Королевства света

ГЛАВА ПЯТАЯ

В дебрях леса они держались вместе не столько ради безопасности, сколько чтобы подбадривать друг друга. Все, кроме Цезаря. Он, несмотря на неоднократные строгие предупреждения Макитти, носился в разных направлениях, мечась то туда, то сюда. Ему хотелось обследовать каждое дупло, каждую расщелину, каждый новый звук и запах. Тускло-коричневые, хрипло каркающие птицы вяло перелетали с ветки на ветку. Их лишь немного заинтриговала группа путников, которые на вид-то были людьми, но вот пахли и вели себя совсем по-другому. Когда кто-то из отряда поднимал голову и очень пристально смотрел вверх, что-то подсказывало птицам держаться от них подальше.

– Я голоден, – проурчал Сэм. – Я несколько недель ничего не ел.

– И что прикажешь теперь делать? Отдать тебе все припасы в первый же день? – Легко вспрыгнув на поваленное дерево, Цезарь даже не удосужился посмотреть в сторону великана. – Иди съешь медведя или кого-нибудь еще. Если найдешь, оставь мне печенку.

– Мы больше не можем так питаться. – На лице Макитти отражалось ее внутреннее смятение. – Во-первых, почему-то это уже не звучит так заманчиво, как прежде. Во-вторых, если мы собираемся найти свет и благополучно вернуть его, нам наверняка придется общаться с другими людьми. А это значит, что мы должны научиться вести себя так, как они.

– Можешь учиться вести себя, как угодно. А мне это неинтересно. Я себя ощущаю котом. Хах! – Просунув голову в дупло большого дерева, безудержный хулиган чуть не до смерти напугал спящую внутри золотистую белку.

– Макитти права. – Хотя Оскар и не был столь проворным, как его прирожденно подвижные спутники, он легко шел по лесу, наслаждаясь его видом и запахами, воспринимая все по-новому. Его все еще изумляла способность оставаться все время на ногах и не падать. Но все же ему приходилось бороться с искушением опуститься на четвереньки и броситься бежать. – Нам меньше всего надо привлекать к себе внимание. Слухи могут дойти до этого Мундуруку.

– Ну и пусть. – Высоко подпрыгнув, ухмыляющийся Цезарь тут же стукнулся о большую низко свисавшую ветку и глупо растянулся на земле.

– Вот видишь, пустая башка, – засмеялась Какао, и раздавшийся звук был чем-то средним между смехом и мяуканьем. – Мы еще не привыкли к своему новому телу.

Поднявшись, Цезарь осторожно пощупал макушку. Хорошо, что его уши теперь находились сбоку.

– Если позволишь, я бы попривыкал к твоему.

– Не стоит, Цезарь. Может, у меня и остался всего один коготь, но он очень большой.

– Кстати, если уж говорить об очень большом… – начал он.

Не обращая на него внимания, она взглянула на Макитти, которая уверенно вышагивала рядом, будто всю жизнь ходила на двух ногах.

– Мне что-то приятны его наглые приставания. Интересно, когда у меня начнется «горячий период»?

– Кажется, у людей нет такого периода, – ответила старшая женщина, немного подумав. – Они вроде как готовы к этому все время. У них другой уровень жизни.

Цезарь радостно заулыбался:

– Звучит заманчиво. Я бы хотел навсегда остаться на этом уровне.

– А как тебе понравится немедленное обрезание? – Какао многозначительно посмотрела на него.

Цезарь проворно отскочил в сторону.

– Сейчас ты настроена явно неромантично. Но ничего, ты увидишь, как изменятся твои чувства. Они меняются каждый месяц. – Он отвернулся от нее и тут же увлекся кустом, в котором шуршали какие-то невидимые маленькие существа.

Оскар молча наблюдал за этой сценой. Сейчас они все внешне принадлежали к одному роду, но заигрывание с Какао отчего-то не казалось ему заманчивым, несмотря на ее очевидную человеческую привлекательность. Ведь он совсем недавно знал ее кошкой… Он заставил себя сосредоточиться на дороге. Лес был дружелюбным, погода благоприятной, но до Юзебийского ущелья было еще очень далеко.

К исходу шестого дня стало очевидно, что они допустили первый крупный просчет в своих поисках. Макитти вспомнила все правильно: до города Зелевина действительно было дней семь пути, но ведь они ехали на быстром экипаже. Когда она поняла, что они движутся значительно медленнее, пришлось заново рассчитать время, необходимое, чтобы добраться до водопадов.

– Минимум еще неделя, может быть, две, – отважилась сказать Макитти, когда усталый Тай задал вопрос.

– У меня болят ноги, – жаловался певец. – Ходьба пешком не для птиц. – Он с тоской посмотрел в небо. – Если бы у меня были мои крылья…

– Тебя бы подстрелил какой-нибудь любопытный охотник и сделал бы из тебя начинку для пирога, – упрекнул его Оскар. – Радуйся тому, что ты жив. – Он взглянул на Макитти. – Наших припасов не хватит еще на неделю.

