Королевства Тени

КОГДА ТЕНИ ПРИХОДЯТ ЗА ТРОНОМ Эд Гринвуд

Сотни крошечных звезд вспыхивали и искрились, их отражения бесшумно ползли по ярко отполированному серебру по всей комнате.

Королева Кормира поставила свой высокий бокал, откинула в сторону темное покрывало из мерцающей ткани еще до того, как леди Ласпира успела подготовить королевский магический щит, наклонилась вперед и мягко спросила:

— Да, Мрин? Ты в порядке?

Леди-Правитель Арабеля выглядела изможденной в глубине хрустального шара. Темная, рваная линия недавнего пореза от меча на ее щеке — это все, что нужно было увидеть королеве Филфаэрил и старшей военной волшебнице, чтобы узнать правду. Мирмин Ллал пожала плечами, улыбнулась и просто ответила:

— Ваше высочество, я жива.

Мирмин все еще была в полном вооружении, и они могли видеть большую, изрядно потертую рукоять ее боевого меча, лежащего на столе в пределах легкой досягаемости. Филфаэрил покачала головой в ответ на мрачную шутку.

— Недостаточно хорошо, Мрин, — и отложи в сторону мои титулы. Это я, девочка, Фи. Твой старый друг, помнишь?

— Ваше высочество, — сухо произнесла леди-правитель Арабеля, — я вижу, что вы не одни.

Настала очередь Ласпиры вздохнуть.

— Мирмин, — сказала она с легким намеком на усталость, — нас только двое. Поставь свои сапоги на стол, наполни свой кубок и скажи нам: как поживает Арабель?

Раздался приглушенный стук, когда в поле их зрения врезались два запачканных грязью каблука сапог, изящно скрещиваясь в лодыжках, и быстро движущееся золото вспыхнуло в свете свечей, когда кубок размером с человека был поднят из-под края стола.

— Хорошо, — решительно сказала Мирмин, салютуя им обоим с бокалом в руке. — Как прикажете.

Королева Кормира усмехнулась тем же мягким, глубоким смехом, каким так часто смеялся ее муж. Леди-правитель Арабеля едва не вздрогнула от этого звука. Азун был мертв и похоронен, но в любой момент она ожидала, что он выйдет из-за угла со смехом в глазах, и...

— Мрин, — тихо сказала Филфаэрил, словно читая мысли, — я тоже по нему скучаю. Больше, чем кто-либо другой, хотя я прекрасно знаю, как сильно я его разделяла. Ради него я продолжаю день за днем поддерживать Кормир сильным. Как поживает Арабель?

—Мне так жаль, моя Королева... Фи.

Леди-правитель Арабеля в гневе на себя хлопнула ладонью по столу, пригубила — нет, сделала воинственный глоток — вина и решительно сказала:

— Город возвращён. Постоянные патрули восстановлены, закон Короны восстановлен, мы закончили чинить дороги и мосты, и большая часть ваших войск сейчас находится среди фермеров. Полным ходом идет строительство амбаров, и люди благодарят твою щедрость. Теперь может начаться настоящая перестройка.

Филфаэрил улыбнулась, и Ласпира откинулась на спинку стула, удовлетворенно кивая.

— Ах, Мрин, как приятно разговаривать с человеком, который думает, видит и говорит прямо. Ты даже не представляешь... эти придворные....

— О да, я знаю, — горячо ответила Мирмин Ллал. — Если бы не опасность, которую навлекут на нас их безрассудство и предательские амбиции, когда Каменные Земли так близко, и эта новая темная магия, что хуже зентов, я бы заставила тебя согласиться на мой старый любимый план.

Настала очередь Ласпиры усмехнуться.

—Заковать всех наших придворных в доспехи и отправить их к вам, чтобы они работали грязными руками, смотрели в лицо военному страху и слышали несколько суровых приказов? Не думай, что у нас не было искушения.

— Так сделай это — сказала командир Арабеля. — Если я сделаю верных и полезных людей из полудюжины придворных и умру при этом, это будет шесть замен за одного убитого — и урок, который может просто заставить остальных молчать и держаться в стороне, если уж они не захотят последовать.

— И снова потерять Арабель? —мягко спросила Филфаэрил. — Сколько хороших людей заплатят за то, чтобы вернуть его еще раз?

Мирмин кивнула, сделала большой глоток из своего кубка и сказала:

— Боги побери, Филфаэрил, но я просто не могу тебя называть...

— Нет, можешь —сказала Филфаэрил с неожиданной иронией в голосе. — Здешние придворные называют меня «ледяной шлюхой» за моей спиной, достаточно громко, чтобы быть уверенными, что я слышу. А до этого я была «одинокой долгожительницей» в течение многих лет в напоминание о любовных похождениях Азуна. И да буду я освежёвана на алтарях Ловиатар, если один из моих немногих настоящих друзей не сможет назвать меня как надлежит.

— Не позволяй лордам, которые крутятся при дворе, слышать, как ты используешь это выражение, — сказала Ласпира с еще одним смешком.

— Они могут не понять.

Филфаэрил закатила глаза.

— И то верно. Я пыталась подбрасывать отборные фразы там, где их шпионы могут подслушать, чтобы заставить их задуматься, и все, что они делают, это гадают, что я имела в виду — вслух и за выпивкой, пока они не ошибаются в словах и не искажают то, что, по их мнению, я подразумевала. И мне приходится смотреть, как Лус в очередной раз борется с желанием задушить их голыми руками.

Настала очередь Мирмин усмехнуться.

—Неужели характер Стального Регента становится... менее характерным?

Королева вздохнула.

— Да, к ее чести. Но она находится вдали от седла, меча и своих молодых лордов и каждый день фехтует улыбчивой ложью ... Я вижу, как это нарастает в ней. Кто-то, когда-нибудь очень скоро, скажет одно неверное слово или сделает что-то маленькое и лишь слегка оскорбительное, и выдержка Лус сломается.

— Думаю, это будет не единственным, что сломается в королевстве в тот день, — согласилась командир Арабеля. — Но, боюсь, я отнимаю у тебя слишком много времени, Фи. Ты должна знать кое-что еще о здешних событиях.

Королева кивнула и улыбнулась.

— Говори.

— Видели испуганных зентов, убегающих из Каменных Земель, — ответила Мирмин. — О да, в это трудно поверить, но я и сама кое-что видела. Они, вроде бы, болтали о великих магических битвах между могущественными волшебниками и ужасными летающими зверями.

Королевская бровь поднялась.

— По-видимому?

— Так говорят тюремщики, и они знают дело. Завтра я настроена допросить единственного живого пленника, который у нас есть.

Ласпира пристально наблюдала за правительницей Арабеля через кристалл. — Это была твоя лучшая новость, — тихо сказала она. — А теперь расскажи нам остальное.

Мирмин подняла покрытую шрамами руку с длинными пальцами.

— Только одна, благодарение богам за маленькие милости. Наши патрули прочесали весь восток.

И что? — Голос королевы был нежен, как будто она успокаивала плачущего ребенка.

— Тильвертона нет, — прямо сказала Мирмин. — Полностью, совершенно.

— Разрушен, — пробормотала Филфаэрил. Это был не вопрос. Леди-правитель Арабеля печально кивнула ей в ответ через магическое стекло, а королева вздохнула, откинула голову и добавила ровным голосом: — Спасибо, Мрин. Приятно слышать правду, а не...

— Сладкие слова придворных, — тихо произнес Ласпира. — Наша благодарность, Мирмин. Поспи немного.

