Королевская кровь 12. Часть 2

Глава 7

Вей Ши

8 утра по Менисею, 9 в Тафии

После разговора с отцом Вей Ши заснул крепчайшим сном — целебным, светлым, без тревог и предчувствий, и сны его были напоены солнцем и счастьем, как в детстве. Словно не было войны и не нависла над Турой угроза исчезновения.

Во снах он был тигром, бежал по джунглям солнечным днем, охотился и валялся на душистой траве. Он был ребенком, и с лодки, застывшей на озере среди лотосов, ловил с дедом серебристую форель. Они оба были одеты в широкие красные шляпы и рыбацкие костюмы.

— Ты был совсем малышом, когда я стал брать тебя на рыбалку, помнишь? — говорил дед, и Вей улыбался в ответ: помню.

Он был юным принцем, у которого едва-едва начал ломаться голос, и выводил кончиком клинка на белом песке иероглифы «честь», «великодушие» и «почтение», а затем мама в простом платье обнимала его ласково-ласково, целовала в щеки и шептала:

— Какой же ты у меня красивый, тигренок, какой сладкий, словно мед из вишневого цветка. Как же я тебя люблю!

И он со всей силы обнимал ее в ответ, и в душе царило блаженство. Только сердце отчего-то сжималось.

Он был мужчиной и танцевал на каком-то народном празднике, прыгал через длинную сайо — скакалку, взмывая в воздух, как журавль, и давалось ему это легко и весело, и ничего не имело значения. Маленькая девочка Рудлог смотрела на него, смеялась как колокольчик и хлопала в ладоши. И его она совсем не смущала и не раздражала.

Он переплывал широкие реки, он перескакивал с одной горной вершины на другую, он нырял на дно морей и поднимался в воздух, и стихия гармонии, полученная от дружеского общения с отцом, усиленная его собственным усилением, залечивала его душевные раны и наполняла телесной силой.

А в конце Вей снова очутился на полянке в ментальной лакуне с ручейком. И девочка — Кейя теребила ему шерсть, что-то рассказывая свое, что он совсем не запомнил. А затем спросила смущенно и осторожно:

— А что ты сделал своей маме, Вей Ши?

Голос он ее слышал сквозь сон, будто наблюдал сам за собой со стороны. И только потому не зарычал.

«Все-таки подслушивала?»

— Я нечаянно услышала! — раздалось далекое эхо ее возмущенных оправданий. — Я не специально! Мне вообще про старшую сестру снилось, что я ей волосы прислать должна! Я вообще просыпалась уже и на грани сна и яви услышала ваши голоса!

«В любом случае это не твое дело», — с раздраженной досадой подумал он.

— Да, — согласилась она, начиная медленно исчезать. — Но знаешь, что бы ни было… хорошо, что мама у тебя есть.

Проснулся он в восемь по часовому поясу Менисея, настолько отдохнувшим, насколько давно себя не чувствовал — и сразу ощутил, как просели по сравнению со вчерашним вечером стихии, насколько они сейчас слабее и разбалансированней. В Тафии на этот момент было девять утра.

Вей переоделся в свежую военную форму, принесенную ему приставленным адъютантом и принял уважительное приглашение генерала Хэ Оня разделить с ним завтрак, пока гвардейцы и боевые маги готовятся к выступлению.

Генерал во время трапезы рассказал о срочной информации, полученной поутру из Пьентана: множество шаманов с Большого Камлания разлетелись по побережью из Бермонта, и отовсюду с северных городков, и из самого Ренсинфорса в столицу звонили и слали радиограммы, что вот-вот спустится на Туру тьма, и что нужно срочно всем людям прятаться под землю, в воздух или под защиту Триединого. Точного срока не давал никто, но сходились, что случится это в ближайшие два-три дня, и что людям при малейшей опасности нужно спасаться. А лучше сразу собрать припасы и уйти прямо сейчас.

— Куда пойдет армия? — спросил Вей.

