Всю оставшуюся часть дня я никак не могу сосредоточиться. Я то пытаюсь понять, во что ввязался Джеймс, то в ожидании Виолетты посматриваю на дверь. Дверь открывается на середине рассказа мисс Уолпол о главной части сочинения, и у меня холодеет спина. Но это всего лишь Влад, как всегда опаздывающий, и на этот раз я по-настоящему рада его видеть. Отговорившись тем, что он чересчур увлекся книгой в библиотеке, и дико оглядевшись вокруг, он направляется к своему месту. С моей наблюдательной позиции в задней части класса я вижу его волнистые светлые волосы, плечи и одну худощавую мускулистую руку. Стоит мисс Уолпол отвернуться, как он вытаскивает обглоданный листок линованной бумаги и склоняется над ним. Он пишет что-то, и на этот раз не в той маленькой записной книжке, которую носит в заднем кармане.
После звонка Влад одной рукой сгребает свое имущество и, протолкавшись сквозь расходящуюся толпу, подходит к моему столу. Я щурюсь на него сквозь свет лампы.
— Ты Софи, верно? — скучающим тоном осведомляется он. Достав уже знакомый мне потрепанный листочек, он бросает его передо мной. — Это тебе.
Опустив глаза, я вижу мой список вопросов, теперь дополненный ответами, написанными убористым витиеватым почерком.
— Спасибо, — отвечаю я, стараясь говорить ровным голосом, несмотря на переполняющую меня ненависть. Возможно, сейчас самое время сказать ему, что у него девчачий почерк.
— Я сделал это, чтобы оказать услугу Джеймсу, не более того, — говорит Влад и поднимает одну бледную бровь. — Что-то еще, что ты хотела бы узнать? Может быть, мое любимое занятие в дождливый день?
— Нет, это все. — Урод. — Спасибо еще раз. — Поднявшись, я пытаюсь протиснуться мимо него. Нормальный человек посторонился бы, чтобы избежать столкновения, но он стоит на месте как вкопанный. У меня противно сосет под ложечкой, но я отказываюсь позволить ему испугать себя. Я с напускной храбростью улыбаюсь, и он удивленно приподнимает одну бровь. Ха. Я уже почти вне опасности, когда моя сумка вдруг зацепляется за спинку стула.
Черт. Пока я пытаюсь отцепить ее, мою шею начинает покалывать, как будто я слишком долго сидела на солнце. Подняв голову, я вижу, что Влад с раздутыми ноздрями смотрит на нее с таким интересом, какого никогда раньше не проявлял к частям моего тела. Это уж слишком.
— Ты не мог бы подвинуться?
Он поднимает на меня взгляд и ухмыляется отчасти сардонической, отчасти самоироничной, но уж никак не извиняющейся усмешкой.
— Мои извинения, — говорит он голосом, полным смеха, так что я удивляюсь, что он не покатывается от хохота. Не оборачиваясь, я иду к выходу.
Не успеваю я дойти до шкафчика, как раздается звонок, поэтому в спешке я едва замечаю сложенный листочек бумаги, который падает к моим ногам. На нем нацарапано корявым почерком.
Софи!
Знаешь, скольких людей мне пришлось опросить, чтобы найти хоть кого-то, кто знает, где твой шкафчик? Говорю же, одиночка. Вот ответы Марисабель. Увидимся в шесть.
Джеймс.
Что ж, у меня теперь есть все ответы. Осталось только придумать какое-то объяснение тому, как со всем этим связан Джеймс.
Я запихиваю листочек в папку. На журналистику я все равно уже опоздала. К счастью, мистер Амадо поглощен газетой, и мое опоздание его совершенно не волнует. Отпустив небрежный комментарий о том, как он польщен, что я присоединилась к группе, он сообщает мне, что как раз собирался проверить наши успехи. Я проскальзываю на свое место рядом с Линдси, которая с обеспокоенным выражением лица просматривает свою папку.
— Поскольку статьи должны быть готовы к следующему вторнику, — говорит мистер Амадо, — вы уже должны были закончить со сбором информации. Линдси и Софи, начнем с вас. Давайте посмотрим.
Мы достаем наши материалы. Я торопливо извиняюсь за состояние листочков с ответами Влада и Марисабель.
— Все в порядке, — отвечает он. — Сегодня нам нужна только информация. Линдси?
Линдси молча вручает ему распечатанные ответы. Мистер Амадо пролистывает их и затем, нахмурившись, говорит:
— Здесь всего три. Ты поговорила со всеми своими объектами?
