пытался этого сделать. Король гулял, беседовал, ел, но повсюду его окружала пустота, которую некем было заполнить. Но что еще хуже, он, казалось, потерял интерес к планам учредить рыцарский орден, после того как ушел из жизни самый прославленный из его рыцарей, человек, бывший рядом с ним в ту памятную ночь, когда он вернул себе свой трон, отобрав его в Ноттингемском замке у графа Мортимера.

Было трудно поверить, что как раз накануне этого злополучного турнира Эдуард, стоя между графом Солсбери и графом Дерби, поклялся на святой Библии возродить традиции Круглого стола в духе короля Артура и построить грандиозное круглое здание, в котором должны были разместиться триста рыцарей, приглашенных им для того, чтобы присоединиться к ордену. Теперь же это строение, которое он закладывал с такой радостью и надеждой, стояло незаконченным, зарастая паутиной.

Все вокруг было окутано гнетущей печалью.

– Поговори с ним, – подбивала я Уилла, которого, несмотря на его новый графский титул, все еще охватывала паника при мысли о короле. – Старайся быть не слишком оживленным и расскажи ему про твои новые гобелены для особняка в Бишеме. Это будет несложно.

– Пойдем со мной…

– Разве это поможет тебе? Иди и почувствуй себя мужчиной среди мужчин.

Я не могла все время поддерживать его. Поэтому, пожелав Уиллу удачи, я отправилась проследить за нашим переездом в апартаменты дворца, предназначавшиеся для графа и графини. Все действительно оказалось несложно. По мере того как зимний холод постепенно отступал в преддверии весны, настроение короля улучшалось, и вскоре его двор снова засиял прежним блеском. К моменту начала воздержаний Великого поста он уже напоминал то, каким я знала его в лучшие времена, а Уилл буквально расцвел, почувствовав уверенность в себе, какой прежде не было.

– Какая счастливая случайность, Джоанна.

Сэр Томас Холланд, до сих пор хмурый после январской трагедии, учтиво поклонился мне.

– Сэр Томас. – Я сдержанно присела в реверансе, чувствуя приближение неловкой перепалки. – Я тоже рада видеть вас.

При таком официальном общении на нас вообще никто уже не обращал внимания. Дело сделано, все решено, прошлое осталось в прошлом со всеми его сомнениями и дебатами. Моя мать, покинув двор, уехала по делам одного из своих собственных поместий в Касл-Донингтоне в глубоком убеждении, что эта трагическая смерть еще крепче привязала меня к моему браку с Уиллом.

– Графиня Солсбери. – Томас поклонился еще раз. – Что ж, похвально, миледи.

Я уставилась на него, и мне очень не понравился злобный блеск его здорового глаза, когда он продолжил:

– Полагаю, это обстоятельство имело решающее значение в перемене ваших взглядов на наше супружество, к моему сожалению. Теперь мне, видимо, не стоит рассчитывать на восстановление вашей лояльности по отношению ко мне. Это путь в совсем другой мир. – Я вопросительно подняла брови, и Томас пояснил: – Зачем вам отказываться от всего этого… – Он вздернул подбородок, указав на дорогое платье, меха, ливрейное ожерелье и корону, положенную мне как супруге графа. – Ради роли жены какого-то придворного рыцаря?

Я готовилась на встречу с высокопоставленным заморским сановником, который приехал заключать альянс с королем Эдуардом. И по этому случаю была разодета со всей роскошью в духе Монтегю – на мне были шикарное платье с рисунком из красных и белых ромбов и мехá горностая, в которые я была укутана с головы до ног.

Я продолжала смотреть на Томаса, не обращая внимания на непринужденную привлекательность его собственного наряда с изображением красивого серебряного льва, стоящего на задних лапах, которым была украшена туника, и чувствовала, как начинаю закипать от злости. Неужели он считал мою преданность ему настолько бессмысленно эфемерной, что Уилл мог приковать меня к себе этим неожиданно свалившимся на нас благородным титулом? Ясное дело, думал он именно так. Но жизнь в обстановке, когда Уилл продолжал горевать по отцу, а мне приходилось постоянно противостоять вдовствующей графине, разочаровала меня. Поэтому сейчас, обидевшись на клеветнические обвинения Томаса относительно моей прямоты и честности, я была не в настроении ни опровергать его догадки, ни оправдываться.

Я погладила ладонью великолепный мех, наслаждаясь его нежным прикосновением.

– И действительно – зачем? – сказала я. – Да, сэр Томас, я всегда мечтала ходить в горностае и носить графскую корону с золотыми листьями земляники. В конце концов я все-таки решила согласиться на этот брак с Солсбери. Возможно, я даже полюблю Уилла и еще буду радоваться, рожая ему наследников.