Правительница Арабеля одарила их кривой улыбкой и насмешливым стоном.

—Это и был мой сон, леди. Боги храни вас в добром здравии, а Кормир — в лучшем.

Она отсалютовала кубком, спустила ноги на пол, взяла меч, и кристалл потемнел.

— Храни тебя боги, Мрин, — тихо сказала королева, глядя на него. — Один из немногих настоящих клинков, которым мы можем доверять. О, их так мало...

— Леди королева, — сухо произнес Ласпира, — мы можем впадать в отчаяние только тогда, когда дела королевства дают нам время для подобных поблажек.

Голова Филфаэрил резко повернулась, ее глаза вспыхнули огнем, и она одарила старшую военную волшебницу кривой улыбкой. Королева склонила голову и прошептала:

— Приказывай мне.

— Моя королева! — воскликнула Ласпира, по-настоящему потрясенная.

Филфаэрил закатила глаза и сказала:

— Ну тогда, добрая леди, что же ты теперь посоветуешь?

— Алусейр должна быть проинформирована —сказала Ласпира, кивая на кристалл. — Как и придворный маг, чтобы она могла отдать приказы военным волшебникам.

Королева Кормира подняла обе брови.

— Ты забыла, как отдавать приказы?

Старшая военная волшебницы вздохнула.

— Она была выбрана Ванги, и мы не можем ожидать, что она будет сильной и преданной в следующий час великой нужды, если мы не позволим ей хотя бы отдать простой приказ здесь и там. Я не хочу быть придворным магом, леди... Фи. И никогда не хотела. К счастью, Калэдней тоже.

Королева кивнула.

— Такие служат лучше всех.

Ласпира кивнула на старую максиму вместо того чтобы скорчить рожу или высунуть язык, как она могла бы сделать в другое время и в другом настроении. Она просто добавила тихим, усталым голосом:

—Там все еще есть хазнеф, и я не думаю, что кто-то из нас истосковался по очередному магическому переполоху.

Филфаэрил снова кивнула и поднялась, шурша шелком платья.

— Я расскажу Алафондару все, что ему нужно.

Ласпира улыбнулась:

— Оставишь Лус мне? Ну спасибо.

— Не за что, — сладко ответила королева Кормира. Она выскочила из комнаты, в одно мгновение каким-то образом превратившись в великую вдовствующую королеву.

Ласпира криво улыбнулась безмятежной королевской спине и повернулась в другую сторону, чтобы выйти через темную дверь.

Должности как-то размножаются. Огромная, взаимосвязанная крепость королевского Двора теперь была больше самого дворца и почти полностью защищала — или, скорее, отрезала — резиденцию Обарскиров от большей части города Сюзейла.

И все же, какой бы гигантской она ни была, придворные размножались быстрее. Они высыпали из ее огромных арочных дверей, заполняя двор и сам дворец. Двое из них, в ярких развевающихся плащах, стояли у мерцающего гобелена — сияющей бирюзовой сцены ползающих синих драконов, которую всегда любила Ласпира. Они явно ждали ее, поэтому Ласпира направилась к ним, не давая им заметить ни малейшего колебания в ее походке.

На их лицах были легкие ухмылки людей, которые беззаботно считали себя хозяевами государства, и на мгновение, приближаясь к ним, старшая военная волшебницы ненавидела их достаточно, чтобы превратить их в мышей или пепел под ее сапогами. Как они посмели прокрасться в личные покои королевской семьи, чтобы погреться ближе к пламени власти, чем их товарищи, перед которыми они притворялись, что наслаждаются личным доверием Обарскиров. Когда они перестали бояться стражников или, если уж на то пошло, быстро шагающих военных магов?

— Добрая леди ... — начал один из них, преграждая ей путь, и его улыбка была почти насмешливой.

— Милорды, — прервала их Ласпира, не замедляя шага и не отходя в сторону, — у вас есть личное дело к королеве? Или вы просто заблудились?

— Ха-ха, — ответил придворный с тем нетерпеливым, пустым весельем, которое своим тоном сообщает, что человек собирается сказать что-то важное, к чему следует, нет, необходимо прислушаться.

— Леди Ласпира, —твердо сказал другой придворный, встав прямо у нее на пути, — на самом деле мы пришли повидать именно вас. Это дело срочное и деликатное... касательно власти над магией.

Ласпира призвала силу кольца, украшавшего руку, которую она держала низко позади себя, и шагнула прямо на говорившего. Ее щит, невидимый и заметный только как слабый, высокий поющий звук, отбросил мужчину назад, заставив его на мгновение замолчать. Высокая, стройная женщина в темном платье считалась могущественным магом, да, но он должен был весить почти вдвое больше, чем она, и как, во имя всех богов...

— Да, — раздался смеющийся голос придворного в неловкий момент отступления его спутника, — видите ли, нам нужно увидеть королевского мага.

— Боюсь, что вы ошиблись королевством, господа, — бросила им через плечо Ласпира, шагая по коридору. — В Кормире у нас есть придворный маг, также известный как «маг короля». У нас нет «королевского мага».

— Да ладно, ладно, — возразил смеющийся придворный. —Леди, вы прекрасно знаете, о ком идет речь!

Ласпира обернулась с предупреждением в глазах и ответила:

— Да, так уж случилось, что я знаю — и поэтому недоумеваю, почему вы пришли ко мне. Придворный маг дает аудиенции по времени, которое вам хорошо известно, и более частные встречи с ней могут быть согласованы через придворных клерков. Их офисы расположены значительно южнее.

Она указала пальцем через удобное окно на внушительную громаду королевского двора, затем повернулась на каблуках и зашагала дальше.

— Леди! — насмешливо запротестовал веселый придворный. — Мы не дети! Мы

— ...заблудились до такой степени, что забрели через широкий двор не в то здание по какой-то другой причине, господа? Может быть, чрезмерное употребление алкоголя? — мягко произнес новый голос, когда его владелец вышел из дверного проема, преграждая им путь.

Это был Бдительный Меч Дворцовой стражи, и он был не один. В мгновение ока оба придворных очутились в кольце неулыбчивых Пурпурных Драконов. Гвардейцы, которые держали оружие наполовину обнаженным и выглядели так, словно никогда за всю свою долгую нелегкую жизнь не научились улыбаться.

Ласпира позволила себе удовлетворенно ухмыльнуться на быстроту ответа на песню ее щита, которая была бы очень громкой в этом караульном помещении, но лишь мысленно. Ее лицо было обычной приятной маской, когда она пронеслась мимо другого придворного — сына благородного рода Хелмстоунов, который имел побольше прав находиться на этом этаже дворца — прежде, чем тот успел оторвать взгляд от слуги, которому угрожал увольнением, и поспешно крикнуть:

— Леди! Леди-волшебница!

Ласпира не ответила и не замедлила шаг, и поэтому, конечно, он попрыгал за ней.

— Леди Ласпира, я должен поговорить с вами!

Не позволяя вздоху проявиться в ее тоне, она спросила:

— Вы уверены, лорд?

— Ну, вообще-то, да.

Ласпира, не замедляя шага, свернула за угол.

— Тогда говорите, — спокойно сказала она.

— Здесь? Посреди коридора?

— Почему бы и нет, лорд? Вы находите коридоры как-то... испорченными?