Она откашливается:
— Я пока... я пока не смогла найти Джеймса.
— Он так и не появлялся в школе?
— В отчетах о посещаемости написано, что сегодня он приходил. Но его не было в моей группе по математике, хотя по расписанию он должен был прийти. — Она поворачивается ко мне. — Единственным новеньким был Тед.
— Тед? — переспрашивает мистер Амадо. — Я, должно быть, его не заметил. Надо будет проверить. Но учти, ты рискуешь отстать от графика. Отличная работа, Софи.
Мы обе смотрим, как он направляется к Нилу и спрашивает, удалось ли ему выяснить дополнительные детали о том, что да, кровь была украдена. Я бросаю на Линдси извиняющийся взгляд, но она мне не отвечает. Вместо этого она вытаскивает листочки из папки и складывает их один к одному с дотошностью сержанта на строевой подготовке.
— Линдси, я...
— Я сегодня работаю за компьютером, — скороговоркой отвечает она и уходит в заднюю часть класса, где устраивается у компьютера.
До самого конца урока я занимаюсь тем, что пытаюсь придумать способ извиниться перед ней, прокручивая в уме детально разработанные сцены, в которых я играю роль доброго самаритянина. Лучшая из них — та, где я приношу от ее имени пожертвование «Гринпису» в размере пятисот долларов и уведомляю ее об этом с помощью сообщения, выложенного маленькими кексами на ее газоне. Впрочем, в глубине души я понимаю, что единственный способ все исправить — это признаться, что я ей соврала, направить ее к Джеймсу и позволить ей на меня накричать. За пять минут до звонка я прихожу в состояние полной боевой готовности, собираясь поймать ее на выходе из класса, но она опережает меня, направляясь к столу мистера Амадо. Он черкает что-то на розовом пропуске, и она выходит из кабинета. Еще немного, и меня окончательно раздавит чувство вины.
Получив разрешение остаться в классе журналистики после уроков, я раскладываю на столе перед компьютером ответы Влада и Марисабель.
Полное имя: Владимир Роман Смитсон
Возраст: Такой же, как у всех в этой школе.
Сколько у тебя братьев и сестер? Сколько им лет? Семь. Они умерли.
Любимый цвет: Серый
Любимое животное: Волк
Любимое место тусовки: Это тупой вопрос.
Какие пять песен на первом месте в твоем плейлисте: Это бессмысленный вопрос.
Шрам, которым ты больше всего гордишься, как он появился? На левой руке, борьба на мечах с моим, отцом.
Если бы ты был машиной, то какой и почему? Я не машина и никогда не хотел ею быть.
Если бы ты мог взять на необитаемый остров всего одну книгу, какая это была бы книга? «Государь» u «Потерянная дочь».
Когда ты был маленьким, кто был твоим кумиром? Казанова.
Ты жаворонок или сова? Сова.
Какая самая странная еда, которую ты ешь дома? Без комментариев.
Какая самая серьезная проблема Соединенных Штатов? Элитарные группы.
Какое слово ты бы написал на своем надгробном камне? Это невозможно.
Что люди больше всего в тебе любят? То, что я прикажу им любить.
Эти фиктивные ответы едва ли стоили затраченных усилий, не говоря уже о том, что я не спрашивала этого идиота, какие две книги он бы взял с собой на необитаемый остров. Ответы Марисабель были еще хуже. На большинство вопросов она ответила «я не знаю», а напротив остальных нацарапала цветочки. «Ну, вот и все», — думаю я, комкая этот отстой в маленький шарик. Хватит с меня попыток пробить лбом каменную стену, и плевать, если мне придется начать статью словами «Влад любит три вещи: фехтование, себя и убивать своих братьев и сестер». Плевать, если мне придется врать и — у-у-пс — писать о том, что Влад в свободное время любит рисовать на стенах дельфиньей кровью. Теперь я имею полное право начать свое расследование.
В течение следующих нескольких часов я вношу поправки в мои данные, дополняя уклончивые ответы Влада всем, что я краем уха слышала в коридорах, и до поры до времени не заботясь о том, насколько точна эта информация. Когда я поднимаю глаза от компьютера, часы показывают уже без пятнадцати шесть, так что складываю бумаги и направляюсь к центральному выходу. Яркое солнце весело подмигивает мне, бросая отблески на лобовые стекла нескольких оставшихся машин. «Хаммер» Влада темнеет рядом с моим джипом, как громадный монстр.