– Конечно, вы вполне можете достичь этого.

Томас сжал зубы, а моя напряженная спина стала прямой и жесткой, как алебарда.

– Быть просто принцессой абсолютно не идет ни в какое сравнение с тем, чтобы стать графиней через брак, – добавила я. – Именно этого я всегда хотела. Я удивлена, что вы до сих пор не смирились с этим. У нас с вами, сэр Томас, нет никакого будущего.

– С этим я соглашусь. Благополучием и высоким положением пренебрегать непозволительно. – Он был так же зол, как и я. – Боже правый, разумеется, это лучше, чем все, что мог бы предложить я! Просто я никогда не мог подумать, что вы можете быть такой капризной и даже развязной в том, как выказываете свои предпочтения. Скорость, с какой вы меняете коней на переправе, буквально пугает. Мне следует поучиться этому у вас.

– Но на самом деле вы меня совершенно не знаете.

– Но уже начинаю узнавать. – Он галантно склонил голову. – Вы, безусловно, приняли для себя самое благоразумное из всех возможных решений.

Теперь я уже разозлилась не на шутку. Да как он посмел называть меня капризной в своих предпочтениях! А что до моей развязности…

Я забыла о царственной сдержанности, к которой обязывала меня корона графини с золотыми листиками земляники.

– Это я капризная? Когда я выходила за вас, это произвело на меня сильнейшее впечатление. Я думала, что наши сердца теперь связаны друг с другом небесами. Но так и не заметила, чтобы ваше сердце было увлечено чем-то еще, кроме доброго здравия ваших лошадей к началу следующего турнира.

Я была не в настроении смягчать выражения, потому что хорошо представляла себе, в каком направлении двигались рассуждения моего признанного возлюбленного. Как дерзко и самонадеянно с его стороны было считать, что меня соблазнил неожиданный статус графини. Как это унизительно! И как тревожно то, что мне и самой в голову приходили те же самые мысли. Жить в качестве графини Солсбери будет намного более удобно и приятно, чем в роли леди Холланд.

Ответ Томаса был язвительным.

– А что в этом такого? Разумеется, я забочусь о благополучии моих лошадей. А чего вы, собственно, ожидали от меня? Признаний в пылкой любви к вам на каждом шагу, при первой возможности?

– Конечно нет!

– От физического состояния моих коней зависит моя жизнь.

– Ха! В них и заключаются ваши приоритеты.

– Послушайте меня, Джоанна. – Внезапно он вцепился в мои дорогие горностаевые меха и безжалостно сжал их в кулаке. – Я считаю своим долгом не обращаться и не прикасаться к вам, пока наш с вами брак не будет признан официально. Может, я и не граф, но я знаю, что такое честь. В настоящий момент я как будто… – с поэтическими метафорами у Томаса всегда наблюдались проблемы, – заключен в темницу, где все черно и расплывчато и откуда нет выхода. И пока я не заработаю достаточно денег, вам суждено оставаться в оковах графини Солсбери. Вам это может даже понравиться.

Это напоминало попытку следовать за кошкой, бегущей по лабиринту.

– Мне показалось, что вы только что сами согласились, что сохранить свои меха было бы наилучшим вариантом для меня… для нас обоих.

– Я не соглашался, а утверждал, что, по-моему, такое могло прийти вам в голову.

– Вы ни малейшего понятия не имеете, что у меня в голове.

– Ну, тогда насколько я знаю. – Воздух между нами звенел от напряжения. – Мне нужна еще одна война.

– Что ж, это, по крайней мере, избавило бы меня от одного из моих мужей. Что определенно лучше, чем иметь двух сразу. Тем более что полных супружеских отношений у меня нет ни с одним!

Он вдруг задумался и не ответил, как я на то рассчитывала, а просто убрал от меня руки и взялся за свой пояс, на котором висел меч. Я разгладила свой смятый горностай.

– Мне нужна какая-то работа, Джоанна.

Злость моя, к сожалению, обернулась насмешкой.

– Но что вы умеете делать? Кроме умения драться?

Мы с ним попались в западню, в липкую паутину, которую сплели собственными руками. Возможно, для меня было бы лучше, если бы я согласилась на жизнь с Уиллом, которая, признаться, была довольно приятной, но лишенной той искры радостного возбуждения, какая утром подняла меня с постели в предвкушении того, что сегодня я снова увижу Томаса, пусть даже всего на несколько коротких минут. В жизни с Уиллом, даже если я буду злиться на него, все равно не будет того яркого конфликта, обостряющего и оголяющего все чувства. Скрещивая мечи с Томасом, я чувствовала пьянящее головокружение от непредсказуемости происходящего между нами. А стычки с Уиллом скорее были похожи на то, что без толку молотишь кулаками в мягкую подушку.

