Королевская битва

0

Автобус въезжал в Такамацу, столицу префектуры Кагава, зеленые пригороды постепенно сменили городские улицы, освещенные разноцветными неоновыми огнями, фарами встречных машин и шахматными клеточками окон конторских зданий. Группа хорошо одетых мужчин и женщин, оживленно переговариваясь, поджидала такси перед уличным ресторанчиком. Усталые юнцы сидели на корточках на автостоянке у магазина «24 часа» и курили. Рабочий на велосипеде остановился у перекрестка, ожидая зеленого сигнала светофора. Для майского вечера было довольно зябко, а потому этот мужчина надел поверх рубашки поношенную куртку. Как и все остальные мимолетные впечатления, рабочий так и исчез за окном автобуса, проглоченный басовым гулом мотора. Цифровой дисплей над головой шофера переключился на 8:57.

Сюя Нанахара (ученик номер 15 третьего класса "Б" младшей средней школы города Сироивы, что в префектуре Кагава) вовсю глазел на городские улицы, наваливаясь на Ёситоки Кунинобу (ученика номер 7), который сидел у окна. Когда же Ёситоки стал рыться у себя в сумке, Сюя воззрился на свою правую ногу, протянутую в проход. Затем он пошевелил пальцами ног, ощупывая старенькие кеды. Раньше такие кеды не так сложно было достать, но теперь они стали редкостью. Парусина порвалась на правой пятке, и отдельные нити торчали в стороны, точно усы у кота. Вообще-то обувная компания была американской, но конкретно эти кеды изготовили в Колумбии. В нынешнем, 1997 году, в Народной Республике Дальневосточная Азия не особенно ощущалась нехватка товаров. Собственно говоря, товаров там было просто завались, но импортные вещи в последнее время достать было сложно. Впрочем, могло ли быть иначе в стране, проводящей политику изоляционизма. Тем более что США — во всех учебниках их называли Американской империей — считались враждебным государством.

Из дальнего конца салона автобуса, освещаемого тусклыми лампами дневного света под закопченными панелями потолка, Сюя наблюдал за своими одноклассниками — их было сорок один человек. Все они были взволнованы и оживленно болтали. Со времени их отбытия из родного городка Сироивы не прошло и часа. Проводить первую ночь учебной экскурсии в автобусе казалось не слишком приятно, и что было еще хуже, на эту экскурсию их, вроде как, насильно погнали. Однако все успокоились, когда автобус, оставив позади мост Сэто, по шоссе Санё направился к месту их назначения, острову Кюсю.

Впереди, вокруг господина Хаясиды, их классного руководителя, сидели шумные девочки: Юкиэ Уцуми (ученица номер 2), староста девочек, очень симпатичная со своими косичками; Харука Танидзава (ученица номер 12), ее партнерша по волейбольной команде, самая высокая девочка в классе; Идзуми Канаи (ученица номер 5), девочка из состоятельной семьи, дочь члена горсовета; Сатоми Нода (ученица номер 17), прилежная отличница, она носила очки в металлической оправе, которые очень подходили к ее умному и спокойному лицу; и Тисато Мацуи (ученица номер 19), всегда тихая и замкнутая. Все они были вполне обычными девочками. Можно было бы назвать их «нейтралками». Девочки, вообще-то, склонны объединяться в группировки, но поскольку ни одной конкретной и сколько-нибудь долго существовавшей компании в младшей средней школе города Сироивы не имелось, то так их характеризовать было бы не совсем верно. Если в нашем классе что-то такое и было, так это группировка «гопниц» — или, более точно и официально, малолетних преступниц, — во главе с Мицуко Сомой (ученицей номер 11). В эту компанию также входили Хироно Симидзу (ученица номер 10) и Ёсими Яхаги (ученица номер 21). Сюя не мог их видеть со своего места.

Сиденье сразу за кабиной водителя было слегка приподнято, и на нем то и дело подпрыгивали Кадзухико Ямамото (ученик номер 21) и Сакура Огава (ученица номер 4). Сюе были видны только головы этой самой дружной парочки в классе. Судя по этим головам, Кадзухико и Сакура все время смеялись. Они были очень смешливы, и любая мелочь могла их развеселить.

Чуть за ними в проход выступало солидное тело в школьной форме. Тело это принадлежало Ёсио Акамацу (ученику номер 1). Самый крупный мальчик в классе, Ёсио был очень робок и пуглив, а потому всегда становился мишенью шуток и оскорблений. В данный момент он сосредоточенно склонился над какой-то карманной видеоигрой.

Ближе к Сюе сидели спортсмены Тацумити Оки (ученик номер 3, гандбольная команда), Кадзуси Ниида (ученик номер 16, футбольная команда) и Тадакацу Хатагами (ученик номер 18, бейсбольная команда). Они держались вместе. Сам Сюя еще в начальной школе играл в бейсбол в Лиге юниоров и был там известен как звездный бомбардир. Какое-то время он дружил с Тадакацу, но потом раздружился. Отчасти из-за того, что перестал играть в бейсбол, но главным образом из-за того, что вместо этого начал играть на электрогитаре, а это занятие считалось «непатриотичным». Такие вещи в особенности нервировали матушку Тадакацу.

Да, рок был в этой стране вне закона. (Хотя, конечно, кое-какие лазейки имелись). Так, электрогитара поступила к Сюе вместе с утвержденным правительством ярлыком, на котором значилось: «Упадочническая музыка строго запрещена», а упадочнической музыкой был как раз рок.

«Если вдуматься, — размышлял Сюя, — то я не только увлечения поменял, но и друзей».

Тут он услышал, как за спиной у верзилы Ёсио Акамацу кто-то тихо смеется. Этим весельчаком был Синдзи Мимура, один из новых друзей Сюи. Синдзи носил короткую стрижку и затейливое кольцо в левом ухе. Синдзи стал его одноклассником на втором году учебы, но Сюя уже о нем слышал: Синдзи Мимура, по прозвищу Третий, был игроком стартовой пятерки школьной баскетбольной команды. Как спортсмены, они с Сюей были на равных, хотя Синдзи считал, что он лучше. Впервые оказавшись вместе на баскетбольной площадке во время занятий физкультурой, они составили грозный дуэт, а потому было вполне естественно, что они быстро достигли взаимопонимания и подружились. Впрочем, помимо спорта, Синдзи еще много чем увлекался. Да, если не считать математики и английского, оценки у Третьего были так себе, зато широта его знаний о реальном мире просто поражала, и зрелостью своих воззрений он существенно превосходил сверстников. Загадочным образом у Синдзи неизменно находился ответ на вопрос, связанный с той заграничной информацией, которую в их стране вроде бы никак было не получить. И он всегда знал, что сказать, когда ты не в духе, например: «Знаешь, брось так переживать, мне все равно хуже». Но при этом Синдзи не страдал высокомерием. Он всегда улыбался и отшучивался. Никогда он не бывал занят только собой, любимым. В целом Синдзи Мимура был отличным парнем.

Синдзи сидел рядом со своим приятелем еще по начальной школе, Ютакой Сэто (учеником номер 12). Ютака был у них в классе главным шутником. Сейчас он наверняка опять сострил, раз Синдзи смеялся.

Позади них сидел Хироки Сугимура (ученик номер 11). Его долговязое тело едва умещалось на небольшом сиденье, он читал какую-то книжку в мягкой обложке. Хироки всерьез занимался боевыми искусствами, а потому буквально излучал суровость и крутизну. Он был не слишком разговорчив, но когда Сюя узнал его получше, оказалось, что он удивительно славный малый. Хироки был просто застенчив. Теперь Сюя с ним дружил. Вероятно, сейчас Хироки читал книжку китайской поэзии, которая так ему нравилась. (Китайские переводные книжки достать было несложно. Ничего удивительного — Народная Республика объявляла Китай «частью нашей великой родины»).

Как-то раз Сюя, продираясь со словарем через какой-то американский роман в мягкой обложке (откопанный им в магазине старой книги), набрел на такую фразу: «Друзья приходят и уходят». С Тадакацу они уже друзьями не были. Точно так может прийти время, когда он уже не будет дружить с Синдзи и Хироки.

А может и не прийти.

Тут Сюя взглянул на Ёситоки Кунинобу, который рылся у себя в сумке. С Ёситоки Сюя по-прежнему дружил. И вряд ли мог когда-нибудь раздружиться. В конце концов, они были друзьями, еще когда писали в свои кроватки в том католическом заведении с напыщенным названием «Дом милосердия», где содержались сироты или другие дети, которые по тем или иным причинам не могли оставаться со своими родителями. Пожалуй, эти дети почти обречены были стать друзьями.

«Быть может, нашему режиму следует прикрываться религией?» — подумал Сюя. По сути, в этой стране, с уникальной системой национал-социализма, управляемой исполнительной властью, называемой «Диктатор» («Это также называют „махровым фашизмом“, — с кривой усмешкой заметил однажды Синдзи Мимура. — Что может быть кошмарнее?»), не было государственной религии. Вера в политическую систему была здесь сродни религиозной, но она ни одной традиционной религией не поддерживалась. Соответственно, религиозная практика допускалась лишь в умеренных дозах и также не поощрялась. А потому занимались ею лишь немногие истинно верующие, да и то по-тихому. Сам Сюя никогда никакого религиозного рвения не проявлял, но тем не менее вырос в католическом заведении вполне нормальным и здоровым мальчиком. И считал, что ему следует это ценить. Существовали и государственные приюты для сирот, однако они совсем скудно финансировались. Кроме того, насколько он знал, приюты эти фактически являлись спецшколами для подготовки солдат оборонительных частей особого назначения.

Тут Сюя оглянулся. На самом дальнем сиденье расселась компания гопников, куда входили Рюхэй Сасагава (ученик номер 10) и Мицуру Нумаи (ученик номер 17). Еще там был... Сюя не мог разглядеть выражения лица мальчика с длинными, зачесанными назад и прилизанными волосами, сидевшего повернувшись к правому окну. Хотя остальные гопники (Рюхэй оставил между собой и вожаком два свободных места) оживленно разговаривали и то и дело смеялись очередным грязным шуткам, этот мальчик оставался совершенно неподвижен. Возможно, он спал. Или, как Сюя, любовался огнями большого города.

Сюя был не на шутку ошарашен тем, что этот мальчик — Кадзуо Кирияма (ученик номер 6) — решил поучаствовать в таком детском занятии, как учебная экскурсия.

Кирияма был признанным вожаком шпаны их района, компании, в которую входили Рюхэй и Мицуру. Он без всяких оговорок был крут. Одного роста с Сюей, Кадзуо мог запросто наезжать на старшеклассников и даже задирать членов местной якудзы. Он был легендарной личностью в префектуре. И тот факт, что его отец был президентом ведущей корпорации, не вредил его репутации. (Впрочем, ходили слухи о том, что Кадзуо был внебрачным ребенком. Сюю это мало интересовало, а потому он не потрудился разузнать поточнее). Но оставалось еще и многое другое. Кадзуо был лучшим учеником класса "Б", и конкуренцию ему с трудом мог составить лишь Кёити Мотобути (ученик номер 20), который вечно недосыпал — так усердно занимался учебой. На спортивной площадке Кадзуо также превосходил почти всех в начальной школе города Сироива. Здесь с ним всерьез могли состязаться только бывший звездный бейсболист Сюя Нанахара и нынешний звездный баскетболист Синдзи Мимура. Выходило, что Кадзуо был безупречен во всех отношениях.

«Но как, — недоумевал Сюя, — мог мальчик столь безупречный в итоге стать вожаком шпаны?» Хотя вообще-то его это не касалось. И все же было у Сюи некое ощущение, почти тактильное, что Кадзуо на деле какой-то другой. Какой именно — Сюя толком не знал. Но другой. В школе Кадзуо никогда ничего такого не делал. В отличие от Рюхэя Сасагавы, он никогда не издевался над кем-то вроде Ёсио Акамацу. Но была в нем какая-то... холодная отчужденность. По крайней мере, так казалось Сюе.

В классе Кадзуо словно бы отсутствовал. Мысль о том, что он «сосредоточен на учебе», казалась совершенно абсурдной. На всех уроках Кадзуо тихо сидел за столом, вероятно думая о чем-то, никакого отношения к урокам не имеющем. Сюя подозревал, что, если бы в этом государстве не было всеобщего среднего образования, Кадзуо скорее всего вообще бы в школу не ходил. Или же просто показывался там по какой-то своей прихоти. «В любом случае, — думал Сюя, — я был уверен, что он пропустит такую детскую ерунду, как учебная экскурсия. А он взял и поехал. Что, тоже по прихоти?»

— Сюя!

Сюя таращился на панели с лампами дневного света в потолке, размышляя о Кадзуо Кирияме, когда в поток мыслей внезапно ворвался задорный голосок. Перегнувшись с сиденья по другую сторону прохода, Норико Накагава (ученица номер 15) протягивала ему хрустящий целлофановый пакет. Целлофан искрился в белом свете как лед, а через него проглядывали светло-коричневые кружочки — скорее всего домашнее печенье. Сверху был повязан бантик из золотой ленточки.

Норико Накагава была еще одной «нейтралкой» вроде девочек из компании Юкиэ Уцуми. Ее темные глаза лучились добротой, а круглое девчачье личико обрамляли черные волосы до плеч. Миниатюрная и веселая, Норико в целом была вполне обычной девочкой. Если и было в ней что-то особенное, так это то, что она лучше всех в классе писала сочинения по литературе. (Именно так Сюя с ней и познакомился. Он проводил перемены за сочинением текстов для своих песен на полях тетрадок, а Норико просила дать их ей почитать). Обычно Норико держалась в компании Юкиэ, но сегодня она немного опоздала, и ей не осталось ничего другого, кроме как занять свободное место.

Протягивая руку за пакетом, Сюя недоуменно поднял брови. Норико почему-то засмущалась и стала объяснять:

— Это печенье я испекла по просьбе моего брата, но немного осталось. Оно вкуснее, пока свежее. Я решила принести его для тебя и Господина Нобу.

«Господин Нобу» — это прозвище Ёситоки Кунинобу. Еситоки, несмотря на свои доверчивые глаза, странным образом казался взрослым и мудрым, а потому прозвище очень ему подходило. Больше никто из девочек его так не звал, однако Норико запросто обращалась к мальчикам по их прозвищам. Никто из них не обижался, и это лишний раз подтверждало, насколько обезоруживала ее беззлобная веселость. (У Сюи тоже имелось прозвище, связанное со спортом и созвучное с известной маркой сигарет. Впрочем, как и Синдзи Мимуру, Третьего, в лицо никто его так не звал). «Между прочим, — подумал Сюя, — я уже не первый раз это подмечаю, но она единственная девочка, которая зовет меня по имени».

Услышав, что Норико его упомянула, Ёситоки тут же вмешался.

— Правда? Для нас? Спасибо огромное! Если ты сама эти печенюшки приготовила, могу поклясться, что они очень вкусные.

Ёситоки выхватил у Сюи пакет, быстро развязал золотую ленточку и вынул печенюшку.

— Ух ты! Колоссально!

Слушая, как Ёситоки расхваливает кулинарные таланты Норико, Сюя улыбался. «Ведь у него все на лице написано», — думал он. С того самого момента, как Норико обратилась к Сюе, Ёситоки не сводил с нее глаз, то горбясь, то выпрямляя спину и страшно нервничая.

Это случилось полтора месяца назад, во время весенних каникул. Сюя с Ёситоки тогда отправились удить черного морского окуня в водоеме у дамбы, который обеспечивал городское водоснабжение. И Ёситоки признался Сюе:

— Знаешь, Сюя, я тут кое в кого влюбился.

— Да? И в кого?

— В Накагаву.

— В смысле — из нашего класса?

— Угу.

— В которую? У нас две Накагавы. В Юку Накагаву?

— Нет. В отличие от тебя, мне толстушки не нравятся.

— Да ты что? По-твоему, Кадзуми толстушка? Она просто немножко полная.

— Извини. В общем... гм... это Норико.

— Угу. Что ж, она славная.

— Еще бы не славная. Ты что, сомневался?

— Да нет, что ты, брось.

Конечно, с Ёситоки все было понятно. Тем не менее Норико, казалось, не замечала его чувств к ней. «Может, до нее такие вещи не сразу доходят? — подумал Сюя. — Учитывая ее беспечную натуру, это неудивительно».

Сюя взял печенюшку из пакета в руках Ёситоки и внимательно ее осмотрел. Затем он взглянул на Норико.

— Значит, потом они теряют свой вкус?

— Да, — кивнула Норико, и взгляд ее стал до странности напряженным. — Это правда.

— Стало быть, ты уверена, что сейчас они очень вкусные.

Эту манеру поддразнивать других Сюя усвоил от Синдзи Мимуры. И в последнее время к неудовольствию своих одноклассников частенько себе позволял. Однако Норико лишь радостно рассмеялась и сказала:

— Вкусные, вкусные.

— Брось, Сюя, — снова вмешался Ёситоки. — Я ведь уже сказал тебе, что они колоссальные. Правда, Норико?

Норико улыбнулась.

— Спасибо. Ты такой славный.

Ёситоки вдруг замер, точно через него пропустили электрический ток, и явно потерял дар речи. Молча глядя на свои колени, он снова сунул руку в пакет.

Сюя ухмыльнулся и стал жевать свою печенюшку. Теплая сладость и аромат обволакивали все во рту.

— Замечательно, — похвалил он.

— Спасибо! — воскликнула Норико. Все это время она внимательно за ним наблюдала.

Конечно, Сюя мог ошибаться, но все же ему показалось, что благодарность Норико в его адрес несколько отличалась по тону от благодарности в адрес Ёситоки. Ну да... верно, и ведь она глаз с него не сводила, пока он ел печенюшку. Правда ли, что это были остатки от того, что она испекла для брата? Может, она их еще для кого-то испекла? Или он сильно заблуждается?

И тут Сюя почему-то подумал о Кадзуми. Она была на класс старше, и до прошлого года занималась вместе с Сюей в музыкальном кружке.

Да, в Народной Республике Дальневосточная Азия играть рок-музыку в школьных кружках было запрещено, однако когда их руководительница госпожа Мията отсутствовала, они все же отваживались играть рок. Именно этим музыкальный кружок всех его членов в первую очередь и привлекал. Кадзуми Синтани была там лучшей саксофонисткой, а когда дело доходило до рока, то она превосходила и всех парней. Высокого роста (примерно 170 сантиметров, как и Сюя), Кадзуми была немного пухленькой, но благодаря замечательному взрослому лицу, подобранным в узел волосам и альтовому саксофону смотрелась просто потрясающе. Сюю ее внешность мгновенно сразила на повал. Затем Кадзуми научила его брать сложные гитарные аккорды. («Я немного играла на гитаре, прежде чем взяться за саксофон», — пояснила она). С тех самых пор Сюя, когда только мог, упражнялся в игре на гитаре и ко второму году стал лучшим гитаристом в кружке. Причем главной причиной его успехов было желание, чтобы Кадзуми послушала, как он может играть.

И в один прекрасный день, когда им после уроков случилось остаться в музыкальном классе наедине, Сюя спел ей под гитару свой вариант «Летнего блюза», чем произвел на Кадзуми сильное впечатление. «Это так классно, Сюя, — сказала она. — Просто здорово». В тот день Сюя первый раз в жизни купил себе банку пива и отметил это выдающееся событие. Все было отлично. Однако три дня спустя, когда Сюя решил сделать признание и сообщил Кадзуми, что она ему нравится, Кадзуми извинилась и сказала, что уже встречается с одним парнем. Закончив среднюю ступень, она вместе со своим приятелем перешла в старшую школу с музыкальным уклоном.

Это напомнило Сюе о его разговоре с Ёситоки на рыбалке во время весенних каникул. Поделившись своими чувствами к Норико, Ёситоки тогда спросил:

— А ты все еще на Кадзуми зависаешь?

— Пожалуй, я теперь на всю жизнь на ней завис, — ответил Сюя.

Ёситоки явно был озадачен.

— Но ведь у нее уже есть приятель, верно?

Мощно метнув серебристую донку, точно бейсбольный мячик с дальней части поля, Сюя ответил:

— Это ничего не значит.

Ёситоки по-прежнему рассматривал свои колени, и Сюя забрал у него пакет с печеньем.

— Может, ты Норико немного оставишь?

— Ах, да-да, извини.

Сюя вернул пакет Норико.

— Прошу прощения.

— Ничего-ничего. Я не хочу. Вы можете все себе забрать.

— Правда? Ну, что же это нам одним такое удовольствие.

И тут Сюя впервые взглянул на парня, сидящего рядом с Норико. Скрестив руки на груди и закрыв глаза, Сёго Кавада (ученик номер 5) привалился к окну. Казалось, он спал. Волосы его были подстрижены коротко, как у буддийского монаха, хотя небритой физиономией Сёго скорее напоминал бандита. «Ух ты, — подумал Сюя. — У него уже вовсю борода растет». Пожалуй, для ученика младшей ступени средней школы Сёго выглядел слишком взрослым.

Что ж, одно Сюя знал о нем наверняка: в третий класс "Б", где учились те же ребята, что и втором, Сёго Кавада перевелся в прошлом апреле из Кобе. По загадочным обстоятельствам — из-за травмы или болезни (болезненным он, мягко говоря, не выглядел, так что скорее всего у Сёго была травма), Сёго вынужден был пропустить целый год, поскольку шесть с лишним месяцев не мог ходить в школу. Другими словами, он был на год старше Сюи и его одноклассников. Так Сюе рассказали, хотя сам Сёго ни с кем этим не делился.

Вообще-то ничего хорошего Сюя о Сёго не слышал. Ходили слухи, что в своей прежней школе Сёго был крутым гопником и что его госпитализация была результатом страшной драки. В пользу такой версии говорили шрамы у него на теле. Длинный рубец, словно бы от ножа, тянулся над его левой бровью. А когда они оказались в раздевалке физкультурного зала (между прочим, Сёго был сложен как классный боксер-средневес), Сюя с изумлением заметил шрамы на его руках и спине. Мало того, на левом плече у Сёго имелись два одинаковых круглых шрама. Выглядели эти шрамы совсем как пулевые ранения, хотя трудно было поверить, что такое возможно.

Всякий раз эти слухи сопровождались неизбежным заключением: «Рано или поздно он наверняка с Кадзуо столкнется». Сразу же после того, как Сёго перевелся в их школу, этот придурок Рюхэй Сасагава попытался его припугнуть. Что за этим последовало, никто толком не знал, но видели лишь, что Рюхэй побледнел, отступил и с воплями отправился искать помощи у Кадзуо. Кадзуо, однако, лишь равнодушно взглянул на свою шестерку. Сёго он ни слова не сказал. И до этих самых пор им удавалось избегать стычки. Складывалось впечатление, что Кадзуо вообще никакого интереса к Сёго не проявляет. В результате в классе "Б" царил мир. Что ж, им повезло.

Из-за разницы в возрасте и нелестных слухов все избегали Сёго. Но Сюя не любил судить о людях, основываясь на слухах. Как кто-то когда-то сказал, если не можешь разобраться сам, нет смысла слушать то, что говорят другие.

Сюя указал подбородком на Сёго.

— Интересно, он спит?

— Не знаю... — Норико оглянулась.

— Не хотелось бы его будить.

— По-моему, такие парни печенье не очень любят.

