Королевская охота

ГЛАВА 7

Шотландец был так близко. Она видела каждую его ресничку, каждую крупицу серебра вокруг зрачков на фоне темно-синей радужной оболочки. И этот тоненький шрамик, пересекавший одну бровь, и голубая тень щетины на щеках… Наиболее привлекательными Кейт казались загнутые уголки его рта; она как будто уже знала, какие теплые и мягкие у него губы. Пахло от Шотландца травами: должно быть, он пользовался особым мылом. Шестое чувство подсказывало Кейт, какую бешеную силу он вынужден в себе подавлять и как дорого он за это платит.

Она могла бы отойти, отделавшись какой-нибудь банальностью. Это было бы мудрое, взаимовыгодное решение.

Но она не отошла. Ее тело отказывалось подчиняться мозгу. В голове звучал лишь голос Маргарет — опасный, не заслуживающий доверия: «Неужели ты никогда не задумывалась, каково это — встретиться с мужчиной в саду, как в “Романе о розе”, позволить ему прикоснуться к тебе, приласкать, а потом… подпустить его к самым заветным, самым деликатным местам?»

Они, конечно, встретились вовсе не в саду, но второго шанса могло и не представиться. Она ведь так долго об этом мечтала. И добровольно призналась в этом сестре. Так долго мечтала…

Более того, сейчас желание познать пьянящую мужскую силу Росса Данбара только окрепло. Тело его было таким внушительным, мускулистым, бронзовым в тусклом свете светильника… Завитки его ушных раковин, линия крепкой шеи, волосы на груди… Все это было просто потрясающим. Кейт отдала бы сейчас все на свете, лишь бы ощутить ладонью шелковистость этих волосков, сгущавшихся книзу и исчезавших в складках пледа.

Она не отрывала взгляда от его губ. Сердце как сумасшедшее билось о ребра, руки дрожали, рискуя выронить бинт. Возможно, она чуть подалась вперед. Возможно, позволила себе легкий вздох. Но глаз она не закрывала до того самого момента, как его лицо приблизилось к ее лицу и губы коснулись ее губ.

Его прикосновение оказалось таким теплым, таким манящим. Шотландец излучал тепло, и Кейт оставалось лишь содрогаться от его близости. Его губы обожгли ее, словно наложили клеймо, и все тепло, скопившееся внутри, ринулось навстречу, в ответ, в благодарность. Дрожь, зародившаяся в губах, постепенно спускалась все ниже, пока не осела в чреслах. Кожа на плечах Росса была подобна бархату, обтягивающему нагретый мрамор. Когда Шотландец заключил Кейт в объятья, она сполна ощутила его недюжинную силу. Одной рукой он провел по шелку ее туники, задержавшись в районе талии, а потом устремившись к груди.

Кейт издала приглушенный стон — не то возражала, не то соглашалась. Росс прикасался к ней совсем иначе, чем Трилборн. В его руках ее плоть увеличивалась, разрасталась, заполняя ковш ладони целиком. Кейт погладила его по плечу, пробежала пальцами по шелковистым волосам — и явственно, едва ли не до боли ощутила его близость, его телесность.

Его хмельной поцелуй по вкусу напоминал выдержанное вино. Кейт вмиг опьянела; впуская в свой рот его немного шершавый язык, прижимаясь к его твердой как камень груди, слушая биение его сердца, она понимала, что не справится с пожаром, который разгорался у нее внутри. С легким недоумением она также отметила незнакомое прежде давление в бедро — пульсирующее, страстное, совсем не похожее на злобные тычки паха Трилборна.

Силы, которым леди Кэтрин вынуждена была подчиняться, были примитивными, звериными силами. Она и вообразить не могла, какую бурю эмоций вызовет этот тесный контакт. Теряя остатки самоконтроля, она едва не взвыла.

— О, девочка моя! — прошептал Росс, словно задавая вопрос.

Задумавшись над ответом, Кейт не почувствовала слабого сквозняка, прокравшегося в комнату через приоткрытую дверь, и не услышала тихих шагов, когда кто-то, обутый в войлочные тапки, остановился совсем рядом.

— Святые угодники!

Гвинн. Это была Гвинн.

