Королева вампиров

Глава двенадцатая

На следующий день мистер Амадо собирает наши статьи. Когда приходит моя очередь, я впадаю в панику. Прошлой ночью я сдалась и снова их просмотрела, попытавшись добавить несколько заключительных штрихов, но на шкале совершенства они все равно находятся ближе к отметке «отстой», чем к отметке «великолепно».

— Спасибо, Софи, — спокойно произносит мистер Амадо, дергая за листки, потому что я продолжаю сжимать их в руке. — Я их забираю.

Лишенная выбора, я разжимаю руку, с трудом удерживаясь от мелодраматического крика «Неееееет!», когда он удаляется, направляясь к остальным ученикам. Я замечаю, что Линдси не колеблется ни секунды, когда приходит ее очередь; она гордо вручает ему пачку листочков, улыбаясь сияющей улыбкой. Мистер Амадо улыбается ей в ответ. «Стирание памяти и другие способы добиться успеха в журналистике: краткое изложение». Возможно, мне стоило попросить Джеймса стереть память и мне.

Я рискую взглянуть в конец класса, где за самой дальней партой притаился Джеймс, который теперь сидит, подперев щеку рукой, и со скучающим видом наблюдает за происходящим. Он торчит на этом месте на всех моих уроках, за исключением английского, где он отвоевал место ровно между мной и Владом и сидит на стуле так прямо, что мне не видно даже макушки Влада. Со времени вчерашней ссоры в коридоре мы не обменялись ни словом, хотя сегодня, когда он поймал мой взгляд, мне показалось, что я заметила слабое подобие улыбки на его лице, после чего он снова натянул на лицо бесстрастную маску.

Мистер Амадо заканчивает обход, складывает статьи и садится на край своего стола. Я снова переключаю внимание на переднюю часть класса.

— Это отлично, ребята, — говорит он. — В четверг мы начнем делать макеты на компьютерах, и не забудьте, если вы захотите освежить свои навыки работы в InDesign, до конца недели после уроков я буду проводить занятия по повышению квалификации. — Он хлопает в ладоши, что на его языке аналогично барабанной дроби. — Но теперь я хотел бы проверить ваш настрой после выполнения первых заданий и устроить мозговой штурм по поводу идей для следующих номеров. И помните, это свободная дискуссия, и я здесь выступаю только в качестве сенешаля, чтобы помочь вам.

— А что такое «сенешаль»? — спрашивает Нил.

Усы мистера Амадо вздрагивают. Еще раньше я заметила, что во время обхода Нил протянул ему пачку комиксов вместо статьи о пропавшей крови. Само по себе это, конечно, неплохо, но помимо прочего это означает, что уровень разочарования поведением Нила стал у мистера Амадо еще выше.

— Помощник, Нил, — отвечает он. — Помощник.

— Я хочу продолжать делать репортажи о женском спорте, — говорит Марк Эчоллс, пока кто-то другой не успел застолбить его территорию.

— Я предвидел это, Марк, — отвечает мистер Амадо. — И я не вижу причин, почему бы тебе не...'— Он останавливается, заметив мою поднятую руку. — Софи?

Конечно, я бы предпочла предложить мой план, говоря с ним с глазу на глаз, но, похоже, мне придется сделать это прямо сейчас, раз мистер Амадо за выходные успел завести привычку избегать меня.

— Я думала, что, может быть, в этом году мы можем перераспределить обязанности, — говорю я. — Я хочу сказать, Марк, ты, безусловно, отлично разбираешься в женском спорте, но ведь ты уже очень давно этим занимаешься. Я всю жизнь пишу аналитические статьи, а Эмма всю жизнь пишет гороскопы, так что недавно мне пришло в голову, что, возможно, мы могли бы освежить газету, если бы каждый привнес в статьи какие-то новые идеи.

Я запинаюсь, осознав, что почти все мои одноклассники свирепо на меня уставились. Ну, все, кроме Линдси. Она изо всех сил старается выглядеть вдохновленной, несмотря на Эмму Коннелли, которая нашептывает ей что-то на ухо — что- то ядовитое, я уверена, — и Джеймса, который наблюдает за происходящим с гораздо большим интересом, чем за чем-либо еще, что происходило сегодня.

— Кроме того, мы сможем посылать в газеты колледжей и университетов более интересные материалы, — торопливо заканчиваю я. — И у нас будет настолько больше опыта!

— Звучит весьма разумно, — замечает мистер Амадо. Он пытается говорить небрежно и бодро, но я вижу, что идея ему очень нравится. — Что думают остальные?

— Но я все лето читала «Знаки любви» Линды Гудман! — возражает Эмма, отлипая от Линдси и оставляя на ее плече завитки своих темных волос. — И зачем я это делала, если теперь мне придется по три тысячи раз подряд смотреть школьные спектакли?

— А я всегда писал о женском спорте, — поддерживает ее Марк. — Они доверяют мне.

Остальные ученики тоже издают глухой ропот. Мистер Амадо смотрит на меня с невиданным ранее восхищением на лице и затем произносит слова, которые мне так нужны сейчас.

— Но, ребята, неужели вы не хотите попробовать что-то новое? — спрашивает он.

— Нет, — решительно отвечает Марк, важно поправляя на носу очки.

Нужно было подождать и поговорить с мистером Амадо наедине. Не то чтобы он боялся показаться диктатором, но он точно не пойдет против всего класса. А если мне не отдадут рубрику про женский спорт, то я вообще не представляю, с чего начинать поиски...