У меня есть десять минут до встречи с Джеймсом. Самое время раз и навсегда выяснить, что из себя представляют эти люди. Убедившись, что на парковке никого нет, я пытаюсь заглянуть в окно «хаммера», но тонированные стекла не позволяют разглядеть ничего, кроме отраженного снаружи света. Я разочарованно нажимаю на ручку дверцы и удивляюсь, когда она с щелчком открывается. Не заперто. Приглашение заглянуть внутрь.
Первое, что я нахожу, — это сумка для покупок, полная одежды с магнитными защитными бирками; некоторые вещи надорваны рядом с биркой, словно кто-то слишком сильно тянул, пытаясь ее оторвать. Кем бы ни были эти новички, они определенно первоклассные магазинные воры, но это по-прежнему почти ни о чем мне не говорит. Мне нужны имена, мне нужны даты, мне нужно что угодно, что сошло бы за объективный, твердо установленный факт. Я запихиваю штаны и платья обратно в сумку и проверяю бардачок, но он оказывается пустым; там нет даже свидетельства о регистрации машины.
Я переползаю на заднее сиденье, выругавшись, когда от моих движений тяжелая дверь с грохотом захлопывается. Я обнаруживаю на полу недельный запас листочков с незаконченными школьными заданиями и небольшой встроенный холодильник за водительским сиденьем. Не помню, чтобы я видела, как кто-то из них обедает, поэтому было бы странно, если бы они брали с собой что-то перекусить. Я откидываю крышку, но внутри пусто.
— Кто со мной? — вдруг произносит приглушенный голос. Голос Влада.
У меня леденеет кровь. Я сползаю на пол и пытаюсь стать как можно более плоской, уповая на то, что тонированные стекла и широкие сиденья скроют меня из виду. Я слышу шум шагов по гравию и ощущаю мягкий толчок, когда кто-то прислоняется к машине всего в паре сантиметров от моей головы.
— Чем дольше мы будем оставаться снаружи на солнце, тем хуже, — нетерпеливо говорит Невилл. От его голоса, раздающегося прямо рядом со мной, дверца машины вибрирует.
— Машина остается здесь, пока здесь остаюсь я, — резко заявляет Влад. — Разбейте окно и ждите внутри или идите домой — вам решать.
У меня перехватывает дыхание. «Не ждите в машине. Пожалуйста, не ждите в машине», — мысленно умоляю я.
— Мы пойдем пешком, — говорит Невилл, и я чуть не задыхаюсь от облегчения. — Это неразумно. Особенно если ты считаешь, что ты уже близок к завершению.
— Близок? — Влад издает короткий сдавленный смешок. — Едва ли. На данный момент мы близки к тому, чтобы начать все сначала.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду то, — угрюмо отвечает Влад, — что я сделал неверный выбор. Это не Кэролайн.
Около машины повисает тягостное молчание. Кэролайн не — что? Девушка его мечты? Лучший игрок в мафию в Америке? Что?
— Не она? — переспрашивает Невилл, в отличие от Влада, вполне бодрым тоном. — Что ж, тогда, возможно, самое время еще раз подумать о том, что мы здесь делаем. Я, например, думаю, что мы весело заживем, если забудем про «Данаю» и останемся здесь. Ты вроде бы нравишься людям, — продолжает он, — и здесь так много интересного. Ты знаешь, например, что здесь есть клуб, посвященный исключительно созданию маленьких шагающих роботов, которые дерутся друг с другом? Потрясающе. Мне так и хочется...
Воздух разрывает громкое рычание. Кого-то швыряют на машину, и от этого удара она наклоняется в сторону, и дверца со стороны пассажирского сиденья распахивается. Если кто-нибудь обойдет машину с другой стороны, мне несдобровать. Я как можно плотнее прижимаю колени к груди и прикусываю язык, чтобы не закричать.
— Прошу прощения, если я создал у вас ложное впечатление, что это коллективное решение, — угрожающе отчеканивает Влад. — Мы здесь не для того, чтобы вступать в клубы и социализироваться с одинокими девочками в туалетах. Если я увижу, что вы занимаетесь чем-то подобным, — до свиданья. И я бы хотел видеть, что вы все бережете себя, я действительно...
Он резко замолкает, когда раздается звуковой сигнал открытой двери. О боже. Кровь приливает мне в голову, и в ушах стучит так сильно, что в течение пары секунд я вообще ничего не слышу. Я смотрю вверх, но все, что я могу увидеть, — это завитки рыжих волос Невилла, прижатые к стеклу.