– Я знаю, – она вздохнула как озабоченная мать семейства. – Придется зайти в Карплув, чтобы пополнить запасы, другого выхода нет. – В ответ на любопытствующие взгляды она пояснила: —

Это городок на полпути отсюда до ущелья. Я помню, как мы останавливались там на ночлег с Хозяином Эвиндом. Оскар кивнул:

– Я тоже это помню. Будет интересно побывать в городе в роли человека.

– У нас есть деньги, как у людей. – Она позвенела привязанным к поясу кошельком. Он был битком набит монетами из стола Хозяина. – Мы сможем купить еды и для разнообразия переночевать под кровом, а не в лесу. Но нам надо быть осторожными. Хозяин, когда он путешествовал инкогнито, применял Такийях. Это искусство скрывать правду о себе. Мы должны последовать его примеру. Никто не должен знать, кто мы такие, кем мы были и куда направляемся.

Цезарь даже остановился от возмущения:

– Эй, почему это вы все на меня смотрите?

В ту ночь они разбили лагерь на опушке леса. Вдалеке мерцали огни Карплува, как звезды, упавшие на землю. Оскар смотрел на это зрелище со смешанным чувством восхищения и страха. Справятся ли они со своей задачей? Каждый из них имел теперь человеческий облик, но ведь это не то же самое, что просто одеть на себя другую одежду. Он не мог говорить за других, но сам продолжал чувствовать себя собакой, воспринимать мир если и не собачьими глазами, то уж, во всяком случае, собачьим умом. И ему снились собачьи сны.

Ему вовсе не хотелось бродить по людскому миру на двух ногах. Больше всего на свете он любил лежать перед потрескивающим в камине огнем, а рядом – в большом удобном кресле – сидел

Хозяин с одним из бесчисленных увесистых томов своей библиотеки. Как он радовался, когда время от времени его гладили по голове и угощали кусочком хлеба!

А вместо этого – тяжелые противоречивые мысли, новые понятия, и еще над душой висит это проклятое обязательство. Наблюдая, как Цезарь носится между деревьев и с присущим ему звериным восторгом, но абсолютно беззлобно пугает маленьких зверьков, Оскар почти жалел, что сам он не кот. Он знал, что самоуверенность – это природная черта кошек. Кошки ведут себя так, как будто они хозяева жизни, и все в мире существует благодаря их милости. Цезарь с готовностью подтвердил бы это. Собаки, напротив, жили в постоянной неуверенности. Внезапно его поразила мысль, от которой сразу улучшилось настроение: исходя из всего, что он знал, получалось, что собаки больше похожи на людей, чем кошки. Это прибавило ему решительности,

– Как дела, Тай? – спросил он у самого маленького члена отряда.

Певец перестал напевать себе под нос, почесал руку, потом ответил:

– Трудно, Оскар. – Он показал рукой наверх. – Я чувствую, что должен спать там, на дереве, а не на земле. Все мое существо подсказывает мне, что здесь, внизу, я в большой опасности. – Он кивнул в сторону Какао и Макитти, которые оживленно беседовали, сидя по другую сторону костра. – Плохо, что мне приходится засыпать в окружении кошек.

Оскар осмотрел дерево.

– Попробуй спать на ветке, если тебе от этого станет спокойнее.

– А если во сне я пошевелюсь и упаду? – Тай был подавлен. – Я ударюсь о землю. На самом деле ударюсь о землю! Со мной такого никогда не бывало, Оскар. Ты даже не представляешь, что это такое, страх падения. Кошки могут легко приземляться на четыре лапы, но птицы садятся на землю невесомо, словно перышко. Мысль о том, что я не смогу замедлить и остановить падение… – В его глазах стояла мука.

– Ты же уже привык стоять на двух ногах, – подбодрил его Оскар. – Поэтому ты не можешь летать. Ты ведь раньше никогда не падал со своей жердочки, почему же ты думаешь, что упадешь сейчас? Попробуй спать на нижней ветке. Если получится, завтра сможешь забраться повыше.

Тай задумался, потом медленно кивнул.

– Ты долго добираешься до сути, Оскар, но уж когда доходишь, то это того стоит. Спасибо за совет, я попробую.

Сказав это, он поднялся и полез на дерево. Выбрав большую толстую ветку, спускавшуюся почти до земли, он уселся, опустил голову на грудь, свесил руки по бокам и закрыл глаза. Он немного покачивался, но не падал. Вскоре он крепко заснул, и на лице его застыла улыбка. Оскар остался очень доволен.

Он начал ходить кругами, все больше сужая их, стараясь выбрать себе местечко для сна, как вдруг рядом с ним выросла тень. Это была Какао. Он не слышал, как она приблизилась, что совершенно неудивительно, ведь кошки не подходят к вам, они просто появляются рядом. В темноте ее глаза сияли. Он часто заморгал, она же даже не мигнула.

– Оскар, я должна спросить тебя: ты находишь мою новую форму привлекательной?

Он колебался. Не хотелось, чтобы его поцарапали, даже такими ногтями, которые по сравнению с прежними стали намного менее опасными.