И я знала, что предпочла бы.

– Неужели нет ничего другого, в чем вы могли бы найти себе применение?

– Я рыцарь. Солдат. Человек, который сражается.

– Я не имела в виду, что вы вдруг станете обрабатывать землю, как крестьянин.

Он нахмурился, и взгляд его устремился куда-то вдаль, как будто этими словами я заронила зерно новой идеи в его голове.

– О чем вы думаете?

– Вас это не касается.

– Мне не нравится ваш ответ.

– От меня вы не получите объяснений. – Затем он пожал плечами. – Скажем так: участие в военных походах дает человеку много разных стрел в его колчан.

Эта его образность ничего не проясняла.

– Я никогда не видела, чтобы вы пользовались луком.

– О, я прекрасный стрелок. Думаю, я уже знаю, в чем проявлю себя.

– До следующей войны.

– Разумеется. – Внезапно он пронзительно взглянул мне прямо в глаза. После чего без предупреждения затолкал меня в угол – какое-никакое, но все же укрытие – и, предварительно оглянувшись через плечо, с чувством поцеловал меня в губы. – Не люблю действовать скрытно. Мне это не по душе, но сколько уже времени прошло с тех пор, как я делал это в последний раз? – Он поцеловал меня еще раз, и мне вдруг стало очень жарко под узорным дамаском моего платья. – Так какова цена чести, Джоанна? Я только что грубо нарушил все принципы рыцарского поведения, о которых вам заявлял.

Я хотела ответить ему, что действительно прошло слишком много времени, что я совершенно не против, как бы постыдно это ни выглядело, но не успела, потому что он уже удалялся от меня своим широким шагом, оставив меня в полном недоумении. Что он задумал? У меня появилось стойкое ощущение, что мне это не понравится.

А вот поцелуй его мне понравился, даже очень. Он вдруг пробудил чувства, которые я уже стала забывать.

Итак, о чем же я думала?

Обо всем, в чем винил меня Томас, потому что смерть графа полностью разрушила порядок моей жизни, смешав ее фрагменты и составив из них совершенно иные картины и формы, словно в детской настольной мозаике. Сейчас я была графиней Солсбери, перед которой открывалось прекрасное будущее в виде богатства, обширных земельных владений, завидного положения при дворе в самом ближайшем окружении короля и королевы. И это не то, чем можно было бы пренебречь, если я в перспективе видела себя влиятельной особой.

С другой стороны, меня и так всегда считали своей в семье короля и королевы. Так что в этом смысле я от замужества с Солсбери ничего не выигрывала, мне это было ни к чему. Потому что не давало ничего такого, чего у меня, как дочери графа Кента, и так не было. Кроме разве что постоянства, которое обещал титул Уилла.

Но почему я должна ставить положение графини выше брака с человеком, которого я любила достаточно крепко, чтобы выйти за него, несмотря на такое мощное сопротивление?

Впрочем, одно важное преимущество все же было. Я тихонько вздохнула.

– Я графиня Солсбери, – вслух произнесла я. – А это значит, что я неуязвима для любых скандалов.

В этом был свой смысл. Прими мужа, который дан тебе судьбой, посоветовала я сама себе. И, как говорится, по одежке протягивай ножки. В противном случае рискуешь нарваться на крах и неописуемые беды.

Все это, конечно, хорошо.

Но почему я так разозлилась на Томаса? Потому что титул, дорогие наряды и корона графини действительно привязали меня к браку с Уиллом еще крепче. Бегство от него стало немыслимым. И когда мои первоначальные планы расстроились, а желания поменяли свою направленность, я сорвала свое раздражение на моем отважном рыцаре. Теперь я уже раскаивалась в своих эгоистичных нападках на него, а после этого поцелуя была вынуждена признать, что Томас до сих пор имеет власть надо мной и способен заставить меня потерять голову и забыть обо всем на свете. А также захотеть того, чего я хотеть не должна.

И все-таки, что же он задумал?

Вспоминая, как холодно он отозвался о своих планах, я подозревала, что могу счесть их абсолютно неприемлемыми.

– Джоанна. Джоанна!

Я зевнула и продолжила читать. Я была одна и наслаждалась своим уединением, погрузившись, что мне удавалось редко, в приятное чтение о романтических приключениях несравненного сэра Галахада в его поисках Священного Грааля. В этот момент из комнаты Уилла, находившейся по соседству, стали раздаваться звуки, которые ни с чем не спутаешь: грохот сброшенных на пол сапог, а также стук открываемых и захлопываемых крышек тяжелых сундуков. Увы, моему умиротворению осталось жить недолго.