— Что это? — спрашивает Влад.
— Это сигнализация. Виолетта снова оставила дверь открытой, — отвечает Невилл. Качнув машину, он отталкивает Влада и обходит ее сзади. Когда он приоткрывает дверь, чтобы захлопнуть ее, я в панике пытаюсь придумать какие-то оправдания, но разум отказывается мне служить. Я вижу его руку до локтя и татуировку на предплечье, ярким пятном выступающую на бледной коже. Если он приблизится еще на три дюйма, мне конец.
— Ах, меня не волнует ни «Даная», ни девчонка, ни это ужасное место, — раздается дрожащий голос — голос Виолетты. Я рассматриваю татуировку Невилла; буква «Д» глядит на меня, словно зловещий глаз. «Д». «Даная». Вполне возможно. Но сейчас мне нужно просто выбраться отсюда. — Простите, что я оставила дверь открытой, — продолжает Виолетта, — но у меня был такой ужасный день, и сейчас я бы очень хотела попасть домой.
Невилл, не взглянув внутрь, захлопывает дверь.
— Так пойдем.
Наступает молчание, и затем я слышу удаляющийся хруст шагов по гравию.
— Так на чем мы остановились? — спокойно осведомляется Влад, когда я уже почти ничего не слышу. — Ах, да. Лес.
Они с шумом пробираются сквозь деревья, ломая ветки. Я жду, пока затихнут все звуки, после чего, набравшись храбрости, сажусь и осматриваю горизонт. Удостоверившись, что все чисто, я вываливаюсь из машины и жадно глотаю свежий воздух. Прислонившись к бамперу своего джипа, я пытаюсь переварить то, что мне удалось подслушать. Я смотрю на часы: сейчас уже пять минут седьмого. Джеймс опаздывает, и, честно говоря, теперь я уже не совсем уверена, что хочу подвозить его до дома. По-хорошему, мне бы стоило как можно скорее унести отсюда ноги и благодарить небеса за то, что мне удалось спастись, хотя я была на волосок от гибели.
Стоило бы.
Не давая себе времени передумать, я направляюсь к кустам. Леса Среднего Запада могут быть какими угодно, но только не страшными — они пугают не больше, чем вязаный шерстяной плед моей бабушки. Обилие сосен придает лесу приятный запах, и здесь никому и в голову не придет бояться ужасных диких зверей, которые набросятся на тебя, когда ты выйдешь проветрить машину. Вот почему я оказываюсь совершенно неподготовленной к внезапному ознобу, который пробирает меня, когда я ухожу из-под лучей вечернего солнца. Тяжелые кроны деревьев почти не пропускают вечерний свет, и толстые стволы погружены во мрак.
До меня доносятся отзвуки голосов. Сквозь шум прорывается слово «неблагодарный», и я притормаживаю — если я могу различить отдельные слова, значит, я подошла слишком близко. Я следую за голосами до тех пор, пока бледно-рыжий свет, льющийся сквозь листву, не говорит мне о том, что люди дошли до центральной поляны. Я как можно дальше вытягиваю шею. Судя по звукам, Влад остановился, и я съеживаюсь за самым большим кустом, который только могу найти, примерно в десяти футах влево от импровизированной тропинки. Пытаясь не шуметь, я выглядываю сквозь ветки.
Влад расхаживает взад-вперед, время от времени приостанавливаясь и пиная валяющиеся на земле камешки и ветки.
— И вы можете ему доверять? — кипит он. — Он говорил, что хочет помочь, и что же я сегодня слышу? Он предложил мне забыть о «Данае» и остаться здесь, потому что я нравлюсь людям. Можно подумать, что этого так сложно добиться.
— Я с самого начала говорила тебе, что мне он кажется странным, — замечает Марисабель, растянувшись на старом щербатом столе для пикника.
— А я говорил тебе, что все в порядке, — рявкает на нее Влад.
Марисабель только пожимает плечами, перекатываясь на спину и держа перед глазами открытый том «Сумерек». Ее длинные темные волосы волной ниспадают с края стола и колышутся, когда она с сомнением покачивает головой.
— Здесь все абсолютно неверно, — замечает она. — Хотя Эдвард все-таки чудный. Возможно, ты бы мог почерпнуть пару полезных советов.