— Я думаю, это отличная идея, — вступает в спор Линдси, — я, например, освещаю почти все волонтерские движения, и это здорово и все такое, но, возможно, я что-то упускаю, потому что у меня уже замылился глаз. И я не понимаю, почему бы нам не попробовать это хотя бы с одним- двумя номерами.

Она улыбается мне, и меня переполняет благодарность, смешанная с чувством вины, поскольку ее насильно лишили права сердиться на меня. У меня такое чувство, словно мне сошло с рук что-то, за что я вообще-то должна была быть наказана.

— Итак, один голос «за», — говорит мистер Амадо, — и два голоса «против». — Он скрещивает на груди руки в клетчатых рукавах и откидывается на спинку стула. — Кто еще «за»? — с надеждой спрашивает он.

Большинство новых членов команды из десятого класса поднимают руки вместе со мной. Линдси тоже вытягивает руку, очевидно желая на всякий случай завоевать расположение мистера Амадо, не говоря уже о надеждах на место главного редактора.

— Итого двенадцать «за», — заключает мистер Амадо и медлит немного, считая тут же вздернувшиеся руки «против». — Хорошо. И одиннадцать «против». Остался кто-то не проголосовавший? — спрашивает он и затем сдвигает брови. — Нил?

Нил поднимает голову и трет рукой щеку, оставляя на ней разводы синих чернил.

— А о чем мы говорим?

— О том, хотим ли мы перераспределить обязанности для следующего номера.

— Я хочу продолжать рисовать комиксы. Так что... «против»?

Мистер Амадо вздыхает.

— Ну конечно, двенадцать против двенадцати. Кто же разрешит наш спор? — Он оглядывает класс и замечает Джеймса, который с безразличным видом перекатывает ручку по парте. — Что ты скажешь, Джеймс?

Джеймс явно раздражен тем, что его заметили. «Пожалуйста, скажи "да"», — думаю я, хотя сейчас он точно слишком далеко от меня, чтобы прочитать мои мысли. Интересно, понимает ли он скрытые мотивы моего предложения. Но даже если не понимает, все равно он может проголосовать «против», просто потому, что мы с ним в ссоре. Я задерживаю дыхание, пока он, размышляя, смотрит в потолок.

— Да, — наконец говорит он.

— Прекрасно! — восклицает мистер Амадо. — Теперь, ребята, предлагаю вам подумать о том, какими проектами вы хотите заняться, и прийти ко мне, когда вы будете готовы обсудить идеи новых статей.

Не успевает он сесть, как я подхожу к его столу. Когда я заявляю, что хочу делать репортажи о женском спорте, он бросает на меня удивленный взгляд.

— Ты уверена? — спрашивает он.

— Я хочу испытать свои силы, — отвечаю я, стараясь придать голосу гордое звучание Будущего Журналиста Америки, — и я правда хочу попробовать себя в чем-то новом. На следующей неделе будут официальные соревнования по футболу, теннису и бегу по пересеченной местности.

— Мы обычно отводим полный разворот под спортивные полосы. Ты уверена, что сумеешь сама набрать достаточно материала, или тебе нужен помощник?

— У меня он есть, — отвечаю я.

— Ну что ж, отлично! Прекрасная идея, Софи! Правда прекрасная, — говорит он, и в тот момент мне кажется, что дело пойдет легко.

Но через неделю, когда меня едва не ударяет по носу футбольный мяч, я понимаю, что поторопилась с выводами. «Берегись!» — кричит кто-то, и хотя я успеваю пригнуться и избежать удара по голове, в процессе этого я роняю ручку под трибуны. Видя, что игра остановилась из-за каких-то нарушений (примечание: выяснить, какие виды штрафных санкций есть в футболе), я спрыгиваю со скамейки и лезу под стойки трибуны, отбрасывая в стороны стаканчики и обертки из-под конфет, и наконец нахожу ручку в середине сырного пятна от чипсов начос. Когда я, счистив сыр с ручки, возвращаюсь на свое место, вся женская футбольная сборная Томаса Джефферсона обнимает другу друга и прыгает в экстазе. У меня появляется подозрение, что я пропустила что-то важное.

Как и следовало ожидать, одна из подружек Кэролайн отрывается от остальных и с развевающимся за спиной хвостиком светлых волос бежит ко мне.

— Ты это видела? — восклицает она, едва дыша.

— Видела что?

— Ну, как я забила пенальти. Выигрышный пенальти.

— О да. Ты пнула мяч, и он полетел вот в эти ворота, — говорю я, показывая на ворота в дальнем правом конце поля.

— Нет, — возражает она, указывая в другом направлении, — он попал в эти ворота. А где Марк? Он всегда смотрит наши матчи.

Марк, вероятно, в каком-нибудь подземном логове занимается тем, что втыкает иголки в куклу вуду, изображающую Софи, но я решаю соврать и отвечаю, что Марк собирается прийти на следующий осенний матч.

— Но сейчас, судя по всему, он стал большим фанатом мюзиклов, — добавляю я, чувствуя укол еще одной воображаемой иголки.

— Ладно, проехали, — говорит она. — Главное, убедись, что ты правильно записала мое имя. Он всегда пишет его с ошибкой.

— Я прослежу за этим, — заверяю я ее, ожидая, что она побежит обратно к товарищам по команде, но она не двигается с места. Думая, что я должна высказать еще какую-нибудь похвалу, я добавляю: — И правда отличная игра, кстати. Ты закинула мяч очень далеко. То есть я не думала, что он полетит так далеко, но он все-таки полетел.