– Цезарю нравится, – поспешил ответить он. На лице у нее появилась неприязнь.

– Цезарю нравится все, что с хвостом. Я тебя спрашиваю. Ты же знаешь, какое значение я всегда придавала внешнему виду. Ты видел, сколько времени я тратила на уход и чистку моей шкурки. – На ее лице промелькнуло удовольствие. – Сейчас я даже не могу достать до некоторых мест.

Стараясь пропустить мимо ушей намек, скрытый в этом заявлении, Оскар продолжил со всем тактом, на который был способен:

– Я всегда считал, что ты, м-м-м, симпатичная, Какао. Просто не мой тип, вот и все. То есть, я хочу сказать, ведь ты кошка.

– Уже нет. Я не кошка, я – человек. И ты тоже.

Она подошла к нему поближе и в ее глазах мелькнуло любопытство. Внутри у него все затрепетало. Он посмотрел в сторону костра, но Макитти уже спала, свернувшись клубочком, спиной к огню. Его отблески освещали все изгибы ее тела. Он вдруг понял, что…

Эта испарина, размышлял он озабоченно, когда у него на лбу вдруг выступили бисеринки пота, меня определенно раздражает. С другой стороны, вряд ли он выглядел более уверенным, если бы у него из пасти сейчас вываливался язык и текли слюни. Он также заметил, что стал прерывисто и тяжело дышать.

– Да, ты действительно мне нравишься в этой новой форме. Но, по-моему, это неправильно. Я хотел сказать, я чувствую, что должен бы гоняться за тобой, а не…

– … не что? – От нее исходил сильный запах, будоражащая противоречивая смесь кошачьего и женского аромата. – Кусать меня? Можешь укусить меня, если хочешь, Оскар. Я раньше и не представляла, какой ты большой. Я всегда старалась не замечать тебя или держаться подальше. – Ее губы совсем приблизились к его губам, когда она встала на цыпочки, пытаясь дотянуться до него. – Давай, Оскар. Ну, укуси меня тихонько… Только не рычи на меня.

Взрыв смеха внезапно прорезал ночную тишину. Они отпрянули друг от друга и увидели Цезаря, который показывал на них пальцем и заливался смехом.

– Вот так зрелище – курам на смех! Я всегда думал, Какао, что у тебя вкус получше. Я думал, у тебя шерсть встанет дыбом, если ты приблизишься к этой ходячей метелке.

Отступив назад, она одернула блузку и с большим достоинством пошла на другую сторону поляны, чтобы лечь рядом с Макитти у костра.

– Чтоб ты знал, – сказала она ядовито, – у меня действительно шерсть стоит дыбом.

У Цезаря смех застрял в горле.

– Эй, я не имел в виду… я просто хотел сказать, что…. – Шипя, он двинулся на Оскара. Тот не шевельнулся. – Послушай, ты, засранец: ты – собака, а я – кот. Какао – кошка. Тебе что, трудно это понять?

Протянув руку, Оскар сгреб в кулак воротник рубашки парня. Конечно, пальцы – совсем не то, что зубы, но и они сойдут.

– Вот уж нет! Она – человек, так же, как ты и я. Если она жаждет общения в такой форме, я не собираюсь ей мешать. И тебе лучше не вмешиваться.

Правой рукой Цезарь потянулся к мечу, но потом опустил ее. Вырвавшись из цепких рук Оскара, он оправил свою рубашку.

– Терпеть тебя не могу, пес. И никогда не мог.

– Взаимно. Но ради успеха нашего предприятия нам лучше направить свой гнев на внешних врагов, а не на спутников.

Цезарь медленно кивнул.

– Отлично. Только держись подальше от Какао. Оскар небрежно сложил руки на груди.

– Я не буду навязываться Какао-кошке. Но если Какао-женщина захочет поговорить со мной, я в ее распоряжении.

– Надо было Хозяину тебя кастрировать, – пробормотал себе под нос Цезарь, отходя в сторону.

Оскар следил за парнем, пока тот не улегся и не закрыл глаза. Нельзя доверять бодрствующей кошке. Вздохнув, он решил, что надо бы найти местечко и для себя. Сэм спал в сторонке и казался довольным. Он свернулся в очень тугой клубок, и голова его покоилась на большой руке. Завтра они пойдут в человеческий город. Им придется выдавать себя за людей, а рядом не будет Хозяина, который бы подсказал, что делать и как себя вести. Если они привлекут к себе нежелательное внимание, их миссия провалится, не успев начаться.

Найдя кучу сухих листьев, Оскар немного повертелся вокруг нее, потом улегся и заснул глубоким, но далеко не безмятежным сном. Иногда он тихонько повизгивал во сне или взбрыкивал ногой. Только когда повернулся на спину, задрав руки и ноги вверх, беспокойные сны, наконец, исчезли.