— Сейчас двинемся в Менисей, он опустел, спустимся в подвалы там, — тяжело ответил Хэ Онь. — А тем, кто останется на охране перехода, уже приказано окапываться.

Наследник кивнул, думая о том, что в Тафии для его отряда, если понадобится, найдется достаточно погребов. А генерал продолжил разговор — доложил, что в Тафию с принцем пойдет несколько сотен человек, из них всего семьдесят магов и тридцать пять усиленных Хань Ши гвардейцев. Вей Ши, услышав цифру, склонил голову. Столько их осталось из гвардейской сотни. Остальные либо погибли, либо были слишком тяжело ранены, чтобы даже с помощью подселенного духа и виталистов излечиться за ночь.

За завтраком же, через полчаса после пробуждения, Вей Ши с удивлением и тревогой ощутил слабую волну ослабевания стихий, прокатившуюся с запада. Ветер затрепал тканью палатки, в которой проходил завтрак, а мир словно стал тусклее. Вей представил себе, каким сумрачным и блеклым будет мир без стихий, и содрогнулся.

Сколько еще смогут продержаться стихии перед падением, до того, как Тура станет миром без магии, миром, в котором долго еще будут идти катаклизмы, пока неразумная природа сбалансирует сама себя? День? Два?

Нужно было торопиться.

— Наша задача — прежде всего защитить и вывести из города жену Мастера Четери, Светлану, если ее еще не эвакуировали, — объявил Вей Ши, стоя перед строем перед отправкой. — И по мере возможности прикрыть отход мирных жителей из Тафии. Если во время нашей гуманитарной миссии откроется портал и начнется наступление иномирянской армии, мы вступим в бой — уничтожить целую армию у нас не хватит сил, но сдержать продвижение ее отдельных отрядов и помочь драконам мы сможем. Воины, я не знаю, сможет ли наш помощник перенести нас всех. Поэтому первыми идут гвардейцы и боевые маги, а стрелки с оружием и припасами — за ними.

Ли Сой был тут же — он при переходе должен был следить за устойчивостью пространственного тоннеля и, если понадобится, стабилизировать его.

— Твой отец сказал мне быть твоей тенью, молодой Ши, — проговорил великий маг, — и в случае, если ты окажешься в опасности, выносить тебя из битвы, согласен ты на это или нет. Знай об этом.

Вей Ши подавил колыхнувшуюся в душе ярость и едва заметно склонил голову — в конце концов, Ли Сой еще его прадеда на руках держал.

— Я понимаю своего отца, — сказал принц. — Только, прошу, прикрывай мне спину и убивай врагов, а не носи мне подушку под задницей, великий.

Ли Сой тонко улыбнулся.

— Вижу, обучение у Мастера не прошло даром, — проговорил он с теплой иронией. — Будет так, как ты сказал, юный Ши.

Все было готово — сотни вооруженных, нагруженных припасами и боекомплектом бойцов приготовилась к открытию перехода, когда в Тафии было уже около одиннадцати. Вей Ши тихонечко просвистел короткую мелодию, кольнул свой палец клинком — и от расположенной неподалеку мшистой полянки, симметрично окружившей старую пихту, поднялся золотистый равновесник с хохолком — уже взрослый, размером с орла, но не старый. Он подлетел к потомку своего бога, сел ему на руку и слизнул кровь. А затем уставился на наследника горящими фиолетовыми глазами.

— Старый дух, дух Разума, великий Колодец, помоги мне, — попросил Вей Ши, глядя ему в глаза. — Мой отец заплатил тебе кровью, и я плачу тоже. И готов отдать тебе еще, когда ты поможешь нам.

Равновесник спорхнул с руки и завис в воздухе, слушая и постепенно становясь зеркальным, увеличиваясь в размерах. Он то и дело мигал, становясь более прозрачным и снова набираясь сил.