— Спасибо, — сухо благодарит она. — А ты не собираешься взять у меня интервью?

— Ах да, точно. Я собиралась взять интервью у всех вас в раздевалке.

— То есть когда мы будем переодеваться?

— Ага. Я подумала, что так статья получится более живой, — говорю я. — Ну, знаешь, запах пота, дух товарищества. И все такое.

Она смотрит на меня так, как будто я только что предложила им всем взяться за руки и сыграть в «бутылочку».

— Да ладно тебе, — говорю я как можно более бодрым и небрежным тоном. Я встаю и подталкиваю ее к раздевалке. — Начнем по пути.

Я задаю вопросы Марте ровно столько времени, сколько требуется для того, чтобы убедиться в отсутствии у нее родимых пятен в форме звезды. После этого я перехожу к остальным членам команды, которые потихоньку подтягиваются в раздевалку и начинают скидывать спортивные маечки и влезать в узкие джинсы. Истощив свой запас футбольных вопросов, я пускаю в оборот вопросы из интервью с новенькими. В конце концов одна из десятиклассниц с лязгом захлопывает свой шкафчик.

— Ну да, мой любимый цвет — оранжевый, но если серьезно, то какое отношение это имеет к игре?

Остальные девушки недовольно бормочут что- то, соглашаясь с ней, и начинают выходить из раздевалки. Некоторые захватывают с собой оставшуюся одежду и уходят, так и не сняв спортивные костюмы. Когда в комнате не остается никого, я закрываю глаза и устало прислоняюсь к стене. С одной стороны, хорошо то, что уже семь девушек я могу вычеркнуть из списка. Если добавить к ним девушек из других раздевалок, в которые мне удалось пробраться, то в сумме получается тридцать. С другой стороны, плохо то, что меня теперь будут считать сумасшедшим репортером, который проводит интервью исключительно с полуобнаженными объектами.

Чуть погодя я выхожу через створчатую дверь в зал. Увы, моя задержка оказалась напрасной; стайка девочек толпится в центре зала вокруг золотистой светловолосой головы, которая знакома мне слишком хорошо.

— Влад, ты вроде собирался прийти на нашу игру, — обиженно говорит одна из девушек, которую я вычеркнула из списка.

Он улыбается. Хотя в последние две недели я делала все возможное, чтобы избегать его, даже я знаю, что с тех пор, как его поиски не увенчались успехом, он улыбается все реже и реже. Он все нетерпеливее ведет себя с учителями, а вчера я даже слышала, как он рявкнул на мисс Уолпол, когда она поинтересовалась, как продвигается его сочинение про Франкенштейна: «Оно не продвигается, проклятая ведьма!» Но сейчас, когда у него есть слушатели, он весь излучает обаяние. Я наблюдаю за тем, как Влад кладет руку на сердце.

— Да, да, и пожалуйста, примите мои глубочайшие извинения, что я пропустил игру, — говорит он. — Я надеюсь, что ближайшая вечеринка, которую мы устраиваем с друзьями, поможет мне загладить свою вину.

— Вечеринка? — переспрашивает Марта.

— Да, — отвечает Влад. — И не просто вечеринка, а тематическая вечеринка.

Марта хлопает в ладоши:

— Тематические вечеринки — мои любимые. А какая будет тема? Вечеринка двадцатых? Сутенеры и проститутки?

Влад в ответ только загадочно приподнимает брови и прикладывает палец к губам.

— Вы узнаете больше из пригласительных открыток. На самом деле, — говорит он, демонстративно взглядывая на часы, — сейчас они уже должны лежать в ваших шкафчиках.

Девушки, переглянувшись, торопятся к выходу. Видимо, только меня тошнит от перспективы вечеринки, организованной Владом. Могу себе представить, какая тема будет у этой вечеринки. Может быть, «Ночь демонстрации родимых пятен»? Хотя у меня и так масса дел, теперь, похоже, мне придется переключиться на мультифункциональный режим.

Я наблюдаю за тем, как он проверяет, не задержался ли кто-то в дверях. Убедившись, что горизонт чист, он вытаскивает из заднего кармана маленький черный блокнот. Теперь он пишет в нем что-то даже чаще, чем раньше: пишет на уроке английского, в столовой, посреди коридора. И я хочу знать что. До сих пор у меня не было возможности узнать еще что-то от дружественных мне вампиров. Марисабель то ли не ходит в школу, то ли держится слишком близко от Влада, а Виолетта, похоже, дала обет молчания; каждый раз, когда я пытаюсь заговорить с ней на английском, она только сжимает губы и шепчет: «C'est une secrete».

Неожиданно Влад поднимает взгляд, и, прежде чем я успеваю найти подходящее место и спрятаться, он уже направляется ко мне. С того самого дня в фойе я уже несколько раз замечала, как он смотрит на меня с подозрительным блеском в глазах. Когда его отделяет от меня двадцать футов, я впадаю в панику и позволяю ногам самим нести меня, куда им угодно... им угодно принести меня на ступеньки трибуны. Моему инстинкту самосохранения не помешало бы умение получше ориентироваться.

Понимая, что я в ловушке, я поворачиваюсь и делаю вид, что именно сюда я и направлялась. Я сажусь, выбирая место с краю на тот случай, если мне придется быстро убегать.