Узкие улочки, множество зашторенных витрин, закрытые пивные, общий жизненный ритм, близкий к сонному, – таким предстал перед путниками Карплув. А они-то думали, что это будет оживленный, шумный контраст глубокой тишине Фасна Визеля. Над городом витал все тот же серый дух мрака и подавленности, охвативший весь Годланд в свои печальные объятия. Небольшие отряды солдат и вооруженных горожан патрулировали улицы. Окна были закрыты, ставни захлопнуты, люди перешептывались о приближении Орды Тотумака. Больше всего они надеялись на то, что эта ужасная Орда не заметит их такое маленькое и обособленное поселение и пройдет стороной с севера и юга.

Когда они ступили на булыжные мостовые, встревоженный Оскар наклонился к Макитти и прошептал ей на ухо:

– Люди смотрят на нас. Что мы делаем не так?

– Ничего, держу пари, – ответила она, немного подумав. – Я думаю, мы просто немного отличаемся от типичных горожан. Они, наверное, боятся любых чужаков, опасаясь, что это могут быть шпионы Орды. – Она задумчиво осмотрелась вокруг. – Я помню Карплув полным жизни, света и счастья. Что же потеря красок делает с людьми?!

Оскар оглядел их маленький отряд. Неужели заметно их нечеловеческое происхождение? Каждый старался сдерживать свои природные наклонности. Цезарь обуздал свою кошачью непоседливость, и никто не вставал на четвереньки. Сэм было начал скользить по улице, но Тай напомнил великану, чтобы тот поднимал ноги. Им наверняка удалось смешаться с остальными. Ну как они могли отличаться от них? Да, правда, Макитти была более мускулиста, чем обычная женщина, а Тай – более белокур, чем самый светлый северянин, даже при тусклом сером свете. Что касается Цезаря и Какао, то трудно было сказать, кто из них был красивее и на кого больше украдкой бросают восхищенные взгляды мужчины и женщины. Но даже появление такого необычного отряда оставило толпу безразличной и подавленной.

Если задуматься, то только Оскар походил на среднего горожанина. Именно поэтому он первым зашел в мрачную таверну, которую они выбрали, чтобы пообедать и пополнить почти иссякший запас провизии. Он нерешительно, но очень добродушно заговорил с хозяином и занял для всех столик в глубине зала. Может, он не так хорошо умел говорить, но его природное дружелюбие помогло преодолеть недоверчивость хозяина таверны. Он, конечно, не был так красив, как Цезарь, но характер, который так нравился людям, когда он был собакой, сохранился и сейчас, когда он стал человеком. Озадаченный владелец таверны потом долго удивлялся, что это его потянуло перегнуться через прилавок и потрепать по плечу этого неряшливого улыбающегося покупателя.

Пока Макитти договаривалась со слегка ошеломленным лавочником о покупке вяленого мяса, сушеных фруктов, соли и специй, остальные уселись за столик и заказали еду у измученной служанки, такой же удрученной, как и остальные жители города.

Записывая заказ, она так и не смогла отвести глаз от красивого профиля и изящной фигуры Цезаря.

Лавочнику показались странными их крупные покупки, особенно большой мешок рыбьих голов, заказанный смуглой женщиной. Но он предпочел держать свое мнение при себе. И красивая широкоплечая покупательница, внушавшая страх, и человек-гора, молчаливо возвышавшийся за ее спиной, убедили его, что ему лучше сидеть спокойно. Упаковывая товар, торговец старался не смотреть в сторону необычайного колосса. Бессознательно напряженный взгляд человека-горы не просто пугал, он был почти гипнотическим. Неужели этот гигант никогда не моргает? И почему у него язык не держится во рту?

Макитти и Сэм все еще упаковывали провизию, когда, наконец, подали еду на последний столик. В отсутствие Макитти Какао взяла на себя ответственность и сделала предупреждение своим спутникам-мужчинам.

– Прекратите это!

Держа в руках пудинг, Оскар нахмурился:

– Что прекратить?

– Хватать и есть руками! – Она взглядом показала на соседние столики с горожанами, которые уже подозрительно смотрели на неизвестных и начали перешептываться. – У людей некоторую пищу действительно можно есть руками, а остальное надо есть с помощью столовых приборов. Вы что, никогда не видели, как ели Хозяин и его гости?

Оба переглянулись.

– Да нет, – признался Оскар. – Меня как-то больше волновали забытые объедки со стола.

– Какая разница, – дерзко улыбаясь, Цезарь нарочно сунул руку в большой горячий пудинг, стоявший посреди стола, и достал из него полную пригоршню дымящихся овощей и кусков мяса. Рассмотрев их, он тщательно затолкал все себе в рот, и густой бульон потек у него по рукам.

Какао тоже хотелось просто наклониться и уткнуться мордой в тарелку, но, сражаясь с непривычными ножом и вилкой, она опустила глаза.

– Ты мне отвратителен!

– И не только ей!

Веселый голос раздался поблизости. Трудно сказать, кто из сидящих за столиком напротив выглядел более грубым и неотесанным: мужчины, заросшие бородами, или женщины, у которых повсюду были проколоты дырки и вставлены кольца, что, наверное, было очень больно; или пара рогатых могов, которые свободно ели и пили вместе с остальными.