Уилл посчитал необходимым вернуться в Бишем; это был довольно короткий визит, длившийся, если не ошибаюсь, не больше недели, после чего он снова приехал ко мне сюда, в Вестминстер. Я решила, что дам ему пять минут на то, чтобы дверь между нашими комнатами распахнулась.

Так и есть. Даже пяти минут не потребовалось. Он сменил свой дорожный наряд на кожаный костюм для охоты. Я подумала, что вид у него какой-то вороватый, когда он широким шагом прошел через всю комнату и, взяв меня за руку, поцеловал в щеку.

– Так вот ты где, Джоанна.

– Как идут дела в Бишеме? – поинтересовалась я.

– Тяжко. Моя мать считает, что мне следует оставаться там, чтобы вникнуть в дела поместий, хотя я и не буду полностью распоряжаться ими, пока мне не исполнится двадцать один год. Моя мать думает, что я должен уже привыкать. И бабушка ее поддерживает.

Я следила за ним, пока он нетвердой походкой бродил туда-сюда между табуретом и окном. Мысли его находились в смятении.

– А сам ты что думаешь по этому поводу, Уилл?

– Я не уверен. – Затем он криво усмехнулся. – Когда моя мать отдает мне распоряжение поговорить с управляющим, с советом моего отца или даже просто с поваром, которому нужно сказать, что моя бабушка может есть, а что не может, у меня такое чувство, будто на лодыжках висят кандалы.

– Я понимаю, о чем ты думаешь. – Поднявшись, я взяла его под руку. – Ты бы намного охотнее взял свой меч и отправился вместе с королем в очередной военный поход. – Я уже хорошо изучила Уилла. Я знала, как он будет реагировать и как заставить его сказать мне самое худшее. – Пойдем со мной, прогуляемся. Король до сих пор все еще разговаривает с Филиппой.

Выйдя из наших апартаментов, мы медленно направились в сторону королевских покоев.

– Так поступил бы мой отец. – Уилл на секунду болезненно скривился. – Поэтому и я должен. Но все это не так просто…

– Конечно просто. – Не то чтобы я очень хотела, чтобы Уилл поскорее уехал во Францию поучаствовать там в какой-нибудь битве; однако пришло время избавиться от узды, в которой его держала мать. – Кто управлял вашими поместьями, когда отца там не было? Когда он был в плену во Франции? Я уверена, что графиня этого не делала. Это моя мать могла совать свой нос куда попало, в любую дырку у себя в поместьях, но далеко не всякая жена или вдова стремится надзирать за каждой малозначительной мелочью в хозяйстве, от порядка в спальне до погреба.

– Это делал наш управляющий, – сказал Уилл. – И совет моего отца, состоящий из рыцарей и духовников. Они принимали решения по всем возникающим вопросам. У моей матери не было к этому ни интереса, ни должного усердия, ни даже амбиций. Нет, она, конечно, присматривала за тем, как везде идут дела, а если и нет, то это определенно делала моя бабушка. Несмотря на обманчивую внешность, моя бабушка – до неприятности проницательная пожилая дама, даже притом, что отказывается есть жареное мясо.

– Так почему это не может продолжаться подобным образом и дальше?

– Наш управляющий уже стар. Думаю, его назначала на эту должность еще моя бабушка. Зрение начинает подводить его.

– Тогда назначьте другого.

Уилл вдруг резко повернулся ко мне, и я взглянула на него. В голове у него явно продолжала крутиться одна навязчивая мысль, и это тревожило меня. А когда он растерянно и часто заморгал, я догадалась, в чем там дело.

– О нет, – сразу сказала я.

– Но ты могла бы это сделать.

Конечно, я могла бы. У меня есть способности. Есть усердие. Есть образование, а если чего-то недостает, то я могу научиться этому, причем довольно быстро. Однако, как и у вдовствующей графини, у меня не было интереса и стремления стать главной в собственных поместьях. Я могла бы регулярно просматривать бухгалтерские книги под руководством управляющего, но не имела ни малейшего желания проводить каждый день, вникая в разные детали относительно собственности семейства Солсбери. Я видела себя при дворе, в водовороте дворцовых подводных течений, интриг и политических сплетен, а не занимающейся тем, чтобы ежедневно заказывать трапезу для всей семьи, а потом следить за тем, что нам подали.

– Нет, – уже более решительно заявила я. – Найми себе управляющего. Деньги у тебя есть.

– Ничего у меня нет. Вообще ничего, пока я не достигну совершеннолетия.

– Тогда обратись к королю. Он отнесется к этому с пониманием. И не позволит тебе прозябать в нищете.

Однако на этот раз Уилл оказал более серьезное сопротивление, чем я ожидала.