— Что ты здесь делаешь? — рявкает Влад, поднимаясь на нижнюю ступеньку. Я сжимаю свою записную книжку и изо всех сил пытаюсь сделать вид, что возмущена тем, что меня преследует почти незнакомый человек.

— Ну, я делаю репортаж о футбольном матче. И я как раз собиралась кое-что записать.

— Вчера ты тоже околачивалась возле раздевалок. После другого соревнования — того, где они неизвестно зачем бегают по лесу.

— Ну да, репортаж про бег по пересеченной местности тоже делаю я, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно ровнее. — Что тут особенного?

Влад продолжает смотреть на меня, сжав губы в тоненькую ниточку. Яркое освещение бросает тени на его скулы, что еще сильнее подчеркивает его мертвенную бледность. Он уже не выглядит таким изящным, как раньше, и я думаю, что его силы, кажется, на исходе. Однако мне приходится прервать свои наблюдения, потому что он с решительным видом поднимается на первые две ступеньки лестницы. Я судорожно ищу что-то, на чем могу сосредоточиться, когда вдруг с другого конца зала доносится чей-то голос.

— Остановитесь-ка, молодой человек, — с порога кричит мистер Хэнфилд. — Вы не должны здесь находиться, когда нет игры. Трибуна — это не игрушка.

Влад едва не взрывается от злости.

— Каким, интересно, образом, стоя на ней, я обращаюсь с ней как с игрушкой? И я не молодой человек.

Подобный ответ только приводит коротенького учителя в еще большее негодование.

— Спускайтесь сию же секунду, — приказывает он, сурово глядя на нас снизу вверх.

— Еще чего, — отвечает Влад и затем несколько раз топает ногами с такой силой, что вся секция с грохотом трясется. — Вот что значит обращаться с ней как с игрушкой.

Мистер Хэнфилд вытаскивает из нагрудного кармана маленький белый блокнотик.

— Посмотрим, будешь ли ты таким дерзким, когда тебя, оставят после уроков. Стой где стоишь, — приказывает он и поворачивается ко мне. — А вы, юная леди?

— Я без проблем спущусь вниз, — отвечаю я и извиняюсь перед ним, спускаясь по ступенькам и подавляя желание благодарно погладить его по плечу, обтянутому свитером. Дойдя до двери, я рискую оглянуться, чтобы посмотреть, не успел ли уже Влад каким-нибудь заклинанием добиться прощения. Но он только хмурится, слушая наставления мистера Хэнфилда.

Итак, мне снова удалось избежать смертельной опасности. Самое время объявить конец рабочего дня и поехать домой, где можно попытаться написать статью об игре, которую я так до конца и не поняла, а потом принять чудесную ванну с пеной. Все, что мне осталось сделать, — это забрать рюкзаки...

Едва повернув за угол, я застываю на месте как вкопанная. Прислонившись к стене, возле шкафчика стоит Джеймс и обнимает Аманду. На ней полное чирлидерское обмундирование, но она задрала юбку на несколько дюймов, открыв загорелые ноги. Я чувствую, что меня сейчас стошнит. Мне претит то, что Джеймс помогает Владу, убеждаю я себя, а вовсе не то, что Аманда — единственная девушка, с которой Джеймс разговаривал за последнюю неделю (а ведь если верить недавнему слуху о ее свидании с Владом в кладовой, то она уже вычеркнута из списка). Мы до сих пор ни разу не разговаривали.

— Помнишь, как мы ходили на встречу выпускников в восьмом классе? — спрашивает Аманда, противно хихикая. Преисполненная решимости показать, насколько мне все равно, я направляюсь к своему шкафчику и начинаю набирать код на замке.

— Да, было весело, — слышу я ответ Джеймса. — Дэнни достал тот лимузин, и мы кидали в окно банки из-под колы.

Аманда снова хихикает:

— Это не то, что мне больше всего запомнилось.

Дверь моего шкафчика открывается с резким скрежетом. У-у-пс, Краешком глаза я вижу, как Джеймс выпрямляется, так что Аманде приходится сделать шаг назад, чтобы не потерять равновесие. Он произносит мое имя.

— Не обращайте на меня внимания, — говорю я, доставая сумку. Все мои силы сейчас направлены на то, чтобы не смотреть на Джеймса, поэтому я не сразу замечаю, что в моем шкафчике лежит кое-что заслуживающее внимания. Между перекладинами засунут конверт с гигантской черной печатью, которая смотрит на меня как зловещий глаз. «Господи, — думаю я, извлекая конверт и вскрывая его, — только бы это не был очередной тест от Виолетты».

Хорошая новость заключается в том, что это не тест на умение флиртовать, плохая — в том, что теперь я знаю тему вечеринки Влада.

Приносите ваши купальники и забудьте об осеннем ветре! Приглашаем вас на нашу Осеннюю вечеринку на открытом воздухе, в эту пятницу, 1 октября.

КТО: Влад, Марисабель, Виолетта, Невилл, Девон и Эшли

ГДЕ: 235 Престон-драйв (карта прилагается)

КОГДА: 21.00

ЧТО: вечеринка в бассейне: Закрытие летнего сезона. Никто не будет допущен без бикини (или для молодых людей, если вы хотите прийти с ними, — без плавок).

Отвечать на приглашение не обязательно.

Обязательные купальники? В октябре? Влад — само зло.