Норико захихикала. Сюя собрался было к ней присоединиться — но тут они услышали голос:

— Да, спасибо.

Сюя опять взглянул на Сёго. Звучный бас гудел у него в голове.

Хотя голос этот Сюе был незнаком, он явно принадлежал Сёго. Тот по-прежнему не открывал глаз, но, судя по всему, не спал. Сюя вдруг понял, что практически не слышал голоса Сёго, хотя этот парень перевелся к ним в школу больше месяца тому назад.

Норико взглянула на Сёго, затем на Сюю. Сюя в ответ пожал плечами и сунул себе в рот еще печенюшку.

Какое-то время он продолжал болтать с Норико и Ёситоки, но в конце концов...

Было без малого десять вечера, когда Сюя заметил что-то странное.

В автобусе творились решительно непонятные дела. Ёситоки, сидевший справа от Сюи, внезапно заснул и теперь негромко похрапывал. Тело Синдзи Мимуры клонилось в проход. Норико Накагава тоже спала. Никто даже не разговаривал. Казалось, все спали. Вообще-то любой, кто сверх меры заботился о своем здоровье, мог бы прямо сейчас отходить ко сну, но все-таки это была учебная экскурсия, которую они давно ждали. Почему все, к примеру, не пели? Разве не было в этом автобусе одной из тех отвратительных, ненавистных для Сюи машин — караоке?

Впрочем, Сюю тоже одолевала сонливость. Он оцепенело огляделся... а потом голова его так отяжелела, что он уже едва мог ею двигать. Сюя осел на сиденье. Глаза его, точно улитки, проползли по узкому автобусу к зеркалу заднего вида в центре большого ветрового стекла, за которым был мрак... Сюя даже сумел различить в этом зеркале крошечное отражение шофера.

Странное дело — лицо шофера скрывала какая-то маска. А от этой маски вниз тянулась трубка вроде шланга. Выше и ниже ушей голову шофера обтягивали тонкие ремешки. «Что это? — сонно подумал Сюя. — Зачем?» Если не считать тянущегося вниз шланга, штуковина напоминала аварийную кислородную маску, какие раздают в самолетах.

«Вот классно, — подумал Сюя. — Значит, внутри этого автобуса скоро будет нельзя дышать? Типа — дамы и господа, ввиду проблем с мотором наш автобус сейчас совершит аварийную посадку. Пожалуйста, пристегните ремни, наденьте кислородные маски и следуйте инструкциям членов экипажа. Да, не слабо».

Справа донеслось какое-то поскребывание. Сюе пришлось нешуточно напрячься, чтобы туда взглянуть. Тело казалось страшно тяжелым. Его словно погрузили в прозрачное желе.

Сёго Кавада встал и пытался открыть окно. Но там либо скопилась ржавчина, либо сломался запор. Окно никак не желало открываться. Тогда Сёго треснул левым кулаком по стеклу. «Он пытается разбить стекло, — подумал Сюя. — Зачем? К чему вся эта суета?»

Но стекло не разбилось. А потом левая рука Сёго внезапно обмякла и опустилась вниз. Сам он осел на сиденье. Сюе показалось, что тот же самый бас, который он недавно слышал, произнес глухое проклятие.

И почти сразу вслед за этим он также заснул.

Примерно в то же самое время семьи учеников третьего класса "Б" младшей средней школы города Сироивы навестили люди, подкатившие к домам на черных седанах. Встревоженные поздним визитом, родители испытали потрясение, когда эти люди предъявили им документы, где стояли государственные печати со значком персика.

В большинстве случаев родители молча кивали, думая о своих детях и о том, что скорее всего больше никогда их не увидят. Были, однако, и те, кто отчаянно протестовал. Таких в лучшем случае вырубали электрошоковыми дубинками, а в худшем — прошивали свежими пулями из блестящих автоматов. Отбывая из этого бренного мира, родители всего лишь на шаг опережали своих детей.

К тому времени автобус, выделенный для учебной экскурсии третьего класса "Б", давно уже развернулся на 180 градусов и направился к городу Такамацу. Въехав туда, шофер долго петлял по улицам, прежде чем наконец остановился и выключил мотор.

Мужчина лет под пятьдесят с проседью в волосах выглядел как совершенно типичный шофер автобуса. По-прежнему не снимая противогаза, он с легкой жалостью повернулся к ученикам класса "Б". Но как только под окном появился другой мужчина, лицо его окаменело. Он поднял руку в своеобразном салюте Республики, затем открыл дверцу. Сквозь сон Сюя слышал, как в автобус вбегают солдаты в противогазах и походном обмундировании.

Бетонный пирс под голубоватым лунным светом сиял как выбеленная кость. Рядом с пирсом в иссиня-черном море лениво покачивался корабль, которому предстояло доставить «игроков» на место.

Осталось 42 ученика

1

На мгновение Сюе показалось, будто он сидит в знакомой ему аудитории.

Конечно, это не была привычная аудитория третьего класса "Б", хотя там тоже имелась кафедра, классная доска, а слева — высокая стойка с большим телевизором. Были также ряды столов и стульев из фанеры и стальных трубок. В уголке стола, за которым сидел Сюя, кто-то ручкой вывел антиправительственную надпись: «Диктатор любит женщин в военной форме». Он заметил за другими столами остальных учеников. Мальчики были одеты в строгие форменные костюмы, а девочки — в матроски и плиссированные юбки — здесь были все его одноклассники, которые лишь несколько мгновений тому назад (так, по крайней мере, казалось) вместе с ним ехали в автобусе. Странно было то, что все они — развалившись на столах или сгорбившись на стульях — крепко спали.

Сюя, сидя за столом у окна с матовыми стеклами, которое выходило в коридор (если предположить, что это здание имело ту же планировку, что и их школа), оглядел аудиторию. Слева, чуть впереди от него, виднелась спина Ёситоки Кунинобу. Позади Ёситоки сидела Норико Накагава, а впереди — Синдзи Мимура. Все они развалились на своих столах, посапывая в глубоком сне. У окна с левой стороны на стол склонилось крупное тело Хироки Сугимуры. Только увидев Хироки, Сюя внезапно сообразил, что все ученики сидели на местах, соответствующих их порядковым номерам, — точно так же, как в школе в городе Сироива. А в следующий миг Сюя так же внезапно понял, почему эта аудитория вызывает у него такое странное ощущение. Окна со стороны Хироки были забраны чем-то темным. Стальными листами? Листы эти слегка переливались в тусклом свете ламп дневного света, висящих под потолком. За окнами с матовыми стеклами, что выходили в коридор, тоже была чернота. Наверное, они тоже были чем-то забраны. Совершенно невозможно было понять, ночь сейчас или день.

Сюя взглянул на свои наручные часы. Один час. Ночи? Дня? Еще там значилось «Четв/22». Отсюда вытекало, что, если только кто-то не повозился с его часами, со времени странного приступа сонливости прошло либо три часа, либо пятнадцать. Ладно, пусть будет три или пятнадцать. Но все же...

Сюя посмотрел на своих одноклассников.

Что-то здесь не так. Ситуация была предельно странной. Но что-то особенно его раздражало.

И Сюя тут же понял, что. Над воротником у Норико виднелась серебристая металлическая полоска, аккуратно обернутая вокруг ее шеи. Под строгим форменным пиджаком Ёситоки полоска была едва заметна, но Сюя все же сумел ее различить. Такие же полоски были на шеях у Синдзи Мимуры и Хироки Сугимуры.

Тут в голову Сюе пришла еще одна мысль. Правой рукой он потянулся к своей шее.

Сюя ощутил что-то твердое и холодное: такая же штуковина, судя по всему, была и у него на шее.

Сюя немного подергал за полоску, но она сидела плотно и не подавалась. Стоило ему это осознать, как он почувствовал, что задыхается от гнева. Стальные ошейники! Проклятье! Стальные ошейники! Как будто мы собаки!

Он еще немного повозился с ошейником, затем бросил это занятие и наконец задумался...

Как же учебная экскурсия? Сюя заметил у стола свою спортивную сумку. Вчера вечером он небрежно бросил туда одежду, полотенце, толстую тетрадку и фляжку бурбона. У всех остальных столов тоже стояли сумки.

Внезапно у входа раздался громкий шум, и дверь скользнула в сторону. Сюя поднял голову.

В аудиторию вошел мужчина.

Коренастый, но крепко сложенный. Ноги мужчины были совсем короткими, как будто служили всего лишь придатком к его туловищу. Светло-бежевые широкие брюки, серый пиджак, красный галстук и черные кожаные туфли. Одежда выглядела поношенной. К отвороту его пиджака был приколот красноречивый значок персикового цвета. Щеки у мужчины были розовыми как у младенца. Но что особенно привлекало внимание, так это его прическа. Он носил волосы до плеч, точно женщина в полном расцвете лет. Его облик напомнил Сюе Джоан Баэз с пиратской кассеты, купленной им на черном рынке.

Мужчина встал у кафедры и внимательно оглядел аудиторию. Наконец глаза его остановились на Сюе, который был единственным, кто проснулся (если предположить, естественно, что это был не сон).

Они добрую минуту смотрели друг на друга. Затем — потому, наверное, что остальные стали просыпаться — мужчина отвернулся от Сюи. Изумленные охи одних быстро выводили других одноклассников из глубокой дремы.

Сюя снова оглядел аудиторию. Ученики просыпались и терли руками глаза. Все были в полном недоумении. Сюя обменялся взглядом с Ёситоки Кунинобу, когда тот обернулся. Слегка наклонив голову, Сюя указал на свой ошейник. Ёситоки тут же коснулся своей шеи. Ощущение явно его потрясло. Помотав головой, он повернулся к кафедре. Норико Накагава тоже изумленно посмотрела на Сюю. Сюя лишь пожал плечами в ответ.

Как только стало ясно, что все проснулись, мужчина радостным голосом объявил:

— Вот и отлично! Надеюсь, вы все хорошо выспались!

Никто не откликнулся. Молчали даже записные шутники, Ютака Сэто (ученик номер 12) и Юка Накагава (ученица номер 16).

Осталось 42 ученика

2

С широкой ухмылкой на физиономии длинноволосый мужчина пристроился за кафедрой и с энтузиазмом продолжил:

— Прекрасно, просто прекрасно. Тогда я перейду к вступлению. Для начала я ваш новый инструктор. Меня зовут Кинпацу Сакамоти.

Мужчина, представившийся как Сакамоти, повернулся к классной доске и крупными буквами написал там свое имя. «Кинпацу Сакамоти»? — подумал Сюя. — Он что, шутит? Учитывая ситуацию, это скорее всего псевдоним".

Внезапно со своего места встала Юкиэ Уцуми, староста девочек класса.

— Не понимаю, что здесь происходит, — сказала она.

Все посмотрели на Юкиэ. Судя по тому, как покачивалась пара ее длинных косичек, она была очень взвинчена, однако в голосе ее звучала обычная уверенность. Похоже, Юкиэ ошибочно заключила, будто они попали в аварию или пережили еще что-то в таком духе, отчего все потеряли сознание.

— Что здесь происходит? — продолжила Юкиэ. — Мы все ехали на учебную экскурсию. Верно, ребята?

Стоило ей только оглядеться, как последовала лавина возгласов:

— Верно!

— Где мы?

— Ты тоже заснул?

— Сколько сейчас времени?

— Мы все спали?

— Черт, у меня нет часов.

— Ты помнишь, как выбрался из автобуса и пришел сюда?

— Кто этот тип?

— Ни черта не помню.

— Это ужасно. Что происходит? Я боюсь.

Наблюдая, за тем, как Сакамоти следит за ними, Сюя в очередной раз медленно оглядел помещение. Несколько учеников хранили молчание.

И прежде всего — тот, что сидел позади Сюи в середине последнего ряда. Кадзуо Кирияма. Его спокойные глаза под зачесанными назад волосами бесстрастно взирали на мужчину за кафедрой. Взгляд Кадзуо был так невозмутим, что в нем даже не было никакого намека на гнев. И он не обращал ни малейшего внимания на отчаянные призывы кружка его приверженцев: Рюхэя Сасагавы, Мицуру Нумаи, Хироси Куронаги (ученика номер 9) и Сё Цукиоки (ученика номер 14).

Молчала также Мицуко Сома, сидящая во втором ряду у окна. Выглядела она при этом предельно скучающей. Мицуко сидела далеко от своей «группировки», куда также входили Хироно Симидзу и Ёсими Яхаги. Никто из девочек (или, раз уж на то пошло, мальчиков) даже не пытался к ней обратиться. (А слева от Сюи Хироно и Ёсими оживленно переговаривались). Хотя Мицуко обладала ослепительной внешностью поп-идола, ее лицо всегда сохраняло до странности безразличное выражение. Со сложенными на груди руками она смотрела на Сакамоти. (Сидящий позади нее Хироки Сугимура разговаривал с Тадакацу Хатагами).

В предпоследнем ряду у окна сидел Сёго Кавада. Он также молча взирал на Сакамоти. Потом Сёго достал жевательную резинку и кинул ее в рот. Энергично работая челюстями, он не сводил глаз с инструктора.

Сюя посмотрел перед собой. Норико Накагава то и дело на него оглядывалась. Ее темные глаза были полны тревоги, а веки подрагивали. Сюя перевел взгляд на Ёситоки, но тот оживленно переговаривался с Синдзи Мимурой. Тогда Сюя снова посмотрел на Норико, слегка сжал губы и кивнул. Это, похоже, оказало на девочку успокаивающий эффект. Тревоги в ее глазах поубавилось.

— Ладно, ладно, а теперь тихо. — Сакамоти несколько раз хлопнул в ладоши, призывая всех к порядку. Гомон тут же улегся. — Позвольте я объясню ситуацию. Все вы здесь сегодня за тем... — тут он выдержал эффектную паузу, — чтобы убивать друг друга.

Ни звука. Немая сцена. Все застыли. Лишь Сёго продолжал жевать свою резинку. Выражение его лица нисколько не изменилось. Но Сюе показалось, что на губах Сёго мелькнула легкая усмешка.

Не переставая улыбаться, Сакамоти продолжил:

— Ваш класс был выбран для проведения Программы этого года.

Кто-то отчаянно закричал.

Осталось 42 ученика

3

Каждый ученик средней школы в Народной Республике Дальневосточная Азия знал, что такое Программа. Про нее даже рассказывалось в учебниках четвертого класса. Ниже цитируется выдержка из «Краткой энциклопедии Народной Республики Дальневосточная Азия»:

"Программа п. 1. Перечень порядка событий и другой информации [...] 4. Боевая имитационная программа, проводимая силами наземной обороны нашего государства, введенная с целью безопасности. Официально известна как «Программа боевого эксперимента номер 68»". Первая Программа была осуществлена в 1947 году. Для проведения Программы, в исследовательских целях ежегодно выбираются пятьдесят третьих классов средней школы (до 1950 года выбиралось 47 классов). Ученики всех классов вынужденно сражаются друг против друга, пока не остается один. Информация о результатах данного эксперимента, включая затраченное время, хранится. Последнему уцелевшему из каждого класса даруется пожизненная пенсия и фотография Великого Диктатора с его автографом. В порядке отклика на протесты и волнения, вызванные экстремистскими элементами и имевшими место в течение первого года введения Программы в действие, 317-й Великий Диктатор произнес свою знаменитую «Апрельскую речь»".

«Апрельскую речь» дети заучивали наизусть в первом классе младшей средней школы. Вот небольшая выдержка оттуда: "Дорогие товарищи, работающие на благо Революции и строящие наше родное государство! [Две минуты бурных аплодисментов. Звучат здравицы в честь 317-го Великого Диктатора]. Итак, друзья. [Одна минута бурных аплодисментов]. Бесстыдные империалисты шныряют по нашей Республике, занимаясь вредительством. Они уже подвергли позорной эксплуатации граждан других государств, обманывая их, подвергая идеологической обработке и превращая их в марионеток, служащих целям гнусной империалистической системы. [Единогласный возглас возмущения]. Теперь они ухватятся за малейшую возможность вторгнуться в земли нашей родной республики, самого развитого всенародного государства в мире, демонстрируя свои грязные планы по уничтожению нашего народа. [Гневные возгласы из толпы]. Учитывая эти тревожные обстоятельства, Программа боевого эксперимента номер 68 жизненно необходима для нашего государства. Конечно, я испытываю глубокую скорбь при мысли о тысячах, даже десятках тысяч молодых людей, погибающих в самом расцвете своих пятнадцати лет. Но если их жизни послужат великой цели сохранения независимости нашего народа, разве не сможем мы тогда сказать, что их кровь, смешавшись с дорогой землей, препорученной нам нашими предками, пребудет с нами вечно? [Минута бурных аплодисментов]. Как все вы знаете, в нашем государстве нет призыва на обязательную военную службу. Наши армия, флот и оборонительные силы особого назначения полностью состоят из пламенных патриотов. Все наши солдаты — молодые добровольцы, несгибаемые борцы за торжество Революции и процветание нашего великого государства. Они ежедневно и еженощно рискуют своей жизнью. Мне бы хотелось, чтобы вы рассматривали Программу как своеобразный призыв на военную службу. Программа жизненно важна для защиты нашего государства и т. д. и т. п.".

Пожалуй, достаточно. (На самом деле у каждого железнодорожного вокзала вербовщик сил особого назначения попросту подходил к потенциальным кандидатам с броской фразой, напоминавшей пароль: «Риса со свининой не хотите отведать?») Сюя впервые услышал о Программе еще задолго до школы. К тому времени он уже наконец-то свыкся с «Домом милосердия», куда Сюю доставил друг его родителей после того, как оба они погибли в результате автокатастрофы. (Все родственники отказались его принять. Сюя слышал, что так вышло из-за того, что его родители занимались какой-то антиправительственной деятельностью, однако подтверждения этому он так никогда и не получил.) Кажется, ему тогда стукнуло пять лет. Он смотрел телевизор в детской комнате вместе с Ёситоки Кунинобу, который оказался в «Благотворительном доме» еще раньше Сюи. Их любимый мультик про роботов как раз закончился, и заведующая приютом, госпожа Рёко Анно (дочь прежнего заведующего) переключила канал. Сюя машинально продолжал смотреть на экран, но, как только он увидел там мужчину в строгом костюме, ему сразу же стало ясно, что это всего-навсего скучное шоу под названием «Новости», программа, которую в разное время крутили по всем каналам.

Мужчина что-то такое читал с бумажки. Сюя не мог точно припомнить, что он тогда прочел, но это всегда звучало примерно одинаково и скорее всего так:

"Правительство и силы обороны особого назначения докладывают о том, что Программа в префектуре Кагава закончилась вчера днем в 3 часа 12 минут. Прошло три года со времени проведения здесь последней Программы. Испытуемым стал третий класс "Д" средней школы номер 4 города Дзэнцудзи. Предварительно засекреченным местом проведения Программы стал остров Сидакадзима, что в четырех километрах от Тадоцу-тё. Победитель определился через 3 дня, 7 часов и 43 минуты. Кроме того, проведенное сегодня изъятие и вскрытие трупов установило следующие причины смерти всех 38 учеников: 17 из них погибли от пулевых ранений, 9 — от ножевых ранений, 5 — от ударов тупым предметом и 3 — от удушения..."

Затем на экране появилось изображение «победителя» Программы, девочки в грязной, изорванной матроске. Зажатая меж двух здоровенных солдат оборонительных сил особого назначения, она смотрела в камеру, и лицо ее подергивалось от нервного тика. Сюя до сих пор отчетливо помнил, как на ее подергивающееся лицо временами наплывало что-то отдаленно похожее на улыбку.

Теперь он понимал, что тогда впервые видел перед собой душевнобольную. Но в то время он понятия не имел, что с этой девочкой происходит. Сюя лишь ощутил необъяснимый испуг, как будто ему явилось привидение.

Кажется, он тогда спросил: «Что это, госпожа Анно?» А та лишь покачала головой и ответила: «Так, ничего». Затем госпожа Анно отвернулась от Сюи и прошептала: «Бедная девочка». Ёситоки Кунинобу к тому времени в телевизор уже не смотрел, так как был занят поеданием мандарина.

По мере того как Сюя взрослел, подобное сообщение — раз в два года, без всякого предупреждения — представлялось ему все более зловещим. Из всего множества учеников средней школы пятьдесят третьих классов ежегодно приговаривались к гарантированной смертной казни. Если во всех классах было по сорок учеников, получались две тысячи, однако реальное число составляло тысячу девятьсот пятьдесят. Хуже того, это была не просто массовая казнь. Ученикам приходилось убивать друг друга, сражаясь за звание победителя. Более жуткого варианта игры в «стулья с музыкой» нельзя было себе представить.

И тем не менее... противодействовать выполнению Программы было невозможно. Более того, невозможно было протестовать по поводу любых действий правительства Народной Республики Дальневосточная Азия.

А потому Сюя решил смириться. Разве не так поступало большинство «резервистов» из третьих классов средней школы? Значит, это наша особая форма призыва на военную службу? Ладно. У нас прекрасная родина Сильных Рисовых Побегов? Тоже ладно. Сколько всего средних школ было в республике? Даже в условиях снижения темпов рождаемости твои шансы все равно оставались менее одного к восьмистам. Если без обиняков, то вероятность попасть под Программу приблизительно равнялась вероятности попасть под машину. Помня, как ему всегда не везло в лотерею, Сюя прикидывал, что здесь его билет тоже не выиграет. В местной лотерее он никогда ничего серьезнее рулона туалетной бумаги не выигрывал. Значит, и в Программе нипочем не выберут. Так что отвалите, ребята.

С другой стороны, порой в школе он слышал, как кто-то (обычно заплаканная девочка) говорил: «Моя двоюродная сестра оказалась в Программе...» И тогда темный страх снова его душил. Еще он страшно злился — кто имеет право так пугать бедную девочку?

Однако уже через несколько дней та бедная, заплаканная девочка начинала улыбаться. Тогда страх и гнев Сюи тоже постепенно слабели и улетучивались. Тем не менее его никогда не покидало чувство беспомощности и смутное недоверие к правительству.

Вот так обстояли дела.

И когда в этом году Сюя перешел в третий класс средней школы, он, как и другие его одноклассники, предположил, что все будет хорошо. Собственно говоря, что им еще оставалось делать?

Но вышло иначе.

— Этого не может быть!

Стул загрохотал, когда кто-то вскочил на ноги. Обладателя визгливого голоса Сюя определил прежде, чем бросил взгляд на стол позади Хироки Сугимуры. Кёити Мотобути, староста мальчиков класса. Лицо его не просто побледнело. Оно даже как-то посерело, составляя некий сюрреальный контраст с его очками в серебристой оправе. Теперь Кёити напоминал один из шелкографических оттисков Энди Уорхола. Оттиски эти приводились у них в учебниках как «типичный образчик упадочнического искусства американских империалистов».

Некоторые одноклассники надеялись, что Кёити сумеет выдать какую-то подходяще-рациональную форму протеста. Убивать приятелей, с которыми ты только вчера тусовался? Нет, невозможно. Здесь какая-то ошибка. Эй, староста, разве ты для нас все это дело не уладишь?

Но Кёити капитально их разочаровал.

— М-мой отец — ответственный за охрану окружающей среды в п-правительстве префектуры. Как мог класс, в к-котором я учусь, быть выбран для П-программы?..