Какао неумело отрезала ножом кусочек жареного цыпленка, засунула его вилкой в рот, и, понизив голос, сказала:

– Не обращайте на них внимания.

– Сама не обращай внимания. – По рукам у Цезаря стекали жир и бульон, грозя запачкать его элегантную рубашку. Он поднялся со стула и сбросил с себя руку Оскара, который хотел успокоить его. – Извините, отпрыск неизвестно каких родителей: ты что,сказал, что я тебе отвратителен?

За соседним столиком сразу стало очень тихо. Все еще хватая приятеля за рубашку, Оскар тоже предупредил его, рыча:

– Клянусь усами Великой Матери, сядь на место!

Не удостоив взглядом товарища, Цезарь ответил:

– Пока неотесанный не извинится. Если не передо мной, то хотя бы перед Какао.

Слабо улыбаясь людям с мрачными лицами, Какао успокаивающе заявила:

– Все в порядке. Не надо никаких извинений.

Один из могов уже начал подниматься. Звеня цепями, которых на ней было больше, чем на веренице закованных каторжников, поднялась синюшная женщина, сидевшая с ним рядом.

– Выпивка за счет заведения! – вдруг выкрикнул Оскар, вскакивая и отбрасывая стул.

Зубастый мог, мрачная женщина и их озадаченные приятели уставились на него.

– Ты не можешь так говорить, – проревел один из мужчин. – Абнук – владелец «Белого Осла», а не ты.

Обхватив Цезаря за шею, Оскар кивнул говорившему.

– Я знаю, но мне нужно было выиграть время.

– Пусти меня, глупая шавка! – Повернувшись вокруг, разъяренный Цезарь размахнулся, его кулак описал большую дугу и попал в ухо сидевшего Тая, уже и так напутанного. Пошатнувшись, но не разжав хватку, Оскар отступил назад, все еще крепко держа бушующего приятеля.

– Клянусь бородой Хозяина Эвинда, хватит! – Отложив в сторону приборы, а вместе с ними и мысли о еде, Какао перепрыгнула через стол и присоединилась к драке. Ее веса хватило, чтобы все трое рухнули на пол, сметая тарелки, бокалы, бутылки и приправы. Попав в самую середину свалки, Тай попытался выбраться, но только еще больше увяз.

Бродяги за соседним столом растерянно наблюдали за дракой. Они пребывали в недоумении и не знали, что делать. К тому времени, как один из мужчин начал отстегивать кистень, висевший у него на поясе, вернулась Макитти. Но что гораздо важнее, подошел Сэм. Гигант положил руку на плечо готового кинуться в драку человека.

– Все сидите тихо, ладно?

– Грязный дух! Я никому не позволю перечить мне. – В этот момент нетерпеливый драчун заметил на своем плече лежащую руку. Она была такой большой, что легко могла обхватить его голову и раздавить ее, как прыщ. Голос и боевой запал драчуна как-то сразу упали. – Хотя, с другой стороны, может быть, и позволю.

Главарь этой шайки мошенников пожал плечами:

– Нам не нужно драться с ними, Гелгирт. Они и сами прекрасно справляются.

Наблюдавшие за потасовкой женщины начали хихикать. Сидевший между ними мог стал подбадривать и подзуживать дерущихся, одобрительно покачивая головой.

Оглядев приятелей, Макитти с ужасом вздохнула.

– Что там кенар-то делает, не могу понять. Сэм, разними их.

– Да-м. – Кинувшись вперед, великан ловко, но твердо стал отделять друг от друга ругающихся, плюющихся, взъерошенных вояк.

– На улицу! – скомандовала Макитти, а для ухмыляющихся зрителей добавила: – Извините за беспокойство.

– Да какое там беспокойство. – Острым когтем рогатый мог выковыривал что-то отвратительное из своих передних клыков. – Я просто наслаждался зрелищем, правда.

– Вот именно, – его приятель-человек хлопнул мога по спине. – Дрались как кошки с собаками, ей-богу.

Когда все вышли на улицу, Сэм стал прилаживать на свою широкую спину огромный холщовый мешок с закупленными припасами, а Макитти продолжала бранить сконфуженных товарищей.

– О чем вы думали – затеять там такую драку? – Раскаивающиеся драчуны ничего не ответили. – Самое главное для нас, – не привлекать к себе внимания, а вы четверо тут же начинаете драться! – Она разгневанно уставилась на самого тщедушного из злополучной четверки. – Даже ты, Тай. Ты меня удивил.

– Я не… – Но певцу не дали объясниться.

– Нас оскорбили, – обиженно произнес Цезарь, методично вытаскивая из-за шиворота рубленую морковь. – Я просто пытался исправить положение.

– Тебе бы его исправили, не сомневайся, – рыкнул на него Оскар. – Только кровью. Пришлось тебя остановить.

Меняя тему, Тай выпалил:

– Какао нас выручила. Она вмешалась и заставила нас драться между собой, лишив повода лезть в драку этих, за соседним столиком. – Он с восхищением смотрел на молодую женщину, и мысли его были совсем не птичьи. – Это было очень умно с твоей стороны – изобразить настоящую драку, чтобы отвлечь их внимание.