Кейт вскрикнула от неожиданности. Наваждение тотчас развеялось, но она не сразу сообразила, что нужно делать. Вырвавшись из объятий Росса, она попятилась, поправляя вновь сбившуюся вуаль.

— Вот… вот ты где, Гвинн! — неестественным голосом воскликнула девушка. — Этот джентльмен был ранен в бою, и ему потребовалась медицинская помощь.

— Да, госпожа, я вижу, — процедила служанка, упершись руками в бока. — И вы поспешили ему ее оказать.

Кейт вскинула бровь, пытаясь восстановить свой авторитет.

— Тебя же тут не было! А ему… ему нужно чем-то укутаться, у него вся рубашка разорвана и окровавлена, сама видишь. Негоже ведь ему сидеть тут нагому! Сходи, поищи какую-нибудь одежду.

— Где я должна ее искать?

— У меня в покоях, — ответил ей Росс. — Даю вам разрешение перерыть все мои вещи и принести сюда то, что вы сочтете нужным.

Если его и огорчил тот факт, что его застали в покоях у дамы почти обнаженным, то виду он не подал. Стыд, кажется, был ему неведом: возможно, он привык к подобным происшествиям; возможно, мнение какой-то служанки его не занимало.

Кейт же подобного оптимизма позволить себе не могла: Гвинн прислуживала ее матери со дня свадьбы, а после нянчила и ее, и сестер. Когда их мать скончалась, Гвинн фактически заменила ее. Она выхаживала их от сотен болезней и душевных расстройств, защищала от гнева отчима и сводного брата, пока те не умерли, делила с девочками радости и горести. Она была им родным человеком, членом их семьи.

— Прошу тебя, Гвинн! — взмолилась Кейт. — Я все объясню. После.

Служанка посмотрела на нее с тревогой, но без осуждения и через несколько секунд кивнула.

— Хорошо. Но я постараюсь побыстрее управиться, имейте в виду.

Это было предупреждение, пускай и излишнее. Опасный момент миновал. Когда дверь затворилась, Кейт подняла с пола рубашку Росса и внимательно ее рассмотрела, мысленно отмечая ширину его плеч и темный оттенок впитавшейся крови.

— Если рубашку замочить, пятно еще можно будет отстирать, — ровным голосом заявила она. — А потом я… или Гвинн… зашьем дыру.

— Да бросьте. Не каждую дыру удается зашить.

Кейт отвела глаза, взбудораженная намеком.

— Но попытаться все же стоит.

— Не всегда. Бывает, что это очевидно.

Кейт, поджав губы, сложила рубашку и окунула ее в миску с красноватой водой.

— И что тогда?

— Тогда нужно выбирать: либо ты обходишься без этой дырявой вещи, либо начинаешь все заново.

Она чувствовала, как бьется ее сердце, ощущала тяжесть в чреслах и не могла отделаться от невеселых мыслей. Именно сейчас, в данную минуту, принималось некое судьбоносное решение, но какое именно и к каким оно приведет последствиям, Кейт не знала. Когда она снова заговорила, слова ее были лишь сотрясанием воздуха.

— И какой путь предлагаете вы?

— Ты же сама знаешь, Кейт. Давно уже знаешь.

Да, к сожалению, она это знала. И нестерпимо боялась этого знания.

В ране все-таки началось заражение — и неудивительно: сколько бы Кейт ни промывала ее соляным раствором, Трилборн все-таки полоснул Шотландца грязным клинком. Росс все время проводил у себя в комнате, беспрерывно ворочался и метался в лихорадке; он спал целый день и ничего не ел. На второй день служанка Кейт принесла ему хлеба, куриного бульона и кувшин с водой. Она принялась кудахтать о том, что он не пришел в главную залу, и с помощью насмешек, издевок и откровенной грубости заставила немного поесть и попить, после чего сменила его пропитавшиеся потом простыни и ретировалась, оставив Росса в гораздо лучшем состоянии.