— Нет, нет, вы меня не поняли, леди. Я почти боюсь, что вы сделали это намеренно. Я... просто дело в том, что я должен поговорить с вами, гм, насчёт, будущих дел некоторой деликатности, связанных с леди Калэдней, и

— Лорд Хелмстоун, —ответила старшая военная волшебница, — боюсь, что обсуждать предложение руки и сердца с кем-либо, кроме леди, на которую вы имеете виды, неразумно, как и обдумывать что-либо подобное, не получив предварительно одобрения вашего довольно грозного отца.

— Чт... брак? С такой, как она? Леди, вы глубоко ранили меня.

— Нет, лорд, еще нет, — пробормотала Ласпира, проходя под аркой и огибая очередной угол. — Пока нет.

Младший лорд Хелмстоун поспешил за ней, все еще брызгая слюной от возмущения.

—Леди, я протестую! С аристократами королевства шутки плохи, даже для... Ласпира развернулась так быстро, что он был вынужден схватиться за роскошную статуэтку на пьедестале, чтобы замедлиться и чтобы не врезаться в нее. Увидев, на какую округлость он положил руку, он поспешно отдернул пальцы.

Ее голос был тихим и спокойным, когда она заговорила, но, тем не менее, он полностью стер румянец с его лица.

— Молодой человек имеет ещё меньше благоразумия, чем манер? Я повторяю, лорд Хелмстоун: прежде чем вы снова откроете рот во дворце, обратитесь за мудрым советом к своему отцу.

Военная волшебница развернулась на каблуках, шагнула в следующую арку — и обнаружила, что настала ее очередь резко остановиться.

— Он так и сделал, —произнес глубокий голос тоном вызывающим, как удар меча, — и теперь делает именно то, что я ему велел. Он пытается, по-своему, правда, менее прямолинейно, чем это могло бы быть, сказать вам чистую правду. Леди Ласпира, вас мы знаем и принимаем, хотя некоторые из нас не доверяют скрытной женщине, и к тому же простолюдинке, обладающей такой властью. Вы снова и снова демонстрировали свою преданность Короне. Вас мы приняли бы как мага короля, но не другую таинственную женщину — еще одну простолюдинку, пробивающуюся к власти над нами. Не эту безродную Калэдней. Я лишь хочу предупредить вас об общем настроении. Король Азун ушел, леди, и наша терпимость к бесчинствам тех, кого он оставил, ослабевает. Мы больше не будем этого терпеть.

— Король Азун Пятый жив и здоров, уверяю вас, — ответила она. — И кто, милостивый лорд Хелмстоуна, «мы»?

Голос Ласпиры был острым как бритва ледяным кинжалом, но старший лорд Хелмстоун не дрогнул. А вот его сын — да, как подсказал шаркающий звук позади Ласпиры. Но ее щит все еще был поднят вокруг нее. Если внезапное честолюбие или «патриотизм» заставит его стать напасть на ненавистного военного мага, чтобы неким образом «очистить» королевство, ее спина не останется незащищенной.

— Главы большинства благородных домов Кормира, леди Ласпира, — тихо сказал Хелмстоун.

— Цвет королевства. Чьи мечи и монеты решают, выстоит или падет Трон Дракона.

— А если бы я публично осудила эту измену, лорд?

— Как сказал нам всем сам король Азун Четвертый, — это не измена — искать того, что лучше для королевства.

Хелмстоун серьезно посмотрел на нее и пробормотал тоном, который едва достиг ее ушей:

— Теперь вы должны быть магом короля, леди, а не какая-то выскочка с гор.

— Вы так ясно понимаете, милорд, что лучше для Кормира? — тихо спросила его Ласпира все еще ледяным голосом. — Может быть, лучше, чем волшебник Вангердагаст?

Хелмстоун покачал головой.

— Я не питаю любви к старому волшебнику, леди, но с ним, по крайней мере, я знал, чему не доверяю.

Он отстранился и взмахнул рукой в знак того, что его сын должен немедленно удалиться.

— Я вижу, что наше время здесь потрачено впустую. Вы тоже, должно быть, одурманены чарами новой ведьмы.

Ласпира покачала головой, почти так же изумленная, как притворялась. — Неужели вы настолько вы не понимаете, что делают волшебники?

Ответом Хелмстоуна, когда он отодвинул занавеску, чтобы войти в дверь, о существовании которой не должен был знать, было угрожающее рычание.

— Наше любимое Лесное Королевство и впрямь переживает мрачные дни, — сказал он, — если последние увядающие ветви семейства Обарскиров теперь пляшут под дудку коварных ведьм. Необходимо принять меры.

В дверном проеме, моргая, стояла испуганная служанка с подносом графинов в руках. С гневным рычанием аристократ позволил занавеске упасть прямо ей на лицо, развернулся и зашагал мимо Ласпиры обратно по коридору вслед за сыном. Занавеску робко отодвинули в сторону.

«Пожалуй, и я мало знаю о дворянах,» — читалось в пожатии плеч Ласпиры. И она отправилась на поиски Стального Регента. Короткий путь туда, где должна была находиться Алусейр, казался очень длинным.

Миновав какой-то дверной проем, она едва заметно кивнула лицу, смотревшему на нее из темных глубин, и молча зашагала дальше. Оттуда, вслед за старшей военной волшебницей, шагнул человек, ответный кивок которого был еще более деликатным. Гларастир Рейлиган, торговец башнями и шпилями, беззаботно пошел за взбешенным аристократом, напевая на ходу популярную уличную песню.

Далеко в коридоре Ласпира напряглась, узнав мотив, и медленно и печально позволила настоящей улыбке коснуться своих губ. Эта мелодия называлась «Погибель магов, королей;

Найдем гробницу поскорей». Действительно.

Благородные лица, глядевшие в яму, были бледны и покрыты потом. Одно дело насмехаться над страшилками, услышанными в юности, считая их чистой ложью, сплетенной слабоумными. И совсем другое — видеть, как они оживают и корчатся от боли внизу, раненые, да, но такие большие и могущественные в магии и такие пугающе близкие.

«Нетерил, наш когда-то. Берегитесь, люди. Великое зло вернуло тени теневых темных волшебников. Город Шейд теперь вернулся. В пустыне нашего изобретения. Протянет руку, захватит лучшие земли — вот эту! Скоро, замышляя заговор даже сейчас! Вырываются из изгнания, прячась ползком, невидимые, чтобы захватить то, что по праву принадлежит нам, по великому признанию должного ранга, уважение бардов. Слабые женщины на троне, невежественные, будут ли это ее, будет слишком поздно. Вы единственная надежда Кормира, ВЫ ее спасение!»

Шипящий мысленный голос умолк, но его эхо все еще гремело в их головах, и когда Хальвундрар Кормаэрил с трудом смог заговорить, его голос был хриплым, медленным и прерывистым.

— Что... мы должны делать?

«Храни тайну, храни молчание, внимай моим словам!»

Голос замедлился, мысленно произнося каждое слово осторожно и твердо, как рассерженный отец может предупредить ребенка о чем-то очень важном. «Маг короля должен быть убит. Сначала достань у нее ключ от Хранилища Илтарла. Там очень мощная магия. Возьми его, очисти свою прекрасную землю и посади на трон кого-нибудь подходящего. Например, себя самого. Скоро придет время нанести удар. Очень скоро.»

В их сознании внезапно возник яркий образ: длинный ключ, серебро которого потускнела от времени, с большой рифленой бородкой и головкой в виде головы дракона с разинутыи челюстями.

Тьма опустилась, как занавес, и их разумы снова принадлежали им. Они не видели ни ямы, ни дрожащего в ней нелепого, похожего на трубу тела с когтистыми руками и беспокойно шевелящимся жалом.