— Твой отец заплатил достаточно. Что сейчас желаешь ты, сын моего отца? — вдруг спросил он хрустальным голосом, от которого у всех присутствующих по телу прошла вибрация, как от страха, смешанного с удовольствием. Из глаз золотисто-серебряного крылатого гиганта смотрело древнее и мудрое существо.

— Помоги нам пройти в Тафию, — попросил Вей Ши. — Там есть большая вода, там есть река Неру, и ты сможешь перенести нас туда.

— Я услышал тебя, — ответил дух мелодично. — Мне тяжело будет: отец равновесия сейчас на пределе сил, удерживает стихии от падения, мир от разрушения. Но я сделаю то, что ты попросил. И не ради крови, а ради будущего, ибо даже я сейчас не вижу его, юный тигр. А, значит, оно может быть любым — или его может вовсе не быть.

Он закрутился кольцом — и обернулся зеркальной воронкой, уходящей в бесконечность. И Вей Ши первый шагнул в нее.

Если бы на мостках у главных ворот Тафии, как обычно, сидели рыбаки, они увидели бы, как спокойно несущая свои воды река у берега засияла, как металл на солнце. И из нее, хватая ртами воздух, стали выходить абсолютно мокрые, бледные, шатающиеся люди, облитые зеркальным серебром, как чешуей. Первым, покачиваяь, но стараясь держать спину прямо, шел черноволосый юноша в облегающей военной одежде, с ножами на косом поясе и клинком в ножнах.

И мало кто узнал бы в нем послушника Ши, эфенби, таскающего на закорках старика Амфата, подрубленного горем богатыря Амфата.

Люди выходили на берег и падали, не в силах даже удивиться тому, что город похож на хрустальный куст, что со всех храмов звучат гонги, по небу мечутся драконы, и что над одним из холмов висит надпись, то и дело сменяющая язык и сообщающая жителям про эвакуацию.

Бойцы, выползшие на берег, чтобы не захлебнуться и дать дорогу следующим десяткам, потихоньку приходили в себя. Кто-то уже, мучимый дикой жаждой, полз обратно, к реке, и жадно, захлебываясь пил. Кто-то восстанавливал себя и товарищей каплями виты, Ли Сой сушил на всех одежду. Серебро медленно таяло на их одежде и волосах. Серебряное сияние исчезло и в реке — а на берегу осталось несколько сотен воинов.

Когда все пришли в себя и выстроились десятками, Вей Ши во главе колонны побежал к холму, на котором стоял дворец. Навстречу ему попадались жители на тележках и машинах, с кучей навьюченного скарба, кто-то все еще упаковывал вещи в тюки. Ревели верблюды и ослы, плакали дети. Сверху то и дело низко-низко, словно опасаясь подниматься выше, проносились драконы с людьми на спинах.

Дом деда Амфата остался в другой стороне, у подножия другого холма, и Вей Ши пообещал себе заглянуть к старику, и, если понадобится, отрядить гвардейца вывести его из города. И в обитель заглянуть — помочь своим, помочь настоятелю Оджи. Он ощущал ровные волны молитв, накатывающие со стороны храма, и то, как выравнивают они стихи, которые тут же проседают вновь.

Город-на-реке, залитый солнцем, оплетенный волшебным терновником, был прекрасен, дрожал знойным маревом над мостовой, пах ванилью. Вей, сполна оценив мощь гигантского духа, что сплел эту защиту, сияющие белые цветы и острые шипы, безропотно пропускающие людей, которые поспешно уходили из домов, думал о том, что кто-то заплатил духу чем-то очень ценным, чтобы он мог набрать такую мощь. И что для этих людей было бы спасением остаться здесь, а не бежать — но как определишь, какая опасность больше: погибнуть от иномирян, или от тьмы, которую увидели в видениях шаманы?

Дворец Четери тоже был оплетен лозой — и ворота были плотно закрыты, защищены ею.

Вей бросил взгляд на клинки Мастера, которые так и сияли среди побегов — только рукояти торчали наружу, — и подошел ближе к воротам. Белые цветы приподнялись, словно терновник уставился на него множеством глаз.