Она вернулась на третий день. И на четвертый тоже. Иногда она заглядывала даже по ночам — и тогда почему-то ужасно походила на свою госпожу. Ее длинные волосы иной раз, когда она склонялась, касались его горячей кожи, словно сотня крохотных пальчиков. Вода, которой Гвинн его омывала, была будто бы зачерпнута из шотландского озера, питаемого талым снегом. Она была чрезвычайно нежна с ним, но кожа Росса покрывалась мурашками, когда она меняла ему повязки, расчесывала волосы и протирала вспотевшее чело.

На пятый день лихорадка достигла пика и Росс стал раздражаться от каждого звука. Когда двое болванов в соседней комнате принялись спорить из-за какой-то вмятины на шлеме, он выбрался из постели, столкнул их лбами и вернулся к себе, растеряв последние силы. Через несколько минут он уже насквозь промок от пота, но завоеванного спокойствия хватило, чтобы проспать целый день.

На шестые сутки, проснувшись среди ночи, Росс ощутил непреодолимое желание накинуть плед, оседлать коня и умчаться прочь из этой добровольной тюрьмы. Ему срочно нужно было с кем-нибудь сразиться — как умственно, так и физически. И не важно, что это было бы за сражение: защита Данбарского замка или кража соседского скота, — лишь бы двигаться, лишь бы скакать в ночи. Скоро ведь дни станут совсем короткими, трава на выпасах поредеет, коровы ослабнут. И грабежи придется отложить до весны.

Лежа в темноте, при свете одного лишь оплывшего огарка, Росс понимал, что вряд ли когда-либо еще отправится на поиски приключений вместе со своими друзьями и родственниками. Они теперь будут ездить сами, без него, как наверняка уже ездили не раз после Михайлова дня. А он застрял в Англии на веки вечные, всеми забытый и заброшенный.

Тоска его объяснялась и внезапной потерей товарищей, и разрывом семейных уз, и его собственной слабостью и одиночеством, к которому обязывает больничная койка. Но все это можно было бы терпеть, если бы не пропасть, отделявшая его теперь от леди Кэтрин Милтон.

Он сам дал ей понять, что у них нет будущего, — почему же теперь ему было так горько из-за того, что она его не навещала? Какая глупость. Да, Кейт присылала свою служанку, что можно было расценить как проявление внимания, но сама-то не приходила, не прикладывала ему компрессов и не развеивала его скуку.

Конечно, она не смогла бы остаться. Он сам тут же прогнал бы ее. Но попытаться-то она должна была!

Росс понимал, насколько нелогичны его размышления. Они оба знали, что между ними ничего быть не может, и уже дважды соглашались с этой неизбежностью. Если кто-то увидит Кейт хотя бы рядом с его комнатой, не то что внутри, последствия будут катастрофическими для них обоих. Весть разлетится по двору со скоростью воробья, запутавшегося в стягах, что свисают с потолка главной залы. Их обвенчают тотчас же, не дожидаясь рассвета.

Что может быть хуже? Только если его, Росса, застанут у нее в покоях. В таком случае его запросто могут заковать в кандалы.

И тем не менее Росс думал об этом, сгорая от лихорадки. Как бы Кейт повела себя: одарила бы его ласковой улыбкой, заключила в объятья — или истошным воплем созвала бы весь двор? Если бы она не спала в одной комнате с сестрой, Росс не сдержался бы и попытался это проверить. Маргарет, не колеблясь ни секунды, привела бы охрану, а то и пометила бы его раскаленным утюгом. Каким же безнадежно одержимым надо быть, чтобы надеяться на расположение Кейт, когда ее сестра лежала на соседней кровати?

Он нуждался в женщине, в том-то все и дело. Период воздержания явно затянулся. Презрительно насмехаясь над лестью придворных дам, которые считали его варваром и рассчитывали на варварскую любовь, и брезгуя убогими девками, которые торговали собой на чердаках таверн и в переулках города, Росс словно бы принял бессрочный целибат. Он уже и не помнил, какой была его последняя женщина: кажется, это была Сэйди, дочь кузнеца, пропахшая вереском и ветром с залива Солуэй. Они накинулись друг на друга, как изголодавшиеся звери, в зарослях папоротника. Они изнемогали от страсти, задыхались, жадно поглощали друг друга, даже не притворяясь, что за этим телесным актом стоит нечто большее. А потом Сэйди просто ушла, на прощание улыбнувшись ему с явным удовлетворением на лице. Ее юбки покачивались в такт шагам.