Дрожь в голосе старосты выдавала его безумную взвинченность.

Мужчина по фамилии Сакамоти ухмыльнулся и покачал головой.

— Вот так так, — сказал он. — Ты Кёити Мотобути, верно? Ты должен знать, что такое равенство. Все люди рождены равными. Должность твоего отца в правительстве префектуры никаких особых привилегий тебе не дает. Ты такой же, как все. Послушайте меня, ученики. Кто-то вышел из богатой семьи, кто-то из бедной. Вы все должны понимать, что сами по себе чего-то стоите. А значит, Кёити, давай не впадать в иллюзию, будто ты какой-то особенный. Потому что никакой ты не особенный!

Сакамоти так рявкнул последнюю фразу, что Кёити буквально рухнул обратно на стул. Инструктор некоторое время сверлил Кёити глазами, а затем на его физиономии снова расплылась улыбка.

— Ваш класс будет упомянут в сегодняшних утренних новостях. Разумеется, поскольку проведение Программы засекречено, подробности останутся в тайне до конца игры. Но, должен вам сказать, ваших родителей уже обо всем известили. Все по-прежнему выглядели растерянными и ошарашенными. Одноклассникам убивать друг друга? Немыслимо.

— Значит, вы все еще не верите в реальность того, что происходит?

Сакамоти с озадаченным видом почесал в затылке. Затем повернулся к двери.

— Эй, парни! — крикнул он. — Марш сюда!

Тут дверь скользнула в сторону, и в класс вбежали трое мужчин в камуфляже, тяжелых ботинках и со стальными шлемами со значком персика под мышками. Сразу же стало понятно, что это солдаты сил особого назначения. За плечом у каждого висела винтовка со штыком, а к поясу была пристегнута кобура с пистолетом. Один солдат, высокий, с вьющимися волосами, казался каким-то бесшабашным. Другой был среднего роста, с привлекательным мальчишеским лицом. На губах третьего играла легкая усмешка. Они принесли большой нейлоновый пакет наподобие черного спального мешка. Из пакета местами что-то выпирало, вызывая ассоциацию с ананасами.

Сакамоти отошел к окну, и трое мужчин положили пакет на кафедру. Внутри пакета, судя по всему, было что-то мягкое, поскольку оба его конца свесились с кафедры.

— Позвольте мне представить вам этих людей, — объявил Сакамоти. — Они окажут вам немалую помощь при выполнении Программы. Итак, господин Тахара, господин Кондо и господин Номура. А теперь, господа, не будете ли вы так любезны показать этим школьникам, что там внутри?

Бесшабашный, по фамилии Тахара, подступил к кафедре, взялся за молнию и раскрыл пакет. Оттуда хлынуло что-то красное...

Не успел Тахара до конца расстегнуть молнию, как одна из девочек в переднем ряду пронзительно завизжала, и к ней тут же присоединились остальные. Загрохотали столы и стулья, а к девичьему хору добавились восклицания мальчиков.

Сюя затаил дыхание.

Внутри полуоткрытого пакета находилось тело господина Macao Хаясиды, их классного руководителя. Вернее, теперь это был их бывший классный руководитель. Собственно говоря, он также был бывшим господином Хаясидой.

Тонкий синевато-серый костюм учителя насквозь пропитался кровью. От его больших черных очков, за которые его прозвали Стрекозой, осталась только половина. Соответственно только половина осталась от головы господина Хаясиды. Из-под единственной линзы в потолок тупо таращился багровый глаз. Серая масса — должно быть, мозги учителя — липла к остаткам волос. Словно испытывая облегчение от возможности наконец-то вырваться на свободу, левая рука господина Хаясиды, все еще с часами на ней, выскользнула из пакета и свесилась с кафедры. Ученики в переднем ряду могли видеть, как секундная стрелка все еще ходит по кругу.

— Так, ну ладно, а теперь тихо. Тихо. Молчать!

Сакамоти хлопнул в ладоши, но девочки не прекратили своего визга.

Внезапно солдат по фамилии Кондо достал пистолет.

Сюя ожидал предупредительного выстрела в потолок, однако вместо этого солдат схватил пакет с телом господина Хаясиды и скинул его с кафедры. Затем Кондо схватил труп за шею и поднял его повыше. Он выглядел совсем как герой научно-фантастического фильма, борющийся с гигантским червем.

Наконец солдат всадил две пули в голову господина Хаясиды. Остатки головы разлетелись по сторонам. Крупнокалиберные пули разорвали кости черепа и мозги, клочья которого забрызгали лица и школьную форму учеников в переднем ряду.

Эхо пистолетных выстрелов затихло. От головы господина Хаясиды почти ничего не осталось.

Солдат бросил тело учителя сбоку от кафедры. В классе воцарилась гробовое молчание.

Осталось 42 ученика

4

Большинство учеников, поначалу вскочивших со своих мест, робко опустились обратно. Необаятельный солдат по фамилии Номура отволок пакет с телом господина Хаясиды в угол аудитории, затем опять присоединился к двум остальным. Сакамоти снова занял свое место за кафедрой.

Тишину в классе внезапно нарушили чьи-то стоны, и кого-то вырвало на пол. По аудитории стала растекаться кислая вонь.

— Слушайте все, — заговорил Сакамоти, скребя в затылке. — Как видите, господин Хаясида решительно воспротивился приписке вашего класса к Программе. Все получилось так внезапно, и нам правда очень жаль, однако...

В аудитории снова воцарилась тишина. Теперь ученики все осознали. Это была реальность. Никакая не ошибка и не розыгрыш. Им действительно предстояло убивать друг друга.

Сюя отчаянно попытался трезво все обдумать. Запредельность всей ситуации просто ошеломляла. Голова шла кругом из-за страшного трупа господина Хаясиды и той роли, которую он сыграл в этом фильме ужасов.

Они должны как-то спастись. Но как?.. Ага, все верно... сперва он встретится с Ёситоки... с Синдзи и Хироки... но как на самом деле проводилась Программа? Подробности никогда не оглашались. Ученикам давали оружие, чтобы они убивали друг друга. Только это и было известно. Но могли они друг с другом поговорить? Как руководство следило за игрой?

— Я... я... — В мысли Сюи вторгся знакомый голос. Он поднял голову и открыл глаза.

Ёситоки Кунинобу привстал со своего места и теперь смотрел на Сакамоти с видом человека, не уверенного в том, что ему стоит продолжать. Судя по всему, Ёситоки плохо владел собой. Сюя весь напрягся. «Не надо, Ёситоки! — мысленно взмолился он. — Не надо их провоцировать!»

— Да? Что такое? Спрашивай, о чем хочешь.

Сакамоти изобразил дружелюбную улыбку, и Ёситоки, точно кукла, продолжил:

— Я... у меня... нет родителей. Так кого вы известили?

— Да-да. — Сакамоти кивнул. — Припоминаю, что у вас в классе был кто-то из сиротского приюта. Должно быть, ты Сюя Нанахара. Так-так, из твоего личного дела следует, что ты порой высказывал опасные мысли. Таким образом...

— Я Сюя Нанахара, — вмешался Сюя. Сакамоти взглянул на него, затем снова на Ёситоки. Тот, все еще ошарашенный, посмотрел на Сюю.

— Ах, прошу прощения. Был еще один. Значит, ты Ёситоки Кунинобу. Что ж, я навестил заведующую тем учреждением, где вы оба выросли. Да-да, припоминаю... очаровательная женщина. — Сакамоти двусмысленно улыбнулся. Хотя улыбка изображала радость, в ней было что-то отвратительное.

Лицо Сюи застыло.

— Что вы сделали с госпожой Анно? — вопросил он.

— Как и господин Хаясида, она была весьма несговорчива. Ни в какую не желала примириться с вашей припиской к Программе. Тогда, исключительно ради того, чтобы ее утихомирить, — спокойно продолжал Сакамоти, — мне пришлось ее изнасиловать. О, не волнуйтесь. Могу вас заверить, что она осталась жива.

Сюя побагровел от гнева и вскочил со своего места. Однако, прежде чем он успел что-то сказать, Ёситоки воскликнул:

— Я тебя убью!

Ёситоки Кунинобу встал во весь рост, выражение его лица изменилось. Он всегда и со всеми был дружелюбен. Что бы ни случилось, невозможно было представить себе Ёситоки разгневанным. Тем не менее такое случалось. Сейчас на лице у него то же самое выражение, что и в тех немногих случаях, когда он бывал по-настоящему разъярен. Никто из класса таким его, пожалуй, еще не видел, но Сюе довелось дважды. Первый раз — в четвертом классе начальной школы, когда пса Эдди, любимца всего «Дома милосердия», прямо перед воротами переехала машина. Ёситоки тогда бешено бросился вслед за уносящимся прочь автомобилем. Второй раз — год назад, когда один мужчина попытался использовать долг учреждения, чтобы подобраться к госпоже Анно. После того как она сумела выплатить деньги и тем самым отвергла его ухаживания, мужчина публично ее обругал, явно желая, чтобы его слышали все обитатели «Благотворительного дома». Не вмешайся тогда Сюя, наглый ухажер лишился бы как минимум передних зубов, хотя Ёситоки тоже бы наверняка прилично досталось. Ёситоки был невероятно добр, и даже когда его дразнили или оскорбляли, он обычно отшучивался. Но когда причиняли боль тому, кого он по-настоящему любил, реакция Ёситоки бывала предельно резкой. И за это Сюя его обожал.

— Я убью тебя, ублюдок! — продолжал кричать Ёситоки. — Убью и с дерьмом смешаю!

— Ну и ну. — Сакамоти это явно позабавило. — Ты серьезно, Ёситоки? Ты ведь знаешь, что человек должен отвечать за свои слова.

— А ну выйдем! Я тебя точно убью! Ты меня на том свете помнить будешь!

— Прекрати, Ёситоки! Прекрати!

На отчаянный призыв Сюи Ёситоки не обратил никакого внимания.

Тут Сакамоти заговорил до странности добрым голосом, словно желая умиротворить ученика.

— Послушай, Ёситоки. Знаешь, что ты сейчас делаешь? Ты оглашаешь свою оппозицию правительству.

— Я тебя убью! — Ёситоки не унимался. — Убью тебя, гад, убью!

Сюя не мог больше сдерживаться, но как только он снова собрался выкрикнуть Ёситоки предостережение, Сакамоти покачал головой и дал знак стоявшим у кафедры трем солдатам сил особого назначения.

Вместе они составляли вокальную группу, что-то вроде «Четырех новичков». Мужчины в камуфляже, Тахара, Кондо и Номура, дружно подняли правые руки и приняли театральные позы. Но в руках у них были пистолеты. Вокальная группа спела бы теперь что-то вроде: «Ах, детка, детка, прошу, проведи со мной эту ночь...»

Сюя заметил, как Ёситоки весь напрягся.

Три пистолета выстрелили одновременно. Стоя в проходе, Ёситоки затрясся, словно танцуя буги-вуги.

Все произошло так внезапно, что ни у Норико Накагавы, сидевшей сразу позади Ёситоки, ни у всего остального класса даже не было времени пригнуться.

Грохот выстрелов еще не затих, а Ёситоки уже медленно качнулся вправо и рухнул в проход между своим столом и тем, за которым сидела Идзуми Канаи. Идзуми дико заверещала.

Троица солдат так и осталась стоять, вытянув вперед руки. От каждого из стволов вверх тянулся легкий дымок. Затем между ножек стола Сюя разглядел повернутое к нему лицо — до боли знакомое. Выпученные глаза Ёситоки, устремленные куда-то в пол, по-прежнему были открыты. Затем его правая рука судорожно задергалась.

Ёситоки!

Сюя вскочил со своего места, чтобы к нему подбежать, однако Норико Накагава, которая сидела ближе, оказалась быстрее.

— Ёситоки! — воскликнула она и наклонилась к нему.

Бесшабашный Тахара прицелился в девочку и нажал на спусковой крючок. Норико полетела вперед, точно ей сделали подножку, и упала на Ёситоки. Тот все еще дергался.

Тахара тут же перевел пистолет на Сюю. В голове у Сюи лихорадочно метались мысли, но тело его замерло. Двигались только глаза. Он заметил, как из икры Норико льется кровь.

— Без моего разрешения из-за стола не вставать, — обращаясь к Норико, процедил Сакамоти. Затем он взглянул на Сюю и добавил: — То же самое касается и тебя. Сядь на место.

Сюя приложил все силы, чтобы оторвать взгляд от окровавленной ноги Норико и дергающегося под ней Ёситоки. Он посмотрел Сакамоти прямо в глаза. От страшного шока жилы у него на шее до отказа натянулись.

— Что за дьявольщина здесь происходит? — выпалил Сюя, не двигаясь с места. Тахара по-прежнему целился ему в лоб. — Что вы такое творите!? Мы должны оказать помощь Ёситоки... и Норико...

Сакамоти скривился и покачал головой.

— Брось, сядь на место, — повторил он. — Ты тоже, Норико.

Норико, совсем бледная от пережитого ужаса, медленно перевела взгляд на Сакамоти. Казалось, ее переполняет скорее гнев, нежели сильная боль от пулевого ранения. Девочка яростно засверкала глазами на инструктора.

— Пожалуйста, окажите какую-то помощь Ёситоки, — произнесла она, намеренно подчеркивая каждое слово.

Правая рука Ёситоки продолжала дергаться. Однако прямо у них на глазах это подергивание все слабело. Было очевидно, что, если Ёситоки прямо сейчас не оказать помощь, его ранения станут смертельными.

Сакамоти глубоко вздохнул, затем обратился к бесшабашному:

— Господин Тахара, будьте так любезны оказать ему помощь.

Прежде чем они смогли сообразить, что он имеет в виду, Тахара опустил пистолет и нажал на спусковой крючок. Раздался грохот. Голова Ёситоки Кунинобу лишь раз дернулась, и что-то оттуда плеснуло прямо в лицо Норико.

Потрясенная девочка немо раскрыла рот. Все ее лицо было залито темно-красной влагой.

Тут Сюя понял, что его рот тоже раскрыт.

Хотя часть головы Ёситоки была теперь снесена, он по-прежнему тупо глазел на все тот же участок пола. Однако он уже не дергался. Лежал неподвижно.

— Вот видите? — сказал Сакамоти. — Он все равно умирал. Мы оказали ему помощь. А теперь прошу вас вернуться на свои места.

— Боже... — Норико смотрела на обезображенную голову Ёситоки, — Боже мой...

Сюя тоже был потрясен и не мог оторвать глаз от лица лежащего между ножек стола Ёситоки. Разум его был так парализован, словно у него, как у Ёситоки, только что мозги разлетелись на кусочки. Сумбурные воспоминания о Ёситоки метались в его ошалелой голове. Небольшие путешествия, которые они предпринимали вдоль реки, порой делая привалы. Дождливый день, проведенный за старой настольной игрой. Как они подражали Джейку и Элвуду, героям фильма «Братья Блюз», тоже сиротам (удивительное дело, но фильм этот был дублирован и, хотя у актеров были просто жуткие голоса, стал хитом на черном рынке). И, наконец, лицо Ёситоки, совсем недавно, когда он сказал: «Знаешь, Сюя, я тут кое в кого влюбился». А потом...

— Вы что, оглохли? — поинтересовался Сакамоти. Да, Сюя был глух к его словам. Он неотрывно смотрел на Ёситоки.

То же самое происходило и с Норико. Если бы они и двинулись, то пошли бы по следам Ёситоки. Стоящий рядом с Сакамоти Тахара навел пистолет на Норико, а двое других взяли на прицел Сюю.

— Господин Сакамоти, — внезапно произнес спокойный, даже слегка беспечный голос. Только благодаря этому голосу Сюя снова пришел в себя — или, по крайней мере, молча повернул голову в сторону говорящего.

Впереди, перед опустевшим стулом Ёситоки, с поднятой рукой сидел Синдзи Мимура. Норико тоже медленно перевела взгляд на него.

— Что? Так-так, посмотрим. Ты, должно быть, Синдзи Мимура. В чем дело?

— Норико, судя по всему, ранена. Я подумал, не смогу ли я помочь ей вернуться на свое место.

Несмотря на всю тяжесть их положения, Третий говорил своим обычным голосом.

Сакамоти слегка наморщил лоб, но затем кивнул.

— Ладно, валяй. В конце концов, нам надо двигаться дальше.

Синдзи кивнул, встал и направился к Норико. Подойдя к ней, он достал из кармана аккуратно сложенный носовой платок и нагнулся. Для начала Синдзи вытер залитое кровью Ёситоки лицо Норико. Та едва на это отреагировала. Затем Синдзи предложил Норико встать и взял ее под правую руку.

Наконец, повернувшись спиной к Сакамоти, Синдзи взглянул на Сюю, который так и остался стоять. Под четко очерченными бровями Синдзи его глаза, в которых всегда читалось легкое веселье, теперь были предельно серьезны. Он поднял правую бровь и еле заметно покачал головой. Его левая ладонь пошла вниз, словно бы что-то толкая. Сперва Сюя этого знака не понял. Тогда Синдзи его повторил.

По-прежнему потрясенный, Сюя наконец-то сообразил, что Синдзи просит его успокоиться. Глядя Синдзи в глаза, он медленно опустился на стул.

Синдзи кивнул. Затем, усадив Норико, он вернулся на свое место.

Из правой ноги Норико по-прежнему текла кровь. Белые носки и спортивные тапочки стали теперь красными, словно Норико носила один сапожок Санта-Клауса.

Мало-помалу Норико тоже приходила в себя. Она потянулась к Синдзи, желая его поблагодарить. Но тот, словно бы видя затылком, пожал плечами и удержал ее от этого жеста. Тогда Норико подалась назад и снова увидела справа от себя тело Ёситоки. Она молча смотрела на него. Глаза девочки были полны слез.

Сюя тоже смотрел на труп, хотя его частично скрывали столы. Да, это был именно труп. Никаких сомнений. Трудно было это осознать, но теперь Ёситоки, рядом с которым Сюя провел десять лет своей жизни, стал трупом.

Глядя на выпученные глаза Ёситоки, Сюя ощутил, как гнев его становится все более отчетливым, пульсируя во всем теле. Этот гнев нарастал, разливаясь по всему его телу так, что Сюю почти сводило судорогой. Чувства, притупленные первоначальным шоком, постепенно выходили на поверхность. Повернувшись к Сакамоти, Сюя оскалил зубы.

А того вид ученика, похоже, позабавил. Сюя уже был на грани того, чтобы взорваться точно так же, как Ёситоки. Но затем...

Синдзи Мимура вмешался в самый критический момент, прося его успокоиться... Сюя тут же вспомнил, как считанные секунды тому назад получил от него знак. Все верно... если он сейчас вспылит, он, разумеется, кончит как Ёситоки. А что еще более важно... девочка, которую Ёситоки так обожал, теперь серьезно ранена. Если он прямо сейчас погибнет... что тогда будет с Норико Накагавой?

Сюя усилием воли постарался отвести взгляд от Сакамоти. Он уставился в свой стол. Горе душило Сюю, а сердце его буквально разрывалось от гнева и скорби, которым не был выхода.

Сакамоти негромко рассмеялся. И отвернулся от Сюи.

Пытаясь утихомирить неуемную дрожь, Сюя крепко сжал под столом оба кулака. Он сжимал их все крепче и крепче. Нелегко было обуздать свои эмоции, когда прямо перед ним лежал труп Ёситоки.

Просто непостижимо! Как такое могло произойти? Как можно было потерять человека... человека, настолько близкого?

«Ёситоки всегда был со мной, — думал Сюя. — Неважно, какой ерундой мы занимались. А как насчет того раза, когда он тонул в речке, и я его вытащил? Или когда мы маялись дурью, собирая уйму кузнечиков? Потом мы засунули их в небольшую коробку, и все они в итоге подохли. А нам обоим стало от этого очень скверно. Или как мы соперничали, добиваясь внимания того пса Эдди? Или как мы откололи тот номер в школе и спрятались на чердаке над учительской? Нас чуть было там не застукали, но мы все-таки сумели сбежать и потом славно посмеялись... Мы с Ёситоки всегда были вместе. Это точно. Он всегда был со мной. Так как же он мог теперь оставить меня?»

Синдзи снова поднял руку.

— У меня есть еще один вопрос, господин Сакамоти.

— Опять ты? В чем дело?

— Норико ранена. Я так понимаю, нам предстоит участвовать в Программе. Разве это не сделает игру несправедливой?

— Ну да, пожалуй, сделает. И что с того?

— Думаю, это означает, что Норико должна подлечиться. А это в свою очередь означает, что осуществление Программы должно быть отложено до ее выздоровления. Разве не так?

Сюя, только что едва сумевший сдержать свой гнев, был совершенно поражен непоколебимым спокойствием, звучавшим в речи Синдзи Мимуры. Хотя казалось немного странным, что Сюя так этому поразился. Да, Синдзи Мимура был гораздо спокойнее Сюи и лучше держал себя в руках. Кроме того, Синдзи был прав. Если его просьба будет удовлетворена, им удастся выиграть немного времени. Тогда они, вполне возможно, смогут спастись.

Сакамоти громко заржал.

— Да, Синдзи, это очень интересное предложение.

Однако затем Сакамоти предложил альтернативное решение проблемы:

— Может, нам лучше прямо сейчас убить Норико Накагаву? Тогда игра станет справедливой.

Норико и все остальные вновь оцепенели. Сюя заметил, как Синдзи весь напрягся, выдавая истинную реакцию:

— Я забираю назад свое предложение. Ничего-ничего, я просто пошутил.

Сакамоти снова заржал, реагируя на юморное предложение Синдзи. Тахара, чья рука уже потянулась к кобуре пистолета, быстро вернул ее к ремню винтовки у него на плече.

Затем Сакамоти снова хлопнул в ладоши.

— Ну ладно, а теперь слушайте. Прежде всего, вы все различаетесь по своему интеллекту, физическому развитию и т.д. и т.п. Мы рождены неравными. А потому мы не станем лечить Норико Накагаву... эй, там!! Не шушукаться! — внезапно заорал Сакамоти. Затем он резко швырнул какую-то белую штуковину туда, где Фумиё Фудзиёси (ученица номер 18) о чем-то шептала сидящей рядом с ней старосте девочек класса Юкиэ Уцуми. Сюя на мгновение задумался: может, это кусок мела. Разумеется, учитывая все обстоятельства, такой вариант казался нелепым.

Штуковина издала глухой звук — примерно как гвоздь, вбитый в гроб. Тонкий нож торчал из самой середины чистого, широкого лба Фумиё Фудзиёси.

Юкиэ с широко распахнутыми глазами уставилась на эту картину. Причем картина эта казалась еще более дикой оттого, что Фумиё поднимала глаза, силясь увидеть нож, всаженный ей в лоб. Голова ее запрокинулась. Затем девочка повалилась набок. Падая, она левым виском ударилась об угол стола и слегка его сдвинула.

Здесь уже никаких сомнений быть не могло: остаться в живых с ножом во лбу было никак невозможно.

Никто даже не шевельнулся. Никто не сказал ни слова. Юкиэ сделала глубокий вдох и опустила взгляд на Фумиё. Норико тоже туда смотрела. Синдзи Мимура сжал губы, видя как Фумиё, подобно Ёситоки Кунинобу, обрушивается в проход.

Сюя затаил дыхание. В горле у него пересохло.