– Я не могу нанять кого попало. Мне нужен человек умелый и преданный, опытный в обращении с людьми и деньгами. – Я видела, что чем больше он говорил, тем больше убеждал себя в том, что выбранный им вариант – лучший. Сам заниматься поместьями Уилл не желал, а когда вспомнил о плачевном состоянии своих финансов, взоры его тут же обратились ко мне. – Но почему ты не можешь взять это на себя, пока я буду воевать?

Таким вот образом мы пришли к нашей с ним первой серьезной размолвке. Я не собиралась связываться с чернилами, книгами учета и мерными рейками[15], чтобы не стать такой же отталкивающей, как вдовствующая графиня.

– Если ты думаешь, что твоя мать с бабушкой позволят мне распоряжаться в Бишеме вразрез с их желаниями, ты просто безнадежно глуп!

– Они обязательно позволят, если я им это прикажу.

Иногда Уилл мог быть поразительно наивным. Вот и сейчас, не желая оставлять все, как оно есть, и считая, что я являюсь идеальным ключом к решению всех его проблем, мой супруг настаивал на своем, не замечая, насколько он эгоистичен, и не собираясь признать это.

– Я предпочитаю танцевать, а не заниматься бухгалтерией.

К этому времени мы уже дошли до Большого зала.

– А ты не можешь делать и то, и другое? Если бы ты только…

– Если я возьмусь за это, то буду соглядатаем вашего стареющего управляющего до конца своих дней. Найми другого. Человека молодого, амбициозного и благоразумного.

– Но у тебя же полно свободного времени. Тогда как я должен ехать на охоту.

– Охота? Вот это достойное занятие! Ты будешь развлекаться, пока я стану сбивать в кровь пальцы, разбираясь с мерными рейками и бесконечными списками доходов от ренты!

Уилл казался обиженным.

– Ты же сама сказала, что мне нужно больше времени проводить с королем.

– Но не за счет того, чтобы уклоняться от управления поместьями. Этим пренебрегать нельзя.

– Ну пожалуйста, Джоанна… – продолжал подлизываться Уилл, пользуясь своей улыбкой, обладавшей особым очарованием.

– Нет.

– Милорд…

Мы дружно обернулись. Перед нами стоял сэр Томас Холланд, также одетый для охоты, с соколом на затянутой в кожаную перчатку руке, со сворой собак у его ног и парой возбужденных пажей за спиной.

Уилл, все еще находясь под впечатлением от моего отказа, учтиво приветствовал его кивком. Я же не пошевелилась, продолжая просто стоять на месте.

Томас выглядел очень торжественно и несколько официально.

– Милорд. Я бы хотел коротко переговорить с вами до появления короля.

Я переводила свой взгляд с одного на другого, а Томас тем временем как-то небрежно кивнул в мою сторону, как будто намекая этим, что я должна отойти и предоставить им возможность для мужского разговора. Уилл, казалось, был удивлен этим не меньше моего. Я же надела на лицо приличествующую ситуации маску безучастности, но никуда отходить, конечно, и не подумала.

– У меня есть к вам предложение, милорд.

– Предложение? Какого рода?

Я все еще не догадывалась, какую еще разрушительную молнию задумал метнуть Томас в наш с Уиллом союз.

– Мне кажется, что мое предложение сулит нам взаимную выгоду.

После этих слов Уиллу удалось принять настороженный вид. Может быть, он уже и убедил себя, что Томас отказался от претензий на меня, но, чтобы его подспудная подозрительность умерла окончательно, требовалось еще очень много времени.

– Взаимную выгоду?

– Да, я так думаю. Теперь, когда вы стали графом Солсбери. Мы с вами оба думаем о военной службе, но пока таких предложений нет.

– Что ж, это правда. Я надеюсь, что король в скором времени увидит необходимость в новой французской кампании…

Внезапно они на моих глазах превратились в братьев по оружию, обсуждающих военные действия. Оставив их за этим занятием, я отошла туда, где появилась разодетая в шикарное платье из зеленого атласа Изабелла, готовившаяся ехать на охоту со своим отцом. Не успела я отойти и на двадцать шагов от них, как мой слух уловил, что их оживленные обсуждения достоинств одного меча или шлема перед другими вариантами подошли к концу.

– …Мои услуги, – донеслось до меня окончание фразы Томаса. – Насколько я понимаю, вы в них нуждаетесь.

Я не верила собственным ушам. Игнорируя Изабеллу, я тут же повернула назад и успела услышать, как Уилл признался:

– Да, это так. Я как раз только что обсуждал этот вопрос с Джоанной…

– Я мог бы помочь в решении вашей проблемы.

Я заметила, как лицо Уилла посветлело.

– Насколько я понимаю, сэр Томас, вы предлагаете мне воспользоваться вашим богатым жизненным опытом?