Но в зыбких дневных фантазиях и ночных сновидениях Россу улыбалась Кейт, это ее юбки покачивались в такт шагам. Она уходила, а он оставался лежать на траве в чем мать родила — лежать и сожалеть, что она не осталась, не уснула рядом с ним. Росс никак не мог забыть ее поцелуй, он думал о нем в ночи — таком нежном, неумелом, робком. И Росс просыпался с неудовлетворенным стоном.

Вечером не то восьмого, не то девятого дня к нему явился посланник. Заслышав стук в дверь, Росс кое-как выбрался из постели и застыл, ухватившись за столбик кровати, чтобы в голове у него хоть немного прояснилось. На пороге его ожидал Лиам, его кузен — высокий дюжий мужчина с волосами цвета ржавых доспехов и улыбкой на пол-лица. От его мощных объятий заметно ослабевший Росс едва не упал; тогда кузен сгреб его в охапку и усадил на кровать.

— Ты, братишка, выглядишь как куча навоза, на которую стошнило драного кота, — как всегда дипломатично выразился он. — Что они тут с тобой делают?

После весьма продолжительного разговора о последних известиях Лиам покачал огромной башкой.

— Ну и дела! Этот Трилборн, конечно, обделен умишком, но хитрости ему не занимать. Думаешь, он собирался тебя почиркать?

— Наверное, хотя он не мог знать, что я застану его с леди Кэтрин. Просто ему представилась возможность навредить мне, и он ею воспользовался. Если бы я не защитился своим кинжалом, мне пришлось бы совсем худо.

— Он тебя, как я погляжу, боится.

— А еще он мечтает заполучить леди Кэтрин.

— Чтобы насолить Данбарам, понятно.

— Не только. Он действительно о ней вздыхает, да и от ее щедрого приданого не откажется, земельки там немало.

— И ты, значит, на пушечный выстрел его к ней не подпустишь.

— Я этого не говорил.

— А что тут говорить — у тебя на лице все написано. Но так нельзя, сам знаешь.

Да, Росс знал, но все равно разозлился, когда услышал это от кого-то другого.

— Ты за этим сюда приехал?

— Лэрд наш чуть на стенку не полез, когда получил письмо от твоего Генриха. Словно с цепи сорвался, грозился высечь тебя кнутом за интрижку с англичанкой. В итоге он поклялся, что отречется от тебя, если ты посмеешь сделать ее членом нашей семьи. Сказал, что в гостях у Генриха ты можешь наделать ей хоть целый выводок ублюдков, но чтобы к дверям церкви подходить с нею не смел.

— Отречется, значит, — фыркнул Росс.

— Женишься на ней — и можешь называть себя саксом. Лэрд заявил, что лучше тебе и вовсе помереть, чем возвращаться с этой дамочкой в поместье Данбаров. Одно из двух: либо старик и впрямь взбеленился, либо грозился впустую, чтобы никто не посмел его ослушаться.

— И ты, стало быть, привез Генриху официальный отказ?

Лиам засмеялся, похлопывая себя по коленке.

— Нет-нет, меня в эти дела никакими коврижками не заманишь! Слова старого лэрда в урочный час передаст какой-нибудь другой посланник. И слова будут следующие: лэрду нужно поразмыслить. Сам понимаешь, Якову эта идея пришлась по душе.

— Значит, король дал нам свое благословение?

— Ага. Он в полном восторге от мирного договора с Генрихом и готов на все, чтобы этот договор укрепить.

— Значит, хитрый старый черт оставил дверь открытой, но не потерпит, чтобы я в нее вошел?

— Вроде того.

— Странно, что Генрих ничего мне не сказал.

— Но он-то еще надеется тебя переубедить! А может, надеется, что тебя переубедит сама леди! Впрочем, что же это за леди, если король спит и видит, как бы сбагрить ее мерзкому шотландцу?

— Мне кажется, она волшебница.

— Да ты что! — опешил Лиам.

— Я шучу. По-моему, Генрих затеял тонкую игру накануне восстания.