Маэрлин Блет вздрогнул. Так это был фаэримм. В его голове прокрутился образ ключа, который они должны были отобрать из-под носа у придворного мага перед ним, и снова пропал.

Летающий город теневых волшебников, вернувшихся из древнего Нетерила. Все Королевства в опасности, Кормир — ближайшая добыча ... оно использовало их, это существо в яме, использовало их, как безмозглый скот, которым оно так явно и презрительно их считало. Когда придет время, его заклинания набросятся на них или ударят в самое сознание. Но заговоры легко произносятся и труднее исполняются. Ошибки неизбежны — о, разве боги не учили этому слишком многих кормирских аристократов? Могучая магия всегда стоящее оружие, и если Кормир был обречен, после всех этих столетий, по крайней мере, Дом Обарскир мог быть первым повержен в давно заслуженной бойне, до последней кричащей женщины. Насмешки стерлись бы с их лиц, когда они увидели бы, что дворяне, которых они и их предки так обидели, наконец пришли отомстить.

Маэрлин знал, что он ухмыляется, как волк. Зубы блеснули в тусклом свете вокруг него, когда они вместе поспешили из пещеры. Все его товарищи по заговору тоже свирепо ухмылялись.

Ах, как было бы хорошо, если бы Обарскиры наконец получили свое.

Стальной Регент ударила снова, кряхтя от усилия, и Калэдней пошатнулась. Каждый удар Алусейр бил как молотом по ее голове, и маг короля быстро начинала ощущать ослепляющую головную боль.

Обе женщины промокли насквозь и, шатаясь, кружили друг вокруг друга. Хлопковые туники прилипли к их изгибам, а непослушные волосы выбились из мокрых платков. Боги, но принцесса была быстра как атакующая змея! Ее деревянный тренировочный клинок снова взметнулся, и на этот раз Калэдней увернулась, чтобы избежать парирования, спотыкаясь от усталости. Ее собственный меч был полосой силы без лезвия, поддерживаемой только ее волей. Алусейр пробила ее защиту, клинки связались, и Калэдней закричала от боли.

— Нет, — прорычала Стальной Регент, когда маг короля ахнула и подняла руку в жесте капитуляции, — не останавливайся! Аристократ-убийца не остановит свою сталь потому что ты махнешь ему, что запыхалась.

Они снова начали кружить друг вокруг друга, обе покрытые песком тренировочного поля, где они до этого сцепились в схватке, пинаясь и кувыркаясь. Шамра Целительница стояла, внимательно наблюдая за ними, готовая вмешаться, если кто-то потеряет самообладание и зайдет слишком далеко или получит рану в самый неподходящий момент.

— Я не... искала этой должности, — прорычала маг короля между вдохами. — Мне не нужен был этот титул... эти обязанности...

Усмешка Стального Регента была столь же кривой, сколь и свирепой.

— Я уже слышала эти слова раньше, отражающиеся эхом от зеркала в моей спальне.

Ее клинок резко ударил.. Калэдней снова закричала от боли в голове и деревянного клинка, скользнувшего под грудь, в сердце. Она положила руку на оружие Алусейр и наклонилась, чтобы отдышаться, печально размышляя о том, что она не была наполовину мастером меча, как принцесса.

— Вы славно умерли? — спокойный вопрос заставил обеих задыхающихся, вспотевших женщин поднять глаза. Голос принадлежал Ласпире, и она никогда не беспокоила их на тренировках, если только дела не были срочными или крайне важными.

Калэдней с улыбкой отмахнулась от вопроса, пытаясь отдышаться.

Алусейр передала свой меч целителю, сошла с песка и спросила:

— Какие новости, Ласп? Старшая военная волшебница сообщила новости из Арабеля и о ее встречах с различными бормочущими критиками мага короля по пути к ним, в то время как две женщины сняли свои туники и головные платки, умылись мятной водой, вытерлись полотенцем и надели свежую одежду. Шамра протягивала Калэдней ленту для волос, а Ласпира пересказывала слова старшего лорда Хелмстоуна, подражая его тону так же точно, как и припоминая его высказывания.

Маг короля нахмурилась, напряглась и резко сказала:

— Позже, леди!

Место, где только что стояла Калэдней, внезапно опустело. Шамра протягивала ленту пустоте. Она моргнула, спокойно повернулась и положила ленту обратно на столик, с которого взяла ее. Алусейр и Ласпира обменялись удивленными взглядами.

— Один из ее сигналов сработал, — пробормотала военная волшебница. — Интересно, какая катастрофа разыгрывается сейчас?

Принцесса вздохнула и направилась к двери, на ходу завязывая волосы.

— Я скучаю по Вангердагасту, — сказала она. — Он тоже никогда ничего тебе не говорил, но эта его насмешливая, раздражительная манера каким-то образом убеждала тебя, что у него все под контролем. Я скучаю по этому чувству.

Улыбка Ласпиры, когда они вместе вышли из тренировочного зала, была слабой.

— Ты не единственная. И я тоже. Дворяне никогда не были так беспокойны под взглядом Ванги.

Позади них целительница улыбнулась. По привычке она повернулась, чтобы убедиться, что ничего важного не забыто, и задела деревянным мечом Алусейр о дверной косяк. Он все еще был мокрым от пота и выскользнул из ее пальцев, но так и не упал на пол.

На мгновение рука Шамры превратилась во что-то темное и очень похожее на щупальце, которое выхватило клинок из воздуха и снова превратилось в тонкопалую руку целителя. Она была одна, спина Ласпиры как раз исчезала за аркой.

Подняв деревянный меч в руке, целительница позволила себе улыбнуться шире. Не настолько, чтобы продемонстрировать клыки или показаться странной, но нетерпеливой и смертельной, под стать внезапному огоньку в ее взгляде. Скоро, наконец, настанет время действовать... Очень скоро. Обладая достаточной магией, она могла бы удержать трон, если бы захватила его. И это было бы легко. Свернуть шею младенцу, застать Алусейр одну и подвергнуть ее той же участи, прежде чем разнесется весть о гибели маленького Азуна... затем убить Филфаэрил, принять ее облик и разыграть скорбную королеву, ожидающую, чтобы за ней ухаживал достойный дворянин.

Было бы не так уж плохо править таким прекрасным королевством, если бы она могла удержать всех этих идиотов от его разрушения его.

— Что я могу сказать, милорд, чтобы убедить вас присоединиться к нам?

Старший лорд Хелмстоун был разгневан: боги небесные, неужели он не видит, что это правильно? В конце концов, он не был тупицей.

— Ничего такого, что пришло бы мне в голову, — ответил лорд Эверран Саммертри резким от неодобрения голосом. — Кормир не может позволить себе... Хельмстоун, мы не можем позволить себе еще одну войну прямо сейчас, когда так много убитых и поля засеяны, а сембийцы жаждут хапнуть землю такую цену, чтобы голодающие крестьян едва сумели согреться и наесться в течение предстоящей зимы. Нашему королевству нужен мир для восстановления, а не очередная мелкая ссора из-за того, на чьих плечах лежит тот или иной титул, или даже чей зад греет Драконий Трон!

Лорд Хелмстоун вздохнул — гневный порыв человека, раздраженного упрямым идиотизмом. Он медленно перевел дыхание, вскинул подбородок вперед, как оружие, и прорычал:

— Придет время, Саммертри, когда вы поймете, что к чему. Я только надеюсь, что будет не слишком поздно. В конце концов вы поймете, что просто обязаны выступить против этих ведьм и глупых женщин, которые теперь невесть как управляют нами и этим пятнают светлую память о величии Азуна и Кормира!