— О, неужели? — игриво переспрашивает он, после чего подкрадывается к ней и выбивает книжку у нее из рук. Хлопая страницами, книжка пролетает над головой девушки и врезается в деревья за спиной.
Марисабель поднимается и нахмуренно смотрит туда, где исчезла книга.
— Эй! Это была книга Дженнифер Пирсон!
Влад отвешивает издевательский поклон.
— Выражаю ей свои соболезнования. Передай, что я предоставлю ей новый экземпляр, если мы когда-нибудь достигнем своей главной цели, — говорит он и принимается расхаживать взад и вперед. — Можно ли им верить? Невилл только и делает, что вступает во все клубы подряд, а Виолетта... Виолетта вчера спросила меня, не хочу ли я принять участие в «тесте», который расскажет мне о моем «лучшем осеннем стиле». Что это вообще значит?
— Мне подходит баклажановый цвет, — рассеянно замечает Марисабель. — И шарфы.
— А что, если мне нужно по-настоящему восстановить силы? — продолжает Влад. — Это самое меньшее, чего я заслуживаю после всего, что я сделал. Я все устроил, а знаешь ли ты, насколько трудно было всех зарегистрировать? Сколько сил я на это потратил? — настаивает он. — Не говоря уже о постоянных вопросах со стороны комитета по посещаемости. Несмотря на отсутствующее выражение лиц, взрослые здесь не так глупы, как мне бы хотелось. Сегодня одна старая карга из комитета начала задавать вопросы. И мне целых пять минут пришлось смотреть в ее потухшие глаза, прежде чем она вернулась к своим делам. — Он останавливается и со злостью пинает насохший комок грязи, так что тот, ударившись о дерево, разлетается на куски. — Весь день я чувствую себя истощенным. Мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы не наброситься на ту девчонку на английском.
У меня холодеет спина. Он говорит обо мне. Он говорит о том, чтобы наброситься на меня. Для восстановления сил. То ли смутное предчувствие беды мешает мне осмыслить его слова, то ли он действительно говорит именно о том, о чем я подумала. Но ведь это значит... Нет. Никаких ремейков «Баффи»[5]. Никогда. Я заставляю себя снова сосредоточиться на их разговоре, твердо решив найти всему этому менее безумное объяснение.
— На какую девчонку? — спрашивает Марисабель. До сих пор она в основном молчала, но теперь навострила ушки.
— Да ты знаешь, — отвечает Влад. — Такая невзрачная и прямолинейная, которая одевается так, как будто собирается идти закалывать свинью.
В ответ на бессмысленный взгляд Марисабель он добавляет:
— За ней Джеймс таскался весь день. Та, со всеми этими нелепыми вопросами.
Эта оскорбительная характеристика, кажется, ее удовлетворяет, и она снова растягивается на столе, как сытый тигр.
— Если та блондинка — не она, то кто следующий?
— Я не знаю, — отвечает Влад, пиная какую-то ветку. — Возможно, одна из ее подружек. Завтра я начну заново. Но сейчас — ужин, — говорит он неожиданно оживленным голосом. — Проверь-ка эти кусты. Мне кажется, я что-то слышал.
Он хлопает в ладоши и останавливает свой взгляд на противоположной стороне поляны. Я выглядываю из-под нижней ветки своего куста и вижу, как Девон и Эшли поднимают две большие палки из-под кучи разбросанных листьев. Когда они принимаются хлестать палками по кустам, мой желудок сжимается от страха. Вероятность того, что они крушат кусты в надежде выгнать оттуда визжащих и спасающихся бегством чикен-наггетсов, стремится к нулю. Все сходится, настаивает мой мозг, пытаясь по кускам собрать полную картину. Их необычность. Странная игра в гляделки. Отсутствие родителей. Эта удивительная Виолетта. Предупреждения Джеймса. Пустой холодильник. И пропавшая кровь. О боже, пропавшая кровь. Как я могла быть такой идиоткой? Они вампиры или, по меньшей мере, находятся во власти очень серьезных заблуждений.
«О господи, Софи, его зовут Влад», — проносится у меня в голове.
Я прикусываю язык, чтобы не расхохотаться истерическим смехом, и обещаю себе по возвращении домой придумать более рациональное объяснение. Но прямо сейчас мне нужно уносить ноги. Быстро. Девон и Эшли только наполовину обошли поляну, так что время еще есть. Чуть разогнувшись, я оглядываюсь назад. Еще двадцать футов, и я буду вне пределов слышимости, и тогда я со всех ног брошусь бежать к машине.