— Из-за сплетен о том, будто принц не умер? Даже в наших краях об этом слышали. Этого нам только не хватало — очередной заварушки между алой и белой розой. Самое время насадить еще с тысчонку голов на колья, а то воронам уже нечего клевать.

— Главное, чтобы головы были не шотландские.

— Это верно.

— Значит, наш король Яков не намерен вмешиваться?

— Насколько я знаю, нет. У него свое восстание назревает, ему не до того.

Лиам задержался ненадолго, успев поделиться последними новостями о клане Данбар: кто родился, кто женился, заболел или погиб. Также он пожаловался на то, как скучно ему живется с тех пор, как лэрд дал слово «хорошо себя вести», но при этом со смехом вспомнил, как полдюжины Данбаров «разыграли» Джонстонов, вырядившись одной туманной ночью в овечьи шкуры и наворовав достаточно скотины для славной пирушки.

Когда кузен, утомленный долгим путешествием, отправился на поиски еды и питья, Росс еще долгое время сидел, уставившись невидящим взглядом в стену и обдумывая услышанное.

Он знал наперед, как отреагирует его отец, а потому особо не удивился. То обстоятельство, что лэрд не послал Генриха к черту, указывало лишь на стариковскую предусмотрительность и его желание хорошенько обдумать ситуацию, а не на заботу о сыне. Лэрд клана Данбар понимал, что Росс сам в состоянии о себе позаботиться, и был абсолютно прав. Почему же тогда первым его порывом было воспротивиться воле лэрда? Какая муха его укусила, если он готов был наплевать на отцовскую волю и поступить так, как ему хочется?

Как ему хочется…

Росс, чертыхаясь, встал с кровати и умылся холодной водой, чтобы избавиться от запаха болезненного пота, после чего наложил свежую повязку на рану, все еще кровавую, но так аккуратно заштопанную черной ниткой. Облачившись в льняную рубаху, подпоясав килт и набросив сверху кожаную безрукавку, Шотландец вышел из комнаты и направился к главной зале.

Сразу за дверью его чуть не сшибло с ног свежим ароматом зелени, к которому примешивался запах дыма: в зале, потрескивая, пылал огонь. Удивленно уставившись на громадное бревно, втиснутое в камин, Росс вскоре догадался, что, пока он лежал в лихорадке, настало время Христовой мессы. Хвойный дух сливался в воздухе с запахами жареного мяса, свежеиспеченного хлеба и эля.

Голова Шотландца на секунду закружилась, и недуг словно вернулся в его тело, но Росс быстро понял, что виной тому — лютый голод: он готов был сражаться за обглоданные кости с королевскими собаками. Подойдя к краю ближайшей скамейки, Шотландец уселся и ухватил за грудки проходившего мимо прислужника, который нес несколько теплых, хрустящих хлебов.

Уже потом, когда со столов убрали недоеденную еду, а сами столы отодвинули к стене, к Россу присоединилась леди Маргарет. Он поискал глазами Кейт, но его невеста была слишком занята: она держала миску с душистой водой, в которой королева смачивала пальчики после трапезы. В отсутствие старшей сестры младшая держалась немного дружелюбней — по крайней мере, против его компании она явно не возражала.

Но нет, Росса так просто не обманешь. Он сразу почувствовал, что эта леди что-то замышляет, вот только не знал, хватит ли ему мужества ее выслушать.

— Вы, значит, соизволили наконец-то вернуться в наше скромное общество, — сказала она. — Мы уже терялись в догадках, кого нам звать: священника для соборования умирающего или стражников для поисков беглеца.

— Но, в конечном счете, не позвали никого.

— Гвинн сообщила, что вы не в настроении, и мы решили не спешить. Вы вчера вечером швырнули в нее ботинком.

— Она хотела меня искупать!

— Я ей безгранично доверяю. Если она хотела это сделать, значит, вы в том нуждались.