На балконе, вернее, прямо под ним, где он висел на кончиках пальцев, Гларастир Раулиган закатил глаза. Неужели все эти аристократы учились своей напыщенности в одной и той же школе? Или Повелитель Предателей ответил на их молитвы, наполнив их умы одинаковыми величественными речами в духе «я делаю это ради блага королевства»?

— Если бы вы действительно заботились о благе Кормира, —холодно ответил лорд Саммертри, —Вы бы посватались к Алусейр и заставили своего сына ухаживать за магом короля, а там уже, преуспев или проиграв, получили бы возможность нашептывать им на ухо о политике и позициях, которые, по вашему мнению, должно принять королевство.

—Взять в жены это извержение огня? Привязать моего сына к простолюдинке?

— О, перестаньте пищать, милорд. Не прошло и двух столетий с тех пор, как ваш род получил дворянство, а сейчас вы едва ли подходите для этого. Когда-то мы все были простолюдинами. Что касается укрощения принцесс —считайте, что это лучшее развлечение, чем протыкать копьями оленей и нескольких тощих кабанов. По крайней мере, это заняло бы вас, и...

— И держало подальше от вас? Это я могу сделать, милорд! Доброго вам дня!

Прощальное пожелание лорда Хелмстоуна походило на рев, и когда он резко развернулся и выбежал, то отпихнул с дороги слугу-виночерпия с такой яростью, что один из лучших графинов Саммертри со звоном ударился о стену коридора.

Хозяин с ободряющей улыбкой отослал слугу, плотно закрыл дверь, поставил на место засов и направился к своему столу. Но, похоже, лорд Саммертри в этот момент был не в настроении писать. Он обошел кресло, не останавливаясь, и с удивительной быстротой для человека столь мускулистого и седеющего отдернул гобелен, скрывавший дверь в гардероб. Меч лорда был наполовину обнажен, когда он смотрел в широко раскрытые глаза все еще потеющего мага короля. Он вежливо спросил:

— Надеюсь, вы услышали все, что хотели. У вас есть веская причина объяснить мне, почему я не должен просто проткнуть вас этим славным клинком прямо сейчас, как я сделал бы с любым забравшимся вором?

Калэдней откашлялась.

— Вы не боитесь моего Искусства?

Саммертри криво улыбнулся ей в ответ.

— Разве вы не должны бояться моего?

Большее из двух богато украшенных колец на его левой руке мигнуло, и вокруг аристократа появилась поющая, сияющая аура. Он отступил назад и выхватил меч. В тишине они оба наблюдали, как сияние, которое соответствовало щиту Саммертри, пробудилось в его клинке и начало бесшумно мчаться по его ярким, острым краям.

— Нет, — решительно сказала маг короля, вскинув голову. — Я знаю, что вы верны Короне, и поэтому мне нечего бояться.

Саммертри поднял бровь.

— Я не знаю, кому верны вы, — мягко ответил он, поднимая меч так, чтобы его острие оказалось на волосок от хлопка, покрывающего ее грудь, —поэтому стоило бы.

Клинок поднялся, угрожая ее горлу.

— Кто такая Калэдней на самом деле? — спросил аристократ почти мурлыкающим голосом. — Откуда нам знать, действительно ли Вангердагаст выбрал вас, а если и выбрал, то что он планировал для нашего прекрасного королевства? Кому он по-настоящему предан и кому служите вы? Я снова спрашиваю: почему бы мне просто не пронзить вас сейчас, как того хотят многие горячие головы среди нас, носящих титулы?

Сталь сверкнула, когда в комнату вошел Гларастир Раулиган.

— Потому, милорд Саммертри, —твердо сказал он, — что поступить так значило бы стать предателем — человеком, которого я был бы вынужден казнить, даже в его собственном поместье, за столь жестокое убийство и преднамеренную измену Короне.

Эверран Саммертри не привык, чтобы к нему так безмолвно подкрадывались незнакомцы — по крайней мере, в его собственном кабинете— с кинжалами в руках, готовые метнуть их в него. Если старый лорд был удивлен, то Калэдней — еще больше.

Кто вы? — спросили они почти одновременно.

Гларастир улыбнулся легкой улыбкой и ответил:

— Я думаю, на самом деле вы хотите спросить меня, кому я служу. Что ж, я время от времени играю на арфе и ношу с собой перстень с Пурпурным Драконом, с моим именем, выгравированным самим Азуном IV, и коронное поручение от Вангердагаста.

Лорд Саммертри покачал головой.

— Похоже, сегодня вечером мои личные покои превратились в популярное крыло двора, — заметил он, протягивая руки обоим своим гостям. —Выпьете со мной вина?

Две головы одновременно покачали, вежливо отказываясь. Человек, вошедший с балкона, поднял другую руку, и лорд Саммертри увидел, как свет его любимых ламп блеснул на острие очень острого длинного меча. Когда он в первый раз задумался, не умрет ли сегодня вечером, откуда-то совсем близко вспыхнул другой свет, и маг короля исчезла.

Двое мужчин посмотрели друг на друга и пожали плечами.

— Приятного вам вечера, лорд, — тихо сказал Гларастир, прежде чем сделать два быстрых шага и перепрыгнуть через перила балкона в сгущающиеся сумерки.

— Поздновато для этого, вам не кажется? — пробормотал лорд Саммертри после того, как некоторое время простоял один с поднятым мечом.

Аккуратно положив его на стол, он подошел к буфету, недрогнувшей рукой налил себе бокал любимого вина и задумчиво вышел на балкон, чтобы посмотреть на, что барды любят называть «мягкие летние звезды».

Щупальце, которое ударило его по глазам и рту и сломало шею быстрым, жестоким рывком, прежде чем выхватить дрожащее, дергающееся тело дворянина из поля зрения, сопровождалось спокойным, слегка хрипловатым женским бормотанием:

— Еще как поздновато, милорд Саммертри, но еще не слишком поздно, чтобы вы передумали и присоединились к заговорщикам.

На мгновение, когда она согнула пару щупалец и небрежно бросила большое, безвольное тело на крышу поместья на поживу воронам, фигура, которая говорила, напоминала Шамру Целительницу. Момент, и она уменьшилась и сгустилась, приняв грузный облик многоуважаемого бездетного холостяка-аристократа. Босиком она побрела в гардеробную, чтобы выбрать одежду, на ходу подхватывая упавший кубок.

Когда несколько мгновений спустя она двинулась через кабинет к двери и засову замка с полной уверенностью и почти точной походкой лорда Саммертри.

По крайней мере, у нее была эта пыльная комната, защищенная заклинаниями лорда Вангердагаста, чтобы никого не впускать, в качестве убежища. Прямо сейчас Калэдней из-за крайне сильной головной боли — и это было мягкое слово для того, что она чувствовала — нуждалась в этом.

Когда ее голова зазвенела и закружилась, она схватилась за виски, тихо проклиная всех жадных дворян, которыми Кормир, казалось, был так щедро одарен. Прокляни боги их всех! Даже здесь, во дворце, они кружили, как стервятники, вокруг гробницы Азуна, не сводя глаз с трона. Она не хотела ничего из этого — маг короля, придворный маг и леди мастер военных волшебников и все остальные колючие, сладкие слова при дворе.