«Он так запросто это сделал! — подумал он. — Захотелось — и сделал! Прихоти ради! Проклятье! Наша жизнь и смерть теперь целиком в руках этого гада Сакамоти!»

— Оба-на! Классно у меня получилось! Впрочем, весьма сожалею. Когда инструктор кого-то убивает, это против правил, ведь так? — Сакамоти закрыл глаза и почесал в затылке. Затем его физиономия снова посерьезнела, и он продолжил: — Мне требуется все ваше внимание. Целиком. Импульсивные действия строго запрещены. Да, мне будет очень жаль. Но если кто-то еще станет шептаться, он тут же получит нож в башку!

Сюя сжал зубы и приказал себе хранить терпение. Он снова и снова себе это приказывал, стараясь не смотреть на своих мертвых одноклассников.

Тем не менее глаза его опять потянуло к лицу Ёситоки, и Сюе не осталось ничего другого, кроме как на него смотреть. Он чувствовал, что вот-вот расплачется.

Осталось 40 учеников

5

— Позвольте, я изложу вам правила.

Сакамоти снова придал своему голосу радостный тон. В классе запахло свежей кровью Ёситоки Кунинобу. Этот запах полностью отличался от запаха засохшей крови их классного руководителя господина Хаясиды. Со своего места Сюя не видел лица Фумиё Фудзиёси, но, судя по всему, крови из ее лба вытекало немного.

— Думаю, все вы знаете, как это происходит. Правила предельно просты. Все, что от вас требуется, это убивать друг друга. Никаких ограничений не существует. А последний уцелевший, — тут Сакамоти нацепил на физиономию широкую ухмылку, — может отправляться домой. Он даже получит чудесную фотокарточку с автографом Диктатора. Как славно, правда?

Сюя мысленно сплюнул.

— Вам может показаться, что это жуткая игра. Однако в жизни частенько случаются удивительные неожиданности. Вы должны все время сохранять самообладание, чтобы должным образом откликаться на происходящее. Стало быть, считайте это тренировкой. Мальчики и девочки здесь будут на равных. Ни у той, ни у другой стороны не будет никакого преимущества. Однако девочкам не стоит расстраиваться. У меня есть для них хорошие новости. Согласно статистике Программы, 49 процентов от всего числа предыдущих победителей составляют девочки. Лозунг в этой игре таков: «Я как все, а все как я». И бояться здесь нечего.

Тут Сакамоти дал знак своим подручным. Троица в камуфляже вышла в коридор и принялась втаскивать в класс черные нейлоновые рюкзаки, их сложили грудой возле пакета с телом господина Хаясиды. Из некоторых выпирали какие-то длинные предметы.

— Вы будете выходить один за другим. Перед уходом каждый из вас возьмет один из этих рюкзаков. В них есть пища, вода и оружие. Как я уже сказал, у всех вас разные способностям. Таким образом, это оружие добавит игре необходимый элемент случайности. Нет, пожалуй, так слишком сложно. Другими словами, это сделает игру более непредсказуемой. Вы будете выходить один за другим и брать рюкзак, лежащий на самом верху груды. Там также имеется карта острова, компас и часы. Может, у кого-то нет часов? У всех есть? Да, забыл об этом упомянуть, но мы находимся на острове с диаметром примерно в шесть километров. Для Программы он еще ни разу не использовался. Нам пришлось эвакуировать с острова всех местных жителей. А потому здесь больше никого нет. Итак...

Сакамоти повернулся к классной доске и схватил кусок мела. Затем нарисовал рядом со своим именем, «Кинпацу Сакамоти», грубую ромбовидную фигуру. Справа вверху от фигуры он нарисовал указывающую вверх стрелочку и поставил рядом букву "С". Неподалеку от центра фигуры Сакамоти поставил крестик. Не отрывая мела от доски, он повернулся к ученикам.

— Сейчас мы вот здесь, в школе. Это примерная схема острова, где крестик указывает на школу. Понятно? — Сакамоти постучал мелом по значку. — Я останусь здесь. И буду наблюдать за вашими успехами.

Затем с севера, юга, запада и востока от острова Сакамоти нарисовал четыре небольших овала.

— Это сторожевые корабли. Они здесь за тем, чтобы убить всякого, кто попытается сбежать по морю.

Дальше Сакамоти прочертил поверх острова параллельные вертикальные и горизонтальные линии. Ромбовидная фигура теперь стала напоминать куру на кривоватом рашпере. Начиная с левого верхнего угла, Сакамоти принялся вписывать в клеточки указатели: «А=1», «А=2» и так далее по порядку. Следующий ряд был помечен как «Б=1», «Б=2» и т. д.

— Это всего лишь упрощенная схема. Карты у вас в рюкзаках будут выглядеть примерно так же. — Сакамоти положил мел и похлопал в ладоши, стряхивая пыль.

— Как только вы покинете это помещение, вы будете вольны идти куда захотите. Однако по всему острову в шесть часов утра, в полдень, в шесть вечера и в полночь будут делаться объявления. Ссылаясь на эту карту, я буду объявлять зоны, которые через определенное время должны будут стать запретными. Вы должны внимательно изучать карты и сверяться с компасами. Если вы окажетесь в зоне, которая вскоре станет запретной, вам следует как можно скорее это место покинуть. Причиной тому... — тут Сакамоти положил ладони на кафедру и оглядел аудиторию, — служат ваши ошейники.

До этого самого момента несколько учеников умудрилось так и не заметить своих ошейников. Теперь же, дотронувшись до них, они явно оказались в шоке.

— Данное устройство является новейшим технологическим достижением нашей Республики. Ошейники на сто процентов водонепроницаемые, противоударные и... хе-хе, нет-нет, снять их нельзя. Если кто-то попытается сорвать с себя ошейник... — Сакамоти сделал эффектную паузу, — он взорвется.

Несколько учеников, все еще возившиеся со своими ошейниками, тут же опустили руки.

Сакамоти ухмыльнулся.

— Ошейники позволяют следить за вашим пульсом, чтобы определить, живы ли вы, и передают эту информацию на главный компьютер в этой школе. Они также указывают нам ваше точное местоположение на острове. А теперь вернемся к карте.

Сакамоти ткнул большим пальцем себе за спину.

— Тот же самый компьютер также будет непредсказуемо выбирать запретные зоны. И если в одной из этих зон после указанного времени останется кто-то из учеников — разумеется, мертвые ученики в счет не идут, — компьютер автоматически его засечет и пошлет сигнал на его ошейник. Тогда...

Сюя уже знал, что он скажет дальше.

— Этот ошейник взорвется.

Он не ошибся.

Сакамоти сделал небольшую паузу, внимательно оглядывая аудиторию. Затем он продолжил:

— Зачем нам это нужно? Дело в том, что, если все сгрудятся в одной точке, игра застопорится. А так вам придется двигаться. В то же самое время число зон, куда вы сможете переместиться, сократится. Понятно?

Сакамоти назвал все это игрой. Ничего удивительного. Все было дьявольски ясно и столь же возмутительно. Никто не сказал ни слова, но все, похоже, уяснили правила.

— Далее, если вы спрячетесь в здании, ничего хорошего это вам не принесет. Даже если вы зароетесь под землю, компьютер все равно вас достигнет. Да, между прочим, вы вольны прятаться в любых зданиях, но телефоны там работать не будут. Вы не сможете позвонить родителям. Вы должны будете сражаться сами, ни на кого не рассчитывая. Впрочем, в обычной жизни идет примерно такая же игра. Теперь я должен вам сказать, что в самом начале игры никаких запретных зон не будет, за исключением этой школы. Через двадцать минут после вашего ухода зона, где расположена эта школа, станет запретной. А потому прошу вас первым делом отсюда убраться. Вы должны оказаться минимум в двухстах метрах отсюда. Поняли? В объявлениях я также буду зачитывать имена тех, кто умер за прошедшие шесть часов. Все объявления будут делаться через четкие промежутки времени, однако с последним уцелевшим я свяжусь посредством этой же системы оповещения непосредственно после окончания игры. Да... и еще одно. Существует лимит времени. Независимо от того, сколько учеников уже погибло, если в течение двадцати четырех часов никто не умрет, ваше время кончится. Не будет иметь значения, сколько учеников еще осталось.

Сюя опять знал, каким будет продолжение.

— Компьютер взорвет все оставшиеся ошейники. Тогда победителя не будет.

Сакамоти умолк. В классной комнате воцарилась гробовая тишина. По помещению распространялся запах свежей крови Ёситоки Кунинобу. Ученики пребывали в коллективном шоке. Они и так были страшно напуганы, но ситуация, когда их вот-вот должны были бросить в смертоубийственную игру, была вообще за пределами их понимания.

Словно бы откликаясь на общее умонастроение, Сакамоти хлопнул в ладоши.

— Итак, все скучные подробности я вроде бы упомянул. Теперь я должен сказать вам кое-что по-настоящему важное. Позвольте дать небольшой совет. Некоторые из вас могут думать, что убийство одноклассников — вещь совершенно невозможная. Однако не забывайте о том, что есть и другие, кому очень даже хочется этим заняться.

«Больше всех — тебе самому!» — хотелось воскликнуть Сюе. Но, помня о том, как считанные минуты тому назад Фумиё Фудзиёси была казнена всего лишь за перешептывание, он сумел сохранить молчание.

Все остальные тоже молчали, но что-то вдруг изменилось, и Сюя это понял.

Все озирались, посматривая на лица своих одноклассников. Всякий раз, как взгляды встречались, ученики тут же нервно переводили глаза на Сакамоти. Все это происходило считанные секунды, и выражения лиц были одними и теми же. Напряженные и подозрительные, ученики лихорадочно прикидывали, кто уже готов принять участие в игре. Лишь немногие, вроде Синдзи Мимуры, оставались спокойны.

Сюя снова сжал зубы. «Нельзя попасть в эту ловушку, — сказал он себе. — Если вдуматься, мы единый коллектив. Мы никак не можем друг друга убивать!»

— Ну ладно. Теперь мне необходимо убедиться в том, что вы уяснили для себя самую суть. У вас на столах есть карандаши и бумага. Приготовьтесь писать.

Все смущенно взяли в руки карандаши. Сюе тоже не оставалось ничего другого, кроме как последовать указанию.

— Приготовились? Чтобы хорошенько что-то запомнить, всегда лучше это записать. Итак, пишите. «Мы будем убивать друг друга». Напишите это три раза.

Сюя услышал, как карандаши заскребли по бумаге. Норико тоже с мрачным видом водила карандашом. Записывая этот безумный лозунг, Сюя взглянул на труп Ёситоки Кунинобу, лежащий в проходе. Он вспомнил теплую улыбку Ёситоки.

— Отлично, — похвалил их Сакамоти. — Теперь дальше. «Если я не убью, меня убьют». Тоже три раза.

Тут Сюя взглянул на Фумиё Фудзиёси. Ее белые ладони, торчащие из-под манжет матроски, образовывали аккуратные чашечки. В школе Фумиё была помощницей медсестры. Она всегда держалась тихо, но была очень заботливой.

Затем Сюя посмотрел на Сакамоти.

«Вонючий ублюдок, — подумал он, — я тебе этот карандаш в сердце воткну!»

Осталось 40 учеников

6

— Ну вот, хорошо. Теперь через каждые две минуты один из вас будет выходить из класса. Пройдя направо по коридору, вы найдете выход из школы. Вам следует немедленно отсюда уйти. Всякий, кто станет болтаться по школе, будет расстрелян на месте. Итак, с кого мы начнем? Согласно правилам Программы, нам следует определить первого ученика, а порядок остальных будет соответствовать закрепленным за вами в классе номерам. Мальчик, девочка, мальчик, девочка, понятно? Как только мы доберемся до последнего номера, мы снова начнем с первого. Итак...

В этот момент Сюя вспомнил, что у Норико был 15-й номер. Тот же самый, что и у него. Это значило, что они смогут уйти почти одновременно (если только ее не выберут самой первой — в этом случае ему придется уйти последним). Только вот... сможет ли Норико идти?

Сакамоти достал из внутреннего кармана пиджака белый конверт.

— Первый ученик определяется как в лотерее. Сейчас, минутку...

Затем Сакамоти извлек из кармана ножницы с розовой ленточкой и торжественно отрезал край конверта.

И тут заговорил Кадзуо Кирияма. Как и у Синдзи Мимуры, голос его был совершенно спокоен. Но слышалась также холодная жестокость.

— Мне интересно, когда начинается игра.

Все оглянулись на последний ряд, где сидел Кирияма. (Только Сёго Кавада не оглянулся. Он просто продолжал жевать свою резинку).

Сакамоти указал на дверь.

— Как только вы отсюда выходите. Возможно, для начала вы все захотите спрятаться и разработать свою стратегию... ведь сейчас ночь.

Кадзуо Кирияма ничего не сказал. А Сюя наконец-то выяснил, что теперь час ночи — вернее, уже половина второго.

Вскрыв конверт, Сакамоти вытащил оттуда листок белой бумаги и развернул его. Рот инструктора удивленно раскрылся.

— Ого! — сказал он. — Надо же, какое совпадение. Ученик номер 1 — Ёсио Акамацу.

Услышав свое имя, Ёсио Акамацу, который сидел в первом ряду у окна (забранного стальными листами), явно испытал потрясение. Имея рост 180 сантиметров и вес 90 килограммов, Ёсио был очень крупным, но тем не менее не мог даже поймать несильно брошенный ему бейсбольный мячик или пробежать хотя бы один круг по беговой дорожке. На уроках физкультуры Ёсио всегда был посмешищем. Теперь его губы стали чуть ли не бледно-синими.

— В темпе, Ёсио, в темпе, — подогнал его Сакамоти. Ёсио взял сумку, упакованную им для учебной экскурсии, и с трудом поднялся из-за стола. Пройдя вперед, он получил рюкзак от троицы в камуфляже, затем остановился перед дверью, за которой был мрак. Ёсио повернул ко всем до смерти перепуганное лицо, а мгновение спустя исчез в коридоре. Судя по звуку, он сделал два-три спокойных шага, а затем перешел на бег. Вскоре его слоновий топот затих. Опять же судя по звуку, Ёсио успел за это время один раз упасть, после чего снова метнулся вперед.

В затихшей аудитории несколько учеников испустили тяжелые вздохи.

— Теперь мы подождем две минуты, — сказал Сакамоти. — Следующей будет ученица номер 1, Мидзуо Инада...

Жестокая процедура все продолжалась.

Но затем, когда Сакура Огава (ученица номер 4) пошла на выход, Сюя кое-что для себя подметил. Сакура сидела в двух столах позади него, в самом последнем ряду. Направляясь к выходу, она небрежно коснулась стола Кадзухико Ямамото, своего возлюбленного, и оставила там листок бумаги. Сакура вполне могла оставить Кадзухико сообщение на том же самом листке, где их заставляли писать «мы будем убивать друг друга».

Сюя не знал, один ли он это увидел. По крайней мере, Сакамоти, похоже, ничего не заметил. Кадзухико схватил листок бумаги и быстро убрал его под стол. А Сюя испытал великое облегчение. Пока не всех их охватило безумие. Узы любви еще только предстояло разрубить.

«Но что в той записке?» — размышлял Сюя, наблюдая за тем, как Сакура выходит из класса. Взглянув на схему, накорябанную Сакамоти на доске, он предположил, что Сакура указала там одну из зон для встречи. Но карта на доске была слишком грубой и вполне могла сильно расходиться с картой у них в рюкзаках. Возможно, она указала общее направление или расстояние. Кроме того, подобное желание встретиться тайком означало лишь то, что они больше никому не доверяют и не сомневаются в намерении остальных их убить. А это в свою очередь означало, что они угодили в ловушку Сакамоти.

«Пусть я понятия не имею, что лежит за пределами этой школы, — подумал Сюя, — но я, по крайней мере, должен подождать снаружи и поговорить с учениками, которые выйдут за мной. Никакие правила Сакамоти мне этого сделать не запрещают. Возможно, сейчас все охвачены паникой и полны подозрений, но, если мы сможем просто собраться вместе и обсудить ситуацию, уверен, нам удастся придумать какой-то план». Плюс к тому Норико выходила сразу за ним (хотя опять же — могла ли она ходить?) Синдзи Мимура также выходил после него. А вот Хироки Сугимура выходил раньше...

Сюя подумал было передать Хироки записку, но он сидел слишком далеко от него. Кроме того, если его засекут, он вполне может получить то же, что и Фумиё Фудзиёси.

Настал черед Хироки Сугимуры. Глаза его ненадолго встретились с глазами Сюи, прежде чем он вышел из класса... но и только. Сюя мысленно простонал. Ему оставалось лишь надеяться, что на уме у Хироки тот же вариант и что он подождет снаружи. Если бы Хироки только смог уговорить остальных тоже подождать...

Следом за Хироки вышла молчаливая и спокойная Мицуко Сома. Сёго Кавада и Кадзуо Кирияма к тому времени уже покинули класс.

По-прежнему жуя резинку, Сёго вышел, изображая полное безразличие на лице. Казалось, для него вообще не существовало ни Сакамоти, ни троицы в камуфляже. Кирияма и Сома тоже не уделили им никакого внимания.

Все верно. Когда Сакамоти сказал, что «есть и другие, кому очень даже хочется этим заняться», остальная часть класса должна была заподозрить именно этих трех учеников. Еще бы — ведь они были «преступниками». Они без малейших колебаний смогли бы убить кого-то ради своего спасения...

Хотя Сюя сомневался, что Кадзуо Кирияма станет это делать. У Кадзуо была своя банда. И банда эта была куда сплоченнее обычной компании закадычных приятелей. Хироси Куронага, Рюхэй Сасагава, Сё Цукиока и Мицуру Нумаи — вот кто еще в нее входил. Правила этой игры превращали всех остальных в твоих врагов, но невозможно было себе представить, чтобы эти пятеро стали друг друга убивать. Кроме того — Сюя это подметил, — пока Кадзуо уходил, его парни выглядели подозрительно спокойными. Должно быть, Кадзуо все-таки сумел передать им записку. Вероятно, он разработал какой-то план спасения для своей банды. Кадзуо был очень даже способен перехитрить хоть все правительство. Разумеется, это также означало, что никому, кроме своих корешей, Кадзуо доверять не станет.

Схожая группировка имелась и у Мицуко Сомы. Однако все они сидели слишком далеко от Хироно Симидзу и Ёсими Яхаги, чтобы было реально передать им записку. «А главное, — подумал Сюя, — Мицуко Сома — девочка. Она нипочем не станет участвовать в этой игре».

По-настоящему Сюю тревожил только Сёго Кавада. Он был сам по себе и ни в какую группировку не входил, у Сёго даже приятеля-то не было. С тех пор как он перевелся к ним в школу, он так ни разу ни с кем и не заговорил. И было в Сёго что-то такое неуловимое. Даже если не принимать во внимание слухи, оставались еще и эти раны у него на теле...

«А не может ли получиться так, — задумался Сюя, — что Сёго — единственный, кто действительно желает играть?» На его взгляд, такое было очень даже возможно.

И в то же самое время Сюя понимал, что стоит ему только стать сверх меры подозрительным, как он тут же окажется на стороне властей. А потому он немедленно отбросил эту мысль... хотя и не без труда.

Время шло.

Многие девочки плакали, выходя.

Хотя все происходило на удивление быстро, очередь Сюи, согласно его вычислениям, должна была наступить только через час (разумеется, с гибелью Ёситоки Кунинобу это время сократилось на две минуты). Но вот Маюми Тэндо (ученица номер 14) исчезла в коридоре, и Сакамоти провозгласил:

— Ученик номер 15, Сюя Нанахара.

Сюя схватил свою сумку и встал. «Прежде чем отсюда выйти, — сказал он себе, — я сделаю все, что смогу».

Вместо того чтобы сразу направиться к двери, Сюя выбрал левый проход. Оглянувшись, Норико наблюдала за тем, как он к ней приближается.

— Сюя, — произнес Сакамоти и поднял нож. — Не туда.

Сюя остановился. Трое солдат прицелились в него из винтовок. В горле у него застрял комок. Затем он все же сумел нервно выговорить:

— Ёситоки Кунинобу был моим другом. Я, по крайней мере, должен закрыть ему глаза. Согласно образовательной политике Великого Диктатора, нам следует уважать мертвых.

Сакамоти немного поколебался, но затем ухмыльнулся и положил нож.

— Ты так заботлив, Сюя. Ладно, валяй.

Сюя перевел дух, затем пошел дальше. Он остановился у стола Норико, где лежал труп Ёситоки.

Хотя Сюя сам вытребовал себе право закрыть другу глаза, он поначалу смог лишь застыть на месте.

Теперь, оказавшись так близко к трупу, Сюя, благодаря стараниям бесшабашного Тахары, смог увидеть в окровавленных волосах Ёситоки тонкие кусочки красного мяса и еще что-то белое. Он понял, что это осколки черепа. Из-за попавших ему в голову пуль большие глаза Ёситоки еще сильнее выпучились. Эти стеклянные, обращенные вверх глаза придавали ему вид голодного беженца, ожидающего кормежки. Розовая, вязкая влага, смесь крови со слюной, вытекала из слегка приоткрытого рта. А из ноздрей лилась темная кровь. Стекая по подбородку, она скапливалась в лужицу у груди Ёситоки. Это было ужасно.

Сюя поставил сумку и наклонился. Когда он стал приподнимать и поворачивать на спину тело Ёситоки, кровь хлынула из-под почерневшей, прорванной в трех местах школьной формы и расплескалась по полу. Долговязое тело казалось поразительно легким. «Почему? — тупо подумал Сюя. — Из-за того, что оттуда вытекла вся кровь?»

Пока Сюя держал на руках легкое тело Ёситоки, страх и скорбь почти улетучились из его головы. Теперь ее переполнял гнев.

«Ёситоки, — думал Сюя, — я обязательно за тебя отомщу. Клянусь, я это сделаю».

Времени у него было немного. Сюя провел ладонью по лицу Ёситоки, вытирая кровь, затем нежно закрыл ему глаза. Опустив труп друга на пол, он сложил ему руки на груди.

Затем, притворяясь, что завозился с сумкой, Сюя подался как можно ближе к Норико и прошептал:

— Идти сможешь?

Этого оказалось вполне достаточно, чтобы троица в камуфляже вскинула винтовки, зато Сюя смог получить кивок от Норико. Тогда Сюя повернулся к Сакамоти и троице, одновременно сжимая за спиной кулак, видный Норико, указывая большим пальцем на выход и тем самым словно бы говоря: «Я тебя там подожду».

Сюя не обернулся к Норико, но уголком глаза глянул чуть вперед, за стол Ёситоки. Синдзи Мимура сидел там, сложив руки на груди, смотрел прямо перед собой и слегка улыбался. Должно быть, он все же сумел увидеть знак, поданный Сюей Норико. Сюя испытал громадное облегчение. Ведь это был Синдзи. «Если Синдзи на нашей стороне, — подумал он, — мы обязательно выпутаемся, нет проблем».

Однако Синдзи Мимура, возможно, понимал всю ситуацию иначе и гораздо лучше Сюи. Возможно, он с усмешкой говорил себе: «Что ж, а теперь адью, амиго». Но в тот момент такая мысль Сюе в голову не пришла.