У сестренки Кейт было умное личико и карие глазенки, в которых наверняка утонула не одна страшная тайна. Волосы ее — шелковистые, светло-русые с золотым отливом, — были на несколько оттенков темнее, чем у Кейт, и ростом она была пониже. С первого же взгляда она производила впечатление девушки с изюминкой, а может, даже с загадкой; странность ее характера лишний раз подчеркивало рождественское платье из бархата цвета морской волны; сверху на ней была лазурная туника, расшитая золотыми солнцами и полумесяцами и мелкими цветными стеклышками. Более того, Маргарет держалась настолько невозмутимо, что Россу не терпелось шокировать ее своими словами.

— Я бы, пожалуй, предпочел, чтобы меня искупала другая женщина, — с нарочитым шотландским акцентом прорычал он. — Но, к сожалению, ее рядом не оказалось.

— Вы имеете в виду мою сестру?

— Если бы она на это согласилась.

— Не сомневаюсь, соблазн был велик, — как ни в чем не бывало вымолвила Маргарет. — Но Кейт совладала с ним. Должно быть, ей помогла Богородица.

Росс почувствовал жжение в загривке от одной мысли о том, что Кейт хотела быть с ним, но тут же заметил в глазах ее сестры шаловливый огонек.

— Ах вы, маленькая ведьма!

— Не смейте так говорить! — вмиг побледнев, отозвалась Маргарет.

Он утешительно похлопал ее по плечу.

— Я не хотел…

— Никогда этого не говорите, даже в шутку! — серьезно попросила она. — У некоторых людей напрочь пропадает чувство юмора, когда дело касается подобных вещей.

Разумеется, она была права. Шокировать ее ему удалось, но никакого удовольствия это не принесло.

— Простите великодушно.

— Честно говоря, мне кажется, что Трилборн подозревает нечто подобное и обо мне, и о Кейт. Сами же знаете, какой он суеверный, иначе давно уже сделал бы моей сестре предложение. Если ее когда-нибудь насильно выдадут за него замуж, ему проще простого будет избавиться от нее, обвинив в ведовстве.

— А самому, я так понимаю, остаться с ее владениями?

Привлекательные черты лица Маргарет прорезала морщинка. Россу стало не по себе: его явно оценивали. В воздухе витали какие-то крайне неприятные предположения.

— А вы? — наконец отважилась Маргарет. — Вы бы любили Кейт? Или тоже избавились бы от нее, как только она родила бы вам наследника?

— Что это за вопросы?! — взревел Росс.

Девушка даже не дрогнула. Храбрость, похоже, была их семейной чертой.

— Всего один вопрос. И достаточно простой.

— Если бы я мог жениться на леди Кэтрин, то уже никогда не отпустил бы ее от себя!

— А если бы вы повстречали ее в розарии на закате солнца?

Неужели ей и впрямь было интересно, что он думает?

— Мы… мы бы вместе стерпели уколы всех шипов.

— Значит, вы смогли бы полюбить ее, если бы только постарались.

— Но зачем? — с невеселым смешком сказал он. — Она же саксонка, и притом настоящая леди, а я всего лишь разбойник из приграничного района.

— Ну, скажете тоже — «всего лишь». — Маргарет задумчиво сжала зубками краешек вуали. — Ваш отец, между прочим, — лэрд, и вы унаследуете его титул. Если, конечно, переживете его.

— Если?

— Вам угрожает опасность. Занятно, конечно, что вы могли умереть, но не умерли.

— А должен был?

— Большинство ваших предшественников постигла такая участь.

— Вы снова об этом нелепом проклятии! — А он-то на миг заподозрил, что она имела в виду их вражду с Трилборном.

— Разумеется. Мне… Впрочем, не важно. Мне очень жаль. — И Маргарет, тяжело вздохнув, ушла, словно он перестал представлять для нее какой-либо интерес.

Провожая ее взглядом, Росс с ужасом понял, что ему пророчат раннюю смерть. «Но это мы еще посмотрим», — подумал он. Он без боя не сдастся.

В этот момент, затылком почувствовав на себе чей-то взгляд, Шотландец обернулся — и благодаря этому уклонился от удара прямо в раненый бок. Локоть задел его лишь по касательной, но и этого хватило, чтобы дыхание у него в груди перехватило, а все мысли в голове перемешались.

— Данбар, какая неожиданность! — Трилборн стоял совсем близко, нарушая границы приличий. — А мы-то думали, что в следующий раз увидим тебя уже в саване.