— Великий, — проговорил Вей Ши и поклонился, как старшему и сильному. Поклонился и отряд за спиной наследника, поклонился и Ли Сой. — Ты не пропустишь меня внутрь? Мне нужно спасти Светлану, жену Владыки Четерии, и ее семью.

Глаза словно бы немного раздраженно затрепетали, затем цветки захлопнулись в плотные бутоны и отвернулись. По воротам поползли побеги, усиливая защиту.

— Кажется, это означает «не пущу», мой принц, — подсказал Ли Сой то, что все уже и так поняли.

— Или что там никого нет, — ответил Вей Ши задумчиво.

— Я могу слетать внутрь, и поискать вашу подопечную, — предложил маг. — Возможно, ее действительно уже эвакуировали? Или можно подать знак одному из драконов, — он указал на ящера, летящего с людьми на спине над домами, — и спросить у него?

— Нет, не будем терять времени, — Вей Ши взял один из ножей старика Амфата, вспорол лезвием кожу на ладони. — Я могу узнать, где она.

Кровь закапала на горячий камень мостовой. Вей просвистел несколько музыкальных нот, затем еще раз и еще… и еще, и еще… дух-терновник заинтересованно приоткрыл цветки и следил за каплями, но стоило Вею глянуть на него, снова закрылся и отвернулся. Кровь капала, звучала мелодия, а ответа все не было, хотя малыш-равновесник должен был появиться рядом с создателем и ответить на вопросы — или отвести к той, кого он защищал. Значит, что-то не давало ему это сделать.

А затем со стороны оплетенной обители раздалось верещание стрекоз — и наследник с досадой и тревогой повернул голову в сторону храма.

Значит, портал уже открылся. Хань Ши на пороге смерти не мог ошибиться, значит, что-то стало причиной более раннего открытия, какое-то нечаянное событие, вмешательство в ткань будущего, которое дед не мог предвидеть.

Вей Ши больше не ощущал успокоительных волн молитв — и дай боги, чтобы те, бок о бок с кем он трудился столько недель, были еще живы. Раньяры верещали отчаянно, и непонятно, что творилось там, наверху. А здесь, внизу, Вей чувствовал, как начинают вибрировать стихии, и вибрация эта набирает силу с каждым мгновением.

Сколько пройдет времени, пока стихии падут? Сколько осталось до момента, когда раньяры вырвутся из-под купола, сплетенного над обителью духом-терновником? Ведь тогда Светлану найти будет еще труднее!

— Где же ты? — громко крикнул Вей Ши, сжимая окровавленную ладонь до боли. — Ты не мог оставить свою службу, ответь мне!

И он снова засвистел песенку-призыв, созданную им специально для Светиного равновесника.

Издалека донесся слабый посвист, едва различимый сквозь визг стрекоз. Отряд обернулся на звук, чтобы увидеть, как внизу, над хрустальной крышей дома, расположенного в нескольких кварталах отсюда, за каналом, взвилась вверх крылатая золотисто-фиолетовая тень. Большая, но полупрозрачная — она отчаянно крутилась над домом, мелодично выводя трели, стараясь изо всех сил — а затем нырнула обратно, прямо через терновник.

Лицо Вея закаменело, и он не раздумывая бросился вниз, туда, где показался ему оставленный на охрану Светланы равновесник. За ним раздавался топот многих ног — лишь Ли Сой скользил по воздуху, встав на свой собственный меч. Пришлось пересечь несколько улиц и пустынный базар, через который Вей столько раз ходил, перебежать через мостик, свернуть вправо, на широкую улицу, по которой только что проехала скорая, собранная в его стране… Вей увидел, куда она заворачивает, и уже понял, куда он бежит.

Неужели жене Мастера стало плохо? И если так — то почему ей не помог виталист и ее не вывели из города в первых рядах?