Сюя пошел дальше. Он сделал секундную паузу, прежде чем взять черный рюкзак, и еще одну у трупа Фумиё Фудзиёси. Помедлив там, Сюя закрыл глаза. Он хотел было вынуть нож изо лба Фумиё, но затем решил этого не делать.

Выйдя из класса, Сюя ощутил укол совести и подумал, что лучше бы он все-таки вынул нож.

Осталось 40 учеников

7

В коридоре было темно. Окна по ту сторону коридора также были забраны стальными панелями. Таким образом, обеспечивалась защита персонала Программы от всяких бунтарей вроде Сюи, которые решились бы на атаку с целью прекратить игру. А как только они отсюда уйдут, вся эта зона станет запретной.

Сюя посмотрел направо. Там было еще одно помещение, затем еще одно — оба идентичные тому, из которого он только что вышел. А в самом конце темного коридора как будто виднелась двустворчатая дверь. В конце коридора слева была еще одна комната.

Может, там располагалась учительская? Дверь была приоткрыта, и внутри горел свет. Сюя подобрался поближе и туда заглянул. В комнате оказалось полно солдат сил особого назначения. Все они сидели на откидных стульях за широким столом. Сколько их там было? Двадцать? Тридцать? Нет, солдат там, похоже, было ровно столько же, сколько в их классе учеников.

Говоря откровенно, Сюя надеялся, что если у него в рюкзаке окажется пистолет (а это было вполне возможно — ведь в перечне причин смерти в отчетах о Программе помимо «ножевых ранений» и «удушения» упоминались также «огнестрельные ранения»), или если пистолет окажется у кого-то, кто будет ждать его снаружи, они смогут тут же разобраться с Сакамоти и компанией. Другими словами — еще до того, как зона вокруг школы станет запретной. Но теперь эта надежда разбилась вдребезги. Трое солдат с Сакамоти были не единственными, кто его сопровождал. Впрочем, ничего удивительного.

Один из солдат наклонил голову, оторвал взгляд от кружки у себя в руке и посмотрел на Сюю. Как и физиономии троицы в классной комнате, это лицо также было лишено какого-либо выражения.

Сюя резко повернулся и поспешил к выходу. Итак... теперь им оставалось только объединиться. Но, возможно, снаружи тоже были размещены солдаты, чтобы помешать им подождать друг друга? Ладно, посмотрим...

Сюя быстро пробежал по темному коридору и, миновав двустворчатую дверь, спустился по ступенькам крыльца.

За зданием в свете луны виднелось пустое спортивное поле размером с три теннисных корта. За полем начинался лес. Слева была небольшая гора. Справа простиралась угольно-черная тьма водной глади. По ту сторону моря на берегу мерцали точечки света. Должно быть, это был один из крупных островов. Программа традиционно проводилась в пределах той префектуры, к которой принадлежала выбранная школа. Порой это бывала гора, окруженная высоковольтным проволочным заграждением, порой — территория вокруг старой тюрьмы, которую еще не успели снести. Однако в префектуре Кагава Программа обычно проводилась на острове. По крайней мере, согласно сводкам местных новостей, которые видел Сюя (разумеется, в каждом случае место проведения Программы объявлялось только после ее завершения), все игры в префектуре Кагава проходили на островах. И в данном случае не было сделано исключения. Сакамоти не упомянул названия острова, но Сюя думал, что по форме на точной карте сможет его узнать. Или, возможно, название острова подскажет ему какое-нибудь из строений.

Дул легкий бриз. Сюя вдыхал запах моря. Для майского вечера было холодновато, но не слишком. Придется основательно устраиваться на ночлег, чтобы не пострадать от непогоды.

Но первым делом...

Никаких солдат в поле зрения не наблюдалось. Однако Сюю порядком огорчило, что никого из одноклассников он тоже не обнаружил. Как и предвидел Сакамоти, все попрятались. Не было даже Хироки Сугимуры. Только легкий ветерок приносил со стороны спортивного поля запах моря.

«Проклятье, — подумал Сюя. — Если мы вот так разбредемся, то попадем в ловушку Сакамоти». Другое дело, если бы ученики объединились в группы со своими друзьями. Сакура Огава и Кадзухико Ямамото могли где-то встретиться, и то же самое — банда Кадзуо Кириямы. Но всякий, кто прятался один, в конечном итоге должен был с кем-то столкнуться... Кто знал, к чему приведет хаос? И не был ли хаос важным элементом этой проклятой игры?

«Ладно, — подумал Сюя. — Лично я твердо намерен подождать здесь остальных. И прежде всего — Норико».

Он оглянулся на мрачный вход в здание школы. Сакамоти пообещал, что всякий, кто станет болтаться по коридорам, будет расстрелян на месте, но солдаты в той комнате особого внимания Сюе не уделили. Никакой бучи они вроде бы поднимать не собирались, а просто вполне мирно там сидели. У них даже оружия при себе не было.

Сюя провел языком по пересохшим губам и решил, что лучше ему все-таки отойти немного от двери. Он снова огляделся.

Тут-то он это и заметил.

Когда Сюя в прошлый раз оглядывался, он был слишком увлечен обзором общей панорамы и поэтому не разглядел что-то вроде мешка с мусором прямо у себя под ногами.

Сюя задумался, не обронил ли здесь кто-то свой рюкзак, но затем глаза его широко раскрылись от шока.

Никакой это был не мешок с мусором. И не рюкзак. У этого предмета на одном конце росли волосы. Причем самые что ни на есть человеческие.

Это был труп. Одетый в матроску и плиссированную юбку. Скрюченное тело лежало на боку, лицом вниз. Конский хвост, перевязанный широкой лентой, показался Сюе знакомым. Ничего удивительного. Этот конский хвост всего три минуты тому назад прямо у него на глазах исчез за дверью классной комнаты. Труп принадлежал Маюми Тэндо (ученице номер 14).

А рядом с длинным конским хвостом виднелась тусклая серебристая палочка сантиметров двадцати в длину. Эта палочка косо торчала из спины Маюми, точно антенна транзисторного радиоприемника. На конце у нее имелось четыре крошечных крылышка, вроде как у реактивного истребителя.

Что это за дьявольщина?

На самом деле Сюе в темпе требовалось найти себе укрытие. А он вместо этого в шоке стоял как вкопанный.

Затем Сюя вспомнил ответ, данный Сакамоти Кадзуо Кирияме, когда тот спросил, когда начинается игра. «Как только вы отсюда выходите».

В это просто невозможно было поверить! Кто мог это сделать? Неужели кто-то вернулся и убил Маюми Тэндо, как только она вышла из школы?

Сюя прекратил бесплодные размышления, осторожно пригнулся и огляделся.

Почему-то вокруг он не обнаружил никаких следов нападавшего. И никаких стрел не полетело в Сюю, пока он в шоке там стоял. Почему? Быть может, удовлетворенный убийством Маюми Тэндо, враг просто отсюда смылся? Или... или это была какая-то особая провокация? Не убил ли Маюми кто-то из солдат, сидевших в конце коридора, чтобы показать всем, что некоторые одноклассники уже готовы участвовать в игре? Но если все так...

Внезапно Сюя подумал, что Маюми Тэндо может быть все еще жива. Она вполне могла потерять сознание от шока после ранения. В любом случае ее следовало осмотреть.

Если бы Сюя долю секунды спустя не почувствовал что-то странное и не удержал бы себя от шага вперед, он раньше времени выбыл бы из игры. Ибо...

Серебристый предмет просвистел прямо у него перед глазами. Предмет этот прилетел откуда-то сверху. И теперь еще одна «антенна транзисторного радиоприемника» торчала из земли.

Сюя вздрогнул. Не поджидай он здесь Норико, он тут же бросился бы бежать. Враг пристроился на крыше здания.

Сюя стиснул зубы, выхватил стрелу из земли и метнулся влево. Он двигался лихорадочно, петляя, стараясь уклониться от возможной атаки. Затем оглянулся и посмотрел наверх. В тусклом свете луны над фронтоном одноэтажного здания школы была видна большая темная тень.

«Кто это? — подумал Сюя. — Может, Сёго? Вроде бы нет...»

У него не было времени это понять. Тень прицелилась в него из какого-то оружия.

Желая лишь сбить врага с прицела, Сюя швырнул в него стрелу. Однако, благодаря своим отличным бейсбольным навыкам, стрела набрала невероятную скорость и, описав красивую дугу, попала прямиком в цель. Фигура застонала, прижала ладонь к лицу, сгорбилась и закачалась. А потом повалилась с крыши.

Отступив назад, Сюя наблюдал, как фигура пролетает по меньшей мере три метра и глухо ударяется оземь. Оружие с металлическим звоном вылетело из руки врага.

У выхода из здания, озаренная сочащимся оттуда светом, лежала крупная фигура в школьной форме. Ёсио Акамацу. Лежал он неподвижно — судя по всему, лишившись сознания. Оружие, гибрид лука и ружья («Арбалет!» — вспомнил Сюя название), валялось рядом. Рюкзак, который упал у ног Ёсио, был приоткрыт. Сюя заметил там связку серебристых стрел.

И ощутил внезапный озноб. Все верно! Ёсио Акамацу вступил в игру! Он достал из своего рюкзака оружие, вернулся сюда и убил Маюми Тэндо!

Тут Сюя расслышал, как кто-то подходит сзади.

Он резко развернулся. Это была Норико. Затаив дыхание от изумления, она пыталась разобраться в происходящем. Глаза Сюи метались от Норико к Маюми Тэндо и обратно. Подбежав к Маюми, он присел на корточки и коснулся ее шеи, чтобы проверить пульс. Мертва. Никаких сомнений.

Некий предохранитель в голове у Сюи был готов вот-вот сгореть. Другие вполне могли быть настроены так же, как и Ёсио. И один из них мог прямо сейчас сюда вернуться. Причем с пистолетом.

У Сюи не оставалось иного выбора, кроме как резко изменить свое отношение к игре. Вот как все повернулось! Когда Сакамоти сказал, что игра начинается, как только они выходят из школы, он имел в виду именно это.

Сюя вскочил, подбежал к Норико и взял ее за руку.

— Бежим! Мы должны как можно скорее отсюда убраться!

И Сюя побежал, почти волоча за собой раненую Норико. Но куда им следовало бежать?

Решив, что времени на раздумья уже не осталось, Сюя направился к роще. Сперва они там спрячутся, а потом... нет, Сюя отбросил эту мысль. Учитывая состояние Норико, они были совершенно беззащитны. Любой мог на них напасть. Находиться в этом районе было слишком опасно.

О том, чтобы оставаться у школы и ждать других, теперь не могло быть и речи. Энергично увлекая Норико за собой, Сюя вскоре добрался до рощи. Высокие деревья здесь перемежались с низкорослыми, а земля была укрыта папоротником.

Сюя уже развернулся, собираясь выкрикивать предостережения остальным одиннадцати ученикам, которым еще только предстояло выйти из школы (поскольку их класс состоял из двадцати одной пары мальчик-девочка, за Сюей и Норико должны были последовать еще двенадцать учеников, хотя Фумиё Фудзиеси уже в счет не шла), но передумал. Волей-неволей Сюя пришел к неутешительному выводу, что остальные ученики скорее всего не так глупы, как он, а потому бросятся бежать, как только выйдут из здания. Особенно когда увидят труп Маюми Тэндо. На мгновение он задумался о Синдзи Мимуре — но отбросил и эту мысль. Сюя опять заставил себя поверить в то, что должен найтись еще какой-то другой способ встретиться. А сейчас им в любом случае следовало отсюда убраться.

Крепко держа за руку Норико Накагаву, Сюя наугад повел ее по роще. Крикнула какая-то птица и быстро замахала крыльями, улетая. Сюя не смог ее разглядеть, но это уже значения не имело. У него попросту не оставалось времени, чтобы за чем-то таким наблюдать.

Осталось 39 учеников

8

Ёсио Акамацу почти сразу же пришел в сознание. Но поскольку сильный удар по голове чуть не вышиб из него дух, то ему стало казаться, будто он пробуждается от глубокого сна.

Первым делом Ёсио обратил внимание на то, как дико у него болит голова. Он ужасно себя чувствовал. Почему? «Может, — подумал Ёсио, — это потому, что я вчера далеко за полночь за видеоиграми засиделся? Значит, вчера была суббота. Или воскресенье? Если воскресенье, то сегодня, выходит, понедельник. А это значит, что я должен быть в школе... но сколько сейчас времени? По-прежнему темно... может, мне еще немного поспать?»

Когда Ёсио сел, небо и земля, казалось, повернулись на девяносто градусов, и он неожиданно увидел пустое поле. За полем на фоне ночного неба виднелась покатая гора.

Внезапно все встало на свои места. Сакамоти, труп господина Хаясиды, выход Ёсио из школы и все последующее. Как он, спрятавшись в маленькой хижине, нашел в рюкзаке арбалет, вернулся сюда и стал наблюдать за Такако Тигусой (ученицей номер 13). Строгое, но очень красивое лицо Такако сделалось напряженным, когда лучшая бегунья школьной легкоатлетической команды стремительно метнулась прочь от школы. Затем неуклюжий Ёсио принялся в муках карабкаться по тонкой стальной лесенке сбоку здания, чтобы подняться на крышу. Дальше, пока он возился с арбалетом, пытаясь вставить туда стрелу, Сё Цукиока (ученик номер 14) тоже сумел от него сбежать. А потом...

Ёсио повернулся и увидел лежащую рядом девочку в форменной матроске и плиссированной юбке.

Нельзя сказать, что это стало для Ёсио сюрпризом. В связи с убийством своей одноклассницы он чувствовал скорее страх, нежели вину. Разум Ёсио отныне был как бескрайняя пустыня, в самом центре которой высилась гигантская рекламная вывеска. На этой вывеске кровью было начертано: «Сейчас мы тебя убьем!» Позади с топорами и пистолетами стояли одноклассники Ёсио, явно собираясь напасть на него, стоящего чуть поодаль. Все было как в кино.

Конечно, убивать своих одноклассников нехорошо. И потом, как только игровое время истечет, все они так или иначе погибнут — выходит, сражаться вообще бессмысленно? Но такие размышления стали теперь для Ёсио чересчур рациональными. Непреложным фактом являлось лишь то, что он просто не хотел умирать. Ёсио всегда цепенел от страха, когда кто-то из одноклассников скалил на него зубы. Стоит только хорошенько задуматься, и ты поймешь, что фактически окружен целой толпой жестоких убийц.

Таким образом, решение Ёсио максимально уменьшить число «врагов» оказалось продиктовано ему не столько разумом, сколько более глубоким и примитивным страхом смерти. Не было никакой нужды отличать союзников от врагов. Врагами неизбежно оказывались все. В конце концов, когда Рюхэй Сасагава в очередной раз над ним издевался, все отворачивались.

Ёсио с трудом поднялся. Сперва Сюя Нанахара, который только что здесь стоял. Куда он подевался?.. Затем арбалет. Я должен найти арбалет. А он куда поде...

Тут Ёсио ощутил сильный удар по шее, как будто его саданули дубинкой.

Он с глухим стуком упал. Тело Ёсио скрючилось точно так же, как у Маюми Тэндо, а лицо заскребло по влажной почве. Кожа на лбу и щеке содралась, но для него это уже значения не имело. К тому моменту, как Ёсио упал, он уже был мертв.

Серебристая стрела, совершенно идентичная той, которой Ёсио убил Маюми Тэндо, теперь торчала из его загривка.

Осталось 38 учеников

9

Кадзуси Ниида (ученик номер 16) появился из здания через две минуты после Норико Накагавы. Дрожа от страха, он немного постоял у выхода. Арбалет, лежавший рядом с телом Ёсио Акамацу, был все еще заряжен стрелой. Поднимая его, Кадзуси вовсе не намеревался стрелять в Ёсио. Но в тот момент, когда Ёсио встал, палец Кадзуси словно бы сам собой нажал на спусковой крючок.

Затем Кадзуси изо всех сил постарался справиться с паникой. Все верно, для начало ему требовалось отсюда убраться. В данной ситуации это главный приоритет. Вообще-то он сразу же должен был, не обращая внимания на Ёсио Акамацу и Маю-ми Тэндо, побежать прочь. А так, учитывая все обстоятельства, у него не оставалось другого выхода, кроме как убить Ёсио. Ёсио Акамацу явно убил Маюми Тэндо. Значит, он, Кадзуси Ниида, поступил правильно.

Кадзуси всегда очень успешно подыскивал себе оправдания. И теперь, когда он в таком духе поразмыслил, туман у него в голове стал рассеиваться.

Опустив арбалет, Кадзуси машинально схватил рюкзак Ёсио, где имелись еще стрелы. Затем, уже собираясь двинуться дальше, он остановился и на всякий случай подобрал также и рюкзак Маюми Тэндо и наконец поспешил прочь.

Осталось 38 учеников

10

Сколько они уже бежали? Десять минут? По-прежнему одной рукой придерживая Норико, Сюя дал ей знак, и они остановились. Норико, освещенная мутным лунным светом, что просачивался сквозь ветви деревьев над головой, взглянула на него. Их тяжелое дыхание казалось гигантской стеной звука, через которую Сюя изо всех сил попытался пробиться, чтобы прислушаться к другим окружавшим их звукам.

Похоже, никто за ними не гнался. Жадно глотая воздух, они могли теперь немного расслабиться.

Когда Сюя бросил свою поклажу на землю, острая боль пронзила его правое плечо. Он был в очень скверной форме. Да, электрогитара была тяжелее бейсбольной биты, но ею не надо было размахивать. Сюя уперся ладонями в колени и постарался немного отдохнуть.

Затем он предложил Норико немного посидеть в роще. Снова внимательно оглядевшись и разобравшись с подозрительными звуками, он сел рядом с ней. Густая трава под ними похрустывала.

Сюе казалось, что они покрыли приличное расстояние. Однако, учитывая то, что они петляли и утратили всякую ориентацию, взбираясь по горе, они могли по-прежнему находиться в нескольких сотнях метров от школы. Но, по крайней мере, свет, просачивающийся из того здания, уже не был виден. Это, впрочем, могло объясняться тем, что роща была густой на покатом склоне горы. Так или иначе, в этих зарослях они ощущали себя защищеннее. Свое решение Сюя принял мгновенно, однако теперь он не сомневался, что роща куда безопасней открытого взморья.

Тут Сюя взглянул на Норико.

— У тебя все хорошо? — шепотом спросил он.

— Да, — таким же шепотом ответила Норико и слегка кивнула.

Сюя чувствовал необходимость на какое-то время здесь задержаться, хотя это тоже был не выход. Для начала он открыл свой рюкзак. Основательно там порывшись, он ощупью нашел что-то вроде фляги с водой.

Сюя вытащил эту «флягу». Она оказалась армейским ножом в кожаных ножнах. Сакамоти сказал, что в рюкзаках будет оружие. Значит, это оно? Сюя еще немного порылся в рюкзаке, но больше ничего похожего на оружие там не нашел. Только мешок, в котором, похоже, лежал хлеб и фонарик.

Расстегнув ножны, Сюя вынул оттуда нож. Лезвие было сантиметров пятнадцать в длину. Проверив его остроту, Сюя сунул нож обратно в ножны и пристроил их под ремнем своей школьной формы. Чтобы можно было мгновенно ухватиться за ручку, он расстегнул нижнюю пуговицу пиджака.

Затем Сюя подтянул к себе рюкзак Норико и расстегнул молнию. Он понимал, что рыться в вещах девочки нехорошо, но сама Норико явно делать этого не собиралась.

Там он нашел что-то странное — кривую палку сантиметров сорок в длину. Палка эта была вырезана из гладкого и твердого дерева. «Это, случайно, не бумеранг?» — подумал Сюя. Такое оружие использовали для войны и охоты первобытные племена. Пожалуй, главный охотник племени смог бы сшибить этой ерундовиной недужного и медлительного кенгуру, но какую пользу она могла принести им? Сюя вздохнул и сунул бумеранг обратно в рюкзак.

Наконец они перестали дышать как только что спасенные утопленники.

— Хочешь попить? — спросил Сюя.

— Немного, — кивнула Норико.

Сюя достал из своего рюкзака пластиковую бутылку, сломал пломбу на отвинчивающейся крышке и понюхал содержимое. Затем вылил немного воды себе на ладонь и осторожно лизнул. Наконец, сделав глоток и убедившись, что ничего фатального с ним не происходит, передал бутылку Норико. Та взяла бутылку и совсем чуть-чуть из нее отхлебнула. Вероятно, Норико понимала, что вода теперь для них драгоценна. В каждой бутылке было по литру, и у них имелось всего две. Сакамоти сказал, что телефонами они пользоваться не смогут, но как насчет водопровода?

— Позволь, я взгляну на твою ногу.

Откликаясь на просьбу Сюи, Норико кивнула и вытянула правую ногу, до этого подобранную под юбку. Сюя достал из рюкзака фонарик. Аккуратно прикрывая его ладонью, он направил луч света на раненую ногу девочки.

В наружной части икры была прорвана канавка, четыре сантиметра в длину и один в глубину. Две тонкие струйки крови все еще вытекали из распухшей розоватой плоти на концах раны. Похоже, здесь требовалось наложить швы.

Сюя быстро выключил фонарик, толкнул в сторону рюкзак и взял свою спортивную сумку. Оттуда он достал фляжку бурбона и две чистые банданы, упакованные им для поездки. Затем Сюя отвинтил крышку фляжки.

— Будет больно, — предупредил он.

— Ничего, — отозвалась Норико, но как только Сюя наклонил фляжку и стал лить на рану бурбон, чтобы ее продезинфицировать, девочка испустила негромкое шипение. Затем Сюя прижал к ране одну сложенную бандану. Развернув другую, он принялся оборачивать ее вокруг ноги Норико подобно бинту. Кровотечение это, по крайней мере, должно было остановить.

Связывая вместе два конца банданы, Сюя пробормотал глухое проклятие.

— Переживаешь за Нобу? — прошептала Норико.

— Да, за Ёситоки. И за Ёсио. За всех и за все. Я ничего не понимаю. Я совсем ничего не понимаю.

Продолжая возиться с банданой, Сюя взглянул на Норико. Затем опустил глаза и закончил с узлом. Норико поблагодарила его и снова подобрала ногу под юбку.

— Значит... — голос ее дрожал, — Ёсио убил Маюми?

— Да. Он расположился как раз над выходом. Я швырнул в него стрелу, и он упал.

Стоило ему только об этом вспомнить, как Сюя внезапно понял, что никак не позаботился о Ёсио. Он машинально предположил, что тот еще какое-то время будет лежать без сознания, но ведь Ёсио вполне мог сразу же очнуться. Тогда он снова мог взяться за арбалет, залезть на крышу и продолжить бойню.

«Не был ли я опять слишком наивен? — подумал Сюя. — Может, мне следовало просто его убить?»

Размышляя об этом, он решил посмотреть, который час. Старые часы отечественного производства, предназначенные специально для ныряльщиков (как и большинство других его вещей, эти часы были подарены Сюе ввиду его сиротства), показывали 2:40. Почти все должны были уже выйти. Независимо от состояния Ёсио Акамацу оставалось еще от силы два-три ученика. И Синдзи Мимура (впрочем, Сюя не сомневался, что Синдзи сможет с легкостью уклониться от атаки Ёсио) тоже уже ушел.