– Да. Я убежден, что вы оцените его в полной мере и это будет выгодно для нас обоих.

Уилл выглядел так, как будто с его плеч свалилась тяжелая ноша. В считаные секунды я уже стояла рядом с ним.

– Насколько мне известно, вы не обладаете особыми талантами в этой области, сэр Томас, – строго заявила я.

Томас признал это, но тут же с готовностью возразил, причем ответ его адресовался исключительно Уиллу.

– Уверяю вас, милорд, если я могу организовать военные действия и повести людей в бой, то, безусловно, смогу контролировать управление поместьями Солсбери. И смогу найти общий язык с вашим советом. Мне необходимо зарабатывать. А вам нужен управляющий. Для меня было бы большой честью служить лично вам и вашей семье.

Это была чистой воды декларация, и, хотя вроде бы все говорилось правильно, я вдруг почувствовала холод от подступившего страха, несмотря на то что я успела восхититься той нахальной дерзостью, с которой Томас хватался за представившийся шанс. Любой, кто сейчас посмотрел бы на сэра Томаса, никогда бы не усомнился, что с его стороны это совершенно искреннее предложение; а я и не знала, что он такой мастер прикидываться.

А может быть, он и не притворяется? Ничто не могло убедить меня, что это будет правильный шаг. Уилл, похоже, тоже думал о том же, глядя на меня с таким выражением, будто это я пригласила Томаса сделать это предложение. Вздохнув, я лишь слегка пожала плечами. У меня не было желания жить в доме, где я буду поддерживать видимость приличествующего нашей ситуации сосуществования. Но сначала я хотела выслушать, что на это скажет Уилл.

– Как уже правильно заметила моя жена, у вас нет опыта управления хозяйством.

Губы Томаса скривились в улыбке.

– Участие в военных походах дает человеку много разных стрел в его колчан.

Я вспомнила, когда я слышала от него это выражение. Так вот что он тогда планировал! Я бросила на Томаса взгляд, не дававший возможности усомниться в моем неодобрении.

– Это может сработать. – Избегая смотреть мне в глаза, Уилл тер большим пальцем подбородок; я уже знала, что он делает так, когда принимаемое решение связано с риском. Нет, это определенно не сработает. Я уже набрала в легкие воздуха, чтобы предложить Уиллу взять время на обдумывание и рассмотреть другие – любые другие – альтернативы, когда на плечо Уилла легла чья-то тяжелая рука и в нашу беседу вмешался четвертый участник.

– Прекрасный выбор, я бы сказал.

Все мы были так увлечены своими переговорами, что никто не слышал, как к нам подошел король. Эдуард выглядел бодрым и веселым.

– Я поддержу вас, молодой человек. А с вами, Томас, немного поделюсь опытом, пока вы, благодаря своим амбициозным устремлениям, сами не станете землевладельцем и пока в вашем распоряжении не будет достаточно сундуков с заработанными на турнирах деньгами. Вам ведь нужно оставить своим наследникам нечто большее, чем потрепанные в боях рыцарские доспехи и бряцающая связка боевого оружия.

Пресвятая Дева! Эдуард сам не ведал, что он сейчас делает.

– Но, сир, мы еще не рассмотрели кандидатуры других управляющих, – попробовала возразить я.

– К чему утруждать себя этим, когда все можно решить одним рукопожатием, после чего мы отлично встряхнемся во время доброй скачки на охоте с нашими гончими. Если все упирается в деньги, то я, Уилл, могу оказать вам материальную поддержку, пока вы сами не сможете распоряжаться своими средствами. Ну же! – Он снова похлопал Уилла по плечу. – Обо всем договорено, и теперь у вас есть ваш новый управляющий!

Просияв, король двинулся дальше, сопровождаемый пестрой гурьбой своих охотничьих псов, оставив позади Томаса с Уиллом, которые тут же пожали друг другу руки, очень довольные этой сделкой.

Как уже сказал король, теперь у нас был наш новый управляющий.

Уилл явно испытывал облегчение.

– Мы еще должны обязательно поговорить об этом, сэр Томас. Ты идешь, Джоанна?

А зачем мне было оставаться? Послушать, как эти двое мужчин будут обсуждать обустройство дома, где нам предстояло жить втроем? Я бы, пожалуй, осталась, если бы могла допустить, что они прислушаются хотя бы к одному моему слову. Уилл вообще рассматривал это предложение как манну небесную, потому что за эту службу он не должен был платить Томасу слишком много. Что же касается мотивов Томаса, то я пока не могла их разгадать. Как и мотивы короля, который невольно благословил всю эту процедуру принятия решения.

С большим трудом контролируя себя, я натянуто улыбнулась и со смиренным видом оставила их обсуждать условия сделки.