Внутрь вложен клочок бумаги. «Надеюсь, ты сможешь прийти!» — написано витиеватым почерком Марисабель, а внизу нарисовано несколько сердечек и приписано «Подмигиваю». Видимо, таким образом пятидесятилетняя вампирша изображает смайлик. Что ж, по крайней мере, это решает проблему того, как мне проникнуть на вечеринку.

После того как я запихиваю конверт в рюкзак, Аманда спрашивает:

— Ты пойдешь туда?

Я говорю «да» ровно в ту же секунду, как Джеймс говорит «нет». Аманда переводит взгляд с меня на него и обратно, потом ее глаза сужаются.

— Вообще-то там не будет никого классного. Меня даже не пригласили. — Она поворачивается к Джеймсу. — Мы можем вместо этого пойти в кино или куда-нибудь еще.

Широкий коридор вдруг кажется мне узким, как консервная банка.

— Приятно вам провести время, — говорю я, захлопывая шкафчик, и ухожу, не успев услышать ответ.

Всю свою жизнь я пыталась избегать ситуаций, в которых надо надевать купальник. Последний раз я ходила плавать в одиннадцать лет, и то только после того, как мне пообещали пакетик сока и крекеры в виде зверушек и разрешили плавать с надувным плотом в форме дельфина. Теперь я уже не настолько глупа. И не настолько обожаю надувные игрушки.

Однако зная причины, по которым Влад устраивает вечеринку, я сомневаюсь, что мне удастся туда попасть, не показав кожу, даже если я, как воспитанная девочка, вежливо попрошу: «Ну пожаааалуйста!» В 19:54 в пятницу, первого октября, я иду к спальне Кэролайн и, обуреваемая сомнениями, стучусь в дверь. Дверь открывается, и я вижу Кэролайн, которая зажимает щекой телефонную трубку и старательно обрабатывает челку щипцами для завивки. Она машет мне свободной рукой — или, возможно, просто сушит лак на ногтях. Я все-таки предпочитаю принять это за приглашение войти.

— Нет, не надо сокрушаться по этому поводу, — говорит она своему собеседнику голосом, не допускающим дальнейших возражений. — Можно подумать, что я хочу торчать в этом грязном затхлом доме. — Она милостиво позволяет человеку на другом конце провода высказать несколько замечаний. — Ладно, о'кей, посмотрим. Встретимся в кинотеатре в половину? Отлично. — После гудка она бросает телефон на кровать, где он, подпрыгнув несколько раз, наконец утверждается на плюшевом покрывале между Гровером и безымянным толстым пингвином. Взбив челку и выдернув из розетки щипцы для завивки, она наконец обращает внимание на меня.

— Чего ты хотела? — спрашивает она, осторожно устраиваясь на кровати, чтобы не помять темно-синий сарафан без бретелек и не сбить аккуратно завязанные на голени ремешки сандалий. Она играет с широким вышитым бисером шарфом, наброшенным на шею, уделяя ему куда больше внимания, чем мне. Кэролайн до сих пор не простила мне «вызванную Владом амнезию».

— Ты не могла бы одолжить мне купальник? — спрашиваю я.

Она прищуривается.

— Ты идешь на вечеринку к Владу, — говорит она скорее утвердительно, чем вопросительно.

— Да, — коротко отвечаю я. Вообще-то было бы гораздо проще убедить Кэролайн в том, что Влад — вампир, чем объяснить ей, почему я ненавижу вечеринки, у которых нет никакой другой цели, кроме как выпить и потусоваться.

Пару секунд она изучает меня. Ее дилемма очевидна: продолжать злиться на меня или дать мне пару модных советов. К моему счастью, она останавливается на последнем.

— Он скучный, но вполне нормальный, — говорит она, спрыгивая с кровати и направляясь к комоду. Она выдвигает второй ящик. — Какой ты хочешь? Цельный, раздельный...

— Красный, синий? — продолжаю я.

Кэролайн не в восторге от этой шутки, и на этот

раз ее раздражение, вероятно, оправдано. Порывшись в ящике, она поворачивается ко мне, держа в руках два красных треугольничка, соединенных тоненькой ниточкой. Другими словами, нечто, похожее скорее на модель корабля, сделанную дошкольником, чем на купальник.

— Ни за что, — говорю я. — Следующий.

Она закатывает глаза, но откладывает его в сторону. Покопавшись в ящике еще немного, она извлекает две альтернативы: желтый купальник с двумя огромными розовыми цветами посреди каждой чашечки бюстгальтера и еще один, с большой фиолетовой надписью «флирт» на попе. Похоже, она решила надо мной поиздеваться.

— Думаю, я возьму красный, — говорю я, протягивая руку. — Ты бесстыдница, кстати.

— Приму это за комплимент, — весело мурлычет она и бросает мне купальник. — Нет, примерь, — приказывает она, когда я собираюсь уходить. — У нас разные размеры. Возможно, тебе больше подойдет тот, с хипповскими цветами на груди.

Я неохотно захожу за дверь и со скоростью Супермена сбрасываю одежду и надеваю купальник. Завязав на шее тесемки, я выхожу, чтобы показаться Кэролайн. Она корчит рожицу.

— Было бы лучше, если бы ты не прижимала к груди джинсы с футболкой, как извращенец. Брось их, — приказывает она. Я разжимаю пальцы, позволяя своему щиту из одежды упасть на пол. — Он правда тебе очень идет, Софи. Кто бы мог подумать, что под футболкой скрывается так много грудастости? — Она вдруг прищуривается. — Конечно, с загаром и меньшим количеством веснушек смотрелось бы лучше, но... ну, ты понимаешь.