Сюя покачал головой. Теперь собственная вера в то, что они смогут объединиться и справиться с ситуацией, казалась ему наивной.

— Никогда бы не подумал, что кто-то вроде Ёсио действительно попытается убить всех остальных ради своего спасения. Да, я понимаю, есть правила, но я не думал, что кто-то и впрямь станет участвовать в этой игре.

— Здесь ты мог ошибаться, — отозвалась Норико.

— Что? — Сюя заглянул Норико в лицо, но не смог разглядеть в лунном свете. — Ты о чем?

— Ты сам знаешь, как Ёсио всегда был робок, — продолжила Норико. — Думаю, он испугался. Да, так, видимо, и получилось. Я хочу сказать, ты ведь понятия не имеешь, кто может на тебя напасть. И Ёсио, должно быть, убедил себя в том, что все выходят на него охотиться. Наверняка он страшно испугался. И еще подумал о том, что, если он ничего не предпримет, его в конечном счете... убьют...

Сюя привалился спиной к стволу ближайшего дерева и вытянул ноги.

«Те, кто напуган, могут попытаться друг друга убить...» Да, эта мысль приходила в голову и Сюе, но он все-таки решил, что перепуганные скорее попрячутся. Но если они испытывают по-настоящему дикий страх, они и впрямь могут взять на себя инициативу...

— Теперь понимаю, — сказал Сюя.

— Вот-вот. — Норико кивнула. — И все-таки ужасно, что Ёсио начал убивать всех без разбора.

Некоторое время они молчали, но затем Сюе пришла в голову еще одна мысль.

— Послушай, а ты не думаешь, что, если бы Ёсио увидел нас вдвоем, он бы на нас не напал? Раз мы вместе, разве это не доказывает то, что участвовать в игре мы не собираемся?

— Не знаю. Возможно.

Сюя задумался. Если, как предположила Норико, Ёсио просто до смерти перепугался...

Он припомнил тот момент, когда до него впервые дошло, что кто-то действительно хочет участвовать в игре. Именно поэтому Сюя оттуда и сбежал. Но что, если это была ошибка? Как они могут убивать друг друга? Это же просто дикость! Тогда, если оставить в стороне то, что ему следовало сделать с Ёсио, не должен ли он был все-таки подождать остальных?

Так или иначе, теперь было слишком поздно. Все уже разошлись — даже если они с Норико туда вернутся. А кроме того — действительно ли Ёсио сделал это просто от страха?

Сюя все больше запутывался.

— Послушай, Норико.

Норико подняла голову.

— Скажи мне, что ты думаешь. Я сбежал подальше от школы, когда понял, что там могут оказаться другие вроде Ёсио. Но... если он действительно сделал это от страха... другими словами, ты правда думаешь, что любой из нас действительно станет участвовать в игре? Я хочу сказать... я все время думаю о том, как бы нам всем собраться вместе и попытаться сбежать с этой игры. Что ты об этом думаешь?

— Всем собраться вместе?

Норико погрузилась в молчание, подобрав колени под юбку.

— Пожалуй, я не столь великодушна, — сказала она затем.

— Ты о чем?

— С некоторыми я бы общаться не стала. Я бы смогла доверять моим подругам. Вроде Юкиэ... — Норико упомянула имя старосты девочек класса, Юкиэ Уцуми. Сюя знал Юкиэ еще с начальной школы. — Но я не думаю, что стала бы доверять остальным девочкам. Вместе с ними я бы оставаться не смогла. Ты так не думаешь? Я понятия не имею, что творилось в голове у Ёсио, но я тоже боюсь всех остальных. Я хочу сказать... я просто поняла, что ровным счетом ничего обо всех остальных не знаю. Я не знаю, какие они на самом деле. То есть... чужая душа потемки.

«Я ровным счетом ничего обо всех остальных не знаю, — мысленно повторил Сюя и подумал: — Она права. Что я на самом деле знаю о тех мальчиках и девочках, с которыми я каждый день вместе бывал в школе?» И ему вдруг явственно почувствовалось, что где-то там есть враг.

— В общем, — продолжила Норико, — я бы испытывала подозрения. Если не считать тех, кому я по-настоящему доверяю, ко всем остальным я бы относилась с подозрением. И боялась бы, что они захотят меня убить.

Сюя вздохнул. Эта игра была ужасна. В конце концов, не стоило приглашать всех без разбора объединяться в группу, если ты не был в них уверен. Что, если — просто предположим — что, если они бы тебя предали? Ведь речь шла не только о его жизни, но также и о Норико. Ее жизнь Сюя тоже поставил бы под угрозу. Да, было совершенно естественно, что все остальные сбежали куда подальше. Такое поведение более реалистично.

Тут Сюя вспомнил кое о чем еще.

— Минутку, — сказал он Норико. Та на него взглянула. — Тогда получается, что, если мы вместе, это вовсе не доказывает того, что мы безобидны. Другие могут заподозрить, что я планирую в конечном итоге тебя убить.

Норико кивнула.

— Да, и меня заподозрят в подобном точно так же, как и тебя. Если кто-то из одноклассников увидит нас вместе, он сможет просто к нам не подойти, но я также думаю, что любой, кого мы к себе пригласим, откажется. Хотя, возможно, это будет зависеть от конкретного человека.

Сюя затаил дыхание.

— Звучит устрашающе.

— Да, это действительно очень страшно.

Выходило, что те, кто сбежал подальше от здания школы, вполне могли быть правы. Но для Сюи самым главным было защищать Норико Накагаву, ту девочку, которую так обожал Еситоки. Возможно, ему следовало удовлетвориться тем фактом, что, по крайней мере, Норико была рядом с ним и в безопасности. Он выполнил самое необходимое. И тем не менее...

— И тем не менее, — сказал Сюя, — я бы хотел, чтобы к нам, по крайней мере, присоединился Синдзи. Думаю, он сможет разработать по-настоящему классный план. Ты ведь против Синдзи ничего не имеешь, правда?

Норико уверенно кивнула. Учитывая, сколько времени она в школе разговаривала с Сюей, у нее имелось множество случаев поговорить с Синдзи... А кроме того...

Тут Сюя вспомнил, как Синдзи помог Норико и дал ему знак успокоиться. Теперь он понял, что, если бы Синдзи этого не сделал, они с Норико так и не пришли бы в себя. В результате их расстреляли бы точно так же, как Ёситоки.

Похоже, мысли Норико текли в том же направлении и привели ее к схожим выводам. Девочка опустила глаза и сказала:

— Итак, Нобу больше нет.

— Да. — Сюя отозвался тихо и нерешительно, словно этот факт все еще был для него непостижимым. — Похоже, что так.

Затем они снова погрузились в молчание. Оба могли бы предаться воспоминаниям, но сейчас было не время. А кроме того, Сюя просто не мог заставить себя пройтись тропкой воспоминаний о Ёситоки. Это было слишком тяжело.

— Я думаю, что нам теперь делать, — сказал Сюя.

Норико сжала губы и молча кивнула. — Интересно, есть ли какой-то способ собрать вместе тех, кому мы оба доверяем.

— Вряд ли... — Норико умолкла и еще раз хорошенько подумала. Нет, такого способа не было. По крайней мере, в данный момент.

Сюя опять глубоко вздохнул.

Затем он поднял глаза и сквозь ветки увидел серое ночное небо, тускло освещенное луной. Вот, стало быть, что значило оказаться в «безвыходном положении». Если бы они захотели, чтобы все к ним присоединились, им бы потребовалось всего-навсего бродить по всей округе и кричать. Однако это стало бы откровенным призывом к их противникам, чтобы те их убили. Конечно, Сюя надеялся, что никаких противников там на самом деле нет, но... в конце концов, ему пришлось признать, что он тоже боится.

Тут у него возникла новая мысль. Повернувшись к Норико, Сюя спросил:

— А меня ты не боишься?

— Что?

— Ты не задумывалась, не попытаюсь ли я тебя убить?

В лунном свете он не мог толком разглядеть, но глаза Норико, похоже, широко раскрылись.

— Ты бы никогда так не поступил.

Сюя еще немного подумал.

— Но ведь чужая душа потемки, — сказал он затем. — Ты сама так сказала.

— Нет. — Норико покачала головой. — Я просто знаю, что ты никогда бы этого не сделал.

Сюя посмотрел ей прямо в глаза. Вид у него, надо думать, был обалделый.

— Ты... ты можешь это понять?

— Да... могу. Ведь я... — Норико заколебалась, но затем продолжила: — Ты уже очень давно меня интересуешь. — В обычной ситуации (или в ситуации чуть более романтичной) она наверняка бы так легко об этом не сказала.

Тут Сюя припомнил одну анонимную любовную записку на светло-голубой почтовой бумаге. Однажды в апреле кто-то положил ее ему в стол. Конечно, это была не первая любовная записка, полученная бывшим великим бейсболистом и нынешней самозванной (порой, правда, к этому мнению присоединялись и другие) звездой рок-н-ролла средней школы города Сироивы, однако она произвела на Сюю довольно сильное впечатление и запомнилась. Особенно его тронула поэтичность послания.

Написано там было следующее: «Даже если это ложь, даже если сон, прошу тебя, обратись ко мне. Твоя улыбка в тот день — нет, не ложь, не сон она. Хотя, обращенная ко мне, — моя ложь, сон мой. Но в тот день, когда имя мое назовешь, не станет это ни ложью, ни сном». И ниже: «Никогда ни ложью, ни сном не была любовь моя к тебе».

Не Норико ли послала ему ту любовную записку? Сюя вспомнил, как он тогда подметил, что почерк вроде бы похож, да и поэтичный стиль тоже... Значит...

Сюя подумал было спросить Норико о записке, но решил этого не делать. Сейчас было не время. Кроме того, он вообще не имел права выносить это на обсуждение. В конце концов, Сюя был так поглощен другой девочкой, Кадзуми Синтани, которая, если использовать образность адресованного ему послания, «никогда к нему не обратится», что остальные девочки и их любовные записки особого интереса для него не представляли. Теперь самым важным для него было защитить девочку, которую обожал Ёситоки Кунинобу, а не выяснять, кто в него влюблен.

Тут Сюя вспомнил смущенные взгляды, которые бросал на него Ёситоки во время того разговора на рыбалке.

— А ты, Сюя? — спросила его Норико. — Ты меня не боишься? Хотя подожди — иначе как бы ты мне помог?

— Гм... — Сюя подумал было рассказать ей про Ёситоки. Получилось бы, наверное, что-то в таком духе: «Да просто мой лучший друг был в тебя влюблен. Так что, если я намерен кому-то помогать, это в любом случае должна быть ты. Но ты, знаешь ли, особо в голову не бери».

Этого Сюя решил тоже не делать. Лучше было обсудить все это позже, когда у них будет больше времени. Если, конечно, у них вообще будет на это время.

— Ты ранена. Я просто не мог оставить тебя одну. А кроме того, я тебе доверяю. Будь я проклят, если не стану доверять такой милой девочке, как ты.

На лице у Норико появилась легкая улыбка. Сюя изо всех сил постарался ответить ей тем же. Да, они были в ужасном положении, и все же Сюя почувствовал какое-то облегчение, когда улыбнулся.

— В любом случае нам повезло, — сказал Сюя. — По крайней мере, мы вместе.

— Да, — кивнула Норико.

Но что... что им теперь следовало делать?

Сюя принялся упаковывать свою сумку. Если им требовалось отдохнуть и разработать какую-то стратегию, необходимо было подыскать такое место, откуда открывался максимальный обзор. Кроме того, они понятия не имели, что готовят другие. По крайней мере, они должны были соблюдать предельную осторожность. Именно это означало быть реалистами в этих жутких обстоятельствах.

Сюя взял в руки карту, компас и фонарик. Теперь им предстояло принять участие в худших на свете соревнованиях по спортивному ориентированию.

— Ты сможешь идти?

— Да, все в порядке. — Тогда давай еще немного подвигаемся. Нам надо найти себе место для отдыха.

Осталось 38 учеников

11

Мицуру Нумаи (ученик номер 17) осторожно шел между рощей и залитым лунным светом узким песчаным пляжем метров десяти в ширину. На плече он нес выданный ему рюкзак и свою спортивную сумку. В правой руке у Мицуру был небольшой пистолет. (Вальтер ППК калибра 9 мм. По сравнению с другими видами оружия, выданными для игры, этот котировался достаточно высоко. Наряду со многими пистолетами, использовавшимися в Программе, эта модель серийного производства была по дешевке импортирована из стран третьего мира, которые сохраняли нейтралитет как к Народной Республике Дальневосточная Азия, так и к Американской империи и ее союзникам). Мицуру был знаком с модельной копией этого пистолета, а потому никакая инструкция по эксплуатации ему не требовалась. Он даже знал, что здесь перед нажатием на спусковой крючок не нужно взводить курок. К пистолету прилагался магазин, который Мицуру сразу же в него вставил.

Пистолет в правой руке давал Мицуру определенное чувство безопасности, однако в левой руке он держал нечто еще более важное. Компас. Этот компас был той же дешевой модели, что и у Сюи, но работал как полагается. За сорок минут до выхода Мицуру из классной комнаты великий вождь Кадзуо Кирияма передал ему такую записку: «Если мы правда на острове, я буду ждать на южном конце».

Да, конечно, в этой игре все были врагами — это основополагающее правило. Но сплоченность членов «семьи Кириямы» всегда оставалась приоритетом. Не имело значения, что их называли хулиганьем. Они были настоящими, крутыми бандитами.

К тому же связь Мицуру Нумаи с Кадзуо Кириямой была особенной. Потому что в определенном смысле именно Мицуру и сделал Кадзуо тем, кем он был сейчас. Если Мицуру вообще что-то знал точно, так это то (о чем, между прочим, всякие добропорядочные ученики вроде Сюи Нанахары даже не догадывались), что до средней школы Кадзуо Кирияма не был никаким «малолетним преступником».

Воспоминания Мицуру о первой встрече с Кадзуо были такими яркими, что навсегда остались в его памяти.

Мицуру еще в начальной школе был задирой, но при этом никогда не проявлял жестокости. Воспитанный в многодетной семье, умом он не блистал, и какими-то особыми дарованиями тоже не отличался. Если Мицуру и мог в чем-то себя проявить, так это в драке. Его единственным преимуществом была «сила», и он никогда не чувствовал недостатка в ней.

Таким образом, было просто неизбежно, что в первый же свой день в средней школе Мицуру постарался максимально показать себя перед конкурентами из других школ района. Конечно, зная о силе пацанов, с которыми он сталкивался в местных тусовках, Мицуру понимал, что ребята из других школ вряд ли представляют из себя серьезную угрозу. Впрочем, не все, вероятно, о нем слышали. Король здесь должен был быть только один — для лучшего поддержания порядка. Конечно, Мицуру и в голову бы не пришло так выразиться, но, по сути, дело обстояло именно так.

Как и ожидалось, нашлись два-три конкурента. Все это произошло после торжественной части и классного вступления, после школы, когда Мицуру как раз занимался обработкой последнего противника.

В безлюдном коридоре рядом с классом рисования Мицуру схватил того пацана за отвороты пиджака и прижал к стене. У сопляка уже наливался приличный фингал, а в глазах стояли слезы. Дело было верное. Потребовалось всего два удара.

— Понял? Нечего тут со мной шутки шутить.

Пацан лихорадочно закивал. Скорее всего он просто просил его отпустить, но Мицуру требовалось словесное подтверждение.

— Я тебе говорю! Ты хорошо понял!?

Левой рукой он слегка приподнял пацана.

— Отвечай. Я самый крутой парень в этой школе. Так?

Мицуру уже начал раздражаться, потому что его противник не отвечал. Тогда он еще немного его приподнял... и внезапно почувствовал на себе тот взгляд.

Отпустив пацана, Мицуру обернулся. Сопляк упал на пол и пополз прочь, но Мицуру теперь уже в любом случае не мог за ним погнаться.

Мицуру окружила четверка парней гораздо выше его ростом. Значки на отворотах их потертых пиджаков указывали, что они ученики третьего класса средней школы — то есть, на два года старше его. Сразу можно было понять, кто они. Такая же шпана, как и он.

— Эй, пацан, — сказал один из них с гнусной усмешкой на прыщавой физиономии. — Не дело к таким слабакам липнуть.

Еще один, с оранжевого оттенка волосами до плеч, подхватил:

— Ах, какой шалунишка. — От его педерастического тона остальные заржали как психованные.

— Мы должны преподать тебе урок.

— Да, должны.

И они снова заржали.

Мицуру попытался лягнуть прыщавого и смыться, но ему тут же подставил ножку тот, что был слева.

Как только Мицуру упал, прыщавый врезал ему ногой по лицу и выбил передние зубы. Затылком Мицуру ударился о стену, которую он так удачно использовал против своего одноклассника. Голова у него закружилась. Что-то горячее потекло по загривку. Мицуру попытался встать на четвереньки, но тот, что был справа, пнул его в живот. Мицуру застонал, и его вытошнило.

— Блин, грязь развел, — сказал один из парней.

«Проклятье, — подумал Мицуру. — Ублюдки... трусы вонючие... один на один я бы любого из вас уделал...»

Но теперь вышло так, что он сам загнал себя в тупик. Мицуру специально выбрал тихое место, чтобы запугать своего одноклассника. Он был уверен, что здесь появится кто-то из учителей.

Правую руку Мицуру прижали к полу. Один из парней отогнул указательный палец этой руки и засунул его под свой кожаный ботинок. Первый раз в жизни Мицуру испытал настоящий страх.

Нет... этого просто быть не могло.

Очень даже могло. Подошва ботинка резко надавила на палец. Раздался громкий треск. Мицуру пронзительно вскрикнул. Никогда он не испытывал такой боли. А парни все ржали.

«Вот ублюдки, — подумал Мицуру. — Они спятили... они совсем не как я... они правда психованные...»

Парни уже готовили к экзекуции его средний палец.

— П-перестаньте...

Лишившись последних остатков гордости, Мицуру стал молить о пощаде, но они не обращали никакого внимания. Снова раздался треск. Теперь и средний палец был искалечен. Мицуру дико завопил.

— Давайте еще один, — предложил прыщавый.

Тут-то все это и произошло.

Дверь класса рисования внезапно скользнула в сторону.

— Эй, ребята, вы не угомонитесь? — Голос был совсем негромкий.

На мгновение Мицуру подумалось, что это учитель. Но учитель вмешался бы гораздо раньше, а кроме того, просьба угомониться прозвучала бы в его устах довольно странно.

По-прежнему прижатый к полу, Мицуру повернул голову к двери.

На вид пацан был не слишком здоровым, но очень симпатичным. В руке он держал кисточку для рисования.

Мицуру уже видел этого пацана. Он был его одноклассником. Его семья, похоже, недавно сюда переехала. Никто не знал, кто он, но, поскольку парнишка держался тихо и был вроде как послушным, Мицуру особого внимания ему не уделил. Учитывая его утонченную внешность, этот пацан, вероятно, был из очень хорошей семьи. Мицуру подумал, что такие обычно избегают драк, и решил специально с ним не разбираться.

Но что он делал в классе рисования? Рисовал, надо думать. Хотя в первый день занятий это казалось довольно странным.

Прыщавый подошел к мальчику.

— Да кто ты, блин, такой? — Он навис над ним. — А? Первогодок? Какого хрена тебе здесь надо? А? Что ты там только что вякнул?

Он выбил кисточку из руки мальчика, и капли темно-синей краски запачкали пол.

Мальчик медленно поднял взгляд на прыщавого.

То, что произошло дальше, требовало некоторых объяснений. Довольно тщедушный ученик первого класса средней школы побил четверых третьеклассников. (Через считанные секунды все они, совершенно парализованные, валялись на полу).

Мальчик подошел к Мицуру. Взглянув на него, он сказал только одно:

— Покажи свою руку в медпункте. — Затем он ушел обратно в класс рисования.

Мицуру глазел на четыре тела, беспомощно лежащие на полу. Такой невероятный поворот событий его ошарашил. Мицуру испытывал к тому мальчику не иначе как благоговение. Примерно такое же благоговение может испытывать начинающий, но заведомо посредственный боксер при встрече с великим чемпионом. Мицуру воочию увидел настоящего гения.

И с этого самого момента Мицуру стал верно служить тому мальчику — Кадзуо Кирияме. Больше ему никаких подтверждений не требовалось. Кадзуо Кирияма разом побил четверых парней, с которыми Мицуру смог бы в лучшем случае сойтись один на один. Король должен был быть только один, а все, кто таковым не являлись, должны были ему служить. Мицуру давным-давно пришел к такому заключению. Саму идею он, вероятно, почерпнул из своего любимого подросткового журнала.

Кадзуо Кирияма был настоящей загадкой.

Когда Мицуру спросил его, как он выучился так здорово драться, Кадзуо лишь ответил, что он просто учился. И любые попытки выяснить больше он попросту игнорировал. Мицуру попытался развить эту тему при помощи лести и сказал, что у Кадзуо, должно быть, имелась крутая репутация в начальной школе, но тот лишь отмахнулся. Тогда, быть может, он был чемпионом по каратэ или чему-то вроде того? Кадзуо и это отрицал. Удивляло и то, что в день их знакомства Кадзуо без ведома учителей вломился в класс рисования. Когда Мицуру спросил, зачем он это сделал, Кадзуо лишь ответил: «Мне просто так захотелось». Впрочем, такая загадочность Кадзуо особенно привлекала Мицуру. (Между прочим, качество рисунка, на котором был изображен вид на школьный дворик из окна класса рисования, далеко превосходило уровень первогодка средней школы, хотя Мицуру так никогда и не довелось увидеть этот рисунок, ибо Кадзуо выбросил его в мусорную корзину, как только закончил).

Мицуру познакомил Кадзуо с главными достопримечательностями небольшого городка, куда, по его разумению, прежде всего входило кафе, где болталась его компания, место, где он хранил ворованное добро, и лавка торговца-теневика, поставлявшего нелегальные товары. Он также не щадил сил, показывая Кадзуо все интересные места Сироивы. А тот всегда казался невозмутимым. Создавалось впечатление, что Кадзуо ходит с Мицуру просто из любопытства. В конечном итоге он разобрался с учениками старших классов, помимо тех, которых он уже побил, шпаной из других школ.

Всех их без исключения Кадзуо мгновенно повергал, заставляя корчиться на земле. Мицуру по нему просто с ума сходил. Пожалуй, эта радость мало чем отличалась от той, которую испытывает тренер чемпиона мира по боксу.

Кадзуо к тому же был невероятно умен. С поразительной легкостью он преуспевал буквально во всем. Когда они вломились на склад магазина крепких напитков, блестящий план придумал именно Кадзуо. Он также выручал Мицуру из бесчисленных переделок. (После того как Мицуру закорешился с Кадзуо, его больше ни разу не забирала полиция). Кроме того, отец Кадзуо был президентом крупнейшей в префектуре корпорации.

Да что там в префектуре — во всем регионе Тюгоку и Сикоку. Далее, Кадзуо был совершенно бесстрашен. Мицуру считал, что некоторые люди рождены для величия. «Этот парень, — думал он, — должен стать человеком настолько выдающимся, что я даже не могу себе представить, насколько».