Я не собиралась допускать, чтобы эта наша странная ménage à trois[16] проистекала не контролируемым мною образом, – моя гордость не могла принять такую возмутительную ситуацию. То, что никто из них не озвучил ни одного возражения против такого нового устройства нашей жизни, было абсолютно неприемлемо. Если бы кто-то посторонний узнал всю правду о нашей неразберихе с браками, нас бы просто смешали с грязью. Поэтому я была готова драться не на жизнь, а на смерть, чтобы помешать этому.

И что же такого ты теперь сделаешь?

Этот мой вопрос к самой себе оставался без ответа, поскольку соглашение одобрил сам Эдуард, а Уилл видел во всем этом лишь возможность переложить свои тяжкие обязанности на чужие, гораздо более широкие и крепкие плечи. Я не видела способа, каким можно было бы нанести хоть малейший урон этой новой схеме. Одно мне было понятно: я не перенесу, если мы втроем будем жить под одной крышей, да еще вдобавок с матерью и бабушкой Уилла.

Конечно, ничего этого не случится. Разумеется, в последний момент, где-нибудь между загонами очередного зверя, Уилл все-таки вспомнит, что Томас имеет притязания на меня как на свою законную жену. И это, ясное дело, станет для него сильнейшим аргументом, чтобы все-таки отказать Томасу.

Я очень злилась на Томаса, который заставил меня все утро так переживать. О чем он вообще думает? В нашем общем доме не могло происходить ничего аморального, хотя я не думала, что Томас стремился именно к этому. В первую очередь он был человеком строгих принципов. Человеком, который свято чтит долг и преданность. А значит, за этим таилась какая-то необычная хитрость.

– Что-то случилось? – спросила у меня Изабелла, собиравшаяся поехать вслед за своим отцом.

– Абсолютно ничего. Я бы не советовала тебе ехать на охоту в этом твоем платье – распугаешь всех гончих.

Изабелла неодобрительно покосилась на меня:

– Я сделаю так, как посчитаю нужным. А вот ты выглядишь так, будто хочешь убедить своего мужа в чем-то таком, что ему может не понравиться.

– Уилл всегда поступает в полном соответствии с моими пожеланиями, – заявила я в ответ, хотя была в этом далеко не уверена.

Охота закончилась. Уилл, весь перемазанный в грязи, вернулся довольный и с улыбкой на губах.

– Уилл, я должна поговорить с тобой.

Однако мой податливый муж отмел все мои пожелания еще до того, как я успела озвучить их.

– Джоанна, у нас есть новый управляющий. Разве это не решает все наши проблемы? Сэр Томас – прекрасная кандидатура. Я смогу продолжить жить при дворе, а тебе не придется перегружать свои прекрасные глазки, вчитываясь в скучные бухгалтерские книги. – Он уселся на скамью и жестом приказал одному из своих пажей стащить с него сапоги.

У меня просто не нашлось слов.

Уилл, почувствовав мое недовольство, предусмотрительно отослал пажа.

– В чем дело, Джоанна?

– Я просто в восторге услышать от тебя, что наша проблема решена!

– Нет, ты совсем не в восторге.

– Конечно, не в восторге. Как ты мог поступить так… так нелепо?

– Это показалось мне в высшей степени разумным. И король со мной согласился.

– Королю ничего не известно об имеющихся у нас сложностях. Ох, Уилл! Какой же ты непонятливый! А что, если слухи о моем первом замужестве докатятся до придворных сплетников? А тут на тебе, получите: все действующие лица этих событий счастливо живут под одной крышей втроем.

– Но таких разговоров не будет, Джоанна. И к тому же никакой законной связи между тобой и сэром Томасом никогда не было. – От такой непробиваемой беззаботности я стиснула зубы. – Ты замужем за мной. И потом, кто сейчас станет вспоминать об этом, когда прошло уже столько лет?

– Скандалы всегда разгораются именно тогда, когда их меньше всего ожидают. А при дворе это всем очень понравится. Мы станем предметом всеобщих насмешек. Ты, по крайней мере, точно. Сам ты об этом не задумывался? О своей роли обманутого мужа? Могу себе это представить: у нас за спиной станут шептаться, что Томас добился должности нашего управляющего шантажом, угрожая рассказать о своей свадьбе со мной всем и вся. Ты этого хочешь?

– Этого не случится. – Поскольку я не предложила налить ему чашу эля, Уилл сделал это сам. – Холланд уже отказался от попыток заполучить тебя в жены. Все это дела давно минувших дней – было, да водой унесло.

– Так вы с ним действительно обсуждали это?

– Нет. Нам и не нужно было.

– Какая завидная честность между мужчинами! Поверить не могу!