Вдруг я слышу шорох и взволнованный писк. Хрустят листья, и маленький комочек меха бросается к моему кусту. Кролик, проломившись сквозь ветки, прижимается к земле, до смерти напуганный и дрожащий. Не успеваю я опомниться, как слышу треск тяжелых шагов двух людей, которые несутся к моему кусту. Если я сейчас побегу, они меня заметят. Это точно. Загипнотизированная страхом, я смотрю в остекленевшие глаза кролика. Думай, думай, думай. «Это послужит мне отличным уроком и научит меня не совать свой нос куда не следует», — говорю я себе. Я представляю, как поставила бы здесь нервный смайлик; нельзя позволить себе замертво упасть в обморок к их ногам.
Двое парней наклоняются, чтобы заглянуть под свисающие листья куста, и кролик бросается в сторону, пытаясь найти лучшее укрытие. Их тени перемещаются, и я слышу пронзительный писк и затем тошнотворный хруст и крик Влада о том, что он пока не собирается его убивать. Хотя я чувствую, что меня сейчас стошнит, побег кролика — это мой шанс спастись. Я начинаю готовиться к старту и тут вдруг слышу шелест шагов справа от меня.
— Эй?
Голос Линдси эхом разносится во внезапно повисшей тишине. Бросаясь обратно в куст, я судорожно отпихиваю в сторону ветки, открывая себе обзор. Черт, черт, черт. Что она здесь делает?
Линдси стоит в центре поляны, прижимая к груди синюю папку, как будто это последний спасательный жилет, оставшийся на «Титанике». Рядом с Владом и двумя громилами она кажется еще более миниатюрной, чем обычно. На ее золотисто-рыжих волосах играют последние отблески солнца, резко контрастируя с бледным лицом. Она выглядит испуганной и очень, очень уязвимой. Вся, за исключением решительно выпяченного подбородка.
— Я ищу Джеймса, — говорит Линдси, еще крепче обнимая папку и отступая на несколько шагов, когда Влад приближается к ней. — То есть, на самом деле, информацию о Джеймсе. Я слышала в коридоре, как вы его упоминали, и я подумала, вдруг вы можете что-нибудь о нем рассказать. — Она делает глубокий вдох. — Всего пару вещей. Это важно.
Влад выглядит почти веселым.
— Важно? — Он подходит ближе, заставляя Линдси отступить к краю поляны, и бросает игривый взгляд на Марисабель. — Боюсь, мне известно немногое. Джеймс — скрытный человек. Кому-нибудь есть что рассказать?
Девон и Эшли отрицательно трясут головами — единственное проявление общительности на сегодняшний день. Марисабель сначала не отвечает и только смотрит на Влада в течение нескольких долгих секунд.
— Влад, не делай ничего, о чем потом будешь сожалеть, — мягко говорит она.
— Я всего лишь пытаюсь помочь однокласснице, — говорит он пугающе невинным голосом и затем наклоняется, чтобы быть на одном уровне с Линдси. — Итак, — мурлычет он. — Как тебя зовут?
— Линдси Аллен, — слабым голосом отвечает она, судорожно прижимая к себе папку.
— А скажи мне, Линдси Аллен, есть ли у тебя какие-нибудь знаки на теле?
Это обезоруживает Линдси, и от удивления она забывает о своей настороженности:
— Что?
Влад нетерпеливо машет рукой в воздухе.
— Какие-нибудь родимые пятна, родинки или сыпь, составляющие девичью фамилию твоей матери... ну, короче, знаки! — Он неодобрительно смотрит на ее непонимающее лицо. — Как там это говорится? Ах да, «давай сотрудничать».
Линдси расправляет плечи и выпрямляется в полный рост.
— Это была плохая идея. Мне пора идти. Простите, что побеспокоила. Пожалуйста, передайте Джеймсу, что я его ищу.
— Будем считать это за отказ, — говорит Влад и, прежде чем она успевает сдвинуться с места, хватает ее за руку. — Не так быстро. У меня есть для тебя последний вопрос.
Линдси звенящим от напряжения голосом приказывает Владу отпустить ее. Начиная терять самообладание, она пытается вырвать руку, но Влад притягивает ее ближе. Он наклоняется, как будто собравшись шепнуть ей что-то на ухо, но его вопрос отчетливо и громко разносится в воздухе:
— Ты думаешь, кто-то будет по тебе скучать?