Она смущенно нахмурилась:

– То есть, как это «изобразить»? Да ладно! Я хочу еще дотемна убраться из этого злополучного городишка. Пока вы не успели еще чего-нибудь натворить. – И, изящно развернувшись, Какао двинулась по главной улице, направляясь на юго-восток. Остальные пошли за ней.

– Надо было надрать тебе зад, – бормотал Оскар.

Цезарь прошипел:

– Кто бы это сделал? Ты и куча этих бродяг, вывалянных в требухе?

– Замолчите оба! – Ускорив шаг, Какао догнала Макитти и завела с ней разговор, не обращая больше внимания на обоих мужчин. Оскар шел молча, чтобы угодить ей, а Цезарь замолчал по другой причине: он любовался ее походкой.

Позади них в «Белом Осле» моги и мужчины уже и думать забыли о произошедшем инциденте. Другие завсегдатаи, наблюдавшие за ссорой, вернулись к своим разговорам за кружкой пива. И снова повисла серая, гнетущая атмосфера, время от времени нарушаемая шепотком.

Только один посетитель не остался равнодушным к случившемуся. Он сразу покинул таверну и, проталкиваясь сквозь толпу у стойки, уже сочинял в уме послание в далекий Кил-Бар-Бенид, которое он отошлет с птицей айрек. Уже давно распространился слух о том, что генералы Орды и сам колдун Хаксан Мундуруку щедро платят за любые сведения об очагах сопротивления на завоеванных землях. Конечно же, вооруженные воинственные путники, явно куда-то направляющиеся, которые во время драки поминали имя покойного волшебника Суснама Эвинда, заслуживают внимания со стороны Орды!

Кроме того, что предатель обладал острым зрением и слухом, у него оказался очень тонкий нюх. Когда драчуны сидели за столом, от них пахло так же, как и от остальных людей. Но когда они начали мутузить друг друга, таверна наполнилась сильным резким запахом собак, кошек и чего-то птичьего. Он не знал, пригодятся ли такие сведения Орде или нет, но, стараясь ничего не пропустить в надежде на соответствующую награду, он и об этом написал в своем доносе.

Как все его пернатые братья, айрек пребывал далеко не в радужном настроении, когда законопослушный свидетель привязывал к его ноге послание и инструкции. Айрек сидел на своей жерди и безразлично ждал указаний. Лицо его было таким же длинным, как крылья.

– Теперь лети, – скомандовал недавний посетитель таверны. – Быстро лети к крепости Кил-Бар-Бенид, доставь это сообщение и спеши назад с нашей наградой. С твоей доли я буду кормить тебя до отвала.

Айрек вздохнул и расправил свои крепкие серо-голубые крылья, лоснящиеся в сером свете.

– Ладно. Давно пора размяться. – С этими словами он оторвался от жерди с помощью маленьких крылышек, росших по бокам его головы, поднялся в воздух и вылетел наружу прямо через открытое настежь окно.

Охранявшие крепость солдаты, рядом с которыми приземлился айрек, решили ободрать с нежданного пришельца его замечательные перья. Их можно выгодно продать на том, что осталось от городского рынка, а ощипанную тушку сложить в общий гарнизонный котел. К счастью для них (не говоря уже об айреке, который по понятным причинам заволновался), вмешался офицер, который разбирался в современных средствах связи. Он-то и прекратил начавшееся было ощипывание и спас птицу. Выслушав рассказ айрека, он немедленно сообщил обо всем в замок, где командующие Ордой Тотумака и ужасный Хаксан устроили свой штаб.

Келкеф отвязала письмо от ноги айрека и уже подумывала о том, чтобы самой съесть птицу, причем сырую, но ее остановила Кнублиб.

– Кто же будет слать нам донесения, если пройдет слух, что мы пожираем посланцев?

– Тьфу! – Утирая зеленые сопли, свисавшие из ее чрезвычайно огромного припухшего носа, другая Мундуруку плюнула в сестру. – Это же всего лишь птица!

– Все равно, это посланец, – повторила Кнублиб и, желая разрешить спор, добавила:

– Пусть Кобкейл нас рассудит.

Когда Кобклейлу представили донесение и рассказали о возникшем споре, очень властный, но вдумчивый гоблин сразу похвалил Кнублиб за проницательность.

Так несъеденного к его большой радости айрека отослали назад с небольшим кошельком, набитым золотыми монетами в качестве вознаграждения его хозяину-наушнику. Когда же он улетел, Кобкейл, Кьераклава и Волосатый Квод стали обсуждать значимость доставленного им доноса.

– Итак, значит драчливые путники, которые упоминали этого жалкого дохлого любителя Суснама. Эвинда, воняли кошками и собаками. – У Кьераклавы зачесался нос, и она потерла его ладонью величиной с большое уродливое лицо. – Ну и что?