У меня появилось сильное желание вырвать чашу из его руки.

Тон Уилла стал снисходительным.

– Это будет чисто деловой договор. И тебе нет нужды переживать по поводу своей репутации, Джоанна. Я не удивлюсь, если он в течение ближайшего года найдет себе другую невесту.

– Вы и это успели с ним обсудить?

– А что, если и так?

Ну что тут скажешь? Не могла же я в самом деле заявить, что не верю в смирение Томаса, внушающее Уиллу такой оптимизм. Но и возразить тоже не могла. Уилл так решил, и дело уже сделано. Все, что мне оставалось, – это просто сказать:

– Ну ладно, только если моя репутация от этого не пострадает. Ибо я ни в коем случае не желаю оказаться причастной к семейству, замешанному в греховном скандале.

– Вздор. Конечно, ничего такого не произойдет. – Уилл поцеловал меня в щеку, и в глазах его блеснул лукавый огонек. – В Бишеме твоими компаньонками станут моя мать и бабушка. Так что ничего постыдного или неподобающего в этом быть не может. – Огонек стал теплее, а в голосе появились озорные нотки: – Кроме всего прочего, я думаю, что уже пора…

– Что пора?

Несмотря на свою взъерошенность и перепачканный на охоте костюм, Уилл обнял меня одной рукой за талию.

– Я думаю, дорогая моя Джоанна, что пора нам с тобой консумировать наш брак.

Сердце мое глухо забилось в груди. Да, время пришло. Давно пришло. Но я не хотела даже думать об этом.

– Но не в таком же виде, когда ты весь в грязи, – только и сказала я.

– Ну, это легко поправить. – Он хотел поцеловать меня в губы, но я отвернулась, и поцелуй пришелся в щеку.

– И не тогда, когда мы продолжаем находиться в трауре, Уилл, – добавила я, хватаясь за любой повод. – Это было бы просто неприлично.

– Да, думаю, ты права. – Он выглядел так, будто уже совсем забыл о своем горе.

Я успокаивающе похлопала его по руке:

– Потом, после.

Естественно, это было не последнее мое слово в обсуждении темы о новом управляющем. Теперь я обратилась непосредственно к тому, о ком шла речь.

– Как вы могли додуматься до такого возмутительного поступка? – заявила я, не желая попусту сотрясать воздух и сразу переходя к делу.

Я загнала Томаса в угол. Иногда Уилл представлял слишком уязвимую мишень. Король не знал, что задумал его рыцарь, но сам-то Томас понимал, на что он идет. Он прекрасно знал, что имелось в виду, и тщательно все спланировал, как будто это была какая-то военная операция. Ему нужна была работа. И ему было известно, что нам требуется управляющий. Я же по собственному опыту знала, насколько безумно убедительным он может быть.

– На удивление легко и просто.

– И вы думали, что это… это ваше полное поражение понравится мне?

– Я не вижу в этом своего поражения. И, честно говоря, Джоанна, я уже больше не уверен насчет того, что вам понравится, а что не понравится.

– Если до посторонних дойдет хотя бы намек на нашу с вами свадьбу, все семейство Солсбери станет предметом всеобщего посмешища.

– Но кто станет об этом говорить? Ваша семья – определенно нет. У матери Уилла и его самого рот на замке. Граф умер. Ваш священник, к несчастью – или к счастью, – отправился на небеса в виде надлежащей награды за свою честность. Наши свидетели под страхом кары небесной поклялись молчать, пока я лично не разрешу им что-то рассказывать.

– И все же я боюсь, что кто-то проболтается.

– Кто? Соколы из того сарая в Генте? Они уже давно умерли.

– Я смотрю, у вас на все есть свой ответ.

– Ну, не на все. У меня, например, до сих пор нет ответа на вопрос, как мне заполучить вас обратно. Есть какие-то идеи?

– Нет.

– Признайтесь, а вы сами хотите вернуться? Я в этом даже не уверен.

– Как и я тоже. Я больше не уверена, что вы по-прежнему любите меня. Или что я люблю вас.

– Какая же вы глупая, Джоанна.

– Я нахожусь в осаде, Томас, – сказала я, и он удивленно поднял брови. – Вы ведь не можете рассчитывать, что нам будет легко жить в такой близости друг от друга. Так зачем вы все это делаете?

– Не считая того, что мне нужно как-то зарабатывать на жизнь? Все очень просто. Так у меня будет возможность видеть свою жену. Я смогу разговаривать с ней, служить ей, даже не касаясь ее. Даже если при этом я не смогу уложить ее к себе в постель.

Его откровенность тронула меня, как будто моей кожи нежно коснулось птичье перышко. С этого момента наша жизнь становилась сложнее.