Лесное Королевство было прекрасным местом, и она чувствовала себя как дома — это и был дом — но почему она не могла просто поселиться в старой, ветхой хижине в лесу и творить там магию в одиночестве? С каждым месяцем это чувство нарастало в ней все сильнее. Калэдней знала, что может творить удивительные вещи, если найдет время, чтобы попытаться управлять своим колдовством так-то и так-то, наблюдать и пробовать снова,

высвобождая магию, которая была истинным Искусством, а не этими сухими надписями, которые так любили волшебники.

И все же вокруг нее во мраке были заклинания, которые оставил ей Вангердагаст. Полки за полками заполняли толстые, загадочного вида книги с вкраплениями пожелтевших свитков. Сотни и тех, и других. Пыльные фолианты, загадочные символы и корявые надписи — вещи, которые любили книжные волшебники, да, но чтение хотя бы одного из них пробуждало в ней что-то, пробуждало ее магию и делало способной на большее... даже если это не имело никакого отношения к написанному заклинанию. Она никогда не получила бы доступа к таким сокровищам, если бы лорд Вангердагаст не назначил ее своей преемницей.

— Так, возьмем этот свиток, — пробормотала она вслух, потирая голову от боли. Она нашла его вчера в затянутом паутиной углу, который, похоже, не трогали с тех пор, как был построен дворец... когда бы это ни было. Перевод (самим Бераблем!) из «Имен Власти». Слова, связанные в чары, вотканные в Плетение в самом древнем Нетериле. Произнести одно из них значит призвать к себе нетерезского архимага, чтобы он оказал одну услугу. Несомненно, большинство этих слов принесло бы только облако могильной пыли и, возможно, несколько крошащихся костей, но все же... подумать только! Магия, созданная, когда не было Кормира, и драконы правили большинством современных королевств. Бережно собранная здесь, забытая, да, но охраняемая, как сокровища, для того, чтобы кто-то спустя долгие века нашел ее. Некто по имени Калэдней, странствующая искательница приключений и наемная чародейка. Простолюдинка, ничтожество... девка низкого происхождения, поставленная над нами.

Маг короля вздохнула и пробежала глазами список Имен Силы, задаваясь вопросом, не преследовали ли подобные интриги их давних владельцев. Возможно, если Нетерил был хоть чем-то похож на Кормир или Халруаа. Братчаселент. Каталегонт. Тарен. Кто они были?

Калэдней вздохнула. Именно это она и хотела знать, а не то, какой неистовый аристократ хотел, чтобы ее сегодня утром выпороли и повесили.

Боги, она могла бы только порадоваться этому сейчас! Маг короля опустила голову на стол и застонала, размышляя, как овладеть своим Искусством, чтобы подавлять головную боль.

Глаза сияли, как бледные луны во мраке, над мокрыми шарфами, которые не давали им чихнуть в густой, покрытой паутиной пыли. Этот тайный ход был забыт даже Обарскирами, как и говорил фаэримм. Маэрлин Блет резко поднял голову, скорее почувствовав, чем увидев обнаженный клинок. Хальвундрар Кормаэрил молча посмотрел на него и резко дернул головой, указывая на острие меча, который медленно и очень слабо начал светиться. Маэрлин уставился на него и в его мягком растущем свете увидел деревянную поворотную защелку рядом с ним — одну из трех по краям двери или панели, которую Кормаэрил теперь терпеливо обводил.

Рука Хальвундрара сомкнулась на одной из них, и он указал клинком на другую. Маэрлин потянулся к ней, но Илрин Мерендил — Маэрлин мог только разглядеть линию его короткой, закрученной бороды — уже был там, оставив Маэрлина, взяться за следующую. Класкер Голдсорд и Альдет Дракохорн протиснулись мимо. Их мечи поразительно громко заскрежетали на фоне приглушенного дыхания. Это вызвало в их сторону яростный взгляд Кормаэрила, и он снова указал на защелки. Вместе, неторопливо и осторожно, они повернули сухое, крошащееся дерево с того положения, в котором оно находилось, возможно, столетие, и панель сдвинулась под их пальцами. По кивку Кормаэрила (и кто вообще назвал его лордом их маленького отряда?) Маэрлин осторожно потянул за защелку, используя ее как ручку, одновременно с Мерендилом. Панель легко отодвинулась, проливая свет в их коридор — свет, окрашенный в малиновый цвет гобеленом перед ними. Из-за нее, когда они осторожно отодвинули панель, послышались женские голоса.

Два: принцесса и маг короля, обсуждающие возможных предателей при дворе и то, что с ними делать.

Маэрлин увидел, как Кормаэрил свирепо ухмыльнулся иронии судьбы, и ответил невеселой улыбкой. Он снял с пояса тяжелый плащ и встряхнул его. Плащ станет его собственным вкладом в планы фаэримма. Он пролетит над головой девки Калэдней так быстро, как только сможет, чтобы она не взорвала их магией прежде, чем они смогут вонзить в нее свои клинки. Рискованно, да, но он предпочтет схватку с молодой, неопытной магом короля, чем скрестить клинки со Стальной Принцессой!

Хальвундрар Кормаэрил пригнул голову, занес клинок над плечом и в яростной тишине рванулся вперед — и все они бросились вперед, на свет, ожидая, когда раздастся крик.

Но криков так и не последовало.

Руки Гларастира дрожали, когда он положил кристалл вызова, который только что разбил.

— Если я ошибаюсь, — пробормотал он, —я возьму вину на себя.

— Если ты ошибаешься, добрый Раулиган, — твердо сказала королева Кормира, — я возьму вину на себя. Лорд Вангердагаст все еще многим мне обязан, и...

В дальнем конце кровати вспыхнуло пурпурно-белое пламя. На его фоне они увидели Ласпиру и четырех доверенных верховных рыцарей, корчащихся в агонии. Корчащихся — и рушащихся на пол. Затем свет исчез, и обжигающим последним отблеском над спящим младенцем-королем затрещали порывистые молнии. Магический щит Ласпиры рушился.

— Ласп! — рявкнула Филфаэрил, скользнув вперед и выхватывая кинжал из-за пазухи со скоростью, заставившей Гларастира моргнуть. — Ласп! Отвечай!

Ответом ей была только тишина: торжествующий, безжалостный смех, который вдруг прокатился вокруг них, звучал только в их головах.

«Так отвратительно легко. Это лучшее, на что вы способны, скулящие людишки? Недостойные править даже количеством земли размером с собственные могилы. Едва стоило моих хлопот. Что ж, умрите, хилый человеческий мусор!»

Огонь захлестнул их внутри их голов, и крик Филфаэрил был нереально высоким ударом по ушам Раулигана. Пурпурно-белый огонь снова расцвел вокруг королевского ложа, и в его свете он увидел королеву, которая, опустив кинжал, пыталась выцарапать себе глаза.

Затем его собственные руки поднялись к лицу, и острая сталь все еще была зажата в них. Но он бросился в сторону, бедром сбив Филфаэрил на кровать, и откатившись от ее ослабевших конечностей на жесткую встречу с полом. Его руки дрожали, когда он боролся с господством фаэримма (боги, но он был силен!), и вдруг раздался рев и вспышка золотого света, такого яркого, что комната, казалось, наполнилась солнцем. Тиски, сжимавшие их разумы, исчезли.

Гларастир моргнул. В другом конце комнаты что-то когтистое и звероподобное билось, умирая, в последней тлеющей агонии, обрамляя мрачную улыбку бородатого, одетого в мантию взъерошенного человека с очень знакомым лицом.

— Вангердагаст! — в один голос выдохнули полдюжины глоток.