Визг со стороны обители не замолкал, Вей и не видел ее — только огромный купол терновника над холмом, где она была ранее, и кружащих сверху драконов. Сквозь хрустальные стенки мелькали огненные всполохи, и он мог бы поклясться, что разглядел десятки водяных духов, летящих со стороны Неру, и ощущал равновесников, поющих под сводами терновника. А еще ему казалось, что он видит несколько десятков монахов и послушников, стоящих на дороге к обители с воздетыми руками. На той самой, где он когда-то подхватил рожающую женщину, назвавшую сына его именем.

Они добежали до дома, во двор которой завернула скорая — и увидели, что поверх терновника здание защищает большой щит. А внутри помимо медиков, выводящих совсем молоденькую беременную женщину из машины, стоял крупный, очень крупный молодой мужчина в военной форме Рудлога, который, протянув руки вперед, вливал в щит силу. Фрагментарная решетка мерцала, укрепляясь.

Вей Ши мужчина показался знакомым — кажется, он пару раз видел его издалека во дворце Четери.

— Очень неплохо, — с любопытством оценил из-за спины наследника Ли Сой. — Какой талантливый юноша! Наверняка из Алмазовых птенчиков.

Незнакомец их заметил, опустил руки, угрожающе повел плечами — но пригляделся и расслабился. Подошел ближе, кивнул, выжидающе переводя взгляд с бойца на бойца — и остановил его на Вей Ши, оценив и военную форму, и клинки на поясе.

— Светлана, жена Мастера, здесь? — спросил Вей Ши, оглядывая оплетенные лозой окна здания. За одним из них чувствовалось трепетание равновесника. Слышны были женский и детский плач и крики, и весь роддом источал тревогу, страх, обреченность — среди которых явственно ощущались деловитость и спокойствие врачей, беспокойство родных и удивительные нотки материнской нежности, заставившие сердце Вея сжаться.

— А вы кто? — спокойно поинтересовался парень. Вей не сразу очнулся, поглощенный вслушиванием в эмоции, и так же ровно ответил:

— Меня зовут Вей Ши, я пришел помочь жене Мастера и ее родным выйти из города.

— А, Светка о тебе рассказывала, — обрадовался парень. Подошел, протянул руку прямо через щит, и наследник, помедлив, пожал ее. Незнакомец задержку заметил, недоуменно поднял бровь. — Ты ведь ученик Четери, да?

Вей молча кивнул.

— Меня зовут Матвей, я ее двоюродный брат. Рожает Света. Я тут за тем же, что и ты. Не вывести ее пока. Родит, врачи и виталисты дадут добро, и постараюсь перенести их подальше отсюда.

Вей Ши нахмурился — он подсчеты не вел, но ему казалось, что супруга Мастера должна разрешиться от бремени много позже. Но не стал уточнять. Посмотрел на обитель, которая высилась над городом на соседнем с дворцом холме, и сверкала изнутри всполохами огня.

— Ты сможешь построить Зеркало при нынешней рассинхронизации стихий?

— Надеюсь, что да, — мигом помрачнел новый знакомец.

— Хорошо. Если понадобится, Ли Сой тебе поможет, — Вей оглянулся на волшебника, и тот кивнул.

Услышав имя «Ли Сой», парень уставился на волшебника. Вей очевидно ощутил его восторг и уважение. И смущение. И, видимо, поэтому сказал брат Светланы какую-то глупость.

— Вы выглядите гораздо моложе Алмаза Григорьевича!

— Он мог бы выглядеть так же молодо, — ответил Ли Сой, забавляясь. — И совсем юношей мог бы. Но его тело отвечает его нынешним задачам, молодой ученик.

Их разговор прервала серия взрывов, рокотом прокатившаяся над Тафией и замолкнувшая за рекой. Над куполом терновника взвились дымы, часть его упала внутрь — и Вей Ши с тяжелым сердцем увидел сквозь дыры трепещущие лепестки портала.