— Да, я понимаю. — Я поднимаю свою мятую черную футболку и натягиваю ее через голову, после чего благодарю Кэролайн за купальник.

Она машет на меня рукой. Это ничего не значащий жест, но я чувствую, что она начинает задумываться о несправедливости того, что меня пригласили, а ее нет, — весь мир перевернулся с ног на голову. Чтобы снять напряжение, она, болтая о каких-то глупостях, начинает искать кошелек в груде сумок, сваленных возле шкафа.

— Я встречаюсь с Амандой в кинотеатре, — говорит она.

— А Джеймс идет? — спрашиваю я, потому что у меня нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего силу воли. Возможно, меня стоило бы поместить в карантин для дальнейшего изучения. Но Кэролайн то ли не слышит меня, то ли решает не отвечать.

— Она хочет посмотреть тот фильм про зомби, которые едят Нью-Йорк, или что-то в этом духе, — продолжает она по-прежнему приглушенным голосом. — Неважно. Главный герой — красавчик. Только бы никто не съел его чудный пресс. — Она одним рывком вытягивает за ремешок объемную серую замшевую сумку и затем поворачивается ко мне с серьезным блеском в глазах. — Да, и запомни: ты должна будешь рассказать мне все, что произойдет сегодня. Все, — повторяет она и, улыбнувшись мне ослепительной искренней улыбкой, выходит за дверь.

Дом Влада находится в старом районе, полном раскидистых деревьев возраста моего дедушки и пожилых пар на пенсии, которые еще старше. Когда я еду по извилистым улицам, в большинстве домов уже выключен свет. Время от времени я замечаю в окнах мерцание телевизора или одинокого ночника, но по большей части весь Шейди Гроув уже погрузился в сон. Когда я подъезжаю к последнему повороту на Престон-драйв, на дорогу внезапно выскакивает енот с глазами, сверкающими как два флуоресцентных шарика. Я ударяю по тормозам, и он убегает под ближайшую припаркованную машину. Хотя опасности почти не было, я чувствую, как колотится мое сердце. Спасибо тебе, природа, теперь я взвинчена еще больше, чем в начале пути.

Когда мое дыхание наконец выравнивается, я замечаю бесконечно длинный ряд припаркованных машин, который тянется вверх по холму к двухэтажной развалюхе. Я смотрю на часы, ожидая увидеть, что я опаздываю по меньшей мере на час, но сейчас всего без пары минут девять. Судя по всему, остальные гости решили выбросить из головы мысли о светском опоздании.

Я паркую машину и бреду по направлению к дому. Позади меня останавливается еще несколько машин, и из них вываливаются хихикающие пассажиры. Большинство из них уже в купальниках. Что касается меня, я планирую оставаться в футболке до тех пор, пока меня не свяжут и не заставят раздеться насильно.

Миновав последний уличный фонарь, я подхожу к дому. Единственный источник света теперь — высокие окна от пола до потолка. Я смотрю на серые шаткие ставни и огибающую дом веранду, освещенную единственной желтоватой лампочкой. Вокруг нее вьется танцующий нимб ночных мотыльков. Время от времени какой-нибудь гость-камикадзе заходит в дом, пробившись через толпу у дверей. Судя хотя бы только по количеству гостей, вечеринка Влада удалась.

Я присоединяюсь к гостям, толпящимся на веранде. Девушка в простом цельном купальнике слева от меня плачет.

— Но это единственный купальник, который у меня есть! — жалуется она, пока ее более удачливая подруга неуклюже похлопывает ее по спине и с тоской смотрит на тусовку в стороне от них. Ее купальник ей велик, но, по крайней мере, он раздельный. Она покусывает губу и поворачивается к своей смятенной подруге.

— Почему бы тебе не съездить купить другой купальник в «Уолмарте», а потом вернуться сюда? — предлагает она. — Или мы можем, ну, например, обрезать твой.

Не успеваю я услышать ответ, как меня оттесняют в переднюю часть толпы. Посмотрев вверх, я встречаю взгляд карих глаз Девона — или, может быть, Эшли, — стоящего на карауле. В первый раз я вижу одного без другого, и это почему- то вызывает у меня чувство тревоги. Глаза Д'Эшли сканируют мое тело, сужаясь, когда натыкаются на лишний предмет одежды. Он указывает пальцем на мою футболку и подносит к ней руку.

Я хватаюсь за футболку, удивляясь — неужели я единственная, кто оказывает сопротивление насильственному раздеванию. Охваченная внезапным приступом упрямства, я останавливаюсь и тяну футболку вниз. Теперь я жду следующего движения Д'Эшли. Застыв на несколько секунд в совершенно мультяшном замешательстве, он жестом показывает, что мое время истекло и теперь я должна дать дорогу менее трудным гостям. Видя, что я не обнаруживаю никаких признаков повиновения, он хватает меня за плечо и начинает отодвигать от крыльца. Внезапно я чувствую на своем плече еще чью-то руку.

— Привет, Софи, — говорит Джеймс, становясь рядом. Он выглядит страшно привлекательным в синих джинсах и дымчато-серой футболке. Я не ожидала увидеть его здесь, поэтому в ответ я мямлю нечто среднее между «Привет», «Э-э-э?» и «Простите?». Больше всего это похоже на клокотание некоего существа, только что вылезшего из болота. Джеймс любезно делает вид, что я говорила на английском.