Мицуру сделал Кадзуо главарем банды, которая доставляла всем неприятности, и лишь поначалу задумался, стоило ли его к этому делу подключать. Вышло так, что Кадзуо строго запретил Мицуру и всем остальным приходить к нему домой (вернее, он никогда прямо об этом не говорил, но это требование тем не менее исходило от него). А потому Мицуру никак не мог понять, знают ли родители Кадзуо о том, чем занимается их сын. Его также беспокоило, что банда могла оказать на прекрасно воспитанного Кадзуо плохое влияние. Много об этом передумав, Мицуру в конце концов поделился своими тревогами с самим Кадзуо.

Но тот лишь сказал: «Перестань. Это тоже забавно». Тогда Мицуру решил, что все в порядке.

Да, они с Кадзуо уже прошли через многое. Король и его верный советник.

Именно поэтому даже теперь, в критической ситуации, когда убивать своих одноклассников было позволительно, не могло идти речи о том, чтобы члены «семьи Кириямы» стали убивать друг друга. В конце концов, сам Кадзуо разослал им записки. Мицуру не сомневался, что Кадзуо уже разработал стратегию, которая позволит им справиться с ситуацией. Они обведут Са-камоти вокруг пальца и спасутся. Если бы Кадзуо Кирияма по-настоящему захотел, он бы без проблем одолел хоть все правительство.

Примерно с такими мыслями Мицуру выходил из школы и минут двадцать пять брел на юг. За все это время он увидел только одного-единственного ученика. В районе к юго-востоку от школы исчез, судя по всему, Ёдзи Курамото (ученик номер 8). Понятное дело, Мицуру из-за этого немного понервничал.

Выходя из школы, он уже наткнулся на трупы Маюми Тэндо и Ёсио Акамацу. Игра шла полным ходом.

Главным для Мицуру было как можно скорее добраться до места, указанного Кадзуо. Остальные ученики при этом в счет не шли. Имело значение только то, как «семья Кириямы» отсюда спасется.

По мере того как Мицуру двигался на юг, напряжение его неуклонно росло, поскольку мест, где он мог спрятаться, становилось все меньше. Под неудобной школьной формой Мицуру весь покрылся потом. Пот также проступил на его коротких обесцвеченных волосах и стекал по лбу.

Впереди береговая линия петляла вправо-влево, а где-то в середине этого извива зазубренный риф тянулся на восток от холма и скрывался в океане, точно утонувший динозавр, одна лишь спина которого виднелась над водой. Риф этот загораживал Мицуру обзор. Тогда он повернулся в сторону моря и увидел мелкие острова, а также огоньки, которые указывали на более крупный участок земли за темным океанским простором. Этот остров должен был находиться во Внутреннем Японском море. Совершенно точно.

Оглядев окрестности, Мицуру пересек границу между рощей и пляжем и, оказавшись на открытом месте, освещаемый лунным светом, пошел к рифу. Затем, добравшись до крутой скалы, начал взбираться. Скала была гладкая и холодная. Поскольку в правой руке Мицуру держал пистолет, а на плечах у него висели рюкзак и сумка, подъем оказался нелегким. Тем не менее он поднялся и выяснил, что риф имеет метра три в ширину, а по ту его сторону снова тянется пляж. Едва Мицуру приготовился спуститься с рифа и пойти дальше, как кто-то вдруг позвал его по имени. От неожиданности Мицуру чуть не подскочил. Затем оглянулся, поднял пистолет...

И облегченно вздохнул. После чего снова опустил пистолет.

В тени могучего валуна притаился Кадзуо Кирияма. Главарь банды сидел на выступе скалы.

— Босс... — с облегчением выдохнул Мицуру.

Но затем...

У ног Кадзуо Мицуру заметил три странных кома.

Он прищурился в темноте... а потом глаза его удивленно раскрылись.

Странные комы оказались трупами.

Лицом вверх, глазея в небо, лежал Рюхэй Сасагава (ученик номер 10). На боку, скрючившись, валялся Хироси Куронага (ученик номер 9). Это определенно были они, другие члены «семьи Кириямы». А вот третья фигура, в матроске и плиссированной юбке, лежала на животе, и понять, кто она, было сложнее. Тем не менее Мицуру разобрал, что это Идзуми Канаи (ученица номер 5). И еще... под их телами была большая лужа. Лужа эта казалась черной, но Мицуру, конечно, сразу понял, что это такое. Если бы сейчас светило солнце, цвет этой лужи был бы идентичен цвету кружка на национальном флаге Республики Дальневосточная Азия — темно-красному.

Оказавшись в полном замешательстве, Мицуру задрожал.

— Что... что это такое?..

— Это южная оконечность острова. — Из-под аккуратно зачесанных назад волос на Мицуру взглянули вечно спокойные глаза Кадзуо Кириямы. Кадзуо сидел, набросив на плечи пиджак, точно боксер после боя.

— Что... — Дрожащий рот Мицуру едва выговаривал слова. — Что здесь происходит...

— Ты имеешь в виду эти трупы? — Носком своего простого (но очень элегантного) кожаного ботинка Кадзуо толкнул тело Рюхэя Сасагавы. Правая рука Рюхэя, которая до этого лежала у него на груди, плюхнулась в лужу. Половина ладони тут же утонула.

— Все они попытались меня убить. Куронага и Сасагава — они оба. Тогда я... убил их.

Этого просто быть не могло...

Мицуру никак не мог в это поверить. Хироси Куронага был полным ничтожеством и просто таскался вместе с бандой, но он не меньше самого Мицуру был предан Кадзуо. Рюхэй Сасагава, более заносчивый, вечно выделывался (порой приходилось семь потов пролить, чтобы прекратить его издевательства над Ёсио Акамацу). Однако Рюхэй был страшно благодарен Кадзуо, когда тот потянул за несколько своих ниточек и не дал полиции арестовать младшего брата Рюхэя за воровство. Эти двое никогда бы Кадзуо не предали...

Тут Мицуру почуял в воздухе запах крови. Этот запах был куда сильнее того, что распространялся по классной комнате от трупа Ёситоки Кунинобу. Дело было в количестве. Разлитой здесь кровью можно было целую ванну наполнить.

От жуткого запаха челюсть Мицуру совсем отвисла. Надо же... просто невозможно понять, кто и о чем думал в действительности. Возможно, Хироси и Рюхэй так боялись погибнуть, что совсем спятили. Другими словами, они просто не смогли справиться с этой ситуацией. Явившись сюда, в назначенное место, они попытались подло напасть на Кадзуо.

Но тут... тут Мицуру воззрился на третий труп. Идзуми Канаи, лежащая лицом вниз, была очень милой, миниатюрной девочкой. Дочь городского чиновника (понятное дело, в этом сверхцентрализованном бюрократическом обществе должность городского чиновника или члена горсовета являлась лишь почетным постом без всякого реального влияния), по происхождению она, конечно, сравниться с Кадзуо не могла. Тем не менее ее семья, пожалуй, входила в пятерку самых богатых в городке. При этом Идзуми вовсе не была задавакой, и Мицуру считал ее достаточно симпатичной. Разумеется, учитывая разницу в происхождении, он был не настолько глуп, чтобы всерьез на нее засматриваться.

А теперь Идзуми была...

Мицуру невесть как сумел выговорить:

— С-скажи, босс... а Идзуми... к-как насчет...

На него снова смотрели спокойные и холодные глаза Кадзуо. До смерти напуганный этим взглядом, Мицуру сам лихорадочно стал искать ответ.

— 3-значит, Идзуми тоже... тоже попыталась тебя убить?

Кадзуо кивнул.

— Она случайно здесь оказалась.

Мицуру с трудом, но все же заставил себя поверить в сказанное. Пожалуй, такое было возможно. То есть, так сказал босс.

— У меня в этом смысле п-порядок, — выпалил Мицуру. — М-мне никогда не придет в г-голову своего босса убить. Эта игра — п-полная фигня. Ведь мы р-разберемся с Сакамоти и его ублюдками, верно? Я обеими р-руками за это...

Конечно, теперь они не смогут приблизиться к школе, потому что она оказалась в запретной зоне. Но, зная Кадзуо, Мицуру не сомневался, что его босс уже разработал план.

Тут он умолк и заметил, что Кадзуо качает головой. С трудом шевеля до странности липким и неповоротливым языком, Мицуру продолжил:

— 3-значит, мы отсюда с-смываемся? Отлично, т-тогда мы найдем лодку...

— Послушай... — перебил его Кадзуо.

Мицуру снова умолк.

— Мне без разницы, — продолжил Кадзуо. — И то и другое годится.

Хотя Мицуру ясно его расслышал, он продолжал недоуменно моргать. Он не понимал, что Кадзуо имеет в виду. Тогда Мицуру попытался прочесть мысли Кадзуо по выражению его глаз, но они как всегда спокойно смотрели на него.

— В к-каком смысле тебе и то и другое г-годится?

Словно бы разминая шею, Кадзуо выставил подбородок в ночное небо. Яркая луна отбрасывала мрачную тень на его изящное лицо. Оставаясь в такой позе, Кадзуо сказал:

— Порой я перестаю понимать, что хорошо, а что плохо.

Мицуру еще больше смутился. И тут ему в голову вдруг пришла совершенно другая мысль. Чего-то здесь не хватало.

Затем он понял, чего. Вернее, кого.

«Семья Кириямы» состояла из самого Мицуру, а также Рюхэя и Хироси, чьи тела здесь лежали, — плюс Сё Цукиока. Его-то как раз и не хватало. Сё вышел раньше Мицуру. Тогда почему...

Конечно, Сё Цукиока мог сбиться с дороги. Или его мог убить кто-то еще. Но Мицуру чувствовал, что на самом деле все обстоит куда более зловеще.

— Вот как сейчас, — продолжил Кадзуо. — Я просто не понимаю. — Вид у Кадзуо был при этом, как ни странно, довольно грустный. — Впрочем, это неважно.

Кадзуо снова взглянул на Мицуру. И тут, как будто речь его следовала некой музыкальной партитуре, где в этом месте стояло переключение на аллегро, Кадзуо заговорил стремительно, рублеными фразами. Казалось, собственные слова были ему неподвластны.

— Я сюда пришел. Идзуми была здесь. Идзуми попыталась сбежать. Я ее удержал.

Мицуру затаил дыхание.

— Потом я бросил монетку. Если бы выпал орел, я бы разобрался с Сакамоти...

Раньше, чем Кадзуо закончил, Мицуру наконец-то все понял.

Нет... не может этого быть...

Мицуру не хотелось в это верить. Это казалось просто немыслимо. Кадзуо был королем, а он — его верным советником. Мицуру должен был вечно служить Кадзуо и хранить ему абсолютную преданность. Да-да... и даже прическа Кадзуо играла здесь определенную роль. Примерно в то же самое время, когда Мицуру залечил сломанные пальцы, он настоял на том, чтобы Кадзуо носил именно такую прическу.

— Она очень классная. Ты с ней такой крутой, босс, — сказал он тогда. С тех пор Кадзуо ее носил. Казалось бы, сущая мелочь, но для Мицуру прическа Кадзуо была символом близости их взаимоотношений.

Но теперь Мицуру вдруг понял, что, очень может быть, Кадзуо было просто недосуг менять прическу. Возможно, он был слишком занят другими делами, чтобы возиться со своими волосами. Понял Мицуру и кое-что еще. Раньше он твердо верил в то, что их с Кадзуо связывает священный дух товарищества. В действительности же Кадзуо вполне мог заниматься делами банды просто забавы ради или вообще «просто так». Да-да, для Кадзуо это был всего лишь пережитой опыт, и никаких чувств к нему не прилагалось. Ведь Кадзуо сам однажды сказал: «Это тоже забавно».

Внезапно Мицуру припомнил еще одну особенность манеры Кадзуо, которая поначалу сильно его раздражала. Затем он решил, что не так уж это на самом деле и важно, после чего старался не обращать внимания. Кадзуо Кирияма никогда не улыбался.

Следующая мысль Мицуру вполне могла быть близка к истине: ему всегда казалось, что в голове у Кадзуо много чего происходит. Так оно, пожалуй, и было. Однако тонкость заключалась в том, что в голове у Кадзуо происходило нечто невероятно темное. Порой настолько темное, что это вообще выходило за пределы воображения Мицуру. Или это даже было не нечто темное, а скорее просто — некая черная дыра...

И, возможно, Сё Цукиока уже что-то такое в Кадзуо почуял...

У Мицуру больше не осталось времени на раздумья. Теперь он был целиком сосредоточен на указательном пальце своей правой руки (да-да, одном из тех, что были сломаны в тот судьбоносный день). Палец этот лежал на спусковом крючке валь-тера ППК.

Дул морской бриз, неся тяжелый запах крови. Волны продолжали разбиваться о берег.

Вальтер ППК слегка дрогнул в руке Мицуру — но к тому времени с плеч Кадзуо уже был сброшен школьный пиджак.

Раздался довольно приятный треск. Конечно, на самом деле это не так, но что-то в этой автоматной очереди (950 пуль в минуту) все-таки напоминало работу старой пишущей машинки, какую теперь можно найти только в антикварном магазине. И Идзуми Канаи, и Рюхэй Сасагава, и Хироси Куронага были зарезаны, а потому это были первые выстрелы, раздавшиеся на острове со времени начала игры.

Мицуру все еще стоял. Сам он не мог этого видеть, но от его груди к животу теперь шли четыре небольшие дыры. В спине Мицуру тоже почему-то появились две дыры, но уже размером с приличную консервную банку. Его правая рука с вальтером ППК, дрожа, опустилась. Глаза Мицуру смотрели в небо, на Полярную звезду. Однако, учитывая, как ярко этой ночью светила луна, никакой Полярной звезды он там не видел.

Кадзуо держал в руках грубый комок металла вроде жестяной десертной коробки с приделанной к ней ручкой. Это был пистолет-пулемет ингрэм М-10.

— Если бы на монетке выпала решка, — сказал Кадзуо, — я бы решил принять участие в игре...

Словно смакуя эти слова, Мицуру повалился вперед. Когда он упал, его голова ударилась о камень и подскочила сантиметров на пять.

Еще какое-то время Кадзуо Кирияма просто сидел. Затем встал и подошел к трупу Мицуру Нумаи. Левой рукой он аккуратно коснулся прошитого пулями тела, словно бы что-то проверяя.

Никакого эмоционального отклика не было. Кадзуо не чувствовал ни горя, ни вины, ни жалости. Он вообще не испытывал никаких чувств.

Кадзуо элементарно хотел выяснить, как ведет себя человек после того, как его застрелят. Даже не то чтобы хотел. Он просто подумал: «Пожалуй, неплохо будет узнать».

Отняв руку от трупа, Кадзуо коснулся своей головы у левого виска — или, если точнее, чуть дальше за виском. Сторонний наблюдатель подумал бы, что он просто поправляет прическу.

Но прическа здесь была ни при чем. Кадзуо сделал этот жест из-за странного ощущения в голове — не боли, не зуда, а чего-то неуловимого и редкого, ощущаемого лишь несколько раз в году. Тогда он всякий раз машинально касался этого места за левым виском.

«Родители» Кадзуо обеспечили ему прекрасное образование. Однако, несмотря на обширные знания во всем, что требовалось знать о мире в столь юном возрасте, Кадзуо понятия не имел, что это за ощущение. К тому времени, как он вырос настолько, чтобы узнавать себя в зеркале, почти все следы повреждения уже исчезли. Другими словами, Кадзуо даже не догадывался о том, что едва не погиб в результате автомобильной аварии, которая явилась причиной повреждения мозга еще в утробе матери. Не знал он ни о том, что тогда же погибла его мать, ни о разговоре его отца со знаменитым доктором по поводу шплинта, проникшего в череп Кадзуо перед самым его рождением. А его отец и знаменитый доктор, хвалившийся успешно проведенной операцией, в свою очередь не знали о том, что в результате введения шплинта мозг Кадзуо лишился целого участка нервной ткани. Все эти факты так и остались в прошлом. Доктор вскоре умер от печеночной недостаточности, его отец (или, если более точно, его настоящий отец) — от осложнений после аварии. Таким образом, не осталось никого, кто мог бы поделиться этой информацией с Кадзуо.

Впрочем, одно было совершенно точно — Кадзуо сам не сознавал (а позднее так и не смог понять, но именно в этом все и дело): Кадзуо Кирияма не испытывал ни горя, ни вины, ни жалости к четырем трупам, включая труп его закадычного приятеля Мицуру. Более того, с тех самых пор, как он оказался в таком вот виде заброшен в этот мир, Кадзуо ни разу не испытал ни единой эмоции.

Осталось 34 ученика

12

На северной оконечности острова, в противоположной стороне от того места, где в компании четырех трупов находился Кадзуо, над морем нависал крутой утес более двадцати метров высотой. На этом утесе имелась небольшая площадка, покрытая буйной травой. Разбиваясь об утес, волны рождали влажное облако, которое легкий ветерок затем разносил по сторонам.

На самом краю этого утеса бок о бок сидели Сакура Огава (ученица номер 4) и Кадзухико Ямамото (ученик номер 21). Их ноги свисали с края. Правой рукой Сакура нежно держала левую ладонь Кадзухико.

Вокруг валялись их рюкзаки и спортивные сумки, а также компасы. Подобно Кадзуо, который предписал членам своей «семьи» встретиться на южной оконечности острова, Сакура нацарапала на клочке бумаги «северный конец» (совсем рядом с фразой «мы будем убивать друг друга»). Бумажку она затем передала Кадзухико. По крайней мере, им посчастливилось оказаться в противоположной стороне от Кадзуо. Несмотря на жуткие обстоятельства, Сакура и Кадзухико были вполне счастливы уже тем, что оказались вместе. За поясом у Кадзухико имелся кольт «Магнум» калибра .357, но он уже решил в любом случае его не применять.

— Как тихо, — прошептала Сакура. Волосы девочки были довольно коротко подстрижены, а ее прелестное личико буквально светилось легкой улыбкой. Высокая и стройная, Сакура, как всегда, сидела выпрямив спину. Кадзухико прибыл совсем недавно. Пока они обнимались, тело Сакуры дрожало, точно у раненой пташки.

— Да, очень тихо, — отозвался Кадзухико. Если не брать в расчет его слишком широкую переносицу, он был достаточно симпатичным. Затем Кадзухико отвернулся от Сакуры и стал оглядывать широкую панораму. У них под ногами, освещаемое лунным светом, расстилалось черное море. Вдалеке виднелись темные очертания островов, а за ними — длинная полоска земли. На этих мелких островах и длинной полоске земли (судя по всему — острове Хонсю) горели яркие огни. Была уже почти половина четвертого. Большинство людей мирно спали. Или, быть может, кто-то из детей занимался там поздней ночью, готовясь к вступительным экзаменам в старшие классы. Огни казались страшно далеко, но на самом деле они теперь были еще дальше — в целом мире от двух влюбленных.

Примерно в двухстах метрах от берега Кадзухико заметил черное пятнышко. Похоже, там был один из тех кораблей, о которых упоминал Сакамоти. По его словам, эти суда находились там «затем, чтобы убить всякого, кто попытается сбежать по морю». Хотя во Внутреннем Японском море всегда, даже ночью, происходило оживленное движение, мимо этого острова не прошло ни одного корабля. Правительство временно отменило здесь все транспортные маршруты.

Было холодновато. Кадзухико наконец-то оторвал глаза от черного пятнышка. Выходя из школы, он уже видел трупы Маюми Тэндо и Ёсио Акамацу. А также незадолго до прибытия сюда слышал далекие выстрелы. Игра началась, и так будет продолжаться до самого конца. Но для них с Сакурой это уже, похоже, никакого значения не имело.

— Спасибо тебе, Кадзухико. — Сакура смотрела на крошечный букетик у себя в левой руке. По пути сюда Кадзухико сорвал несколько похожих на клевер цветочков. На самом верху длинных и тонких стеблей маленькие лепестки были собраны в симпатичные помпончики. Конечно, букетик получился не самый впечатляющий, но ничего лучше он найти не смог.

Кадзухико постарался улыбнуться.

— Пожалуйста.

Сакура долго смотрела на букетик и наконец сказала:

— Значит, мы уже не сможем вернуться домой. Больше не сможем гулять по улицам, есть мороженое и все такое прочее.

— Ну, почему же...

Сакура перебила Кадзухико.

— Сопротивляться бессмысленно. Я точно знаю. Я слышала, что мой отец выступил против правительства, а потом...

Кадзухико вдруг понял, что рука Сакуры дрожит.

— Полиция пришла и убила моего отца. Без всякого предупреждения. Полицейские просто молча вошли и его застрелили. Хотя я была еще совсем маленькой, я прекрасно это помню. Мы были в кухне. Я сидела за столом. Мама крепко меня держала. Пока я росла, я ела за тем же самым столом.

Сакура повернулась к Кадзухико.

— Сопротивляться бессмысленно.

Она впервые рассказала ему об этом инциденте, хотя они уже два года встречались. И даже в первый раз, когда они спали в одной постели, месяц тому назад у нее дома, Сакура об этом не упомянула.

Кадзухико почувствовал, что должен что-то сказать, но то, на что он в итоге оказался способен, поразило его своей банальностью.

— Должно быть, тебе пришлось тяжело.

Однако Сакура тепло улыбнулась.

— Ты такой добрый, Кадзухико. Такой добрый. Именно это мне больше всего в тебе нравится.

— Ты тоже мне нравишься. Я очень тебя люблю.

Не будь он так косноязычен, Кадзухико сказал бы гораздо больше. Как много значили для него лицо, слова, нежные прикосновения и чистая душа Сакуры. Короче говоря, как она была для него важна. Но Кадзухико не мог облечь свои чувства в слова. Он был всего лишь учеником третьего класса младшей средней школы. Кроме того, сочинения но литературе Кадзухико писал довольно скверно.

— Хорошо. — Сакура закрыла глаза и глубоко вздохнула, словно с облегчением. Затем она сказала: — Я хотела хорошенько позаботиться о том, чтобы мы с тобой увиделись. — Немного помолчав, девочка продолжила: — Страшные вещи случатся на этом острове. Хотя нет. Судя по тому, что ты рассказал, они уже происходят. Еще вчера все мы были друзьями — а теперь собираемся друг друга убивать. — Вложив свои мысли в слова, она снова задрожала. И Кадзухико опять понял это по ее руке.

Сакура одарила его усталой улыбкой, которая выдавала страх и понимание кошмарной иронии судьбы.

— Я бы никогда не смогла этого делать.

Конечно. Сакура была очень добра. Кадзухико не знал никого добрее.

— А кроме того... — снова заговорила Сакура, — мы не сможем вернуться вместе. Даже если один из нас и сможет вернуться, вместе мы уже никогда не будем. Даже если бы... если бы мне суждено было выжить... жизни без тебя я бы не вынесла. А значит...

Сакура умолкла. Кадзухико понял, к чему она ведет. «А значит, я должна покончить с собой, — мысленно продолжил он. — Пока никто до меня не добрался. Здесь, рядом с тобой».

Вместо того чтобы договаривать то, что Кадзухико уже и так за нее додумал, Сакура просто сказала:

— Но ты должен жить.

Кадзухико мрачно улыбнулся, затем сжал ее ладонь и покачал головой.

— Никогда. Я как ты. Даже если бы мне суждено было выжить, жизни без тебя я бы не вынес. Пожалуйста, не оставляй меня одного.

Слезы заструились из глаз Сакуры и навернулись на глаза Кадзухико.