Из купола несколькими стаями в разные стороны вылетали стрекозы. В бой с ними сразу вступали драконы. Их стало гораздо больше — и вскоре небо над головами заполнилось ревом и визгом, звуками столкновений.

И в это время из роддома раздался истошный, мучительный женский крик. Сложно было узнать, кто кричит, — но Вей отчего-то понял, что это крик жены Мастера.

— Мы обустроим оборону вокруг роддома, — быстро проговорил он. — Если нужно ждать, пока появится сын Мастера, мы подождем и не дадим ни одной твари приблизиться к этому месту. Ты не знаешь, брат жены Владыки, как договориться с этим терновником, чтобы он пустил нас в окружающие дома?

— Ну… просто попросить? — предположил парень. Увидел скептический взгляд Вея и кивнул. — Понял, сейчас попробую поговорить с ним. Под щит спрятаться не хотите?

— Пусть он останется предпоследней линией обороны, — покачал головой Вей Ши. — Не нужно привлекать внимание иномирян, возможно, нам повезет, и роддом их пока не заинтересует. Мы сейчас перекроем подходы к зданию, — он посмотрел налево и направо, на широкую улицу, и поморщился: если иномиряне пойдут от храма к реке, то могут свернуть и на эту улицу. Тогда придется их уводить, потому что атаки сотен стрекоз его небольшой отряд не сдержит.

Крики, долгие, мучительные, так и звучали из окон — и мужчины бледнели, поглядывали на роддом с опаской.

— Хорошо, что я мужчина, лучше уж в бой, чем рожать, — пробормотал кто-то из бойцов, и окружающие закивали. Ли Сой пошевелил пальцами — и к щиту Матвея добавился полог тишины.

Сам Матвей о чем-то тихо попросил терновник, показывая широкими руками то на окна роддома, то на Вея — и наследник даже с некоторой ревнивостью обнаружил, что от этого собеседника дух не отворачивается. И прислушивается к нему.

В результате переговоров несколько дверных и оконных проемов были освобождены от лозы. Йеллоувиньцы стали готовиться к обороне.

— Мой генерал! — в шатер, где Тмир-ван допрашивал обессиленного пленника, вошел связной. — Докладываю — оборона прорвана, странные сонные заросли из прозрачного камня, похожего на слюду, разбиты взрыв-чат-кой. Наши раньяры уже в небе, и их атакуют колдовские звери, белоснежные, похожие на наших ящеров, но огромные и с крыльями. Их там много, очень много, как будто мы пришли в страну, где они живут. Город, в котором мы вышли, почти пуст, но на дорогах видны уходящие толпы жителей.

Тмир-ван бросил быстрый взгляд на пленника. Тот сполз на пол, да так и лежал на боку с заведенными за голову руками и смотрел мутным взглядом сломанного человека: еще немного — и впадет в безумие.

Сердце старого вояки вдруг кольнуло странное сочувствие — пленник ему кого-то странно напоминал, и он вдруг понял кого — любимого старшего сына, оставшегося в семейной твердыне управлять ею. Но он отмел несвойственные ему чувства.

— У города, в котором вы вышли, есть какие-то особые приметы?

— Да, мой тиодхар, — браво ответил связной. — Он весь белый, стоит на берегу огромной реки, которая шире всех виденных мною рек. А сам он стоит на многих холмах, разделенных каналами, ведущими к реке, и оплетен тем же странным растением из слюды, которое не давало нам выйти в город. Оно же не дает нам войти в дома. В городе мы увидели два дворца, тоже оплетенные этим растением. Над одним из дворцов крутится надпись, которую я смог прочесть — она велит жителям уходить. Откуда-то они знали, что мы будем там.

— Но сопротивляются слабо и войск немного, значит, сил у них почти нет, — проговорил Тмир-ван. Подошел к пленнику, заглянул ему в глаза. — Как называется город, где много твоих сородичей, колдун? Город, оплетенный слюдяным растением? — В глазах пленника проскользнуло вполне искреннее недоумение, а Тмир-ван тряхнул головой: так снова он показался похож на сына. — Белый город, который стоит на берегу большой реки, в котором два дворца?