— Ты готова идти внутрь? — спрашивает он и поворачивается к Д'Эшли. — Она со мной.

Теперь, когда Джеймс стоит менее чем в двух футах от меня, я ни за что на свете не соглашусь хоть что-нибудь с себя снять. Я хватаю кончики тесемок моего купальника и трясу ими перед неуклюжим телохранителем.

— Мой купальник на мне. Ясно?

Д'Эшли отрицательно качает головой, но внезапный взрыв смеха позади меня отвлекает его внимание. Новая группа школьников, около двадцати в общей сложности, ковыляет вверх по холму. По широкому лицу Д'Эшли проносится страх; не похоже, что он готов играть роль вышибалы. Школьники начинают проявлять признаки беспокойства.

— Так ты пустишь нас или как? — говорит Джеймс, демонстративно смотря на часы и тряся рукой, как будто они сейчас прожгут дырку в его рукаве. — Судя по всему, тебе еще многих нужно проверить. Влад будет крайне недоволен, если в десять часов половина его гостей все еще будет ждать у дверей.

Страх гипотетического недовольства Влада оказывается решающим. Д'Эшли коротко взмахивает рукой, разрешая нам войти.

Мы проскальзываем внутрь, пробиваясь сквозь толчею в холле. Первым делом я рассматриваю спины и животы в поисках родимых пятен, но холл забит телами так плотно, что у меня начинается клаустрофобия. Я пробиваюсь к нижней ступеньке пыльной резной лестницы, ведущей на темный второй этаж. Оттуда веет затхлостью, напоминающей запах осенних листьев после дождя. И все-таки это лучше, чем задохнуться в толпе голых тел.

— Спасибо за помощь, — говорю я, когда Джеймс становится на лестнице рядом со мной, и потом, не в силах удержаться, добавляю: — А я думала, ты идешь в кино с Амандой.

— Не-а, — отвечает Джеймс, и я приказываю себе отвлечься, чтобы он не увидел, что я сияю от удовольствия. Я быстрым взглядом окидываю холл. Соотношение девочек и мальчиков — примерно три к одному, и у немногих присутствующих здесь лиц мужского пола словно на лбу написано, что они здесь просто в статусе друга. В основном они прячутся по углам, уставившись в свои красные пластиковые стаканчики, как будто те могут посоветовать им, что делать дальше. Что касается девочек, то на некоторых из них надеты травяные юбочки-хула — неясно, их собственные или предоставленные вампирами, — но, как и следовало ожидать, я — единственный человек, не обнаживший ни кусочка тела.

— Если ты захочешь снять свою защитную оболочку, — говорит Джеймс, — то от меня ты не услышишь ни слова жалобы.

— Нет, спасибо. Я здесь больше как наблюдатель.

— Да уж, я понимаю, что ты здесь не ради компании.

Я изучаю его лицо, на которое отбрасывает тень крутой изгиб лестницы. За исключением нашей последней встречи на химии, он никогда не выглядел таким больным и усталым. Сейчас он, прислонившись к перилам, с улыбкой изучает меня. Я скучала по разговорам с ним, вдруг понимаю я. Я скучала по ним очень сильно.

Чувствуя себя разоблаченной, я бросаю взгляд наверх. Там, на верхней ступеньке лестницы, как глиняный истукан, стоит вторая половина Д'Эшли, скрестив руки на груди и глядя на нас.

— Что он там делает?

Джеймс неохотно поднимает взгляд, следуя за моим взглядом.

— Влад не хочет, чтобы кто-то поднимался наверх.

— Почему?

— У него пунктик на тему того, что кто-то трогает его вещи.

— И это все?

— В общем-то да, — отвечает Джеймс. — Там нет никакой мистической схемы на стене с подписью «Это Мой Зловещий План», если ты об этом подумала.

Да, именно об этом я и подумала.

— Давай поднимемся наверх, — предлагаю я, внезапно воодушевляясь. — Он, наверное, пустит меня, когда я с тобой. И мы сможем выяснить что-нибудь еще о девушке и о том, чего от нее хотят данаи.

Он отводит глаза в сторону.

— Я знал, что это было ошибкой, — бормочет он.

Меня охватывает разочарование.

— Тогда почему ты продолжаешь помогать мне? Сначала с проектом по журналистике, теперь здесь. Ты же должен понимать, зачем я здесь.

Он открывает рот, но, кажется, не может найти нужных слов.

— Я не знаю, — говорит он наконец. — Влад велел нам прийти сюда, а потом я увидел, как ты стоишь там, и, возможно, я просто подумал, что с тобой на вечеринке будет веселее, — говорит он, но тут я замечаю, как у него подрагивают губы от сдерживаемого смеха. — Вообще-то, когда в шестом классе была вечеринка у Моргана Майклса, ты выпила весь лимонад и ушла, как только все начали играть в «бутылочку».

— Я не ушла, — возражаю я, хотя я почти уверена, что так все и было.

— Ты ушла ровно тогда, когда мы начали. — Какое-то теплое чувство мелькает в его взгляде. На один краткий миг мое тело словно наполняется пузырьками. Но потом сквозь гул голосов вдруг прорывается смех Влада, и я понимаю: сколько бы мы ни предавались воспоминаниям, жестокая правда заключается в том, что мы с ним все еще в ссоре. Я больше не могу продолжать этот разговор; он только сбивает меня с толку и заставляет хотеть невозможного. — Я помню.