— Вы призвали, и я пришел, — проворчал волшебник, переступая через то, что осталось от фаэримма. Дымом от заклинаний все еще поднимался от его рук. — Ба, почему Эльминстер должен получать все удовольствие?

Гларастир Раулиган оглянулся на осколки кристалла вызова, затем на обугленные и растрескавшиеся останки фаэримма. Глубоко, судорожно вздохнув, он опустил меч. Он поклялся защищать жизни Обарскиров ценой своей собственной, пока еще мог дышать, и впервые с тех пор, как встал на стражу у королевского ложа, он начал надеяться, что доживет до следующего утра в Кормире.

Гордость изгнанной знати Кормира была на полпути через зал Ледяных Свечей, а Стальной Регент и маг короля повернулись им навстречу. Их красивые глаза сверкали гневом и чем-то еще. Рвением? И в этот момент гобелены на другой стороне комнаты вскипели, и кошмар черных щупалец вырвался наружу, змеясь вокруг принцессы.

Меч Алусейр был уже обнажен. Она развернулась со скоростью, которая заставила Маэрлина Блета сглотнуть, дважды рубанула, и дымящийся ихор брызнул на шкуры призрака рофа, сопровождаемый бьющимся отрубленным щупальцем.

Маэрлин развернулся и бросился на мага короля, на бегу встряхивая плащ, как раз вовремя поднеся его к лицу, когда Калэдней что-то прорычала, и мир взорвался шипящим ревом льда. Кормаэрил закричал от боли и упал навзничь, окутанный сверкающим инеем, Голдсорд упал беззвучно, а Дракохорн пошатнулся и замер с прикованным к одной точке взглядом, застывший и бледный. Маэрлин отшатнулся от обжигающего холода, выдохнув проклятие, и...

Слева от него раздался тошнотворный влажный треск, и принцесса всхлипнула. Это был звук, который Маэрлин никогда не ожидал услышать, и он не мог не обернуться и не посмотреть. Темная, колеблющаяся фигура, у которой было злорадное человеческое лицо, но больше ничего человеческого, наклонилась к Алусейр. Ее передняя часть была скоплением извивающихся щупалец. Одно из них, рассеченное, бесполезно хлестало по сторонам. В другом торчал меч регента, как булавка в шляпе благородной леди, и оно извивалось от боли. Остальные сжимались вокруг борющейся принцессы.

Боги! Конечно, это не мог быть фаэримм, так что же это было? Алусейр рычала, на ее лице было больше гнева, чем страха, но одна ее рука бесполезно болталась, сломанная где-то ниже локтя. Другая изо всех со всей возможной скоростью орудовала кинжалом, не давая смертоносным кольцам сомкнуться на своем горле, но дюжина змееподобных рук уже сжимала ее, и она прогибалась назад, как натянутый лук.

Маэрлин знал, что через мгновение он услышит, как позвоночник Алусейр издаст тот же звук, что и ее рука.

— Калэдней! — воскликнула принцесса. —Помоги! Помоги, если ты тоже не хочешь быть регентом!

Сжимающиеся щупальца били по ее груди, дыхания оставалось только для крика ярости и боли.

Боги, да, Калэдней! Он же должен был... Маэрлин развернулся обратно к магу короля, снова поднимая плащ, но Калэдней, чьи глаза были двумя темными огнями ярости, поднималась от поспешно открытого ящика с палочкой в руке, что-то крича. Луч пламени опалил комнату так быстро, что в воздухе послышался звук, словно рвали пергамент, и черная блестящая фигура взорвалась дождем крови и спутанных щупалец, отбросив Стального Регента через диван.

Позже будет время, чтобы заняться ей. Его задача оставалась ясной. Маэрлин с рычанием отбросил бесполезный плащ в сторону и выхватил свой клинок, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Илрин Мерендил с мягкой улыбкой на лице яростным ударом меча рассек руку Каладней, которой та тщетно пыталась защититься, и изящным уколом вонзил его прямо в живот мага короля. Тонкая, блестящая сталь вышла, сверкая, из ее спины.

Ее глаза расширились от изумления и агонии. Маэрлин Блет тоже улыбнулся, шагнул вперед в идеальном выпаде и проделал собственную дыру в податливой плоти. Его клинок прошел накрест над клинком Мерендила и вышел из бока ведьмы, прижав ее руку.

Калэдней пошатнулась и встретилась с ним взглядом, полным боли, печали и сожаления. Дрожащими губами, с которых текла кровь, она выдохнула:

— Трон.

Это слово, казалось, разнеслось по комнате, отдаваясь эхом, словно с огромного расстояния, и с ревом вернулось раскатом грома, который потряс зал Ледяных Свечей. В комнате был еще кто-то — человек, которого Маэрлин никогда раньше не видел. Он был высок и очень худ, носил одежду странного покроя и темного, но мерцающего оттенка, а его кожа была цвета дыма. Его глаза казались почти молочно-белыми, когда он взглянул на умирающую женщину, на Маэрлина и Мерендила. Почти лениво он поднял руку, и изумленному аристократу показалось, что к нему прильнули тени — тени, которых не должно было быть в этом свете. Мужчина улыбнулся холодной, неприятной улыбкой, и что-то ярко-синее и пузырящееся выскочило из его пустой ладони, омывая Кормаэрила, Мерендила и самого Маэрлина!

Младший сын дома Блет на мгновение ощутил сильный холод и жжение, которое яростно усиливалось, душа его, а когда мир медленно потемнел, он уставился на обнаженные кости своей руки с мечом, вообще ничего не ощущая.

«Сделано.»

Мысленный голос был спокойным, торжествующим и каким-то насмешливым, подумалось Калэдней сквозь алую хватку агонии, пока волшебник теней наблюдал, как она откинулась на спинку дивана с двумя мечами, пронзившими ее. Она попыталась протянуть ему руку, но он спокойно наблюдал за ее усилиями, улыбнулся своей жестокой улыбкой, махнул рукой и исчез, как будто его никогда и не было.

В отчаянии Калэдней позволила боли овладеть собой, дрожа на мечах, чьи острия не позволяли ей откинуться на роскошную обивку и отдохнуть. Так вот каково это — умереть...

Послышался шум, быстро приближающийся неровный бег, который закончился скользящим ударом по краю дивана. Выплевывая кровь, пока мир вокруг нее темнел, маг короля не чувствовала боли от этого столкновения, ничего, кроме бушующей стены агонии, которая давила, сокрушая ее.

Серебро вспыхнуло перед ее носом, и успокаивающий огонь пробежал по ее губам.

— Калэдней! — прошипел чей-то голос. Маг короля изо всех сил пыталась сосредоточиться, чтобы увидеть лицо принцессы. Алусейр плеснула в горло второе целебное зелье. Боги, но это было приятно! Затем поставила ногу в сапоге на грудь Калэдней и потянула.

Выходя, клинок потащил за собой мага короля, и если она думала, что раньше испытывала боль, то теперь ощущения вышли на новый уровень. Сталь зазвенела где-то далеко внизу: Алусейр, должно быть, просто отбросила клинок за плечо, без паузы наклонилась вперед и вытащила второй меч. Кто-то очень близко кричал в агонии — грубый и ужасный звук, и когда Калэдней корчилась и дрожала на диване, безудержно кусая губы и язык, она очень боялась, что это была она.

Перед ней снова возникло искаженное болью лицо принцессы.