Пленник с усилием разлепил высохшие губы. Белое лицо его казалось почти синеватым.

— Тафия, — прошептал он. — Город-на-реке.

Тмир-ван вновь повернулся к связному.

— Передавай моим командирам: пусть выходит наземная армия, пусть захватывает высоты в городе. Пусть раньяры убивают крылатых колдунов, но не лезут на них в одиночку, только стаями по несколько десятков. Пусть пресекают уход жителей — среди них могут оказаться те, кто будут знать, что делать с лозой, могут оказаться правители этого города, да и рабы нашим господам всегда были полезны. Всех знатных пленников собирать в одном месте, чтобы я мог провести допрос. Я скоро выйду к вам со своим отрядом.

11.30–12.00 по времени Тафии, 6.30–7.00 Рудлог

Света слышала и взрывы, и рев драконов, и визг стрекоз — но все это плыло в мареве боли и не имело значения. Она напрягалась, выталкивая из себя новую жизнь, рыча сквозь зубы, и рычание переходило в крик — а потом она снова набирала воздуха и снова толкала, сжимая поручни родильного кресла с такой силой, что уже должна была сломать их.

Ей казалось, что она вечно выталкивает из себя ребенка — и, подчиненная природе, она действовала как миллиарды женщин до нее, следуя голому инстинкту. Только дышать, толкать, скользя вспотевшими руками по поручням, упираясь ногами в подставки, кричать от боли и глотать слезы, и снова толкать. Пот заливал глаза, и вся она была мокрая, болезненно напряженная, сжимающая зубы так, что они должны были раскрошиться. И на очередной потуге она запрокинула голову и закричала-зарыдала в потолок, тому, кто должен был быть здесь, кто должен был принять сына на руки:

— Че-е-е-е-е-е-ет!!! Че-е-е-е-е-е-е-е-е-ет!

На последнем выдохе от ее тела, истекающего кровью и болью, внизу что-то отделилось, и вдруг стало не больно и легко-легко, так легко, что ей показалось, что она сейчас умрет. Она отчетливо слышала свое тяжелое, свистящее дыхание — когда врач поднял на руки красного, совсем маленького ребенка, соединенного с ней пуповиной.

— Дайте, — прошептала Светлана, — дайте его мне!

— Сейчас, милая, — пообещала остающаяся рядом акушерка, — сейчас, осмотрят и дадут.

К ней не оборачивались — врач что-то неразборчивое бросил вбок, укладывая ребенка на подвезенный почти вплотную кювез, подбежал виталист Лери, стал колдовать рядом. Мать гладила Свету по волосам, но Света смотрела только вперед, на близкие спины мужчин.

— Почему он не кричит? — прошептала она, приподнимаясь. — Почему его не слышно? — крикнула она, но получился какой-то сип. — Дайте, дайте мне его!

Над ребенком склонились уже трое врачей и виталист, слышались звуки, словно что-то куда-то закачивали, шлепки, теребление. Света зарыдала.

— Дайте его мне, — просила она, — пожалуйста, дайте, дайте! Мама, что же там происходит, что?

— Доченька, врачи знают, что делать, — проговорила мама так тревожно, что Свете стало еще хуже.

— Он не дышит, да? — засипела Света. — Не дышит? — Она хваталась за рукав матери, привставала, ложилась.

— Нужно, чтобы расправились легкие, — тихо и напряженно сказала акушерка, — ну что же ты, милая, все будет хорошо, не надо нервничать.

Живот вдруг снова скрутило схваткой, затем из нее снова что-то выскользнуло, акушерка подхватила — родилась плацента, которую положили у ее бедер, чтобы отпульсировала.

К Свете, впадающей в истерику, подлетел равновесник — и она вновь приподнялась на руках.

— Не надо меня утешать, — прошептала она, — помоги ему, помоги! Я знаю, что ты можешь! Помоги!