— Мне пора идти, — говорю я и начинаю спускаться по лестнице. Он окликает меня, но я уже успела протиснуться между девушкой в бикини с морским рисунком и выпускницей с ярко-зеленым шарфиком, повязанным поверх черных стрингов. Я ныряю в дверь справа от меня. Доносящиеся оттуда хриплые крики говорят о том, что именно там сосредоточен эпицентр вечеринки.

Высокие потолки и большие окна придают этой комнате вид очень привлекательной гостиной — или, по крайней мере, придавали когда-то. Между шаркающими ногами гостей я различаю на ковре темные пятна в форме диванов там, где, должно быть, они когда-то защищали ковер от солнечных лучей. Кремовые обои покрыты пятнами, и во многих местах у них загибаются уголки. В углу стоит драный викторианский диван с оторванными кнопками, покрытый серым бархатом, а дальняя часть комнаты уставлена фуршетными столиками. Это не самое подходящее место для гавайской вечеринки; комната похожа скорее на подземелье Дракулы, чем на благоуханный курортный островок. Над чашей с пуншем висит помятый плакат, на котором корявыми желтыми буквами написано «ALOHA», а с вычурной люстры, парящей над морем голов, свисает несколько жалких гирлянд. Судя по всему, интерьер — последнее, что волнует Влада, когда вокруг столько молоденьких девушек, которых можно похитить.

Я направляюсь к фуршетному столику, пытаясь по пути составить план действий. Избегать внимания Влада — приоритет номер один, хотя все же нужно не спускать с него глаз на случай, если он нацелится на кого-то конкретного. А еще этот черный блокнот. Теперь, когда я проникла на его базу, возможно, мне удастся как-нибудь его заполучить.

Я беру хлипкую бумажную тарелку и обследую скудные предложения. Как и следовало ожидать, меню вампиров оставляет желать лучшего. Тарелки со стандартной сырной нарезкой окружают миску с застывшим соусом, до сих пор сохраняющим форму банки, из которой его достали. Морковь вызывает у меня меньше опасений, но почему-то, вместо того чтобы нарезать ее ломтиками, ее нарубили в виде крошечных кружочков размером с монетку. Как аппетитно. Я беру морковный медальон и начинаю его грызть, снимая стаканчик с кренящейся башни справа от меня и направляясь к чаше с пуншем. Пунш выглядит оранжевым, сахарным и ненатуральным. Тоже ничего неожиданного. Для пробы я наливаю немного себе в стаканчик. Вдруг рядом со мной вырастает чья-то фигура.

— Эй, Софи, что нового? — говорит Нил Гарретт, великолепный в своих кислотно-зеленых плавках. Он смело хватает ломтик сыра и макает его в соус. — Классная вечеринка, а?

— Что ты здесь делаешь?

— Я пришел со своей девушкой, — гордо отвечает он. Убедившись, что никто нас не слышит, он наклоняется к моему уху и шепчет: — Мы играем в прятки. Правда, она не очень-то умеет играть, поэтому я решил сделать передышку, чтобы она подумала, что это я так долго ищу. — Он делает паузу. — А ты что здесь делаешь? Ты никогда не казалась мне любителем вечеринок.

— Это долгая история.

— У меня есть время, — говорит Нил. — Я считаю до девяносто одной тысячи.

Только я открываю рот, чтобы сказать ему, что это неважно, как замечаю Виолетту, которая с разгневанным видом направляется к нам. Никакой откровенной одежды вроде купальника на ней нет, но чтобы соответствовать духу вечеринки, она на манер тоги обернула вокруг себя простыню в цветочек. Она путается ногами в простыне, торопясь к нам. Нил произносит ее имя голосом, в котором слышится смесь удивления и удовольствия.

— Что ты делаешь? — спрашивает он. — Ты должна прятаться!

— Мне показалось, что я уже целую вечность сижу в этом старом пыльном шкафу, — с надутым видом отвечает она.

— В шкафу в кабинете? Но ты пряталась там в последний раз! И в предпоследний тоже.

Виолетта пожимает плечами и застенчиво улыбается; я не удивлюсь, узнав, что ее любимая часть пряток — быть найденной.

— А этот шкаф — на втором этаже? — прерываю их я.

— Софи! — издает она восторженный возглас. — Я думала, ты не придешь. — Заметив, что я кошусь на то, как она продевает руку под локоть Нила, она хихикает: — У-у-пс, — говорит она. — Мы держали это в секрете, но ты будешь первой, кто об этом узнает. Мы с Нилом встречаемся.

— Поздравляю, — говорю я, чувствуя, как мой желудок опускается куда-то вниз. Не за горами серьезный разговор о превращении в вампиров своих бойфрендов. Но прямо сейчас я должна думать только о Владе.

— Можно мне, ну, поиграть в прятки с вами?

Виолетта расцветает.

— Конечно! — Она приказывает Нилу снова начать считать. — На этот раз я буду не в шкафу, — говорит она, а затем хватает меня за руку и тащит через толпу.

Добравшись до верхней ступеньки, мы натыкаемся на Д'Эшли, исправно стоящего на карауле, Виолетта без колебаний проскальзывает под его рукой, но, попытавшись сделать то же самое, я чувствую, как мне на плечо опускается тяжелая рука.

— Ах, пусти ее, Эшли. Нил уже, наверное, досчитал до пятидесяти! — восклицает она и пинает его в голень. Он с недовольным видом позволяет мне пройти, и я ныряю во тьму коридора.