— Держись, маг, — прорычала Алусейр, когда Калэдней отпрянула от света, шума и боли, дрейфуя вниз, в темноту. — Теперь ты одна из нас, — взревела принцесса, —и Кормир нуждается в тебе!Не смей умирать при мне! Мне так хотелось скитаться по свету и искать приключения, пока мой отец правит безмятежным царством все более богатых фермеров и аристократов, у которых столько драгоценных камней, что они бросают их горстями своим слугам... но почему-то я не удивляюсь, что у богов были другие идеи. Если завтра будет Кормир без Вангердагаста, ты мне нужна. Кормир нуждается в тебе! Будь ты проклята, Калэдней!

Сильные пальцы трясли Калэдней, как тряпичную куклу, но все это казалось таким далеким.

Алусейр отвернулась от тела Мага Короля и побежала через комнату, крича от боли, которая пронзала ее ноги, ребра и раздробленную руку с каждым шагом, пока она не достигла статуэтки, венчающей каминную полку —скульптурного изображения Пурпурного Дракона.

— Чтоб тебя разорвало, Вангердагаст, — всхлипнула она, хватая его с насеста и, морщась, пробираясь обратно в комнату, — лучше бы это была не одна из твоих хитрых лживых историй!

Дрожащими пальцами она сорвала одно из зачарованных колец с пальца на своей сломанной руке, под конец упав на колени и задыхаясь от боли, и воткнула его в одну из своих открытых ран, разрывая плоть, пока сочащаяся кровь снова не потекла ручьем.

Засунув статуэтку в сгиб здоровой руки, Стальная Принцесса протянула руку, чтобы удержать кольцо в ране, поднялась на ноги и как можно мягче опустилась на обмякшее тело Калэдней, иначе они рискуют вместе соскользнуть с этого проклятого дивана. Алусейр угрюмо сунула пурпурного дракона — одного из трех во всем Фаэруне, если Ванги сказал ей правду — в здоровую руку, неловко приподнялась, вцепившись сломанной рукой в умирающую подругу и кольцо, зажатое в ее собственной крови, и изо всех сил ударила статуэтку о спинку дивана. Потребовалось два сопровождаемых рыданиями удара, прежде чем эта штука сломалась. Со слезами Алусейр поднесла зазубренный осколок, все еще зажатый в руке, и вонзила его себе прямо в кольцо. За ним тянулся голубой огонь. Значит, старый волшебник не солгал, и это вполне могло случиться. Голубое пламя пронзило ее, как огонь и лед, охлаждая и успокаивая. Боль исчезла!

Алусейр вздрогнула, когда очищающая сила пронеслась через нее, и... и, боги, Калэдней! Быстро, пока он не угас!

Она снова наклонилась вперед и поцеловала первый участок кожи, который смогла найти — левую щеку Калэдней, под застывшим глазом — и напряглась, чтобы убедиться, что их контакт не закончится. С дразнящей медлительностью, почти лениво, исцеляющая магия выскользнула из нее, хлынула обратно, заструилась в мага короля и осталась там.

Тело под ней подпрыгнуло, содрогаясь и тихо постанывая, и пыталось подняться. Алусейр удерживала ее, цепляясь за резную спинку дивана, а Каладней рыдала, вздрагивала и задыхалась.

— Принцесса? Алусейр?

Стальной Регент улыбнулась и отпустила ее руку, начав медленное скольжение к полу.

Вся боль чудесным образом исчезла, и, ощущая лишь покалывание, Калэдней подняла голову, чтобы оглядеться заплывшими глазами. В тот момент в комнату вошел улыбающийся Гларастир Раулиган с поднятым обнаженным мечом, Ласпира, выглядывающая из-за одного его плеча, и Вангердагаст, пронзающий взглядом из-за другого. Позади них стояла королева Филфаэрил с младенцем-королем на руках и мудрецом Алафондаром рядом с ней. Казалось, между маленьким Азуном и благородным мудрецом шло невольное состязание, кто из них будет выглядеть наиболее ошеломленным и только что проснувшимся.

Раулиган покачал головой, убирая меч обратно в ножны, и пошел им на помощь. Он был еще в двух шагах, когда Стальная Принцесса упала на пол.

— Я знаю, — заметил он, протягивая ей руку, чтобы помочь подняться, — есть люди, которые, глядя на эту трогательную сцену, сделали бы совершенно неправильные выводы, но...

Алусейр одарила его спокойным взглядом и решительно сказала:

— Как хорошо для вас, сэр, что Вангердагаст, мой отец и Эльминстер все тщательно нашли время, чтобы по отдельности и в строжайшей тайне объяснить мне, кто вы. Это хранило вашу жизнь последние несколько месяцев, когда некоторые люди очень настойчиво желали вашей смерти.

Пока она говорила, голубое пламя исцеляющей магии закружилось между ее губ.

— Значит, я ошиблась, — слабо пробормотала Калэдней с дивана. — Боюсь, это не самая большая моя ошибка.

Она виновато посмотрела на Вангердагаста.

— Ты все еще уверен, что сделал правильный выбор? Я ничего не знала об этих дворянах и... и об этой щупальцевой твари.

Ее предшественник улыбнулся, покачал головой и сказал:

— Похоже, Кровь Малога теперь повсюду, и в Кормире всегда находятся благородные предатели и изгнанники, которые думают, что цареубийство вернет им их поместья и титулы одним ударом меча. Ты привыкнешь к ним.

Калэдней села и сказала почти умоляюще:

— Я подвела Корону! Я не…

Вангердагаст фыркнул.

— Нет, нет, девочка, не думай так легко отделаться от места мага короля!Теперь все ошибки — твои. Я не присматриваю за всеми вами, готовый появиться в облаке магического дыма, чтобы спасти ваши стройные задницы, когда вы споткнетесь.

Он медленно повернулся на каблуках, одарив всех присутствующих строгим взглядом, и добавил:

— Считайте, вам повезло, что я проезжал мимо. Кормир теперь ваш. С уходом Азуна мой долг был исполнен, и у меня осталось так мало времени, чтобы впихнуть в него все мои забытые задачи, капризы и незаконченные дела. Прощайте!

Под напрасный хор протестов он снова улыбнулся, игриво пошевелил пальцами перед королем-ребенком и исчез. Филфаэрил вздохом нарушила наступившее молчание, повернулась к Калэдней и спросила:

— Как это делают волшебники? Мне тоже всегда хотелось уметь просто раствориться в воздухе, обычно когда приближались особенно несносные дворяне. Это было бы очень удобно...

Не считалось вежливым прерывать королеву Кормира, но Калэдней внезапно зашлась в приступе хихиканья — веселья, которое породило смех у других. Сквозь нарастающий хор хохота маг короля лишь смутно расслышала мрачное замечание Гларастира Раулигана:

— В конце концов, у нее есть недостаток, у нашего придворного мага: она хихикает.

В комнате, где клубились тени, Тарен из Шейда стоял, наблюдая за происходящим в зале Ледяных Свечей сквозь сгусток следящей магии.

— Ну-ну, — сказал он, слабо улыбаясь. — Конечно, интересное место для правления. Пусть оно немного созреет, чтобы сначала снова стать сильным и процветающим. Ждать подходящего момента — это то, что я очень хорошо умею.

Он взял кольцо, которое до недавнего времени украшало руку Маэрлина Блета, со светящегося пьедестала на столе рядом с ним. Повернув его так, чтобы его наполовину пробужденные чары, магия, о которой юный глупец совершенно не подозревал, вспыхнули в потоке прорицательного заклинания, шадовар добавил с улыбкой:

— В отличие от цвета многих гордых благородных домов Кормира. Или последних Обарскиров и горстки их верных слуг, если уж на то пошло.