Равновесник заметался — и нырнул между врачей к ребенку. И тут же раздался детский тонкий мяукающий плач.

Врачи, расступившись, смотрели на ребенка, все еще соединенного пуповиной и лежащего в кювезе, плачущего, сучащего ручками и ножками. Виталист Лери протянул руки, просканировав новорожденного, и с облегчением отступил.

— Все, расправились.

— Невероятно, — пробормотал один из врачей.

— Да, это как стихийный инкубатор, — согласился Лери с благоговением. — Там даже температура и влажность такие, какие нужно, чтобы ребенок дозрел.

Света не понимала, о чем они говорят — но в груди разливалось облегчение. Жив. Спасибо, богиня!

Ребенка, подняв на руки, одев в крошечный чепчик и носочки, накрыв теплой пеленкой, положили на грудь Светлане, и она накрыла его ладонью — он был размером в две ее ладони. У младенца была золотистая кожа и светящиеся фиолетовым глаза, и она наконец-то поняла, о чем говорили врачи — сын был окутан золотистым коконом как второй маткой, и когда она опускала в него ладони, становилось понятно, насколько он теплый.

— Спасибо, — пробормотала она равновеснику. — Ты ведь отпустишь его, когда он дорастет до нормы?

Золотистая дымка лизнула ее руки — не беспокойся, мол, не обижу я твоего ребенка, хозяйка. Малыш, теплый и мягкий, как котенок, нежный и беззащитный, закряхтел, прижимаясь к матери, снова замяукал. Света глядела на него, смаргивая слезы — он казался ей самым прекрасным, самым совершенным существом в мире — несмотря на просвечивающие везде, включая голову, вены, тонкую кожу, красное сморщенное лицо и тельце, покрытое белесой слизью.

— К груди, — подсказала мама.

Акушерка помогла приложить ребенка к груди — хотя Света не понимала, как этим маленьким ротиком можно захватить грудь. Но он после нескольких попыток втянул в себя сосок. Света поморщилась, не переставая улыбаться и плакать. Погладила сына по маленькой головке. Ох Четери, Четери. Как же я справилась без тебя?

— Как назовешь? — так же спросила мама тихо.

Света смотрела на ребенка. Сглотнула надорванным горлом.

— Марк, — сказала она. — Четери точно бы выбрал это имя. И, — она сморгнула слезы, — пожалуйста, перережьте пуповину его ножом.

Через пару минут, потребовавшихся на стерилизацию ножа, перерезали пуповину, осмотрели Свету, виталист заставил матку сократиться еще несколько раз, просканировал на предмет сгустков и остатков плаценты, начал залечивать разрывы. Свете было настолько равнодушно оттого, что делают с ней — она смотрела на ребенка, который так и держал сосок во рту, посасывая его, и дремал. И она тоже уходила в дрему.

— Ну что? — раздался из-за двери громкий шепот папы. — Когда их уже можно будет выводить?

Света пошевелилась. Вдруг стал слышен и рев драконов, и визг раньяров. И вместе с этими звуками в душе поднялся животный страх — она сильнее прижала к себе ребенка.

— Мне нужно еще минут десять, чтобы доправить Владычицу, и еще столько же, чтобы еще раз осмотреть ребенка, влить в него виту, — вполголоса сказал виталист. — Иначе он может не перенести переход по подпространству. Хотя, конечно, минимум сутки бы побыть здесь. Но что делать, раз такая ситуация. Мы дадим коляску.

— Тогда я пойду сообщу про это Матвею, чтобы он был готов, — проговорил папа и сбежал. К Свете и внуку он подходить, видимо, побоялся.

Мама дала ей воды, погладила по голове ее, ребенка. В глазах ее тоже стояли слезы.

— Главное — сразу после перехода в больницу, — предупредил врач. — Я сейчас срочно подготовлю выписку.

— Хорошо, — пообещала мама Светы. — Обязательно!