Сакура отвернулась от своего возлюбленного. Затем, вытирая глаза левой рукой, в которой она держала букетик клевера, девочка внезапно спросила:

— Ты видел финальный эпизод телесериала «Сегодня ночью, на том же месте»? Который показывали по четвергам в девять вечера?

Кадзухико кивнул. Упомянутый сериал транслировало государственное телевидение Республики Дальневосточной Азии. Однако этот продукт национального кинопроизводства, рассказ о бурном любовном романе, был очень даже хорош и последние несколько лет лидировал в телевизионных рейтингах.

— Да, я его видел. Ведь ты хотела, чтобы я его посмотрел.

— Верно, хотела. И вот что я подумала...

Пока Сакура говорила, Кадзухико думал о том, что именно так они разговаривали всегда. Неизменно это бывало что-то вполне обыденное и даже бесцельное, и все же эти беседы несли в себе такую радость. Сакура явно хотела, чтобы все оставалось как было.

И от этой мысли Кадзухико вдруг захотелось плакать.

— Знаешь, мне понравилось, что в конце концов два главных персонажа оказываются вместе. Так и должно было быть. Но я не знаю насчет Мидзуэ, подружки Мики, которую играла Анна Кутагава. Как могла Мидзуэ бросить парня, которого она любила? Я точно знаю, что я пошла бы за ним.

Кадзухико улыбнулся.

— Я знал, что ты так скажешь.

Сакура застенчиво опустила глаза.

— Ничего от тебя не скроешь. — Затем она радостно продолжила: — Я помню, как мы стали одноклассниками. Да, ты был такой высокий и симпатичный. Но больше всего мне понравилось другое, как я тогда подумала: «Этот парень меня поймет. Он поймет всю мою душу».

— Не знаю, как лучше всего об этом сказать... — Уткнув язык в щеку, Кадзухико немного подумал, а затем продолжил: — По-моему, я почувствовал то же самое.

Он очень хорошо об этом сказал.

Затем Кадзухико наклонился к Сакуре. По-прежнему держа правую ладонь девочки, другую руку он положил ей на плечо.

Обнявшись, они стали целоваться. Сколько прошло времени? Несколько секунд? Минута? Целая вечность?

Так или иначе, поцелуй закончился. Они услышали шуршание. В кустах позади кто-то был. Это стало сигналом. Поезд уже отбывал, а потому лучше было занять там свои места.

Сказать больше было нечего. Да, они могли бы попробовать отбиться от незваного гостя. Кадзухико мог бы достать пистолет и прицелиться в того, кто был позади. Но Сакура этого не хотела. Она лишь хотела тихо покинуть этот мир, пока их не засосала жуткая бойня. А для Кадзухико не было ничего важнее его возлюбленной. Здесь не было места компромиссу. Если так хотела нежная душа Сакуры, тогда Кадзухико должен был за ней последовать. Будь он более красноречив, Кадзухико мог бы выразить свои чувства в какой-то эффектной фразе. Например: «Я должен умереть в ее честь».

Два тела закувыркались в воздухе по ту сторону утеса. Падая в черное море, Сакура и Кадзухико по-прежнему держались за руки.

Юкиэ Уцуми (ученица номер 2) осторожно высунула голову из кустов. Затаив дыхание, она наблюдала за влюбленными. Юкиэ не намеревалась никому вредить, а потому даже не поняла, что шум от ее движения по кустам стал сигналом к прыжку. Увидев, как парочка номер один в их классе исчезает по ту сторону утеса, Юкиэ испытала страшное потрясение. Волны продолжали негромко разбиваться о крутой утес, а букетик клевера, брошенный Сакурой, так и остался лежать на траве.

Когда Харука Танидзава (ученица номер 12) подошла сзади и спросила, что случилось, Юкиэ даже не смогла ей ответить. Она просто стояла и дрожала.

Осталось 32 ученика

13

Мэгуми Это (ученица номер 4) сидела в темноте, обхватив свои колени, и все ее миниатюрное тело отчаянно тряслось. Она находилась в одном из домов в наиболее населенном районе на восточном берегу острова. Свет, возможно, и работал, но Мэгуми не отваживалась его включать. А лунный свет из окна не достигал потертого кухонного стола, под которым она пряталась. Кругом царила непроглядная тьма, а потому Мэгуми не могла свериться со своими часами. Тем не менее наверняка прошло не меньше двух часов с тех пор, как она здесь расположилась. Скорее всего было уже четыре утра. А сколько времени прошло с тех пор, как она слышала тот далекий звук наподобие фейерверков? Мэгуми понимала, что это не фейерверки, но даже думать не хотела о том, что это такое.

Она подняла голову и увидела освещаемый лунным светом темный силуэт буфета и чайник как раз над раковиной. Мэгуми понимала, что власти скорее всего переселили обитателей острова на какую-то временную жилплощадь, но оставшиеся в этом доме следы чьей-то жизни казались ей жуткими и неестественными. Они напоминали Мэгуми одну фантастическую историю, которую она слышала еще ребенком, про корабль «Мари-Селеста», чья команда в один миг целиком растворилась в воздухе, оставив еду и пожитки. И девочка еще больше испугалась.

Сразу же после выхода из школы Мэгуми направилась сама не зная куда. Следующее, что она поняла, это что она находится в самом центре жилого района. Первая мысль Мэгуми была о том, что здесь наверняка еще не так много учеников. Она вышла из школы шестой. Пятеро одноклассников уже находились снаружи — но всего лишь пятеро. В районе было пятьдесят — шестьдесят домов, а потому вероятность встретиться с одним из этой пятерки стремилась к нулю. Как только Мэгуми запрет дверь и забронирует это место за собой, она окажется в безопасности... по крайней мере, до тех пор, пока ей не придется отсюда уйти. Ошейник, который должен был взорваться, если она попадет в одну из запретных зон, страшно пугал девочку, но она ничего не могла с этим поделать. Сакамоти предупредил о том, что «если кто-то попытается сорвать с себя ошейник, он взорвется». В любом случае очень важно было постараться расслышать объявление Сакамоти о местоположении каждой запретной зоны и времени, когда она таковой станет.

Мэгуми попыталась войти в первый же попавшийся дом, но он был заперт. То же самое и второй. Тогда Мэгуми вошла в задний дворик третьего и камнем высадила подъемное окно. Стекло разбилось с таким грохотом, что перепуганная девочка нырнула под веранду. Однако в этом районе, похоже, не было ни души. Мэгуми забралась в дом. Смысла запирать подъемное окно уже не было. Зато ей пришлось долго закрывать вторую дверь. Как только дверь оказалась заперта, внутри воцарилась кромешная тьма, и Мэгуми показалось, что она забрела в дом с привидениями. Однако девочка сумела достать из рюкзака фонарик и обследовать все помещения. Найдя в кладовке две удочки, девочка наглухо перекрыла ими вторую дверь.

С тех пор Мэгуми сидела под кухонным столом. О том, чтобы она кого-то убила, и речи быть не могло. Но если вдруг (просто предположим) эта зона (сверившись с картой, девочка выяснила, что весь этот район находится внутри зоны 3=8) никогда не станет запретной, она в конце концов сможет уцелеть.

И все же (продолжая размышлять, Мэгуми без конца тряслась) это было просто ужасно. Конечно, согласно правилам игры, все были твоими врагами, а значит, нельзя было никому доверять. Именно поэтому она теперь так дрожала. Но даже если бы игра прямо сейчас закончилась и Мэгуми оказалась бы единственной уцелевшей, это также означало бы, что все остальные погибли: ее подруги (прежде всего Мидзуо Инада и Каори Минами), а еще... Сюя Нанахара. Сердце Мэгуми трепетало всякий раз, как она о нем думала.

Подтягивая к себе колени в темноте, Мэгуми подумала о Сюе. Что она действительно в нем обожала, так это его голос. С легкой хрипотцой, не слишком высокий и не очень низкий. Сюя вроде бы любил запрещенную музыку под названием рок, а потому всегда делая недовольное лицо на уроках пения, когда им приходилось голосить обязательные песни во славу Диктатора и высшего руководства. Пел он, однако, просто превосходно. И великолепно импровизировал на гитаре. Слушая незнакомые ритмы, так и хотелось танцевать. Кроме того, было в этих звуках что-то благородное и возвышенное, чем-то схожее со звоном колоколов в прекрасной церкви. И эти его длинные завитые волосы (Сюя однажды сказал, что подражает Брюсу Спрингстину, но Мэгуми понятия не имела, о ком идет речь), не говоря уж о слегка мечтательном виде и добрых глазах. А поскольку Сюя еще в начальной школе был настоящей звездой Лиги юниоров, то двигался он с невероятной грацией.

Дрожь улеглась, стоило только Мэгуми подумать о лице и голосе Сюи. Ах, вот бы Сюя Нанахара прямо сейчас здесь был. Как бы это было чудесно...

Но тогда... тогда почему она так и не открыла Сюе своих чувств? Почему не написала ему любовной записки? Или не послала кого-нибудь его привести, чтобы затем признаться напрямую? Или не позвонила по телефону? Теперь у нее уже никогда не будет такой возможности.

Тут в голову Мэгуми пришла одна мысль.

Телефон.

Все верно. Сакамоти сказал, что телефонами в домах они воспользоваться не смогут. Но...

Мэгуми схватила спортивную сумку, которая лежала рядом с выданным ей рюкзаком. Расстегнув молнию, она быстро распихала по сторонам одежду и другие личные вещи.

Наконец девочка выхватила из сумки небольшой твердый предмет.

Это был мобильный телефон. Мама купила его Мэгуми специально для этой учебной экскурсии на случай, если что-то такое произойдет (и ведь произошло!). Верно, Мэгуми завидовала нескольким своим одноклассникам, у кого имелись мобильные телефоны, а кроме того, было что-то захватывающее в обладании личным средством связи. Однако она считала, что родители слишком уж ее оберегают, а у мамы вообще по этому поводу невроз. Кладя сияющий мобильник к себе в сумку, Мэгуми задумалась, зачем ученице средней школы он нужен. А потом начисто о нем забыла. И вспомнила только сейчас.

Дрожащими руками Мэгуми раскрыла телефон.

Мобильник тут же переключился с режима приема на режим передачи, а небольшая панель жидкокристаллического дисплея и наборные кнопки начали светиться зеленым светом. Мэгуми стали теперь видны ее собственные колени под юбкой и сумка. Но что было еще важнее, на панели дисплея, без всякого сомнения, светились символы антенны и воздушной волны, указывая, что телефон готов для звонка!

Мэгуми стала лихорадочно нажимать на кнопки, набирая номер своего дома в Сироиве-тё. 0,8, 7, 9, 2...

После мгновения тишины телефон начал гудеть ей в ухо, и сердце девочки преисполнилось надежды.

Один, два, три гудка. «Пожалуйста, ответьте, — мысленно взмолилась Мэгуми. — Папа, мама! Возможно, я звоню в неурочный час, но вы должны понять, что ваша дочь оказалась в чрезвычайной ситуации. Скорее...»

— Слушаю, — отозвался мужской голос.

— Ах, папа! — Оставаясь в скрюченном положении, Мэгуми закрыла глаза. Ей казалась, она с ума сойдет от радости. «Я спасена! — мысленно восклицала она. — Спасена!» — Папа, это я! Мэгуми! Ах, папочка! Пожалуйста, помоги мне! Пожалуйста, забери меня отсюда! — Выкрикнув все это в телефон, Мэгуми затем быстро пришла в себя, поскольку никакого отклика не последовало. Что-то было неладно. Что-то не... почему папа... ах, нет, это был не...

— Я не твой папа, Мэгуми, — наконец заговорил голос на том конце. — Это Сакамоти. Тебе же было сказано, что телефоны работать не будут.

Мэгуми завизжала и бросила мобильник на пол. Затем торопливо нажала на кнопку, прерывая звонок.

Сердце ее бешено колотилось. Мэгуми снова переполнило отчаяние. «Ах, нет... — лихорадочно думала она, — все пропало... здесь я и умру... теперь я погибла...»

Но тут сердце Мэгуми буквально подскочило.

...раздался громкий звук.

Звон разбитого стекла.

Мэгуми повернулась на этот шум. Он доносился из гостиной, которую она проверила и убедилась, что дверь там заперта. Оттуда кто-то шел. Невесть кто. Господи, почему? Почему из всех домов в округе был выбран именно этот?

Мэгуми страшно запаниковала и закрыла панель мобильника, которая по-прежнему светилась. Положив телефон в карман, она достала из рюкзака оружие. Это был обоюдоострый нож ныряльщика в пластиковых ножнах. Мэгуми вытащила его из ножен и крепко сжала в руке. Она должна была как можно скорее отсюда сбежать.

Но тело ее совершенно оцепенело, и Мэгуми даже не смогла сдвинуться с места. Она затаила дыхание. «Господи! — взмолилась девочка. — Пожалуйста, сделай так, чтобы никто не услышал, как стучит мое сердце!»

Мэгуми различила, как окно сперва открывается, затем закрывается. Послышались тихие, осторожные шаги. Сначала незваный гость вроде бы походил по всему дому, но затем направился прямиком к кухне. Сердце Мэгуми застучало еще громче.

Тонкий луч света прорезал помещение. Затем скользнул к буфету над раковиной.

Кто-то облегченно вздохнул.

— Отлично, здесь никого нет, — произнес девичий голос.

Теперь шаги уже слышались в кухне. Впрочем, Мэгуми пришла в ужас, как только услышала голос. Все мизерные надежды на то, что удастся что-то придумать, если незваный гость окажется другом, тут же были разбиты вдребезги. Еще бы — ведь этот голос принадлежал Мицуко Соме (ученице номер 11), самой скверной девочке во всей школе. Хотя у Мицуко было прелестное, почти ангельское личико, один ее взгляд мог до смерти напугать любого учителя.

Мицуко Сома пугала Мэгуми гораздо сильнее любого из парней с дурной репутацией, типа Кадзуо Кириямы или Сёго Кавады. Возможно, так получалось оттого, что Мицуко, как и Мэгуми, была девочкой. И разумеется, свою лепту сюда вносили издевательства, которые Мэгуми терпела от Хироно Симидзу, входившей в банду Мицуко. Эти издевательства начались на втором году учебы в средней школе, когда они с Хироно стали одноклассницами. Как только они оказывались в одном коридоре, Хироно тут же начинала ставить ей подножки или резать юбку бритвой. Позднее, потеряв, судя по всему, интерес к Мэгуми, Хироно перестала ей досаждать. (Тем не менее Мэгуми не слишком обрадовалась, узнав о том, что на третий год обучения в средней школе их класс останется в прежнем составе). Сама Мицуко никогда к Мэгуми не приставала, но, с другой стороны, такой девочке, как Мицуко, не могла бросить вызов даже Хироно.

Да, все верно... Мицуко Сома с наслаждением убьет кого-то вроде Мэгуми.

Тело Мэгуми снова затряслось. «Ах... — отчаянно подумала она, — нельзя дрожать... вдруг она меня услышит...» Чтобы руки не тряслись, Мэгуми крепко себя обхватила.

Из-под стола ей была видна рука Мицуко с фонариком и часть ее юбки. Мэгуми слышала, как Мицуко роется в выдвижных ящичках под раковиной.

«Пожалуйста, — мысленно взмолилась Мэгуми. — Пожалуйста, скорее уходи отсюда. Если ты хотя бы выйдешь из этой комнаты, я смогу улизнуть в ванную. Там я запрусь и сбегу через окно. Пожалуйста, скорее...»

ДЗИНННЬ. Телефонный звонок произвел эффект разорвавшейся бомбы, и сердце чуть было не выпрыгнуло у Мэгуми изо рта.

Мицуко Сома тоже вздрогнула. Луч фонарика внезапно исчез. Затем Мицуко, похоже, перебралась в угол кухни.

Мэгуми поняла, что звук доносится у нее из кармана. Тогда она лихорадочно вытащила оттуда мобильник. В голове у нее было пусто. Мэгуми машинально раскрыла телефон и нажала на кнопку.

— Привет, Мэгуми, — раздался голос. — Это опять Сакамоти. Я просто хотел тебе напомнить, чтобы ты отключила мобильник. Иначе, если я вдруг вот так тебе позвоню, кто-то сможет понять, где ты находишься. Верно? Такие дела...

Палец Мэгуми сам нашел нужную кнопку и отрубил голос Сакамоти.

Некоторое время в кухне висела удушливая тишина. Затем раздался голос Мицуко Сомы.

— Мэгуми? — спросила она. — Мэгуми? Это ты?

Мицуко находилась в углу темной кухни. Мэгуми осторожно положила мобильный телефон на пол. Теперь у нее в руках остался только нож. Нож этот вел себя как рыба, старающаяся вырваться на волю, и Мэгуми как можно крепче его держала.

Мицуко была выше Мэгуми, но намного сильнее она быть не могла. «Какое у Мицуко оружие? — задумалась Мэгуми. — Может, пистолет? Нет, будь у нее пистолет, она бы уже прицелилась и выстрелила». Если у Мицуко не было пистолета, у Мэгуми появлялась надежда. Если она не убьет Мицуко, тогда та точно ее убьет.

Значит, Мэгуми должна была ее убить.

Раздался щелчок, и луч фонарика снова прорезал темную кухню. Он осветил ножки стола, и Мэгуми на секунду прищурилась. Сейчас было самое время. Все, что от нее требовалось, — это вскочить и с занесенным ножом броситься к источнику света.

Однако решительные намерения Мэгуми внезапно сошли на нет после неожиданного поворота событий.

Луч фонарика опустился ниже, и Мицуко Сома осела на пол, глядя на Мэгуми. Слезы струились у нее по щекам.

Затем дрожащие губы Мицуко наконец разомкнулись, и она слабым голосом вымолвила:

— Я так рада... так рада... я так... так боюсь...

Мицуко чуть ли не скулила, простирая обе руки к Мэгуми. Никакого оружия в этих руках не было.

— Ведь я могу тебе доверять, правда? — продолжила она. — Да, Мэгуми, я могу тебе доверять. Ты не станешь думать о том, чтобы меня убить. Ты будешь вместе со мной, да?

Мэгуми была потрясена. Мицуко Сома плакала. И просила ее о помощи...

Пока дрожь в ее теле утихала, Мэгуми почувствовала, как в ней растет новое, неописуемое чувство.

Вот, значит, как все было? Какой бы скверной ни была репутация Мицуко Сомы, она все равно оставалась такой же ученицей третьего класса, как и Мэгуми. Даже Мицуко Сома не могла участвовать в такой гадости, как убийство своих одноклассников. Она просто была одинока и до смерти напугана.

«И... ах, как ужасно, — подумала Мэгуми. — Ведь я действительно это обдумывала. Я собиралась ее убить... Какая же я... какая же я гадкая!»

Мэгуми залилась слезами, полная ненависти к себе и одновременно радости от того, что теперь ей уже не так одиноко, что теперь с ней есть кто-то еще.

Нож выскользнул из ее руки. Мэгуми выползла из-под стола и сжала протянутые к ней руки Мицуко. Так, словно внутри у нее прорвало дамбу, она выпалила:

— Мицуко! Ах, Мицуко!

Мэгуми знала, что на сей раз она дрожит от эмоций совсем иного рода. Это не имело значения. Она... она была...

— Все хорошо. Я останусь с тобой. Мы будем вместе.

— Угу. — Мицуко сморщила залитое слезами лицо и в свою очередь сжала руки Мэгуми, кивая и повторяя: — Угу, угу.

Мэгуми обняла Мицуко, она ощутила тепло тела одноклассницы и почувствовала еще большую вину, обнаружив, что Мицуко беспомощно дрожит.

«Ведь я правда замышляла такую гадость, — думала Мэгуми, — такую гадость! Я действительно хотела убить эту девочку!»

— Послушай, — вырвалось у Мэгуми. — Я... я...

— Что? — Мицуко подняла на нее заплаканные глаза.

Мэгуми крепко сжала губы, сдерживая стон, и покачала головой.

— Мне так... так за себя стыдно. Ведь я пыталась тебя убить... да, на какое-то мгновение я подумала о том, чтобы тебя убить. А все потому, что я была так... так напугана.

Глаза Мицуко широко раскрылись, когда она это услышала. Но она явно не слишком расстроилась. Все еще досадливо морщась от истерических всхлипов, Мицуко просто кивнула. А затем одарила Мэгуми теплой улыбкой.

— Ничего-ничего. Брось. Не расстраивайся. Этого следовало ожидать. Это все ужасная игра. Правда не расстраивайся. Ладно? Просто оставайся со мной, хорошо?

Сказав об этом, Мицуко нежно погладила Мэгуми по голове и прижала свою левую щеку к щеке одноклассницы. Щека Мицуко была влажной от слез.

«Ах, — подумала Мэгуми, — как же я насчет нее ошибалась! Оказалось, что Мицуко Сома невероятно добрая девочка. Она сумела меня простить. И так по-доброму! Разве наш покойный учитель, господин Хаясида, не предупреждал нас, что неправильно судить о людях по их репутации?»

От этих мыслей Мэгуми снова почувствовала, как будто внутри у нее что-то поднимается. Тогда она еще крепче обняла Мицуко. Сейчас она больше ничего не могла сделать. «Прости, — мысленно повторяла она, — прости меня, Мицуко. Я такая скверная... просто ужасная. Мне правда очень жаль...»

Хруст, который услышала Мэгуми, напоминал звук взрезавшего лимон ножа.

Этот звук ей очень понравился. Нож наверняка был по-настоящему острым, а лимон свежим. Совсем как в кулинарном телешоу, когда говорят: «Сегодня мы приготовим лосося с лимоном».

Мэгуми потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что на самом деле произошло.

Она увидела правую руку Мицуко. Слева, у себя под подбородком. Из этой руки торчало изогнутое лезвие, изогнутое в форме банана, на котором тускло играл свет фонарика. Серп для уборки риса. Кончик серпа был всажен в горло Мэгуми...

Левой рукой придерживая затылок одноклассницы, Мицуко всадила серп еще глубже. Опять послышался хруст.

Мэгуми почувствовала жжение в горле, но очень долго это не продлилось. Она так и не смогла сказать ни слова и потеряла сознание, ощущая, как грудь ей согревает льющаяся кровь. Умирая, Мэгуми даже толком не поняла, что бывает, когда тебе в горло втыкают стальное лезвие. Преданная Мицуко Сомой и падая прямо в ее объятиях, Мэгуми скончалась, не вспомнив ни о Сюе Нанахаре, ни о своей семье.

Мицуко отпустила Мэгуми, и та осела на пол возле нее.

Затем Мицуко быстро выключила фонарик и встала. Вытерла досадные слезы. (Между прочим, она могла в любой момент их из себя выдавить. По сути, это был один из ее особых талантов). Сжимая серп в правой руке, Мицуко стряхнула с него кровь. Капельки едва слышно слетели на пол.

«Для начала неплохо», — подумала Мицуко. Вообще-то она надеялась подыскать себе более удобный нож, но выяснилось, что серп тоже не так уж плох. Однако она была недостаточно осторожна, забравшись в уже занятый дом. Что ж, в дальнейшем придется быть куда более осторожной...

Опустив взгляд на труп Мэгуми, Мицуко медленно проговорила:

— Извини, подруга. Я тоже пыталась тебя убить.

Остался 31 ученик