– Не просто Эвинда, – голос Волосатого Квода всегда звучал, так будто он говорил со дна колодца, потому что с торчащей макушки и до кончиков огромных пальцев он был покрыт зарослями грязных белых волос. Никто, даже его родственнички Мундуруку не знали, как он выглядел на самом деле. Правда, это никого не беспокоило – никто и не хотел на него смотреть. – Согласно донесению, эти чужаки называли его «Хозяин Эвинд», что предполагает не простую случайность, а более глубокую личную привязанность.

– Согласен. – Кобкейл высасывал мозг из человеческой кости неопределенного возраста. – Хотя, думаю, они не представляют большой опасности.

Кьераклава пожала своими угловатыми плечами, и что-то мерзкое колыхнулось под ее рубахой.

– Надо сказать Дрочеку. Пусть пошлет отряд, чтобы разыскать этих изменников и уничтожить их.

– Опять ты торопишься с решениями? – Кобкейл так саданул ее, что она завертелась волчком. Остановившись, она лишь поправила сбившуюся одежду. Она и не думала возмущаться по поводу такого наказания. Среди Мундуруку пинки и тычки часто использовались вместо формальных логических доводов в качестве аргументов в споре. – Я считаю, не надо спешить, – продолжал Кобкейл как ни в чем ни бывало. – Здесь кроется больше, чем кажется на первый взгляд.

– Что ты несешь, братец? – засмеялся Волосатый Квод.

Кобкейл обгрыз кривой, острый и ужасно гряз-ный ноготь на пальце. Чтобы они стали такими грязными, их надо было пачкать каждый день.

– Я хочу сказать, что, хотя Суснам Эвинд и был любителем, он был талантливым магом. А Мундуруку тем и отличаются от других гоблинов-чародеев, что кроме таланта у нас есть еще и мудрость. В этой истории может и нет ничего, а может быть и есть кое-что полезное для нас. Сначала узнай, потом убивай, я так считаю.

Кьераклава неохотно согласилась, прохрюкав:

– Я бы предпочла убить на месте, но не спорить об этом.

– Стоит ли это вообще чего-нибудь, увидим потом. – Кобкейл искоса взглянул в высокое длинное окошко. За окном крепости все было серым, промозглым и жалким. Как и должно быть, с удовлетворением отметил он. Снизу, из оккупированного города все реже доносились слабые крики. Даже упрямое сопротивление кучки людей, засевших в далекой крепости Малостранке, не могло испортить ему настроения.

– Я думаю, что этому любителю Эвинду, которого мы уничтожили, было вполне по силам наложить заклинание посмертного превращения. Никто не знает, держал ли он животных в доме?

Кьераклава переглянулась с Волосатым Кводом – или во всяком случае, сделала вид, что обменялась с ним взглядами, потому что его глаза все равно были скрыты грязными космами.

– Если и держал, то с собой в битву не взял.

– Эти путешественники, описанные в доносе кляузника, оказались не такими уж ценными помощниками. – Волосатый Квод зашаркал своими огромными ногами, которые едва виднелись из-под его зарослей. – Они не сделали ничего, чтобы отомстить за мертвого мага.

– И тем не менее. – Кобкейл не достиг бы такого положения в Клане, если бы торопился с выводами или принимал возражения – любые возражения – на веру. – Это и вправду может ничего не значить. Доносчик мог не так услышать, не то унюхать. Но лучше убедиться, что для нас здесь нет никакой угрозы.

– Ну, так сказать Дрочеку? – Кьераклава благоволила этому генералу, несмотря на то, что его передергивало от отвращения, когда она до него дотрагивалась.

– Нет, – изощренный мозг Кобкейла напряженно работал. – Если здесь замешаны животные, они легко укроются или одурачат простых солдат из Орды. Наши кровожадные братья – прекрасные убийцы, но они не очень-то понятливые. Клин клином вышибают. Я хочу сказать, пусть их ловят такие же, как они.

Кьераклава нахмурилась, отчего ее внешность стала еще более отталкивающей, чем обычно.

– Ты хочешь, чтобы я подыскала в обозе кошек и собак, подходящих для превращения?

– Нет, не кошек и не собак. Я, конечно, видел в Орде и тех и других, но их держат для еды, а не как питомцев. Поищи в Орде приблудившихся животных, но только не кошек или собак. Я тебе опишу, кто мне нужен для заклинания.

Итак, Кьераклава и несколько других членов Клана пошли бродить среди бойцов Тотумака, стараясь своими расспросами не отрывать их от грабежей, пыток и мародерства. Правда, к тому времени уже почти нечего было грабить и некого мучить. Ордынцам пришлось оставить несколько пленных, чтобы иметь возможность хоть иногда развлечься пытками, в которых они были весьма сведущи. Прислушиваясь к советам более изобретательных Мундуруку, они улучшали свое мастерство.

Когда наконец Кьераклава и Волосатый Квод вернулись к Кобкейлу, у них в распоряжении было несколько вполне подходящих кандидатур.

– Мы нашли только трех, кто соответствовал твоему описанию, – пожаловалась она.

Кобкейл тут же отпихнул ее так, что она пролетела полкомнаты.

Быстро поднявшись, она отряхнула от пыли свое новое, проросшее грибами платье и вернулась ко всем. Кобкейл не отвесил такого же тумака Волосатому Кводу, потому что никому еще не удавалось сбить с ног косматую образину. Кобкейлу казалось, что лучше этого и не делать. Как и остальные его собратья, он вовсе не горел желанием увидеть, что скрывается под его таинственными запутанными зарослями.

Кобкейл стал разглядывать троицу смущенных, но довольно воинственных тварей, которых раздобыли его родственнички.

– Подойдут, – наконец объявил он.

Подняв обе руки вверх, он повысил голос, и отзвук его слов еще долго витал в стенах замка. Закованные узники, сидевшие в подвалах, услышали его и содрогнулись, почувствовав, как новый заряд злобы просочился сквозь стены крепости.

Опустив руки, Кобкейл взял Кьераклаву за руку и ухватил горсть свисающих паклей Волосатого Квода. Они присоединились к завершающей фазе читаемого нараспев заклинания. Мерцающее зелено-серое свечение заполнило комнату и остановилось на стоящей одной кучкой закованной троице. Раздался звук, будто рвали бумагу, затем где-то в отдалении раздался одинокий жалобный стон. Потом все стихло.

Там, где отчаянно жались друг к другу приведенные питомцы, теперь стояли три обнаженных человека. Мужчина, тот, что повыше, и женщина были стройными и мускулистыми. Их широкие улыбки обнажали недобрый нрав, а сверхъестественно длинные клыки – наследство, доставшееся им из их прошлой вурдалачьей жизни.

Между ними и чуть впереди стоял полноватый мужчина с огромной челюстью и красно-коричневыми волосами с белыми пятнами. Его большие глаза светились и пронизывали насквозь. Он тоже улыбался, демонстрируя зубы, которые были гораздо острее, чем следовало. В каждом его движении чувствовались скрытые сила и мощь. Стоя перед тремя Мундуруку, он был словно сжатая пружина злобной, враждебной энергии, готовой вырваться наружу. Это и неудивительно, думал Кобкейл, ведь его превратили из самого мерзкого и жестокого создания природы.

– У этих двух есть имена, – представила Кьераклава тесно связанных мужчину и женщину. – Тот, с пирами, – Рут. Его спутницу зовут Рата. А у этого нет имени, – указала она грязным обгрызанным пальцем на третьего, показывавшего явное неповиновение.

– Тогда мы будем называть его тем, кто он есть. – Кобкейл подошел к нему. – Скажи мне, Куол, как тебе нравится твое новое воплощение?

– Вполне, – ответил Куол, и тут же молниеносно метнулся к Кобкейлу, протянув обе руки к неприкрытому горлу Мундуруку.

Что-то тонкое, шершавое и ужасное выскользнуло из рукава Волосатого Квода и обмотало запястье Куола. Только что превращенный человек понял, что его скрутили, и зарычал. Его глаза горели ненавистью, и он уже приготовился сражаться с тем, кто пленил его, несмотря на то, что его руки были связаны и беспомощны. Но что-то в облике Волосатого Квода подсказывало ему, что лучше этого не делать. Поэтому он угомонился и стоял, не двигаясь, при этом закипая, как чайник на раскаленной плите.

– Нервы, нервы. – Немного раздраженный неожиданным нападением Кобкейл тем не менее был удовлетворен. – Зачем ты так на меня набросился? Тебе что, не нравится такое превращение?

– Вовсе нет, – ответил Куол, руки которого все еще были связаны. Когда Волосатый Квод освободил их, он остался стоять на месте, потирая свои запястья. – Мне хотелось кого-нибудь убить, а ты первым попался мне на пути.

– У тебя еще будет возможность поубивать, обещаю. И еще много чего, если тебе и твоим товарищам удастся выполнить одно задание к удовольствию Мундуруку. Можете даже остаться в человеческом обличий, а это гораздо удобнее для убийств, чем ваши прежние животные формы.

За спиной Куола довольно улыбнулась Рата.

– Просто чудесно. – Она облизнула свои красивые, но очень темные губы. – Кстати, у меня совсем пересохло в горле.

– Операция по превращению отнимает много сил. – Кобкейл кивнул Кьераклаве, которая жадно рассматривала обнаженного Рута. – Найди-ка для этих двоих крови, а этому – мяса, а потом принеси подходящую одежду. – Он сморщил свои толстые губы, и верхняя закрыла ему полноса. – Кстати, можешь просто пройти с ними по городу и найти все, что нужно. – Подойдя к Куолу, он посмотрел снизу на человека, на лице которого, казалось, застыла ярость.

– Я знаю, что тебе очень хочется разорвать мне глотку и размотать мои кишки, но придется научиться сдерживать себя, иначе тебе не удастся выполнить мое относительно несложное задание.

– Не беспокойся. Я могу контролировать себя, когда надо. – Даже при приглушенном сером свете гоблин видел, что в глазах человека крови было не меньше, чем синевы. – Когда мне надо.

Он был доволен и уверен, что когда они отправят эту троицу в путь, Клан Мундуруку сможет забыть о людях, воняющих кошками и собаками и чтящих их мертвого врага.